- Все! Не могу так сидеть! - не выдержал старшина и вскочил. - Вы набедокурили, а кто-то там отдувайся!
- А, что нам делать? Сдаваться что-ли? Это война, старшина и мы солдаты этой войны!
- Понимаю, но все равно не могу! - не сдавался тот. - Не так я воспитан! Ты пока посиди тут, а я сейчас до одного места тут сбегаю... Хорошо?! А потом и поговорим, сдюжим что-нибудь сделать или нет. Вот и ладушки!
Старшина только исчез из шалаша, как капитан свистнул якута.
- Слушай, Абай, дело есть, - тихо проговорил капитан, глядя на меланхолично жующего разведчика. - Старшина только что куда-то вышел. Нужно тихонько посмотреть, куда и зачем... Только так, чтобы никто и подумать даже не мог... Ясно?! Давай, давай, родимый, догоняй.
«Отлично, - размышлял капитан, оставаясь один в шалаше. - От Абая не уйдешь... Пора, наконец-то, выяснить, что он от нас тут скрывает. А то развел, понимаешь, секретность! Оружие ему какие-то добровольцы приносят, еду — окрестные колхозники, гать лесовики делают... Что, он за идиота меня держит что-ли?».
Тем временем Абай, выйдя за пределы лагеря, привычно присел на корточки и начал вглядываться в едва примятую траву.
- Совсем не умеет ходить, - тихо бормотал он, осторожно трогая надломанный куст. - Зачем тогда в лес ходишь, если такой?
Здесь все было просто и понятно. Вот здесь выступило немного влаги на глинистой земле, поэтому и остался четкий след от сапога. Дальше старшина наступил на толстый корень дуба, покрытый плотным покровом мха. Примял немного его...
- Тут он постоял — постоял и все, - задумчиво пробормотал якут, внимательно всматриваясь в землю. - Нет ничего...
Он осмотрел все вокруг старого следа, но... Мох был не тронут. Густо росшие ветки стояли без единой царапины. Абай даже вверх взглянул, думая увидеть старшину раскачивающимся на дереве.
- Ай-яй! - недовольно пробурчал он, садясь прямо на ковер из буро-зеленого мха. - Совсем старый стал, совсем глупый... В лесу след найти не могу! Что бы сказал отец, если увидел меня?!
Абай снова и снова смотрел себе под ноги, надеясь обнаружить хоть какой-то намек на след, но все было напрасно. Старшина просто исчез с места, словно умел летать...
- Значит, старшина хитрый очень, - прошептал якут, сильно втягивая ноздрями воздух. - Хитрый и ловкий! Он почти обманул старого Абая! Почти обманул... Только курит он много... Очень много курит...
Все-таки старшина оставил один след и был он не на земле и не на дерево, а в воздухе. Чуткое обоняние якута уловило запах жуткой смеси, к которой так пристрастился Голованко.
- Уж не к старому лагерю ли ты пошел? - разговаривая сам с собой, якут перелез через нанесенные водой стволами деревьев. - Точно! А вот и следы!
Тут он резко пригнулся, заслышав чьи-то голоса. Осторожно выглянув из-за дерева, Абай увидел темный ватник пограничника. Старшина стоял к нему спиной и с кем-то громко разговаривал.
- … Я говорю тебе мы должны их выручить! - его голос слышался очень отчетливо, словно стоял он на расстоянии вытянутой руки. - Из-за нас их расстреляют.. Понимаешь, из-за нас, из-за нашей глупости! Мы просто обязаны помочь! Мы должны их спасти! Теперь нас стало больше. У нас есть оружие! Ты ведь с нами?
Чужой, немного скрипучий голос, в ответ что-то пробурчал.
- Но там же рядом тоже лес, - не успокаивался Голованко. - Город просто утопает в деревьях... Это же просто находка для тебя! Помоги?! Там же дети и женщины! Это же не солдаты!
Голос опять что-то сказал. Абай совершенно ничего не понял. Слова вроде бы и слышались, но было не понятно, какие именно. Он осторожно перетек за ствол дерева и начал медленно сползать в овраг, откуда было совсем рукой подать до говоривших.
- Это точно поможет нам? Точно как у Леськи? - в голосе пограничника послышалось сильное сомнение. - Но все же узнают?! Да, да, я понял — главное спасти женщин и детей!
Якут уже был на дне оврага, когда под ногой предательски треснула толстая ветка. Она высохла уже давно и словно ждала, когда он придет и наступит на нее. Хруст был таким, словно кто-то выстрелил! Или это ему показалось. Он сразу же замер... Тело прильнуло к земле, стараясь слиться с ней, стать одним целым.
- Ох! - не успевшего перевести дух Абая, что-то резко прижало к земле. - У!
Это было словно упавшее бревно. Длинное, тяжелое! Однако не было ничего слышно! Нет! Был шорох... Тихий, незаметный, угрожающий. Раз! Тянувшиеся к финке руки, пришпилило к телу.
- А-а-а-а-а! - негромко застонал Абай, когда гибкие прутья врезались в предплечья. - Больно!
- Подожди! Не надо так, - раздался сверху голос старшины и руки немного ослабли. - Это же Абай!
63
Отступление 9.
Реальная история.
Из книги путешественника, краеведа, кандидата исторических наук Добролюбова Загадуллы Имрановича «Пантеон якутских божеств. Иностранные и русские свидетельства»:
«... Якир Пантелеев, рулевой на одном из стругов атамана Кальдеева, сообщал, что они (якуты — от автора) придерживаются веры языческой. Сильно почитают лес. Казаки рассказывали, что где-то в самой глуши у них растет огромный дуб, который они называют Аал Луук Мае. Вот под этот дуб в день своих празднеств они и складывают подарки, в особенности, золото.
К праздникам они варили разного рода пищу - молочную, мясную, предназначенную для угощения только во время совершения обряда... Много еды им готовить запрещалось... Этой пищей не только кормили божество, но и сами должны были есть ее. Приходить к месту исполнения обряда следовало или к восходу солнца, или точно в полдень, позже или раньше не разрешалось».
________________________________________________________________
Абай с трудом приходил в себя. Было тяжело дышать — лицо практически уткнулось в мохнатый пучок пахнущего гнилью мха. Вдобавок затылок отдавался тяжелой ноющей болью.
- … Все будет нормально, Степаныч, - успокаивающе пробурчал незнакомый хрипловатый голос. - Есть у меня еще кое-какие секреты... Немцы будут сильно удивлены, когда увидят нас.
Судя по голосу говоривший был совсем рядом, чуть не на расстоянии вытянутой руки.
- Хорошо, - проговорил старшина, словно смиряясь с чем-то неизбежным. - Сделаем по твоему! А с ним-то что делать? Кажется, он все слышал. А мне сейчас не нужны никакие лишние вопросы.
Земля по якутом неуловимо зашевелилась. Казалось, земляные пласты выгнулись и подбросили его в воздух. Не успев даже охнуть, Абай оказался на ногах, но по прежнему полностью спеленатый словно младенец.
- Смотри-ка очнулся, - недовольно пробормотал пограничник, переминаясь с ноги на ногу. - Вот сукин сын нашел все-таки меня... Думал, что покружу-покружу и оторвусь от него. Ан нет, не получилось! Ну и что будем делать?
Вокруг стало совершенно тихо. Якут прищурил глаза, отчего он вообще превратились едва заметные щелки. Старшина стоял совершенно один и рядом не было ни души!
- Думаю, он понятливый, - вновь прозвучал чей-то голос, но уже совершенно рядом с ним. - Ему ни надо ничего объяснять, он сам все поймет.
Тот тем временем попытался повернуть голову, но что-то его держало чересчур надежно.
- Что, Абай, ты ведь ничего не видел и не слышал? - якут не верил своим глазам — этот странный голос шел прямо от дерева. - Мы ведь понимаем друг друга?
Это было дерево! Дерево с большой буквы «Д»! Огромный дуб патриарх, корни которого выползли наружу будто им не хватает места под землей. Ствол, нависавший над ними, был весь в буро-черных складках, местами отчетливо напоминавших человеческие раны... Весь мир якутского охотника в мгновение ока перевернулся с ног на голову. Всю свою молодость он презирал своего отца — потомственного шамана целого десятка стойбищ. Ведь как же иначе, он был активистом, боровшимся с пережитками прошлого, с мракобесием, в котором погряз якутский народ. Разве мог он, убежденный комсомолец, уважать своего отца, который, подумать только рассказывал о каком-то великом дереве — опоре всего мира. Нет! Все его речи он отвергал сходы, обвиняя того в старческой глупости...
- Как же я мог? - шептал он в каком-то забытьи. - Почему я стал таким? Отец?! Отец, это я, Абай?! Смотри, вот он я, стоя перед тобой на коленях...
Перед его взором стояла давняя картина, которую он, как ему хотелось думать, уже давно и благополучно забыл... Умиравший отец, палец крючковатый палец которого был обвиняющие направлена в сторону Абая. «Попомнишь меня! Попомнишь мои слова! - билось в его мозгу огненными молотками. - Аал Луук Мае, прими мое тело в свои объятия! Иччи, сопроводите меня к подножию великого дерева! Я честно служил вам в этом мире и буду также служить в другом...».
Ноги пожилого охотника медленно подогнулись и он рухнул вниз прямо на кусок узловатого корня.
- Отец, отец, ты меня слышишь? - сын старого шамана шептал, обращаясь в сторону дерева. - Отец, я увидел Аал Луук Мае... Ты мне говорил, но я глупый молодой тырген не верил тебе! - По морщинистым щекам текли слезы. - Я увидел Мировое дерево. Значит иччи не забыли старого Абая и явили ему свою милость...
Зрелище стоявшего на коленях, плачущего и вдобавок что-то бормотавшего человека так поразили пограничника, что он растерялся.
- Абай, ты что? - он похлопал его по маскировочному халату. - Перестань! Все будет нормально! Это же я, Голованко! Ты, что не узнаешь меня?
Но взглянув в помутневшие глаза он понял, что хлопки по спине и крики здесь вряд ли помогут. Хлипкое тело, с которого начали медленно сползать гибкие корни, медленно закачалось.
- О, Аал Луук Мае, пусть вечно твои ветки купаются в голубом небе и ночами тебя укрывают самые пушистые облака..., - Абай мерно раскачивался из стороны в стороны, тихо что-то приговаривая. - Пусть корни твои никогда не знают недостатке в живительной влаге! Пусть дикие звери обходят тебя стороной!
Переминавшийся с ноги на ногу, Голованко отошел от него подальше.
- Что, Степаныч, страшно? - Лес оказался тут как тут, возле его уха. - Я же говорил, с ним проблем не будет!
- Что ты такое говоришь, Андрей? - удивился Голованко. - Посмотри на него? Что я капитаны скажу? Что он тронулся умом, когда услышал как разговаривает дуб?
Гибкие путы корней окончательно сползли с тела якута, но он словно этого не заметил. Его туловище продолжало раскачиваться из стороны в сторону как маятник.
- Старшина, он же сделает все, что ему не скажут, - дубовая ветка качнулась в сторону якута. - Мне кажется, меня приняли за какое-то божество...
Наконец, человеческий маятник качнулся слишком сильно и Абай упал на живот. Он раскинул руки и начал медленно ползти к дубу. Его голова при этом буквально ковыряла собой мох.
- О, Аал Луук Мае, не гневайся на твоего сына, - коричневатые пальцы с благоговением коснулись морщинистой коры и начали осторожно скользить по ее складкам. - Если такова твоя воля, выпей мою жизнь! Я ничто перед тобой, Аал Луук Мае!
Ветер, шевеливший до этого ветки деревьев, затих. Вокруг стало тихо. Не слышалось даже бормотание якута.
- Ты готов, тырген? - Старшина от неожиданности даже вздрогнул, насколько изменился голос Андрея. - Хватит ли у тебя мужества посмотреть на меня своими лживыми глазами? Или ты снова убежишь, прикрываться бесполезными железками? Посмотри на меня?
Если старшина вздрогнул, то из якута пронзил настоящий разряд. Его тело задергалось, руки и ноги разбросало в разные стороны. Трясучка продолжалась пару минут.
- Я готов..., - еле слышно прошептал Абай, поднимая голову наверх. - Я еще сильный... Я пригожусь...
Почва вздрогнула, выпуская из себя черные жгуты корней. Жутко извиваясь, они вновь вцепились в его конечности, оттягивая их в сторону.
- Я готов, Аал Луук Мае, - страх уже исчез из его глаз, теперь там поселился все сметающий экстаз. - Я готов служить тебе! Только скажи, я все исполню!
Его душа ликовала. Он смотрел на великое божество, о котором в своем босоногом детстве слышал столько легенд. Оно тоже смотрело на него! Аал Луук Мае призвало его служить себе! Его, изменника Абая, уже давно забывшего веру предков, Мировое дерево призвало к себе...
- Тогда закрой глаза и..., - дерево уже шептало, почти мурлыкало. - Верь мне, сын Великого леса! Закрой глаза и засыпай! Я дам тебе великую силу и укажу врага, который грозит мне. Засыпай... Ты проснешься великим богатырем...
Его глаза медленно закрылись, дыхание начало выравниваться, лишь губы что-то шептали.
- Я Элей Боотур... Я великий Боотур, не знающий страха...
Тело якута осторожно спеленали корни и накрыли длинные ветви.
- Андрей, ты его не того? - вдруг очнулся Голованко от увиденного. - Нельзя же так! Он свой!
- А я кто, по твоему? Выродок, что-ли?! - совсем по человечески огрызнулся Андрей, на глазах становившийся все более похожи на прежнего Андрея. - Не бойся, с ним будет все хорошо... Помнишь, я обещал немцам сюрприз? Вот с его помощью я это и сделаю... Иди и готовь отряд.
Ничего не сказав в ответ, Голованко повернулся и двинулся обратно, стараясь больше ни на что не обращать внимание.
- Как говориться меньше знаешь — лучше спишь, - пробормотал он, перепрыгивая небольшую яму. - Завтра с ним и решим остальное... Главное спасти женщин и детей. Главное они, а все остальное ни единой копейки не стоит! - разговаривая сам с собой старшина все больше и сам верил в свои слова. - Спасем, значит не зря живем на этом свете! А нет, так нам надо! Что же мы за мужики, если годимся только на то, чтобы жрать да спать!
64
Прямо напротив здания горкома партии, которое сейчас занимала немецкая комендатура, располагалась небольшая площадь или, лучше сказать, довольно широкая улица. Ее часть была покрыта довольно неровной брусчаткой, которую судя по камням добывали совсем недалеко, в местном карьере. По обеим сторонам улицы стояли бывшие купеческие дома, глядевшие на людей разбитыми или заколоченными окнами. Кое-где и уцелевших стекол время от времени выглядывали какие-то тени, которые мельком взглянув сразу же прятались в полумраке комнат.
- Господин майор, ваше приказание выполнено! - фон Либентштейн спускался с высокого крыльца комендатуры, когда перед ним вытянулся худой до невозможности солдат. - Профессор доставлен.
Легкое, почти барское, движение руки отпустило рядового, чем тот сразу же и воспользовался. «Что за сброд набирают в армию? - с некоторым возмущением подумалось Вилли, отметившего и нескладную фигуру солдата, и висящее мешком обмундирование, и отсутствие на лице должного выражения. - Расслабились!».
Рудольф Шпаннер стоял возле одного из домов и с презрением рассматривал каменную кладку одного из домов.
- Какое убожество..., - бормотал тот сквозь зубы, ощупывая выщербленные красные кирпичи. - О каких архитектурных направлениях тут можно говорить? Это быдло может строить лишь такие казармы...
«О! Да, наш профессор считает себя настоящим арийцем, - сделал себе зарубку майор. - Надо это запомнить».
- Профессор Шпаннер?
- Да, - тот повернул недовольное лицо на человека, посмевшего его отвлечь. - Уж не вы ли вы тот самый Вилли фон Либентштейн, о котором мне сообщили в письме?
«А досье не обмануло, - внутренне улыбнулся майор, услышав такое приветствие. - Этот чертов профессоришка считает себя пупом земли. Думает, если к нему благоволят на верху, то со мной можно и не считаться... Интересно».
- Хм..., - Шпаннер терпеливо дожидался реакции на свои слова. - У вас видно отнялся язык?
- Знаете, дорогой профессор, - наконец-то, соизволил начать говорить Вилли. - Вы видно не совсем хорошо поняли то, что было написано в письме. Странно! Там отличный шрифт. Но я сейчас вам освежу память и потом мы с вами сразу же приступим к работе как настоящие друзья. Так, ведь, профессор?
В полном недоумении тот смотрел на офицера, словно пытался обнаружить в нем признаки сумасшествия.
- Вот смотрите, это самый обыкновенный парабеллум, - майор вытащил свое оружие и неожиданно выстрелил возле самого уха Шпаннера. - Это одно из самых прекрасных убеждающих средств из тех, которые мне известны... Вы поймите одно, профессор, здесь вам не Германия! Это Восточный фронт и здесь с вами никто сюсюкаться не будет!
Лицо Шпаннера медленное меняло свой цвет с естественного на серый, через несколько секунд на нем появились красные пятна.
- Надеюсь, теперь мы с вами друг друга понимаем, - продолжал улыбаться Вилли, застегивая кобуру. - А раз так, то вот вам первое задание... Я собрал тут кое-какие образцы и мне нужно ваше заключение!
- Я все-таки не пойму, - голос ученого чуть дрожал после такого представления, да и вид его был несколько пришибленным что-ли. - В связи с чем вам может быть так интересно мое мнение...
Во время их разговора пустая площадь начала медленно заполняться народом. Группки по два — три человека выходили из каких-то подворотен, кучки по-больше выползали из прилегающих улиц. С неприятным скрипом открывались двери домов, выпуская прижимавшихся друг к другу его жителей.
- Кстати профессор, вы присутствуете при очень любопытном мероприятии, - перебил его майор, показывая рукой в сторону. - Сегодня мы повесим с десяток большевиков. Надеюсь вы останетесь с нами...
Прикладами карабинов солдат быстро выстроили толпу возле странной деревянной конструкции, в которой профессор только сейчас опознал виселицу. Высокое напоминавшее футбольные ворота сооружение блестело на солнце свежеобтесанными бревнами. На верхней перекладине кто-то уже закрепил веревки.
- Смотрите, сейчас все начнется, - майор участливо развернул профессора за локоть. - А вы цените, профессор, мое к вам расположение.... Мы ведь с вами находимся на самых удачных местах, почти в ложе! - пошутил офицер.
К людям вышел какой-то невысокий лысоватый человек и начал что-то зачитывать с листка бумаги.
- О чем он говорит? - спросил заинтересовавшийся профессор.
- Совершенную банальность, - бросил в ответ майор, внимательно следя за толпой. - За совершенное на немецких солдат нападение... подлежат … заложники... Это ни так интересно. А вот дальше...
Он получал просто иезуитское наслаждение, наблюдая за реакцией толпы на выкрикиваемые фамилии, приговоренных к смертной казни.
- Смотрите-смотрите, профессор, как это мило! - ухмыльнулся Вилли, демонстрируя идеальный оскал. - Верная супруга рыдает на груди у приговоренного мужа! Прелестно! Просто прелестно!
У деревянного помоста стоял плотный мужчина, повиснув на котором рыдала молодая женщина. С ее головы сбился темный платок, освобождая иссиня черные волосы.
- А этот? - палец лениво ткнулся во второго. - Как держится? Ему через пару минут в петлю, а он выглядит молодцом. Признаться, даже я не уверен, смог бы держаться с таким же мужеством... А вы, профессор? Насколько я знаю, с учетом всех ваших заслуг перед большевиками, вам тоже может предоставиться такой шанс?!
- Знаете, господин майор, - пропустил мимо ушей последнюю фразу Шпаннер. - Есть достаточно достоверные научные изыскания, которые доказывают, что славянские народы по своей сути не так далеко отошли от животного состояния. Может быть именно этим и объясняется такое их поведение...
Продолжавшую рыдать женщину тем временем оттаскивали двое немцев, с трудом оторвавшие ее от мужа.
- Очень может быть, - задумчиво проговорил майор, пристально наблюдая за вторым приговоренным. - Говорите, почти животные? Очень может быть! Я бы с превеликим удовольствием почитал такую монографию... Капрал, что это за старик? Нет! Вон тот! Да! Второй!
Уже через несколько минут ему все доложили.
- Рудольф, вы разрешите так вас называть, - не дождавшись ответа Вилли продолжил. - Это бывший управляющий сельскохозяйственной артелью, его еще называют, если не ошибаюсь, «колхоз». Ему 61 год. Как следует из доноса убежденный противник Германии... Шпаннер, а как вы посмотрите на то, чтобы придать этому представлению немного динамизма? А? Капрал,объявите, что тот кто согласиться привести приговор в исполнение, будет освобожден от наказания! Каков ход?
Взмыленный переводчик, ежеминутно протиравший вспотевшую лысину, объявлял новость громко, но при этом немного заикался.
- Вот сейчас мы и проверим, насколько далеко они ушли от животных, - с улыбкой произнес офицер в строну Шпаннера. - Уверен, сейчас они сцепятся друг с другом...
По-видимому, невиданное зрелище захватило и профессора. Он подслеповато щурил глаза, пытаясь не упустить ни единого акты драмы. Лицо раскраснелось.
- Какие экземпляры! - в восхищении бормотал он. - Какой чудесный материал пропадает! Мне так этого не хватало!
Люди у эшафота стояли неподвижно словно статуи. Солдаты ждали, ждали люди, ждало и Верховное командование.
- Ну! Кто-нибудь?! - не мог устоять на месте майор. - Капрал, объявите, что даю 100 рейхсмарок этому человеку! Опять никого?! Ладно! Будем расстреливать по одному человеку из толпы, если этот человек не появиться!
Услышавшие перевод люди на секунду замерли и сразу же попытались разбежаться! Воздух прорезали очереди! Одна за другой! Люди вновь отхлынули от краев площади и сгрудились в одну кучу.
- Похоже, профессор вы правы, это ублюдки гораздо ближе к животным чем к человеку! - заметил майор, прижимая к носу надушенный шейный платок. - Они даже смердят как-то по особому... Думаю, пора заканчивать этот цирк!
- Господин майор, подождите! - Шпаннер как-то странно посмотрел на офицера. - Не кажется ли вам, что это очень расточительно..., - перехватив непонимающий взгляд, тот поспешил объясниться. - Ну, уничтожать такой великолепный материал для научных изысканий. Мне бы пригодились пару таких экземпляров для опытов.
«В чем-то конечно этот самовлюбленный болван прав, - подумал Вилли, не торопясь с ответом. - Нам вполне может понадобиться расходный материал и не факт, что потом может оказаться поблизости что-то подходящее. С другой стороны, этим варварам нужно показать, что с нами шутить нельзя! Надо сразу показать, кто здесь хозяин... И пролитая кровь при этом может оказаться очень хорошим аргументом».
- Дорогой Рудольф, - майор смахнул с плеча профессора невидимую пылинку. - Я понимаю, что ваши изыскания крайне важны для Рейха, но и вы поймите меня. Если раба хотя бы изредка не наказывать, то он перестанет вас слушаться! Эта экзекуция должна стать показательной, иначе мы можем посеять неверие в нашу силу... Вы понимаете меня, профессор? Для ваших опытов в самое ближайшее время мы найдем все необходимое...
Увидев поданный знак, капрал скомандовал и приговоренных повели к месту казни... Они шли в полной тишине. Раздавалось лишь шарканье ботинок и сапог по брусчатке. На это мгновение, пока они поднимались по деревянной лестнице, смолкли даже разговоры среди солдат.
- Товарищи, - закричал вдруг, поднимавшийся последним. - Товарищи, не верьте им! Красная Армия раздавит эту гниль! - от толчка в спину он потерял равновесие и слетел с импровизированного эшафота. - Железным катком она раздавит..., - раздосадованный солдат пустил в ход приклад карабина, отчего парень с хрипом согнулся.
Пока его поднимали, остальным уже накинули петли на шеи.
- Ну вот и все, - пробормотал майор, в мыслях вновь возвращаясь к поиску ответов на мучающие его вопросы. - Нужно прочесать весь этот гнилой угол и вернуть все, что эти выродки у меня унесли! Профессор, там уже нет ничего интересного! Через несколько секунд на веревках будут мотаться труппы, - майор решил рассказать профессору обо всех странностях, сопровождавших его задание последние недели. - В эти чертовы дни я видел много очень странного и крайне непонятного! И чтобы со всем этим разобраться я нуждаюсь в вашей помощи...
Шпаннер, едва успел открыть рот, как угол комендатуры — довольно крепкого кирпичного дома еще дореволюционной постройки, покрылся трещинами и на глазах стал разваливаться. Казалось, его что-то распирало изнутри... То тут то там длинные кирпичные ошметки вырывались из кладки и падали на землю. Извилистые трещины с хрустом рвали кирпичное полотно, и наконец, угол полностью рассыпался.
- О, черт! - заревел, покрытый с ног до головы побелкой, майор. - Капрал! Что здесь такое твориться?
Толпа заволновалась. Головы, покрытые кепками, картузам, цветастыми платками, нервно задергались по сторонам. Капрал, зажимая рукой висевшее на ошметках кожи ухо, бестолково метался между солдатами.
- Господин майор, господин майор, - почти оглохшего Вилли кто-то сильно дергал за рукав кителя. - Где ваши солдаты? Куда они делись? Что это такое? - наконец, он встретился глазами с побелевшим словно снег лицом профессора. - Это … Это …
Словно во сне Вилли медленно повернулся.
- Бог мой! - от увиденного вырваться могло только это и ничто другое. - Господи! Солдат! Стреляй! Огонь! Огонь!
Стоявшие возле комендатуры солдаты с лающими воплями стреляли куда-то в сторону подвала, из которого кто-то или точнее что-то лезло. Небольшое окошко с торчавшими из него огрызками железной решетки изрыгало какую-то массу.
- А-а-а-а-а! - завизжал один из солдат, до которого дотянулась темная жижа. - А-а-а-а-а!
- В комендатуру! Быстрее! - закричал майор, толкая вперед профессора. - Там телефон! Генерала фон Гейера! Быстрее!
- А-а-а-а-а! - подскользнулся и упал второй солдат, через мгновение исчезнувший в темноте подвала. - А-а-а-а! - раздавалось его булькание.
65
Разведчик сидел возле костра и с меланхоличным видом смотрел на переливающиеся сполохи огня.
- Вот так и мы, - еле слышно бормотал он. - Все разные, а сгораем и становимся одним пламенем... Ну, наконец-то! Я уж подумал чего! - со стороны оврага медленно шел якут. - Что так долго? Давай рассказывай. С кем он там встречался?
Якут сел как и всегда, скрестив ноги. Невозмутимо вытащил свою неизменную трубку и выбив искру, закурил. Все это он проделал молча, без единой эмоции на своем словно вырубленном из дерева лице.
- Рядовой Тургунбаев, встать! - прошил, не выдержав, Игорь.- Встать и доложить по всей форме!
Тот лишь раскрыл чуть по шире свои щелки-глаза и тихо проговорил:
- Все, командир, нет больше рядового Тургунбаева... Он был там, в другом мире... Великая Аал Луук Мае призвала меня служить ей.
Слово «охренеть» крайне слабо характеризовала состояние разведчика, в которое он впал после таких слов. У него просто в голове не укладывалось, что Абай, старина Абай, которого даже облезлые обозные собаки не признавали за серьезного противника, решил дезертировать...
- Абай, ты что? Абай, ты пьяный что-ли? - с надеждой в голосе спросил он, пытаясь хоть учуять запах алкоголя. - Это старшина чем-то напоил?
Пожалуй, только это могло все объяснить. Зная сладость якута к алкоголю, капитан решил, что Абая кто-то напоил и тем самым спокойно вывел из игры.
- Нету больше Абая Тургунбаева, - вновь подал голос тот, выдыхая густо и едкий дым. - Перед тобой, командир, Элей Боотур! - голос вечно индифферентного мужичка с ноготок заметно окреп. - Я Элей Боотур — защитник Великого Леса!
Такого бреда капитан слушать больше не мог и с размаху двинул ему в челюсть. У него, бывшего чемпиона по боксу в среднем весе среди юниоров Ленинграда, удар был поставлен что надо. Если уж попадет, то сразу можно было выносить.
- О! Падла! - кулак словно и кирпич ударился; судя по хрусту с кистью на время можно было по прощаться. - Что там у тебя?
- Не надо, командир, даже не пытайся, - твердо проговорил Абай, качай головой. - Ты не справишься со мной! Аал Луук Мае наделила меня силой! Теперь я Элей Боотур, сметающий врагов в славу Великого Леса.
- Что здесь такое твориться? Что с тобой сделали, Абай? - шипел от боли капитан, поворачиваясь на бог, чтобы освободить кобуру. - Это Голованко? Да?! Отвечай, старый кусок дерьма, когда тебя спрашивает твой командир!
Кобуру он уже давно держал расстегнутой. Оставалось только левой рукой достать пистолет и расставить все точки над «и».
- Тебе же говорят, не спеши, разведка, - в кобуру вцепилась чья-то рука. - Сейчас тебе все объяснят... Что вы все какие, чуть что, так сразу за пистолет хвататься? А?
Ненавидящий взгляд наткнулся на присевшего рядом старшину.
- Не надо, не надо, - вновь проговорил Абай, садясь чуть ближе. - Старшина все расскажет, старшина все знает...
- У тебя ведь много вопросов, Игорь? - при свете костра Голованко выглядел столетним стариком, который чудом доживает свои последние годы. - Думаешь, мы от тебя что-то скрываем... Да-да! Скрываем! Но, поверь мне, плохое это знание. По нем, лучше бы тебе этого и не знать... Что не согласен? По глазам вижу, что не согласен! Ведь свои же шлепнут, если что прознается. Понимаешь, какие тут вещи замешаны?
Капитан набычился.
- Не тебе решать, кто и что должен знать, - пробурчал он, продолжая баюкать поврежденную руку. - А ты, гад, под трибунал пойдешь! - бросил он в сторону приумолкнувшего Абай. - Говори, что хотел или идите оба к черту!
Старшина устало вздохнул и разве руками,словно говоря, что предупреждал.
- Ты искал, почему немцы так интересуются этим районом? Тогда вот в чем дело! Абай, покажи! - длинный потертый плащ явно с чужого плеча распахнулся. - Смотри, вот оно...
Ничего не понимающий, Игорь наклонился вперед. Костер уже догорал и было сложно что-то разглядеть в его свете.
- Повернись-ка к свету, - буркнул он якуту. - Ни черта не видно!
Тот послушно повернулся и совсем освободил руку из рукава.
- Что это такое? - в первое мгновение капитана чуть не вывернуло на изнанку от увиденного. - Старшина, какого черта это у него?
- Это дар Аал Луук Мае, командир, - прошептал Абай с благоговением ощупывая коричневые наросты на коже. - Теперь я настоящий воин подобно героям древности! Теперь я Элей Боотур!
Освещаемое красноватым пламенем обнаженная часть тела выглядела ужасающе. Багровые сполохи играли на выбивающихся тот там тот тут из тела крошечных, небольших и совсем огромных рубцов, так похожих на отвратительных червей. Абай, видя брезгливость на лице капитана, приподнял руку и медленно ее согнул в кулаке...
- Черт! - отшатнулся разведчик. - Что это за дерьмо такое?
Пальцы осторожно сжимались, заставляя темные наросты набухать и двигаться одновременно с этим.
- Это всего лишь одежда, - шептал Абай, поворачивая руку перед глазами капитана. - Она ни что!
Он вытащил из брезентового подсумка мутноватый патрон, еще хранивший остатки смазки, и сжал его двумя пальцами.
- Что за фокусы вы мне показываете? - разведчик взял протянутый ему патрон. - Объяснит мне кто-нибудь или нет?!
Металлическое тельце, удобно устроившееся между двумя пальцами, было окончательно изуродовано. Его сплющили, словно это была пластилиновая трубочка.
- Игорь, - негромко произнес старшина. - Тут такое дело... Я сам сразу не поверил, ну, потому что такого просто не могло быть... Этот лес, что вокруг нас... Он не простой! Вот!
Капитан чувствовал себя так, словно над ним издевались. Да, да, издевались, в прямом смысле этого слова! Ему, боевому командиру, разведчику, рассказывали какой-то бред, достойный в лучшем случае в качестве сказок для малышни.
- Короче, не могу я рассусоливать, что да как..., - решился, наконец-то, старшина. - Лес этот живой! Вот так-то, разведка.
Чувство нереальности от происходящего с ним еще более усилилось. Капитан еще раз бросил внимательный взгляд на сидевших напротив него людей.
- Подожди, подожди, не делай поспешных выводов! - словно прочитав что-то в его глазах, вскочил Голованко. - Подожди несколько минут! Андрей! Андрей, ты слышишь меня! Покажись ты, черт тебя дери, а то капитан может наделать глупостей...
«Надо решаться, - капитан как можно более естественно подтянул руку к поясу. - Их только двое! Абая придется в расход, а то проблем потом не оберешься с этим психом. А вот чертова погранца надо бы взять живьем...». Кончики пальцев левой руки скользнули к кобуре, нащупывая ребро пистолетной рукояти. Пока все шло именно так, как и должно быть. Старшина стоял не так далеко и смотрел в сторону высокого дуба, продолжая сотрясать воздух. Сидевший на корточках Абай, также не отрывал взгляда от дерева.
Ноги отозвались ноющей болью, когда разведчик попытался резко вскочить. «Черт! Скрутило! - чертыхнулся он, вырывая пистолет из кобуры. - На!». Вскинутая рука направила оружие прямо на якута. Шаг в сторону, чтобы удержать равновесие. Еще один напротив!
- А! Падла! - зарычал он от боли в ногах. - Отпусти!
Кто-то резко подсек его сзади и всей своей тушей капитан нырнул прямо к костру. Бесполезный пистолет выскочил из его руки прямо под ноги старшине.
- Что за сволочь? - попытался всем телом выгнуться капитан, чтобы добраться до нового противника. - Где ты?
Сзади никого не было! Лишь только его ноги, почти у самых сапог, были крепко прихвачены каким-то странным, блестящи при свете костра, ремнем, конец которого уходил под землю.
- Аал Луук Мае, - с придыханием прошептал якут, успевший к этому времени схватиться за винтовку. - Явила свою волю...
- Андрей, но не так же, - недовольно произнес старшина в никуда, пытаясь развязать этот жгут. - Зачем это было делать? Просто показался бы и все!
- Хорошо, хорошо, - ворчливо кто-то пробурчал. - Вот он я...
Почти около них что-то заскрипело. И звук был какой-то непонятный... То ли скрипели плохо смазанные дверные петли, то ли какой-то механизм с трудом проворачивался... Вдруг, раздался громкий хруст, и резко вспотевший капитан почувствовал, что его кто-то приподнимает за шиворот.
- Что за.., - едва начал он, заелозив ногами. - Черт!
Через мгновение он уже висел над поляной, как провинившийся кутенок, которого хозяин прихватил за шкирку.
- Ты все еще не веришь в меня, человек? - звук раздался прямо у самого уха, будто кто-то залез на дерево, потом прополз по ветке и наклонился к повешенному человеку. - Веришь? Или повесить тебя чуть выше?
Снизу, где-то метрах в двух — двух с половиной, открыв рты смотрели люди.
- Отпусти меня, - сипло прошептал капитан, горло которого ощутимо сдавило. - Отпусти, поговорим...
- Но смотри у меня! Не лапай больше оружие, пока с тобой говорят! Понял?!
Хруст повторился и подвешенное тело начало медленно опускаться. Едва его ноги коснулись земли, как он шумно задышал...
- Черти полосатые! - отдышавшись произнес капитан, демонстративно держа руки чуть согнутыми в локтях. - Хорошо! Давайте поговорим... Где этот ваш Лес? - Чуть не задохнувшись, Игорь, как ему казалось, был готов практически ко всему. - Поговорим...
Стоявший перед ним дуб неожиданно встряхнулся. Это чем-то напоминало то как у кошки волосы встают дыбом на холке. С неуловимым шуршанием по стволу пробежала серая волна, после которой бугристая кора начала трескаться. На ее неровностях поплыли острые валы, глубокие ямы, тот тут то здесь начали образоваться светлые проплешины.
- Стоп, стоп, - забормотал пораженный капитан, непроизвольно нащупывая кобуру. - Что это вообще такое? Лес? Какой к черту Лес? Старшина, - в какой-то момент ему даже захотелось сбежать, но он с трудом пересилил себя и остался стоять. - Все хватит! Хватит! Кто ты такой?
Кора вмиг одеревенела! Древовидные чешуйки вновь застыли неподвижной стеной!
- Теперь я Лес! - зашуршала словно от сильно ветра листва дуба. - Я Лес! - голос послышался уже чуть ближе. - Для тебя я лес! - твердо проговорил кто-то.
66
Возможное будущее.
Советский Союз. г. Солнечногорск, ул. Имени Рихарда Зорге, д. 17, кв. 5.
На белой стене в прихожей уже давно висел большой красочный календарь, на первой странице которого было изображено бескрайнее море тайги. Фотография, снятая с высоты птичьего полета, просто завораживала - на километры вокруг, до самого горизонта, простирался бесконечный изумрудный лес. Казалось, присмотрись по внимательнее, и ты заметишь, как колышутся верхушки отдельных дубов, мачтами возвышавшихся над остальными.
К календарю потянулась тоненькая детская ручка с необычным плетеным браслетиком и красным фломастером подчеркнула дату — 22 июня 1946 г. Потом она посмотрела на висевшие рядом часы и с визгом умчалась к входной двери.
Девочка едва успела к началу урока. Покрасневшая, запыхавшаяся, со сбитым на бок красным галстуком, она быстро вытащила из ранца учебник, тетрадь и кучу цветных пластмассовых карандашей.
- Лиза, ты опять чуть не опоздала! - чуть строже чем обычно пожурила ее учительница, уже давно находившаяся в классе. - Будь собраннее. Что-то в последнее время ты совсем не дисциплинирована... Разве может себя так вести юный лесовичок?! Посмотри на свой галстук? Почему он на боку?
Скосив глаза, Лиза быстро поправила свой галстук. Теперь небольшой узелок с ярко зеленой окантовкой был на своем месте.
- Вот и хорошо, - учительница внимательно посмотрела на нее. - А теперь дети вспомним, о чем мы разговаривали на прошлом уроке? Кто мне расскажет? Сколько рук. Молодцы! Коля, не толкайся! Я обязательно всех послушаю! Слава, давай, ты!
Около окна из-за парты встал невысокий пузатенький мальчишка и гордо показал язык кому-то с права.
- Вера Ивановна, вы вчера нам рассказывали о строителях, о домах с машинами, - он старался говорит быстро, а поэтому тараторил и чуть захлебывался. - Еще, как краны работают! Они бываю с дом, и даже больше... И... И про лес вы что-то рассказывали.
- Так, молодец Слава, мы с вами вчера разговаривали о такой профессии, как строители, - улыбнулась девушка, потрепав его по вихрастой голове. - А что мы еще с вами обсуждали? Помните, мы говори о том, какая это важная и опасная профессия? А помните, я рассказывала, как раньше люди строили?
Лес рук значительно поредел. Детские лобики тщательно морщились, а кое-кто пытался спрятаться с спиной впереди сидящего. Лишь Лиза улыбалась во все свои 14 зубиков, гордая тем, что знала ответ на вопрос.
- Кто еще у нас знает? - учительница демонстративно прошлась меду задними рядами. - Что, Коля, не помнишь? Ничего страшного, вот Лиза нам сейчас все и расскажет?
Девочка сразу же встала и ногой немного отодвинула стул назад, отчего тот съежился и стал гораздо уже.
- Раньше строили много домов. Они были очень высокими и холодными, - правой рукой он опиралась на теплую и шершавую поверхность парты. - А там, где было много леса, люди совсем его не жалели... Они рубили его и строили свои дома.
- Очень хорошо... Только не горбись, а то скособочилась вся, - Вера Ивановна осторожно нажала на спину девочки, где под одеждой прощупывался корсет. - А кто знает, как сейчас у нас строят? Кто мне расскажет?
Не думая садиться, Лиза тянула руку в сторону учительницы. Казалось, она сейчас упадет, так ей хотелось еще раз ответить.
- А сейчас строят осторожно, - увидев, что ей кивнули, сообщила девчушка. - Потому, что не весь лес можно рубить... И даже, чтобы сломать маленькое деревце, надо сначала с ним поговорить!
Кто-то громко засмеялся. Оказалось, заливался тот самый пухленький Слава, ответивший самым первым.
- Слава, как тебе не стыдно! - недовольно проговорила девушка, покачивая пальцем. - Нехорошо, над другими смеяться. Вот давай и мы будем над тобой смеяться! Тебе понравиться? - Тот насупился. - Вот видишь, тебе не нравиться, а почему ты думаешь, что другим твой смех может понравиться? Лиза, а кто тебе такое про лес рассказал?
Та нисколько не смутилась.
- А мне дедушка рассказал, - смело, глядя прямо в глаза учительнице, сказала она. - Он говорил, что Лес тоже такой же как и мы, люди. Лес нам очень сильно помогает! Поэтому, надо его беречь и ухаживать за ним... А еще он говорил, что с некоторыми деревьями можно разговаривать, как с людьми....
- Ты все правильно говоришь, Лиза. Присядь пока, - учительница посмотрела на притихший класс. - Лиза нам все верно про лес рассказала. Мы с вами должны заботиться о нем! И нельзя просто так ломать у деревьев ветки, даже если вам очень захотелось... Понимаешь меня, Слава? - тот быстро спрятал в карман кусок какой-то деревяшки. - И если вы не все знаете, то открою вам большую тайну! Некоторые деревья, как сказала Лиза, могут разговаривать.
Класс сразу же начал шушукаться. Головки с большими белыми бантами, плоха расчесанные шевелюры дергались туда-сюда, пытаясь узнать что-то еще.
- А вот подробнее мы с вами об этом поговорим в старших классах, - закончила она, негромко постучав по столу. - Вот когда вы немного подрастете, то узнаете с какими деревьями можно разговаривать... Всё поняли, юные лесовички? А пока не забудьте, что вы должны беречь лес и заботиться о нем!
Тут прозвенел звонок и радостная ребетня повскакивала с мест. Поднялся шум, гам. Вокруг свернувшихся столов носились хохочущие мальчишки, где-то у потолка летали бумажные самолетики. Словом, перемена брала свое.
- А что ты там прятал? - Встав на стул Лиза, пыталась рассмотреть, что у соседа была за спиной. - Ну покажи, чего тебе стоит! Покажешь? А не покажешь, я больше с тобой дружить не буду! Вот так-то!
Тот соображал не долго. Видно, потеря хорошего расположения соседки по парте была гораздо важнее, чем спрятанное за спиной.
- На, смотри, - в его руке лежала самая обыкновенная рогатка. - Мне брат сделал! Знаешь, как воробьев бьет?! Влет!
Она была небольшой. Недавно обструганные рогульки еще пахли свежим деревом.
- И зачем ты это сделал? - Лиза чуть не расплакалась, когда увидела это. - Тебе же говорили, что деревья не надо трогать?! О них заботиться надо! А ты что сделал? А вот, если у тебя мы пальчик отрежем? А?! Хорошо будет?!
Мальчишка уже был и не рад, что показал свою игрушку.
- Отдай ее мне, - требовательно вытянула она руку. - Давай, давай! Я ее дедушке отдам, а он потом в лес пойдет и прощения за тебя, дурака попросит. Ну?
- Сама ты дура. Не отдам! - обиженно буркнул тот, пряча за спиной рогатку. - Это мое, поняла?! А деревья все равно не могут говорить! Ха-ха-ха-ха!
В общем, из школы в этот день Лиза пришла очень расстроенной. Вдобавок волосы ее были растрепаны, а на руки красовался большой синяк.
- Дед, иди-ка полюбуйся на неё, - крикнул отец, едва увидел свое чадо. - С кем сегодня подралась? Эх, горе ты мое луковое! Видели?!
Едва увидев деда, она заплакала. Уткнувшись в его меховую жилетку, Лиза сквозь слезы рассказала всю историю.
- Ничего, ничего, егоза, - гладил ее по голове старик. - Ну и пусть не верят! Мы то ведь с тобой знаем, что деревья могут говорить?! Так ведь?!
Посмотрев еще раз на зареванное лицо, он заговорщически улыбнулся и проговорил:
- А пойдем-ка мы с тобой к одному моему другу... в гости...
После целого часа ходьбы, во время которого девчушка уже и позабыла о своих горестях, они подошли к большому зданию, с полностью застекленной стеной. У двери они тщательно вытерли ноги о мохнатый, зеленовато-бурый коврик, волосики которого еле-еле цеплялись за обувь.
- Ай, деда, а он меня кусает, - засмеялась девочка, поднимая и опуская сандаль на коврик. - Как Шарик наш!
Прямо над ее головой висела небольшая вывеска, на которое еле вмещалось написанное крошечными буквами название.
Странное это было здание, могла бы подумать Лиза, но не подумала. Она именно так и сказала, когда перешагнула через порог и казалась в фойе. Огромный холл был просто переполнен свет. Казалось, солнце не просто заглядывает сюда из высоких окон, а оно прямо здесь и поселилось.
- Смотри сюда, деда! - в восхищении прошептала девочка, дергая старика за рукав. - Как в лесу...
Под ногами строгими геометрическими фигурами мраморный пол пронзали куски ровной зелени. Они шли мимо квадратов, овалов, кругов, с выбивающейся из них изумрудной травой.
- А кто их поливает? - не смолкала она, стараясь на ходу коснуться шелковистых стеблей. - Они же сами засохнут!
- Сейчас придем к моему другу, он тебе и расскажет, - наконец, ответил старик. - Давай не останавливайся, а то мы и до вечера не дойдем...
Он направился к самой дальней стене, которая расцветала небесно-голубыми вьюнами. Кудрявые растения вились по сей стене, кое-где переходя на потолок и свисая оттуда большими цветками.
- Здравствуйте, Илья Петрович! Вы снова к нам?! А что это у нас за кроха такая? - из-за небольшой стойки, почти спрятавшейся во вьющейся зелени, вышла высокая девушка с красивым венком из ромашек на голове — эдакая девушка - лето. - Как тебя зовут, солнышко? Смотри что у меня есть.
Из-за спины девушки строго сверкнул глазами какой-то плотный человек и, что-то увидев, вновь исчез. А девушка тем временем присела на корточки и протянула Лизе небольшой орешек с шершавой поверхностью.
- Лиза, говоришь, - почему-то рассмеялась она, гладя ее по голове. - Вот тебе подарок! Смотри, только хорошо заботься о нем и тогда он станет твоим лучшим другом... У меня точно такой же есть! Держи, держи...
Схватив подарок в ладошку, Лиза помчалась догонять деда.
- Вот ведь, егоза, схватила и умчалась, - улыбнулась девушка, поправляя немного сползший венок. - Настоящее солнышко!
- Елена Сергеевна, а может не надо было ей давать желудь, - негромко проговорил вновь появившийся мужчина. - Андрей может не одобрить. Как бы потом чего не случилось.. С детьми ведь мы еще не испытывали семя жизни.
- Ничего, Семен, все нормально. Андрей, сам попросил меня сделать ей этот подарок, - ответила девушка, задумчиво глядя вслед девочке. - все будет нормально.
Лиза догнала деда в каком-то большом зале, больше похожем на ботанический сад. Высокие папоротники с резными листами поднимались на несколько метров в высоту, закрывая от них деревья. Откуда-то сверху свисали нераскрывшиеся бутоны цветов, от которых исходил просто одуряющий пряный аромат.
- А вот и гости, - раздался незнакомый голос вокруг них. - Проходите ко мне. По ближе! А ты, девочка, что стоишь? Старшина, рад видеть!
Голованко громко засмеялся и с чувством хлопнул рукой по высокому стволу, стоявшему рядом с ними.
- А кто это, деда? - немного испуганно прошептала Лиза, прижимаясь к деду. - Он твой друг?
В волосы девочки, словно верный ласкающийся пес, ткнулся раскрывшийся цветок. Прохладные лепестки нежно ласкали ее щеку, щекоча за ухом.
67
г. Москва. 2 июля 1941 г. далеко за полночь
Окна в кабинете задернуты тяжелыми шторами, но все равно несколько еле заметных лучиков выбивается.
- Ты когда-нибудь думал о том, почему я такой? - давно погасшая трубка лежала на зеленом сукне, словно напоминание о позднем времени. - А, Лаврентий?
Сидевший напротив него невысокий мужчина бросил массировать переносицу и попытался встать со стула, но был остановлен взмахом руки.
- Иосиф Виссарионович..., - начал он.
Тот вскинул голову и недовольно произнес:
- Брось ты это... Мы с тобой не первый год знаем друг друга... Скажи мне честно, ты думал о том, почему я такой жесткий?
Молчание было недолгим.
- Знаешь, Коба, что я тебе скажу, - легкий акцент делал речь слегка растянутой, отчего создавалось впечатление, что человек не знает что сказать и тянет время. - Мы жили и живем в очень непростое время... Ты помнишь, царскую охранку? Нас называли боевиками и травили как крыс... Потом белые..., их сменили свои... Врагом может оказаться любой или почти любой. Может это сделало нас такими какими мы есть.
Из трубки вновь потянулся неуловимый дымок. Крепкий табак помогал думать...
- Жизнь, враги..., - откинулся он на спинку кресла. - Нет, Лаврентий! Нет! Это было бы слишком просто! Всю свою жизнь я провел на ногах! Я метался, рвался, я был везде... Понимаешь, я боюсь за всей этой мишурой, что меня сопровождала, упустить что-то важное! Запомни, какой бы ты не владел важной и полной информацией, всегда где-то рядом может быть что-то такое, может и незаметное вовсе, что мгновенно перевернет все с ног на голову! Вот только как найти это! Вот в чем главная проблема...
Его взгляд с беспомощностью прошелся по стене, на которой висела истыканная красными и синими иголками карта Союза, потом по огромному столу, на котором в беспорядке лежали какие-то документы, справки, книги.
- Смотри, видишь, сколько всего навалено? - рука тяжело опустилась на подлокотник кресла. - Сводки фронтов, донесения, информации! Они вес ждут, что я им скажу! Совсем своей головой думать разучились.... Лаврентий, я боюсь, что делаю что-то не то...
Небольшие очки уже давно были отложены в сторону. Берия смотрел с таким искренним удивлением, что даже не пытался этого скрыть.
- Вот-вот..., - заметив это, тяжело пробормотал Сталин. - И ты тоже чего-то ждешь от меня... Думал, что я железный? Может я был когда-то таким... Но те времена уже давно прошли! Ладно, Лаврентий, забудь об этом обо всем! Мы поговорили и поняли друг друга, но об этом надо забыть...
Он тщательно постучал о пепельницу, выбивая сгоревший табак. Потом вытащил из груды документов какую-то подшивку с кучей самого разного рода грифов.
- Вот посмотри на это, - проговорил он, протягивая пачку листков. - Что-то мне подсказывает, что это и есть то самое важное, что мы упускаем... Посмотри-посмотри и выскажи, что думаешь об этом.
Они сидели молча минут десять — пятнадцать, в течение которых тишину кабинета прерывало лишь шуршание переворачиваемых страниц. Наконец, Берия оторвался от документов и посмотрел на Сталина.
- Смотри-ка..., - проговорил он, усмехаясь. - Думал, что разведупр совсем мышей не ловит, а они вон что накопали. Молодцы! Голиков только пришел и уже есть результат... Только Коба не уверен я, что это все правда! Гитлер не пойдет на применение химического оружия. Травить гражданских в лагерях — это одно, но применить его в войне с нами — это совсем другое!
Кресло тихо скрипнуло. Сталин встал и, заложив одну руку за спину, пошел вдоль стола. Берия сразу же передвинул стул, чтобы следить за шагающей фигурой.
- С одной стороны ты совершенно прав. Немцы уже добились многого: захвачены некоторые промышленные и сельскохозяйственные центры нашей страны, разбиты или сдались в плен тысячи советских солдат. В таких условиях скорее мы должны пойти на применение химического оружия, чем они! Думаю, что это не химическое оружие! Есть мнение, что это игра. Так сказать нам кидают кость, чтобы скрыть что-то еще более страшное. Вот мне и хотелось бы узнать, а что они там прячут такого... Думаешь наши справятся?
- Не знаю, не знаю, Коба, - задумчиво сказал тот, в очередной раз протирая стекла очков. - Разведупр последнее время остался почти без кадров. Голиков конечно мужик основательный, дотошный, но один он все не вытянет. Ему бы в помощь кого выделить... Посмотрю я у себя. Есть у меня на примете хорошие ребята.
- Ладно, иди, поздно уже, - проговорил Сталин, устало усаживаясь в кресло. - Я еще посижу немного... Давай, давай, иди. Завтра поговорим.
Дверь за ним мягко закрылась и настала тишина.
- Чую я Лаврентий, нюхом чую, - шептал оставшийся один человек. - Чую, что здесь что-то есть... А ты, ведь удивился. Не ожидал видно, что у меня есть в запасе такой козырь.
Он не все показал своему верному псу.
- Эх, Лаврентий, Лаврентий, не любишь ты работать в команде, - продолжал шептать хозяин кабинета. - Все норовишь один да один, и чтобы все было под контролем... И чтобы никто ни ухом ни рылом... Чувствую, не доведет это тебя до добра!
В руках у него оказалась еще одна папка с бумагами. Он открыл ее и перед глазами оказались с десяток разнокалиберных бумаг, с тщательностью разложенных в хронологическом порядке с приведенной тут же небольшой аннотацией.
- Значит, немцы зашевелились, - вновь произнес он вслух, вглядываясь в нечеткий печатный текст. - Так... Осуществляются карантинные мероприятия. Что у нас тут еще? Формируются специальные группы. Это у нас состав, численность. Ого! По сведениям радиоперехватов было изолировано более ста человек, из которых половина умерла в первые два дня.
Остро заточенный карандаш с нажимом прошелся по поля документа, оставляя небольшую заметку - «передать ученым для уточнения».
- Документ от 1 июля, - перевернул он очередную страницу. - Приказ генерала Гейера об ужесточении карантинных мероприятий. Смотри-ка, как размахнулись! Это же почти 100 квадратных километров! … «Полностью изолировать! … Обеспечить тотальный контроль за всеми выезжающими немецкими подразделениями. Досмотру подлежат... В случае обнаружения случаев распространения эпидемии на гражданское население уничтожению подлежат все инфицированные, включая членов их семей...», - карандаш вновь сделал заметку - «разведупру разобраться». - Это нельзя пускать на самотек!
С каждым новым документом ситуация становилась все более запутанной. При разговоре с Берией Сталин был практически уверен, что в этом районе немцы испытывали какое-то новое оружие. Все известные ему на тот момент факты очень хорошо укладывались в это предположение. Это и абсолютная секретность, и изоляция громадной территории, и карантинные мероприятия. Но дальше начали всплывать все новые и новые факты, которые говорили совершенно о другом.
- Если конечно у них что-то пошло не так, - размышлял он, пытаясь собрать воедино разные кусочки этой мозаики. - И сейчас они заметают следы. Очень возможно, очень даже возможно... С другой стороны, что же тогда случилось с первой разведгруппой?
В его руках были несколько скрепленных друг с другом бумаг серого цвета от которых ясно пахло чем-то медицинским.
- «Дошли до места...». Это понятно. «Встретили связника и выдвинулись в указанный квадрат», - карандаш застыл над строчками машинописного текста. - Какой-то бред! — вдруг вырвалось у него. - Целая немецкая часть?! Дело рук партизан? Окруженцы? Чем больше бумаг, тем больше возникает вопросов! … Что же они там готовили? Как бы это потом не вылилось нам боком...
68
Та ночь, когда он вновь стал хозяином леса, явилась для него неким водоразделом, который окончательно отделил всю его прежнюю жизнь от новой, совершенно другой, нечеловеческой. Если раньше у него и оставались хоть какие-то иллюзии по поводу своего будущего - «а, вдруг», «советская наука все может», «я никогда не перестану быть человеком», «я один из людей, я такой же как и они, пусть и выгляжу иначе», то после схватки со своим антиподом — низменной, животной частью своего сознания, которая хотела жить несмотря ни на что, Андрей понял, что возврата назад не будет.
«Назад хода нет! - окончательно решил он. - Хватит тешить себя надеждой, что когда-нибудь что-то может измениться! Нет! Теперь это моя жизнь! И я буду жить - жить так словно это последние мои дни...».
Не верьте мировым классикам, герои которых мямлили и тянули при решении судьбоносных для них вопросов; не слушайте также тех, кто рыдает на вашем плече от невозможности на что-то решиться. Это все бред! Любой вопрос, даже самый адски важный и жизненный, мы раскалываем в мгновение ока. Все наши поздние метания, страдания и сопли — это всего лишь страх перед тем, как сделать первый шаг или второй, или третий...
«Пусть я теперь другой, пусть у меня нет рук и ног, пусть у меня другой цвет глаз или совсем нет глаз, но я все же это я! - распалял он сам себя. - И мне тоже есть ради чего жить! - перед ним вставали его близкие, друзья и просто знакомые, от чего как-то странно защипало где-то там глубоко внизу — в самой глубине. - Вот ради них и буду жить! Буду жить их защищая!».
Расставив перед собой приоритеты, Андрей развил бурную деятельность. Если бы у него в этот момент вдруг снова появилась голова, то она в мгновение ока разбухла и лопнула словно гнилая тыква. Однако голова у него не появилась и поэтому...
«Посмотрим, что наворотил этот чертов безумец, - наконец, решился он проверить странное «шевеление» в своих владениях, доставшееся ему после поглощения своего противника. - Наворотил-то, наворотил, просто настоящие катакомбы!».
Был ли тот другой безумцем или не был, правильно ли он делал или нет, наверное, сейчас это было совсем не важно! Главное, этот … оказался настоящим параноиком!
«К чему черт его дери он тут готовился?! - Андрей уже думал, что полностью потерял способность чему-то удивляться. - По всему лесу натыкал каких-то берлог!». Его ощущение леса как некого единого с ним целого возвращалось к нему слишком медленно... Что-то после этой схватки изменилось. Все пространство леса, что раньше было словно продолжение его сознания, стало одним темным пространством, которое пришлось открывать заново — шаг за шагом.
«Зачем ему все это было надо? Для чего? - вопросы уходили в никуда — к адресаты, которого уже давно не было в этой реальности. - Это же люди! Для чего ему нужны были люди». Андрей накрывал своим вниманием десятки и десятки глубоких берлог под корягами развесистых дубов и узких ям в стенках оврагов, где что-то копошилось, дышало, двигалось... «Что он с ними делал? - в темных катакомбах, заросших густо переплетенными между собой мохнатыми корнями, свисали живые существа — птицы с переломанными косточками, мелкие зверьки с дико дергающимися лапами и закатанными куда-то верх глазками-бусинками. - Черт! Черт! Что он творил?».
Сознание человека, еще пока человека, с трудом вмещало в себя увиденное. Оно как-то пыталось сопротивляться, защититься, выстроить какие-то барьеры между страшной, открывающейся реальностью. «Этого не может быть! - бились в его сознании спасительные слова, за которые еще можно было зацепиться, чтобы не видеть и не понимать всего этого. - Это противоестественно!». Однако, все его защитные барьеры словно хрупкое стекло рассыпались перед все новыми и новыми картинами.
… В полумраке, где лишь редкие гнилушки давали крохотную толику света, полностью спеленатые висели обнаженные люди. Женщины и мужчины, старики и дети. Влажные тела, по которым стекали грязные ручейки пота, были полностью неподвижны и на первый взгляд казались мертвыми. Но их выдавали глаза! Веки были плотно закрыты, словно плотные шторы, за которыми бешено метались глазные яблоки... Люди были живы и чувствовали все, что с ними вытворяли!
«Он точно был безумец! - ему хотелось в этот момент то дико смеяться, то дико рыдать, чтобы хоть на какие-то мгновения отрешиться от увиденного. - Только полный псих мог придумать такое!». Между струйками пота было что-то еще, что медленно ползало по человеческим телам. Корни - множество мелких, бесконечно крохотных, почти пушистых, жгутиков, кончики которых уходили куда-то в кожу! Они образовывали плотную сеть с ячейками разного размера, которая тесно облегала людей...
«Но разве это придумал он? - вдруг совершенно неожиданно для него самого возник вопрос, ответ на который мог оказаться далеко не таким простым. - Разве это безумие придумал он сам? - Его сознание медленно доходило до чего-то крайне неприятного. - Но ведь он — это же я сам! Я же помню, что он чувствовал, что шептал! Это был зверь, страшный зверь, который до умопомрачения хотел защититься от всего на свете! Это же все мое!».
… Крохотный жгутик — корешок с еле слышным чмокающим звук отваливался от небольшой ранки, которая сразу же начинала кровоточить. Лишь после этого он осторожно полз вперед — туда, где было что-то еще. Тыкаясь по бугоркам и впадинам плоти, он искал... Вот! Корневая сеть чуть растянулась и мелкий корешок вновь ткнулся в глубь человеческого тела, проникая в верхние кожные покровы.
«Значит, во всем этом есть и часть моей вины! - ужас от приходившего понимания медленно охватывал его, заставляя страдать от... Нет не от стыда, этот всеохватывающий ужас нес чувство мерзости, гадливости к себе, к своей сути, в глубине которое могло таиться такое». «Боже! Получается, во мне тоже находиться монстр! - эти «произнесенные» в сознании слова еще больнее ударили Андрея, воспитанного глубоко верующей матерью. - Но как же так?! Откуда? Почему? Я же ничего этого ни хотел!».
Небольшая ранка начала пульсировать. Покраснение вокруг нее расширилось. Жгутик осторожно пополз еще дальше... Висящая девочка, еще подросток, застонала от боли...
«Нет я не монстр! Нет! Я настоящее чудовище! - Андрей медленно погружался в пучину самоунижения. - Надо срочно все исправить! Все исправить! Боже!». Натянутые корни начали рваться с звуком лопнувших струн. Дзинь! Дзинь! Дзинь! То одно то другое тело провисало на оставшихся жгутиках и начинало кровоточить и десятков появившихся ранок. «Надо всех освободить! - Тела падал на землю вместе с осыпающейся с потолков землей. - Всех! Это чудовищно! Это чудовищно!»... Подросток лежал так, как и упал, неудобно скрючившись, поджав под себя руку. Вдруг, его резко скрючило! Тело выгнуло, словно свело судорогой каждую мышцу. Рот раскрылся в безмолвном крике и оттуда пошла кровь.
«Но почему? Они же умирают! - освобожденные от корней тела один за другим начинало скручивать. - Я же их освободил! Он же должны жить!». Лишь только сейчас Андрей заметил, что у каждого из тех, кто висел на корнях, были раны... Нет! Не ранки, оставленные крохотными жгутиками! Это были раны, оставленные людьми! «Раны! Раны! Кровь! - На лежавших на земле людях расползались швы, открывались резанные, стрелянные раны. - Как же так? Он что лечил их?».
Девочка продолжала кашлять кровью. Ее руки царапали влажную землю, оставляя длинные борозды. Сводившие тело судороги бросали тело из стороны в сторону.
«Значит, это ошибка! Получается я ошибся! - подземные катакомбы вновь начали оживать, повинуясь воле хозяина. - Черт! Недоумок! Зачем!». Словно змеи пучки длинных корней полезли с земляного потолка, вновь подхватывая валявшиеся изломанной грудой тела и подвешивая их.
«Это же больница, - стало доходить до него. - Своеобразная больница, где лечили людей... Боже, какой же оказывается идиот!»... Судороги, мгновения назад сотрясавшие подростка, прекратились едва кончики корешков вонзились в тело и начали судорожно пульсировать. Глубокая рана между ее лопатками сразу же покрылась черной пеной, которая словно огнем выжигала попавшие сюда крохотные земляные песчинки. Едва пена спала, как невесомые нитки присохли к краям раны и начали плести на ней полотно. Слой за слоем, нитка за ниткой, на длинной ране появлялось большая заплатка...
Осознав правду, чудовищную, но вместе с тем спасительную, Андрей двинулся дальше — туда, куда его внимание еще не добиралось и где до сих пор оставались неизвестные пятна пространства. Как в самом начале, двигался он очень медленно, почти неуловимо, открывая для себя все новые и новые стороны леса и своих возможностей... Он словно растекался по корневой системе леса, сначала опускаясь глубоко вниз, где огромные корни утончаются до тончайших иголок, потом резко взбирался на очередное дерево вплоть до кончиков веток.
Это было прекрасное чувство! Бесподобное чувство! Его сознание расширялось, ощущая больше пространства, больше живых существ... Он вновь был везде и нигде! Лес вновь начинал ощущаться им как единый организм, с бесконечными возможностями роста, движения...
69
8 июля 1941 г. Небольшое село в 10 километрах от Старого Быхово. Передовые части 24-го немецкого танкового корпуса пополняли боекомплект и горючее. Большой дом в центре села.
- Дзинь! Дзинь! Дзинь! Дзинь! - несколько секунд надрывался телефон у окна. - Дзинь! Дзинь! Дзинь!
- Думаю, это вас дорогой майор, - усмехнулся генерал, видя на лице вошедшего явное нежелание брать трубку. - Берите, берите, это точно из вашего ведомства. Они уже несколько раз о вас справлялись.
Фон Либенштейн, в этот раз выглядевший еще хуже чем в прошлый, нерешительно дотронулся до телефона. Форма вновь висела на нем клоками, на лице появилось еще несколько глубоких царапин.
- Я слушаю, - наконец, решился он. - Так точно! Как я докладывал... Нет! Все было совершенно иначе! Господин профессор просто не владеет полной информацией! Что? Так точно!
Генерал на время отложил все свои дела. Разворачивающая перед ним картина была настолько занимательной, что доставляла ему огромное удовольствие. Что говорить, он не каждый день видел, как «снимают стружку» с таких высокомерных штабистов, «ни разу не нюхавших пороху», каким по мнению генерала, был фон Либентштейн.
Майор сначала побагровел, потом так же стремительно побледнел.
- Так точно! Есть исполнить и доложить! - не смотря на телефонный разгром майору удалось справиться с собой. - Есть двое суток!
Телефонная трубка со щелчком легла на место. Не торопясь, Вилли ослабил ворот кителя и глазами поискал воду.
- Мне дали двое суток, - хрипло проговорил он, обращаясь к генералу. - За двое суток я должен дать результат или его дадут другие!
В его голосе прозвучала такая обреченность, что фон Гейер не выдержал:
- Это связано с недавним нападением на наш гарнизон? Так что-ли?
Тот кивнул.
- Вам то какая в этом забота? Пусть тыловики разбираются! Это их работа! Не все же время на толстой заднице сидеть, жрать шпик и пить французское вино.
- Господин генерал, простите меня за грубость! - майор с яростью одернул рванину кителя. - Это уже не просто моя забота! Это, дьявол его победи, наша общая забота! Мне порекомендовали обратиться к вам за полноценной помощью! - теперь пришла его очередь улыбаться, наблюдая как вытягивается лицо фон Гейера. - Думаю через пару минут позвонят и вам...
Действительно, информация полностью подтвердилась.
- Господин генерал, я не могу вам всего рассказать, - начал рассказывать майор, дав время им обоим несколько спустить пар. - Поймите, я связан тайнами своей службы... Сообщу лишь самый минимум, который вам необходимо знать. Мне необходимо попасть в один лесной район, который, как выяснилось, практически полностью контролируется большевистскими бандитами, и забрать некоторые материалы. Я сейчас не знаю точно, что это может быть — документы, человек или, чем бог не шутит, животное! Не важно! Нужно обеспечить беспрепятственный доступ в данный район мне и еще паре моих людей...
Командир танковой группы, части которой готовились со дня на день форсировать Днепр, кривил губы.
- По-видимому, нужна настоящая войсковая операция, с применением танков и минометов. Возможно, понадобиться и авиация. Все будет зависеть от обстановки, - не обращая внимание на нарастающее раздражение генерала, продолжал Вилли. - Господин генерал, совершенно определенно, что понадобятся опытные солдаты. Меня не устроит всякий сброд — обозники, повара и остальные... Только солдаты с опытом, толковые офицеры...
Вдруг, со стороны фон Гейера послышался язвительный смех, резко прервавший монолог майора.
- В преддверии наступления вы требуете организовать войсковую операцию. И где? В тылу! Вы понимаете о чем говорите?! Танки, авиация, опытные солдаты?! - он с силой ударил по столу. - В эти несколько недель решается судьба всей восточной кампании! В течении самого короткого времени мы должны разгромить основные силы русских! Вам ясно?! В какие-то несколько недель! Выбить всю живую силу противника! Вот здесь и здесь! - расположены крупные опорные пункты русских, защищающие наиболее удобные подступы к Днепру. Это настоящие крепости, если вы еще не знаете! О каком отвлечении танков можно говорить в такой момент?! Какая к черту авиация?! Она вся работает в прифронтовой полосе! Единственное на что вы еще можете рассчитывать, это тыловики, усиленные моторизованными частями... Все!
Несколько секунд они сверлили друг друга яростными взглядами. Первым сдался Вилли, который все продолжал выступать в роли просителя.
- Хорошо, господин генерал, я погорячился. Прошу меня извинить, - судя по небольшому проявившемуся заиканию, что-то подобное он произносил впервые. - Тогда я просто вынужден вам все рассказать... Уверен, что только услышав это, вы поможете мне... Все началось несколько недель назад, буквально с первых дней восточной кампании. Моему шефу попались на глаза неоднократные сообщения о странном поведении сначала мелких и крупных животных, а потом и людей на оккупированной территории. Случаи были настолько многочисленными и крайне странными, что была заподозрена целенаправленно организованная русскими эпидемия. Едва изучив первые донесения, наши аналитики высказали следующее предположение... Мол, русские, отступая, разрывали старые скотомогильники и разбрасывали остатки скота по местам, которые были наиболее приспособлены для немецких гарнизонов. В принципе, все было достаточно логично, если не одно но! Среди людей были заражены лишь немецкие солдаты... Этот факт больше говорил в пользу не просто об специальным образом организованной эпидемии, а о целенаправленном применении неизвестного химического оружия.
Едва прозвучали последние слова, генералу стало плохо. Человеку, пережившему газовые атаки 1916 г, сразу же привиделись корчившиеся от боли люди, стаскивавшие бесполезные противогазы вместе с лоскутами кожи.
- Бог мой! - вырвало у него. - Русские пошли на это?!
- Господин генерал, мы еще в начале пути, - продолжил майор. - Многие факты говорят об этом. И самый главный из них, это ожесточенное сопротивление русских в этом чертовом районе! Как вы знаете, не так давно я потерял там всю свою группу. Мне почти удалось добыть образец, но, проклятье, все сорвалось! На нас напали настоящие асы. Если я не ошибся, то в диверсионной группе были и азиаты. Это настоящие звери! У нас вообще не было ни шанса!
Фон Гейер был потрясен. Конечно, защита от химических атак в германской армии была давно уже налажена — созданы соответствующие службы, солдаты получили необходимое обмундирование, регулярно проводились учения. Но, боже, как это все усложнит!
- Об этом же надо срочно сообщить в подразделения! - он был готов вскочить и бежать. - Нужно принимать меры! Кто еще знает? Почему до нас этого не довели? Мы же на острие атаки... Если большевики нанесут неожиданный удар, у могут быть огромные проблемы. Вы понимаете это?
- Спокойно, господин генерал, - успокаивающе проговорил фон Либенштейн. - На эту информацию наложен гриф «совершенно секретно». Никто, вплоть до особого распоряжения, ни должен ничего знать! Мы должны быть абсолютно уверены! Вы сами осознаете, что будет если германские войска первыми применят химические оружие?! У Советов столько этой гадости, что просто берет ужас... Нас просто затопят!
- Нет, нет, - отрицательно замотал головой генерал. - Совершенно очевидно, что ваше предположение не подтвердиться! После тех ужасов, что натерпелся мир в 1916 г. никто не пойдет на применение химического оружия... Даже фюрер неоднократно заявлял, что в условиях превосходства германской тактики и немецкого оружия воспользоваться химическим оружием на поле боя было бы полным безумием. Вряд ли русские придерживаются иного мнения.
Вилли некоторое время задумчиво смотрел в окно, словно в ночной темноте что-то можно было увидеть.
- Я помню совместные учения 1934 г., - вдруг он начал рассказывать что-то совершенно не относящееся к предыдущей теме разговора. - Ваши подразделения, уверен, тоже были задействованы. Не так ли? Одним вечером мы сильно напились. Не знаю, что мы тогда пили, но это было просто оглушающе. Хотя это совершенно не важно! Главное другое... Один капитан, его фамилия совершенно вылетела из головы, рассказал, что лет десять назад, то есть в 20-е гг. они подавляли кулацкое восстание в восточной губернии. Вот тогда, господин генерал, им было использовано химическое оружие. Во время целой войсковой операции, с применением танков и авиации, они вылили на восставших целое море всякой дряни... Вы понимаете куда я клоню?! Против своих же! И это не была ошибка, небрежность или предательство! Нет! Это был прямой приказ с самого верха! Ха! Вы думаете, с нами они поступят лучше? Испугаются? Загнанный в угол зверь может броситься и на охотника... Лучше готовиться к худшему, что обрадоваться лучшему...
70
Днем ранее. Центральная площадь небольшого городишки, выбранная в качестве места показательно казни. Комендатура продолжала гореть. Огромные черные клубы дыма окутали невысокое двухэтажное здание. С пустеющей на глазах улице непрерывно раздавались выстрелы.
- Срочно штаб! - орал перемазанный в саже Вилли на скорчившегося офицера связи. - Дай мне связь со штабом!
Тот забился по стол, откуда торчали лишь подметки его сапог и тихо скулил. Бах! Бах! Бах! Кто-то настойчиво стрелял по окнам здания. Пули цокали по кирпичной кладке и отлетали в разные стороны.
- Ах ты крыса, срочно мне связи! - пнул со всей силы майор, пытаясь одновременно пригнуться. - Пристрелю! Поднялся! Бегом!
Со стороны двери кто-то яро отстреливался. «Похоже, пулемет, - с облегчением вдохнул Вилли, садясь у стены. - Кто-то закрепился у входа... Там узко. Пройти не должны. Так, где еще патроны? Черт!». Пулемет замолк.
- Ej, nemzura, wihodi s podnjtimi rukami, - с улицы раздался чей-то звонкий голос. - Polosil ja washego pulemetzika! Hande hoch!
- Сволочь, сдаться предлагает, - пробормотал майор, осторожно выглядывая в коридор. - Точно, грохнули пулеметчика... Но как? Там же близко не подобраться! Смотри-ка, бегут, - из окна было видно, как к комендатуре бежали человек десять гражданских с оружием. - Еще немного и возьмут в клещи... Эй, профессор, ты здесь? Его не должны захватить в плен.
В ответ никто не отозвался. Эта часть здания казалась совершенно вымершей. По просторной комнате ветер гонял невесомые бумажные листки с готическим шрифтом. С одной из стен прямо на разбитые окна воодушевленно смотрел Гитлер, всем своим видом должный внушать неизбежность победы арийского духа над всеми недочеловеками.
- Что-то не помогает, - рассмеялся фон Либентштейн, подмигивая портрету. - О! Вот это сокровище..., - за шкафом, возле которого он так удачно присел лежал ящик с гранатами; по-видимому, убрать еще не успели. - К счастью, не успели! Это мы еще повоюем! Эй, ты, мешок дерьма, здесь есть еще выход? - вопрос он сопроводил смачным ударом по едва виднеющейся фигуре офицера. - Что? Громче! Туда! Дерьмо!
- Nemzura, nu kak, reshil sdawatsj? - голос с улицы не унимался, видимо, предлагая сдаться. - Wihodi, padla!
- Иди и возьми меня, большевистская мразь! - со смехом заорал майор, вставляя новую обойму в автомат. - Я жду тебя!
- Ah, ti kosel! - в ответ грянул выстрел, сделавший еще одну дырку в портрете фюрера.
- Все, пора! - решился Вилли, делая бросок в коридор. - Держи, подарок из Германии! - в сторону выхода один за другим полетели две гранаты.
Не дожидаясь взрыва майор бросился в обратную сторону коридора. Где-то там должен был находиться еще один вход, который для него мог стать спасительным выходом.
- Stojt, padla! - гремел ему вслед злой голос. - Wse rawno ne ujdesh! Ej, Abaj, on k tebe idet! Prinimaj!
Даже не оборачиваясь, он дал в сторону голоса очередь из автомата. «Кажется, здесь, - грохот выстрелов отдавался ему в виски. - Лестница! Вниз! Вот! Замок, черт!». Не останавливаясь, Вилли пинает дверь ногой, от чего ее вышибает наружу. Свобода!
- Sdorowa, nemezkij zelowek! - он буквально налетел на что-то невысокое, но тяжелое, словно хороший немецкий шкаф. - Moj powelitelniza Aal Luuk Mae dawno use sdet tebj!
Сбитый с ног майор, снизу вверх, смотрел на стоявшего перед ним невысокого человека, голова которого была укрыта капюшоном. Темно-зеленая ткань в грязных разводах медленно сползла на плечи и на офицера глянули темные, почти чернильные глаза. Азиат!
- Aal Luuk Mae! Aal Luuk Mae! - глаза горели каким-то фанатичным блеском, а губы шептали чье-то имя. - Aal Luuk Mae!
Но главное были даже не глаза! Нет! Глаза майора были прикованы к рукам, которые держали клинок перед его глазами. Это были обычные руки! Совершенно обычные руки, если бы не иссиня черные пруты, которые плотно обвивали пальцы и ладони человека. Они казались живыми, потому что легонько пульсировали и дергались.... Длинные черви, ожившие чтобы грызть плоть! Клинок и руки медленно начали приближаться к его голове!
- Aal Luuk Mae, primi etogo zeloweka k sebe! - губы расплылись в безумной улыбке , обнажая желтые выщербленные зубы. - Eto nastojsij wrag! Eto nastojsaj krow!
Вилли покрылся холодным потом. Он попытался отодвинуться назад, но уткнулся в остатки висевшей двери.
Eto nastojsij wrag! Eto nastojsaj krow! - человек продолжал что-то говорить. - Aal Luuk Mae! Aal Luuk Mae! A-a-a-a-a!
Бах! Бах! Бах! Майор вздрогнул! Азиат что-то зашипел..., глаза закатились и он рухнул прямо на Вилли.
- Это, я, Шпанер! - кто-то тормошил майора, пытаясь привести его в чувства. - Да поднимайтесь же скорее! Сейчас здесь появятся эти бандиты! Нам надо срочно уходить!
- Сейчас, профессор, - мотая головой, бормотал Вилли. - Признаюсь, вы появились очень вовремя... Но подождите пару минут. Мне надо посмотреть этого азиата. Да, знаю! Сейчас!
Шпаннер изломанно дергал головой по сторонам, опасаясь партизан. Майор тем временем брезгливо приподнял капюшон и сразу же отбросил ткань.
- Боже мой что это такое? - его пальцы вновь ухватились за край ткани и потянули вверх. - Это же то, что мы ищем! Профессор, дери вас за ногу! Смотрите, видите это! Да, смотрите на черные жгуты. Видите! Они до сих пор сокращаются! Бог мой! Сколько раз вы в него стрельнули? Два — три! Вы же попали... Но он до сих пор жив!
- Не может быть! Три раза! Я три раза нажал на курок..., - шептал профессор. - Этот варвар не может выжить после такого.
Зеленая ткань с треском порвалась на груди азиата. Майор сразу же отдернул руки от тела, со страхом уставившись вниз. Обнажилось что-то светлое. «Кожа! - подумал фон Либенштейн, пытаясь унять пробившую его дрожью. - А что это такое? Боже! Это же выходное отверстие...». Потом с чавканьем что-то брызнуло в сторону.
- Пуля! - изумленно прошептал Вилли, не веря своим глазам. - Это же ваша пуля... Смотрите, профессор! У вас ведь вальтер? Так? Точно! Его организм не принимает железо! Он регенерируется! Боже мой!
На светлой коже, где несколько минут назад виднелись отверстия от пуль, остались лишь едва заметные шрамики. Ткань в области сердца вновь приподнялась и опустилась, а потом опять приподнялась и опустилась... Было похоже, что одежда азиата живет своей собственной жизнью, которая никому не подвластна.
- Это наш шанс, - быстро заговорил майор, цепляя свой выроненный ранее автомат. - Мы должны его взять с сбой, к нашим... Профессор, это же наш билет туда, на самый верх! Это будет настоящий переворот! Мы, с вами профессор, навороти такого, что не снилось и самому богу!
Вдруг в коридоре кто-то хлопнул дверью и со злостью заорал:
- Usel, gad! Usel! Abaj, gde ti? Gde tebj nosit, zert poberi!
Сразу с другой стороны начал ритмично что-то выстукивать пулемет. Было совершенно не понятно, кто и где находится. Профессор заметался, а пистолет в его руке ходил ходуном.
- Да, уберите вы пистолет. Пристрелите еще не дай бог, меня! - прошептал майор. - Хватайте его и тащите! Я с автоматом прикрою! Хватит! Тащите! Без него нас там не ждут! О, черт!
Шаги приближались. Доски противно скрипели. Напряжение нарастало.
- Ладно, бросайте его! Иначе не уйдем! - Вилли передернул затвор и направил ствол автомата на выход из здания. - Давайте, к тому проходу. Я кажется знаю этот проулок. Здесь дворами можно выйти к посту, где, если нам повезет, еще есть солдаты...
Едва они скрылись за углом здания, как за спиной раздалась чья-то ругань.
- Urod! Wonuzij urod! Stoj! Stoj!
- Не останавливайтесь, профессор, а то догонят! - тяжело дыша, хрипел майор. - Еще немного! У вас еще есть патроны? Мои почти кончились...
Наконец, Шпаннер остановился и рухнул на кучу булыжников у стены. Он с хрустом разорвал на груди рубаху, пытаясь отдышаться. Грудь тяжело поднималась и опускалась.
- Поднимайтесь, рано еще отдыхать! - Вилли развернулся в сторону противника и приготовился стрелять. - Давай, давай, профессор. Еще пара шагов. О, боже! Профессор, отойдите от этого чертова окна! Быстрее! Да, шевелитесь же, наконец!
Со вздохом Шпаннер повернулся назад и застыл. Из-за кучи булыжников, которые были навалены возле подвального окна, торчало что-то совершенно инородное. Темное, влажное, склизкое, шевелящееся!
На него навалил ступор! Тело сковало! Работало лишь сознание... «Это же прекрасно, - кровь бешено пульсировала по воздействием гигантских порций адреналина. - Пульсирующая масса, немного напоминающая вспенивающиеся дрожжи... Явно тяжелая, скорее всего содержит много жидкости. Что же это такое? Определенно, не животное! Ни в коем разе! А почему именно живое? Если это какое-то химическое вещество дает такой эффект?!».
Его глаза дергались, фиксируя каждый бугорок и впадинку на выползающей из подвального окна субстанции.
- Чертов старик! - Шпаннера кто-то резко дергает за шиворот и тащит в противоположную сторону. - Чтоб ты сдох! Позже! Сам! Очнись же наконец!
Раздался треск ткани.
71
Берлин. Неприметный особняк на Пюклерштрассе. 11 июля 1941 г.
- Посмотрим, посмотрим, что же нам прислал малыш Вилли, - пробурчал полноватый старичок с лихо закрученными усиками, открывая запечатанный бумажный пакет. - Надеюсь, он все сделал правильно.
Массивный стол из мореного дуба, за которым он сидел, располагался в нескольких метрах от зажженного камина. Вальтер Грайте, возглавлявший исследовательский отдел биологии Аненербе, любил смотреть на огонь и слушать треск сгоравших дров. Вот сейчас, получив пакет с документами от своего сотрудника, он не стал сразу же читать то, что в нем было. Сначала оберточная бумага лоскутами полетела в огонь, где мгновенно вспыхнула, и лишь после этого, давно сложившегося ритуала, Грайтер взял первый листок.
- О чем это он пишет? - он едва успел вникнуть в первые строки, как сразу же начал ворчать. - … Первоначальное предположение не подтвердилось. Следы испытания или применения химического оружия обнаружить не удалось. .. Почему, не удалось? Значит, плохо искал! Мальчишка!
Грайте скомкал листок и кинул его в камин.
- Такой шанс! Такой шанс, - шептал он, вновь склоняясь над бумагами. - Подумать только... я лично мог сообщить фюреру о том, что русские тайно применяют химическое оружие... Тогда... Тогда, я бы не копался в в этих чертовых тушках!
Его взгляд с ненавистью прошелся по стенам кабинета, где висели искусно выполненные чучела экзотических животных и птиц. Они разевали свои пасти и клювы, сверкали искусственными глазами, словно насмехаясь над очередной неудачей когда-то подавшего блестящие надежды ученого.
- Кому это все нужно? - от разбиравшей его злобы глаза никак не могли сконцентрироваться на тексте. - Вымершие птицы, ископаемые животные... Тьфу! Это не дело для настоящего ученого! Вот человек... постойте-ка, постойте-ка... Что тут у нас такое? Любопытно, очень даже любопытно... Может быть это даже и лучше.
Пальцы, мгновения назад пытавшие скомкать и выбросить и этот листок, бережно разгладили его перегнутые края и поднесли ближе к глазам.
«... В ходе поиска следов применения химического оружия была четко очерчена территория, где чаще всего фиксировались источники заражения германских солдат и офицеров. Исходя из этого была организована зона изоляции с охватом более пятидесяти километров площади... Значительного эффекта карантинные мероприятия не дали: по-прежнему, около ста солдат и офицеров остаются в спецлагере под наблюдением... Продолжается приток зараженных...
Медицинская служба оказалась не в состоянии точно идентифицировать источник заражения. Были высказаны предположения, что таковым может быть неизвестный науке гриб с аномально быстрой приспособляемостью к новым условиям среды обитания. Грибница такого гриба, по мнению части врачей, способна в рекордно короткие сроки поражать человеческие ткани, пронизывая кожу, мышцы и костное вещество».
Старик крутанул один ус, отчего тот еще более задрался вверх.
- Где же это было? - продолжал бормотать он, шевеля губами. - Кажется, вот...
Текст письма ближе к концу стал совершенно неровным. Буквы потеря свою готическую строгость и начали напоминать, как показалось Грайте, какие-то азиатские каракули. «Черт разберешь, - подумалось ему, пока его палец скользил вдоль строчек. - Ну разве можно так относиться к своим обязанностям... Хотя... если это не он?! Подмена?! Часть письма написал кто-то другой?».
«... Здесь нет никакого химического оружия! Сейчас, в этой чертовой землянке, в грязи и поту, меня пробирает смех от того, что мы могли поверить в этот бред. Какое здесь может быть химическое оружие? Практически около границы, да еще в непосредственной близости от крупных поселений?». Этот абзац писавший несколько раз жирно подчеркнул, явно желая привлечь нему внимание.
«... Но не это главное! Тут мне пришлось встретиться с таким, что все мои знания и навыки оказались совершенно ненужными... Представляю, как вы читаете эти строки и гадаете, а не спятил ли старина Вилли в этой чертовой России?! Могу вас заверить, что хотя и и пишу как псих, да и выгляжу не лучше, но с моим рассудком все в полном порядке... Просто, эти чертовы русские здесь занимались тем, о чем мы даже не могли подумать. Вы представляете, пока наши ученые оформляли свои умозрительные теории о превосходстве арийского духа, большевики уже начали делать первые, а может и вторые шаги по созданию сверхлюдей...».
- Вот это место, - с трудом оторвался он от чтения, делая пометку на полях. - Я то подумал, что мне показалось.
«... Моя группа не раз сталкивалась с ними. К несчастью, русские добились феноменальных успехов. Моя команда (вы несомненно помните тех, кто со мной отправился в этот чертов край) легла полностью в этих поганых лесах. Вы понимаете, полностью? Отлично подготовленные и экипированные, оказались полностью беспомощными перед проклятыми азиатами... Кстати, я ведь еще не рассказывал, что напавшие на нас суперсолдаты были настоящими азиатами...».
- Кажется, у него сдают нервы, - с неудовольствием пробормотал Грайте, протягивая руку за новым листком. - Очень жаль, очень жаль... Такой перспективный экземпляр. Из него мог бы получиться настоящий внук Одина..., - последнюю фразы он почти проглотил.
Новый лист был полной противоположностью предыдущему. По белоснежному бумажному полю располагались практически идеальные строки — шеренги точно выверенных букв. Чувствовалось, автор писал этот отрывок чуть попозже и его состояние почти пришло в норму.
«При нашей последней встрече, я видел этого человека очень близко. Скажу сразу, я выпустил в него четыре пули. Все попали в цель — в грудь. Вы знаете, в таких вопросах я не ошибаюсь... Разворотил ему всю грудь! Было много крови! Но, черт меня побери, через пять — шесть минут у него вновь появился пульс. К сожалению, мне не удалось сфотографировать сам процесс заживления...
… Это был низкорослый мужчина, примерно 150 — 160 см. На его голове росли черные прямые волосы. Форма черепа была почти идентично №5, что может говорить о его принадлежности к северным народам. Явный монголоид. ..».
- Все-таки, дорогой Вилли, тебе удалось меня по настоящему удивить, - прошептал склонившийся над письмом человек. - Значит, я не зря тебя выделил из массы этих баранов! У тебя потрясающее везение. Надо же, отправиться проверить какие-то непонятные отравления и наткнуться на такое! Интересно, что же ты нам еще такое приготовил?
«... Его кожа был буквально изгрызана небольшими отверстиями, через которые выглядывали черные жгутики. Взять образец не удалось. Все это было очень похоже на хирургическое вмешательство по вживлению в человека каких-то материалов. Каких выяснить не удалось! По внешним признаком это не было металлом или минералом, возможно это что-то было растительного происхождения... Однако, полной уверенности нет».
Потом Грайте встал и подошел к небольшой черной крутящейся доске и после некоторой неподвижности начал что-то писать.
- Информации много и одновременно мало, даже скажем очень мало, что делать какой-то основательный вывод. Однако, разложить все по полочкам все же придется, так как без этого она совершенно не удобоварима.
Что из всего этого следует? Во-первых, этот район русским крайне интересен, хотя не понятно чем. Он и интересен настолько, что здесь, как сообщил майор, действуют их специальные агенты. В принципе, одно это может говорить об очень многом. Иначе, чем могла заинтересовать Москву, а кого же еще, одна из сотен совершенно одинаковых оккупированных деревень? Ответ понятен. Что-то рядом с ней было или есть крайне важное. Это может быть какой-то секретный полигон, особая часть, лаборатория или что-то еще...
Теперь второе. Чем занимались эти кто-то? Поправка! Чем настолько важным они занимались? Вот тут я бы не бы столь категоричен, как фон Либентштейн. Хотя, о чем это я говорю, ведь юности свойственен максимализм... У нас есть эпидемиологическая ситуация с совершенно неизвестными ранее симптомами у заболевших и переносчиком заразы. Еще мы имеем крайне странного монголоида с просто фанатическими физическими данными.
Темная доска оказалась покрыта разными значками, обрывками слов, монограммами и аббревиатурами, которые были соединены между собой разнокалиберными стрелками и черточками.
- Что мы имеет в итоге? - он удовлетворенно окинул взглядом свои писанину. - Кто-то, прямо в подбрюшье у нашей наступающей армии проводит опыты по увеличению живучести солдата... Если конечно, Вилил не подводит зрение и, надеюсь, мозги, то речь идет просто о феноменальных успехах Советов.... Конечно, не помешал бы хоть какой-то экземпляр.
Итогом, всех этих размышлений явилось предписание официально продолжить расследование заражения немецких военнослужащих, концентрирую на самом деле все свои усилия на основной миссии — поиск и захват материалов по лаборатории русских с последующей отправкой всего добытого в стены Аненербо.
71
Над большим котлом медленно вился сизый дым, клочья которого с трудом пробирались сквозь густую листву деревьев. Клавдия Степановна, дородная женщина впечатляющих пропорций, сама себя назначившая поварихой, молча мешала густую похлебку.
- А чи не похлебка? - сама с собой разговаривала она, в очередной раз заглядывая в котел. - Бульбу кинула, грибочков цельное лукошко закинула... Соли вот только треба малую дольку.
Вдруг ложка, только что скользившая по ароматной жиже, застыла.
- Який еще там шум? - пробормотала она, оборачиваясь в сторону болота. - Кого еще там несет? О! Мати, мои родные! Идут, наш родненькие...
Словно молодуха какая, повариха вскочила на ноги и тонко закричала:
- Ой, бабоньки, наши идут! Идут, мои хорошие!
Из-за невысокого завала, образованными сваленными друг на друга деревьями, появлялись люди.
- Петро! - подхватил ее крик кто-то сбоку. - Петро!
Чуть не свалив невысокого дядьку, с трудом тащившего огромный мешок, рванула вперед улыбающаяся женщина.
- Вон он, вот он, мой ненаглядный! - молодой парнишка едва успел сбросить рюкзак с плеч, как на него налетел вихрь радости и счастья. - Как же я тебя ждала... Петро! Что такое? Рука?
Шедший следом партизан добродушно хлопнул парня по плечу.
- Добрая у тебя жинка, хлопец, - проговорил он. - А ты, что глаза на мокром месте? Ничего с твоим не случилось! Мы его як красного сокола берегли.
В какие-то секунды притихший, словно перед тяжелой грозой лагерь, взорвался.
- Смотри, Мишка, не надорвись, аж две девки обнимать! - скалил кто-то громко зубы. - Охальник!
Раздавался смех...
- Да, сестренки это мои! - откуда-то доносился возмущенный ответ.
- Сыми-то сумищу свою! Не бойся не укушу! - повариха тянула за рукав длинного как верста парня. - Что и мамку свову не признаешь?
Из палатки кто-то вытащил гармонь и с чувством начал выводить залихватскую мелодию.
- Эх, девки, бабы, молодежь, подходи, не зевай! - заводил народ юморной гармонист. - Расскажу я вам как делить мой каравай!
- Дурак, ты Федька! - рассмеялась в ответ разбитная деваха с шальными глазами. - Че у тебя там делить-то? Шишь с маслом!
Шум нарастал, подобно валу, обрастая все новыми и новыми звуками. Мягкие шлепки снимаемых сумок и рюкзаков, приятный слуха металлический перезвон патронов дополнялись звонкими поцелуями и заливистым смехом.
- А ты, что видела что ли? - ни как не успокоится гармонист, хитро поглядывая на стоявшую напротив него бабенку. - Можа там и ого-го!
- Да, тихо ты! - вдруг кто-то шикнул на него из-за спины. - Уйми свою музыку!
От неожиданности его руки дернулись и гармонь, издав жалобный полувздох, умолкла.
- А... Что? - дернув головой, гармонист повернулся назад.
Все молча стояли. Десятки человек, которые мгновения назад шумно радовались встречи, с недоумением перешептывались. Федька решительным движением отложил инструмент и начал пробираться в центр лагеря. Лишь отодвинув в сторону очередную одетую в ватник спину, он увидел причину всеобщего оцепенения...
- Я смотрю у тебя совсем плохо с головой, старшина? - Смирнов угрюмой глыбой нависал над невысоким собеседником. - Ты отказываешься исполнять приказ высшего командования? Идешь против советской власти, гнида? Что молчишь, Илья Степанович? - имя и отчество он произнес так, словно выплевывал каждую букву по очереди.
Перекошенное лицо разведчика не предвещало ничего хорошего.
- Вот, значит ты как заговорил, капитан, - буркнул в ответ тот, скидывая со спины котомку. - Гнидой меня называешь... Может еще и под трибунал хочешь отдать?! Что буркала свои выпятил? ….Хрена ты получишь моих людей!
Капитан усмехнулся кончиками губ и медленно расстегнул нагрудный карман. Под пристальными взглядами окружающих, он вытащил небольшой клочок темной ткани и, поднеся его к глазам, начал громко читать:
- … Оказывать всестороннее содействие Смирнову Игорю Владимировичу ... Имеет право брать на себя командование военными частями... Подпись: И.В. Сталин,
Он высоко вскинул руку, демонстрируя небольшой клочок ткани.
- Все слышали? - спросил он, пытаясь каждому заглянуть в в глаза. - Я должен забрать с собой в Москву одного человеку — Ковальских Алесю... А, ты слышал, старшина, кем подписан мой мандат?
Голованко шумно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Мелькнувший перед ним документ был не простой «бумажкой», о чем он, пограничник, не раз слышал.
- Я ее не отдам, - еле слышно проговорил он, набычившись словно боксер перед ударом противника. - Капитан, я ее все равно не отдам...
После этих слов передние ряды словно отхлынули от них. Пятачок пустого пространства вокруг двух людей становился все больше и больше.
Смирнову показалось, что он ослышался. «Что? Какой-то вшивый пограничник вякает против такого документа? - в его голове просто не укладывался сам факт такого ответа старшины. - Это же подпись товарища Сталина!». Его руки сами дернулись вперед и крепко вцепились в воротник партизана.
- Ты, что же старый пень совсем ошалел? - крепкие руки словно мощный механизм с силой трясли старшину. - Тебе сам товарищ Сталин приказывает какую-то девку доставить в столицу... Сам товарищ Сталин! Да, я тебя прямо здесь шлепну! - тряхнув в очередной раз, он отпустил трещавший воротник. - Ты меня слышишь, прямо вот этими руками шлепну! О! Падла!
Воздух словно выдернуло из его легких, а живот сразу же скрутило невыносимой болью. Разведчик даже не уловил сам момент удара, он лишь ощутил его последствия.
- Ты?! Сволочь! - задыхаясь и сипя от боли, бормотал капитан. - Ты поднял руку на старшего командира?
Неожиданно его осторожно подхватили под руку и мягко опустили на землю. Оказавший эту помощь, Голованко присел рядом с ним.
- Успокойся, разведка, - тихо проговорил он, наклоняясь к лица Смирнова. - Прежде чем орать, ты бы сам башкой своей подумал, о чем просишь?! - наткнувшись на недоуменный взгляд, Илья продолжил. - Знаешь, что это за девка?
Тот с шумом выплюнул тягучую слюну и выдохнул:
- Какое это имеет значение? Кто она сама? Кто ее родители? С кем она спит и что она есть? Главное, она может принести пользу стране! Только это сейчас имеет значение.
Старшина печально вздохнул.
- Это же сестра его, - прошептал он, кося взглядом в сторону высокого дуба. - Родная сестра... И ты мне предлагаешь, отдать ее... Лучшего способа подписать себе смертный приговор ты точно не найдешь!
Боль сразу же отступила куда-то в сторону. «Его сестра..., - прозвучавшая мысль просто снесла его мозг. - Да, он же... Боже мой! Какая к лешему Москва?».
- Что тут такое? Что за столпотворение? Вот где они сидят? - прямо из толпы вылез и начал орать врач, также ходивший с ними на операцию по освобождению заложников. - Товарищ капитан, вы собрались улетать? Да? Как, мне интересно бы узнать? А на Абая не надейтесь... В самые ближайшие время он умрет. С такими ранами как у него, люди вообще не живут!
Оба командира вскочили как ошпаренные. Смерть Абая сильно ударяла по обоим. Если первый точно терял как минимум опытного солдата и потенциального «подопытного кролика» для советских врачей, то второй оставался без одного из самых сильных защитников партизан. Оба не сговариваясь рванули в сторону наспех оборудованной операционной. Таким громким словом называлась здоровенная немецкая палатка с огромным пологом, куда запросто можно было вместить около двадцати человек.
- Да вот он, - махнул рукой врач на небольшой занавешенный уголок. - Вы посмотрите сами!
Действительно, врач не преувеличивал. Пока два лидера сотрясали воздух, якут продолжал терять кровь.
- Как это так, доктор? - из капитана, казалось, окончательно вынули внутренний стержень. - Вы, что совсем ничего не можете сделать? - Плотные марлевые тампоны медленно впитывали кровь, становясь похожими на огромных пиявок, присосавшихся к ране.
Невысокий человек с жидкими черными волосами лежал практически неподвижно. Его руки были неестественно выгнуты, словно имели дополнительный сустав. Потрепанный комбинезон на груди был порван в клочья и из темно-зеленого приобрел буроватый оттенок.
- Я похож на волшебника? - Карл Генрихович, осторожно касаясь рваной ткани, освободил раны. - Видите? В него выпустили почти обойму... А с боку кажется ножом задели. И что с ним делать?
Скрюченное тело начало трясти. Все нарастало волнообразно. Легкие, еле заметные судороги, резко сменялись мощными рывками от которых тело едва не подпрыгивало.
- Олухи! - если только не взвизгнул врач. - Держите его! Руки! Сверху налегай! О! Больно! Лягнул меня...
Два здоровых мужика навалились на Абая, который несмотря на свое тщедушное тельце, оказался исключительно здоровым. Девяностокилограммовые туши Смирнова и Голованко с трудом удерживались на лежащем якуте.
- Осторожно! Кровь! Опять пошла кровь! - Очнувшийся от удара, врач снова взялся за руководство. - Крепче наддай! Надо остановить кровь! Да, что же это такое?! Нож! Ноже мне! Реж, старшина! Реж!
Из ран вместе с вступающей кровью лезли светлые нитевидные отростки, так отвратительно похожие на заразных паразитов. Они пробивались сквозь марлевые тампоны, окрашиваясь в ярко красный цвет. Небольшие тельца мягко покачивались, будто извиваясь...
- Еще лезут, боже мой! - плоть якута в некоторых местах с треском лопалась и оттуда лезли целы пучки древесных нитей. - Откуда же они берутся!
Внезапно, якут захрипел. Багровое от напряжения лицо немного приподнялось и выплюнуло темный сгусток какой-то мерзости.
- Аал Луук Мае, - шевелились потрескавшиеся губы. - Я иду к тебе! Элей ботур готов служить тебе, Владычица Великого леса...
- Что он говорит? Я ни чего не расслышал! - воскликнул капитан, державший раненного за ноги. - Что он там бормотал?
- Отпустите меня, дети железа, - шептал Абай, открыв красные как кровь глаза. - Отпустите меня в лес... Я не могу больше здесь находиться... Аал Луук Мае, я иду к тебе!
Тело дернулось в последний раз и замерло. Шумно дышавшие мужики не сразу сообразили, что стиснутое со всех сторон тело, больше не старается вырываться. Карл Генрихович осторожно коснулся его виска, стараясь нащупать биение сердца.
- Кажется, теперь точно все, - с горечью вздохнул он. - Что теперь делать? - его взгляд остановился на Смирнове. - Товарищ капитан, его надо доставить в Москву. Этому телу просто цены нет... Здесь я с этим примитивом ничего не смогу узнать!
- В Москву..., - пробормотал разведчик, не отрывая взгляда от лежащего тела. - Как? Пока будет запрос да прибудет самолет, от тела может ничего не остаться... Черт! Что же я предъявлю там?! А?
72
Дальний секрет партизанского отряда расположился прямо в самой гуще орешника, в его тесно переплетенных лещинах. За многочасовое бдение караул оборудовал себе удобный наблюдательный пункт. За стеной прутьев было все аккуратно срезано, на слегка торчащие обрезки накидали земли и все это сильно утоптали. Однако Пашку, одного из самых юных бойцов отряда, такие удобства совсем не радовали. Пожалуй все было совсем наоборот...
- Вот, черти полосатые, - ругнулся тот в полслова сразу же оглянулся, не слышало ли кто. - Чего толку здесь сидеть? Почитай возле самого болота штаны протираю... Вона, дальше только тина да жабье!
С угрюмым видом он вытащил из-за пазухи с трудом выпрошенный наган. Сергеевич его выдавал с таким лицом, словно отрывал от груди собственного ребенка.
- И чего он? - продолжал спорить Пашка с командиром. - Як на посту можно без оружия? Да ни в жизнь нельзя! А вдруг немчура какая пойдет... Я раз! На! На!
Боек револьвера несколько раз щелкнул. Юный партизан с настороженным видом водил стволом оружия по сторонам, выцеливая скрывающегося врага.
- Где же ты, немец проклятый? Подь-ка сюды! - бормотал она, крепко сжимая ободранную рукоять. - А-а-а-а-а! Больно ведь! Ну-ка отпусти ухо!
Невысокий потрепанного вида дядька неожиданно выскочил из-за дерева и уцепил мальчишку за ухо. От испуга тот выронил револьвер на земля и засучил ногами по ореховым пруткам.
- Отпусти, дядька! - с трудом не срываясь на плачь, кричал он. - Больно ужо! Отпусти, а то щас как крикну! Наши в миг тебе выдадут горячих...
- Не балуй малец, - невозмутимо проговорил незнакомец, поднимая с земли оружие. - Кричи сколько влезет. Вот пусть придут и полюбуются на такого партизана! Рубаха в грязи, морда в каких-то цыпках, да вон и револьверт без патрон. Тоже мне боец! Смех один! Таких бойцов вон на кухню надо! Щи варить, да картоху чистить. Эх ты!
Отпустив ухо притихшего пацана, он поправил на нем рубашку и пригладил кое-как его волосы. Потом с укоризненным видом осмотрел его и сунул в руки пистолет.
- На, держи, боец, - усмехнулся мужичок, расстегивая карман на пиджаке. - Вот тебе и документ! - говор был у него немного тягучий, да и окончания некоторых слов он проглатывал, словно не выговаривал. - Читать то поди научили, партизанский часовой?!
Цепко ухватив револьвер, Пашка вновь приобрел свой прежний залихватский вид, а с ним и старые ухватки. Подбоченясь, он внимательно оглядел своего обидчика. Прохожий, как прохожий... Выглядел он совершенно обычно для этого времени. Приглаженные черные волосы, немного навыкате глаза, сверкавшие из под светлой кепки. Из одежды Пашка обратил внимание только на сапоги. Хорошие, крепкие на вид, густо смазанные дегтем — сто лет носить и не сносить.
- Чай не маленький, сумею буквы разобрать, - буркнул он, наконец, в ответ, когда закончил с рассматривать сапоги. - … Э... Маркин Семен Николаевич... Кузьминской школы … село..., - желтоватая бумага с расплывшимися чернилами с трудом поддавались усилиям мальчишки. - Вот, направляется учителем... Учитель что-ли? - пацан уже с любопытством уставился на мужика. - У нас есть уже учительница — тетя Агнешка. А ты?
- Эх, молодежь, - вновь усмехнулся тот, не отвечая на вопрос. - Звать то тебя как, чудо лохматое? - Мальчишка сразу же насупился и спрятал документ куда-то за пазуху. - Меня зовут Маркин Семен Николаевич. Учитель математики.
- Ты мне тут не обзывайся, - обиделся Пашка, хватая собеседника за рукав пиджака. - Во придем к командиру, он тебе и покажет, кто тут чудо лохматое. Понял?! - а сам он в это время пытался незаметно пригладить непослушный вихор на самой макушке головы. - Пошли-пошли, тут недалече... Вона за тем оврагом будут деревья поваленные, а оттуда и рукой подать.
Несмотря на заверения паренька идти им пришлось почти с час, в течение которого Пашка практически не умолкал. Вынужденное одиночество на посту помноженное на долгое ожидание буквально взорвали его. Он что-то постоянно рассказывал, через каждую минуту теребил рукав учителя, а потом забегал вперед и требовательно заглядывал ему в глаза.
- … Я раз и прибег! А Сергеич мне и говорит... Ты Пашка истинный махновец, - тараторил он без умолку. - Посмотри на себя. А что смотреть? Вона все тута! На мне! Рубаха да порты, а что грязные, так я на посту...
- Стоять! - откуда-то сверху из-за наваленных деревьев раздался громкий окрик. - Пашка, подь сюды, стервец! Кого там привел?! А? Быстро! - слышалось, как сверху кто-то шумно слазил, обламывая ветки. - Давай, зови командира! Ну!
Ветки раздвинулись и появилось сначала массивное тело в толстом свитере. Затем с кряхтением показалось и красное от приложенных усилий лицо. Отдуваясь пожилой партизан поправил висевшую за спиной винтовку и только потом спросил:
- Кто таков будешь? Давай, говори все без утайки. Можа ты ихний шпиен? А?
Тот в ответ тихо рассмеялся.
- Отец, ты на мое лицо посмотри, - кепку учитель сдвинул на затылок, обнажив для июльского солнца высокий лоб. - У меня же на лице написано, что я еврей! - однако старый не разделял его оптимизма; такое впечатление, что его вообще было сложно чем-то прошибить. - Юде, отец я, настоящий юде, как немец говорит.... Таких, как я они не любят. Слухи ходят, что в лагеря нас сгоняют...
- … Похож вроде, - тем временем бормотал партизан, хмуря брови. - Жиденок — он и есть жиденок...
- Что же ты Михал Силыч такое говоришь? - укоризненно проговорил другой голос, обладатель которого оказался плотным человеком невысокого роста. - Значит-ца , говоришь еврей, да к тому же учитель. Хорошоооо, - протяжно протянул он. - Нет! Даже не хорошо, а просто замечательно. У нас как раз детишек целая туча — будет чем заняться.
После некоторого молчания он продолжил:
- Меня зовут Голованко Илья Сергеевич. Я местный командир, - последнюю фразу старшина произнес каким-то виноватым тоном. - Ты уж земляк не обижайся на такой «теплый прием». Война, сам должен понимать... Ну, что стоишь как жених на свадьбе, пошли знакомиться с хозяйством!
Пришлый кивнул головой на такое скорое посвящение в партизаны и нырнул вслед за старшиной в густую листву. Внутри он пробирался чуть не на ощупь. Пеньки с разлохмаченной щепой, острые прутки так и норовили ухватить его за штаны и вцепиться в ноги.
- Давай, земеля, вылазь, - из гущи кустов, из которых он уж и не знал как выбираться, его буквально выдернули. - Заблудился?! - засмеялся командир, показывая рукой на небольшую вырубку. - А теперь знакомься... Вона нам сколько! И не чинись, у нас все по простому... Эй, народ! В нашем полку прибыло! Прошу любить и жаловать, Семен Николаевич Маркин. По профессии учитель. Вот, Агнешка, будет тебе помощник! - бросил он в сторону статной светловолосой женщины.