Люси вернулась в дом дяди в приподнятом настроении. Мисс Крофорд поможет ей получить законное наследство. Возможно, в эту самую минуту лорд Байрон думает о ней, размышляя, стоит ли ухаживать за девушкой, у которой нет приданого, но Люси уже не будет нищей, когда ей возвратят ее деньги. Сумма не такая большая, на которую мог бы надеяться пэр, но он всего лишь барон и не должен быть слишком привередливым.
Люси понимала, что глупо считать отцовское наследство до того, как оно попадет к ней в руки, или, по крайней мере, до того, как она услышит новости от стряпчего мисс Крофорд. Что касается лорда Байрона, он, вероятно, флиртовал с каждой молодой девушкой, встречавшейся на его пути, и не стоило строить иллюзий, что они увидятся снова. Несмотря на все это, было приятно окунуться в мир фантазий, и она не хотела запрещать себе делать это.
Люси никогда не задумывалась о том, какой будет ее жизнь, если она станет миссис Олсон. Она лишь полагала, что освободится от дяди и от миссис Квинс. Байрон — совсем другое дело. Люси легко представляла, как они оба, одетые по самой последней моде, едут в роскошном экипаже, посещают балы и парки развлечений. Она видела, как принимает гостей в их прекрасном доме, как к ней обращаются «леди Байрон». Она также представляла, как они будут проводить время наедине — прогулки, семейные обеды, вечера у камина.
К сожалению, за эти новые надежды надо было платить. Когда у нее появились новые мечты — не важно, сбудутся они или нет, — перспектива выйти замуж за мистера Олсона показалась Люси отвратительной. Как можно обещать перед лицом Господа быть связанной с ним навечно, если она его не любит? Это казалось ей безумием, еще большим, чем побег с Джонасом Моррисоном. Тот, по крайней мере, был симпатичным и обходительным. С ним она чувствовала себя умной и обаятельной. С мистером Олсоном она чувствовала… Трудно даже сказать, как она себя чувствовала. Никак.
До своего визита к мисс Крофорд Люси по настоянию дяди отправила мистеру Олсону записку, в которой объясняла свою невиновность и то, что произошло с лордом Байроном. Она излагала свои мысли как можно более холодно, но тем не менее оставляла надежду, что свадьба еще может состояться. Писать было тяжело, поскольку то, о чем она писала, было неправдой. Люси не могла поверить, что в самом деле хотела выйти за него замуж, хотя это было только вчера. Однако она понимала, что будет благоразумно не принимать сейчас никаких серьезных решений. Если Мэри Крофорд не удастся ничего сделать с завещанием, тогда и мистер Олсон сгодится. Неужели она настолько подлый человек, что оценивает возможности с такой корыстной точки зрения? Люси пришла к заключению, что это так. А какой еще у нее оставался выбор? Она должна выживать. Ей нужны еда, и одежда, и место, где можно преклонить голову. Никто ведь не осуждает нищего пэра, который женится на богатой. Почему же ее следует порицать?
Все ее мечты враз рассеялись, когда, спускаясь по лестнице, она услышала, как ее сладким голосом зовет миссис Квинс. Люси заготовила малоправдоподобную историю о том, будто вышла погулять, дабы прочистить голову, но миссис Квинс не стала спрашивать, где она была. Войдя в кухню, Люси увидела, что миссис Квинс стоит перед корзиной с продуктами и бутылкой кларета.
— Хочу, чтобы ты отнесла это мистеру Олсону на фабрику, — сказала она.
Люси смотрела на корзину, не в силах встретиться с взглядом выцветших глаз миссис Квинс, которые строго ее изучали.
— Может, не стоит?
Миссис Квинс не намеревалась слушать вздор. Она подбежала к Люси и схватила ее за подборок бледной рукой. Длинные пальцы держали цепко, причиняя боль.
— Дядя этого хочет.
Люси сделала шаг назад и попыталась высвободиться, но миссис Квинс притянула ее к себе и впилась ногтями в кожу:
— Пойдешь туда, куда я велю, и выйдешь за того, на кого я укажу.
Миссис Квинс отпустила ее. Люси отвернулась, зная, что у нее нет другого выхода, как тянуть время. Никаких скандалов, никаких конфликтов допускать нельзя.
Она кивнула, сделав вид, что покорилась:
— Хорошо.
Миссис Квинс удовлетворенно хмыкнула:
— И нечего было сопротивляться.
Люси взяла корзину и отправилась на фабрику, до которой идти было полчаса или около того. Стоял погожий, но довольно прохладный день. На Люси было длинное синее пальто, которое, но ее мнению, ей шло. Кроме всего прочего, оно было теплым, и Люси наслаждалась прогулкой. Она вышла через Францисканские ворота, перешла по пешеходному мосту и направилась по сельской дороге, которая вилась вдоль реки Лин, вышедшей из берегов из-за весеннего разлива. Люси миновала курган, который дети звали курганом эльфов, но сегодня дети здесь не играли.
До этого она бывала на фабрике всего один раз, с большой группой горожан. Фабрика тогда была еще пуста — не было ни станков, ни рабочих. Однако по этой дороге Люси гуляла не раз, наслаждаясь тишиной и покоем. Вдоль дороги размещались сельские дома, в которых когда-то кустари изготавливали большую часть чулочных изделий Ноттингема. Когда Люси только приехала в эти места, здесь кипела жизнь. Что-то увозилось, что-то привозилось, слышался постоянный шум вязальных станков. Она проходила мимо играющих на улице детей, мимо женщин, которые, сбившись в группы, чистили репу или были заняты рукоделием, мимо мужчин, раскуривавших трубки после трудового дня. Теперь все было иначе. В домах было темно и тихо. Если и попадались жители, то они сидели у своих домов неподвижно, провожая ее жадными, голодными взглядами, как волки, не решающиеся напасть на добычу.
Наконец Люси добралась до фабрики мистера Олсона, большого двухэтажного прямоугольного строения на каменном фундаменте, остальная часть была из некрашеного дерева. Из высокой трубы шел темный дым. На расстоянии пятидесяти футов был слышен шум десятка вязальных станков, — казалось, бесчисленные камешки ударялись о деревянный пол. Было слышно, как кашляли люди и плакал ребенок.
Люси никогда раньше не посещала работающую фабрику и не знала, как подобает себя вести. Следует ли постучать, как если бы это был частный дом, или можно войти, как в магазин? Ее сомнения разрешились, когда она увидела, что большие, будто в амбаре, двери открыты, и она вошла. Картина, которую она увидела, чуть не лишила ее чувств. Все пространство было занято вязальными станками высотой в рост человека, оснащенными двадцатью или более иглами и проволокой, куда быстрые руки вставляли шерсть. Так производились знаменитые чулочные изделия Ноттингемшира.
Люси испугал не масштаб производства и не количество станков, а главным образом мрачность фабрики. Немногочисленные окна располагались так высоко, что пропускали совсем немного дневного света. Его хватало, чтобы увидеть столбы пыли и частички шерсти, кружащиеся в воздухе, из-за чего все рабочие безостановочно кашляли. Люси стояла на пороге, но ее легкие уже забились. Потом она увидела самих рабочих: женщин, детей и стариков. Трое или четверо крупных мужчин расхаживали по цеху и следили за тем, чтобы рабочие не выбивались из темпа. Тот, кто сбивался, получал удар дубинкой о раму станка в качестве предупреждения. Люси увидела, как один надсмотрщик ударил старика по бедру, а другой — ребенка по спине.
Люси вскрикнула помимо воли, когда надсмотрщик ударил ребенка. Один из надсмотрщиков, высокий и непомерно толстый, средних лет, подошел к ней. Он был почти лысый, с остатками рыжих волос на затылке.
— Что такое? — спросил он. — Принесла мне поесть, мисс?
Люси распрямилась и вздернула подбородок:
— Я к мистеру Олсону.
Надсмотрщик улыбнулся, обнажив полный рот крепких желтых зубов:
— Всем девкам в графстве надо к нему. Человек тихий, но когда завелись деньги — дело другое, не так ли? Ну да ладно. Тебе нужен Олсон, иди за мной, я провожу.
Люси последовала за ним и сразу почувствовала, как у нее сжались легкие, будто ей заткнули рот толстой шерстяной тряпкой. Рабочие провожали ее взглядами. Она заметила что салфетка, которая прикрывала содержимое корзины, сбилась, и почувствовала, как десятки глаз уставились на открывшийся взорам хлеб. Маленький мальчик облизал губы.
— Дайте что-нибудь поесть, мисс, — попросил он.
Надсмотрщик ударил по раме его станка, и мальчик вернулся к работе.
В дальнем конце здания надсмотрщик постучал в единственную дверь в стене и открыл ее, не дожидаясь ответа. В комнате за большим столом сидел мистер Олсон и писал письмо. Несколько других писем обсыхали на столе, заваленном гроссбухами и раскрытыми книгами. За спиной мистера Олсона находилась дверь, через которую он мог входить и выходить, не пересекая здания фабрики, и большое окно, освещавшее контору дневным светом.
— Вот, барышня вас ищет, — сообщил надсмотрщик.
— Хорошо, пусть войдет, и закройте дверь. Не хватало, чтобы вся эта дрянь проникла сюда.
Надсмотрщик втолкнул ее в комнату и, сально ухмыльнувшись, плотно закрыл за собой дверь. Люси совсем не хотелось оставаться наедине с мистером Олсоном за закрытой дверью, но воздух в конторе был намного чище и света было гораздо больше.
— Мисс Деррик, — произнес мистер Олсон.
В его интонации было что-то новое. Это «что-то» нельзя было назвать удовольствием. Удовольствие не сочеталось с его характером. Тем не менее Люси уловила явное удовлетворение, и, кроме того, он смотрел на нее со вниманием, чего раньше за ним не водилось. На миг он даже показался ей привлекательным.
— Я знаю, вы заняты, — сказала Люси, чувствуя, как заливается краской, — поэтому принесла вам обед. — Фраза прозвучала натянуто и сухо.
Он взглянул на корзину, которую она поставила на стол:
— Очень мило. Не ожидал.
Люси попыталась улыбнуться, но у нее запершило в горле, и она оставила попытку.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал мистер Олсон, указывая на стул по другую сторону стола. — Хотя моя фабрика не самое подходящее место для молодой леди.
— Да, не очень радостное место, — сказала Люси, слыша доносившиеся сюда стук станков, отрывистый кашель и раздававшиеся время от времени удары, как она теперь понимала, дубинок надсмотрщиков.
Ей вспомнились слова отца о том, что фабрики — это болезнь на земле. Ей хотелось как можно скорее покинуть это место. Желание было острым, но она не знала, как сбежать, сохранив достоинство. Люси на секунду закрыла глаза и постаралась дышать ровно. Может, мистер Олсон и не заметит ее смятения.
Он не заметил.
— Это место, где работают, а не развлекаются, — с расстановкой сказал он, будто объясняя ребенку, что жизнь состоит не только из радостей.
Люси проглотила слюну, пытаясь побороть приступ тошноты.
— Но условия, в которых работают люди, ужасны.
— Чтобы фабрика приносила прибыль, — ответил мистер Олсон, — они должны быть такими. Такова природа фабрики. Я не в силах ее изменить, поэтому не понимаю, почему не воспользоваться и не заработать на этом.
Люси и в самом деле мало знала о коммерции. В мире много вещей, которые лучше скрывать, — война, рабство, эксплуатация. Если против них протестовать, они от этого не исчезнут. И все же, несмотря на все это, Люси не представляла, как можно обвенчаться с человеком, который предпочел заниматься тем, что любой чувствующий человек не может не считать злом. Одно дело принять положение, когда человек бессилен покончить со страданиями в мире, и совсем другое — извлекать прибыль из того, что делает людей несчастными.
Люси промолчала. Три года в доме дяди научили ее, что бесполезно спорить с человеком по вопросу, который противоречит его интересам. Через какое-то время она сказала:
— Надеюсь, вам нравится холодная курица.
— Нравится, — ответил он так серьезно, что было понятно, что ему в самом деле нравится холодная курица. — Но удовольствие от еды не может сравниться с удовольствием оттого, что ее принесли мне вы. Не скажу, что мне неприятна мысль о том, что мы с вами поженимся.
Люси не знала, что ответить. Обдумывая слова, которые могли бы помочь ей выйти из положения, она заметила, что что-то изменилось. Через мгновение она поняла, в чем дело. Тишина. Не было слышно стука вязальных станков. Слышались лишь приглушенные окрики надсмотрщиков и участившиеся удары дубинками.
— На сегодня работа окончена? — спросила Люси.
Мистер Олсон достал часы, проверил время и помрачнел. Он вскочил со своего места и, напрочь позабыв о Люси, настежь распахнул двери конторы. Комната тотчас наполнилась пылью, тишиной и жаром скученных тел.
— За работу, бунтовщики! — заорал один из надсмотрщиков.
Люси увидела, как рыжеволосый детина крикнул и ударил дубинкой по плечу ребенка не старше двенадцати лет, который сидел неподвижно, положив руки на колени. Дубинка опустилась с глухим звуком, но мальчик не шелохнулся. Никто из работников не пошевелился, не проронил ни слова и даже не повернул головы. Они сидели совершенно неподвижно, ряд за рядом, безмолвные и застывшие, как неживые. Немая толпа с остекленевшими глазами.
— Вы должны его остановить! — воскликнула Люси.
Она не верила своим глазам. Все было так странно. Какая жестокость! Она видела такое впервые, и ей хотелось бежать из этого чужого, враждебного места.
Мистер Олсон ее не слышал.
— Что здесь происходит? — резко спросил он.
Рабочие молчали. Вперед вышел надсмотрщик:
— Они вдруг прекратили работу. Без всякой причины. Все разом.
— Еще не рассветет, как я найду вам замену. Всем до единого! — крикнул мистер Олсон. — Не испытывайте моего терпения.
Ему никто не ответил. Где-то в глубине здания взлетела птица. Мистер Олсон, как ребенок, сжал руки в кулаки:
— Это все луддиты. Этих людей подговорили выступить против меня.
Люси подошла ближе. Одна из женщин вдруг резко повернула голову, как испуганная белка. Она посмотрела на Люси и открыла рот, но заговорила не сразу:
— Собирай листы.
Ужас, нараставший в душе Люси, достиг предела и поглотил ее всю. Слова, сказанные фабричной работницей, были страшны сами по себе, но напугали ее не только они. В темных углах здания было полно теней. Фабрика кишела пульсирующими призрачными существами наподобие того, что она видела, когда снимала проклятье с лорда Байрона. Эти существа тоже были сотканы из тьмы, но имели более четкие очертания. Она могла различить ноги, веретенообразные руки с тонкими, похожими на дымку, пальцами, дрожащие хвосты и открытые пасти, обнажавшие страшные торчащие зубы, которые рассеивались как дым. Все это можно было видеть, если смотреть, уголками глаз. Как только Люси взглянула на одно такое существо прямо, оно тотчас растворилось в тусклом свете. Однако Люси чувствовала, как они двигаются, пульсируют и колышатся, словно огромные скопления скользких кишащих личинок насекомых. Инстинктивно Люси поняла, что, кроме нее, никто не видит этих кошмарных существ. Что-то с ней произошло, и теперь она может видеть то, чего не видят другие. Вероятно, больше всего ее напугало, что эти создания, как она поняла, существовали всегда, они таились, наблюдали и пульсировали, но раньше она их, как и другие, не видела.
Непроизвольно Люси схватила мистера Олсона за руку, но он стряхнул ее, словно провинившуюся собачонку. Этот ненамеренно жестокий жест помог ей собраться с мыслями.
Еще одна работница, совсем девочка, тоже повернула голову.
— Вы должны собирать листы, — сказала она.
И темные существа стали корчиться, двигаться и прыгать по стропилам, порождая облако тьмы у Люси над головой.
Другие рабочие тоже заговорили.
— Собирай листы. Ты должна собрать листы, — снова и снова повторяли все пятьдесят рабочих, перебивая друг друга, их голоса слились в какофонию.
Все до единого работники фабрики прекратили работу, чтобы сообщить ей что-то очень и очень важное, а она понятия не имела, что это могло значить. Пока рабочие повторяли эти слова, темные существа кружились над их головами, двигаясь по часовой стрелке, образуя вихрь, который мог всосать их всех, поднять вверх и унести прочь.
— Полнейший вздор, — сказал мистер Олсон, обращаясь к ней, — но вздор, который придумали луддиты, и поэтому он опасен. Вы должны уйти. — Он нетерпеливо схватил ее за руку и открыл дверь в свою контору.
Люси бросила последний взгляд на рабочих, которые, как сумасшедшие, выкрикивали одни и те же фразы, словно в религиозном экстазе, и снова краем глаза увидела взбесившихся существ. Испытывая беспомощность и благодарность, она позволила мистеру Олсону увести себя. Люси вдохнула холодный воздух. Лес казался безопасным местом и манил ее. Люси гадала, нужна ли мистеру Олсону отдельная дверь из-за удобства или чтобы сбежать в случае восстания, как сейчас.
— Не бойтесь, — сказал мистер Олсон, — фабрика продолжит работу.
Мистер Олсон взглянул в ее сторону и захлопнул дверь без дальнейших церемоний. Люси стояла на холоде, не зная, что делать дальше. Наступившая вдруг тишина, неподвижный воздух, отсутствие хозяина темных существ — все это было странным и необъяснимым. Тишина казалась неестественной, как обвинение. Почему эти люди повторяли те же слова, что и лорд Байрон? Неужели эти создания в самом деле существуют? Неужели то и вправду была магия? Люси не хотела произносить это слово даже про себя. Как тогда, на постоялом дворе в Дартфорде, когда она увидела отца, стоявшего у камина, с залитым слезами лицом, она тотчас поняла, что мир вовсе не такой, каким она его себе представляла. Тогда она познала его печаль, сегодня — его темноту.
Люси забыла, что надо дышать, поэтому непроизвольно начала с жадностью глотать воздух.
Ничего другого не оставалось, как уйти с фабрики. В ней боролись страх и любопытство. Люси справилась со страхом и вернулась к открытым дверям фабрики. Подойдя ближе, она снова услышала тот же нестройный речитатив и шуршание кружащихся взбешенных существ.
Напуганная, но слишком заинтригованная, чтобы повернуть назад, Люси приблизилась к фасаду фабрики. Под ногами хрустел мусор и сухие листья. Она слышала, как где-то вдалеке ухала сова. Перебивающие друг друга голоса все повторяли те же самые слова, а когда она оказалась шагах в двадцати от открытой двери, вдруг смолкли. На секунду воцарилась полная тишина, затем застучал сначала один станок, потом еще один, кто-то начал громко кашлять, и фабрика заработала в полную силу. Люси подумала, что, если сделает еще шаг, работа снова остановится, распев возобновится, а тени опять придут в движение. Она была убеждена в этом, как ни в чем другом, но не хотела проверять, потому что боялась убедиться в своей правоте.
Люси прошла сто футов по тропинке. Заходящее солнце слепило глаза. Вдруг она увидела фигуру. Высокий, широкоплечий человек стоял прямо, не двигаясь. Лица она не видела из-за солнца, светящего прямо в глаза, но ей показалось, что человек смотрел на нее, что он ее ждал.
Люси остановилась. Она подумала, не вернуться ли на фабрику, но это было невыносимо. Она представила рабочих с безжизненными глазами и их монотонное песнопение. Люси не боялась этого человека. Возможно, он просто фермер или рабочий, возвращающийся домой. Может, он просто хочет снять шляпу и поприветствовать ее.
Фигура не двигалась. Люси ничего не видела и прикрыла глаза от солнца рукой, но это не помогло.
— Доброго дня, — осторожно сказал незнакомец.
Он шагнул навстречу. Движения скованные, ноги одеревенелые, но неестественно быстрые. Он был весь какой-то перекошенный, будто ноги и руки росли не из тех мест, что надо, и напоминал сотканных из теней существ, которых она видела на фабрике. Однако он не был омерзительным и бесформенным. Она видела перед собой хотя и расплывчатую, но все-таки фигуру человека, одетого в грубую одежду и державшего в руке массивный молот, каким разбивают все, что встречается на пути. Люси поняла, что это разрушитель станков. Луддит.
— Мисс Деррик… — сказал он низким глухим голосом, печальным, как звук медного рожка. Она затрепетала. — Мисс Деррик, вы должны собрать листы.
Отчасти от ужаса, отчасти в порыве гнева она нагнулась, зачерпнула пригоршню мягких мертвых листьев, оставшихся на земле с осени, и протянула их незнакомцу:
— Этого достаточно?
Он рассмеялся громко и хрипло:
— Вы неправильно поняли.
— Может, тогда объясните, что это значит? — спросила Люси. Она бросила листья и стряхнула грязь с рук. Она обретала уверенность, и это чувство ей нравилось: кем бы или чем бы ни был этот человек, он не похож на существо, созданное из пустоты и мрака. — Кто вы? Где листы, которые я должна собрать, и что с ними делать дальше?
Его лица по-прежнему не было видно, но Люси показалось, что он улыбнулся.
— Узнаете, когда придет время. Вы видели, что есть силы, которые не желают вам успеха. Надо подождать, пока вы не будете готовы. Вы еще не готовы.
— Тогда зачем вы велите мне делать то, к чему я еще не готова?
Загадочный человек наклонил голову. Ей показалось, что он снова улыбнулся, но она не была уверена.
— Поэтому готовьтесь. Ваши союзники уже готовятся. Вы видели фабрику и ужас, который она приносит. Что можно этому противопоставить?
Люси не ответила. От страха и смятения она потеряла дар речи. Незнакомец поклонился и исчез из поля зрения, растворился не в лесу, а в темноте, словно окутал себя тенью, как она окутала бы себя плащом. Люси не верила своим глазам и потом долго сомневалась, что видела это, но тени вокруг него были реальными и напоминали ступени лестницы или складки ткани. Незнакомец растворился в этих тенях, а Люси осталась одна в тишине, слышны были только шум ветра, щебетание птиц и ее собственное учащенное дыхание.