Не прошло и нескольких минут, как со всех сторон набежал народ. Сначала оторопевшего учителя, мнущего в руках кепку, обступили галдящие женщины. С надеждой заглядывая ему в глаза, они спрашивали о своих родственниках, знакомых. Кто-то тут же ему сунул в руку краюху хлеба...
- Откуда это он нарисовался? - недовольным голосом поинтересовался, вынырнувший откуда-то сзади Смирнов.
- Да, спросил я еще толком, - не оборачиваясь ответил тот, разглядывая как Маркин пытается свернуть козью ножку. - Пожду трошки, пусть человек хоть чутка отойдет.
- Смотрю, теряешь ты хватку старшина, - капитан встал рядом с ним. - Что-то не нравиться он мне! Что-то в нем такое есть... Чистенький он какой-то весь, - выдал, наконец-то, Смирнов. - Прилизанный, что-ли... Да, и на спину посмотри! Видишь, как держит?! Ох, непрост он, ох непрост!
Игорь, давай на чистоту, - старшина повернулся к нему лицом. - У нас с тобой трошки не все гладко. Так ведь?! Что кривишься-то? Ну, не нравлюсь я тебе! Поди деревенщиной меня считаешь... Хм, не уж-то угадал. Ну и хрен со всем этим!
На секунду он прервался и быстро окинул взглядом поляну.
- Ты пойми! Чтобы там между нами не стояло, людей это касаться не должно..., - продолжил Голованко, буравя глазами капитана. - Тебе не сегодня завтра назад надо будет уходить, а мне тут жить, с ними... Вон с бабами, детишками, да увечными воевать буду немца. Ты будешь там далеко, а им вот здесь помирать придется... Так что не замай мне их, - он легонько повернул капитана в сторону курящих мужиков. - Ты посмотри на него. Ну какой из него немец?! Пузо торчит, небритый, глаза как стеклянные... Напяль на него китель? А? Тьфу! Мерзость одна получается!
Прищурив глаза, капитан рассматривал новоиспеченного партизана. На свою голову он уже успел напялить кепку с широкой алой лентой. «Не иначе это Пашка, стервец, постарался, - с какой-то затаенной грустью прошептал он. - Друга себе нового нашел... И правда, ведь, несуразный какой-то. Нескладный!».
- Да, Сергеич, пожалуй не прав я, - с трудом смог выдавить из себя капитан. - Ты меня извини... Ладно, пойду, хоть подберу твоему новому бойцу что-нибудь из оружия.
Резко развернувшись, он энергично зашагал в сторону неспешно разговаривающей кучи. Сам Маркин был в середке и судя по его раззадоренному виду неплохо себя чувствовал.
- Видал? - донесся до Смирнова обрывок вопроса.
- Хм, - с ярко выраженным оттенком презрения протянул мальчишечий голос. - Это что... Вот у Абая силища была, это да! Один раз он кружку как сжал, - захлебываясь рассказывал Пашка. - Даже вот следу остались...
- Ты что малец, - рассмеялся учитель. - Шутишь что-ли?
73
2 августа 1941 г. Москва. Высокий дом с мощными колоннами, выстроенный еще при Александре III. 3 часа 41 минута. По огромной пятикомнатной квартире прозвенела трель звонка. Звук был дребезжащий, неприятный. Казалось, его царапающий голос доставал до самой глубины души, заставляя сердце сжиматься от испуга.
- Саш, - в спальне раздался сонный женский голос. - Ты слышишь, Саш, кто-то в дверь звонит?! Да вставай же! Опять из госпиталя наверное...
В ответ низенький плотный мужчина начал сползать с кровати, одновременно с силой растирая воспаленный от недосыпания глаза.
- Боже мой, только лег, - бурчал он, стараясь попасть рукой в рукав халата. - 3.45... Ну, кого еще там принесло?
Звонок, тренькнув в последний раз затих, от чего сделалось еще более жутко. Словно в подтверждение, в дверь кто-то мощно ударил. Это был не просто удар... Нет! Это был Удар! Внушительный, сразу же подкрепленный еще серией таких же, но чуть менее сильных. Так не стучат родственники или подвыпившие друзья, желающие вас проведать.
- Саша, что это такое? - сна уже не было ни в одном глазу. - Саша, не открывай! Спроси, кто там! - Следом послышался звук шлепков босых ног по паркету и через мгновение женщина уткнулась в спину вспотевшего от испуга мужа.
- Александр Александрович, откройте! - из-за двери прокричал чей-то до боли знакомый голос. - Александр Алесандрович, это я Витя! Вы дома?
После еле слышного шороха за дверью появился новый голос:
- Профессор Вишневский, к вам из наркомата внутренних дел! Открывайте!
Его руки сами потянулись к большому, сверкавшему блеском латуни замку. Раздался щелчок, и после скрипа двери в прихожую вошли трое мужчин. Первый из них, высокий и нескладный мужичок, в халате, когда-то, по всей видимости, имевшим белый цвет. Двое, стоявшие чуть позади, были в темно-зеленой форме с синими шароварами с малиновыми кантами. Именно на этих кантах почему-то и остановил свой взгляд Александр Александрович, профессор медицины, руководитель Особого Московского клинического госпиталя.
Вошедший первым, обернувшись назад, нервно кивнул. Тогда вперед выступил среднего роста лейтенант (по крайней мере три эмалевых квадрата у него в петлицах было) и, вскинув кисть к фуражке, представился:
- Лейтенант государственной безопасности Филипов. Вам, Александр Александрович, надлежит с нами проехать.
- Сейчас? - спросил в нерешительности профессор, отводя глаза от лейтенанта. - А куда? - Стоявшая за его спиной супруга, тихо пискнула с явным намерением зарыдать.
- Вы только не волнуйтесь, - поспешно заговорил Филипов. - Нам самим буквально недавно позвонили из управления. Приказали срочно доставить вас в госпиталь.
- А... в госпиталь, - протянул, с явным облегчением, Вишневский. - В госпиталь.... Тогда все понятно. Сейчас я! Одну минутку! Вот располагайтесь пока... Сейчас!
Он стремительно словно вихрь исчез в одной из многочисленных комнат, откуда сразу же начало раздаваться какое-то подозрительное шуршащие. Ровно через минуту, лейтенант несколько раз специально бросил взгляд на часы, профессор появился при полном параде. В темном без единой морщинки костюме, с жилетке из под которой выглядывала с ярко-белая рубашка, Вишевский выглядел совершенно иным человеком. Профессором с большой буквы «П».
- И так молодой человек, идемте, - решительно проговорил он, подхватывая с тумбочки светлый портфель. - Посмотрим, зачем так рано понадобился профессор Вишневский.
Столь разительная перемена настроения, да и поведения, объяснялась довольно просто. Профессор полагал, что ночной визит связан с лечением одного из высокопоставленных сотрудников наркомата, который наблюдался у него, в Особом Московском клиническом госпитале.
Однако, Вишневский ошибался! В этим самые часы черные как смоль кургузые автомобили колесили по всей столице, останавливаясь около самых разных домов. В одних случаях это были дворцоподобные кирпичные высотки, где проживали светила советской медицинской науки, в других — воронки тормозили рядом с неказистыми рабочими общежитиями. Лишь одно объединяло все это — грозное выражение «государственная безопасность», открывавшее самые закрытые двери и приводящее в замешательство самых сильных мира сего.
- Вот же госпиталь, - Вишневский дернулся, указывая на окно, за которым проносился роскошный парадный вход в госпиталь. - Почему же мимо едем?
- Не беспокойтесь, Александр Александрович, - обернулся к пассажиру лейтенант. - Мы подъедем к заднему входу... Такое было указание.
Едва автомобиль остановился возле небольшой площадки, на которой уже находилось 4 машины, профессор выскочил из машины и быстро пошел ко входу, где виднелось несколько фигур в белом. Они молча смотрели на приближавшегося Вишневского, которые с радостью узнал в парочке дежурную смену.
- Николай Николаевич, дорогой, - воскликнул он, двумя руками пожимая руку пожилому с роскошной бородкой врачу. - Что-то случилось с нашим пациентом? Все же было нормально, когда я уезжал... Ведь операция не выявила никаких опухолей.
- Товарищи врачи, все уже почти собрались. Ждем еще пару человек; они живут на самой окраине, но вскоре к нам присоединятся, - вклинился кто-то решительным голосом. - Давайте пройдем в кабинет, где через некоторое время вам все объяснят... Осторожнее, здесь ступенька.
- Но позвольте, мы же спускаемся? - в некотором раздражении воскликнул старичок, тряхнув окладистой бородой. - Конференц-зал на первом этаже, возле смотровой...
Однако, прямая спина, ровно вышагивавшего лейтенанта, выражало полное пренебрежение к мнению врача.
- Вот здесь мы и подождем остальных, - кивнул головой на с десяток людей, столпившихся в просторном коридоре. - Сейчас наши сотрудники принесут горячий чай и теплые халаты... Располагайтесь.
Вишневский бросил недоуменный взгляд на своего соседа, но тот тоже ничего не понимал. «Какие к черту теплые халаты и горячий чай в начале августа, - не мог понять врач, подходя к стоявшим людям. - А тут кто у нас! - профессор близоруко прищурился, пытаясь с расстояния узнать знакомых. - Этих двоих я кажется припоминаю. Из Военно-воздушно госпиталя... Хирурги оба! Точно! Гуссейн Гардашевич — это черный, а второго не помню... Этих не знаю. Постойте-ка, постойте-ка, а кто у нас там возле туалет курит?».
У профессора аж округлились глаза от удивления. Несколько секунд он оглядывался по сторонам, пытаясь понять этого человека видит только он один или нет. Наконец, до него дошло, что тот человек реален, как и все остальные. Вишневский, стиснув зубы, двинулся в его сторону.
- Если мне не изменяет память, Костромской, - сквозь зубы пробурчал он, останавливаясь напротив врача, который так его взволновал. - Что-то я не могу понять, кто вам разрешил находиться в этом месте? Вы мне скажите, что делает шарлатан и прожектер в месте, где спасают жизни людей? А? - Последний вопрос, состоящий из одной буквы, профессор буквально выкрикнул, привлекая к себе внимание.
Все стоявшие в зале — врачи, несколько медбратьев и с десяток людей в форме заинтересованно уставились в их сторону. Чувствуя поддержку, Вишневский усилил напор:
- Я не позволю, слышите, не позволю позорить советскую науку и вверенное мне Партией учреждение в такое страшное время! Выйдите вон! - его крючковатый палец на вытянутой руке резко ткнулся в сторону выхода на поверхность. - Вон!
Виновник всего этого переполоха молча курил. Он стоял возле открытого окна и неторопливо затягивался. Было видно как сигарета медленно превращалась в пепел, за падением которого он продолжал завороженно наблюдать.
- Вы, что меня не слышите? - глубоко уязвленный такой реакцией, вернее ее полным отсутствием, Вишневский набрал в грудь еще больше воздуха. - Кто вам разрешил здесь находиться? Потрудитесь объясниться!
Наконец, в кончиках пальцев застрял крошечный сигаретный огарок, который окурком то назвать сложно. Костромской поднял голову и удивленно, словно всех этих людей видел в первый раз, осмотрелся.
- Не надо кричать, уважаемый профессор... Вы мне делаете больно, - с характерным акцентом рассмеялся он. - Вы меня спрашиваете, кто мне позволил?! Таки я вам отвечу... Партия и Правительство! Так что я стою здесь рядом с вами на полном серьезе, понимаете милейший профессор?
Тот побледнел после этих слов.
- Товарищи, товарищи, послушайте меня, - наконец, раздался властный голос, мгновенно разведший их по разные стороны баррикад. - Сейчас вам объяснят для чего, вы были собраны.
Из одной из дверей вышел подтянутый человек со знаками капитана государственной безопасности. Малейшие шуршания и движения мгновенно стихли. Люди внимательно слушали. Стоявшие позади своих коллег осторожно привставали на цыпочки.
Вошедший пригладил свои волосы и сразу же надел фуражку.
- Меня зовут Смирнов Игорь Владимирович. Каждый из вас, кто был сюда доставлен, является признанным экспертов в разных областях медицинского знания. Здесь есть и хирурги, и неврологи, и физиологи и многие другие. Сейчас вам будет представлен некий образец человеческой ткани, после изучения которого вам необходимо подготовить развернутый отчет об основных свойствах данного образца. Срок не более суток... Отчет пойдет на самый верх. А теперь пройдемте.
Оббитые металлом створки дверей тихо отворились и вошедшие очутились в залитом светом помещении с низкими потолками. Вот тут-то Вишневский и вспомнил о горячем чае и теплых халатах. На врачей смотрели длинные ряды тел, укрытых серыми простынями. Морг был переполнен...
- Профессор, оденьте, - его ассистент заботливо накинул на его плечи толстый халат и повернул в сторону дальнего угла помещения, где виднелся боец винтовкой. - Нам кажется сюда...
Перед собравшимися, тесно обступившими длинный стол, предстал небольшой ящик размером с футляр для скрипки. Он был сколочен из потемневших досок, на которых еще кое-где проглядывал выжженный готический шрифт. Капитан осторожно приподнял заранее вскрытую крышку и все увидели, что внутренность ящика заполнена какой-то янтарно массой.
«Боже мой, - выдохнул Вишневский, принюхиваясь. - Это же мед! Липовый!». Судя по шмыгающим носам, остальные также догадались, что это за странная на вид субстанция.
- Боец, перчатки, - через несколько секунд Смирнов что-то начал вытаскивать из ящика. - Вот...
На растянутую простынь упали первые капли меда, затем тихо шмякнулась... почти целая человеческая рука! Несмотря на темный цвет и склизкую поверхность, немного скрадывающую поверхность, это была определенно настоящая рука.
- Осмотреть, вскрыть, выявить особенности и доложить, - капитан внимательно посмотрел сначала на всех, а потом на каждого в отдельности (или, по крайне мере, многим именно так и показалось). - За работу.
74
Состав еле тащился. Через каждые полчаса — час, вагоны содрогались от оглушительного визга гудка и с шипением поезд вставал. Сразу же за окнами начиналась беготня: то и дело мелькали погоны с серебром, мчавшиеся куда-то с докладом; проносились вестовые с кипятком... Словом прощай далекий Фатерлянд и здравствуй незнакомая и таинственная страна.
«... Дорогая Гретхен, как и обещал тебе, пишу с каждой новой станции, которую мы проезжаем по пути на Восточный фронт. Как ни странно, делать мне это совсем не тяжело. Поезд еле плетется; иногда ловлю себя на мысли, что мы никогда не доедем до места своей службы. Сослуживцы поговаривают, что кто-то из местных устраивает диверсии на железной дороге, поэтому и нет нужного хода. Это настоящее варварство, правда ведь моя милая голубка! Настоящий солдат должен сражаться лицом к лицу с врагом, а не нападать исподтишка.
… Ты просила меня рассказывать обо все, что я вижу. Вынужден тебя огорчить, мое сокровище, порадовать мне тебя практически нечем. Ты даже не представляешь, насколько здесь пустынно. Иногда мы в течение нескольких часов за окном ни встречается ни одного дома. Не то что у нас в Вестфалии... Помнишь сколько небольших и уютных деревушек у нас раскидано по окрестностям. Это настоящая пустыня! Говорят, наш фюрер обещал каждому офицеру здесь имение. Если все сложиться именно так, то я даже не знаю, что нам с тобой подобрать... Но земля здесь, скажу я тебе, одно загляденье! Я тут в руки взял комок и попытался растереть его. Она жирная, как творог от хорошей коровы...».
Состав в очередной раз сильно дернуло и он встал, как вкопанный. Лейтенант Отто Шеер с сожалением перевернул листок бумаги и, аккуратно перегнув, вложил его в конверт.
- Что за вид, старина? - скалил крупные как у лошади зубы его закадычный друг, Вилли. - Ты успел написать всего лишь одно письмо своей ненаглядной красотке Гретхен? - часть вагона, которая от скуки была уже готова лезть на стены, грохнула от смеха. - Учти, Отто, вся почта нашей дивизии работает на тебя одного! Это совсем не по товарищески! А как же мы? Ты думаешь, нам не кому писать? Вон толстяк спит и видит, как написать женушке нашего капитана, - полный, в плотно обтянутом кителе, офицер дернулся словно от удара электрически током. - Ему, что теперь страдать от невнимания?
Вагон вновь зашелся в хохоте, а жертва лишь криво усмехнулся и отвернулся к окну.
- Что вы ржете? - вдруг его взгляд за что-то зацепился в окне. - О, черт! Полковник! Кажется, что-то случилось...
Через секунду окна с правой стороны вагона были облеплены людьми, жадно выискивающими новости. Поезд остановился на какой-то небольшой станции. Не было видно ни указателей, ни названий на фасаде древнего вокзала.
- Похоже здесь недавно шел бой, - пробормотал кто-то, оттирая от окна своего товарища. - Вон, развалины еще дымятся... Слушайте, это же глубокий тыл. Отсюда до передовой еще ехать и ехать!
- Что у тебя заело? - ткнул его локтем в бок сосед. - Капитан же вчера говорил, что на дороге были диверсии большевиков...
- Какие к черту диверсии? - насмешливо хмыкнул первый, тыча куда-то в стекло пальцем. - Здесь же был бой, самый настоящий бой!
Возле одной из стен вокзала медленно чадила какая-то груда железа, в формах которой угадывался грузовик. Возле него суетились солдаты, тащившие тяжелый брезентовый шланг. К ним то и дело подбегал какой-то офицер и судя по приглушенным крикам, за что-то их распекал.
- А наш-то, смотрите, как вытянулся! - усмехнулся Отто, кивая на стоявшего капитана. - Ему, видно, тоже досталось... Вот как бы и нам за одно не попало...
И действительно, через несколько минут состав затрясло от забегавших как тараканы солдат. Батальон, перебрасываемый из местечка Ле Бурже, наконец-то, добрался до передовой. И кому какое дело, находиться ли передовая на стыке двух сражающихся армий, или ее линия проходит где-то в самой глуше по сердцам обычных людей...
Ругань! Гомон! Топот! Лязг оружия! Топая сапогами, солдаты строились на перроне.
- Быстрее, быстрее, лейтенант! - сквозь зубы шипел капитан, зацепившись взглядом за бежавшего последним Отто Шеера. - Если вы воюете точно также, как и выполняете мой приказания, то мы можем вообще большевиков не видеть! Быстрее, быстрее... Полковник смотрит...
Наконец, строй замер. Идеально выверенная линия, образованная кончиками сапог, могла навести на мысль о специально натянутой веревке или линии, начертанной мелом на земле.
- … На станции была совершена диверсия местными коммунистами. Практически все бандиты уже пойманы, оставшиеся скрываются в домах и подвалах. Командирам подразделений оцепить прилегающие к станции и комендатуре улицы. Обеспечить сплошной обыск домов и всех находящихся в них. Внимание. Подвалы домов осматривать только те, которые помечены как безопасные, - капитан все это время почему-то смотрел именно Шеера, словно это именно он должен все сделать. - Участки уже нарезаны. Квадрат 1 и 2 в зоне ответственности первой роты, - офицер, стоявший с краю строя, что-то отметил у себя в блокноте. - Квадрат 3 и 4 в зонте ответственности 2 роты …
Строй на мгновение замер и сразу же пришел в движение. Небольшие подразделения словно ручейки растеклись по улочкам городка, перекрывая все подходы к станции и комендатуре.
… Отто был в недоумении. На его участке было целых пять домов, два из которых были большими, сделанными из добротного красного кирпича, и три больше похожи на бараки, в которых держат скотину. «У меня только десять человек, - теребил он листок блокнота, на котором схематично были изображены некоторые улицы города. - Черт, да в этих домах жителей с полсотни... Как их всех проверить?».
Однако его солдаты оказались более опытными. Особенно выделялся красномордый ефрейтор, успевший уже где-то раздобыть нашивку за тяжелое ранение.
- Всем выйти на улицу! - рявкнул он со всей дури и продублировал приказ парой выстрелов из карабина. - Быстрее, быстрее, русские свиньи!
Под его руководством двое солдат быстро высадили рамы из двух окон первого этажа.
- Люди, выходите на улицу! - верещал под звон оконного стекла приданный им переводчик из местных — пожилой дядька в мешковато сидевшем на нем костюме. - Это всего лишь проверка документов! Быстрее! Немецкие солдаты, только проверят документы!
Откуда-то из глубины здания раздался женский визг, а потом из распахнувшейся двери выбежала светловолосая женщина, прижимавшая к себе ребенка. Следом скатился со ступенек невысокий мальчишка.
- Выходите на улицу и приготовьте свои документы! - переводчик подошел ближе к выходившим людям. - Строиться возле стены... всем приготовить документы...
Жители испуганно жались друг к другу. Некоторые теребили в руках какие-то бумаги, на таких смотрели с завистью, а кое-кто и с ненавистью.
- Ты, ты и ты в сторону, - мужичок ткнул пальцев в троих, протягивавших выписанные комендантом разрешения на работу. - Стоять здесь и ждать, что скажет господин лейтенант.
Вдруг из дома раздались выстрелы. Один! Второй! Гулко лопнуло стекло на втором этаже!
- Туда, живо! - Шеер кивнул головой двоим солдатам, стоявшим рядом с ним.
Через несколько минут из дома выволокли окровавленное тело, своим видом напоминавшую освежеванную говяжью тушу на бойне. Человека бросили в пыль и только тогда стало видно, что в его руке был зажат обычный кухонный нож.
- Господин лейтенант, - вытянулся перед офицером ефрейтор. - Этот человек оказал сопротивление при проверке документов — бросился на меня с ножом... Это несомненно большевистский диверсант и возможно он участвовал в нападении на станцию...
- Отлично, ефрейтор, - Отто с трудом отвел глаза от окровавленных кулаков солдата. - Он хоть жив? Его можно будет допросить?
Тот ухмыльнулся и с силой растер правый кулак, больше похожий на огромную деревянную колотушку.
- Я его не сильно, - проговорил он. - Так помял немного... Эй, ты иди сюда! Господин лейтенант хочет допросить этот кусок мяса, - переводчик испуганно дернул плечами и бросился к ним. - Спроси, где прячутся остальные диверсанты? Давай, давай!
Избитый захрипел, выплевывая сгустки крови. Это было настолько омерзительное зрелище (когда сгустки крови, разбавленные слюной, скатываются в шарики в густой пыли и становятся из багрово-красных серыми или даже почти черными ), что Отто даже вздрогнул.
- Эй, ты живой? - мужичок осторожно коснулся лежащего человека. - А? - лежащий зашевелился, а потом открыл глаза. - Где твои товарищи? Ты расскажи все, мил человек... Умирать-то все равно легче будет. Слышишь?
Тот осмысленным взглядом посмотрел на него, потом перевел взгляд на стоявших рядом лейтенанта и ефрейтора.
- Что, гнида, врагу служишь? - еле слышно прошептал он, не отводя взгляд от переводчика. - Свой народ предал?
- Ты меня не жури, милок, - мягко, ласково прошептал мужичок в ответ. - Не надо меня журить и хаять! Это ведь не мой народ... Я сам-то из местечка под Вильно, вот там все мои... А здесь быдло одно, которое только и умеет все хапать да загаживать своими грязными руками! Вот сметет вас немец как крошки со стола, а мы тут и заживем по своему...
Ефрейтор в нетерпении пнул переводчика сапогом по спине словно давая понять, что пора и спрашивать.
- Холуй ты, - раздвинул в улыбке изгрызенные губы человек, увидев этот пинок. - Подстилка немецкая! Вот так они всех вас и наградят за верную службу... Передай своих хозяевам, что я пришел из леса и уйду в лес..., - его скрюченная рука при этих словах пыталась дотянуться до росшего рядом куста сорной травы. - Все вы тут сгинете и не станет вас, как не стало тех, кто приходил до вас..., - переводчик, морщась, переводил подошедшим ближе немцам. - Теперь все изменилось... Все стало по другому, - люди у стены дома неуловимо зашевелились, словно тихие слова умирающего что-то значили для них. - Лес вам не просит такой обиды, - он закашлял, отхаркивая вместе с краснотой что-то беловато-серое, еле заметно извивающееся...
Шеер сразу же отодвинулся в сторону.
- Вы отлично сработали, ефрейтор, - похлопал он по полечу здоровяка. - Похож, это действительно тот самый диверсант, которого мы и искали. Я доложу о вас командованию.
Еще более раскрасневшийся ефрейтор, рожа которого сияла неимоверным довольствием, гаркнул:
- Хайль Гитлер!
- Осмотреть оставшиеся дома, - кивнул в ответ лейтенант, подзывая после этого стоявшего рядом словно собачонка переводчика. - Ну-ка, рассказывай по подробнее, что говорил этот большевик...
«Угадал ведь, - довольно улыбнулся Шеер, заметив как вытянулось от ужаса его лицо. - Что-то скрывает от нас. Это плохо! Как говорил дедушка, если обманывают, значит, тебя не уважают... Надо преподать этому отребью урок».
Переводчик что-то пытался прошептать, но Отто не дал ему ничего сказать. Кулак, обтянутый в черную перчатку, со смачны звуком бросил его на землю.
- Дошло, как это, лгать немецкому офицеру? - с усмешкой спросил он, наблюдая как тот пытается отползти от него по дальше. - Вставай, и рассказывай все, о чем вы там говорили! И следи за своим языком, больше я предупреждать не буду... Если, что с тобой говорить будет мой ефрейтор.
- Я все расскажу, господин капитан, - переводчик с трудом поднялся с колен. - Все расскажу... Этот человек говорил о лесе...
- Ты уже про это говорил, - в нетерпение прервал его Отто. - Что-то еще?
- Я просто испугался, господин лейтенант! - забормотал тот, с настоящим ужасом глядя на Шеера. - Про этот лес рассказывают страшные вещи, - глядя на него в этот момент, Отто с удивлением осознал, что этот русский боится не его и, кажется, даже не звероподобного ефрейтора. - Понимаете, там начали пропадать люди. Сначала один-два человека, потом их стало больше... Кого-то находят, кого нет... Я видел одного такого... Господин лейтенант, это был управляющий одного из фольварков. Тут совсем недалеко. Там еще раньше большая ферма была...
Шеер несколько раз порывался остановить эту полусвязную речь, от которой попахивало настоящим безумием. Но всякий раз, за доли секунды до удара, его что-то останавливало.
- Он был весь синий и раздувшийся, - его голос то и дело спадал до шепота. - Полицаи говорил, что он висел на еловом корневище, - увидев, что последнее слово было офицеру не совсем понятно, он попытался изобразить сказанное руками. - Это длинный и очень гибкий корень... Если его хорошо отмочить из него знатные хлысты выходят.
Использования в качестве веревки корней, показалось Шееру занимательным. «Настоящие варвары, - мелькнуло в его голове. - Я не удивлюсь, если некоторые из ник еще ходят в шкурах...».
- … Это еще не все, господин лейтенант, - переводчика словно прорвало; чувствовалось, что это так его пугало, что выговориться ему было просто необходимо. - Они... Они ему поклоняются! Ему приносят жертвы! Они там все совершенно сошли с ума!
- Кому ему? - недоуменно спросил лейтенант. - Они язычники что-ли?
… Жители уже давно забились по квартирам, окна которых были плотно занавешены тканью или забиты досками. Окровавленное тело все это время продолжало лежать на земле. Для немцев он уже не представлял ценности, а местных сковывал страх.
Кровь уже давно свернулась, превратившись в неопределенного цвета комочки. Однако, ее вид, похоже, все же устраивал какую-то приблудную собачонку, которая с жалобным скулежом осторожно подбиралась к телу. Худая, с выпирающими ребрами, она постоянно оглядывалась и не переставая тихо скулила. Ее хвост был прижат к телу и рыжеватая щетина то и дело вставал дыбом.
Она жадно начала вылизывать кровь, застывшую на щеке человека. Длинный влажный язык словно напильник чисто стирал кровяные потеки с лица. Собачонка на секунду остановилась и ее глаза напряженно уставились в сторону одного из окон.
Вдруг, во дворе раздался дикий визг, резко сменившийся хрипением. Житель первой квартиры, наблюдавший за собакой из забитого досками окна, мгновенно отпрянул назад. Только позднее он признается, что что-то видел какую-то метнувшую перед его глазами фигуру. Но никому и даже себе он не признается, что на самом деле никого там больше не было...
75
Сухие дрова горели с треском и почти не давали дыма.
- Сваливая дрова здесь и довольно, - Клавдия Степановна махнула рукой и снова принялась помешивать терпко пахнущее варево.
Невысокий щуплый мужичок, отряхнув пиджак от приставшей коры, пошел навстречу бегущему мальчишке. Они о чем-то переговорил и оба исчезли за деревьями.
- И как тебе наш новый дежурный по лагерю, Степановна?, - с удовольствием втянул носом аромат похлебки Голованко. - Добрый хлопец? А?
Та в очередной раз попробовала и накрыла котел металлической крышкой. Только после этого она повернулась.
- Что ты к нему пристал Илья Сергеевич? Хороший хлопец! Слова дурного не скажет, в руках все горит и не скажешь, что учительствовал... Прямо як мой Яшка был! Такой же спорый. А к малец как к нему привязался? Посмотри! Пашка ведь такой сорванец с кем попало не свяжется!
- Ну что-ж добре, - пробормотал Голованко, вставая с пня с седушкой. - Значит, пора и его и на задание отправить... Посмотрим, як себя там выкажет...
Сам новичок в это самое время сидел на сваленном стволе липы и драл лыко. Рядом притулился его неизменный спутник — Пашка, под руку что-то продолжавший рассказывать.
- … Вот понимаешь какие здесь дела творятся, а ты говоришь учиться надоть, - пацан укоризненно качал головой, поучая взрослого дядьку. - Цельный город освободили! - после брошенного на него вскользь взгляда невозмутимо поправился. - Ну может не совсем освободили... А все равно немцам знатно дали прикурить! Вот!
Со стороны казалось, вот надень на пришлого учителя сермяжный кафтан, сверху накинь заячий треух и получиться настоящий мужичок столетия эдак XVIII. Сидит себе на бревне, а лыко из под его ножа выходит ладное, да ровное. Раз дернет и целое полотно отходит от ствола, второй раз — и лента пошла дальше.
- Сколько потом оружия принесли, просто жуть, - Пашка аж надул щеки, демонстрируя значимость сказанного; руки его в это время продолжали аккуратно сматывать протягиваемую ему полоску лыка. - Я сам видел... Восемь мешков на носилках было... Командир сказал, что карабин мне выдаст, когда на пост пойду. Атак, говорит, тебе и нагана хватит! А почему хватит? - от обиды у него вмиг испортилось настроение. - Что этой пуколкой навоюешь? Ворон что-ли стрелять? Мне бы карабин, а еще лучше автомат.
Сам Маркин продолжал работать ножом, практически не реагируя на слова мальчишки. По крайней мере, именно так казалось. Он внимательно следил за целостностью отдираемой от внешней части коры полотна и лишь изредка бурчал что-то, что можно было счесть за одобрение.
- Говоришь немцам врезали, а как же Абай тогда? - вдруг спросил он Пашку, с угрюмым видом рассматривавшего выданный ему наган. - Что же с ним то случилось?
Пашка дернулся от вопроса словно от удара. Было прекрасно видно, что он что-то хотел рассказать, но как-то мялся...
- Вот видишь, учиться надо. И не тебе одному, а всем нам партизанам, - покровительственным, всезнающим тоном произнес учитель, насмешливо глядя на мальчишку. - Нужно учиться, чтобы лучше бить врага!
- Как учиться? Кому учиться? - обиделся он за своих старших товарищей. - Сереге что-ли, который пулеметчика голыми руками задушил? Или может командиру? Да они, если хочешь знать, все знают! Все при все! И товарища Ворошилова лично видели... Вот как тебя сейчас!
На несколько секунд он умолк; сомнения его одолевали — с одной стороны, он вроде и обещал никому постороннему ничего не рассказывать, а с другой — учитель стал своим, партизаном.
- Хорошо. Только ты никому ни ни, - парнишка серьезно посмотрел мужчине в глаза и лишь когда там что-то такое обнаружил, продолжил. - Сергей гутарил, что Абай самым первым в комендатуру ворвался... Они из окон стреляли по нему, стреляли, а ему ни почем! Он маленький был совсем, почти как я. В него из винтаря раз, а ему мимо, - в некоторых моментах Пашка даже старался пояснить руками.
- Он как присядет, да как прыгнет и в окно, - мальчишка схватил обломок короткой палки и запыхтел, изображай стрельбу. - Вот вам, вот вам, кричал он! Сказали, весь караул застрелил он... Представляешь пятерых! Серега говорит, те даже пикнуть не успели... Только потом он один в коридор пошел...
К тому моменту, когда около ног Маркина лежало уже несколько внушительных клубков с лыком, Пашка уже рассказал о нападении на город практически все, что знал.
- Ладно, Паш, пошли, а то обувку некогда делать будет, - начал подниматься с ободранного бревна учитель. - И так мы уж задержались больше, чем надо.
- … И еще забыл сказать, - дернул его за рукав пацан, недовольный потерей такого слушателя. - Здесь где-то рядом его похоронили... Никто не знает, а я видел.
- Да ты что, - удивился мужчина, давая оба клубка мальчишке. - Иди-ка отнеси в лагерь, а я тебя сейчас догоню. Малины к чаю Клавдия Степановна просила собрать. Давай, беги.
Тот, ухватив оба лыковых шара, припустился бежать. Едва его стало неслышно, учитель осторожно пошел вперед по едва заметной тропке. Было видно, что ей редко, но все же пользуются.
- Где-то здесь, где-то здесь, - бормотал он, внимательно смотря под ноги. - Да, откуда ему знать?
Наконец, он вышел к небольшому оврагу, который, по всей видимости, разрастался в сторону от их лагеря. Тропка здесь и заканчивалась. Маркин встал на колени и начал что-то искать в траве.
- Не могли же его тащить столько, - на грани слышимости шептал он, пропуская между пальцев шелковистую траву. - Подожди-ка...
У корней невысокой осины что-то тускло блеснуло. Металл? Осколок стекла? В свете заходящего солнца толком было не разобрать.
- Черт побери! - резко отдернул от руку от вытащенного из травы предмета, оказавшегося небольшой косточкой — фалангой пальца. - Это не может быть он! Прошло всего то пару дней...
Валившаяся прямо перед его лицом косточка была идеально белого цвета, без единой желтинки. Он подобрал тонкий пруток и начал осторожно ворошить слежавшиеся ветки на том самом месте.
- Да что же это такое?! - едва верхний слой веток и тонкий ковер дерна был сдернут, как ему в нос ударил тяжелый запах гниения. - …!
Зрелище открывавшегося по кусочкам полуразложившегося тела, наоборот, словно подстегнуло его. В течение нескольких минут толстый слов лесного покрывала оказался сдернут с трупа.
- … Это мужчина, - бормотал Маркин, стараясь проговаривая все увиденное точно зафиксировать. - Характерная форма черепа. Отмечены множественные повреждения кожного покрова... Отсутствует рука... Предположительной причиной смерти являются ранения в области грудной клетки... Так, вот входные отверстия... Это точно он! Проклятый азиат! Все-таки я его достал! - из кармана брюк он вытащил перочинный нож и, отковырнув кусочек плоти, положил его в заранее припасенный пакетик. - Что же они с тобой сделали такого? - лезвие ножа легко вошло рядом с раной. - Так, еще надрез.. посмотрим из чего ты сделан.
Лоскутья кожи словно ужасная ткань вывернулась и обнажила грудную клетку.
- О! - издать восторженный возглас в такой ситуации мог определенно лишь полный безумец или настоящий профессионал; кем из них был Маркин сказать сложно, но определенно он не был дураком. - Какие прелестные косточки! - Тонкие пальца мягко касались странных утолщений на грудине. - Это же настоящий рыцарский панцирь! - вдруг в сочленении костей он нащупал какой-то металлический кусочек. - Вот значит как... Пуля! - Большой и указательный палец держали деформированную пулю. - Но почему не видно следов хирургического вмешательства?! Где швы? Где они?
Это было страшное зрелище, ужасающее своей сюрреалистичностью. Вспотевший небритый мужичок с горящими глазами ковырялся в человеческих останках. Голыми руками он что-то поднимал, отодвигал, потом снова приподнимал...
- … Все, пора, - буркнул он, закидывая тело ветками и мхом. - На это я даже и не надеялся.
До лагеря он добрался к вечеру. Его одежда была насквозь мокрой, хоть выжимай!
- Где же ты в такую сушь воду то отыскал, Семен? - со всех сторон слышались легкие подначки.
- Что же меня купаться не позвал? Я бы пошла...
- А ведра то, ведра, где?
Он лишь смущенно разводил руками — мол, дурак, чуть в болоте не утоп. Именно так с улыбкой на губах он бы и добрался до своей землянке, если не одно но... Из-за дерева прямо на него вышла высокая девушка в мужских брюках и солдатской гимнастерке. Ее распущенные волосы волной растекались по плечам и пропадали на спине.
Он встал, как вкопанный. Улыбка, которую он мгновение назад так щедро раздавал, медленно превращалась в неопределенную гримасу. Она тоже остановилась... Их разделяло несколько метров.
- Леся, солнышко мое, что ты тут делаешь? Пошли домой, пошли, - какая-то закутанная в шаль женщина встала между ними и попыталась ее увести. - Ну, что ты заупрямилась... Командир же сказал тебе...
Девушка смотрела прямо на него, а ее ярко-синие глаза, казалось, прожигали в нем страшные раны. «Это же она! - его сердце ухнуло в бездонную пропасть, увлекая за собой и его самого. - Это же та самая девка из села!». Перед глазами словно наяву встала часто прокручиваемая в мозгу картина... Медленно летит пуля. Видна каждая ее щербинка, каждая бороздка... Вот она касается легкого девичьего платья и от него летят клочья ткани и плоти. Стреляет второй. Карабин дергается словно живой, выбрасывая золоченную гильзу куда-то в высокую траву! Снова попадание! Девушку делает шаг назад... На ее бледном лице ни кровинки, только глаза сверкают синим пламенем... Еще выстрел! На животе расцветает кровавый цветок!
- Ты... Ты кто? - его голос дрожал, но он никак с этим ничего поделать не мог. - Как твое имя?
Женщина, не оборачиваясь, пробормотала:
- Дочка это моя Леська! Болезная она совсем...Как немец проклятый пришел, так толком и слова то не говорит... Иди, родимый, куда шел! Доча пошли! Ну, пошли, моя хорошая!
Женщина пыталась ее повернуть, но легкое, почти невесомое тело словно приросло к земле. Девушка продолжала смотреть на Маркина.
- Что уставилась? - с ожесточением в голосе спросил мужчина; в этот самый момент он ясно почувствовал, как необъяснимый ужас начал медленно его душить. - Что тебе надо?
Паника заполняла каждую клеточку его организма. Мозг просто выл от страха, от чего в кровь выплескивались громадные дозы адреналина. Неимоверно хотелось куда-то бежать сломя голову, нестись не разбирая дороги... Убежать, спрятаться, зарыться, лишь бы не видеть этого, лишь бы не ощущать этого ужаса...
Ноги сковало. Дернуться не было сил! Синие глаза пожирали его изнутри!
- Алеся, что ты тут делаешь?! - раздался недовольный мужской голос, мгновенно разрушивший оцепенение. - Я же сказал, что не надо бродить одной по лесу! Так я смотрю выполняешь мой приказ?! Да?! А вы, мамаша, куда смотрите? Видите девка не в себе... Вдруг, что сотворит... Прямо не партизанский отряд, а детский лагерь!
Из девушки будто вынули стержень. Мать сразу же ее подхватила за руку и повела в сторону поляны.
- А, Семен, искал тебя я. Говорят, чуть не утоп ты..., - заметил его Голованко. - Осторожнее надо быть. Ты еще тут новенький... Как тебе у нас? Привыкаешь?
Тот кивнул головой, не в силах ответить. Оцепенение его лишь начало отпускать. Но проклятые ноги продолжали предательски дрожать, что впору было задуматься о костылях.
- Хорошо! - в сумраке, который лишь слегка разгонялся отблесками далекого костра, сложно было заметить состояние Семена. - Есть мнение, в город тебя послать... А, что? Человек ты новый, не примелькавшийся. Бумаги у тебя добрые... Походишь, посмотришь. В школу заглянешь. Слух есть, что открыть ее хотят... Давай, завтра до рассвета подходи ко мне и подумаем, как все обустроить.
76
Москва. Кремль. 3 часа 21 минута.
Дверь тихо закрылась, оставляя в кабинете двоих человек. Мягкий свет, падавший от лампы с зеленым абажуром, освещал только часть комнаты, отчего хозяин оставался в легком полумраке.
- Вижу, доктора хорошо потрудились, - негромко произнес человек, сидевший в кресле. - Увесистая получилась пачка с материалами. Читать и читать... Но ты же знаешь, ничто не заменит личного общения.
Второй собеседник, до этого внимательно слушавший, быстро произнес:
- Капитан Смирнов, товарищ Сталин, уже доставлен и ожидает в приемной, - дождавшись кивка, он приоткрыл дверь и что-то сказал.
Дверь открылась шире и в комнату вошел высокий, подтянутый капитан.
- Товарищ Верховный главнокоман..., - громко начал он докладывать, отпечатав несколько шагов вперед.
- Садитесь, - Сталин тяжело поднялся с кресла и указал собеседнику на стоявший рядом стул. - Мы вызвали вас за столько километров не для того, чтобы терять время на парадные доклады... Они уже и так нам слишком много стоили, - он положил руку на толстую папку с документами. - Есть мнение, что своим рассказом вы поможете нам кое в чем разобраться.
Капитан в нерешительности присел на краешек стула.
- Смотри, Лаврентий, товарищ Смирнов отлично себя показал в тылу врага, не спасовал на передовой, а тут..., - Сталин сделал паузу, постукивая трубкой по ладони. - Вы рассказывайте, рассказывайте...
Тот в очередной раз отдернул свою гимнастерку, пытаясь собраться с мыслями.
- Товарищ Верх... товарищ Сталин, - поперхнувшись, быстро поправился он. - Моей спецгруппе был дан приказ разведать обстановку в районе села Береза Сивиловской области на предмет испытания немецким командованием новых видом отравляющих веществ. В ходе выполнения задания группа столкнулась с высокой партизанской активностью в заданном районе. Было принято решения выйти на контакт в целях более оперативного получения необходимой информации...
Хозяин кабинета медленно шел мимо длинного стола, поверхность которого была покрыта зеленым сукном. Постороннему наблюдателю, если таковой по чистой случайности мог оказаться в том же самом месте, могло показаться, что его интересует не сам рассказ капитана, а зажатая в руках трубка с табаком.
- Боестолкновение с противников и последующее изучение захваченных трофеев показало, что в заданном районе противник не проводил испытаний химического оружия. Более того, согласно полученной от партизан информации, массовые противоэпидемические мероприятия, проводимые немецким командованием, были, действительно, направлены на локализацию неизвестного заболевания.
После более плотной работ с пленными удалось оценить масштабы распространения заболевания. В полевых госпиталях, развернутых на базе очищенных от местного населения деревень и сел, на настоящий момент содержится более тысячи солдат и офицеров противника, в разной степени пораженных заболеванием...
- Нехорошие вы вещи нам сообщили, - заговорил вдруг Сталин, оказавшись в этот самый момент в самой дальней части кабинета, отчего его голос звучал приглушенно. - Это может быть опасно и для наших войск. Что удалось узнать о самом заболевании? Вы не спешите. Я знаю, что вы все подробно описали вот тут... Главное, сейчас важно ваше впечатление... Что там дать?
Дернувшийся было в сторону стола, капитан вновь замер подобно мраморной статуе.
- … Товарищ Сталин, прежде чем, я начну говорить у меня есть просьба, - неожиданно произнес Смирнов, смотря прямо на себя.
В кабинете воцарилась тишина.
- Что вы говорите, товарищ Смирнов? - Сталину показалось, что он ослышался. - Вы говорите о какой-то просьбе?
- Ты забыл с кем разговариваешь? - прямо в лицо сидящему капитану бросил забытый всеми народный комиссар. - Тебе задал вопрос сам товарищ Сталин! Капитан Смирнов! Встать! И отвечать на поставленный вопрос!
Этот кабинет, являясь фактически домом для руководителя самого большого государства планеты, хранил много тайн. Он видел такое, на что автоматически нужно накладывать гриф «хранить вечно». Происходящее в этот самый момент, по-видимому, должно стать одной из таких тайн.
Капитана словно подбросило с места. Он вскочил и, выпрямившись, застыл.
- Лаврентий, отойди, - Сталин с любопытством смотрел на капитана и было в его взгляде что-то медицинское: он словно ученый, который в давно изученном вдоль и поперек явлении, нашел что-то совершенно новое и раньше не встречавшееся в реальной жизни. - Давай говори, капитан, что там у тебя...
Взгляд Смирнова из остекленевшего медленно стал нормальным, правда в нем все равно время от времени проскальзывали шальные нотки.
- Товарищ Сталин, я прошу прямо сейчас, до того как начну говорить, провести обследование моего психического здоровья, - в кабинете возможно впервые в его истории прозвучала крайне странная просьба. - Это, действительно, необходимо, товарищ Сталин.
Они на мгновение встретились глазами и верховный что-то там прочел такое, что перечеркнуло все его сомнения.
- Профессор Виноградов тебя устроит? - улыбнувшись от несуразности ситуации, спросил Сталин. - Хорошо! Профессора Виноградова ко мне и пусть захватит с собой инструменты.
В Кремле очень многое решалось быстро или почти мгновенно, и это свойство, как ни странно, совсем не определялось тем, что страна вела страшную войну.
Какие-то минуты прошли с момента телефонного звонка, но вот раздался стук и дернулась дверь, из-за которой показалась густая борода с лежащими чуть выше массивными очками с роговой оболочкой.
- Ээ... товарищ Сталин..., - негромко произнесла борода, оказавшаяся профессором Виноградовым. - Разрешите.
- Проходите, Алексей Петрович, проходите, - повернулся к нему хозяин кабинета. - Для вас есть работа. Вот!
Доктор несколько раз дернул головой по сторонам, стараясь оценить характер этой самой работы.
- Вот, капитан Смирнов Игорь Владимирович опасается за свое душевное здоровье, - продолжил Сталин, подходя ближе к разведчику. - Есть мнение, с которым совпадает и желание самого капитана, провести его полное психическое обследование! Как вы на это смотрите?
- Душевное...? Э?! - совершенно растерялся профессор, вцепившись в саквояж, который в этот самый миг оставался для него настоящим спасательным кругом. - Я, товарищ Сталин, готов, конечно готов... Вот сейчас.
На зеленое сукно лег саквояж, через секунду открывший свое нутро. Алексей Петрович, быстро поковырявшись, вытащил оттуда перчатки и несколько блестящих инструментов.
- Сейчас, посмотрим..., - одев резиновые перчатки, профессор словно обрел невидимую защиту, настолько радикально изменилось его поведение. - Так, молодой человек, смотрим сюда. Хорошо! Теперь сюда... Отлично! Реакция зрачков в норме. Травм головы не было? Может контузии? Нет! Ладно... Давайте, наклоняйте голову. Еще, еще, не бойтесь.
Сильный пальцы быстро пропальпировали поверхность головы, ища внешний повреждения.
- Неплохо, молодой человек, - отпустил его головы профессор. - Теперь, на пару вопросиков мне ответите. Хорошо?
Тот утвердительно кивнул, всем своим видом демонстрируя, что готов исполнять все требования доктора.
- Вопрос первый: какой сейчас год? - врач вытащил небольшой блокнот и остро отточенный огрызок карандаша. - 1941 г. Хорошо! Отметим... Теперь второй — объясните мне разницы между сеном и соломой?
Кто-то за их спиной издал тихой смешок по поводу такого вопроса.
- Сено — это высушенная на солнце луговая трава, - ни чуть не смущаясь от характера вопросов, отвечал Смирнов. - Солома — это высушенный остатки стеблей злаковых трав, в частности, пшеницы, ржи.
- Очень хорошо, а теперь можно вашу руку, - тот сразу же протянул ему твердую в заусенцах ладонь. - Теперь смотрим внимательно на меня... Так... Вот, раз! - капитан неуловимо дернулся, когда его указательный палец неожиданно поцарапали чем-то острым. - Ничего, ничего — это всего лишь комариный укол.. Вот вам вата! И еще вопрос: среди родных кто-нибудь болел психическими заболеваниями? Нет! Понятно! Собственно, вот и все товарищ Сталин.
- И чем вы нас порадуете, - тот сел в свое кресло и выжидательно посмотрел на доктора. - как душевное здоровье, товарища Смирнова?
- Я абсолютно уверен, что товарищ капитан, психически здоров, - профессор Виноградов говорил уверенным, даже немного безапелляционным тоном. - Осмотр показал, что молодой человек полностью адекватен и совершенно отдает отчет в своих поступках... Естественно, более полное заключение я бы мог выдать в случае недолгого стационарного наблюдения.
- Вот и хорошо, - вздохнул со странным чувством Сталин, выпроваживая профессора. - А теперь, товарищ Смирнов, мы вас внимательно слушаем! - в его тоне полностью исчезли нейтральные нотки, стало больше стали.
Разведчик встал по стойке смирно.
- Товарищ Сталин, в ходе выполнения задания группа столкнулась с необъяснимым явлением..., - бодрый тон капитан на некоторых словах словно спотыкался. - Там был Лес, товарищ Сталин... Живой Лес! - лицо раскраснелось, воротник ощутимо сжал шею. - Я лично разговаривал с деревом... Потом один из членов моей группы был чем-то заражен. Партизаны говорили, что так лес делает так, когда хочет кого-то изменить...
Сталин молчал. Пожалуй, за всю его достаточно долгую жизнь впервые сложилась такая ситуация, когда он не знал, как ему реагировать на случившееся.
- Разреши, Коба, - вдруг прошептал кто-то рядом с ним. - Он сошел с ума... Надо с ним что-то делать. Он может быть опасен! Позвать охрану? - однако его руки легко коснулся хозяин кабинета, призывая замолчать.
- … Разрешите мне договорить, товарищ Сталин? - глухо прозвучал голос. - Я не случайно попросил привести доктора... Мои слова похожи на бред, но они являются истинной правдой.
- Я видел все это собственными глазами. Дерево говорило со мной... Говорило по-настоящему! … Это же просто грандиозно! Он устроил эпидемию среди немецких солдат! И даже это не что, перед тем что он может.
На какое-то мгновение Сталину стало немного не по себе от внутренней убежденности капитана. «Я, что сплю? - проносилось в его голове. - Нет! Вон Лаврентий медленно закипает... Это же обычный капитан, которому было дано обычное задание... Вылететь, прибыть и проверить! И говорить такое... Неужели он, действительно, сошел с ума».
- Вы не верите мне? - с горечью, проговорил Смирнов, переводя . - Ну вот же документы! Фотографии! Отчет доктора! Там все описано! - его лицо демонстрировало такое отчаяние от собственного бессилия, что хотелось встать и завыть рядом с ним. - Но это, товарищ Сталин, вот это... Смотрите...
Капитан, решительным движением расстегнул тугую пуговицу на рукаве и высоко закал его. Судя по сделавшему шаг вперед Берии, пытавшегося закрыть возможную линию огня, ситуация начала попахивать порохом и дело вполне могло дойти до открытого пламени.
- Вот..., - наконец, с благоговением в голосе прошептал разведчик, вытягивая руку чуть в сторону от двери. - Это подарок Леса!
- Что? - Лаврентий рывком распахнул дверь и заорал куда-то в пространство. - Охрана! Бегом!
В доли секунды все завертелось словно в каком-то безумном калейдоскопе. В приемной что-то с грохотом упало на деревянный паркет, сразу же раздались грохот тяжелых сапог, со всей дури ударявших пол.
- Товарищ Сталин, товарищ Сталин..., - массивной ручкой дверь ударилась по стене и невысокий лысый человек оказался в кабинете. - Что случилось?
Следом ворвался высокий майор с озверелым выражением лица и сделал то, что сделал бы любой на его месте. Позднее, оправдываясь, он напирал на полную однозначность ситуации... «Проверял караулы. Вдруг крик! Я бежать по коридору... А дверь открыта настежь, в приемной пусто! Я в кабинет! - все кусочки картины навсегда отпечатались в его голове. - Там четверо, - он точно помнил положение каждой фигуры, в тот момент словно застывшей на месте. - Трое мне были знакомы, последний нет... Я сразу же отметил его странную позу - вполоборота к двери, рука с засученным рукавом вытянута в сторону товарища Сталина. Что мне было делать?».
… Пистолет сделал три выстрела и он вряд ли бы на этом остановился, но повелительный окрик остановил майора.
- Отставить! Прекратить стрельбу!
- Врача! Позвать врача!
Секретарь, толком ни в чем не разобравшись, исчез за дверью. Судя по звукам, которые оттуда доносились, к майору прибыло весьма существенное подкрепление и оно теперь настойчиво интересовалось, что собственно случилось.
- Лаврентий, я смотрю, твой орел просто снайпер, - хозяин кабинета подошел к упавшему гостю и, присев на карточки, с удивлением что-то рассматривал. - Вот именно это я имел ввиду...
Тот тоже склонился над раненным.
- Что за...? - начал было Берия, но сразу же замолчал. - Майор, освободить кабинет! И где этот врач?
Лежавший на полу человек открыл глаза. Его обнаженная рука осторожно коснулась окровавленной гимнастерки.
- Вот это я и хотел показать, товарищ Сталин, - прошептал он, пытаясь расстегнуть одежду. - Не могу... Расстегните! Видите. Это все его подарок.
На его груди сквозь застывавшие потеки крови красовались входные отверстия от пуль, которые на глазах наполнялись какой-то беловатой пеной. Вдруг его словно скрутило! Лицо побагровело, скрюченные пальцы начали царапать паркет.
- Держи его! - оба первых лица государства вцепились в извивающиеся руки. - Уходит! Крепче!
Наконец, судороги прекратились... А с потной груди скатились на пол несколько смятых пуль.
77
Село Малые Хлебцы. Бывшее Полеское воеводство. Дом старосты.
Седой как лунь мужик молча сидел за столом и смотрел прямо перед собой. Возле него стоял невысокий глиняный кувшин и надкусанный кусок хлеба.
- Прокляты мы все..., - шептали искусанный в кровь губы. - Не хотели жить по правде, значит-ца будем жить по волчьим законам.
Вдруг что-то влажное коснулось его ладони, через секунду это случилось вновь. К его удивлению это были слезы — крупные капли падали на кожу, неприятно холодя ее.
Степан, бывший сельский староста, больше не мог сдерживать слез. Его голова словно ватная упала на руки и он зарыдал.
- За что же ты так нас наказываешь? - сквозь рыдания с трудом вырывались слова. - Чем мы провинились перед тобой? … Чем? Ну ладно, мы, мужики да бабы прогневили тебя! Пусть, и поделом нам! Но детки малые-то в чем виноваты? Их вина в чем? Что хлеба кусок со стола лишний взяли? Или подрались вечор? - Последние слова он бросал в красный угол избы, где располагалось несколько икон, в умело украшенных окладах. - Или вот они, детки, и есть самые главные грешники?! Да?!
Вместо ответа его плечи кто-то обнял и прислонившись зашептал:
- Степанушка, родненький, не надо... Не говори так! Это наше испытание и не нам, грешным, познать божий промысел... Молчи, Степанушка, молчи лучше!
- Что? - женские слова жалили его прямо в душу. - Ты что такое говоришь! - разжав обнявшие его руки, он повернул лицо; мокрые дорожки слез, красные от бессонницы глаза да перекошенный рот превратили его лицо в настоящий оскал. - Какой к лешему промысел божий?! Это в вот в этом промысел божий? Или может мы сами должны были им наших деток отдать? Ты, что капустная головенка, такое говоришь? … Танька наша, она може грешник несусветный...
Женщина оторопела хлопала ресницами, видя надвигавшуюся на мужа грозу.
- Степанушка, не надо. Не надо! - мелкими шажками она отходила к печке, словно именно она сможет защитить ее от разгневанного мужа. - Ты что Степанушка? - вдруг, вставший мужик с хрустом разорвал ворот рубахи. - Что... что делаешь?
Смотря мимо нее, куда-то прямо в угол, он стянул с шеи толстый замасленный шнурок и бросил его прямо на пол. В полной тишине, почти не прерываемой с шумно вздыхавшей женщиной, небольшой кусок потемневшего от долгого соприкосновения с кожей металла с глухим стуком ударился о пол.
- Вот, что я решил! - вновь заговорил он и в этом глухом голосе не было больше жуткого отчаяния и растерянности; звучала лишь страшная тоска и решимость. - Нет больше моих сил..., - почерневшие, покрытые заусенцами, пальцы с силой раздирали грудь. - Горит у меня все вот здесь, в самой серёдке! Не верю я больше... Нет никакого божьего промысла! - с каждым чеканным словом лицо плечи его жены все больше опускались вниз, словно на них давил неимоверный груз. - Нет в этом ни чего божественного! Есть лишь грязь и злоба людская, матка курва! Нет... это не бог! Вот они, родимые, …, - он вытянул куда-то в сторону здоровые словно лопаты ладони и яростно затряс ими. - Вот кто, ими, все зло то и творим! Бог?! Ха-ха-ха! - горький смех добавил еще малую толику в это безумие. - Бог?! Сами творим, а потом … ха-ха-ха … поклоны в церкву творить...
- Степан, - в спину ему, словно выстрел раздался чей-то хриплый голос. - Слышали мы тут, что ты гутарил...
У входной двери, занавешенной пестрой тканью, стояло несколько мужчин, комкавших в руках картузы.
- Гости дорогие явились, - повернулся хозяин к выходу, даже не пытаясь стереть слезу с лица. - Что надо? - заданный вопрос сразу же объяснил его позицию. - Чего явились?
Вошедшие молча смотрели на него, продолжая сминать шапки словно именно они были источником всего мирового зла. В тот момент, когда пауза начала затягиваться случилось странное... Один из гостей, щуплый с проседью в бороде дядька, расстегнул ворот домотканой рубахи и, под пристальным взглядом второго, вытащил золотой крестик. В свете керосиновой лампы тот тускло блеснул, показывая результат удивительного искусства ювелира.
- Значит-ца, знавал я тебе Степка еще мальцом и уже тогда ты больно рассудительным был не по годам, - хмуро заговорил тот держа крестик в руке. - Правильно ты готаришь. Все верно! Нет никакой вины на малых робятах! Все творится от злобы нашей... С тобой я Степан, - он с вызовом посмотрел на пришедшего вместе с ним и бросил крестик в «красный угол» избы.
Лоб первого прорезали глубокие морщины, придававшие ему вид библейского старца.
- Что буркала на меня выкатили?
- А ты с кем? - выдавил из себя Степан, буравя того тяжелым взглядом.
- Креста на мне уж, почитай, годов с десяток как нет, - усмехнулся тот. - Что панове делать-то будем?
Все трое уже давно знали друг друга. Родственные связи настолько густо переплелись между ними, что не всегда можно было определить, кто и кому приходится шурином, дядькой или еще кем. В таком кругу были не принято скрывать что-либо друг от друга.
- Стёпка, - начал самый старый, поглаживая густую бороду. - Кажись, германец надолго пришел. Вона с такой силищей прет, что аж жуть берет... Козьма рассказывал, на станции кажный день горынычи дымят. Вагоны полны... Чего только там нет — и людишки, и танки, и пушки.
Остальные угрюмо слушали, но в их глазах читалось полное согласие с говорившим.
- Чую, москали не осилят. Раздавят их германец, а заодно и нас, - продолжил он неторопливо рассуждать. - Думать что-то надо.
- Можа пронесет? - подняв голову, с надеждой спросил тот что помоложе. - Сколько таких было? И эти пройдут! Ну пограбят, девок потискают и уйдут к себе...
Старик, недовольный тем, что его прервали, зло рассмеялся.
- Смотрю Гриня, волос то седой, а ума тебе это не прибавило. Посмотри-ка, что кругом твориться. Глазенки, разуй! Москали, вон, за цельный год столько не сделали, сколько германец начудил!
- Как же уйдут... - прохрипел Степан, до боли сжимая ладони в огромные как колотушки кулаки. - Сначала тех, кто поздоровей забирали... Теперича вон до робятишек добрались. Говорят, школу с усиленным питанием хотят открыть... Нет! Эти не уйдут! Вот куда они метят, - разжавшись, его ладонь с силой ударила по шее. - Вот куда яро повесить метят, курвы! Дядько Апанас верно сказал, думать крепко надо иначе все...
Хозяйка, уже отошедшая от того зрелища, свидетелем которого недавно была, неслышной тенью скользнула за их спинам. На столе появились небольшая бутыль с мутным содержимым и несколько мисок с закуской.
- Я вот что панове сказать хочу, - вновь заговорил старик, как-то странно глядя на хозяина. - Разговоры тут Степка разные ходют про деревеньку вашу, да про Таньку..., - едва слова были произнесены, как рука Степана, державшая граненный стакан, дрогнула и его содержимое чуть не пролилось на стол. - Ты бы нам все рассказал, а то непонятно мне это.
Второй тоже не выдержал:
- Брешут люди?
Тяжелый табурет, сколоченный из крупных брусков, неприятно скрипнул под заерзавшей тушей.
- Расскажу я вам, панове, все как было, - стакан самогонки, наконец-то, был употреблен по назначению. - А уж вам потом решать, как и да что... Случилось это в аккурат на начало июля. Германец как раз пер тут, - он шумно вздохнул; видно было как рассказ тяжело дается ему. - Сельцо наше близ тракта лежало. Там постоянно шумно было — то везут что-то, то солдаты пылят...
Танька, внучка моя, кажное воскресенье бабку свою проведать ходит... Знаете чай ее — Мидениха это, - услышав имя старухи, известной всей округе своей непростой репутацией, гости переглянулись. - Бабкой она ее кличет, хотя на самом деле прабабка это ее... Прибежала он в тот день в синяках вся, а сама ни слова единого сказать не может. Икает только, как оглашенная! Когда отпоили мы ее, то начала говорить, - Степан сделал паузу и кивнул на пустые стаканы, про которые общество совсем забыло, с головой окунувшись в таинственный рассказ. - Ну, панове, чтобы семьи наши по человечески жили, - когда посуда опустела, он продолжил. - Сказало она, что германцы ссильничать ее хотели, да лес оборонил ее. Думали мы, девка умом тронулась, раз всякий бред несет, - гости его слушали завороженно. - Панове, не все здесь знают... Село ведь наше пожег германец, людей вон осталось по пальцам пересчитать можно... Ходили мы ведь тогда в лес, дубу поклониться, за внучка единственную спасибо сказать.
Старик что-то знал про это, и это ясно читалось на его лице. А вот его сосед был просто ошарашен...
- Люди бают, лес сам девку обнял ветками, - не выдержал он, выдавая свою частичную осведомленность. - Верно ли?
- Обнял нашу кровиночку, - первый раз за весь вечер улыбка тронула губы Степана. - Ветки откуда-то снизу вытянул махонькие-махонькие, словно тростинки и обнял ее. Она рада была. Прижалась... Он по волосам ее гладит, дитю радуется, - его голос немного оттаял, когда он стал рассказывать про внучку. - Танька сказала, что говорил он с ней. Сам не слышал, врать не буду! Вот такие дела, панове.
- Вот, сродственнички, и ответ на наши мольбы, - с кряхтением пробормотал Апанас. - Мыслю я так, одним нам меж двух силищ не жить. Время сейчас такое, или германец нас задавит или москаль учить жить начнет... Нам, конечно, все едино помирать скоро, но о семьях подумать треба... Надо на поклон идти. Вот.
Второй мужик, судя по глазам еще не отошедший от рассказа, недоуменно спросил:
- На поклон? К кому, к немцу или к москалям, дядька Апанас?
Тот отмахнулся от него, как навязчивого насекомого, и посмотрел на Степана.
- За кровинушек своих, я хоть с жидом или самим чертом поручкаюсь, - негромко проговорил тот, выдерживая взгляд старика.
- Тогда, Степка, решено. Только треба Милениху позвать... Разное про нее говорят. Пусть лучше с нами будет, рядом. Глядишь и сподобиться, что помочь или подсказать. Это Степан, больше твоя родня, значит тебе и гутарить с ней... Вечор идти надо, если хотим в лесу прятаться.
78
Отступление 10.
Реальная история.
Цитата / стенограмма речи Адольфа Гитлера от 15 июля 1940 г.
«Нашим интересам удовлетворяло бы в полной мере такая ситуация, при которой каждое село, каждая крошечная деревушка имела бы свою собственную отличную от других секту, где развивались бы свои особые представления о Боге, а лучше о Богах. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американским или индейским, то мы могли бы этому только аплодировать, ибо это лишь увеличило бы количество обстоятельств, дробящих русское национальное пространство на мелкие совершенно автономные единицы».
Цитата / циркуляр Рейхсминистерства восточных земель «О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза».
«На сегодняшний момент (1 июля 1941 г.) перед нами стоят три основных задачи:
- поддержка развития религиозного движения (как враждебного большевизму);
- дробление его на отдельные течения во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против Германии;
- использование церковных организаций для помощи немецкой администрации на оккупированных территориях».
Цитата / директива Главного управления имперской безопасности от 10 июля 1941 г.
«Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей, что особенно относится к старшему поколению... На отдельных территориях зафиксирована активизация различного рода сект, прямо или косвенно противопоставляющих себя христианству — богоборчество, хлысты, бесоповцы, керны».
Цитата / стенограмма речи имперского комиссара Украины от 12 августа 1941 г.
«На Украине, точно так же, как и в Германии, каждый может верить по-своему. Нами допускаются любая религия и любое церковное направление, если они лояльны к германской администрации… Разногласия церковных направлений между собой, а именно в религиозных вопросах, нас не интересуют. Мы желаем только, чтобы полемика по этим вопросам не распространялась среди мирских масс, потому что она может нарушить гармонию, необходимую для общего строительства».
Цитата / доклад младшего советника гебиткомиссариата Рейхминистерства восточных земель от 21 августа 1941 г.
«... викарный Владимиро-Волынский епископ Поликарп (Сикорский) и архиепископ Александр (Иноземцев) неканонически учредили Украинскую автокефальную Церковь, объединившую 18 православных общин...».
________________________________________________________________
Город... Ресторан «Валькирия». Только для офицеров. Столик возле самого входа.
Лейтенант Шеер немного волновался, что сразу же было отмечено его товарищем.
- Старина, что ты какой-то неживой, - с некоторой тревогой спросил Курт своего закадычного друга. - Смотрю, к последнему бокалу совсем не притронулся. Я конечно тебя понимаю, пиво здесь просто дрянь. Но, Отто, это же пиво! И, в конце концов, жизнь прекрасна и она достойна того, чтобы ее проживать радостно, а не с такой унылой рожей как у тебя...
- Помолчал бы, - пробормотал Шеер. - Тошно уже от твоих речей! Пойду лучше в часть...
Не дожидаясь ответа, он бросил на стол несколько монет и вышел. Лишь около входа лейтенант понял, что выпитое до этого пиво проситься наружу.
- Господин офицер, господин офицер, вы обронили платок, - он повернулся и встретился глазами с миловидной девушкой, которая протягивала ему небольшой кусок ткани. - Вот. Он выпал из вашего кармана.
Она улыбалась, глядя на него, словно и не было никакой войны. Шеер не удержался и его губы растянулись в ответной улыбке.
- Что разинул рот, господин лейтенант? - вдруг недовольно прошептала, приобнявшая его девушка. - Обо мне что не предупреждали? Бог мой, где они только нашли такого недоумка, - прошептала она последнюю фразу сквозь зубы, тыча в лицо офицеру небольшим серебряным значком с характерной раскинувшей над земным шаром крылья птицей. - Теперь понял?! И, о черт, сделай рожу по приветливей! Мы влюбленная пара! Что скривился?! Давай, пошли...
Гримаса, в которую в мгновение ока превратилось лицо Шеера, была не только от самого обыкновенного страха (внимание службы СД к обычному армейскому лейтенантику это тебе не фунт изюма, а вполне даже нехороший намек на какое-то плохое продолжение), но и непреодолимого желания облегчиться. Рвавшееся наружу пиво помноженное на неожиданный испуг буквально скрутили его внутренности...
- Отто, - на крыльце красовался слегка набравшийся Курт. - Вот ты куда спешил! Ай да, тихоня Отто! Эй, фройлян, у вас нет случайно точно такой же очаровательной подруги? Если да, то я готов! - Он попытался щелкнуть пятками сапог, но у него ничего не получилось.
- Шевели ногами скорее, - шипела в самое ухо, продолжавшая улыбаться девушка. - Железная задница не станет долго ждать! - она буквально тащила его на прицепе, с силой вцепившись в руку лейтенанта.
К счастью, СД располагалось не так далеко от ресторана. Как тихо шутили некоторые из сослуживцев Шеера, такое местоположение было выбрано специально, ибо хорошее пиво развязывает языки не хуже огня и металла.
Значок, который девушка не выпускала из рук, оказался пропуском святая святых организации. Достаточно было его продемонстрировать и здоровенные лбы из охраны вытягивались еще больше.
- Герда, что-то вы сегодня совершенно не пунктуальны, - укоризненно проговорил грузный майор, встретив их у своего кабинета. - Вы должны были быть у этих дверей еще час назад.
Та с ненавистью взглянула на по-прежнему чуть не висевшего на ней лейтенанта.
- Господин майор, вот виновник моего опоздания, - сбросив его руку со своего локтя, ответила она. - Лейтенант, которому было поручено меня встретить и незаметно провести через посты в городе, не явился на встречу.
Усталые как сама смерть глаза остановились на лейтенанте.
- Знаете, Отто, когда ваш отец, мой хороший товарищ, дружбу с которым я очень ценю, попросил меня присмотреть за вами, я сразу же согласился, - казалось, он начал издалека. - Я сразу же решил вас забрать к себе... Нам требуются хорошие и преданные офицеры с истинным пониманием задач Рейха. Я долго к вам присматривался. Еще с Франции мои люди следили за вами, потом это продолжилось здесь... Признаюсь честно, сначала вы произвели на меня самое благоприятное впечатление и я уже планировал переводить вас, но что я вижу? Вам было дано задание, естественно неофициальное... Оказана высокая честь внести свой вклад в борьбы с коммунистами вместо пьянства и разгильдяйства. А вы? Что с вами такого случилось, Отто?
Лицо лейтенанта медленно наливалось краснотой. В этот момент он даже расхотел в туалет.
- Дядя Вилли..., - его бормотание было едва различимым. - Господин майор, моя невеста — моя крошка Гретхен... Она...
- Хватит мямлить! - взорвался майор. - Не хватало еще вытирать вам сопли!
Окрик подействовал. Тот вытянулся и более твердым голосом продолжил:
- Мой невеста погибла при бомбежке. Эти проклятые англичане...
- Отто, я понимаю, что у тебя горе, но надо держаться, - майор подошел к нему. - Ты немецкий солдат! Ты должен быть сильным! Все решено, завтра я оформлю тебе перевод в наше ведомство, - отметив удивление на лице лейтенанта, он подчеркнул. - Поверь мне, мой мальчик, гестапо занимается крайне важным делом и успехи на этом поприще отмечаются особо. А сейчас, садись здесь и вникая в том, чем мы занимаемся... Черт, мы и так уже потеряли слишком много времени. Герда?!
Из угла комнаты донеслось:
- Господин майор! - сидевший мышкой лейтенант, взглянув на нее по новому вздрогнул; в нескольких метрах от него стояла не разбитная девица, не прочь прогуляться с немецким офицером, а хищница. - Агент сообщает, что в его приходе катастрофически уменьшилось количество прихожан... Этот svecshenik, - последнее слово она произнесла по слогам и практически без всякого акцента. - Крайне недоволен. Говорит, такая же ситуация наблюдается и в соседних районах, - сидевший в кресле майор утвердительно покачал головой, словно соглашаясь с этой информацией.
Не вставая он кинул на край стола несколько смятых листов с жирно черными орлами на самом верху.
- Вот сводки за последние два месяца. Смотри-смотри, - кивнул он на бумаги. - Из 8 вновь образованных православных общин в скором времени может остаться 3, ну максимум 4. Если в первые дни на воскресные службы собиралось в каждой церкви по несколько сот человек, то сейчас счет идет на десятки... И это при том, что этим варварским культам мы создали режим наибольшего благоприятствования! Дали отобранные у них коммунистами здания, не трогаем их людей... Ты понимаешь что происходит, Герда? - та замерев, внимательно слушала. - Появился какой-то новый фактор — неучтенный фактор...
- Я, кажется кое-что могу вам сообщить, - она положила сводки обратно. - По селам упорно гуляет слух о том, что появилась какая-то новая секта. Я разговаривала с десятком наших агентов и они все твердят лишь одно, что ничего не знают! - в ее голосе мелькнули нотки злости. - Складывается впечатление, что эта какая-то закрытая секта с крайне жесткой организацией и громадными планами по расширению... Вот тут, тут и тут, - она остановилась возле карты, висевшей на стене. - О селениях, расположенных примерно в этом треугольнике, чаще всего упоминают... Территория слишком большая, чтобы действовать напролом. Здесь почти четверть Франции и еще место останется.
Майор что-то молча обдумывал несколько минут. По-видимому, некоторое из сказанного было для него настоящим открытием. Он что-то быстро чиркнул карандашом на бумаге и протянул девушке со словами:
- Это сообщение нужно оставить на старом месте. Думаю, скоро мы будем знать точно об этом культе.
- Это наш новый агент? - заинтересованным тоном, спросила она. - Я его знаю?
- Ты стало себе слишком много позволять, Герда, - недовольным голосом протянул хозяин кабинета. - Или может ты думаешь, что постель тебе дает какие-то новые права? - в кабинете отчетливо потянуло холодком, отчего всеми забытый Шеер заерзал на месте. - Запомни, моя девочка, никто и никогда не может диктовать мне свои правила! Поняла?! Вот и хорошо! Оба свободны.
Едва Герда и Шеер выбрались из здания, как та словно превратилась в разъяренную фурию.
- Этот... боров, этот... напыщенный болван, - выплевывала она все новые и новые эпитеты, которые, как внутренне отметил Шеер, был необыкновенно точны. - Он говорит мне, что делать! Видно он забыл, кто его посадил сюда?! - ее взгляд метался по сторонам с желанием кого-нибудь придушить или, по крайней мере, покалечить. - А ты..., ты, мерзкий пьяница, что уставился?! - она, наконец-то, выбрала себе жертву. - Думаешь, я грязная подстилка, о которую всем можно вытирать ноги?! Да?! Сволочь! Да, знаешь, кто я? Ты, недолеланны деревенщина, даже не догадываешься, кто стоит перед тобой?! Я Эрика фон...
Тут она резко прекратила истерику и лейтенант так и не услышал окончание столь интересной фразы. Девушка в этот самый момент смотрела мимо него, в сторону здания СД. Обернувшись, Отто заметил, как штора на окне опустилась, скрыв какого-то человека.
79
Партизанский отряд «Смерть фашистским оккупантам». Раннее утро. Часовой, прохаживавшийся возле штабной землянки, поежился. Близкая осень давала о себе знать неприятным утренним холодком.
- Как же мне это все надоело, - одними губами произнес Семен, лежа на еловом лежаке с открытыми глазами. - Чертовский все это...
Перед его глазами проносились столь далекие, но такие желанные картины, что хотелось выть от тоски... Скрипящие от свежести простыни, которые нежно касались кожи и дарили неуловимое ощущение спокойствия... Дымящее кофе в крохотных фарфоровых стаканчиках, всегда возимых с собой в особом сундучке и ставшие для него своеобразным символом своего особого статуса... Жестко облегавшая его тело новая форма, придававшая ему, как он сам и считал, в глазах окружающих неотразимый ореол брутальности и респектабельности...
- Черт, - прошипел он, вновь начиная растирать покусанную комарами шею. - Когда же это кончиться?!
Вдруг, полог шалаша откинулся и внутри заглянула встревоженное мальчишечье лицо. Даже не рыская глазами по внутренностям шалаша, он определил, где лежал Маркин.
- Я уж думал что случилось, - с облегчением выдохнул он. - Ну, можа приболел, или лихоманка какая приключилась... Ты что развалился-то? Вставай, быстрее. Командир может сейчас уже закончит... Быстрее! Я вон просился, а он говорит мал еще! Тебя точно возьмет!
Ничего не понимающий Семен вскочил с лежака и, накинув безрукавку, вылетел наружу. Как оказалось, пацан оказался прав. В центре лагеря наблюдалось какое-то шевеление. Стоявший возле дуба, Голованко о чем-то беседовал с высоким мощным парнем. Судя по их лицам, говорили друг другу они не очень приятные вещи.
- Ты, Федор, как маленький, - раздавался голос старшины. - Тебе сколь уж было сказано, не подходишь и точка! А ты, что? Почему, да почему? Сказано тебе было, что не все подходят, сказано... Вон доктор скажет... Георгич (отчество Генрихович старшина сразу же творчески сократил, чтобы лишний раз, как он любил выражаться, языком не трепаться), ну скажи ему что-нибудь!
Завалов, которому пришлось присутствовать уже почти на десятке подобных сцен, шумно вздохнул.
- Командир вам сказал абсолютную правду. По медицинским показателям не все подходят, - усталым голосом сообщил он парню, замечая, как гаснут у того глаза. - Это просто кажется, что у вас все отлично. На самом деле фиксируются некоторые перебои сердечного ритма, - высокий и широкоплечий, словно каменная глыба, парень все равно упирался, пытаясь настоять на своем. - Что же вы совсем несознательный какой-то. Говорят же, сердце может не выдержать... Ладно, кто следующий? Еще есть желающие?
Человек семь — восемь отсеянных мужчин с надеждой оглядывались вокруг. Если требовался еще один, то вдруг им повеет... Однако, Маркин сделал шаг вперед и сразу же попал в заботливые руки врача.
- Так, милейший, присядем-ка, - негромко начал он говорить, одновременно записывая что-то. - Все, хватит. Теперь, подышите немного. Глубоко, что же вы как ребенок?! Глубоко вдыхаете, глубоко выдыхаете. Отлично! - он проверил его пульс, зачем-то дернул несколько раз за ушные мочки. - Смотрите сюда. Вправо — влево, теперь снова, вправо — влево! Зрачки в норме. Много читаете наверное?
- Да, - буркнул Семен, вспоминая горы документов, не раз перелопаченные им вот этими руками. - Прочитал просто огромное число книг, ведь я же учитель.
- В принципе, я не вижу каких-либо противопоказаний, - доктор вынес вердикт и со стороны остальных послушался недовольный гул. - Все у вас в порядке и мы можем приступать.
Сразу же после этих слов Голованко словно очнулся и, грозно прикрикнув, разогнал всех лишних по своим местам.
Основное действо началось глубокой ночью на одной из многочисленных полянок, на которые натыкались разведчики в рейде. Эта была выбрана не зря! Она представляла собой довольно большой овал; где-то метров тридцать в самой длинной его части. Когда-то здесь горел лес и теперь образовался невысокий подлесок. То тут то там из земли торчали невысокие уродливые деревца, которые еще с утра были тщательно выкорчеваны партизанами.
Все время пока поляна наполнялась молчаливыми людьми и в центр сваливался валежник, старшина стоял в стороне. На его лице застыло сомнение... «Что-то тошно мне, - размышлял он, привалившись к ободранному стволу дерева. - Может и не надо было на это соглашается? Сидели бы сейчас в землянках, готовили оружие, да вспоминали старые «дела»», а тут занимайся не понятно чем!».
Некоторые из этих дум он чисто случайно озвучил, что сразу же было услышано.
- Не сомневайся, Сергеич - донесся до него знакомый шепот. - Все будет как и договорились.
- Все равно, тошно мне, - в ответ пробурчал старшина. - Вроде все уж и обговорено пятнадцать раз, а все равно как-то не по себе! С товарищем воюещь — воюещь, кровь пускаешь вместе, а как... Ну, не по-человечески это...
- Командир, - Андрей впервые назвал старшину командиром, тем самым окончательно признавая его старшинство. - Все просто не должны это знать! Майор Смирнов совершенно прав, что пока еще не настало время, чтобы объявить обо мне.... Людям надо дать некоторую историю, некую правду, в которую они охотно поверят... Командир, ты же видишь, что все меняется! Все это видят и уже задают вопросы. Они спрашивают друг друга, а что это такое происходит? Пойми же, мы не обманываем! Мы даем всем нам надежду на выживание! На выживание наших детей! … Они бояться врага, бояться до коликов в животе, до дрожания в руках!
- И что, они, по твоему поверят в это? Вот они все, - его рука дернулась в сторону десятков темных фигур, которые медленно заполняли пространство возле уже разожженного костра; здесь были и собственно и сами партизаны, и жители окрестных деревень. - поверят в то, что Священный Лес помогает им и защищает от фашистов. Это же звучит как бред! Как самый настоящий бред! И зачем только я на все это согласился?!
Костер становился все больше и больше, разбрасывая светло — красные сполохи по кронам деревьев. Свет то и дело вырывал из темноты серьезные лица, которые внимательно следили за горевшим костром.
- Они во все поверят, - шепот был едва слышим и буквально обволакивал его. - Посмотри на их лица! Они готовы поверить во что угодно...
«Действительно, - пронеслось в голове старшины. - Здесь, в лесу, в темноте, они смотрят на все совершенно иначе... Как там говорил майор, люди поверят в любую ложь, если только ее много раз повторять уверенным тоном».
- Мы никого не обманываем, Сергеич, - Андрей был неутомим. - Это всего лишь часть правды! Им просто нельзя именно сейчас знать все! Пойми же это их, да и всех нас моет просто погубить! А теперь иди... Люди ждут!.
Стараясь ступать неслышно, старшина пошел к костру. В этот момент, когда начиналось таинственное действо он перестал быть командиром. В этой массе людей, Голованко становился обычным человеком.
- Люди, люди! - низким грудным голосом позвал кто-то из темноты. - Люди отойдите!
Человеческая стена отпрянула и образовала небольшой проход. Через него ковыляли трое. Две пожилые женщины, закутанные по самые брови в темные платки, поддерживали за руки древнюю бабулю.
- Матушка, вот сюда, - прошептала одна из женщин, показывая на небольшое вытоптанное место возле высокого дерева. - Осторожно... Вот...
Бабушка взяла изогнутую клюку в левую рука, и правой коснулась шершавой коры дуба.
- Сподобил таки господь встретиться с тобой, - прошептала она, нежно водя ладонью по древесным складкам. - А я боялась... Страх, как боялась... Думала Зло ты несешь.
- Матушка Милениха, все готово, - кто-то из-за спины почтительно позвал ее.
Она обернулась и посмотрела на костер, продолжавший с треском сгоравших сучьев освещать собравшихся.
- Собрались?! - вдруг, улыбнулась она. - Вот и ладушки!
Десятки глаз, детских, мужских, женских, карих, синих, почти черных неотрывно смотрели на нее.
- Какие вы все разные..., - она медленно пошла мимо стоявших людей. - Маленькие, - ее сухая, почти невесомая рука, ласково потрепала за макушку крошечную девочку, которая крепко вцепилась в ногу матери. - Большие, - пальцы едва коснулись рукава пиджака высокого парня, отчего тот ощутимо вздрогнул. - Добрые, - стоявшая впереди женщина тихо вздохнула и поднесла к глазам небольшой платок. - Жалостливые, злые, хитрые..., - она медленно семенила, касаясь каждого из стоявших впереди людей. - Но все мы плоть от плоти нашей матушки земли, - неожиданно, легко наклонившись, она приподняла несколько комьев земли. - Мы — это она! Возьмитесь за руки!
Завороженные обстановкой, один за другим люди становились звеньями единой цепи. Общими эмоциями проникся и командир, руки которого сами собой вытянулись в стороны, ища своих подруг.
Все это время Милениха речитативом проговаривала свои слова.
- Мы рождаемся из земли, живем на земле и уходим в землю. Мы плоть от плоти наша земля...
Вокруг костра замкнулось несколько кругов, состоявших из медленно раскачивающихся людей. Это было поразительное зрелище! Багровые блики играли на застывших лицах людей, меняя их до неузнаваемости.
- Мы все едины с землей, с водой, с лесом... Мы плоть от плоти земли, воды, леса...
Потом, позднее, когда рассветет, когда развеется таинственное очарование огромного костра и когда спадет с глаз пелена, начнутся споры и посыпятся вопросы: Что это было? Что кто почувствовал? Зачем все это? Учительница, поправляя челку, будет говорить о каком-то помешательстве, через слово поминая модный термин «гипноз». А полный мужчина, бывший колхозный счетовод, ей в ответ, заведет песню о всеобщем помешательстве. К спорам присоединится даже сам командир. Поглаживая гладко выбритый подбородок, он тоже что-то скажет... Даже Пашка, суетливый вихрастый мальчишка, и тот будет, захлебываясь от восторга, описывать произошедшее с ним... Но все это будет потом!
Людская цепь пришла в движение. Люди, держась за руки, начали идти вокруг костра.
- Мы дети земли, мы дети воды, мы дети леса..., - голос бабки стал более монотонным, отдельные слова различались все хуже и хуже. - Мы дети земли, мы дети воды, мы дети леса...
Старшина чувствовал, как глубже и глубже погружается в какую-то яму, глубина которой оказывается просто поразительной. Он уже почти не чувствовал рук, благодаря которым его тело стало частью единой цепи, ног, которые все быстрее и быстрее двигались по траве.
- Крепче, крепче держитесь за руки, - бабуля все убыстряла и убыстряла темп. - Мы одно целое! Мы единое с землей, водой, лесом. Наши руки это продолжение веток, наши ноги - это растущие корни, наша кровь - это вода, наша плоть - это земля!
Вслед за членами, Голованко перестал ощущать остальное тело. Мелькнувшая на какое-то мгновение паника была сразу же растоптана всеобщей эйфорией, которая его охватила. Это была всепроникающая легкость, которая растапливала усталость, боль и неудовольствие... В какой-то момент исчезло вообще все!
- О-о-о-о-о-о-о-о-о-о, - из еле слышной и невнятной речь превратилась в один гласный звук, который тянулся бесконечно долго; он то превращался в грохотание водопада, то становился гудением шмеля, то, напротив, был мягкими тихим... - О-о-о-о-о-о-о-о-о!
Что случилось потом, помнили лишь единицы и те, кто должен был помнить...
В какой-то момент Маркин почувствовал, что еще мгновение, и его не станет. Он испариться, взлетит и исчезнет! Его сознание расплывалось, не оставляя ни клочка.
- Очнись, - неожиданное прикосновение чего-то твердого и острого жестко выкинуло его из грез; падение было настолько болезненным, что чуть не застонал. - Пошли за мной...
Ни чуть не удивившись, Семен пошел за бабкой и тремя ее спутниками. Как он сразу понял, они шли в сторону того самого места, где им были найдены останки человека. «Точно, вот оно, - пелена окончательно спала с его глаз. - Вот это дерево. Вон небольшой овраг... Какого черта мы здесь делаем?».
Вместо бабки перед ними стоял врач, что недавно их осматривал. Высокий, чуть сгорбленный, но со странным блеском в глазах, тот с радостью смотрел на них.
- Товарищи, - голос врача немного дрожал; чувствовалось, что эмоции его тоже никак не могли отпустить. - Вы все выбрались добровольцами для одного эксперимента..., - он запнулся на секунду, смотря куда-то сквозь них. - Хочу предупредить, что сам эксперимент очень опасен. В случае успеха вы сильно изменитесь... Поэтому я хочу еще раз каждого из вас спросить, согласен ли он?
Его взгляд останавливался по очереди на каждом из них. Лишь на одном мужчине, стоявшим как раз перед Семеном, он задержался несколько дольше обычного. Семен догадывался почему... Этот, с виду совершенно обычный мужчина, хомячного типа, с кривыми зубами, маленькими глазками совершенно не производил впечатление решительного человека. Однако, он именно этими кривыми зубами перегрыз горло полицаю. Люди говорили, что тот даже винтовку схватить не успел, как ему вцепились в горло...
- Хорошо, - пробормотал, опустив глаза, врач. - Тогда начнем... Главное, что хочу сказать! Вы не должны бояться! Абсолютно ничего, что сейчас будет с вами проходить! Понятно?
На него смотрели три пары расфокусированных глаз. Казалось, скажи этим людям убей себя и они сделают это ни секунды не колеблясь.
- Тогда начнем, - он обернулся и махнул рукой в сторону дерева. - Вы трое первыми пойдете... Сначала вам нужно раздеться.
Никто не произнес ни слова. На землю полетела одежда, ремни, потом обувь. Наконец, все трое стояли совершенно обнаженными.
- Главное, ничего не боимся, - вновь повторил врач. - Ложимся сюда.
Один за другим они ложились в неглубокие, примерно полметра, ямы, выкопанные возле дерева-исполина. Четвертый доброволец подошел чуть ближе, пытаясь рассмотреть что происходит во всех подробностях.
- Закрывайте глаза, - голос врача приобрел некоторый бархатный окрас. - Вам совершенно спокойно... Вы дышите глубоко и медленно... Все тревоги уходят, покидают вас, - с каждым словом голос становился все тише и тише, пока совсем не затих. - Вот и хорошо. Ну с Богом!
Семен от неожиданности резко дернулся, когда края ям начали осыпаться. Сначала на голые тела попадали мелкие камешки, кусочки земли, небольшие листочки. Следом полетели комья по крупнее. Он с ужасом фиксировал, как от тел оставались одни только светлые контуры — там виднелась часть руки, здесь просматривался кусочек ступни.
- Теперь к вам перейдем, - врач повернулся к Семену, отчего тот мгновенно посерел. - Что вы разволновались?
Сердце стучало так, что шевелилась кожа на висках. Глаза расширились. Ноги сами собой сделали шаг назад, потом еще один.
- Не-е-е-е..., - пробормотал Семен, судорожно мотая головой. - Нет, нет...
Вдруг он резко прыгнул в сторону и перекатом слетел с тропинки. Еще через несколько секунд, человек назвавшийся учителем, стал ломиться через невысокий кустарник в сторону болота, где были партизанские тропки.
80
Москва. Особый московский клинический госпиталь. Западное крыло. Пост охраны наглухо перекрыл проход через коридор. Каждого человека, который пытался пройти в дальнюю часть крыла, встречал внимательный взгляд напряженного сержанта.
- Воды..., - горло пересохло, отчего вылетавшие звуки наждаком проходили по потрескавшейся ткани. - Пить!
Смирнов попытался открыть глаза, что ему с тяжким трудом удалось сделать. Веки, казалось, слепил кто-то канцелярским клеем.
- Ой, касатик, очнулся! - вскрикнул кто-то рядом и большое белое пятно исчезло из поле зрения. - Больной очнулся, больной очнулся, - затухая, неслось по коридору куда-то вдаль.
Дальше он опять потерял сознание, а когда открыл глаза, то увидел возле себя целую делегацию врачей. Солидные с небольшими брюшками, с воспаленными от недосыпания глазами, они с любопытством его рассматривали.
- Пить дадите или нет? - просипел он, когда игра в гляделки ему надоела. - Горло перехватило.., - пояснил он.
Мгновенно откуда-то сзади появился стакан с чем-то слегка теплым и шершавые и теплые ладони прикоснулись к его подбородку.
- Не спеши..., - ласково отозвался недавний голос. - Вот и все.
- Где я? - наконец, он смог задать первый осмысленный вопрос. - И кто вы такие?
Низенький, плотный человек, от которого просто веяло довольством и уверенностью, слегка привстал с места и произнес:
- Я профессор Вишневский. Руковожу, так как сказать всем этим, - с улыбкой он обвел рукой небольшой круг. - Мои коллеги, - продолжил он, вновь оборачиваясь к капитану. - Вы, Игорь Владимирович, все помните? - после заданного вопроса, в палате повисла тишина. - А?
На какую-то секунду разведчик впал в панику. «О, черт! Что еще за вопрос? Я в дурке что-ли? - он слегка дернулся, проверяя не привязан ли к кровати. - Вроде нет ремней! Стоп! Какого лешего! Я же в Москве! Был у Верховного... О!». Стремительно пролетевшие мысли, подстегнули его не хуже хорошего кнута.
- Профессор, мне срочно нужен телефон, - от былой растерянности ни осталось и следа. - Мне необходимо связаться с органами государственной безопасности. Дело государственной важности!
Ему показалось или профессор, действительно, облегченно вздохнул, словно звонок в НКВД был для него приятным пустяком.
- Отлично, товарищи, - резко встал он, а следом за ним и остальные. - Мы сейчас ненадолго выйдем, а с больным пока поговорят...
Сам больной с крайним удивлением воспринял такой демарш. Он ожидал совершенно другого: улыбки, недоверия или еще хуже, какого-нибудь медицинского обследования.
- Игорь Владимирович, с тобой все в порядке? - в палате появился его непосредственный начальник, Петр Иванович Орлов, заместитель начальника Разведуправления Красной Армии. - Ну ты брат и дал всем жару! - всегда внешне совершенно невозмутимый (другие в разведке долго не живут), он улыбался. - Я уж, грешным делом, думал с меня стружку снять хотят, а ты сам понимаешь, что в военное время ее снять могут прямо с головой! А вон что оказалось! - в его голосе, видимо, от волнения проскальзывали окающие звуки, что для него совсем не свойственно. - Что ты там натворил?
Игорь пожал протянутую руку.
- Иваныч, ты меня извини, - виновато начал он, глядя ему прямо в глаза. - Не должен я тебе ничего рассказывать... Дело тут уж больно странное.
Неожиданно тот наклонился к его голове и негромко проговорил:
- Молодец, Игорюха. Сказал бы иначе перестал бы тебя уважать, - он сел прямо около него. - Мне позвонили из секретариата ЦК, сам Поскребышев, и попросил съездить и проведать тебя, а потом доложить лично Верховному... Вот такие дела ты заварил.
Во время разговора Игорю все не давала покоя одна мысль — ну не мог сам, заместитель Разведуправления Красной Армии приехать просто справиться о его здоровье. В каждой фразе своего начальника он пытался найти какой-то второй или третий смысл, однако это никак ему не удавалось.
- Пока тут тебя не было, у нас сплошные авралы, - невозмутимо продолжал Орлов, не замечая или стараясь не замечать легкой отстраненности подчиненного. - Война, идить ее налево! Разведанные идут сплошным потоком. Много сообщений от новых агентов... Сейчас, нас, Игорь, перенацелили на обработку прежде всего информации по Германии. Часть отделом осталась совсем без сотрудников, кое-какие направления оголились.
Смирнов продолжал ждать какого-то намека... «Может он должен что-то передать? - размышлял разведчик, бросая короткие взгляды на начальника. - Опасается охраны в коридоре? Нет... вряд ли. Тогда, что же? Записка?! Уже положил... Не может быть! Я бы заметил!».
- Вот такие, Игорюха, дела! - наконец, новости у Орлова иссякли. - Ну ты сам-то в порядке?! Врачи говорят, еще денек и выпишут. Ничего! То, что зацепило это не страшно, страшно это если зацепило не то! - Игорь через силу улыбнулся. - Давай, поправляйся и обратно, к нам. Смотри, буду ждать! Ну, Игорь Владимирович, держись.
Хлопнув его напоследок по плечу, Орлов поднялся и вышел из палаты. В этот самый момент Смирнова пробила мысль — его просто проверяли! Его самым банальным образом проверяли. А точно ли он тот, за кого себя выдает! «О, черт, это значит он сейчас же будет у Верховного! - он чуть не застонал от досады. - Вот олух-то!».
- Орлов! Петр Иванович! - заорал он, будто его собрались резать. - Орлов!
Видимо, к двери кто-то подходил и напуганный безумным воплем, шарахнулся прочь. Топот! Чей-то крик! Кто-то упал... какое-то шевеление! Дверь распахивается от удара и в палате появляется несколько сотрудников в форме НКВД. Один сразу же бросается к окну, а второй к кровати. В течение нескольких секунд они обшаривали дикими глазами 30 квадратных метров палаты, пока наконец, первый не подал голос:
- Что случилось?
- Сержант, только что отсюда вышел подполковник Орлов, - быстро заговорил Игорь, кивая на дверь. - Мне нужно срочно с ним поговорить! Быстрее!
Бойцы переглянулись... Один из них исчез за дверью, а второй подошел к окну, из которого виднелся двор госпиталя. С хрустом он распахнул створку и перегнувшись закричал:
- Товарищ подполковник, товарищ подполковник! - откуда-то со двора донесся приглушенный ответ. - Вас ранбольной зовет! Услышал, - сержант повернулся к Игорю. - Сейчас будет.
Минуту три — четыре понадобилось Орлову, чтобы добежать до входа в госпиталь и подняться на второй этаж. Судя по его красному лицу эти метры дались ему не так и просто.
- Ну?! - выдохнул он, врываясь в палату.
- Петр Иванович, передать надо кое-что товарищу Сталину, - глаза подполковника округлились, став похожими на несколько крупных оловянных пуговиц. - Если сегодня не отдать, то потом может быть поздно.
Ничего не говоря в ответ, тот протянул ему ладонь.
- Это надо отдать ему лично в руки, - Смирнов что-то с треском рванул у себя на теле и вытащил небольшой трехсантиметровый мешочек. - Вот возьми, - рука разведчика неожиданно дрогнула. - Сам не смотри! Здесь то, что может изменить все! Передай, что если он не сделает сегодня, то содержимое это мешочка больше уже никому не понадобиться.
Орлов явно что-то хотел спросить, но сдержался. Он прекрасно понимал, что содержимое передаваемого может быть смертельно опасно просто даже самим фактом своего существования и тем более, знания о нем. Мешочек мягко лег в протянутую ладонь, которая сразу же сомкнулась.
- Передам, - бросил он и вновь исчез из палаты.
Прошло не более сорока минут, как дверь палаты вновь распахнулась с таким хозяйским движением и внутри оказались двое спорящих — профессор Вишневский и так и сменившийся сержант.
- Ну разве так можно, - мягко пытался что-то доказать врач. - Он еще не отошел от ран. Вы понимаете, что ваш подопечный получил пять пуль в область грудной клетки и одна из них коснулась сердца?
- У меня приказ, - монотонным голосом, который совершенно не допускал возражений, настаивал сержант. - Готовьте его к транспортировке. Вас, товарищ Смирнов, ждут в Кремле, - наконец, стала ясна причина такого переполоха. - Собирайтесь! Машина уже у входа.
Несмотря на вздохи профессора, Игоря все же собрали и на носилках перенесли в машину, на которой собственно он и попал на место. Сама дорога в здании, через бесконечные лестницы, подъемы, переходы и повороты ему не запомнилась. Единственное, что крепко осело в памяти — это частые посты охраны, на лица которых несмотря на невозмутимость проскальзывали нотки удивления при виде перевязанного человека в Кремле.
- А вот и Игорь Владимирович, - Сталин, как и тогда, стоял возле одной из стен и держал в руках трубку. - Вы вновь нас всех смогли удивить, - Игорь увидел его мешочек, лежавший на самом краю стола.
Помимо Верховного здесь же находились вездесущий Берия и Орлов, по-видимому, так отсюда и не уходивший. Оба сидели за столом и настороженно следили за ним. При этом чувствовалась какая-то нервозность... Было совершено ясно видно, что буквально за несколько минут до прихода Смирнова здесь о чем-то спорили и спор так и не был закончен.
- Товарищ Сталин, - осторожно поднялся разведчик, когда сопровождавшие его бойцы ушли. - В прошлую нашу встречу я некоторые возможности моего тела.
В этот момент подполковник сидел совершенно неподвижно. Спина застыла, словно доска. Взгляд несколько остекленел. Он боялся даже вздохнуть лишний раз, прекрасно понимая, что его просто забыли выпроводить и сейчас начнется что-то страшное. Однако, дальнейшие события показали, что лучше бы он вышел сам...
- Иосиф Виссарионович, может все же вызвать охрану? - недовольным голосом спросил Берия. - Товарищ..
- Лаврентий, - хозяин кабинета не повышал голоса, но в дрожь бросило всех. - Не ставь телегу впереди коня. Не надо!
- Меня попросили вам передать это, - Игорь на ватных ногах подошел к столу и взял мешочек. - Уже прошло три дня и сегодня истекает срок его жизни.
Постукивая трубкой Сталин медленно подходил к столу, ни чуть не показывая своей заинтересованности.
- Что это? - не выдержал Берия. - Что здесь находится?
- Здесь жизнь, товарищ Берия! - твердо произнес Игорь, вытрясая на ладонь два крохотных золотисто-коричневых желудя. - Жизнь без болезней, без страхов, без увечий... Настоящая, полноценная, такая, какая и должна быть у настоящего человека!
В свете ламп желуди выглядели совершенно необычно. Блестящая, словно лаковая поверхность, до которой так и тянуло дотронуться пальцами. Сквозь нее выходило еле заметное золотистое свечение, совсем как на русских золоченных лаковых картинках. Сбоку оба желудя венчали небольшое шапочки серого цвета...
- Что вы хотите этим сказать? - в речи Верховного отчетливо прорезался акцент. - Желуди — это какое-то новое лекарство? Вы, что предлагаете всех лечить желудевым отваром?
На лице Орлова по прежнему застыла маска. Он лишь осторожно косил глазами в сторону своего подчиненного, которого как оказалось он совершенно ничего не знал.
- Нет, - Игорь взял стоявший в середине стола графин с водой и опустил туда один из желудей. - Это не лекарство, но совершенно иное, - странное семечко завертелось, едва коснувшись поверхности воды; на мгновение жидкость вскипела, теряя свою прозрачность. - Это семя жизни! Погруженное в воду, она живет лишь несколько минут, а потом погибает... Его достаточно лишь прислонить к сердцу и все измениться!
Если бы хоть на какое-то мгновение время могло остановиться и люди бы застыли неподвижными статуями, то можно было бы долго наслаждаться созерцанием самых разных выражений на лицах собравшихся. Казалось, здесь собрались четыре гениальных актера, которые должны были только лишь мимикой выразить весь букет сложных эмоций. Подозрительно прищуренные глаза Берии, которыми он сверкал из под круглых очков, грозили разведчику самыми страшными карами, которые только мог придумать изощренный человеческий мозг. Лицо Сталина, напротив, демонстрировало странную смесь недоверия, удивления и надежды. Он словно бы шарил в пустом, в абсолютно пустом кошельке в тайной надежде обнаружить что-то грандиозное. Стоявший вдали от них всех, Смирнов вообще казался пришельцем из другого мира. Он был совершенно спокойным, будто скупыми движениями вырублен из камня.
- Время пошло, - Смирнов отошел от стола. - Семя пускает нити..., - в прозрачной воде плавал желудь, от которого отходило несколько десятков тонких едва заметных нитей. - Нужно решаться... Товарищ Сталин, это изменит любого человека...
81
Возможное будущее.
20... г.
г. Москва, ул. Воздвиженская, дом 121 а.
Здание было старым с облупленными колоннами и кое-где выпадавшим из стен кирпичом. Фронтоны уже давно превратились в гнилушки, через решето которых в дождь извергался настоящий водопад. Судя по остаткам каких-то мраморных завитушек и потрескавшихся статуй здание явно знавало лучшие времена и когда-то в огромных оконных проемах горел яркий свет, звучала величественная музыка и хозяева ждали многочисленных гостей.
Именно так думали и должны были думать проходившие мимо прохожие, которые за обыкновенной суетой не замечали многих странностей, связанных с этим зданием. Это и небольшие, едва заметные глазу видеокамеры, спрятавшиеся в уступах колонн; и примостившаяся возле большой аляповатой деревянной дверной ручки панель доступа; и проходившие время от времени во внутрь чем-то похожие друг на друга люди; и многое другое, перечислять которое вряд ли имеет смысл...
Немногие посвященные, в число которых входили первые лица государства и сотрудники Пятнадцатого главного управления КГБ, имели представления об истинном предназначении здания... Это было одно из многих, разбросанных по стране специальных хранилищ, содержащих тонны стратегических запасов, массу документов секретных архивов, спецоружие и многое другое.
Чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на то, что скрывалось в недрах этого неприметного здания, нужно было сначала попасть во внутрь. Для этого нужна была лишь самая мелочь — особый платиновый ключ с электронной начинкой, хранившийся в двух экземплярах — один в Кремле, второй на Лубянке, и соответствующий стандартам генетический код. Внутри ждала вновь проверка - идентификатор глазного яблока, полиграф тринадцатой модели и лишь после этого можно было увидеть дверцу стандартного банковского хранилища...
Пуленепробиваемое стекло скрывало в себе небольшое пространство, в котором вместо кислорода находился гелий. Этот практически полностью инертный газ не зря относился к благородным газам, ибо его главной задачей было сохранение толстой пачки бумажных листов... Однако, при ближайшем рассмотрении они оказываются не бумажными, а берестяными!
«Здравствуйте! Я не уверен, правильно ли так говорить в ваше время, но по другому я не умею. Меня попросили записать для потомков все, что со мной случилось...
Итак, здравствуйте. Меня зовут Андрей Ковальских, уроженец села Малые Хлебцы Полесского воеводства Царства Польского (приписка — ныне не существующие)... (часть текста повреждена; видны царапины, вмятины, несколько бурых почти коричневых пятен).
… Меня часто спрашивают, а был ли у меня какой-то четкий план, особая программа действия. Отвечу, как есть на самом деле — нет и еще раз нет! Знаете, меня всегда умиляло, когда кто-то, рассказывая о значительном событии или мероприятия в его жизни, говорил, что он шел к этому всю свою жизнь и практически не сворачивал со своего пути. Он, мол, так ясно представлял себе свою цель, так сильно ее желал, что видел и легко справлялся со всеми проблемами на этой дороге... И ведь таких людей много! Они любят разглагольствовать о своей гениальной предусмотрительности, поразительной целеустремленности и просто фантастической упертости. Здесь я бы громко засмеялся. В такие моменты я всегда вспоминаю себя... Какое там предвидение? Откуда там могло быть ясное понимание цели? С каких таких кладовых могло изначально свалиться тебе на голову знание обо всех проблемах и путях их решения?
В моей голове, извините за это привычное для вас сравнение, был полный сумбур. Это постоянно крутящаяся мешанина мыслей, образов, обрывки слов — весь этот странный суп вдобавок был густо сдобрен отчаянием и полным непониманием себя, своего нового тела и новых возможностей. Естественно, это было самое начало! Начало всего!» (часть текста повреждена).
«… Сейчас, с высоты прожитых лет (иногда кажется не лет, а столетий), я могу твердо утверждать одно, что ни каких идей о создании новой религии с собой во главе, низвержении традиционных конфессий, в конце концов мании величия, у меня не было. Это был в большей степени естественный процесс, походивший в сверх экстремальных условиях — войны, голода, разрухи, страшных поражений первых лет, ненависти и много другого.
В то время, когда я смог прийти в себя и хотя бы немного разобраться в своих возможностях и желаниях, все свои силы я бросил на помощь и защиту своих родных. Признаюсь, я взял своеобразное шефство над партизанским отрядов только по той причине, что они укрыли мою маму и сестренку. Это может не патриотично звучит, но зато является правдой... Конечно, потом моей семье стали и остальные» (часть текста повреждена).
«… Я помогал людям добывать воду, подбрасывал еду (грибы, ягоды, орехи), иногда пытался лечить и даже добывал им валежник... А что, я должен был скрываться? Смотреть, как избивают ребенка и прятаться? Или может дать умереть с голода целой деревни? Я просто дела то, что мог, что умел... Иногда моя помощь спасала людские жизни, иногда я опаздывал, часто ее отвергали из-за страха» (часть текста повреждена).
«… Конечно, узнал я про это все не сразу. Нет, я видел, что некоторые из тех, кому я помогал, ведут себя немного по-другому. Но, сразу не придал этому особого значения! Ведь я был практически вездесущ, но не всемогущ. Вы знаете, что это такое, когда слышишь и чувствуешь столько всего, что начинаешь теряться в этом безбрежном океане сведений, ощущений, впечатлений. В какой-то момент начинаешь осознавать, что дуреешь от бесконечного потока шуршаний миллионов муравьев, букашек, червяков и других ползающих; попискиваний толп грызунов; поскрипываний колышущихся на ветру деревьев и т. д. В один такой момент, я даже уже не помню когда именно это было, мне стало по настоящему страшно. Я вдруг к своему ужасу понял, что могу просто раствориться и перестать быть собой, перестать быть, хотя бы внутренне человеком... Это меня, действительно, отрезвило! Тогда мне оставалось только одно — учиться контролировать себя. Это была тяжелая задача — научиться выделять из гигантского числа звуков, ощущений, впечатлений то единственное, что тебе необходимо... Мне до сих пор непонятно, каким образом это удалось сделать.