Дурак на холме

Накануне Рождества

«Здравствуй, Наденька, дорогая моя сестричка!

Столько времени мы не виделись с тобою, не сосчитать. Как ты, как твое здоровье? Одевайся теплее, прошу тебя. Зима, как назло, никак лечь не может, все дожди да слякоть. Госпожа воспитатель говорит, что в такую погоду можно запросто простудиться и даже умереть от воспаления легких!

У меня все хорошо, слава Богу. Девочки в нашем классе добрые и отзывчивые, живем с ними душа в душу и помогаем друг другу. Если кому гостинцы пришлют, делим поровну между всеми. А недавно Анечке пришло ужасное известие, что умерла у нее тетя. Мы как узнали, сели рядом с ней и начали утешать. Так и проплакали все вместе, пока не пришло время отходить ко сну.

Знаю, что ты очень занята, но если будет у тебя отпуск, так ты приезжай, я скучаю. Мама и папа бывают у меня, да разве с ними обо всем говорить можно? Только тебе, душа моя ненаглядная, я всегда могу открыться.

Потому прошу твоего совета. Видишь ли, со мной приключилась удивительная история (только обещай, что родителям не скажешь, а сама смеяться над младшей сестрой не будешь). Перед Рождеством решили мы с девочками погадать на суженого. Пробрались ночью на первый этаж, в комнаты, где мешки с мукой стоят. Взяли с собой свечи, ковшик и зеркала. Сидим и дурачимся, потому что боязно, вдруг нечистая сила разгуляется?

А я одна первой решилась и села между зеркалами, зову. И ты представляешь, минуты не прошло, как увидела там молодого господина. Ходит вдалеке, но лицом не поворачивается, только профиль его видела, будто ищет что. Худой, а волосы длинные. Одет странно, вместо брюк какие-то шаровары синие, навроде мужицких. Рубашки не заметила, потому что сверху накинута была телогрейка. И вот смотрю я на него, пытаюсь лицо разглядеть, а Анечка влезла между зеркалами и тоже увидела, да как вскрикнет! Суженый мой повернулся было, я как закричу «Чур место сего!», все и пропало. Девочки тут подняли шум, стали друг у друга зеркала забирать, свечки жечь и воск в воду бросать, но никого больше не увидели.

Скажи, сестричка, родненькая, верить ли в то, что случилось, или все воображение мое разыгралось? Два дня уж прошло, а не могу забыть эту историю. Сейчас рассказала и даже легче стало на душе, но ты все равно напиши, что думаешь.

Ну вот, нам пора на уроки бежать, так что до свидания, Надюша, обнимаю тебя крепко и целую!

Пиши и обязательно приезжай!

Напиши родителям тоже, они спрашивают о тебе, расстраиваются, когда долго молчишь.

Твоя Катя».

***

Паша открыл тяжелую деревянную дверь и смачно ругнулся сквозь зубы. Было уже темно, машин на стоянке не было ни одной. Дождь, вперемежку со снегом, летел в лицо и за шиворот одновременно. Встав спиной к ветру, Паша натянул шапку на уши и накинул сверху капюшон. До остановки автобуса идти было минут двадцать, а там еще полчаса на метро. Засунув руки поглубже в карманы, он шел вдоль голубой, с темными подтеками и отвалившейся штукатуркой стены, когда вспомнил, что не отзвонился начальству. Пришлось расстегивать куртку и лезть во внутренний карман. Паша ругнулся еще раз.

— Андрей, это Паша. Вышел со Смольного три, все нормально там. Кто-то у второй стойки провода выдернул, уборщица может быть. Нет, не питание, сетевые. Я обратно повтыкал, проверил, вроде работает… Да точно работает, говорю же, проверил. Не знаю, кто выдернул. Посмотрите записи камер, у меня нет доступа. Короче, сейчас все работает.

— И это, вот еще. Больше в выходные меня не дергай никуда, я и так не высыпаюсь после смен. Не знаю, кто вместо. Вон, новенького подключай, как его? Дима? Ну пусть потрудится. Да потому что! Потому что мне от переработки уже бабы в серверной мерещатся. Какие бабы? Обычные, человеческие, живые такие бабы! Сидят, бубнят что-то. Что? Сам ты пьяный. Да пошел ты! Короче, еще один звонок на выходных — скажусь больным. Что? И больничный принесу! Что?! А кто будет вместо меня в ваших железках копаться? Ты? Ты в дверь не пролезешь! Ладно, извини. Но про выходные я серьезно. Все, после праздников увидимся. Да. Пока.

Пальцы на руке, которая держала телефон, уже окоченели, джинсы промокли насквозь. Чтоб еще хоть раз в выходной, да еще в такую погоду! И бабы эти там, в серверной. Он ведь запомнил, что они завывали, Андрею не стал говорить: «Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать!» Повторяют и повторяют, как заведенные, а откуда звук — непонятно. В зеркале, правда, мерцал какой-то огонек, он еще подумал, что парни поставили скрытую камеру. Но когда подошел посмотреть, кто-то как будто вскрикнул, и голоса пропали, а за зеркалом была пыль, безо всяких следов шпионского оборудования.

Проходя мимо Смольного собора, еле видном в водно-снежной мгле, Паша вспомнил, что сегодня Рождество. «О, праздник! Сварю пельменей и с пивком», — решил он, втянул голову в плечи и ускорил шаг.

В метро, в тепле Пашу разморило. Между станциями он отключался и даже видел сон. Когда поезд резко останавливался или ускорялся, Пашина голова дергалась, он просыпался, приоткрывал глаза и ошалело оглядывался по сторонам, пытаясь понять, когда выходить.

Снилась ему прабабка Катерина, которую он хоть и застал, но почти не помнил. Она укачивала маленького Пашку и шепеляво напевала «Суженый, ряженый, приходи ко мне на ужин». А потом наклонялась к нему, проверяя, уснул или нет, и шептала тихонько: «Похож, вроде. Хотя как знать, времени-то уж сколько прошло. А так — похож!».

***

Придя домой, Паша переоделся, закинул пельмени вариться и достал из холодильника пиво.

— Суженый, ряженый… Тьфу, блин, привязалось, — пробормотал он, открыл бутылку и сел перед телевизором.

После первого пива девичьи голоса стали тише. После второй бутылки они замолкли и больше никогда не беспокоили Пашу.