Две старые старушки

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ.

Одна старушка сказала:

— Жаль, все-таки, что ничего нельзя оставить на память о покойнике.

— Что ты имеешь в виду? — спросила другая старушка.

— Ну, скажем, руку там, ногу или нос…

— Но волосы же можно сохранить, или ногти?

— Да ну, это что, — сказала первая старушка. — Нет, я имею в виду что-нибудь такое цельное… ну, как бы это объяснить… да нет, все равно не положено.

— А почему не положено? — спросила вторая старушка.

— А по закону. Нельзя покойников на сувениры разбирать.

— Ах вот оно как, — сказала вторая старушка. — Вот не знала.

Тогда первая старушка рассказала, что в детстве у нее была собака и что однажды она замерзла, ночью, в саду. Та ночь выдалась очень холодной, а собаке где-то защемило пасть капканом, и она не могла лаять. Ее нашли на следующее утро, заледеневшую в камень. Отец хотел поднять ее, но уронил, и одно ухо откололось и отлетело в сторону.

— Когда промерзаешь насквозь, и очень быстро, то прямо в фарфор превращаешься, — сказала первая старушка.

— Ого, — сказала вторая.

— И мы это ухо оставили себе.

Старушки любили друг друга и готовы были друг для друга на все. Они чувствовали, что им осталось недолго, и сострадали той из них, которой придется остаться с пустыми руками, как они это называли.

Однажды ночью, в трескучий мороз, вторая старушка выскользнула из дому. Она разделась догола, сложила свои веши в сарае и уселась на перевернутое ведро на садовом столике.

Первая старушка нашла ее на следующее утро.

Горе ее было бесконечно. Она содрогалась от рыданий в своей поношенной меховой куртке. Она хотела погладить вторую старушку, но та с тяжелым стуком свалилась с ведра на стол, а со стола на землю.

И от нее откололось все: пальцы, уши, ноги по щиколотку.

Первая старушка отпрянула, но все же подобрала пару пальцев и сунула в карман.

Несколькими часами позже явился владелец похоронного бюро, краснолицый толстяк.

Его сопровождал молчаливый помощник.

— Холодно, — сказал владелец похоронного бюро. — Вот же ведь холодина!

Мужчины уложили мертвую старушку в гроб и принялись подбирать отбитые члены.

— Еще кое-чего не хватает, — сказал владелец похоронного бюро. — Пары пальцев недостает.

Вместе с помощником они ползали по саду, шарили в кустах и рылись в заледеневших отбросах.

— Ну вот что, — сказал наконец владелец похоронного бюро. — Закатились они куда-то. А может, и хорек утащил. Слыхали, небось, сейчас в этих местах страсть сколько хорьков расплодилось?

— Нет, не слыхала, — сказала старушка.

— Точно, — сказал владелец похоронного бюро. — Бандиты, одним словом бандиты. Просто ублюдки, если позволите употребить выражение. Прямо все подряд тащут. Однако, не пройдете ли в дом. Уж очень подмораживает. Охо-хо.

Старушка спрятала пальцы в пустую банку из-под варенья. С каждым месяцем они все больше сморщивались и желтели. Иногда ей нестерпимо хотелось достать их из банки и прижать к щеке. Но она сдерживалась. И все же ее не оставляло ощущение, что пальцы по-прежнему были неотъемлемой частью другой старушки, а остальное было просто невидимо и неподвижно сидело на каминной полке и глядело на нее.

— Все может быть, — говорила она. — А если это так, то ты меня сейчас слышишь. Здравствуй, лапочка.

Иногда она сожалела, что взяла два пальца и ни одного уха. Она так любила уши второй старушки. Многие годы напролет она нежно покусывала их и нашептывала в них: «Ах, как же я все-таки тебя люблю».