Друзья зимние, друзья летние

МОРОЖЕНОЕ

Мороженое продавал на станции хмурый дяденька. Он был в белом фартуке и стоял возле блестящего сооружения, похожего на алюминиевую походную кухню средних размеров, или же на поставленные на колеса огромные баки для кипячения белья. Из этих баков он доставал ложкой необыкновенно вкусное мороженое, укладывал в аккуратные круглые коробочки, наподдавал этакий алюминиевый шпенек, и мороженое выскакивало наружу, засунутое между двумя круглыми вафлями, ровное, как куличик из песка. Мороженое было белое (сливочное и пломбир), желтоватое (крем-брюле) и розовое с ягодками — земляничное.

Мы стояли на пыльной площадке и смотрели, как продается мороженое. На станции было очень интересно. Даже небо там было другое, его не загораживали деревья, как в нашем саду. Под ногами была не сочная зеленая травка, а пыльная площадь, и воздух был пыльный, и небо было пыльного цвета. А еще была длиннейшая пыльная деревянная платформа, по которой Светлана нам не разрешала бегать, потому что у платформы останавливались электрички.

Мороженое было по шесть копеек или по девять. Было еще по восемнадцать, но мы очень редко видели, как его покупают. Обычно кто-нибудь подкатывает на велосипеде и спрашивает маленькую порцию. Большая красная рука в белом рукаве берет монетки. Хмурый дяденька держит самую маленькую коробочку, наподдает снизу шпенек, и вот в руках у счастливого человека чудо — сияющее белое или розовое кольцо в двух вафлях. Мы даже не завидовали счастливцу, мы радовались за него.

Мы уже знали, что маленькие порции кладут только в клетчатые вафли, средние — в клетчатые и в вафли с именами. Большие покупали так редко. Конечно, они должны быть с именами, как же без этого. А еще что? Наверное, отчество.

Мы стояли и радовались, когда кто-нибудь покупал среднюю порцию и на круглой вафле попадалось имя кого-нибудь из нас (это была неслыханная удача!) или хотя бы имя какого-нибудь нашего знакомого. Продавец никогда не менял вафли. Например, покупателя звали Алик, а на вафле написано «Катя», но хмурый дяденька даже на «Петю» не согласится менять.

Подходили старшие ребята (они перешли во второй или в третий класс), доставали все свои деньги и покупали мороженое. Малышам тоже хотелось лизнуть. А иногда шесть копеек было у кого-нибудь из нас. Он брал мороженое. Мы все отходили в сторону. Ребят человек пять или семь, а мороженое было одно, да в конце концов это всего лишь одна столовая ложка.

Стояли мы так один раз в пыльной траве. С одной стороны по рельсам проезжали поезда, с другой стороны по дороге — лошади с телегами и велосипедисты. И вот велосипедист, большой мальчик, гораздо старше нас, наверное, уже в классе шестом или седьмом, поехал медленно-медленно, на нас почти не посмотрел, прищурился, посвистел и быстро помчался мимо по дороге, обгоняя лошадей с телегами. А в пыльную траву, прямо к нашим ногам, покатились монетки — и на мороженое по восемнадцать копеек, и на мороженое по девять копеек, и на мороженое по шесть копеек, по порции на каждого из нас.

Тогда мы, конечно, подумали, что большой мальчик нечаянно уронил деньги, что у него возле мороженщика срочно образовалась дыра в кармане, и монетки выпали, весь наличный капитал. Да мы и не думали долго, с визгом бросились в траву, радостно подобрали монетки и купили мороженое, — каждому хватило!

Это было в тридцать шестом. Через пять лет началась война. Этот мальчик, конечно, мог попасть на фронт с первого же дня войны. Вернулся ли он? Из Светланиного класса вернулись всего четыре человека.