Дуб тоже может обидеться

Позднее, когда мне удалось оценить скорость распространения новой религии, предпринимать что-то было уже поздно. Иногда, мне казалось, что людей охватило настоящее безумие - эдакое тихое помешательство. Вы представляете, когда мне удалось спасти жизнь маленькой девчушке, ее отец устроил около одного дуба целый молебен! Это было просто невообразимо! Прошло уже много лет, но до сих пор, когда вспоминаю эту картину, меня охватываю сильные эмоции... Да, эмоции, читатель! Как оказывается у меня сохранились еще некоторые человеческие черты и качества!».

Вложен небольшой пластиковый жетон с выдавленным гербом и бумажный квиток с надписью - «Листы под номерами с 3, 4, 5 изъяты» (ответственный Лигачев С.В. Лаборатория №19-Х).

«... Пожалуй лишь об одном стоит рассказать подробнее — о семени Жизни. Не думаю, что даже в ваше время о нем будет известно все досконально. Крайне сомнительно! Ибо Семя Жизни — это целая вселенная, помещенная в хрупкую скорлупу!».

Вложен небольшой пластиковый жетон с выдавленным гербом и бумажный квиток с надписью - «Лист под номером 7 изъят»

(ответственный Лигачев С.В. Лаборатория №19-Х).

«... Нельзя рассматривать Семя лишь с какой-то утилитарной точки зрения и придавать ему исключительно вспомогательную функцию лекарства, некого чудодейственного костыля или волшебного эликсира. Это было бы настоящим преступлением! В некоторой степени Семя является зародышем нечто совершенно нового и грандиозного, новой жизни... А если рассматривать его всего лишь как тупоголового помощника, который безвольно выполняет за тебя грязную работу, то ты и получишь именно такого дебила.

Оно растет и развивается вместе с тем существом, которое принимает. Это последнее тоже является великой загадкой, раскрыть которую вряд ли удастся в ближайшем будущем. Как оно выбирает, кто является подходящим, а кто нет? Какие такие критерии лежат в основе его выбора? Над этой интересной загадкой я долго думал, пытаясь разобраться в механизме выбора и отторжения. Признаюсь, мне приходили в голову даже самые экзотические идеи — телепатия, зов крови и т. д. Хотя сейчас я склоняюсь к тому, что слишком серьезно подходил к этому всему. Не надо искать проблему там, где ее просто нет и никогда не было! Скорее всего, Семя Жизни проявляет сильную степень эмпатии и биологически запрограммировано на развития лишь в условиях сильных эмоций (психических энергий)». (часть текста повреждена).

«... Я не находил Семя Жизни. Его в принципе нельзя было найти, отыскать, раскопать или добыть. Как кажется, оно само нашло меня! Расскажу, как я впервые увидел, что это такое...

Несколько дней, возможно недель, из моей жизни были вычеркнуты. Причиной всему, как сейчас я понимаю, было то, что я долго не мог смириться со своим новым качеством. В то время я пытался оставаться человеком. Я гигантские усилия тратил на то, чтобы как-то заменить свои отсутствующие конечности, органы слуха, зрения и речи. Желание остаться человеком, оставаясь Лесом, преследовало меня постоянно... Это была практически неразрешимая дилемма: жить как растение или как человек, бороться до конца или смириться?

Вот именно тогда я и столкнулся с этим удивительным феноменом... Скажу сразу, что первое мое впечатление было очень плохим. Я видел тельца маленьких грызунов, буквально опутанных паутиной белесых волосков. Они липкой сетью обвивали его лапки и мордочку... Это было страшное зрелище! Если бы вы увидели такое, как бы вы среагировали? Отвращение! Брезгливость! Я почувствовал тоже самое... В те минуты мне и в голову не могло прийти, что только благодаря этой мерзкой на вид паутине бедный зверек и мог жить. А потом на мои глаза попались люди... Вот где был удар! До этого я думал меня уже ничем не удивить, но тут...

Вложен небольшой пластиковый жетон с выдавленным гербом и бумажный квиток с надписью - «Лист под номером 9 изъят»

(ответственный Лигачев С.В. Лаборатория №19-Х).

«Когда все закончилось, мне не раз задавали вопрос о том, откуда вообще берутся Семена Жизни и почему их так мало? А может быть я их где-то прячу, чтобы не досталось всем? Отвечу, так... Я знаю, как появляются на свет Семена Жизни, но открывать это знание не собираюсь... ».

82

Отступление 11. Реальная история.

Из письма рядового первого класса Рудольфа Руупе своей супруге Марте Руупе от 13 сентября 1941 г. «Моя любимая Марта. Это, право говоря, странное письмо, которое скорее всего наша почта никуда не пошлет, и я решил отправить его со своим раненым товарищем, если помнишь – это Отто Кранке. Мы вместе лежали в лазарете, и теперь я снова в окопы, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянском доме — его еще называют «hata». Все мои товарищи спят, а я несу службу. Последнее время мы все стали очень мнительными... Представляешь, наш лейтенант раз тридцать за день моет руки. Хотя стоит признать, мы от него ушли не так далеко... Милая Марта каждый из нас ужасно боится заболеть. Просыпаясь с утра, мы сразу же начинаем осматривать друг от друга, а не появились ли за ночь какие-нибудь пупырышки или пятна. Каждый день приносит нам большие жертвы. В некоторые дни в госпиталь попадают 2 или 3 человека. И конца и края этому не видно и, наверное, не увидеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых...».

Отступление 12. Реальная история.

Докладная записка старшего инспектора госпиталя Вейса: «... Со всей ответственностью заявляю, что полевой инфекционный госпиталь не справляется с потоком больных... Прошу принять меры к обеспечению медицинским персоналом, оборудованием и специальными средствами... Меня совершенно не устраивает, как в госпитале организована служба охраны. Незамедлительно требуется выставить более плотное оцепление вокруг фильтрационных пунктов».

Отступление 14. Реальная история.

Из дневника генерала Отто Кольнера:

«15 сентября. Сегодня меня впервые посетила мысль о том, что что-то во всей этой компании идет не так. Если бы такое пришло мне в голову месяц назад, я бы решил, что схожу с ума. Однако теперь это мне не кажется таким уж и безумным...

17 сентября. Утром принесли список потерь за последнюю неделю. Прочитал, и ужаснулся! За эти проклятые семь дней дивизия потеряла 21 офицера и 290 унтер-офицеров... Я прикинул и получилось, что мы потеряли почти столько же солдат и офицеров, сколько за все шесть недель французской кампании. Если наше наступление и дальше пойдет такими темпами, то к Москве дивизия будет состоять из двух человек — меня и пропойцы повара, которого кажется вообще ничего не берет.

18 сентября. До меня доходят какие-то совершенно безумные слухи о том, что русские где-то на юге применили химическое оружие. В штабе об этом только и говорят... Чертовы большевики! …

19 сентября. Пришел приказ об организации инфекционного госпиталя. Что-то там определено не договаривают... Какая к черту инфекция? На улице начало осени, сухо! Подозревая, что слухи о химическом оружие имеют под собой какую-то реальную основу».

________________________________________________________________

- Жизнь определенно начинает налаживаться, - пробормотал Отто, подставляя довольное лицо еще пригревавшему солнцу. - До передовой далеко, новая форма не жмет... Красота!

Его перевод в службу безопасности (СД) был оформлен на довольно быстро, в течение каких-то нескольких дней он сменил койку в офицерской казарме на чуть более просторные хоромы. С другое стороны в этом не было ничего удивительного, так как за него просили очень влиятельные в этой глуши лица — сам местный глава СД, и, естественно, фамилия знаменитого предка сыграла свою роль.

- Посмотрим, что же это за агент такой, - в очередной раз он смахнул с серого фельдграю несуществующую пылинку. - Что-то он слегка запаздывает... , - теперь его вниманием завладела нарукавная эмблема в виде эсэсовского орла; что скрывать в эту минуту он опять думал не о задании, а о предательнице Гретхен, которая должна была просто кусать губы от ярости, узнав о его переводе.

Окраина городка тем временем жила своей собственной жизнью, которую взбаламутил, взнуздал, расчесал, но отнюдь не прекратил пришедший на эту землю германский солдат. По улицам ревели моторами грузовики, из кузовов которых выглядывали скалящиеся лица солдат. Время от времени стучали копытами лошади, покорно тащившие какой-то груз. Местных жителей почти не было видно... Казалось, они попрятались в своих домах, окна которых были заколочены крест на крест крупными досками, или убежал на восток,Я вслед за отступавшей Красной Армией.

- А это еще что такое, - вдруг мечтания Отто были прерваны самым наглым образом; прямо в поле его зрения появился какой-то обросший мужик, вылезший из-за покосившегося штакетника.

Если бы лейтенанта попросили описать самого подозрительного человека, которого он только мог себе представить, то нарисованная им картина была бы практически полностью похожа этого прохожего. Во-первых, это свалявшаяся одежда, на которой виднелись не просохшие пятна чего-то бурового, свисали листья и клочки мха. Во-вторых, его типаж просто кричал во весь голос о его семитском происхождении.

- Halt! - крикнул Отто, делая шаг ему навстречу. - Partisanen?! Jude?! - вот этими словами, пожалуй, и заканчивался весь его русский разговорник. - Papiren? Schnel!

Тот даже не шелохнулся. Он как стоял, опираясь на забор, так и продолжал стоять. Лишь его мутные, немного расфокусированные глаза остановились на лейтенанте. Потом взгляд подозрительно прохожего скользнул к его погонам.

- Эту войну выиграл учитель, - вдруг прохрипел он, с трудом держась на ногах.

- Что? - Шеер хотел уже позвать ближайший патруль, как понял, что фраза была сказана на чистейшем немецком языке. - Так вы это... А вот... Отто Бисмарк! - наконец, он вспомнил отзыв на пароль. - Я... э несколько по другому вас себе представлял. Вы прямо от них? - заинструктированный своим начальником по самые уши, Шеер относился к этому человеку крайне уважительно; в ушах лейтенанта до сих пор звучала фраза посылавшего его майора - «не дави на него, иначе он сжует тебя и не подавиться».

Ничего не отвечая, мужчина отпустил поддерживавший его забор и осторожно коснулся своего бока.

- Лейтенант, я ранен, - тяжело сглотнул он, запахивая грязный пиджак по плотнее. - Найди транспорт. Давай, скорее.

Дальнейшие несколько часов выпали из его жизни, словно их никогда и не было. За все время, когда его с ругательствами затаскивали в машину, тащили по ступенькам госпиталя, снимали с него вонючие тряпки, агент лишь невнятно что-то мычал.

- Капитан! Фон Либентштейн! - столь знакомые слова с трудом доходили до его сознания. - Доктор, вы все сделали? Да?! Что-то не похоже... Он как валялся бревном, так и продолжает заниматься тем же самым. Капитан!

- Ляжки Христовы! - прошептал он, выталкивая слова из пересохшего горла. - Дайте, же мне кто-нибудь попить! О! Хайль...

- Лежите уж, - махнул рукой шеф отделения СД. - Вы в состоянии отвечать на вопросы? Капитан, вы меня слышите?

Немного приподнявшись на подушке, фон Либенштейн осмотрелся и недовольно скривился, обнаружив в кабинете невысокого врача и гремевшего посудой лейтенанта.

- Так..., - проговорил майор, выпроваживая обоих из кабинета. - И что же? Вы все узнали? - в глазах майора поселился странный жадный блеск, который что-то уж мало походил на обычное служебное рвение. - И?

Надеетесь доложить первым? - рассмеялся Вилли, закуривая сигарету. - У этих чертовых маки дурной табак. Вы знаете, как они его называют? Mahorka.

Вы забываетесь, - зловеще проговорил его собеседник. - Я догадываюсь, кто вам покровительствует в Берлине. Но поверьте, мой друг, после ваших многочисленных провалов он вряд ли станет вновь прикрывать вас... Я советую вам работать со мной. Посмотрите вокруг, здесь не Берлин, и даже не Польша! Здесь Россия, где я обладаю куда большей властью чем ваш профессор, - рассмеялся он, увидев как вытянулось лицо фон Либентштейна. - Вилли, черт побери, плюньте на все это. Без меня вам не справиться! Вы же умный человек и должны понимать это...

Речь, действительно, убеждала. По крайней мере, сам Вилли был с ним согласен на все сто процентов. «Здесь не Берлин, - раз за разом повторял он в своем уме. - Грайте вряд ли станет из-за меня биться лбами с СД... В добавок этот олух явно хочет прокатить меня... Наверняка, спит и видит рыцарский крест с дубовыми листьями. Подонок! Поползал бы по болоту пару дней, я потом бы посмотрел на тебя».

- Хорошо, - наконец, он решился. - Я согласен... Знаете, мне тоже уже надоела эта крысиная грызня между разными ведомствами. Это не идет на пользу делу, скорее даже наоборот, чрезвычайно вредит.

Было видно, что его собеседник удивился такой быстрой победе. «Что, думал, я буду строить упертого викинга? - со злорадством подумал Вилли. - Нет уж! Владея такой информацией не надо суетиться... а то можно попасть под поезд».

- Давайте карту, - капитан вновь приподнялся. - Их лагерь почти у самого болота. Где-то вот здесь, - он чертил пальцем довольно обширный кусок леса. - Очень грамотно черти устроились. С двух сторон, тут и тут, лагерь прикрывают глубокие овраги с водой. Берега крутые, обрывистые. Шею легко можно сломать... Конечно если вдруг приспичит, то попытаться пройти можно, но небольшими силами. Если они выставят там пару человек, то там вряд ли кто вообще пройдет. С тыла их прикрывают болота... Гибельные места! Я с дуру хотел проверить пару мест, чуть не утонул. Насколько удалось узнать, проходов через него нет..., - капитан на несколько секунд замолчал, а потом задумчиво продолжил. - Чувствую, что без специалистов здесь не обошлось. Очень уж неплохо они устроились. Кругом болота и густые леса... Их брать можно только пехотой.

Радостно потирая руки, майор подвинул карту к себе. Несколько минут он наносил известные только ему обозначения.

- Наконец-то, я этот чирей вырву, - рассмеялся он, разваливаясь в кресле. - А теперь, дорогой Вилли, - он сделал многообещающую паузу, от которой у капитана неприятно заныло под ложечкой. - Давайте мы с вами поговорим о сверхсолдатах... Ха-ха-ха! Не ожидали?! Я же говорил, что здесь все под моим контролем. И спецсвязь не исключение... Кроме того, я тут недавно с вашим знакомым разговаривал. Если я не ошибаюсь его звали Шпаннер. Вам ведь знакомо это имя? Ну, давайте не будем играть в прятки. Я честно обещаю, что все лавры мы с вами поделим по полам. Неужто вы думаете, что фюрер достойно не наградит тех, кто подарит ему секрет создания сверхсолдат... Он очень, я повторяю очень, внимательно следит за такого рода исследованиями, - майор встал с кресла и, вытащив из стола небольшую бутылочку коньяка, плеснул на донышко в бокалы. - Берите, берите, Вилли... И давайте выпьем за детей Одина.

«А коньяк-то у этой скотины хорошо. Французский! - с горечью отметил капитан. - Сволочь! Что-то много он знает...».

- Вряд ли у них здесь стационарная исследовательская база, - глухим голосом начал фон Либентштейн, внимательно смотря на собеседника. - я не нашел ни бункера, ни зданий. Ни чего! Почти уверен, что все это у них не здесь... Возможно, в Минске, или даже Киеве, но никак не здесь. Единственное, что мне приходит на ум, это полевая экспедиция, во время которой происходит проверка образцов... По-видимому, незадолго до начала войны здесь проводились испытания сверхсолдат. Вы помните мои донесения о деревня Береза, где сначала были уничтожены несколько десятков солдат ремонтно-восстановительной роты, а потом легла почти вся моя группа? Мы-то думали, что большевики испытывали новое оружие, химию какую-нибудь, а все оказалось гораздо интереснее...

- Нет, дорогой Вилли, мы нисколько не ошибались, - вдруг прервал его майор, еще добавляя коньяку. - Это действительно было испытание нового оружия. Сверхсолдат, обладающий такими способностями, это не просто солдат, это новое совершенное оружие! - майор пригубил янтарный напиток, распаляясь еще больше. - Мне это напоминает, как мать тигрица обучает охотиться своего малыша... Сначала он играет с раненной добычей, не зная что с ней делать. Он кружит вокруг нее, и несильно кусает ее, а потом... Он распробует вкус крови и все начнется по новой. Боже мой, это же ясно, как день! Вот откуда на солдатах рваные раны, оторванные конечности. Они же только учатся убивать по настоящему...

«Учатся, учатся убивать, - Вилли пробормотал несколько раз это слово, словно пробуя его на вкус и с каждым повторением оно начинало приобретать более мерзкий вкус. - Это же были чистые звери...».

- В лагере я несколько раз видел врача из Москвы, - продолжил рассказывать капитан. - Настоящий фанатик! Я таких знаю, не раз встречался... Им ничего не надо в жизни, кроме своего интереса. Они скорее подохнут от голода или жажды но не бросят своего... Там мне кое-что про него рассказывали... Говорят, он девчонку раненную на живую препарировал, хотел что-то у нее вырезать. Еле отбили..., - капитан расстегнул ворот кителя. - Это точно экспериментальная команда. Врач в группе, пара боевиков для сопровождения... Скорее всего, опыты у них продолжаются. Я в лесу наткнулся на небольшое кладбище. Одну из могил разрыл — там точно был один из таких... Видимо неудачный эксперимент.

Майор внимательно слушал, не переставая чиркать карандашом по бумаге. Судя по его глазам, здесь уже пахло не только рыцарским крестом, но серьезным повышением по службе.

- … И еще, майор, они проводят какие-то обряды, - последнее Вилли добавил как-то нехотя, словно считал эту информацию не нужной. - Танцуют вокруг костра, деревьев. Потом что-то поют... Знаешь, когда-то давно, кажется уже очень давно, я был в Марокко. Местные аборигены точно также прыгали и завывали вокруг своих каменных идолов... Черт, мы здесь все сходим с ума!

83

Партизанский отряд «Смерть фашистским оккупантам». Раннее утро. Осенняя прохлада вместе с висевшими в воздухе капельками влаги делали выход из землянок крайне трудным делом. Возле командирской землянки стоял заспанный мальчишка в кепке с небольшой красной повязкой. Он то и дело потирал глаза, стараясь окончательно проснуться.

- Пашка, чего там решили? - спросил его один из проходящих мимо бойцов. - Скоро что ли из леса вылезем?

- Тссс! - зашипел змеей пацан, ловя еле слышные голоса из землянки. - Что все тут заладили, когда да когда? Скоро! Как скажут, так и выйдем...

- Боец Вихров, отставить балаган! - донесся из под земли недовольный бас.

Внизу проходило бурное обсуждение, местами переходящее на личности. Пожалуй именно так сегодня можно было толерантно обозначить разговор партизан, составляющих костяк отряда.

- Нееет, Степаныч! - недовольно протянул высокий детина, один из бывших пограничников, за выразительное лицо прозванный Хмурым. - Ты тут не прав! Какой он к лешему свой? Ты его раньше знал? А?

Его раскрасневшийся лицо казалось настоящей лампочкой, которая по яркости могла поспорить с коптившей катюшой.

- Ты чего разорался? - старшина постучал по своей голове и выразительно ткнул глазами куда-то в сторону верха. - Совсем что-ли с башкой не дружишь? Говори толком.

После этих, вроде бы и не сильно грозных слов, случилось очень характерное явление, которое многим известно, как «сдулся человек». Партизан мгновенно несколько уменьшился в объемах и сбавил тон.

- Говорю, на кой нам все эти бирюльки? - спросил он, с вызов глядя на сидевших рядом с ним. - Костер, деревья... Попрыгал рядом с ними, песни поорал. Скоро, что нам деревья рубить нельзя будет? Или может молиться ему станем? Старшина, все это попахивает нехорошим... Ты сам знаешь, что случается с такими.

Тема, действительно, была неприятной и командир прекрасно осознавал это без всяких подсказок. В отряде уже давно шли тихие разговоры о том, что в лесу много странностей и оттуда несет какой-то чертовщиной. Масла в огонь подливали, как их называл сам Голованко, некоторые несознательные личности — женщины средних лет, которые, наслушавшись таких разговоров, вообще отказывались отходить далеко от лагеря. Успокаивало одно - таких было меньшинство... Остальные же, наоборот, воспринимали все эти странности в качестве чуда.

- Коль, ты сам ведь из Самары? Так ведь? - вдруг спросил командир хмурого бойца. - Образование? Девятилетка... Вот! Образованный. Книжки разные умные читал наверное... Да?! Слова хитрые знаешь. А они, посмотри, вокруг! - рукой он махнул куда-то в сторону. - Эти места еще недавно были под панской Польшей и вот, они все, что по деревням сидят, батрачили там или сами батраков нанимали... Тут большинство может только свое имя написать на бумажке и прочитать его потом по слогам. Почти поголовно верующие. Понимаешь обстановку? Да, им эти сказки, как ты их называешь, как манна небесная! Это чудо! Кругом убивают, насилуют и грабят, а вот тут, рядом, чудо! Доходит до тебя, дубовая башка, или нет?! Они же теперь на Лес молятся, который их спасает и укрывает, а не к врагу сдаваться идут?

Старшина сам от себя не ожидал такой речи. В этот момент он просто хотел высказать все то, что у него накипело... И про невыносимую горечь от осознания того, что он тут с ними живой и здоровый, а его его отряд почти весь лег там, на холме... И про страшную жалось, охватывавшую его при виде еле передвигающихся от голода детей, жадно грызущих протянутую им корку хлеба... И про бессилие, которое он, здоровый мужик, ощущал, когда вновь и вновь слышал от разведчиков о казнях мирных жителей. Ведь это его, конкретно его, Голованко Ильи Степановича, вина в том, что враг прошел через границу.

- Не уж-то и вы не понимаете? - стукнув кулаком по толстой доске, изображавшей стол, прорычал он. - Он же нам помогает! И к черту все сомнения! Да, мы все не сделали даже четверти того, что наворотил он... Андрюхе не не то что молиться, памятник ему ставить надо! - На него оторопело уставились спутники. - Он же надежду людям дал! Понимаете — НА-ДЕЖ-ДУ! Им, обычным людям... Вон Пашке, что один как перст на свете остался; Агнешке, у которой всю семью сожгли... Их же все бросили, забыли, оставили, а он нет! Он заступился!

Люди сидели нахмурившись. Обидные слова жгли их словно жаркие угли. Все было честно! Никакой патетики. За столом звучало одно — куда же вы смотрели, где же вы были, пока ваши жены и дети страдали и умирали...

- Так, что бросьте мне это все, - неожиданно снизил накал старшина. - Ладно, думаю мы все поняли друг друга... Собрались мы здесь не для этого, - сидящие насторожились, ничего хорошего не ожидая от такого быстрого перехода от ярости к спокойствию. - Мне тут сообщили новость одну... Да, да, это он сообщил... Вокруг нашего района какое-то шевеление наметилось. Серега, клади-ка карту на стол.

Сергей, неизменный ординарец командира, вытащил из-за пазухи планшетку и выложил на доски.

- Смотрите, хлопцы, - вооружившись карандашом, пробормотал старшина. - В округе есть три крупных населенных пункта — Воложин, Уздаш и Корель, где немец начинает наращивать силы, - карандаш обвел три круга и замкнул их в треугольник. - Сюда еще позавчера подвезли почти роту пехоты. Похоже гнали на восток, а тут мы им подвернулись. Здесь какое-то отребье собирают. Говорят, наши это! Падлы! Это, кто добровольно согласился служить! Тоже десятков пять — шесть набирается... Уже не мало.

- Да, это че..., - попытался было вставить слово Семен, хмурое выражение лица которого в этот раз озарилось презрительной улыбкой. - Нас тут полком брать надо, не меньше. Да и то, если только мы все спать будем.

Остальные тоже заулыбались, видимо, разделяя высказанное мнение.

- Я бы не стал разделять ваш оптимизм, - встрял в разговор врач, до этого молчавший как рыба. - У нас много нестроевых — женщин, детей, раненных. Я бы рекомендовал избежать боя, если это возможно.

- Поддерживаю доктора, - угрюмо проговорил Сергей, поднимая вверх руку. - Здесь удобно обороняться, но это настоящий мешок. Если немчура будет действовать по-энергичнее и подтянет артиллерию, то нам несдобровать... И потом, с оружием дело обстоит не самым лучшим образом. Сколько у нас пулеметов, Сень? Три! А с ними кто обращаться умеет? Чего молчишь? Один! Один у нас толковый пулеметчик... и все! Гранат мало, а винтарей хватает, этого добра завались. Можно даже Пашу вооружить... Я вот что думаю, нельзя нам сейчас воевать. Уходить надо дальше, в другой район. Вроде там немцы по спокойнее...

- Опять, - буркнул кто-то. - Хватит уж бегать от них. Врезать им надо как следует!

- Хватит уж, врезали, - буркнул Голованко, потирая кулак. - Так врезали, что до сих пор катимся! Тут мозгом нужно думать, а не чем другим...

- Может с ним поговорить, - вдруг предложил врач, кивая головой куда-то в сторону. - Он же... Он же может такое, что..., - ему, казалось, не хватает слов, чтобы выразить то, о чем думали в этот момент многие. - Он же может их всех растоптать! Как тараканов! В пыль! Вы помните Абая? Вы же там были, вы же все видели? На нем же живого места не было... С такими ранениями не то что не бегают, не дышат! А он заткнул этот чертов пулемет в комендатуре и и потом своим ходом дошел до лагеря!

- А я смотрю, мы тут хорошо устроились, - невесело усмехнулся старшина, в ответ на такое предложение. - Чуть не дома себе выстроили, женщины..., - он яростно посмотрел на сидевшего с краю Сергея. - Сытно... А воевать за нас должен значит дядя?! Лес! Он, значит, большой! Ему можно! Та что-ли?

- Да, вы меня не так поняли, - сразу же запротестовал Завалов, взмахивая руками. - Что вы! Я же хотел сказать, что... ну, его возможности огромны. Он бы мог нам помочь.

- Он и так готов помочь. Ну, хватит, а то мы тут договоримся до черт знает чего, - скривился старшина. - Довести до остальных мой приказ — рано утром основная часть отряда выступает на запад, в сторону старых укрепрайонов. Пойдем через мцынские болота. Сергей, твой взвод останется и прикроет остальных. Есть вопросы?

Командиры подразделений зашевелились, начиная подниматься с места. Всем уже надоела это долгое сидение и, полученный приказ, был воспринят с облегчением.

- Тогда, всем готовиться! - закончил импровизированное совещание командир. - Сергей, тормозни-ка... Помнишь, Маркина, которого Пашка в секрете встретил и потом привел? - спросил он, когда все в землянке остались только они одни. - Семен? Кучерявый такой, черненький? Гнидой он оказался! Видели его в городе, возле комендатуры..., - старшина тяжело вздохнул. - Короче, вся наша схема обороны теперь ни к черту! Думать надо, что делать.

- Чего тут думать? - буркнул помрачневший ординарец. - Придется на фланги наблюдателей ставить. Вон Пашку и пошлем, пусть за дружка своего посидит там.

Через некоторое время схема обороны начала вырисовываться.

- … Здесь все равно нужно оборудовать пару запасных позиций, - тыкал пальце командир в сторону оврага. - И лучше бы пару мин поставить в проходах. Сам знаешь склоны заросли, да и на верху деревьев много. От пулемета может быть мало толку.

Карта местности, выстроенная на столе с помощью кусочков дерева, песка и десятка разнокалиберных патронов, пополнилась новым элементом.

- Командир, а эти, ну... новые с нами пойдут, или в резерв? - неожиданно шепотом спросил Сергей, наклоняясь над столом. - Если со мной, то как бы чего не вышло... Помните, как Абай то себя вел с капитаном? А у нас бой будет.

- Что ты к ним прицепился? - недовольно проговорил старшина. - Я же тебе говорил, что это наши новые бойцы и обычные советские люди, которые ни чем от остальных не отличаются. Почти ни чем... Они не подведут.

- Степаныч, а правильно ли это? - он говорил все равно шепотом. - Это же как-то нехорошо, что-ли... Были люди и тут стали непонятно кем. Чего это там он с ними делает, черт его знает. Не правильно все это, по моему! Ты сам, как хочешь, а я бы их...

- Сергей, - Голованко, смахнув крошки махорки из кисета, начал сворачивать цигарку. - Ты оглянись вокруг. Посмотри, что твориться... Идет война, страшная, беспощадная. Это настоящий лесной пожар, который никого не пощадит. От него не спрячешься за чьей-то спиной, не отсидишься в яме и погребе. Она все равно к тебе придет и схватит за шею не тебя, так твоего ребенка, твою мать или твою жену... А ты говоришь, правильно — не правильно, честно — не честно...

Наконец, не послушные пальцы скрутили небольшой цилиндрик из немецко листовки.

- Я ведь тоже часто думаю о том, правильно ли или не правильно поступаю, - задумчиво продолжил он. - Думаю, так что аж башка раскалывается... Только вот, в такие моменты я вспоминаю заставу нашу...

Он глубоко затянулся и с силой растер рукой свое лицо. Клубы дыма потянулись в сторону выхода.

- Меня командир послал с донесением, а я из леса смотрел потом..., - говорил он еле слышно. - Все они там лежали. Кто в щели, засыпанные землей после минометного обстрела; кто в окопе... Они к каждому подходили и штыком его, - еще клуб дыма растянулся в воздухе, сквозь который блестели глаза старшины. - … Он его так ткнет, а лейтенант руками схватит за штык и тянет, тянет... Понимаешь, голыми руками держит штук и упирается! Вот так вот! - здоровенные ручищи легли на стол и сжались в кулаки. - Этот скалится, падла! Смешно ему было... Он опять поднимет карабин и снова опустит туда же, и смотрит внимательно, - Голованко уже не скрывал слез. - В рану тычет и тычет... Лейтенант-то зеленый совсем, необмятый. У нас только вторую неделю на заставе. Воробышком его кликали хлопцы меж собой...

Он громко вздохнул и шавкой вытер лицо, а потом неожиданно схватил за шиворот ординарца и прошипел ему прямо в лицо:

- Чтобы больше я ни каких правильно — не правильно не слышал! Здесь тебе не детский сад! Горло должен грызть своими зубами врагу! Грызть так, чтобы кровь прямо в глотку текла. Понял?

84

Отступление 14. Реальная история.

Кинохроника допроса майора Отто Шеера, занимавшего в августе 1942 г. должность начальника 17 особого рабочего лагеря Зоны «А» Рейхскомиссариата Остланд.

Камера крупным планом показывает усталое лицо довольно молодого человека, который светлым платком вытирает струившийся с лица пот.

- Гражданин Шеер, 12 августа 1942 г. вами был отдан приказ на провести показательный расстрел жителей поселка Борки, где были обстреляны охранники вашего лагеря, - раскрывает материалы дела обвинитель — высокий мужчина в строгом темном костюме. - Вот копия приказа, здесь заявления вашего непосредственного подчиненного...

Камера отъехала чуть назад, захватив объективом большой зал с несколькими сотнями людей.

- … Команда могильщиков получила лопаты лишь на месте расстрела, благодаря чему население осталось в неведении о расстреле, - Шеер не переставая протирал лицо платком. - Расстрел начался утром, часов девять и закончился примерно к восемнадцати. Я точно не помню, сколько было уничтожено... Может 500 человек, может чуть больше...

- Раз вы затрудняетесь с некоторыми подробностями, я вам помогу, - вновь подает голос обвинитель после разрешающего кивка судьи. - Из 809 согнанных было расстреляно 705 человек, из них мужчин — 203, женщин — 372, детей.

- … Я просто выполнял приказ, - через силу отвечал бывший лейтенант. - Мой долг солдата - честно выполнять отдаваемые мне приказы. В чем я виноват? Я же старался все делать правильно...

________________________________________________________________

________________________________________________________________

Населенный пункт Корель. Самое восточное поселение рейхскомиссариата Остланд. Бывшая Западная Белоруссия.

- Господин лейтенант, Петр Краевич, охранная команда №49, - перед Отто Шеером вытянулся коренастый солдат из вспомогательной полиции. - Прибыли из Слонима.

- Располагайтесь возле церкви, - лениво козырнул лейтенант, с долей презрения рассматривая стоявшего перед ним предателя. - Скоро выступаем. Нас ждет много работы вахтмистер. Вы готовы?

Казалось больше тянуться было просто физически не возможно, но полицаю это удалось. Массивная фигура буквально устремилась ввысь.

- Охранная команда, господин лейтенант, готова выполнить любой приказ, - рявкнул он. - У нас с большевиками старые счеты! Будьте спокойны, господин лейтенант!

Махнув рукой, Шеер отпустил фахтмистра и задумался. «Отребье.., - смотрел он ему вслед. - Настоящее отребье! Фюрер был совершенно прав! Это действительно неполноценные расы, которые только занимают жизненное пространство истинных арийцев... Мы будем использовать их до тех пор, пока они нам нужны. Таких, как этот Краевич, а потом... потом...».

Лейтенант Шеер не был настоящим кровожадным маньяком, который получал от крови, пыток и смерти настоящее наслаждение. Отнюдь, нет! Просто, на все это он смотрел как на самые обыкновенные сопутствующие войне вещи. Это была его работа! Грязная, кровавая, тяжелая, но обыкновенная работа по чистке земли от неполноценных рас! И как настоящий немец, он старался делать свою работу со всей ответственностью и скрупулезностью

четко следую всем отмеченным в приказе деталям.

- Лейтенант! - громкий уверенный голос раздался над улицей. - Шеер! К майору!

Царившее на душе Отто радостное нетерпение мгновенно сменилось беспокойством. «Говорят, этот чертов Либби жуткий зануда, - поднимая пыль сапогами, он несся к дому. - Вот же послал бог командира...». Распахнув дверь, он буквально влетел внутрь, резко остановился.

- Что за вид, господин лейтенант? - прямо на него смотрели большие немного на выкате глаза. - Вы не во Франции и здесь не надо демонстрировать свой залихватский вид! Потрудитесь привести себя в порядок! Вы германский офицер, а не заполнивший эти места сброд.

Громко сглотнув, Шеер стал судорожно застегивать ворот.

- Садитесь, - аккуратно сколоченная табуретка, тихо скрипнула под его весом. - Под ваше командование переходит рота вспомогательной полиции, три минометных расчета. От себя добавлю взвод «Grunwald» четвертого батальона; там почти все ветераны французской компании, - он передвинул к нему пачку листов. - Здесь приметы тех лиц, которые должны быть взяты живыми. Слышите меня Шеер, обязательно живыми! Запомните и передайте этим недоумкам из местных, что если хоть один волос упадет с головы человека из этого списка, то виновный сильно об этом пожалеет, - майор продолжал сверлить взглядом Отто, словно его подчиненные уже провинились перед ним. - Ваше подразделение будет наступать через этот проход. Он на карте обозначен штрихами. Смотрите, здесь еще осталась заброшенная проселочная дорога с черт знает каких времен. Он конечно заросла, но минометы можно доставить без проблем.

Склонившийся над картой лейтенант делал пометки у себя в блокноте, исписывая очередную страницу.

- Вы должны создать видимость основного удара именно на этом направлении. Здесь самый удобный проход, - речь майора, несмотря на его брезгливый тон, была четкой и понятной; он все раскладывал по полочкам, не забывая даже о мелочах. - Местность сильно лесистая, пулеметный огонь может быть не совсем эффективным. И все же нужно дать больше огня, чтобы они и головы поднять не могли. Пока ты будешь давить, мои нащупают проходы с флангов..., - наконец, фон Либентштейн встал из-за стола и подошел к окну. - Кстати, Шеер, ты раньше никого не видел из этих лиц, - майор продолжал рассматривать что-то за окном. - Посмотри по-внимательнее...

Отложив в сторону блокнот, Отто взял первый листок, в углу которого была приклеена небольшая фотокарточка. Расположившийся на ней мужчина имел крупное лицо с большим носом и короткой прической. «Вылитый Бурмайер, - подумал Шеер, едва только увидел фотографию. - Еще бы эти дурацкие очки, что вечно спадали у него с ушей, то сходство было бы просто идеальным... Надо же немецкий булочник так похож на русского бандита... Может родственник?».

«Голованко Илья Степанович. Особые приметы. На вид около тридцати пяти — сорока лет. Волосы короткие, темные. Лицо круглое, нос крупный. Может носить небольшую бороду. Среднего роста — от 160 до 175 см.».

- Нет, господин майор, - лейтенант отложил документы. - Этих людей я не встречал.

- Надеюсь встретишь, - проговорил фон Либентштейн. - Эти троих обязательно надо брать живыми. Еще, вы Шеер, должны знать, что все, найденные в лагере непонятные приборы, вещи должны быть тщательно отобраны и складированы под охраной..., - потом он добавил, особо подчеркнув это голосом. - После захвата лагеря пленных и пальцем не трогать! Всех! Шеер, все, кого вы обнаружите в лагере, начала должны быть допрошены и лишь потом … остальное. Все понятно?

Тот вместо бодрого утвердительного ответа, многозначительно молчал.

- Что еще? - буркнул майор.

- Господин майор, не понимаю одного, к чему такие сложности? - искренне удивился Отто. - Во Франции мы тоже проводили операции против маки, но там не было всего этого... Это же обыкновенные бандиты, не регулярные войска. Бывало было достаточно несколько раз стрельнуть в воздух, как из своих нор вылезало несколько десятков этих крестьян с дедовскими ружьями... Здесь же разворачивается целая войсковая операция! Почти батальон привлекается! Целый батальон!

Майор выверенным движением поправил ремень и тяжело вздохнул. «Желторотый птенец! - с раздражением подумал он. - Видимо, придется ему все объяснять на пальцах... Одно хорошо — не тупоголовый баран, умеющий только орать «так точно, господин майор, так точно, господин майор. Пытается думать».

- Шеер, вы еще не поняли, что здесь идет совершенно другая война? - начал говорить фон Либентштейн, обернувшись в сторону окна. - Хотя, вы еще не были тона передовой... Слушайте, дам вам совет. Забудьте французскую компанию! Выбросьте из головы этих чертовых маки!... Вы еще не слышали новую поговорку, которую сложили гренадеры в госпитале? Нет? Так вот. Одна компания в России стоит трех французских.

В какой-то момент до Шеера начало доходить, что майор рассказывает о совершенно невероятных вещах.

- Поверьте моему чутью, гренадеры совершенно правы. Времена, когда танковая рота в день проходила 79 — 80 км., прошли... Если тогда мы могли себе позволить роскошь быть несколько расхлябанными и часто отходить от военной науки, то теперь любой так шаг нам может слишком дорого обойтись, - его хриплый голос звучал пророчески, что одновременно завораживало и пугало. - Соберись, Вилли. Именно сейчас нужно быть серьезным как никогда!

- Но, господин майор, что вы такое говорите? - воспользовавшись паузой, спросил Шеер. - Мы рвемся словно стая волков все дальше и дальше на восток. Сейчас сентябрь, прошло всего пару месяцев с начала компании, а наши войска уже у стен Ленинграда и Москвы. Разве все это не доказывает наше превосходство? Вы только подумайте, еще один рывок и враг будет окончательно разбит...

Он раскраснелся от возбуждения. Глаза блестели. Казалось еще несколько минут и он вскочит с места, чтобы бежать на передовую. «Черт побери, - ойкнуло в груди майора. - Этот восторженный gringorn может спутать мне все карты.... Вот послал же бог подчиненного... Этот недоумок может бросить на пулеметы всех своих людей. Ладно сам сдохнет, так ведь солдат положит». Фон Либентштейн смотрел на собеседника и понимал, что того сейчас вряд ли что переубедит. В таком состоянии — опьянении силой, властью и уверенностью в себе, этот мальчишка ни к чему не прислушается. Ему бесполезно рассказывать о том, что коммуникации армии безнадежно растянуты и горючее, боеприпасы, пополнение едва успевает; что солдаты до сих пор воюют в летнем обмундировании, а по утрам уже отмечаются заморозки; что стремительный удар бронированным танковым кулаком начинает вязнуть в обороне русских... И таких «если» и «что» майор мог привести ему множество.

- Поэтому мне совершенно непонятны и более того неприятны ваши слова, господин майор, - донеслось до погруженного в себя майора. - Это не более чем сброд, возомнивший себе, что оружие сделает его настоящими воинами! Наши солдаты разметают их по кустам, я в этом совершенно не сомневаюсь!

85

В эти октябрьские ночи Москва выглядела тяжело больным человеком, переживающим острейший кризис. Регулярные ночные налеты бомбардировочной авиации были сродни мощнейшим перепадам температуры, которая заставляла великий город метаться в жарком пламени пожаров и поту неимоверных человеческих усилий. Неприятными мурашками по телу столицы сновали по улицам и закоулкам многочисленные патрули, выискивавшие диверсантов и сигнальщиков.

- Проезжай, проезжай! - устало подгонял колонну замотанный боец. - Не задерживай... Огни! Вашу... Огни выключить! - вдруг хлопнул он по капоту первой легковушки. - Давай, давай!

Пять автомобилей с потушенными огнями осторожно маневрировали в небольшом дворе госпиталя, который на несколько часов превратился в сердце города.

- Показывайте свое хозяйство, уважаемый профессор, - узнаваемый голос заставил профессора Вишневского вздрогнуть и подскочить к автомобилю. - А то мы с товарищами все спорили, успеете вы или нет приготовиться к нашему приезду. Вот Лаврентий Павлович уверен, что будет не все готово.

Стоявший за его правым плечом нарком блеснул стеклами круглых очков, бросая в пот и без того нервничавшего врача.

- Товарищ Сталин, прошу вас, сюда, - руководитель Особого Московского клинического госпиталя. - Оба пациента у нас здесь лежат..., - длинный коридор, ведущий палатам, был был практически пуст. - Чувствуют себя хорошо. Поели недавно... И знаете товарищ Сталин аппетит у них ого-го! - чувствовалось, что Вишневский немного оттаял, когда официальные лица попали в его епархию. - Я даже такого не ожидал.

- Ну-ну, - поощрительно пробормотал Верховный следуя за врачом, который направился к крайней палате. - Вот и поглядим, что это нам такое подсунуть хотели.

Палата их встретила закрытой дверью, которая оказалась неожиданно массивной, что разительно ее отличало от остальных. Судя по свежему цвету ее буквально недавно поставили. Сколоченный мощные доски блестели ровным слоем белой краски, за которой еще угадывались приподнявшиеся древесные волокна.

- Надежно, - одобрительно пробормотал Верховный, переступая порог.

Их встретили тишина и запах, тот самый больничный, который сопровождает практически любое помещение госпиталя.

- Здравия желаем, товарищ Верховный..., - пациенты практически синхронно дернулись, намереваясь вытянуться в струнку, но были остановлены взмахом руки.

В палате вновь установилась тишина, нарушать которую никто из присутствующих не хотел. Все ждали, что скажет Сам...

- Как себя чувствуем товарищи, - негромко спросил он, подходя ближе к кроватям. - Справляетесь с пилюлями?

Всех после этого словно прорвало.

- Хорошо, хорошо, товарищ Верховный Главнокомандующий, - в унисон ответили пациенты. - Кормят, ухаживают.

Чувствовалось, что Сталин был доволен. «Значит, это не был яд, - размышлял он, наблюдал он за суетившимися врачами. - Неужели все это правда? - то чувство бесконечного удивления, крепко замешанное на обыденном понимании мира, уже прошло и на его смену вернулся уже ставший привычным скептицизм и недоверие. - Неужели это действительно может существовать? Говорящие деревья... Бог ты мой!». Бывший семинарист, мать которого была глубоко верующим человеком, впервые за много лет вспомнил о Боге.

- … Обратите внимание, товарищ Сталин, у них на порядок возросла мускульная сила, - профессор закатал рукав у одного из пациентов, демонстрирую обычную руку с немного увеличенными лимфатическим узлами. - Кисть демонстрирует усилие почти в 300 кг! Это почти в 5 раз выше, чем у среднестатистического человека! Поразительно...

Короткие пальцы практически без всяких усилие сгибали длинные гвозди, потом небольшие металлические прутки. При каждом прилагаемом движении рука с закатанным рукавом на доли секунды покрывалась синей сеткой хаотичных линий. «Что же это такое? - Сталин для себя ни как не мог решить, как к этому всему относиться. - А если дрянь какая-то, болезнь? - в его голове прокручивалась информация о новейших разработках в области химического оружия, которое могло сделать с человеком и не такое. - Если нас хотят чем-то заразить? Можно ли им доверять?».

- Эта сеть чрезвычайно напоминает лини капилляров, через которые при напряжении начинает проходить больший объем крови, - Вишневский с некоторым благоговением касался напряженной руки пациента, отмечая синие лини. - Но в нашем случае они являются транспортными артериями для крови... Товарищ Сталин, по ним идет не кровь.

Верховный на мгновение выпал из задумчивости и ухватил последнюю фразу.

- Это не кровь? - удивился он, пристально следя за манипуляциями больного. - Что же это такое? Что там, по вашему? Вода что-ли?

Второй пациент в это время разделся до трусов и стал медленно приседать. Невысокий жилистый парень в черных трусах сразу же приковал к себе внимание.

- Они покрывают все тело, - Вишневский, уловив заинтересованность собравшихся, переключил внимание не него. - И ведут себя аналогичным образом.

Медленные и четкие движения заставляли мышцы попеременно то напрягаться, то расслабляться, что в свою очередь меняло расположение сетки. Синие линии на мгновение появлялись и окутывали напряженные участки плоти и сразу же исчезали, словно погружаясь в пучину океана. Пациент был похож на огромного хамелеона, который ни как не мог приспособиться к окружающим его предметам.

- … Мы применяли хирургическое вмешательство, чтобы понять природы данных линий, но это оказалось трудной задачей, - профессор продолжал что-то рассказывать. - Нам было очень сложно локализовать их. Участок определенной мышцы нужно было держать в постоянном напряжении, что не всегда давало ожидаемый результат...

- Товарищ Вишневский, профессор, - вдруг Сталин повернулся к нему. - Я думаю, что изложу общее мнение, если дам высокую оценку вашей работе, - негромкий голос заставил остальных подобраться и внимательно вслушиваться в дальнейший разговор. - Вы подробно изложите все эти подробности на бумаге, и мы внимательно их изучим. Вы нам лучше ответьте на такой вопрос, а как это... гм... явление отражается на поведение бойцов?

В глазах врача мелькнуло понимание и в его руках словно по волшебству появились какие-то записи.

- Товарищ Сталин, мы кое-что успели до вашего приезда проверить и я все указал вот здесь, - он протянул листки небольшого размера с мелким почти бисерным почерком. - Вы спрашиваете, адекватно ли они оценивают действительность после введение этого без сомнения удивительно препарата? Отвечу вам без всякого сомнения, бойцы совершенно вменяемы и более того демонстрируют высокую степень уравновешенности и адаптации к различным стрессовым ситуациям... Они спокойно переносят боль. Сейчас я продемонстрирую...

На глазах у замерших гостей помощник профессора взял скальпель и медленно сделал несколько надрезов на руке врача. Из достаточно глубоких ранок выступила кровь.

- Почти не чувствую, товарищ Верховный Главнокомандующий, - спокойно проговорил подопытной, наблюдая за манипуляциями врача, зашивавшего рану нитками. - Щекотно только немного.

Сталин смотрел на него и нахмурился. Его вдруг неприятно поразила, только что пришедшая ему на ум мысль. «Они ли это? Остались ли они теми, кем были до этой чертовой процедуры... Внешне люди, а внутренне кто? Остались ли они нашими? Вдруг это уже враги».

- Давайте отойдем, Александр Александрович, в сторону, - стоявший рядом с ним охранник забеспокоился, почувствовав напряжение в голосе Верховного. - Не будем мешать экспериментам.

Они отошли в дальний угол палаты, оказавшейся на удивление просторной.

- Товарищ Вишевский, а не могли ли эти желуди на них как-нибудь отрицательно повлиять? Как вы думаете? - лицо врача сначала застыло в недоумении. - Поставим вопрос иначе... Остались ли они преданы Партии и Правительству Советского Союза, товарищ Вишневский?

- Я..., я не совсем понимаю, товарищ Сталин, - профессор не сразу сообразил про что его спрашивают. - Вы имеете ввиду, повлияло ли это на их лояльность... Товарищ Сталин, их поведенческие реакции никак не изменились. За ними ведется тщательное наблюдение и любые изменения фиксируются... Ничего из ряда вон выходящего мы не наблюдали. Они демонстрировали совершенно обычное поведение. Разговаривали, шутили... Вон заигрывали с медсестрой... Конечно, здесь нужно заключение квалифицированного психиатра, но я уверен, что эти новообразования не коснулись мозга и, в первую очередь, отразились на внешнем состоянии пациентов...

Вдруг рядом с ними раздалось негромкое, но настойчивое покашливание. Кто-то определенно привлекал их внимание, что было уже само по себе необычно.

- Это вы? - чуть не воскликнул Вишневский, едва бросил взгляд в сторону нового собеседника. - Вы... Что вам здесь надо, Костромской?

Сталин, удивленный столь яростной реакцией всегда невозмутимого врача, повернулся направо и увидел невысокого мужчину в белом халате с огромной копной непослушных волос на голове.

- Я дико извиняюсь, - чуть картавя, проговорил тот, увидев, что на него обратили внимание. - Как честный советский гражданин, я не мог не вмешаться в ваш разговор, услышав, как вы говорите не совсем правду дорогому Иосифу Виссарионовичу...

Профессор просто остолбенел. На его лице застыли дико выпученные глаза, искривленный в немом крике рот... Это была статуя несправедливо оскорбленного Зевса, который только что подарил людям жизнь...

- Я... лгу? Да ты... деревенский неуч..., идеалистический выкормыш..., - Вишневский с трудом подбирал слова, пытаясь как-то выразить обуревавшие его чувства. - Бездарь! Как у тебя только язык поворачивается такое говорить, - он уже практически забыл о своем прежнем собеседнике.

- Не надо говорить так много плохим и неправильных слов, уважаемый профессор, - мягким успокаивающим голосом говорил Костромской. - Я должен представиться... Я Костромской Аристофан Митрофанович, бывший учитель уездной земской гимназии и тоже имею что сказать по этому вопросу.

- Товарищ Сталин, - негромко проговорил ему в ухо, быстро среагировавший нарком. - Он тоже привлекался наркоматом для изучения старого образца. С нами сотрудничает довольно давно... И он знахарь..., - слово «знахарь» нарком почему-то произнес с ярко выраженным акцентом, от чего оно приобрело какой-то негативный оттенок. - К нему ходят и многие из наших, товарищ Сталин..., - последней фразой нарком дал понять, что фигура этого человека с внешностью чистокровного одесского еврея не так однозначна, как кажется на первый взгляд.

- Значит, товарищ Костромской, вы не согласны с товарищем Вишневским? - спросил Сталин, из под прищуренных бровей рассматривая нового собеседника. - И что же вы думаете по интересующему нас вопросу?

Тот немного помялся, не зная куда пристроить свои несуразно длинные руки. Его крупные пальцы то прятались в карманы халата, то норовили сцепиться в замок.

- Я, товарища Сталин, больше смотрю на все это с практической точки зрения, - при этих словах руками он изобразил что-то такое округлое в воздухе. - Так сказать ближе к жизни.

86

Крупный битюг мерно вышагивал, практически без усилий вытягивая повозку.

- Вот она, родимая, господин лейтенант, - радостно бормотал возница — высокий парень с детским лицом дебила. - Я тута почитай все знаю. Эти места чай все исходил свои ножками... Вы, господин лейтенант, не смотрите что дорога такая неухоженная. Он аккурат к старой гати ведет. В свое время тут не протолкнуться было...

Шеер заинтересованно повернул голову. Слова о былой многолюдности дорожного тракта показались ему достаточно занимательными, чтобы немного отвлечься от этого бесконечно сидения.

- Також дорога та эта соединяла и Барановичи и Слоним. Тута напрямки всего то и было что с пятьдесят верст, а в окружную почитай нужно было тяпать и все две а то и три сотни верст, - шумно сморкаясь, продолжал парень. - Сколько тута повозок шастало... Видимо — невидимо! - от избытка чувств он аж закатил белесые глаза. - У самой гати место большое было, где кацапы жили, что за гатью следили... Бывало приедем с тятькой, а них ушица вариться из вот такенных карасей...

Вдруг к их повозке подбежал один из солдат из вспомогательной полиции.

- Господин лейтенант, подходим уже, - лицо у местного было конопатой, широкое. - Какие будут приказания?

- Так..., - Шеер бодро спрыгнул с телеги. - Минометы расположить вон у того пригорка, где небольшой просвет, - со второй повозки, где собственно их и везли козырнул полный оберефрейтор. - Как получишь, приказ начинай.

Заброшенная дорога кончила петлять и вышла на большую поляну, противоположными краями упиравшуюся в начало оврагов.

- Ваша задача — разведка, - Петр Краевич с настороженностью вглядывался в росший неприступной стеной лес за поляной. - Возьмите с собой отделение и проверьте там все. Осмотреть все как можно тщательнее! Выполнять!

Козырнув тот, побежал к стоявшим возле повозок солдатам. Через несколько минут, во время которых раздавались энергичные вопли, с десяток солдат выдвинулось к намеченной точке.

- Вперед, вперед, стадо ослов, - покрикивал Краевич, держась в середине отряда. - Пришло время коммунякам холку надрать!

- А бабы там будут? - выкрикнул один из полицаев, все время поправлявших сползающие штаны. - Командир, будут что-ли? А то я вроде как без жинки уже цельных два дня...

- Я сейчас тебе устрою жинку..., - тот начал поворачиваться к говорившему, как со стороны деревьев ухнул выстрел. - О! Огонь! Огонь! - заорал он, бросаясь на землю. - Открыть огонь, трусливые скоты!

Из ближайших кустов вновь бабахнул винтовочный выстрел. Рядом с Краевичем кто-то тонко вскрикнул.

- Эй, Димитр, причещи-ка его! - крикнул командир в сторону пристроившегося рядом массивного пулеметчика. - Вон там он сидит. Угости-ка.

Мужик кивнул и, прильнув в прикладу, начал стрелять. Короткие очереди вырывали из сплошной зеленой стены целые куски.

- Ото как, ото как, - приговаривал полицай всматриваясь в сторону невидимого стрелка. - Сейчас мы тебя достанем, красная сволочь! Попомнишь ты белорусский хлебушек...

Вдруг, снова раздался выстрел. Рядом с пулеметом вскрикнул еще один человек. Тот самый, что еще недавно спрашивал про баб, теперь валялся на пожухлой траве, широко раскинув руки.

- Вот же, гнида, - шипел Краевич, оглядываясь по сторонам. - А вы, что валяетесь?! - лежавшие, не поднимая голов, что-то бормотали в ответ. - Он же там один! Петро, бери с собой двоих и мухой к балке. Обойдете его слева... Что? Бегом! Отделение, дайте-ка ему огоньку! Прикроем хлопцев.

Едва трое мужиков поползли в обход, как в сторону леса уже стреляло все, что только могло стрелять. Басовито рычал пулемет, с неимоверной скоростью пожирая ленту с матово золотистыми тельцами патрон. Ухали немецкие карабины, чуть резче звучали советские винтовки.

- Командир, - радостно заорал лежавший сзади полицай, стараясь перекричать выстрелы. - Господин лейтенант отмашку дал. Ща минометы шмалять начнут! Давай!

Словно в ответ на его призывной вопль, со стороны пригорка раздался свистящий звук через секунды сменившийся резким гулом взрыва.

- Aufstehen, rusische Schweine! - в шуме боя Краевич услышал чей-то каркающий голос. - Господин лейтенант приказал вперед, - повернул голову назад, он увидел, как плотный фельдфебель пинал его лежавших солдат. - Aufstehen! Туда, schnell!

«Вот гад, - сплюнул Краевич. - На себя бы посмотрел! Рожа потная, вся рябая, то и гляди сейчас захрюкает... О, черт!». Он рывком вскочил и оглядев свое воинство взревел:

- А ну подъем! - услышав голос командира, полицаи начали подниматься с земли. - Что рты раззявили?! До леса бегом! Пока минометы работают, стрелять не будут!

Выставив вперед карабин, он побежал в сторону леса. Под уханье взрывов, раздававшихся где-то в глубине леса, Краевич буквально влетел в густой орешник. Не видя толком перед собой ничего, он несколько раз стрельнул куда-то вперед. Гибкие плети орешника назойливо лезли в лицо, закрывая обзор.

- Давай, давай вперед, - он зло подгонял сам себя, стараясь не думать, что именно в этот момент в него кто-то целился. - Где-то они здесь...

Взрывов мин он уже практически не слышал. «Что-то слабо они стреляют, - думал Краевич, отодвигая стволом карабина очередной зеленый куст. - Их же тут как грязи! Попрятались что-ли?! О! Вот и тропка хоженная...». Плотные кусты наконец-то сменились небольшой натоптанной дорожкой, которая вела куда-то к болотам. Полицай тяжело сглотнул воздух.

- Поди сидит где-нибудь рядом, скотина, и ждет, - с тревогой всматриваясь в кусту, шептал он. - Вот, падла, поймаем лично рвать буду...

Шаг замедлился. В нескольких метрах, прямо на его пути, что-то валялось.

- Чего это? - вырвалось у Петра. - Ох-ты! - носок сапога, которым он пытался осторожно ковырнуть найденное. - оказался заляпан чем-то склизким...

Его с шумом скрутило.

- Тьфу! - харкнул он, выдыхая из себя тошноту. - Похоже приложили все-таки одного, - немного в отдалении Краевич увидел тело, лежащее посредине неглубокого окопчика. - А, сволочь, прямо на тропке расположился! Так бы и положил всех нас здесь! - человек лежал раскинув руки, словно в последний раз пытался обнять землю.

Рядом валялся грязный ватник, посеченный осколками. Партизан был в одной линялой гимнастерке; видимо в пылу боя снял... Его спина была вся посечена осколками.

- Хлопцы, давай сюда, тикайте! Одного падлюку попали! - не сдержавшись крикнул полицай. - Ух-ты, а это у нас что такое? - он присел на корточки рядом с трупом. - Хм... Часы ладные какие..., - из под рукава выглядывал край циферблата. - Постой-ка, уж не старшой ли ты? - приладив массивные часы, вдруг пробормотал он. - Дай-ка на рожу твою глянем.

Медленно коченеющее тело перевернулось с трудом.

- Не-е, - протянул Краевич, вставая на ноги. - Валяйся, падаль, дальше!

Шум боя, который, казалось, уже давно стих, почему-то вновь стал нарастать. Где-то в стороне, точнее определить было сложно — стоявшие сплошной стеной деревья хорошо маскировали звук, активно стреляли.

- Пулемет, - Краевич внимательно слушал, чувствуя, что в операции что-то пошло не так, как планировалось. - Кажись, не наш..., - глухой кашляющий звук отличался от голоса немецкого МГ. - Вот дерьмо! Где же эти олухи?! Сейчас бы с тыла зашли! - вдруг почти рядом с ним бухнул винтовочный выстрел, и сразу же кто-то заорал; вопль резко поднялся почти в саму высь и ту же прервался. - Вот же дерьмо, вот же дерьмо...

Опущенный было карабин вновь словно приклеенный уставился вперед. Кто-то опять заорал, бросая Петра в дрожь. Потом ухнула граната, от чего что-то просвистело рядом с его ухом. От неожиданности он даже присел.

- Ведь совсем рядом, совсем же рядом, - шептал он, пытаясь спрятаться за деревом. - Где же ты? - едва он собрался выглянуть, чтобы осмотреться, как раздался стон. - О, Матка боска... Хрен разберешь, что здесь происходит! Эй, Семен, ты что-ли? - человек застонал еще громче. - Сема, отзовись! - Краевичу просто до одури захотелось заорать, да сделать это так, чтобы было слышно во всей округе. - Черт тебя дери! Где ты? - стонал, определенно, Семен.

Полицай сполз по стволу к земле и осторожно пополз вперед, стараясь лишний раз не задевать кусты. Стоны становились все громче и громче.

- Падла, - шепотом ругался на самого себя Петр, стараясь хоть что-то рассмотреть среди стволов деревьев. - Чего полез? Выслужиться захотел? Да? Железный крест на шею? Хорошо, хорошо... Вот крест и будет... Деревянный! - наконец-то, впереди показалось что-то белое. - Сема, не пальни смотри. Это я, Краевич! - крикнул полицай, узнавая своего товарища.

Это бы действительно Семен. Не узнать его было не возможно! Крупная голова с непослушными курчавыми волосами и оттопыренными ушами, которыми он мог шевелить. Он сидел, прислонившись к стволу осины и пытался перевязать свою руку. Левая висела плетью, рукав толстой рубахи медленно набухал от крови. Полицай один конец бинта зажал в зубах, а второй раз за разом пытался обернуть вокруг руки.

- А-а-а-а, - зашипел он, когда кусок ткани снова выпал из пальцев. - А-а-а-а...

Петр настороженно огляделся по сторонам. Вроде было тихо... Выстрелы слышались где-то в дали...

- Сема, здесь я... Дружище здесь я, - шептал Краевич, осторожно подходя к раненному. - Сейчас перевяжем тебя и на хату пойдешь, пироги жрать...

Тот ни как не реагировал. Склоненная вниз голова еле уловимо дергалась, а рука продолжала вновь и вновь тянуть кусок бинта.

- Давай, я перевяжу, - Краевич медленно положил карабин рядом с собой. - В руку это мелочь... Это заживет.

Курчавая голова продолжала подергиваться в такт его словам, словно раненный со всем этим соглашался. Остро пахнувшие потом, слежавшиеся волосяные барашки тряслись вместе с головой.

- Вот же пень, в штаны что-ли наложил, - зло пробормотал Петр, дернув его вверх за гриву. - Матка боска! О! О, черт меня дери! - на одном выдохе произнес он, увидев лицо товарища.

Дергающаяся голова смотрела на него невидящими глазами, точнее глазницами. Через все лицо, начиная с покатого лба, шли четыре глубокие и до сих продолжающиеся кровоточить борозды. Две из них прошлись по глазам, оставляя после себя рваные ямки...

- Черт, черт..., - рука дернулась от волос и судорожно начала шарить по земле в поисках оружия. - Где же? - вот холодный металл, наконец-то нашелся.

В это мгновение его пробил дикий ужас. Сразу же вспомнились многочисленные истории, которые в последнее время все чаще и чаще звучали между поддатыми полицаями. «Матка боска, Матка боска, - губы сами шептали то, что уже было давно им забыто. - Как же это так... Нельзя же так людей. Это же живые люди! - его грудь поднималась и опускалась с такой силой, словно собиралась порвать китель. - Звери, настоящие звери! Нельзя же так... Грызть, словно дикий зверь, грызть..., - Краевич вертел головой по разным сторонам, продолжая спиной с силой вжиматься в ствол дерева. - Матка боска, что же мне делать? Что же мне делать? - сердце билось все быстрее и быстрее, все быстрее и быстрее. - Бежать, надо бежать отсюда!».

- А-а-а-а-а-а-а, - вдруг нечеловеческий крик прорезал воздух. - А-а-а-а-а-а!

Буквально в нескольких шагах появился человеческий силуэт. Темный контур в лучах солнца возник словно из неоткуда. В голове Краевича словно что-то щелкнуло. Конец! Палец вдавил спусковой крючок! Карабин дернулся в его руках.

- А-а-а-а-а-а! - вопль продолжал звучать, будто он получил свою собственную жизнь и уже совершенно не зависел от человека. - А-а-а-а-а-а!

Патрон за патроном, патрон за патроном летели в цель. Несмотря на дико вытаращенные глаза обуревавший его безумный страх Краевич сидел и стрелял. Щелк, щелк! Патроны? Где патроны? Карабин не стрелял! Полицай ошалело смотрел вперед — туда, куда стрелял... Вдруг, он понял, что это был его крик. Этот дикий крик издавал он сам, вот этим самым ртом...

- Матка боска, - шептали прокусанные в кровь губы. - Матка боска!

Он попытался встать, но ноги его не слушались. Они были словно набиты ватой и на них было совершено не невозможно опереться.

- Матка боска, матка боска! - руки вцепились в карабин, которым он уперся в землю. - Да... получилось..., - покачиваясь, он встал. - Где это?

В этот момент в его голове даже мысли не возникло о том, чтобы перезарядить оружие. В голове крутилось одно... «Я убил это, я убил это, - мысль накатывалась на него волной — раз и отступала назад, потом раз и все начиналось заново. - Я убил это!».

- Вот, вот оно, - шатающийся Петр подошел к телу, которой из-за текущих слез превратилось в расплывающееся темное пятно. - Вот оно...

Он встал на колени и отбросил карабин. Дрожащими пальцами коснулся тела.

- Что это? - его скрюченные пальцы держали древнее от времени пальто, в котором дергался мальчик. - Что это такое? - он тряс бездыханное тельце и ни чего не мог понять. - Пацан? Какого черта? Пацан?! - его медленно отпускало; озноб еще сотрясал тело, но руки, ноги вновь становились своими. - Всего лишь пацан... обычный пацан...

87

Некоторое время назад в этом же лесу фон Либентштейн в очередной раз пытался добежать до скрученного в какой-то немыслимый узел дуба.

- Вот же он, рядом, - шептал майор, готовясь сделать еще одну попытку. - Метров пять... Один бросок и все, я в мертвой зоне.

Однако голову даже высунуть не удалось, не то что встать и куда-то бежать. Рой пуль одновременно с резким разрывающим звуком наполнили воздух.

- Высоко сидит, - пробормотал Вилли, дергая за шнурок гранаты. - Внимание, граната! - взмах руки и бросок.

Взрыв, вслед за которым послышался сдавленный стон. «Попал, - удовлетворенно улыбнулся майор. - Отлично!». Тренированное тело легко выскочило из-за поваленного бурей ствола, ставшего на время надежным укрытием.

- Вперед, вперед, пока он молчит, - он недовольно поорал, видя прижавшихся к деревьям солдат. - Проклятье! - нога провалилась в трухлявый пень, отчего немец мешком свалился на землю. - У! Чего встали? Давай, давай! Со мной все в порядке.

Чертыхаясь, он осторожно вытащил ногу из природного капкана и попытался на нее встать, что удалось ему с трудом. Боль стреляла с такой силой, что майор чуть не застонал.

- Придется ковылять, - пробормотал он, делая небольшой скачок до ближнего дерева. - Эти олухи все равно сами не разберутся... Куда же ты прешь? - едва не заорал он, увидев, как высокий пулеметчик из его отряда направился в сторону от основной группы. - Куда? Стоять!

Держа на весу пулемет, тот что-то высматривал в жердяном шалаше. Фон Либентштейн дернулся было в его сторону, как его глаза что-то уловили. Это было какое-то легкое, едва уловимое движение, где-то там на периферии.

- Это еще что такое? - он оперся спиной на дерево и плотнее прижал приклад. - Баран! - ничего не подозревавший солдат наклонился и что-то поднимал с земли. - Что? - еле слышно прошипел майор.

Что-то темное вылетело из-за деревьев и снесло пулеметчика вместе с шалашом. От неожиданности майор выстрелил. Мимо! Их разделяло метров двадцать, не больше...

- Проклятые недоумки! - буквально выплюнул он, снова делая прыжок вперед. - Солдаты! Солдаты! Фельдфебель! Они здесь! Здесь! - со стороны его группы послышались выстрелы. - И там заслон поставили, черти, - майор начинал восхищаться тем, кто здесь организовал оборону.

Понятная на первый взгляд ситуация постепенно приобретала совершенно невнятные черты, от которых становилось совершенно не по себе.

- Господин майор, господин майор, - прямо на него, с шумом ломая ветки, пер плотный фельдфебель. - Мы загнали двоих в болото. Фриц и Заэр их держат... Вот... нашел, - массивный пулемет в его руках выглядел тростинкой. - Кажется это Курта.

- Мы опоздали, - пробормотал майор, опираясь на руку солдата. - Недавно ушли. Значит, этих надо взять живыми. А как вторая группа?

- Не ясно, господин майор. Выстрелов слышно не было, - ответил тот, придерживая свободной рукой пулемет. - Поганый лес, скажу я вам, господин майор... У меня от него мурашки по всему телу. Иду и кажется, что из-за каждого куста за мной кто-то смотрит... О! … !

Вилли даже испугаться не успел, как почувствовал, что его бросило в сторону.

- О! Черт! - вывихнутая нога вновь попалась под какой-то пенек. - А-а-а!

Длинной очередью разразился пулемет. Майор упал на спину и, подвывая от боли, смотрел, как его живой костыль, куда-то стреляет. С бешеным выражением лица он водил стволом из стороны в сторону.

- Господин майор, я задел его, - проорал он, тыча вперед. - Не уйдет!

- Стой, помоги мне, - фон Либентштейн поморщился от боли в ноге. - Если ранен, то никуда не денется... Сейчас должен Шееер подойти. С его людьми и пойдем.

Действительно, примерно через полчаса со стороны проселочной дороги показались фигурки солдат, которые осторожно пробирались между деревьев.

- Шеер! Шеер! Где вы там? - пребывая в отвратительном расположении духа, фон Либентштейн громко заорал. - Сколько вас можно ждать?! Мы опять опоздали! Снова! Черт вас дери!

Запыхавшийся лейтенант, вытянулся перед ним. Судя по его пыльному, в каких-то репьях и листьях кителю, он не только бежал со всех ног, но и где-то полз.

- Вы меня слышите, Отто? - зыркал на него майор, баюкая свою ногу. - Эти чертовы бандиты словно всё знали... Вы что-нибудь нашли?

Тот сразу же расплылся в улыбке. Он явно ждал этого вопроса.

- Да, господин майор. Мы нашли землянку, которая очень похожа на операционную... Думаю, это именно то, что вы и искали. Там какие-то бумаги до сих пор лежал. Я приказ их не трогать.

Фон Либенштейн едва не подпрыгнул на месте.

- Я посмотрю, вы молодец! - совершенно искренне присвистнул командир, поднимаясь с пня. - Срочно к этой землянке. Фельдфебель, все тут прочесать — ямы, коряги, дупла! Эти бандиты могли где-то устроить схрон...

Майор ковылял без всякой помощи. Только время от времени его лицо перекашивала гримаса боли. «Отлично, просто отлично! - он уже заранее предвкушал находки. - Этому тщеславному ослу все-таки удалось удивить меня! Видимо, придется ходатайствовать о его награждении... Хотя, посмотрим, что там внутри. Не хотелось бы ошибиться... Боже мой, если именно здесь все и происходило... Черт, как же больно!». Похоже, с ногой будут проблемы.

Они шли к самой западной оконечности лагеря. Именно здесь обычно и стоял караул и сюда чаще всего и наведывался тот самый врач из Москвы. Фон Либентштейн прекрасно помнил его сутулую фигуру, которая часто мелькала именно в этих местах. «Они ушли не так давно, - размышлял он, когда до выставленных возле землянки часовых оставалось совсем немного. - Возможно, ранним утром или поздно ночью. В любом случае там должно что-то остаться... все не увезешь и не вынесешь. Придется здесь покопаться».

Почва под ногами незаметно изменилась. Если на пригорке это был суглинок, твердый как камень, то ниже уже песок, которые возле самих деревьев был откровенно влажным. «Это проклятой болото, - сапог его здоровой ноги начал с чавканьем погружаться в почву. - Черт! Откуда здесь вода?!». Еще ниже, возле самой землянки уже появились небольшие лужицы, которые явно не собирались исчезать.

- Господин лейтенант, здесь вода! - из узкого лаза раздался испуганный голос и показалась стриженная по «ноль» голова солдата. - Только что не было!

Шеер не понимающе ставился сначала на него, потом на майора.

- Что за дерьмо здесь происходит? - спросил командир растерявшегося лейтенанта. - Черт, Шеер! Что стоите как истукан? Проверьте овраг с обоих сторон! Кажется, это грунтовые воды...

Едва посланный солдат умчался, как оттуда начали орать:

- В оврагах поднимается вода! Господин майор, от болота тоже!

- У-у-у! - взвыл майор, видя как небольшие лужицы на глазах становились все больше и больше, соединяясь между собой. - Проклятье! - несколько секунд он в нерешительности стоял около землянки, с вожделением глядя на черное отверстие. - А, черт меня дери! - проорав ругательство словно средневековый рыцарь свой клич, он бросился вниз.

Из него словно вышибло дух от удара о воду.

- Фу! - выплевывая воду изо рта, майор сразу же пытался осмотреться.

Воды было примерно по пояс и она едва не доставала до нескольких высоких столов, расположенных в самой глубине землянки.

- Точно, операционная, - шептал немец, проводя скрюченными от холода пальцами по поверхности. - Значит, вот ты где от меня прятался..., - по всей поверхности воды плавали какие-то бумаги; от прибывающей воды они носились по всей землянки, словно участвуя в неведомом хороводе. - Сумка! - на края стола лежала, оставленная кем-то холщовая котомка. - Значит, уходили быстро... и не все собрать успели.

- Господин майор! - на улице раздавался голос Шеера. - Где господин майор?! Господин майор, надо уходить! Вода прибывает слишком быстро! Я отдам приказ.

Холодная, зеленовато бурая, вода уже почти касалась груди, но фон Либентштейн упорно ловил руками слипшиеся листы, прекрасно понимая, что это его шанс, скорее всего единственный шанс, круто изменить свою жизнь.

- Шеер, стоять! - прохрипел он, пробираясь к выходу; низко расположенный лаз оказался почти затоплен. - Идиот..., - прошептал майор, ныряя вниз.

Уже там, под водой, его скрутило. Руки оказались словно чужими и совершенно не слышались его. «Это точно конец», - мелькнуло у него в голове, как что-то сильное подхватило его и потянуло вверх.

- Тащите его! Быстрее! - знакомый голос был чем-то сильно испуган и звучал как-то глухо, словно через толстую дверь. - Что вы тянете? Хотите остаться в этом чертовом болоте навсегда? Возьмите у него бумаги и сумку!

Кто-то пытался разжать его скрюченные пальцы, но это никак не удавалось.

- Господин майор, это Шеер. Отпустите их, а то вы их окончательно сомнете, - голос назойливо проникал в самые уши. - Давай-то осторожно. Во-о-от и все...

Он почувствовал, как его кто-то взвалил на себя и потащил. Сильно качало. То и дело раздавались всплески воды.

- Быстрее, быстрее! - закричал кто-то возле него. - Оставь этот ящик! Мы не успеваем!

- А-а-а-а-а-а! - все перекрыл резкий вопль, за которым сразу же последовали выстрелы — один за другим. - Там что-то есть! Бегите! Вилли! Не бросай меня!

Майор почувствовал, как его носильщик побежал. Он прекрасно слышал тяжелое с хрипами дыхание. Из стороны в стороны бросать стало еще сильнее.

- Кидайте гранаты! Внимание! Граната! - со спины продолжали нестись дикие крики. - Еще! Он за деревом! - надрывно зазвучал бас пулемета. - По воде, по воде бей! Он там сидит!

Солдат остановился. Вилли стал медленно сползать вниз. Его сапоги коснулись воды, затем колени. Вдруг руки разжались и немец упал в воду.

- Оф! - он свалился мягко словно мешок, отчего его тело сложилось и на мир он уже смотрел с положения сидя. - Проклятье..., - привычно шептали его губы. - Меня, что бросили?

Наконец, глаза открылись... Увиденное было настоящим безумием и на миг он пожалел, что его зрение было в порядке. Вокруг была сплошная вода, из которой густо торчали деревья и кусты.

- Сплошная вода... Боже мой! - он не мог в это поверить и продолжал вертеть головой. - Откуда?

Вновь раздался выстрел. Метрах в сорока от него пятился назад солдат, сжимая в руках оружие, направленное в воду.

- Вилли! Вилли! - он непрерывно кого-то звал. - Не оставляй меня! - было слышно, как он шарил в подсумках, ища патроны. - Вилли, подонок! Не бросай меня!

Фон Либентштейн не отрываясь смотрел в его сторону. Понимая, что сам он скорее всего уже труп, майор еще надеялся увидеть то, за чем пришел сюда.

- Вилли! - зарядивший карабин солдат уже просто стрелял в воду, по крайней мере именно так казалось майору. - Проклятый водяной! Чего тебе от меня надо! - он подходил к майору все ближе и ближе. - Дева Мария, спаси меня от дьявольских напастей! - срывающийся от дикого страха голос то начинал громко бормотать молитву, то выкрикивал ругательства. - Получи, получи! - вновь прозвучали выстрелы.

Закоченевшее тело его совершенно не слушалось, но майор понимал, что стоя у него больше шансов все увидеть. Ноги разгибались словно со скрипом.

- Где же ты, дьявольское отродье? - бормотал солдат, время от времени тыкая в воду карабином, с приставленным штыком. - Покажись! Старина Курт, конечно трус, но никак не малахольная скотина, которая не все готова накласть в штаны, - его уже было прекрасно видно; сползшая на бок каска, разорванная почти на две части шинель — все это отчетливо фиксировал майор. - А, показался...

Стараясь не дышать, Фон Либенштейн повернул голову на право. Из-за мало что скрывавшего кустарника медленно поднимался человек. С него ручьями стекала вода, на голове висели какие-то ветки и кусочки коры. Кожа на лице и руках была иссиня белого цвета, словно отбеленная.

- Иди к папочке Курту, - еле различимо бормотал солдат, приставляя карабин к плечу. - Водяной... или ты у нас не водяной? А, проклятое отродье?

Тот шел с немного вытянутыми вперед руками, непрерывно смотря прямо перед собой. Его глаз не было видно, все закрывали мокрые облепившие лицо волосы.

- Ты же у нас просто поганый унтерменш! - Курта, похоже понесло куда-то вдаль; его страх выплеснулся непрестанной болтовней. - Да-да, унтерменш! Я вас всех насквозь вижу. Вот где у меня вся ваша порода! Иди-иди, по ближе... Давно у старого Курта не было таких чистеньких мальчиков...

В какой-то момент их разделяло всего лишь с десяток метров. Противник сделал еще один шаг и немец выстрелил. Расстояние детское! Оружие проверенное! Выстрел! Человек дернулся в сторону. Еще выстрел! Разворот в другую сторону.

- Какой ты у нас чувствительный, - кричал немец, прицеливаясь в очередной раз. - Просто милая сельская барышня! Ой-ля-ля!

Новый выстрел бросил его на колени. Мокрая гимнастерка ничего не скрывала. Из входных отверстий шла кровь, окрашивая бурую ткань в темно красный цвет.

- Вот так-то, - засмеялся Курт. - Давно надо было встать на колени, русская собака... Вот там-то и твое место.

Дальнейшее пролетело так быстро, словно это было театральное действо, разыгранное искусными актерами. Мгновения назад стоявший на коленях русский, взвился в воздух. Несколько метров, что его отделяли от немца, он проглотил на раз.

- Что же т..., - не успевший даже испугаться солдат, вскрикнул и что-то забулькало. - …!

88

Оборонительные позиции 222 стрелковой дивизии 33 армии. Штаб дивизии располагался на восточном берегу реки Нара примерно в полу километре от Красной Турейки.

- Ну и где я тебе возьму цельную роту, комбат? - устало присев на край самодельной скамьи, спросил полковник Бобров — командир дивизии. - И, что от батальона остался один огрызок?! Что? Я рожу что-ли людей? - судя по его измученному лицу, если бы он мог, он действительно бы родил эту выпрашиваемую у него роту. - Нету людей, комбат, нету! Понимаешь, нету! Уже... Всех нестроевых, штабных … всех загнали в окопы! Кого я тебе дам? Все! Амба!

Трубка с грохотом легла на место и лишь после этого комдив с шумом выдохнул воздух через сжатые зубы.

- Может чайку сообразить, Федор Александрович? - участливо глядел на него пожилой ординарец. - А? Я же мигом. Одна нога здесь, а другая там, - одной рукой он уже поглаживал закопченный бочок чайника. - Со смородинкой... С чабрецом, - на мгновение его голос приобрел заговорщические нотки.

Полковник махнул на него рукой словно на надоедливое насекомое и наклонился над столом. Уже выходящий из землянки ординарец услышал, как тот что-то бормотал.

- … Уже четыре дня мы тут землю зубами грызем, - размышлял комдив, вглядываясь в причудливые изгибы реки, берег которой оседлали остатки его дивизии. - За четыре дня они дважды пытались форсировать реку здесь и здесь... Все на Любавино прут, сволочи. Медом им тут намазано!

Огрызок синего карандаша аккуратно вычертил жирную стрелку, конец которой уперся в большой заштрихованный овал.

- А Ермаково? - карандаш уперся в другой населенный пункт, расположенный от первого в нескольких километрах. - Оба ведь хороши, - шептал он, пытаясь понять дальнейшие замыслы противника. - Вот, черт! Дальше будут давить или в обход пойдут?! … Хрен их разберешь! - вдруг карандаш в его пальцах с неприятным хрустом переломился. - Вот еще... И где эта чертова разведка? Королев!

Сверху послышалось шуршание, через секунды сменившееся на топот сапог.

- Тута, товарищ полковник! - с трудом влез в землянку высокий боец.

- Тута, тута, - недовольно пробормотал Бобров, вставая с места. - От Мареева было что? Нет?! Еще раз узнай! Давай, давай! - едва тот исчез, полковник с силой растер левую часть грудины. - Чует мое сердце, готовят они что-то... Ой, чует...

Полковник Бобров не знал, что в данный момент противник заканчивал сосредоточение в зоне его ответственности двух свежих пехотных батальонов, нацеленных на населенный пункт Ермакова. За предыдущие дни немецкое командование вело активную беспокоящую разведку обороны советских войск в этом районе. Ежедневно в разных местах группы численностью до взвода предпринимали попытку форсировать реку и закрепиться на берегу. В результате такой работы к 4 ноября в руках противника имелась подробная карта советских укреплений вплоть до указания расположений отдельных рот и батарей.

- Товарищ полковник, товарищ полковник, идута, - чуть не в ухо гаркнул возникший за спиной командира посыльный. - Лейтенант Мареев прибыл.

Решительно отодвинув великана в сторону, в землянку вошел потрепанный лейтенант в мешковатом маскхалате. Из-под сползшего на затылок капюшона выглядывал большой светлый чуб. Но не это бросалось в глаза! Полковник увидел главное — лейтенант был совершенно опустошен. Из прежнего весельчака и балагура, который в любой рейд собирался с неизменными шуточками и прибаутками, словно вытянули стержень, оставив лишь внешнюю оболочку.

- Товарищ полковник, задание не выполнено, - хриплым голосом начал докладывать он. - При проходе второй полосы окоп группа была обнаружена противников и уничтожена, - потерянный с остекленевшими глазами, парень опустился на скамью; рядом лег немецкий автомат, звякнув рукоятью. - Все там легли, Федор Александрович... Все... вот кроме меня одного... Вот такой паскудины, - он смотрел куда-то в сторону, не замечая вокруг никого. - Лежат там, а я тут. Вот живой сижу, - он глухо застонал, обхватив голову почерневшими ладонями. - У-у-у-у-у!

- Что встал как столб? - заорал полковник на посыльного, изумленно тара-шившего глаза на лейтенанта. - Спирту тащи! Хватит телиться! - Высокий боец от командирского ора ни как не мог развязать вещмешок, где хранилась фляжка со спиртом. - Лей, балда, лей! Сейчас самое средство! Вторую группу потеряли..., - в алюминиевую кружку щедро полилась прозрачная жидкость. - Голову его, голову держи! Вот, давай, давай...

Лейтенант дернулся из рук, с трудом сдерживая вырывающийся из него кашель.

- Алексей, Алексей, - комдив тряханул за плечи лейтенанта, отче его его голова шатнулась словно тряпичная. - Лейтенант Мареев, встать! - заорал он, увидев, что прежний тон ни какого эффекта не дает. - Смирна-а! - того выпрямило и подбросило вверх. - Что слюни пустил? Жалко своих! Да? Поплакаться ко мне в жилетку пришел? Смотреть мне в глаза!

Сунувшийся было с чайником ординарец, мгновенно исчез из виду едва услышал грозовые обороты в голосе комдива. Следом за ним медленно пятился к двери и посыльный. Высокая нескладная фигура осторожно, делая один крохотный шаг за другим, двигалась к выходу.

- А мне тогда как? - Бобров жахнул о поверхность стола толстую папку с бумагами. - Мне что, застрелиться теперь? - пистолет птицей выпорхнул из потрепанной кобуры вцепился в ладонь. - Вон сколько моих бойцов в землю ложиться! - свободной рукой он вновь подобрал папку и тряхнул ею перед носом лейтенанта. - У меня что сердце не болит за ребят?

Багровое лицо парня медленно теряло краску. Сначала спал лихорадочный румянец с его щек, потом отпустило и лоб.

- Застрелиться? - не мог успокоиться комдив, размахивая пистолетом. - Мочи же нет! - он дернул рукой и в землянке раздались несколько выстрелов. - лейтенант продолжал смотреть вперед, не моргнув ни глазом при раздавшихся выстрелах. - Раз и все! А кто воевать будет? Кто, лейтенант? Кто фашистскую гадину гнать будет из наших городов, сел и деревень? Кто будет освобождать наших матерей? Дядя? Другой парень? Что буркалами своими зыркаешь?

Мареев не говорил ни слова. За все это время, в течение которого полковник обрушил на него град жалящих душу вопросов, Алексея била дрожь... Мелкая, гадкая, лишающая силы, она выворачивала его мышцы и кости.

- Не надо больше.., - прошептал он, с болью в глазах глядя на командира. - Я все понял.

Бобров после этих слов посмотрел на него так, будто до этого пред ним вообще стояло пустое место.

- Понял? - с трудом остывая, переспросил он. - Ты понял? А раз так, что рассказывай, что видел?

- … Когда первую линию переходили, Филипчук слышал разговор двух часовых, - запинаясь начал рассказывать разведчик. - Далеко было... Но вроде о Ленинграде говорили. Мол скоро возьмут...

- При чем тут Ленинград? - буркнул комдив, переводя глаза с карты на лейтенанта. - Мне наше нужно, наше положение!

- Они же, товарищ полковник, так говорили будто сами его видели, - Мареев замолк, но через несколько секунд снова продолжил рассказывать. - Точно, Филипчук говорил про трамвай они что-то говорили... Значит, видели они его, товарищ полковник! - до лейтенанта наконец-то дошло, что это могло означать. - Из под Ленинграда отводят свежие части.

Едва эти слова прозвучали, как они оба бросили взгляд на карту. «Свежие части..., - комдив вновь и вновь пробегал глазами по изгибу реки, по берегу которой закопались его люди. - Подкрепление... Гады! Разбросали наверное по-немного. Там чуток, здесь чуток — вот тебе и лишняя рота, а то и две... А у меня тут рваный носок вместо бойцов!». В одном месте русло реки выгнулось далеко вперед, образуя длинный выступ в сторону советской стороны. «Все-таки на Колопино нацелились, сволочи! А нам тут почти неделю голову морочили... Надо доложить в штаб... А если ошибка? Что тогда?».

- Лейтенант, мы не имеем права на ошибку. Ты понимаешь меня лейтенант? - он внимательно посмотрел на Мареева, будто вытягивая из него какие-то дополнительные сведения. - Если мы ошибемся и враг прорвет оборону, то отсюда чистая дорога на Москву. Я только вчера запросил Ставку. За нами резервов нет — чистое поле, а дальше шоссе... Мы не можем ошибиться!

Фраза была даже не утверждением. Нет! В этот момент она звучала как твердое внутреннее убеждение.

- Товарищ полковник, разрешите сделать еще одну попытку? - Бобров замолчал, прекрасно понимая, что им кровно необходимы разведданные. - Есть у меня на примете пара бойцов. Сдюжим, Федор Алексеевич, - командир продолжал молчать.

- Этот точно сдюжит, товарищ полковник, - вдруг со стороны входа раздался напористый голос большого начальника. - Пролетарская косточка — хрен разгрызешь!

Они повернулись. В землянке стоял капитан, за плечами которого маячил корчащий рожи ординарец.

- Хватит уж, Макарыч, - пробормотал полковник, накрывая карты какими-то листами. - Проглядел и ладно! Посмотрим, что ты капитан за птица такая? - предложение прозвучало как-то двусмысленно и напоминало угрозу.

Вошедший медленно расстегнул шинель и из гимнастерки вытащил небольшую книжицу темно-бардового цвета.

- Комиссия Особого сектора ЦК, капитан Смирнов Игорь Владимирович, - он протянул удостоверение левой рукой и спокойно смотрел в глаза комдиву. - Прибыл в расположение 33-ей армии с особом заданием. Полковник Бобров, вам приказано оказывать мне и моей группе полное содействие в выполнении задания. Вот распоряжение, - на стол прямо возле карты лег еще один документ — сложенный пополам листок.

На своем веку Бобров повидал немало людей, которые вот точно также с ходу предъявляли грозные с виду и по сути бумажки, трясли руками и орали словно недорезанный буржуи. Ему было достаточно бросить всего лишь один взгляд и все становилось понятно, кто стоявший перед ним человек - пустышка или фигура.

- Штаб армии или фронта в курсе? - спросил Боров, пытаясь дать себе больше времени.

Он ни как не мог раскусить его. С одной стороны, толком не обмятая форма, начищенные до блеска сапоги, белоснежный подворотничок и множество мелких нюансов, говорили, что он штабист.

- Нет, товарищ полковник, - отрицательно ответил капитан. - Я сразу из Москвы к вам.

С другой стороны, он слишком уверенно держится. «Взгляд спокойный. По углам не рыскает, - фиксировал все полковник. - Видно, что передовая ему не в новинку... Не-е-ет. Не штабной шаркун это! Что-то тут другое!».

- Значит, не знают, - пробормотал комдив, двигая к краю стола карту, где она бы закрывала собой ящик стола. - Но я все равно должен удостовериться... Сейчас позвоним, узнаем... а пока чайку. Макарыч! Давай-ка нам чаю, да чтобы с огоньком и с сахарком, как раньше. Понял, Макарыч? - Из-за дверей высунулось удивленное лицо и моргнув несколько раз глазами исчезло.

Удовлетворенно хмыкнув, Бобров приложил трубку телефонного аппарата к уху. После нескольких минут переговоров выяснилось, что, действительно, ни штаб фронта, ни штаб армии ничего не слышали о таком странном и секретном капитане, как Смирнов Игорь Владимирович.

- Прошу ваши документы, капитан, - наконец, Бобров со вздохом положил трубку. - Москва подтвердила ваши полномочия. В чем требуется наше содействие.

- Всем, кто не владеет допуском 1 категории приказываю немедленно покинуть помещение, - круто начал капитан, едва получил удостоверение назад.

Бросив на своего командира удивленный взгляд из землянки вышел разведчик, следом за ним исчез и сопровождавший капитана боец.

- В зоне вашей ответственности, - Смирнов достал из планшета карту, на которой возле одного из узлов обороны были сделаны какие-то пометки. - готовиться переход разведгруппы в тыл к противнику. Вот примерно в этом месте... Вам необходимо обеспечить группе безопасный переход за линию фронта.

Полковник недовольно присвистнул, заметив на карте у своего собеседника ряд новых обозначений.

- У вас новые данные? И вы хотите лезть в это осиное гнездо? Здесь же центральный узел обороны! Тут в лоб танками надо утюжить, а вы пройти пехом хотите... Смотри, вон лейтенант, только что отсюда вышел. Вот у него примерно там две группы легли! Почти двадцать бойцов! Кого я с тобой пошлю? Хотя... Слушай, капитан... Давай, баш на баш. Обеспечу я тебе проход туда, но ты с собой моего лейтенанта заберешь, - Смирнов в этот момент хотел было что-то возразить, но Бобров не дал ему даже рта раскрыть. - Мне как воздух, капитан, нужна разведка! Ты пойми, они все там, а мы вот, туточки! Я же чую, что там что-то готовиться. Вон веришь, волосы у меня дыбом встают от предчувствия?! Возьми?! Пошукайте там! Ну? Вот и ладно! - недовольно скривив рот, капитан кивнул головой. - Мареев, ко мне! Пойдешь с капитаном на ту сторону!

Наверху уже стояла группа в полном составе. К изумлению полковника их ждало только два человека.

- Это вся разведгруппа? - непроизвольно вырвалось у него. - Два человека?

- Человека? - усмехнувшись переспросил Смирнов, оглядывая своих бойцов. - Поверьте мне, Федор Алексеевич, двоих бойцов более чем достаточно для выполнения задания.

Увидев начальство, оба разведчика застыли в строю.

- Я что-то не вижу оружия, - недоуменно спросил Бобров, чувствуя, что он чего то не понимает. - Капитан, что тут черт побери происходит? Они, что к немцам с цветами идут? Так?

Полковник Бобров не любил две вещи. Во-первых, когда ему нагло, прямо в глаза врали. И во-вторых, когда он чего-то не понимал. В этот самый момент оба эти обстоятельства странным образом совпали, что его моментально взбесило.

- У меня две разведгруппы погибло! - медленно и раздельно проговорил он, продолжая рассматривать разведчиков. - Девятнадцать человек! - ординарец, предчувствуя в зазвучавших стальных нотках готовящуюся бурю, попытался испариться. - Почему они не вооружены?! Капитан?! Черт тебя побери, где их оружие?!

Стерев со своего лица улыбку, Игорь негромко произнес:

- Кирилл! Забор! Кухня! Уничтожить!

Четыре слова! Несколько десятков звуков не успели прозвучать, как фигура крайнего бойца размылась и...

- И-и-и-и-и-и! - визг испуганного поросенка резко ударил по ушам собравшихся. - И-и-и-и-и-и!

Одновременно с диким визгом прямо на людей выскочил грязный как смерть свин. От него с треском разлетались куски массивных досок, обломки слег.

- Что это такое? - шептал полковник, пытаясь уйти в сторону от несущегося прямо на него животного. - Прочь, скотина!

Бум! Бум! И бочка только что приготовленной кашей начала заваливаться набок.

- Держи!

- Пошел...

- А-а-а-! Придавило!

- Да, тащи его... Воды, воды!

Полковник ошарашенно смотрел прямо перед собой, пытаясь осознать, а что он в конце концов видел. От забора, который все это время чудом ускользал от немецких снарядов, практически ни чего не осталось. На двух, не далеко стоявших друг от друга столбах, висели клочья осиновых слег. А вокруг на несколько десятков метров валялись обломки досок. Чуть дальше на него с укоризненной глядела армейская кухня, которую с трудом удалось удержать от падения. На всем ее боку красовалась огромная вмятина, которую не грех было оставить и мчавшемуся газону...

89

Берлин. Здание Имперского оперного театра. Величественное здание, построенное в прошлом столетии, было полностью оцеплено. Вдоль булыжных мостовых плотно стояли полицейские в парадных мундирах, чуть дальше, зданию бывшего австрийского посольства, начиналось оцепление из солдат.

- Прошу Вас, господин генерал, - перед входом остановился очередной автомобиль, блестевший внушительной чернотой и хромированной сталью. - Фюрер еще не прибыл... Ваше место..., - дверца мягко хлопнула, выпуская наружу сухопарого военного в мундире кригсмарине.

Огромный зал, купол которого терялся в роскошной золоченной лепнине, хрустальном блеске подвесных люстр. Особые стрельчатые конструкции, начинавшиеся возле самого пола и смыкавшиеся в одной точке в центре купола создавали на фоне всего этого великолепия потрясающую иллюзию воздушности всего зала. Массивные дорические колонны, подпиравшие собой театральное небо, на расстоянии совершенно теряли свою тяжесть и приобретали легкость и стройность.

- Мои немецкие соотечественники и соотечественницы! - тысячи и тысячи людей вздохнули и замерли - это было настоящее затишье перед неистовой бурей. - Я обращаюсь к вам от имени миллионов тех, кто в данный момент сражается, претерпевая холод, против большевистских орд на Востоке!

Море черных, синих, светлых мундиров, разбавленное белоснежными пятнами сорочек, было густо замешано на красном цвете. С многометровых колонн свисали ярко красные бархатные полотнища со строгой геометрией свастик.

- … Немецкий солдат достиг невозможного! - голос буквально взлетел на недосягаемую высоту и сразу же опустился вниз, скатываясь почти до шепота. - За его спиной осталось гигантское покоренное пространство — оно по площади в два раза больше, чем была немецкая империя в 1933 г., или в четыре раза больше, чем Англия...

Посреди всей этой восторженной толпы, буквально ловящей каждое движение обожаемого фюрера, лишь несколько человек сохраняли спокойствие и невозмутимость. Чтобы найти хотя бы двух таких человек пришлось бы тайком выбраться из зала и пройти мимо десятка здоровенных лбов охраны к неприметной боковой лестнице, ведущей на верхние ложи. На одной из них, с которой открывался прекрасный вид на сцену, в этот самый момент велся неторопливый разговор.

- Фюрер сегодня явно в ударе, - достаточно громко произнес первый — полноватый господин в строгом фраке, с усмешкой всматриваясь в ревущую после очередного лозунга толпу. - Кажется еще немного, и они готовы сами взять карабины и идти в атаку на большевиков. Вы так не находите, Марк?

Второй немного наклонился к резным перилам и соглашаясь, кивнул головой. Его внешность высокого мощного мужчины с длинными волосами цвета ржаной соломы могла бы стать для очень многих из нацистского руководства живым укором своей эталоностью.

- Перед нами, немецкими солдатами, рабочими, матерями, Рейхом, стоит не противник! - невысокий человечек уже не говорил, не рассказывал; он буквально кидал в зал острые рубленные фразы, наполненные горящими эмоциями. - Это не противник! Это настоящий зверь! Это настоящее чудовище, которое выползло на благословенную землю из глубин мрака и смрада! - рев толпы вновь начал нарастать, уподобляясь морской волне, которая мощно с рокотом накатывалась на вздыбленные скалы.

- Все равно, дорогой друг, что бы вы не говорили, а у него есть талант, - полный человек вернулся к старому разговору. - Он же не просто оратор... Нет! Он настоящий маг и волшебник. Смотрите, здесь уже нет обычных людей, - пухлая кисть с массивным золотым перстнем на большом пальце махнула в сторону оратора. - Там, внизу, единый организм, который все чувствует и понимает...

- В этом вопросе я с вами совершенно согласен, - второй облокотился на спинку кресла и недовольно продолжил. - Не пора ли нам, господин Грайте, поговорить о деле. Я не думаю, что вы выбили мне приглашение на это … э … мероприятие исключительно по причине того, что я являюсь приятным собеседником, - полный неожиданно резко обернулся и на «викинга» практически в самый упор уставились два пронизывающих насквозь зрачка.

Еще мгновение назад бывший добрым дедушкой мужчина неуловимо изменился. Его фигура чуть наклонилась вперед, словно готовясь к прыжку на свою жертву. Глаза все это время буквально потрошили на части человека, посмевшего сказать такое.

- Хорошо, Марк, - он почти прошептал, однако, даже в шуме этих безумный оваций, его прекрасно поняли. - Перейдем к делу... Думаю, ты прекрасно знаешь, чем занимаюсь я, - не дожидаясь ответа, он продолжил. - Не надо так кривить лицо, я не собираюсь тебя кормить байками. Вот, возьми, папку. Здесь подборка некоторых документов, которые тебя и остальных должны заинтересовать... Подожди, у тебя еще будет со всем этим познакомиться. Сейчас же, нам лучше просто поговорить.

Внешне неприметная папка быстро перекочевала из рук в руки.

- … Из этого похода мы немецкий солдат вернется полностью обновленным! - Гитлер бушевал на трибуне; его согнутые в суставах руки молниеносно взлетали в воздух и сразу же стремительно падали вниз; обычно невыразительно лицо перед тысячей благодарных слушателей начинало жить своей собственной жизнью. - Его дух окончательно наполниться истинно арийским величием! Именно так, в неистовых битвах, в крови врагов, закаляется стальной меч. Именно так и германский народ, растоптав весь генетический мусор истории, обретен свое настоящее место и исполнит предназначение..., - мощные овации взорвали зал; вскочившие люди, вытаращив глаза от восторга, скандировали нацистское приветствие.

- Марк, - ложа, по-прежнему, оставалась островком спокойствия, которого, казалось, и не касались бушевавшие чуть ниже страсти. - Война начинает затягиваться, - он тяжело, по-старчески вздохнул. - Сегодняшнее мне все более начинает напоминать ту Великую войну... Все было точно также. Огромные залы с восторженными немцами, стройные колонны марширующих солдат, и в центре всего этого сухопарый кайзер... И мы помним, чем все это закончилось... Большевики нас переигрывают. Россия — это бездонный конвейер, который перемалывает наши войска, дивизию за дивизией, армию за армией. Мы уже поставили все на эту войну!

Собеседник, казалось, совершенно не разделял его эмоции. Немного вытянутое лицо, обрамленное длинными волосами, было совершенно спокойным.

- Господин Грайте, мои хозяева знают все это и без ваших слов. Поражение в этой войне ударит по ним больше всех... Нет войны — нет заказов, нет заказов — нет денег. Это ясно и ребенку. Господину Круппу нужно услышать что-то посущественней, чем все это, - Марк отвернулся и вновь стал следить за метавшимся возле трибуны Фюрером.

- Русские создали его, - эта простая по форме фраза далась ему нелегко; мелкие бусинки пота выступили на его лбу. - То, над чем мы бились почти десять лет, сделали эти чертовы иваны.

Здоровяк с завидной для человека с такой массой тела резко повернулся и с удивлением посмотрел на профессора.

- Что создали большевики? - пожалуй, впервые с момента начала разговора он высказал заинтересованность; хотя, сам Грайте мог бы поклясться на чем угодно, что здесь было не только удивление, но и тревога. - Что им удалось сделать? - он сразу же бросил взгляд на папку, которая так и продолжала сиротливо лежать на сидении рядом. - Это здесь? - плотный шнурок, выступавший в качестве завязок, с трудом поддавался его пальцам. - Проклятье! Зачем было так завязывать...

Молчавший Грайте продолжать смотреть на своего собеседника, который, с трудом сдерживая нетерпение, открывал папку. Наконец, плотные кожаные створки распахнулись.

- Профессор, сейчас я совершенно не склонен разгадывать загадки, а мои хозяева тем более, - бросил он, перебирая многочисленные разнокалиберные бумаги. - Рассказывайте!

Грайте улыбнулся, однако сделал он это про себя.

- Им, не знаю каким образом, удалось почти полностью достичь того, что мы закладывали в качестве конечного продукта в проект «Тор», - он говорил чуть тише, чем при обычном разговоре, но достаточно громко, чтобы его могли услышать. - Солдат с нечеловеческой силой, с феноменальной выносливостью и просто поразительной регенерацией... вот, что они создали...

Мощная ладонь дрогнула и тяжелая папка упала на пол ложи. Часть листков, оказавшиеся мелкого формата и более тяжелыми, вывалились из общей кучи.

- Вы сказали проект «Тор»? - пальцы, в которых осталось всего лишь несколько листков, непроизвольно сжались. - Но откуда о нем известно большевикам? Профессор, вы бредите!

- Я, действительно, могу быть психически нездоровым. Психом может являться и мой непосредственный агент на Востоке. Ну, пусть еще один или два недоумка затесались в ряды моих сторонников... Но идиотами не могут быть все они одновременно! Вы так не находите дорогой Марк?! - только Грайте, известный в некоторых научных кругах как удивительный словесный эквилибрист, мог так утонченно и в тоже время обидно объяснить, что его оппонент ошибается. - Здесь несколько сот донесений самого разного уровня — от писем рядовых солдат, записок интендантов, врачебных справок и вплоть до донесений командиров дивизий. Смотри — смотри... Нам стоило большого труда достать все это.

На сидение были свалены все эти бумаги. Одни были кристально чистыми и белоснежными, с идеально ровными строками текста, словно только что вышли из под пера педанта штабиста. Другие документы представляли собой едва ли не клочки сероватой бумаги с неровным почерком, которая просто просилась использовать по назначению. Марк перебирал их, время от времени какое-то выбирая из кучи.

- Наши аналитики хорошо поработали, Марк. Или может Вас лучше называть, господин Крупп, - продолжил Грайте, тоже выдернув один документ. - Первые сведения об этих солдатах мы получили несколько месяцев назад, практически сразу же после начала войны. Замечу сразу, это были обрывки, буквально клочки информации, к счастью нам удалось их свести воедино... По-видимому, удар наших войск пришелся в момент их полевых испытаний в пограничной зоне. В ряде мест солдаты встречали труппы людей, животных и птиц со странными повреждениями. Думаю, это были опыты неких препаратов, испытания несовершенных образцов.

Он протянул Марку несколько фотографий, на которых была снята тушка одной и той же птицы с разных ракурсов. Небольшая птаха была зафиксирована на какой-то светлой поверхности с растопыренными в разные стороны крыльями. Благодаря отличному качеству снимков, была прекрасно видна густая сеть тоненьких нитевидных отростков, опутавших крылья и брюшко.

- Вот именно эти характерные вещи мы встречаем и на остальных образцах. Обратите внимание вот на этот снимок, - в ладонь к Марку легла фотография молодой женщины. - Это очень интересный образец. Агент доложил, что в эту женщину стреляли без видимого эффекта с нескольких десятков метров. Вы заметили? Вот-вот, здесь... Область брюшной полости. Вот! Здесь буквально несколько отверстий! Словно по ней только что и не стреляли!

Действительно, на снимке была отчетливо видна верхняя часть живота с несколькими входными отверстиями от пуль. Они выглядели зарубцевавшимися.

- Главное, потом ее видели живой! - палец профессора взвился вверх, словно он намеревался пробуравить потолок ложи. - Но и это не все! - Грайте зашелестел своими бумаги, пытаясь что-то отыскать. - Кажется вот оно... Хотя нет... А, вот!

Марку всучили фотографию еще большего масштаба - формата примерно альбомного листа.

- Это немецкий солдат. Его имя Ранке Фриц, рядовой 1 класса, - комментировал тот. - Был убит на глазах своего непосредственного командира русским диверсантом голыми руками.

На фото крупным планом был показа торс и голова солдата, обезображенные глубокими ранами. В какой-то момент Марку показалось, что он видит жертв африканского льва или тигра. Будучи заядлым охотником он не раз сталкивался с тем, что оставалось от человека после разговора с африканской дикой кошкой. Сейчас он видел практически тоже самое — широкие рваные раны живота, словно оставшиеся от мощных когтей зверя, сильно обглоданное лицо, с которого был практически сорван скальп.

- Вы уверены, что это сделал человек? - Марк выразительно посмотрел на профессора. - Ваши аналитики ничего там не напутали? У него же ребра наружу вывернуты!

- Не надо забывать и про одежду, - игнорируя вопрос заметил Грайте. - Голыми руками разорвал шинель, полевое обмундирование и, наконец, плоть. Неплохо для обычного человека, не находите? В конце концов, отбросим фотографии! Они все равно не дадут вам представление всей полноты картины. Главное, сейчас понять одно — русские добились впечатляющего успеха в деле создания сверхсолдата, существенно обойдя нас. Безразлично, на какой стадии они находятся в данный момент — на стадии ли испытаний или окончательной шлифовки образцов. Важно лишь то, что они могут в самое ближайшее время выдать рабочий экземпляр, а мы — нет!

Не смотря на внешность героя из древней норвежской саги, Марк не зря носил фамилию Крупп и, в соответствие с традициями семьи неплохо соображал. «Если это не очередная сказка о супер оружии, которыми так любят кормить фюрера, то у нас всех скоро могут возникнуть серьезные проблемы, - он продолжал сминать в ладонях очередной листок. - Неуязвимый солдат — это слишком серьезно, что отмахнуться от этого просто так».

- Почему вы рассказываете это именно мне? - спросил Марк после минутного раздумья. - О такой информации нужно трубить везде, где только возможно! Имперская канцелярия, Гестапо, Абвер, наконец, Фюрер! Это же пахнет Седаном...

- Не все так просто, дорогой Марк, - устало улыбнулся профессор, осторожно вынимая из его рук скомканный листок бумаги. - Сейчас Рейх погружен в эйфорию побед и вся наша …, - он выразительно крутанул указательным пальцем где-то наверху. - преисполнена собственной значимости и непогрешимости. Оглянитесь вокруг. Все, буквально все, уверены, что еще немного, еще совсем чуть — чуть и сапог немецкого пехотинца пройдет по брусчатке Красной площади, а потом и возле Букенгемского дворца! Это настоящее наваждение... Больше танков, еще больше самолетов, эсминцев, подводных лодок... Все просто грезят этими новыми армадами, которые растопчут любого противника Германии...

Он вновь улыбнулся, но в этот раз улыбка вышла какой-то виноватой, жалкой.

- Сейчас меня никто не будет слушать, - продолжил он. - К тому же все вот это, к сожалению, косвенные свидетельства. За все это время нам так и не удалось добыть чего-то более существенное... Поэтому мне нужны ваши хозяева. Крупп, Тиссен, Борзиг... Мне нужны их капиталы и связи, с помощью которых можно хотя бы попытаться что-то противопоставить русским. С их помощью можно получить карт-бланш в Белоруссии и попытаться все окончательно выяснить... Еще не все потеряно! Не-е-е-е! Если бы нам удалось захватить опытный образец, то все бы выглядело совершенно иначе.