Другие грабли. Том 2

Глава 38

По телефону куратор заверял меня, что не хочет идти по дороге насилия, но я был бы последним идиотом в мире, если бы поверил ему на слово. В подобных вопросах нет такого понятия, как излишняя осторожность.

Квартира была засвечена, и оставаться в ней было небезопасно, поэтому я решил переночевать в машине,.предварительно отогнав ее в соседний двор. Ну, не совсем соседний, через квартал. К этому моменту я уже успел выпить пива и мне не следовало садиться за руль, но я решил, что небольшое нарушение правил — это фигня по сравнению с тем, что мне может грозить.

Конечно, сначала я все же прогулялся по предполагаемому маршруту пешком и убедился, что за ближайшим углом меня не поджидают гаишники.

Припарковав машину, я откинул водительское сиденье на максимум, выложил рядом с собой пистолет и постарался устроиться поудобнее. Если вы когда-нибудь пытались переночевать в «девятке», то понимаете, что дело это непростое. Места в ней маловато и руль не регулируется.

Но перебираться на пассажирское сиденье или назад я не стал. Если вдруг что, я должен буду хвататься за руль и рвать с места как можно быстрее. В подобных ситуациях лишние секунды могут стоить жизни.

С другой стороны, я зря жалуюсь. Тепло, комары не кусают, а то, что ноги нельзя вытянуть — так это вообще не проблема. Доводилось мне спать и в более неудобных позах и местах.

Утром я подгреб к подъезду, узрел стоявшего перед ним «кабана», открыл заднюю дверь и обнаружил обосновавшегося на диване Петруху.

— Что-то ты не с той стороны к машине подошел, — констатировал Петруха. — Спал под кустом в целях конспирации? Уважаю.

— Я думал, ты просто машину пришлешь, — сказал я.

— После твоего вчерашнего звонка решил сам заехать, — сказал он. — Значит, кураторы нарисовались?

— Фиг сотрешь, — сказал я.

— У тебя получится, я в тебя верю, — сказал Петруха.

Я закрыл дверь, машина выехала из двора, и никто не попытался засадить по нам из гранатомета. Пустячок, а приятно

— Получается, они тебе стрелу забили?

— Получается, так.

— И что думаешь делать?

— Думаю пойти, — сказал я.

— Ты же понимаешь, что это может быть засада?

— Не слишком ли она сложносочиненная?

— Пути хронопидоров неисповедимы, — сказал Петруха. — Может быть, им мало тебя просто убить. Может быть, им нужно убить тебя в конкретном месте и в конкретное время.

— Время и место я сам назначил.

— Может быть, это ты так думаешь. Может быть, они хотят, чтобы ты так думал.

— Теории заговора, это, конечно, хорошо, — сказал я. — Но перебарщивать с ними тоже не стоит.

— Лучше перебдеть, чем недобдеть.

— И тут я с тобой соглашусь, — согласился я. — Но, сам посуди, а какие у нас еще есть возможности на них выйти? А Красная площадь, как ни крути, все-таки режимный объект, снайпера на кремлевскую стену просто так не подсадишь, срисуют моментально.

— Не снайперами едиными, — сказал Петруха. — Вот ты, Чапай, сколько знаешь способов, чтобы человека убить?

— Много, — вздохнул я. — Но я все же считаю, что в большинстве случаев надо сначала пробовать договориться.

— Похвальное стремление, — одобрил он. — Часто получалось?

— Пару раз получалось,

— Пару раз — это из скольки?

— Не будем о грустном, — сказал я.

— Да тут веселого в принципе мало, — сказал он. — Куда ни кинь, везде грустное.

— Сказал человек, разъезжающий на «мерседесе».

— «Мерседес», конечно, тачка неплохая, — сказал он. — Немцы делают вещи. Но обладание «мерседесом» не отменяет общей бессмысленности существования.

— У тебя просто кризис среднего возраста, — сказал я, определив знакомые мотивы. — А все остальное уже сверху наложилось.

— Нет, тут сложнее, — сказал он. — Знаешь, Чапай, к своему возрасту я понял, что не все в жизни измеряется обладанием «мерседесами». Вот раньше у меня «мерседеса» не было, зато был смысл, и я понимал, ради чего я это все делаю. А теперь «мерседес» есть, а понимания нет. Ну, бабки, да. Приятно. Но зачем?

— Если ты думаешь, что я знаю единственно верный ответ…

— Ты не знаешь, я не знаю, никто не знает, — сказал Петруха. — Я, конечно, слышал про такую теорию, что каждый должен возделывать свой сад, окучивать свою грядку, и тогда в целом все у всех нормально будет. Но, во-первых, она мне не близка, потому что как-то мелко это все. А во-вторых, она ни хрена не работает.

— Может, и работает, — сказал я. — Просто мы критического количества грядок еще не достигли.

— А оно вообще достижимо?

— Это больше философский вопрос, чем практический, — сказал я.

Я уже слышал такие разговоры раньше, только от людей постарше Петрухи. Точнее, это в моем времени они были постарше Петрухи, а тут-то они его ровесники как раз.

Из-под страны выдернули целую идеологию, попытались всунуть на ее место новую, но она как-то не прижилась. По крайней мере, не в этом поколении.

Впрочем, наверное, в каждом поколении есть люди, которым «мерседеса» мало. Не в том смысле, что им нужен десяток «мерседесов» или «роллс-ройс», или десяток «роллс-ройсов», а в более широком. Люди, которые мечтают о чем-то большем.

Но тут уж ничего не поделаешь, се ля ви. Вот тебе «мерседес», утрись и катайся.

— Размяк я что-то, — сказал Петруха. — В этом бизнесе так нельзя. Волчье время, только покажи слабину, и тебя сразу же сожрут. Акела промахнулся, Акела промахнулся…

— Я никому не расскажу, — пообещал я.

— Да причем тут ты, — вздохнул он. — Мне сейчас надо жесткие деловые решения принимать, а я вместо этого с тобой раскатываю.

— Ну так и не раскатывал бы, — сказал я.

— А как тут не раскатывать? — вопросил он. — Дело-то важное, можно даже сказать, архиважное. Хроношторм, конечно, не завтра, я до него дожить вообще не планирую, так что лично мне профита никакого, но нельзя же одним только личным профитом все измерять. Хотя многие и пытаются…

Водитель обернулся и вежливо кашлянул, прерывая очередную сентенцию размякшего Петрухи.

— Простите, что вмешиваюсь, босс, — деликатно сказал он. — Но, кажется, нас пасут.

— Кто?

— Белый «лансер» уже минут двадцать на хвосте висит, — сказал водитель. — Держит три корпуса примерно, ближе не лезет, но и не отстает.

— Нездоровая фигня, — сказал Петруха. — Как думаешь, Чапай, это по мою душу или по твою?

— Наверное, по мою, — сказал я и снова почувствовал себя виноватым за то, что его во все это втягиваю.

— Не торопись с выводами, — сказал Петруха. — Номера подмосковные.

— А какие должны быть? С часами и радужным флагом?

— Почему с флагом? Причем тут вообще радужный флаг?

— Эту шутку ты поймешь немного позже, — сказал я.

— А, так это шутка была…

— Может, это «солнцевские», босс? — предположил водитель.

— Может, и «солнцевские», — согласился Петруха. — У меня с ними недавно терки были. А может, и еще кто-то.

— Ты скольким людям дорогу перешел? — спросил я.

— А я считаю? — Петруха плотоядно улыбнулся и вытащил из подмышечной кобуры здоровенную «беретту». — Кто такие вещи вообще считает?

От меланхоличного настроения, в котором он пребывал пару минут назад, не осталось и следа. Он снова стал тем Акелой, который не промахивается.

Вот что с людьми адреналин животворящий действует.

Но в целом тенденция печальная. Если человек чувствует себя по-настоящему живым только в такие моменты, то только такие моменты он в дальнейшем и будет искать, а такие поиски рано или поздно выходят боком.

Как показывает практика, скорее, рано.

Мы остановились перед светофором, белый «лансер» затормозил сзади, соблюдая все ту же неизменную дистанцию в три корпуса. Стекла в нем были затонированы в ноль, как говорится, «чисто чтобы солнце фильтровать», поэтому разглядеть, сколько человек сидят внутри, было невозможно.

Если это за мной, то, может быть, это просто слежка. Если же за Петрухой, то сильно вряд ли. Чего за ним следить, что он такого сделать-то может? Разве что постоянные маршруты пытаются устанавливать, но сегодняшняя поездка к регулярным явно не относится.

Мы так увлеклись разглядыванием белого «лансера», что чуть не проморгали большой черный джип, стоявший от нас слева. Ну, собственно говоря, джип и джип, «гранд чероки», кажется, и тоже затонированный вусмерть, но в девяностые это не редкость вот вообще ни разу. «Чероки» с прозрачными стеклами — это не по-пацански и вообще деньги на ветер.

Я бы тоже не обратил на него внимания, если бы стекла его пассажирских окон синхронно не поползли вниз. Существовали, конечно, шансы, что в машине отказал кондиционер, или, скажем, один из пассажиров испортил воздух и всем срочно понадобилось проветривание, но у меня волосы на загривке встали дыбом от предчувствия чего-то нехорошего, да и вообще Петруха был прав. Лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Газу! — крикнул я.

Водила поступил абсолютно правильно. Он не стал переспрашивать или интересоваться, зачем, а просто вдавил педаль в пол, одновременно выворачивая руль, чтобы не вытолкнуть стоявшего перед нами «жигуленка» на оживленный перекресток, а всего лишь подвинуть в сторону. Для трехтонной машины, оснащенной шестилитровым немецким мотором, это был ни разу не вызов. «Кабан» столкнул «жигуля» в сторону, даже особо его не помяв (впрочем, там все кувалдой прекрасно ремонтируется), а я увидел мелькнувший в окне джипа ствол «калаша».

Но стрелять ребятам пришлось сзади, да еще и по удаляющейся мишени, а не сбоку и по стоячей, как они планировали. Вдобавок, мы пригнулись, так что несколько пуль, высадивших заднее стекло и влетевших в салон, прошли мимо.

Но мы все-таки выкатились на оживленный перекресток. Каким-то чудом «кабан» избежал столкновения с «камазом», проскочил еще две полосы, а потом нам таки прилетело в левую часть кормы. Снаряд был не слишком увесистым, что-то легковое и гораздо легче «мерседеса», так что нас не закрутило, а просто слегка развернуло. Едва машина замерла на асфальте, как я вывалился в открытую дверь и открыл ответный огонь.

Нашему потоку все еще горел красный, так что на перекресток за нами «чероки» лезть не спешил. Я прицелился, всадил две пули в левую часть лобового стекла и увидел, как водитель упал грудью на руль. Что ж, если они хотят убраться с места преступления, им нужно будет, как минимум, вытащить его из кресла и пересесть.

Но Петруха решил, что ребятам будет полезнее прогуляться пешком и прострелил им передние колеса.

Между нами и ними проехал автобус, подарив им несколько секунд передышки. Когда автобус уехал, один стрелок был уже на улице, а второй только собирался туда вылезать. Петруха снял первого, единственным выстрелом угодив ему в голову. Я пострелял в сторону второго, но не особо целясь, больше для острастки.

Он снова спрятался в салоне.

Это было тупое решение, потому что машина без водителя и с простреленными передними колесами никуда не поедет, а даже если бы и поехала, то как он собирался управлять ею с заднего сиденья?

По совокупности все это намекало, что корни нынешней проблемы растут не с моей, а с Петрухиной стороны. Эти ребята действовали размашисто по-дилетантски, хронодиверсанты, при всех недостатках, все же действовали несколько более профессионально.

Движение на перекрестке остановилось. Перпендикулярные потоки разъехались, а ни наш, ни встречный не рисковали выезжать на простреливаемую территорию.

Наш водитель тоже выбрался из машины и профессиональным движением выдернул пистолет из кобуры.

Тоже, наверное, из бывших, оказавшихся своей стране не особо-то и нужными. Да скорее всего, так и есть, стал бы Петруха к себе каких-нибудь левых людей приближать?

— Прикройте! — распорядился Петруха.

Мы с водилой — кстати, надо будет хотя бы узнать, как его зовут — принялись постреливать по машине, не давая последнему нападавшему высунуться, а Петруха, как есть в своем малиновом пиджаке, на полусогнутых и пригнувшись, ринулся в ту сторону.

В считанные секунды он добрался до машины и присел за капотом, чтобы перевести дух. Мы нашпиговали «чероки» еще парой пуль, а потом Петруха дал отмашку, чтобы не попасть под дружеский огонь, рванул переднюю дверь на себя и двумя выстрелами завершил начатое.

Белый «лансер», пассажиры которого явно не собирались присоединяться к веселью, развернулся через две сплошные и рванул в обратном направлении.

Петруха вернулся к нам.

Движение на перекрестке потихоньку восстановилось, потоки снова начали двигаться, опасливо объезжая нашу машину. Петруха приветливо помахал рукой кому-то из водителей.

— Можешь расслабиться, Чапай, это не по твою душу, — сказал он. — Я одного из них узнал, это в натуре «солнцевские».

— Расслабишься тут с вами.

— Ну извини, надо было думать, в какое время возвращаешься, — сказал Петруха. — Кстати, о птичках. Сегодня, сам понимаешь, по нашей теме уже ничего не получится. Сейчас менты налетят, надо будет с ними процессуальные вопросы разруливать, и я думаю, что тебе тут своей криминальной мордой светить не стоит.

— Да я даже не в розыске, — возмутился я.

— Схорониться тебя надо, хотя бы до вечера, — сказал он. — Найдешь варианты или мне подсобить?

— По парку погуляю, если что, — сказал я. — Погода хорошая.

— Погода отличная, — сказал Петруха. Перестрелка словно заправила его новой дозой энергии, он визуально даже пару лет сбросил. — Набери мне часиков в шесть-семь, думаю, я к этому времени все вопросики с нашими доблестными органами правопорядка обкашляю. Не первый, чай, раз.

— И часто у тебя такое?

— Трудовые будни, обычная рабочая ситуация, — сказал Петруха, немного рисуясь. — Если ты позвонишь, а меня вдруг еще не будет, сам на встречу не суйся, хорошо?

— Угу, — сказал я.

— Но ты ведь все равно сунешься, да?

— Угу.

Личная встреча с куратором — это был шанс, который нельзя упускать. Потому что совершенно непонятно было, когда представится вторая такая возможность. И представится ли она вообще.

— Ладно, я думаю, что к этому времени уже освобожусь, — сказал Петруха. — Все, давай, начинай теряться.

— Ствол, — сказал я.

— Что ствол?

— Ствол свой забери, — сказал я, протягивая ему пистолет. — В джипе куча моих пуль, если я его с собой заберу, у тебя баллистика ни фига не сойдется.

— Точно, — сказал Петруха. — Возьми в багажнике другой. А этот я себе оставлю. Если спросят, скажу, что я по-македонски стрелял, с двух рук.

Свидетели заварушки видели, что нас было трое, но где они, эти свидетели? Как только стрельба стихла, все поспешили проехать мимо, и черта с два тут кого найдешь. А если и найдешь, то кто по своей воле захочет в это дело со своими показаниями лезть? Чем дальше от таких разборок держишься, тем дольше и спокойнее живешь.

Петруха открыл багажник, покопался в возимом с собой арсенале и выдал мне такой же ствол, какой у меня и был, чтобы я с калибром патронов не путался. Я тоже заглянул в этот багажник, немного удивился отсутствию гранатомета, зато отметил внутри наличие топора, лома и трех лопат.

Петруха был человеком основательным.

Где-то вдали уже послышался вой сирен.

— Все, теряйся, Чапай, — сказал Петруха, хлопнув меня по плечу. — До вечера.

— До вечера, — сказал я, спрятал пистолет под куртку и наконец-то убрался с этого злополучного перекрестка.

Теперь мне нужно было убить время до вечера. Но в первую очередь стоило добраться до своей машины, потому что Москва — город очень большой, и на своих двоих по нему не очень-то и походишь.

Жаль, что не удалось поговорить с экспертом Петрухи, кем бы он ни был, до встречи с куратором, но, как говорил мой старик-отец, ты далеко не всегда можешь выбирать расклады, поэтому часто приходится играть с теми картами, что у тебя есть.