Другие грабли. Том 2

Глава 47

— Ты сам-то в это веришь? — спросила она, слегка изогнув бровь.

— Нужно быть оптимистом, — сказал я. — Нужно верить, что в конечном итоге все закончится хорошо.

— Но не стоит питать ложных надежд, — сказала она. — Все плохо, и похоже, что станет еще хуже.

— Значит, ты все-таки мне веришь?

— Я предпочла бы записать тебя в сумасшедшие, но Гриша не подтвердил эту версию, — сказала она.

— Как вы вообще с ним познакомились? — поинтересовался я.

— Его жена работает в нашей школе.

— Материалистический рационализм преподает?

— Материалистический рационализм в школах не преподают, — сказала она. — И тебе об этом прекрасно известно. Или должно быть прекрасно известно, если ты тот же самый Василий, что и четыре года назад. Физику она ведет, и классное руководство.

— Тоже неплохо, — согласился я. — А когда она с работы-то придет?

— Нескоро, — сказала Ирина. — Она вечерами в кафе подрабатывает. Времена сейчас сам знаешь, какие. На одну учительскую зарплату не прожить.

— А ты?

— А что я? Я по выходным на рынке торгую, знакомую подменяю, — сказала Ирина.

Я почувствовал себя виноватым, хотя, вроде бы, моей личной вины тут и не было. Наверное, если бы все это время я был здесь… Черт его знает, что было бы.

И потом, когда я прыгал в портал, я же не знал, что вернусь только через четыре года.

— А как ты сегодня оказалась рядом с тем пустырем в столь подходящее время? — спросил я.

— Подозреваешь, что я тоже хронодиверсант? — спросила она.

— В моем положении ничего нельзя исключать, — честно сказал я. Я уже говорил, что честность — лучшая политика? Впрочем, мне часто доводится разные глупости говорить.

— Случайно я там оказалась, — сказала Ирина. — Ходила по квартирам учеников профилактические беседы с родителями проводить. Или с тем, кого застану, потому что родители, как правило, в это время на работе, а вечером по нашему милому городку в одиночку ходить небезопасно. Увидела твою машину, подумала, что ты где-то рядом, решила дождаться чтобы еще раз поговорить. Наверное, прошлый раз я была с тобой слишком резка. Особенно если все, что ты рассказал, происходило на самом деле.

— Так оно и происходило, — сказал я.

Там еще много чего происходило, о чем я не рассказал, но о свернутой шее куратора, например, ей лучше не знать. Крепче спать будет.

— Понятно, — сказала она. — И значит ты — тот самый рыцарь в сияющих доспехах, воин без страха и упрека, стоящий на страже нашего будущего?

— Да, вы обречены, — согласился я. — Потому что доспехов у меня нет, даже тех, которые не сияют.

— Вот это больше похоже на того Василия, которого я знала четыре года назад, — сказала она.

— Но я в этом деле не один, — сказал я, стремясь хоть в чем-то ее обнадежить. — У меня есть соратники. Бывшие офицеры, ученые… Вместе мы наверняка что-нибудь придумаем.

— А вы не боитесь сделать еще хуже? — поинтересовалась она.

— Хуже, чем ядерная война?

— И то верно, — она вздохнула. — Я смотрю, ты по мелочам не размениваешься, Василий. Если преподавать, то физкультуру, если спасать, то все человечество, да?

— Таков уж я.

— Но я так понимаю, что в школу ты не вернешься?

— Надежда Анатольевна ясно дала понять, что она будет против такого варианта, — ухмыльнулся я. — Да и потом, помнишь про мою мишень на спине? Думаю, в ближайшее время мне противопоказана работа с людьми.

Да и отсюда было бы неплохо уже свалить. Не хотелось бы подвергать Ирину и отца Григория лишней опасности. Конечно, лучше бы я об этом подумал, когда Ирину за руль посадил, но тогда у меня и выбора-то особого не было.

И с одной стороны мне было здорово от того, что Ирина сидит рядом, а с другой я тут же начал за нее нервничать.

— Как они тебя находят? — вот это я понимаю, вопрос по существу.

— Здесь работает несколько команд, и у них могут быть свои методы, — сказал я. — Полагаю, они ориентируются на следы, которые остаются во времени. Допустим, сегодня отец Григорий вытащил из меня пулю, завтра он напишет об этом в своих мемуарах, а послезавтра они эти мемуары прочитают и вычислят точную дату.

Но на пустыре, где состоялся мой последний контакт с хронодиверсантами, я ни с кем не контактировал, и даже если бы меня заметил какой-нибудь случайный прохожий, вряд ли он стал бы записывать это в своем дневнике так подробно, чтобы потомки смогли бы меня вычислить.

Значит, существует какой-то еще способ.

— Не думаю, что Гриша начнет писать мемуары, — сказала Ирина.

— На старости лет люди чем только ни начинают заниматься, — сказал я. — Даже тем, в чем бы их никто из знакомых не заподозрил.

— И кстати, о пуле, — сказала Ирина и посмотрела на пол. — А где она?

Я приподнялся на локте и тоже посмотрел вниз. Пули не было. Капли моей крови на деревянном полу были, а пули — нет.

— Полагаю, она отправилась в свое время, — сказал я. Не могла сделать это на час раньше, тогда бы отцу Григорию не пришлось внутри меня железными щипцами ковыряться… Хотя, он бы все равно ковырялся, может быть, даже дольше, пытаясь убедиться, что никакого чужеродного металла в моем организме не присутствует. Любой бы на его месте пытался — выходного отверстия-то нет.

— Или закатилась в щель между досками.

— Ты все-таки сомневаешься?

— Или ищу более рациональное объяснение просто по привычке, — сказала она.

— Моя версия вполне рациональна, — сказал я.

— Но если все вещи и люди возвращаются в то время, которому они принадлежат, почему ты еще здесь?

— Хороший вопрос, — сказал я. — И ответа у меня нет. Кто-то считает, это происходит потому, что в своем времени я умер.

— Но ты с этим не согласен?

— Я исхожу из допущения, что если бы я умер, я бы это запомнил.

— Но ведь это же абсолютно не факт, — сказала она. — Возможно, это защитная реакция твоего организма, человек ведь не должен помнить свою собственную смерть.

— Так-то человек и во времени проваливаться не должен, — сказал я. — Так что привычные нам законы природы тут не работают.

— А ты не думаешь, что это произошло не просто так? — спросила она. — Может быть, это не случайность, что именно ты попал именно в этот момент времени?

Дом священника — самое подходящее место, чтобы вести разговоры о присутствии в нашей жизни высшей силы, по замыслу которой я здесь оказался, но мне эта теория показалась весьма сомнительной.

— Мы сейчас говорим о Боге? — уточнил я.

— Необязательно. Возможно, мы сейчас говорим о непреодолимой силе мироздания, которая привела тебя сюда, в место и время, где ты и должен был быть, чтобы все исправить.

— Это оптимистичная версия, но я сходу могу назвать несколько ее недостатков, — сказал я. — Во-первых, если мироздание действительно рассчитывало, что я могу что-то исправить, ему бы следовало оставить для меня более подробные инструкции. А во-вторых, строго говоря, оно перенесло меня в восемьдесят девятый, и не имеет никакого отношения к тому, что я оказался здесь, в девяносто третьем.

То, что я оказался здесь, в девяносто третьем, это исключительно мой косяк, и если у мироздания действительно были на меня какие-то планы, то шансы на их воплощение были упущены четыре года назад.

— Может быть, мироздание работает тоньше, чем ты думаешь, и вносит коррективы в свой первоначальный замысел, — сказала она.

— Ну, это уже больше похоже не на слепую стихийную силу, а на промысел того большого парня на облаке, — возразил я. — А я, помимо всего прочего, не похож на чувака, которого ему стоило бы выбирать в свои паладины.

— Возможно, какие времена, такие и паладины, — ее губы тронула легкая улыбка.

— Это очень удобная позиция, которая позволяет свалить ответственность на кого-то еще, — сказал я. — Особенно удобно, если этот кто-то еще — неперсонифицированная стихийная сила природы или что-то вроде того.

— Это вовсе не отменяет личной ответственности, — сказала Ирина. — Скажем, тебе дали микроскоп, но только тебе решать, будешь ли ты исследовать микромир в поисках лекарства от рака или забивать им гвозди. Кстати, в твоей версии будущего нашли лекарство от рака?

— Нет, — сказал я. — Зато, говорят, там появилось много других болезней.

— Так твой вариант тоже не очень хорош?

— Я думаю, что он не оптимальный, — сказал я. И не факт, что ядерной войны не случилось и там, я ведь даже до обещанной пандемии оттуда свалил. — Поэтому я предпочел бы выбрать что-то еще. Ну, если бы знал, как вообще выбирать и на что может повлиять то или иное решение.

— Слишком сложная задача для одного человека, — сказала Ирина.

— С другой стороны, кому интересны простые задачи? — вопросил я. — Как бы там ни было, что бы там меня ни вело, силы мироздания, воля богов или чистая случайность, я считаю, что шансы на изменения есть всегда, а значит, не стоит терять оптимизма.

— Но готовиться надо все равно к худшему.

— Это уж как водится, — сказал я. — Поэтому мне и надо уйти отсюда. Я не хочу подвергать вас опасности.

— Вроде бы все спокойно.

— Это всегда происходит внезапно, — сказал я. — И тот факт, что до сих пор этого не случилось, отнюдь не свидетельствует о том, что этого не случиться через пару минут. Или секунд. Или часов. Все слишком неопределенно.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво сказала она.

— Конечно же, я прав, — сказал я. — Поэтому мне нужны мои штаны.

— Грязные и окровавленные?

— Может быть, они грязные и окровавленные, — сказал я. — Но это мои штаны. И других штанов у меня нет.

Она сходила в другую комнату и вернулась, неся мои джинсы. Она держала их двумя пальцами за пояс, который был относительно чистым, и на ее лице было такое выражение, словно она принесла вещь из чумного барака.

— Ты уверен? Может быть, попросить запасные штаны у Гриши?

— А что, у него много запасных штанов? — спросил я. Девяностые же на дворе. Или он отдаст свои последние, потому что под рясой все равно не видно?

— Могу спросить.

— Не надо, — преодолев небольшую слабость, я сел на кровати, забрал у нее джинсы и натянул на себя. Сойдет до тех пор, пока я не найду что-нибудь… не, даже не получше, а хотя бы почище.

Куртка обнаружилась на вешалке, все содержимое по-прежнему было в карманах, включая и пистолет. Я натянул кроссовки, и тут на меня накатила очередная волна слабости, и мне даже пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.

— Хм, — сказала Ирина. — Знаешь, а я ведь на какой-то момент начала думать, что ты не человек, а киборг, присланный из будущего.

— И вместо сердца — пламенный мотор, — сказал я. — С чего такие выводы?

— Я, конечно, не так много знаю об огнестрельных ранениях, но, по идее, следующие несколько дней тебе положено лежать без сил, — сказала она.

— Разве ж это ранение. Это царапина.

— Ну-ну, — сказала она и протянула мне руку. — Пойдем.

— Э… в смысле?

— Ты думаешь, я пущу тебя за руль в таком состоянии? — спросила она. — А если ты врежешься не в дерево или столб, а в другую машину? Или пешехода собьешь? Я не готова рисковать чужими жизнями, знаешь ли.

— Весь смысл этого плана в том, чтобы вывести людей из-под удара, — сказал я. — Гришу, его жену, тебя…

— По поводу Гриши и его жены у меня возражений нет, — сказала Ирина. — Но, как я уже говорила, это слишком сложная задача для одного человека.

Я покачал головой.

— Я не смогу нормально драться, постоянно оглядываясь на тебя.

— Когда начнется драка, я отойду в сторону.

— Это так не работает.

— Тогда иди пешком, — сказала она и махнула рукой. — Город в той стороне.

Тут ко мне в полной мере вернулась вся моя подозрительность.

С одной стороны, мне очень льстило ее желание отправиться со мной, потому что оно показывало, что я ей все-таки не безразличен. Но с другой…

А что, если дело совсем не в том, что я ей не безразличен? Если она все-таки из этих, из хронодиверсантов, возможно, из какой-то новой команды, о которой я еще не знаю, и пытается сделать так, чтобы я танцевал под их дудку? Что, если все это было подстроено с самого начала?

Если местные смогли подселить в один подъезд со мной майора Савельева из отдела Х, и выдать его за обычного соседа, то что мешало еще одной группе злонамеренных потомков внедрить Ирину в школу в далеком восемьдесят девятом году? И ее первая реакция на встречу со мной в девяносто третьем была вызвана отсутствием инструкций на случай моего возвращения, а теперь, после того как она эти инструкции получила…

Паранойя, скажете вы, но даже если вы параноик, это еще не значит, что агенты мирового правительства не пытаются облучать вас микроволнами через стену.

И в таком случае мне следовало бы согласиться на ее компанию просто для того, чтобы за ней присматривать. Как говорится, держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Но если она — обычный человек, тем самым я подвергну ее неоправданному риску. И если она обычный человек, и с ней из-за меня что-то случится, я никогда себе этого не прощу.

Впрочем, с ней в любом случае может что-то случиться из-за меня. Как только хронодиверсанты прознают о том, что она мне небезразлична, это сделает ее, как минимум, ценным заложником, и нарисует на ее спине такую же мишень, как у меня. А они узнают, если до сих пор не узнали…

Я не смогу ее защитить, если меня не будет рядом.

Вот же фигня. При любом раскладе получается, что мне нужно пустить ее за руль, делая ситуацию еще более сложной. И ведь это я сам себе все усложнил…

— Ты так напряженно думаешь, что я буквально вижу, как у тебя шарики за ролики заскакивают, — сказала Ирина.

— Это потому, что у меня потрясающие запасы ума, — сказал я. — И чтобы им раскинуть, мне требуется больше времени, чем обычному человеку.

— И что ты надумал?

— Поехали.

Она подставила мне плечо, и мы вышли во двор, где обнаружили весьма удивленного отца Григория.

— Я разве не говорил про постельный режим?

— Нам действительно пора, Гриш, — мягко сказала Ирина, беря дипломатическую миссию на себя. — Да и Галина скоро вернется, и вряд ли будет рада, что мы превратили ваш дом в полевой госпиталь.

— Галина — женщина умная и все правильно поймет, — сказал Гриша. — А вот ты точно понимаешь, во что ты ввязываешься, Ирин?

— Нет, — сказала она.

— Если его рассказ правдив, то…

— То он бьется за наше будущее, — сказала Ирина, и ее рука чуть сильнее сжала мой локоть. — И он не должен делать этого в одиночку.

— Тогда давай я с ним пойду, — сказал Гриша. — У меня хотя бы боевой опыт есть.

Мысленно я ему за это предложение даже поаплодировал. Не каждый человек способен на такое. Променять налаженный быт и любимую женщину на смертельный риск в компании человека, которого он до этого дня даже не встречал ни разу.

Или он действительно поверил, что над общим будущим человечества нависла смертельная ядерная угроза, или…

Может, и не такой уж налаженный у него быт подсказала моя худшая половина. Может, и женщина не такая уж любимая. Может быть, он рад любому предлогу, чтобы снова окунуться в ту атмосферу опасности, которую он до сих пор не может забыть.

Некоторые люди даже оказавшись дома так и не возвращаются с войны.

Искренне надеюсь, что у отца Григория не тот случай.

— А еще у тебя есть жена, — напомнила Ирина. — И, поверь мне, существуют вещи, которые даже самая умная женщина правильно не поймет. Поэтому иди домой, помой пол, сожги все окровавленные тряпки и жди супругу с работы.

Отец Григорий покачал головой.

— Я не должен этого допускать, — сказал он. — Да и ты, Чапай, не должен этого допускать.

Если отбросить в сторону все мои предыдущие рассуждения, то отец Григорий был прав. Я не должен был этого допускать, я обязан контролировать ситуацию и не допускать гражданских в зону военных действий.

Но если посмотреть на ситуацию под другим углом, то они уже все в зоне военных действий, и…

— Может быть, — я пожал плечами. — Но у нее ключи от моей машины.