Утром над Москвой повис туман, и с высоты десятого этажа не стало видно даже земли, только верхушки берез с ярко желтыми осенними листьями и половину дома напротив. Через неплотно закрытую форточку было слышно, как внизу кто-то целеустремленно прошлепал по осенней слякоти, и где-то невдалеке проехала по лужам машина. Больше с улицы не доносилось ни звука: дворники по случаю субботы решили никого не будить мерным, колючим шуршанием метел. Леша стоял у окна с кружкой горячего чая, бездумно смотря в серую пелену. На кухне по-кошачьи урчал холодильник, и тикали часы.
***
Туман — не такое уж редкое явление для середины октября, но каждый раз память услужливо достает откуда-то одну и ту же картину из далекого детства. Когда идешь с мамой мимо темного парка по неровному, с трещинами мокрому асфальту. Улицу освещают тусклые фонари, горящие через один. В их молочном свете над дорогой висят парой троллейбусные провода. Редкие машины проезжают очень осторожно, будто на ощупь. Кто-то, кажется, папа, рассказывал, что в такую погоду они включают специальные противотуманные фары. И эти фары обязательно должны быть желтые, потому что в так в тумане лучше видно.
Далеко впереди горит красный огонек. Леша знает, что там — светофор на перекрестке с проспектом. Удивительно, что дорога, которая называется проспектом, гораздо короче этой, которая называется улицей. Пройти проспект пешком — нечего делать: от бассейна мореходного училища до набережной, всего-то, может, полчаса. А по улице за это время дойдешь разве что от дома до таксомоторного парка на площади. И это ведь даже не половина.
Осенью всегда зябко, поэтому нужно хорошенько завязать шарф и надвинуть шапку пониже, на глаза, чтобы не простудиться. Мама идет рядом, и каблуки ее осенних сапог негромко стучат. Леша старается широко ставить ноги, но ему всего восемь — через несколько метров он сбивается и снова на каждый мамин шаг у него получается два. У мамы черные кожаные перчатки, приятно пахнущие и удивительно мягкие на ощупь. Если бы не было так холодно, можно было бы снять свои, шерстяные, с дыркой в подкладке, куда постоянно проваливается палец, чтобы взять маму за руку и почувствовать прохладное прикосновение. Но Леша знает: руки сразу замерзнут, и тогда придется останавливаться, дышать в перчатки, чтобы они стали теплее, и снова надевать их. Но времени на это сейчас нет, ведь нехорошо заставлять ждать преподавательницу по английскому.
Целый день шел дождь, поэтому идти приходится быстро, но осторожно. Хоть на ногах и резиновые сапоги, глубокие лужи лучше обходить. Особенно после того, как Леша наступил на помойке на ржавый гвоздь, продырявил сапог и даже немного проткнул пятку. Пятка зажила быстро, а вот правый сапог стал иногда пропускать воду. Но выкидывать их не стали. Во-первых, новые попробуй еще найди, а во-вторых, эти сапоги были со вкладышами. Вообще, конечно, называть их «резиновые сапоги со вкладышами» — вселенская несправедливость! Ведь каждый нормальный парень знает, что вкладыши — это такие картинки в жвачках. Их можно копить, обменивать, в них можно играть во дворе или в школе. Когда Леша первый раз услышал, что новые резиновики будут со вкладышами, обрадовался необычайно. Но оказалось, что у взрослых вкладыши — это такие толстые теплые носки, которые идут в комплекте с сапогами.
Они уже прошли булочную, из которой вкусно пахло хлебом, и бакалейный, из которого невкусно пахло макаронами и крупами. Справа появились двухэтажные желтые промокшие домики. Говорили, что их построили после войны то ли пленные немцы, то ли пленные японцы, и что у них очень удачные планировки. Лешин одноклассник жил в одном таком доме. Ему повезло: во-первых, лестница в их подъезде вела сразу на второй этаж, где было всего две квартиры — у первых этажей был свой отдельный вход. Ну а во-вторых, из-за того, что стены в домах были толстые, у Антона в дверном проеме был приделан настоящий турник. Родители говорили, что в Лешиной квартире стены картонные, поэтому турник не выдержат, а выдержат только боксерскую грушу на гвозде. Груша с перчатками, конечно, тоже ничего, но ведь на физкультуре надо подтягиваться, а не боксировать. А как тут подтянешься, когда тренироваться негде?
Всю дорогу Леша надеялся, что туман не превратится в скучный мелкий дождь. Наоборот, ему хотелось, чтобы совсем ничего не было видно, как когда у бабушки в ванной вешаешь душ и открываешь на полную горячую воду, и все кругом наполняется паром. И туман словно чувствовал это, он клубился, приятно холодил щеки и нос, и не думал исчезать. Они свернули на перекрестке, и как всегда на том месте, когда надо было уже заходить в дом, воспоминания начинали блекнуть. Леша не помнил, как звали преподавательницу, в каком доме она жила — обычной пятиэтажке или двухэтажном с хорошими квартирами. Ждала ли его мама или уходила на время занятий в магазин. Угощали ли их чаем, если на улице было холодно. Кажется, ребят в группе было трое. Они учили слова по темам и готовили рассказы по картинкам: дом снаружи, дом внутри, отдельно прихожая, спальня, столовая. Когда мама проверяла задания, она всегда удивлялась, как много слов преподавательница дает учить второклассникам: черепица, карниз, конек печной трубы. И что было после занятий, по дороге домой? Ведь они всегда разговаривали о чем-то интересном, но о чем? Сейчас уже не вспомнить.
***
Туман — не такое уж редкое явление осенью, но первый раз он смотрит на него из окна пустой квартиры, в чужом городе, за сотни километров от дома, один.
Леша одним глотком допил остывший чай, поставил чашку и достал телефон.
— Привет, пап! — услышал он веселый голос в трубке.
— Привет, Бублик! — ответил Леша. — Как твои дела?
— Ну, ничего, нормально. Представляешь, у нас тут такой туман, я даже садик не вижу!
— Ого, а у нас тоже. Кстати, я слышал, что в тумане лучше всего видно не с обычным фонарем, а с желтым. Проверим, когда я приеду?
— Давай. А когда ты приедешь?
— Не знаю, надеюсь, что на следующей неделе. Нормально?
— Ага, ладно.
— Ну хорошо. Позови маму.
Леша пошел в комнату и лег на диван.
«Мама, там папа звонит. Когда он приедет, мы будем проверять, как светит в тумане желтый фонарь. Папа говорит, что желтый светит лучше, чем обычный, ты знала?» — услышал он в трубке и улыбнулся.
Московский туман за окном начал таять, превращаясь в привычный осенний питерский дождь.