Мавзолей, как водится, был закрыт на техобслуживание, и рядом с ним было немноголюдно, поэтому куратора я срисовал сразу.
Он на самом деле притащился на встречу с журналом «Работница», правда, с расстояния я не мог разглядеть, насколько свежим.
В остальном же куратор вырядился, как молодящийся американский шпион. На нем были джинсы, кроссовки и легкая джинсовая куртка, а на голову он нацепил бейсболку с надписью «сделает Америку снова великой!». Кроме того, он с какой-то целью намазал на себя сразу весь тюбик автозагара, а потому издалека был похож на бронзового идола или на индейца.
Вот только за спиной у него вместо казино возвышалась усыпальница вождя.
Я огляделся по сторонам в поисках засады.
Явной засады не было, а тайная, разумеется, могла быть где угодно. Вот эта группа иностранных туристов, вон та стайка молодежи, или отдельно прогуливающиеся индивидуумы… Фиг знает, кто они на самом деле. Может быть, именно те, кем кажутся на первый взгляд, а может быть, глубоко законспирированные хронодиверсанты.
До Петрухи мне дозвониться не удалось, хотя я и пытался сделать это трижды, с перерывами в полчаса. То ли у ментов была не та смена, но ли он переоценил мохнатость покровительствующей ему лапы наверху, то ли укатил в Солнцево, чтобы лично кинуть предъяву обидчикам. Хотя, последнее вряд ли.
Не думаю, что он бы про меня забыл.
В общем, я отправился на стрелку с куратором один и без прикрытия, как всегда.
Как говорит Петруха, трудовые будни, обычная рабочая ситуация.
Я подошел поближе и помахал ему рукой. Он в ответ помахал мне «Работницей».
На вид ему было лет пятьдесят пять-шестьдесят. Из-под бейсболки вылезали седые волосы, а под автозагаром проступали морщины.
Но рукопожатие наверняка крепкое, правда, у нас с ним до этого дело не дошло.
— Добрый вечер, я Василий, — сказал я.
— Добрый вечер, — согласился куратор. — Меня вы можете называть Иваном.
— Но это не настоящее ваше имя? — уточнил я.
— В нашей линии времени принята другая система имен, вам непривычная, — сказал он. — Мое имя там широко распространено, так же, как и Иван сейчас, так что замена вполне равноценная.
— И из какой же вы линии? — полюбопытствовал я.
— Из той единственной, которая пережила хроношторм, — сказал он.
Из основной, получается. Ветка ствола моего.
— Ну, так раз она уже пережила, чего же вы паритесь? Нафиг так напрягаться?
— Из-за ваших действий здесь все стало слишком шатко, — сказал он. — И с каждым лишним днем вашего здесь пребывания эта неопределенность усиливается. Вы раскачиваете лодку, Василий, и можете всех нас утопить.
— Почему именно я?
— Это долгий разговор, Василий. Давайте пройдемся, так мы будем привлекать меньше внимания.
— Это девяностые, тут все настолько озабочены собственным выживанием, что никому ни до кого нет дела, — сказал я.
— И все же, — он неспешно двинулся от Мавзолея.
Я пошел за ним, не забывая крутить головой, и это не осталось незамеченным.
— Пытаетесь понять, насколько тут все изменилось за четыре года? — спросил он.
Он говорил с легким акцентом, я не мог понять, с каким именно. Может быть, и правильно, что он вырядился, как иностранец, меньше вопросов к произношению, если вдруг что.
— Пытаюсь вычислить вашу группу прикрытия, — сказал я.
— Боюсь, ваши усилия ни к чему не приведут, — сказал он и распахнул полы куртки, продемонстрировав, что никаких интересных штучек он с собой не захватил. По крайней мере, габаритных. — Я пришел сюда один и без оружия, как и намеревался. Я же обещал, что вам ничего не будет угрожать.
— Может быть, вы рассчитывали, что я вообще не смогу прийти, — сказал я. — Конечно, вы сейчас скажете, что сегодняшнее покушение было простым совпадением, но, я думаю, с пониманием отнесетесь к тому, что я вам не поверю.
— Тем не менее, мы здесь совершенно ни при чем, — сказал он. — Ваш друг занимается очень рискованным бизнесом, и такие ситуации в его жизни возникают довольно часто, вне зависимости от того, присутствуете вы при них или нет.
— А если бы вы были при делах, вы бы мне сказали?
— Если бы я был, как вы выражаетесь, при делах, зачем бы я сюда пришел? По этой логике, я бы сейчас очередную попытку покушения разрабатывал.
— Может быть, это она и есть, — сказал я.
— Вы принесли с собой оружие, я — нет, — сказал он. — Кто тут кому может угрожать?
— Это вообще не аргумент, учитывая, кто за вами стоит, — заметил я.
— Вопросы доверия всегда одни из самых сложных, — сказал Иван. — И простых ответов на них не существует.
— Значит, вы понимаете, о чем я.
— Понимаю, — сказал он. — И постараюсь вас убедить своей максимальной открытостью.
Если кто-то говорит вам, что он максимально открыт и предельно искренен, значит, сейчас он начнет ездить вам по ушам. Честным людям нет нужды на каждом углу кричать о том, что они честные. Этим обычно занимаются мошенники всех сортов и мастей.
Но грех было не воспользоваться этим аттракционом невиданной щедрости.
— Тогда максимально открыто расскажите мне, почему вы кинули отдел Ха, — сказал я.
— Разве вам Петр ничего не говорил?
— Давайте представим, что не говорил.
— Что ж, ответ прост, — сказал Иван. — Мы мирились с тем, что они зачастую ставили интересы государства выше интересов человечества, в конце концов, это вполне объяснимо царящей здесь идеологией. Но потом на первый план стали выходить вовсе и личные интересы, в жертву которым приносилась историческая целесообразность, и закрывать на это глаза у нас уже никакой возможности не было.
— А вы, значит, о благе всего человечества печетесь?
— Не о благе, — поправил он меня. — А о самом факте его существования.
Если бы до этого момента я был расслаблен, то сейчас бы точно напрягся. Чуваки, оперирующие такими лозунгами, ради достижения своих целей должны быть готовы абсолютно на все, вплоть до геноцида отдельных народностей.
— Каждый раз, когда я слышу такие слова, моя рука сама тянется к пистолету, — заметил я.
— Звучит высокопарно, но это на самом деле так, — сказал он. — Мы должны защитить наше будущее.
Главная проблема всей этой темпоральной хренотени заключается в том, что будущих много, и у нас с этими чуваками может быть разное будущее, значит, и защищать его надо по-разному. Ведь на какую бы временную линию нас не занесло в качестве основной, человечество-то продолжит существование.
В целом.
Просто это будет не его человечество.
— А я, получается, вам мешаю?
— Откровенно говоря, да, — сказал он. — И очень сильно мешаете.
— Почему?
— Вы — дестабилизирующий элемент, — сказал он. — Ваши действия не просчитываются, каждое принятое вами решение плодит вероятностные линии количество которых возрастает в геометрической прогрессии, что увеличивает риски для нас.
— Так уж и каждым?
— Почти каждым, — сказал он. — Некоторые изменения, на первый взгляд, незначительны, но их количество… Знаете, как возникают лавины? От одного небольшого снежка, а иногда даже просто от громкого звука. Вы знаете, например, что сегодня ваш друг Петр должен был погибнуть? И этого не случилось только потому, что вы были рядом?
И вот поди разбери, врет он или нет, проверить-то его утверждение невозможно. Мой вклад в сегодняшнюю перестрелку был не так уж велик, я первым заметил джип, снял водителя, потом прикрывал Петруху, который основную часть работы сделал сам. Что изменилось бы, если бы меня там не было? Ну, заметили бы они стрелков на пару секунд позже, ну, не смогли бы обеспечить такую же плотность огня, казалось бы, это фигня, Петруха же не первое такое покушение переживает.
А с другой стороны, может быть, именно той пары секунд им и не хватило бы. В таких делах все решают мгновения, скорость реакции и немного удачи.
Как бы там ни было, хорошо, что я сегодня был рядом с ним.
— Не верите? — спросил куратор.
— Допустим, верю, — сказал я. — Допустим, я на самом деле агент хаоса и дестабилизирующий элемент. Но почему именно я?
— Вы, наверное, удивитесь, но мы тоже задаем себе этот вопрос, — сказал он. — Сначала мы даже не поняли, что это вы, пока вал изменений не начал нарастать и после очередной волны нам было жизненно важно найти причину. Тогда, проанализировав огромные массивы данных, мы вас и вычислили. Вы ведь тоже не местный, не так ли? В смысле, не из этого времени?
— Нет, — сказал я. — Я из две тысячи девятнадцатого. Но ведь я не один такой. Чем ближе к хроношторму, тем больше вероятность, что сюда забросит кого-то еще.
— Но при этом только вы делаете будущее непредсказуемым.
— То есть, таким, каким оно и должно быть для людей, живущих здесь и сейчас, — сказал я.
— Ваш феномен в том, что вы делаете его непредсказуемым и для нас тоже, — сказал Иван. — Может быть, сегодняшнее спасение Петра ни на что и не повлияет, в конце концов, наша линия времени достаточно устойчива и смогла пережить даже спровоцированную вами гибель Шубина. Хотя и не могу сказать, что она нас не пошатнула.
— Но вы таки устояли, — констатировал я. Может быть, они вообще излишне напрягаются?
— Устояли, хотя все висело на волоске, — сказал он. — К счастью, логика решений, приведшая к нашему варианту, оказалась продиктована внешними факторами и ключевое событие все таки произошло, хотя решение принимал и другой человек.
— Что за ключевое событие?
— То, которое сделало нашу линию главной, — сказал он, не говоря ничего конкретного.
К этому времени мы уже вышли с Красной площади и свернули на Никольскую улицу. Я разглядел призывно открытую дверь бара и табличку, обещающую два пива по цене одного.
— Давайте зайдем, — предложил я Ивану. — Выпьем за максимальную открытость.
— Понимаю ваш сарказм, — сказал он. — Но, уверяю вас, вы все узнаете в свое время.
— Если я доживу до этого времени, как я узнаю, что именно это является ключевым событием? — поинтересовался я.
— Вы поймете.
Мы зашли в бар, заказали две кружки пива и бармен отправился цедить их из бочки с фирменным логотипом.
— Угощаете вы, — сказал я куратору.
— Разумеется, — сказал он. — Хотите проверить мою платежеспособность?
— Просто кошелек с мелочь дома забыл, — на самом деле я уже не верил, что мы до чего-то путного договоримся, так хоть пива на халяву попью. С паршивой овцы, как говорится…
Бармен принес наше пиво и Иван расплатился. Пены в кружке была едва ли не четверть от общей высоты, но придираться и требовать долива я не стал.
Тяжелые времена, все выживали, как могли.
Заприметив удаленный столик у стены, я сел спиной к этой самой стене и лицом к двери. Играть в эту игру с кураторами было сложно: бар выбрал я, но этот мой выбор уже давно может быть известен его коллегам, так что от засады это не убережет.
От засады ничего не убережет.
От безысходности я сел играть в карты с шулерами и выйти из-за стола уже не могу. Пока мне везет, но на одном везении далеко не уедешь, и я не сомневался, что в конечном итоге они обдерут меня, как липку. По крайней мере, если все будет идти так, как идет, и я не придумаю какого-нибудь оригинального решения, вроде хода конем по голове.
Но пока в голову ничего, кроме банального рукоприкладства не лезло, а кулаками тут точно ничего не решишь.
— Я так понимаю, что вы недавно посетили некое вероятное будущее, и ваше четырехлетнее отсутствие связано именно с этим. — сказал куратор. — И вы настолько неординарны, что сумели вернуться оттуда живым. Что это была за линия?
— Линия, как линия, — сказал я. — По правде говоря, я ничего не успел там толком рассмотреть, прежде чем она схлопнулась.
— Вы видели хроношторм? — заинтересовался куратор. — И как он выглядит?
— Внушительно.
— Значит, вы понимаете, что мы разговариваем отнюдь не об абстракциях, и угроза вполне реальна?
— Я только не понимаю, почему источником этой угрозы являюсь я.
— Поверьте, мы и сами хотели бы в этом разобраться, — сказал он. — Но сейчас просто примите это, как факт.
— Когда мы беседовали по телефону, вы говорили, что у вас есть выход из этой… ситуации, — сказал я. — То есть, так-то он у всех есть, но вы, вроде как, утверждаете, что можете обойтись без насилия.
— Разумеется, можем, — сказал Иван. — Для этого нам требуется только ваше согласие.
— Мое согласие на что?
— Вариант, на самом деле, здесь только один, — сказал он. — Для всеобщего спокойствия и благополучия требуется устранить вас из этого временного отрезка.
— Многие пытались, — сказал я.
— Мы пробовать не собираемся, — сказал он. — Вы уже доказали, что очень устойчивы к такого рода вызовам.
— Тогда в чем же ваш путь?
— «Устранить» не тождественно «уничтожить», — сказал он. — Мы предлагаем вас просто изъять.
— Куда?
— В наше время, разумеется.
Смелые, однако люди, и сильные духом. Не боятся, что я и там им все испорчу.
Или они справедливо считают, что в своем времени справиться со мной будет легче. Сначала изъять, а потом уже уничтожить.
Хороший план, мистер Фикс.
— И что у вас там за время?
— Обычное, — сказал он. — Люди живут, занимаются своими делами, как и везде. Уверен, что вы с вашими талантами будете весьма востребованы и займете достойное место в нашем обществе.
— Место лабораторной крысы?
— Ваш феномен важен здесь, в прошлом. В настоящем, полагаю, его влияние будет минимально.
— Если не считать того, что ваше настоящее для кого-то тоже является прошлым, — сказал я. — И они не явятся по мою душу.
— Это весьма маловероятно, — сказал он. — В нашем времени наличие провальней не зафиксировано.
Допустим, нашествие провальней связано с хроноштормом, который они в своем времени уже пережили, поэтому спонтанно, как я, в их эпоху никто не проваливается. Но машину времени-то, уже существующую в этой линии, они куда дели?
Или их потомки решили, что все вообще норм и не собираются ничего менять?
— Понимаю, что не могу настаивать на ознакомительной экскурсии, — сказал я. — Но вы бы хоть открыток каких-нибудь показали? На основании чего я должен принимать такое судьбоносное решение?
— На основании того, что этим вы спасете многие жизни? — вопросил он. — На основании того, что это прекратит охоту, развернувшуюся на вас здесь, и вы перестанете жить в шкуре загнанного зверя? Разве этого недостаточно? Чего вы опасаетесь, Василий? Я же не застрелиться вам предлагаю.
— И на том спасибо.
— Простите, но я не понимаю ваших терзаний, — сказал он. — Вы провели здесь не так много времени, чтобы к кому-то привязаться. На вас охотятся, вас постоянно пытаются убить. Разве для вас может быть время хуже, чем сейчас?
Звучало вот это вот все довольно логично, если бы не подозрения, что они попытаются ликвиднуть меня уже в своем времени. Ну, просто чтобы под ногами не путался.
Допустим, просто допустим хотя бы на мгновение, что кураторы играют честно и не собираются меня убивать? Что я теряю при этом раскладе? Еще раз придется начинать все с нуля, на этот раз в совершенно незнакомом мне обществе… Это неудобно, но не смертельно, в отличие от нахождения здесь.
А какие еще минусы?
В баре было душновато, и куратор вспотел. Машинально он вытер лоб рукой, и вместе с потом поплыл и его обильный автозагар, под которым проступили какие-то линии.
— Опа-опа, — сказал я.
— Простите? — не понял он.
До него так и не дошло, что происходит, пока я не взял салфетку, перегнулся через стол и потянулся к его лбу. Он попытался отшатнуться в последний момент, но не тут-то было. Встав со стула, одной рукой я схватил его за затылок, а другой, и мне для этого потребовалось всего несколько движений — стер автозагар с его физиономии.
Значит, не показалось.
На лбу куратора Ивана (у нас другая система имен, но вы называйте меня так) был вытатуирован знак радиационной опасности.
Такой же, как у ребят с бластерами и в серебристых комбинезонах, которые ну прямо совершенно не пытались меня убить всего пару дней назад.