Двойник (СИ)

ДЕНЬ 2

На экране отобразился неизвестный номер, которого не было в списке контактов. Скорее всего, звонил кто-то из омского управления. Сезонов принял вызов:

— Слушаю.

— Валерий Игоревич, это Екатерина Владыкина, от полковника Селиванова. Вас не отвлекаю? Звоню по поводу сегодняшней встречи.

— Да, здравствуйте, что-то поменялось?

— Нет, хочу напомнить, что к половине десятого вас ждут по тому же адресу, на Ленина, где вчера были. Я за вами заеду в пятнадцать минут.

— Хорошо, понял, всего доброго.

— До встречи.

Ровно в четверть десятого подполковник спустился в холл первого этажа и сразу же увидел молодую женщину, которая сидела в зале ожидания в темном кресле у журнального столика. Увидев направляющегося к ней Сезонова, Екатерина поднялась и шагнула навстречу. Она была в той же длинной дубленке, а на голову надет теплый берет в тон зимней одежде. Из-под берета на лицо упали пряди темных волнистых волос. На подполковника внимательно смотрели широко посаженные карие глаза с приподнятыми уголками.

— Здравствуйте. Подполковник Сезонов, — встав напротив женщины, сказал он, слегка кивнув.

— Владыкина Екатерина Михайловна. Советник государственной гражданской службы первого класса. Очень приятно, — она протянула ему ладонь, тот пожал ее угловатую и крепкую кисть, словно у спортсменки. — Служебный автомобиль уже ожидает.

— Тогда пройдемте.

— Как быстро и ловко вы остановили его вчера, — Екатерина вспомнила историю с неудавшимся нападением пришельца на лейтенанта Калдыша.

— Нельзя ведь было ничего не предпринимать. — Сезонов на секунду остановился, открывая входные двери гостиницы и пропуская женщину вперед.

— Конечно. Но действовали вы так быстро и стремительно, будто казалось, что до сих пор служите в войсковой части, где часто проводится физическая подготовка. А насколько знаю, вы ведь в командном управлении?

— Да, довольно давно. Просто не растерял навыки.

Оба сели в черный «ауди», ожидавший их на выезде с парковки, и поехали уже знакомым Сезонову маршрутом.

— Пришелец вчера больше не выкидывал ничего странного и опасного? — спросил Владыкину подполковник.

— Нет, оставшиеся часы прошли без эксцессов. В центре вел себя спокойно. Ночь тоже выдалась обычной.

— Надеюсь, и наша с ним встреча пройдет в дружелюбной обстановке.

— Оборудовали специальную комнату для вашей беседы с ним. В помещении будет прослушка и камера, чтобы мы могли слышать и видеть всё, что вы и он говорите и делаете.

— Я буду с ним один на один?

— Да. Но не волнуйтесь. Он будет стеснен в движениях, так что не сможет причинить вам вред. За дверьми будут дежурить. Если что-то пойдет не так, любыми способами сообщите.

— Ясно. Какая моя основная задача?

— Действуйте своими методами, как посчитаете нужным. Так сказал полковник Селиванов. Узнать что-то конкретное в качестве цели сегодня мы не ставим. Для начала просто прощупать почву и понять, что может подтолкнуть пришельца к разговору. По мере закрепления успеха уже будем составлять линии поведения и добиваться результатов в общении. Вы нам сможете помочь.

— Почему вы так думаете? — Сезонов внимательно посмотрел на нее.

— Так сказал полковник. Он говорил о вас как своего рода специалисте в вопросах объяснения нечто невероятного, — сразу же ответила Екатерина.

Подполковник кивнул, молча глядя в окно. Новый вопрос Владыкиной заставил его развернуться к ней:

— Так свидетелем чего невероятного вы стали?

— Почти такого же, как и нынешний космический экземпляр, — осторожно сказал подполковник.

— То есть до этого вы также встречались с инопланетянами? — будто бы допытывалась женщина.

Сезонов мгновение помедлил, но не отвел глаз от ее лица, чтобы Владыкина не решила, будто он скрывает именно то, о чем она думает. Подполковник глубоко вдохнул и произнес:

— Не думаю, что я могу разговаривать с вами на эту тему. Сейчас для нас важно растормошить пришельца. Всё остальное, включая мои прежние заслуги, значения не имеет.

Они замолчали до самого прибытия в управление. На входе в здание их встретил Калдыш и провел в новое крыло на второй этаж. Лейтенант раскрыл перед Сезоновым двери в небольшой кабинет и пропустил внутрь. Посередине кабинета стояли два стола, за которыми сидели служащие, вставшие при входе подполковника. Один расположился за экраном монитора, где в четыре картинки с разных камер транслировалось одно помещение. Второй в спущенных на шею наушниках перед простым звуковым пультом настраивал колонки, стоявшие перед ним на столе. У дальней стены стоял электрический чайник с несколькими пластиковыми стаканчиками, открыта упаковка с чайными пакетиками, из канцелярского органайзера торчали ножик, линейка, несколько ручек и простых карандашей, рядом лежали чистые альбомные листы.

— Вы всегда носите его с собой? — вполголоса спросил Калдыш, опустив взгляд на поясные ножны Сезонова с торчащей из них ореховой рукоятью.

— К сожалению — или к счастью — да. После одного нехорошего случая много лет назад, — признался подполковник. — Снять, когда я пойду туда?

Он кивнул на прозрачное пуленепробиваемое стекло почти во всю стену напротив столов служащих. Смежным с кабинетом помещением оказалась допросная комната с единственным столом и двумя короткими скамейками по обе его стороны, квадратным окном, выходящим во двор, и светодиодной лампой под потолком. Сезонов увидел камеры на штативах, установленные в разных углах.

— Конечно, придется снять. В целях безопасности, — кивнула Владыкина.

— Можете сюда положить. — Калдыш подошел к сейфу, стоявшему у дальнего стола с канцелярскими принадлежностями и чайником. Сезонов снял с пояса чехол с ножом, лейтенант запер их в сейфе.

— Во времени вы не ограничены. Но каждые сорок минут делайте недолгий перерыв. Полковник Селиванов хотел присутствовать при вашей, надеюсь всё же, беседе с пришельцем. Когда он освободится, подойдет, — сказал Калдыш и повернулся в сторону служащих: — Всё готово?

— Так точно. В лучшем виде. Можно начинать, — ответили те.

— Отлично. Валерий Игоревич, приготовьтесь. Я пошел за пришельцем. Скоро вас позову. — Лейтенант вышел из кабинета.

Пара минут прошли в молчании. Служащие не заговаривали, следя за работой техники, и были предельно сосредоточены. Екатерина сидела на стуле и пила заваренный в своей принесенной кружке черный чай, поглядывая на Сезонова. Тот стоял в центре кабинета между столами техников, смотрел в стекло на комнату и думал, какую стратегию избрать. Он заранее так и не помыслил, с чего начать, чего добиваться и какую линию гнуть, о чем сейчас несколько жалел, но всё-таки надеялся на удачный случай и обстановку, которая, может быть, подскажет, что делать.

В кабинет вошел Калдыш и, приблизившись к звукотехнику, взял у него наушники и надел на голову. По ту сторону кабинета, в комнате, усиленный микрофонами, послышался лязг открываемого замка, и пара спецназовцев ввела в помещение пришельца. Он был одет в черные брюки и серую футболку. Его лицо не выражало ничего. Он был такой же высокий и крупный, как два бойца, и не пытался накинуться на них. Усадив инопланетянина, спецназовцы обернули его ноги ремнями и пристегнули к ножкам скамьи.

— В наручниках. — Сезонов обернулся на Владыкину.

— В целях безопасности военнослужащих и лиц гражданского персонала, — ответила та.

— Все отлично. Затянуто крепко. Проверено, — спецназовцы развернулись лицом к прозрачному стеклу и подняли большие пальцы. Благодаря микрофонам их было слышно, словно оба находились в одном помещении с Сезоновым и омскими служащими.

Пришелец, склонившись над столом и сложив на нем руки, медленно развернул голову в сторону кабинета. То же ничего не выражающее, безрадостное выражение на лице, покрытом молодой темной щетиной. Какой же он пришелец… Человек, внешне самый настоящий!

Спецназовцы покинули комнату. Пришелец остался один. Он молча оглядывал помещение. Опустив микрофон, Калдыш обратился к Сезонову:

— Валерий Игоревич, можете проходить — соседняя с этим кабинетом дверь. Вот вам наушник, в него встроен микрофон, — лейтенант протянул Сезонову светлую бусинку наушника. Тот взял его и вставил в ухо. — Удачи, товарищ подполковник.

— Спасибо. Удачи нам всем.

— Помните: в любой, тем более непонятной, ситуации лучше покинуть комнату. Наши люди будут напротив. Выскочат на раз.

— Хорошо.

Сезонов вышел из кабинета и помедлил у дверей, ведущих к пришельцу. Собравшись, он повернул ручку, толкнул дверь и вошел.

Пришелец будто что-то разглядывал в столешнице и даже не поднял голову.

Подполковник посмотрел в сторону на место стекла в стене и увидел зеркальную тонировку.

— Вы нас не видите, но мы вас видим, — тут же прозвучал в ухе голос Калдыша.

— Я понял, — произнес Сезонов, медленно шагнув к столу. Он осторожно, без резких движений сел на один край свободной скамьи и выпрямился, держа с пришельцем дистанцию. Наконец можно рассмотреть его внимательней и ближе.

Крупный скелет, широкие плечи, развитые мышцы — будто спортсмен, атлет. Сильные руки сцеплены на столе в замок. На лицо падают волосы, скрывают взгляд. Может, прямо сейчас этот человекоподобный инопланетянин мыслит, как бы схватить подполковника и свернуть ему шею? Но тот надеялся на свою быструю реакцию и в немалой степени — на свою силу.

Секунды шли. Голос Калдыша в ухе молчал. Пришелец не менял позы. Сезонов внимательно и беззастенчиво, с любопытством разглядывал его.

Он знает, что космический гость понимает русский язык. И инопланетянин знает, что этот факт известен незнакомому ему военному. Пока это единственное, в чем Сезонов уверен.

Неизвестно, поддается ли правилам психологии, которые работают с людьми, поведение пришельца, выглядевшего в точности как землянин. Сезонов решил не начинать действовать негласным протоколом допроса, а просто присматривался к сидевшему напротив, не изучал, но ловил во внешности то, что уверило бы: перед ним — космическая раса. Однако он видел перед собой образ и подобие человека-землянина. Лишь собственные слова самого пришельца смогут подтвердить или опровергнуть его, офицера, идеи и вымыслы. Но космический гость не шевелил губами. Подполковник не хотел играть с ним в «молчанку», но и не знал, как разговорить. Не знал, с чего начать разговор, какой задать вопрос, да так верно, чтобы пришелец начал открываться. О чем землянин, разумные предки которого заселили планету более двух миллионов лет назад, может поговорить с внезапным межгалактическим визитером?

Как вариант, друг про друга или про иные вселенские разумы, помимо их существующие.

Идея пришла мгновенно.

Сезонов молча встал и повернул лицо к стеклу, успев поймать на себе изменившийся взгляд инопланетянина, проскользнувший под упавшей на лоб челкой.

— Что-то случилось? — послышался в наушнике голос Калдыша.

— Мне нужен лист бумаги и карандаш. Или ручка, — сказал лейтенанту Сезонов.

Тот не удивился его просьбе, не стал расспрашивать. Подполковник некоторое время постоял возле дверей, прислушиваясь к шорохам за спиной. Но было тихо: пришелец действительно не двигался с места и будто бы даже не дышал.

Дверная ручка провернулась, на пороге оказался Калдыш и протянул Сезонову пару альбомных листов и наточенный простой карандаш.

— Спасибо, — подполковник кивнул и, когда дверь за лейтенантом закрылась, вновь сел за стол напротив инопланетянина.

«Я, конечно, не художник, но очень сильно постараюсь», — подумал Сезонов, следуя карандашным грифелем по белому листу, воспроизводя на бумаге ярославское чудовище из своих далеко не приятных жизненных воспоминаний. Он не поднимал глаз на пришельца, уверенный, что тот и так наблюдает за ним. Его рисунок, скорее всего, может, и не так четко и ясно, видят находящиеся через стенку омичи — смотрят на экран монитора, куда камеры транслируют с разных ракурсов, как он пытается изобразить незнакомое им нечто. Голос Калдыша в наушнике молчал.

Когда через минуту существо оказалось на бумаге, с большими глазами, цепкими лапами, длинным хвостом, в целом похожее, Сезонов развернул рисунок к космическому гостю и пальцами подтолкнул лист ближе к нему, ясно и четко задав вопрос:

— Знаете, кто это?

Он не надеялся, что этот пришелец, который сидит перед ним, знает о том, что на бумаге. Он лишь попытался ступить шаг по одному плану, скорее безнадежному. Просто случайно предположил: может быть, эти с виду разные пришельцы — из одного мира.

Его ждал внезапный успех.

Недолго всматриваясь в рисунок, опустив лицо, инопланетянин нагнул голову, кивая.

— Каа́лы.

Он заговорил. Дал короткий и ясный ответ. Подполковник не мог поверить в удачу. Ему не почудилось: негромкий низковатый голос пришельца, произнесший чисто и ровно, но непонятное слово.

— Коалы? — Сезонов подумал, что ослышался, поверив, что космический гость назвал пушистого зверька из Австралии. Инопланетянин помотал головой и произнес по буквам русского алфавита.

— На вашем языке они произносятся так. Очень долго было подбирать транскрипцию. — («Да он еще и филолог! И такие, кажется, для него сложные слова знает: „произносятся“, „транскрипция“. Удивительный субъект!») — Дикие и чудовищные звери с такими развитыми рефлексами, групповыми и индивидуальными инстинктами, что порой считают, точно у них есть разум, причинно-следственные цепочки, логические связи в голове. Но по мне они просто паршивые животные, которых пора истребить.

Пришелец смотрел на рисунок, не поднимая на подполковника глаз. А тот изумленно смотрел на космического гостя, вслушиваясь в каждое слово, пытаясь уловить хоть что-то, какие-нибудь акцентные помехи, что угодно, что бы выдало во внешне человеке хотя бы иностранца, не говоря уже о неземной расе. Пришелец говорил без запинки, с интонацией, приятным низким тембром. Сезонов был не просто удивлен, но восхищен: услышать от инопланетянина сразу несколько смысловых взаимосвязанных и логичных, правильно выстроенных предложений по всем правилам русского языка — нечто, приравненное к чуду!

— Кошмар какой, — промычал Сезонов, воскрешая в памяти те немногие встречи с тварями в Ярославле, задав новый вопрос: — И они где обитают, как живут?

Подполковник понял, что ухватился за ниточку, которую теперь ни за что нельзя отпускать и терять из виду, а только следовать по ней и собирать все тайны происхождения пришельца, сидевшего напротив, в клубок. Он не мог, не должен и не хотел оставлять эту линию разговора, не должен был давать пришельцу вновь замкнуться, замолчать.

— Дикие они. Вдали от народа, от поселений. В местах непроходимых или там, где можно заманить в ловушку: окружить и сожрать. Мигрируют с места на место. Ночные звери. Днем выползают, если подыхать собрались от ран или старости, или большая пасмурность, так что светил не видно из-за туч и осадков. — («Ночные — как и понял о них то немногое, что успел приметить, капитан Багров.») — Провоцировать их нельзя: накидываются, только когда против себя почувствуют реальную опасность. Ненавистники шумного и резкого. Молодую особь еще можно одолеть, но одну и то с трудом. А если взрослый, если два, три, стая накинется — конец конечный. Откуда вам о них известно?

Инопланетянин наконец поднял голову. Лицо расслабленное, но в глазах — подозрение, сомнение. Сезонов понял: это первое проявление интереса со стороны пришельца к землянину. И этим первопроходцем в завязывающихся отношениях между двумя внешне схожими расами с разных планет (и, может, даже вселенных) стал именно он, подполковник. Добился контакта с внеземным разумом. Ну, это он с Ярославля научился.

— Не так давно я встречался с ними, видел живьем.

Пришлось открыть правду — лишь бы не дать пришельцу замолчать. Омичам это слышать совершенно нежелательно, но ничего: перед теми, кто следит за ним в кабинете, будет поставлено жесткое веление впредь не упоминать данной темы и не пытаться выведать ответы на возникшие вопросы.

Пришелец молчал, разглядывая подполковника. Не верил, что землянин видел существо? Нужно срочно продолжать беседу-допрос, не давать не говорить!

— Получается, что и вам они известны, — осторожно заметил Сезонов.

— Они из моего мира.

Это уже интересно. То есть в одной чужой вселенной существуют две расы — или два вида (как минимум): человекоподобные — и страшилища. Это как на Земле четыре царства, сотни и тысячи видов, семейств, родов и так далее. Это как землянин и собака — оба на одной планете. В том, другом, неизвестном мире, откуда пришелец, есть разумный вид (из которых он сам), а есть фантастические твари, которые могут сожрать автомобиль производства АвтоВАЗа.

Сезонов хотел перейти к главному вопросу — об имени и роде космического гостя, но боялся раньше времени спугнуть его, едва разговорившегося после стольких трудных недель тщетной обработки силовыми структурами.

— Их впервые заметили на нашей планете год назад. Точно известно о двоих. До сих пор проводятся поиски таких же новых возможных существ, которые могли остаться незамеченными в прошлый раз.

— Может, у вас этих тварей только две и будет.

— Почему вы так говорите?

— За мной охотилась парочка таких паршивцев. Как раз год назад. Помчались за мной, когда я от них удирал. На Запретных Территориях. Они канули в пещерной пропасти, куда чуть не сорвался и я. Вокруг тех мест ходят различные легенды, мол, там сосредоточены проклятия всего мира и кто пропадет в тех местах, тот не вернется. Будто исчезает, насовсем и навсегда.

Теперь Сезонов был не в силах произнести хоть слово и разговорить требовалось уже его. Он всматривался в нарисованные глаза существа на бумаге, задумчиво потирал пальцами подбородок и стучал карандашом по столу, отбивая бессмысленный такт.

Так. Двойная доза информации. Первая, чуть менее удивительная: время идет в двух мирах — на Земле и у пришельца — одинаково: раз год назад он удирал от тварей и год же назад последние появились на Земле, пропав в своем мире. Вторая, во много более раз невероятная: странное и бредовое предположение, которое тем не менее сойдет за правду при нынешних известных обстоятельствах — если допустить, что фантастический ореол проклятий вокруг запретных мест в мире пришельца на деле реален, то те твари, упав в пропасть, сгинули у себя потому, что переместились… к нам. Некая необъяснимая связь между мирами. Там уродцы перестали существовать — и появились здесь. Вот тебе и портал в лесах у Волги, о котором говорил Багров. Что-то и почему-то произошло именно в тот миг — каким-то необъяснимым образом «расщёлкнулась» связь между мирами космического гостя и Земли.

Ненаучно. Ни разу. Даже на бред не похоже, даже на психиатрию не тянет. Всё гораздо тяжелее и запутаннее. И вряд ли с этим до конца можно будет разобраться. Теория связи разных миров и вселенных слишком невероятна и сложна, чтобы быть доказанной, чтобы вообще иметь право существовать! Но не доказательство ли тому ярославские твари, не этот ли пришелец? С животными чуть более ясно: таких на планете в нынешнюю эпоху отродясь не водилось, они точно с левых берегов. А этот, что сидит напротив за столом, выглядит и говорит как человек. Вот с ним сомнения могут произойти. Может перед ним — настоящий, выживший солдат Саша Креплов, на самом деле потерявший память, у которого случился срыв из-за увиденного на военной операции и он, закрывшись от страшной реальности, придумал собственный мир, сделав сам себя в нем уникальным?

Сезонов, быстро подняв глаза на пришельца, всё-таки задал вопрос, который временно оттягивал. Сил ждать уже не было.

— Как ваше имя на языке вашего мира? — подполковник перестал стучать карандашом, отложив его в сторону.

Пришелец ответил. Несколько растягивая слова, мало того что с неизвестным акцентом, так еще на странном наречии, отдаленно напоминающем речь африканских племен, живущих вне современной цивилизации. Тут же он переключился на русский и пояснил:

— Ягосор Акили Тофиа. Наследный гран Галактиона третьей очереди. Первое — фамильное имя моего рода и мое собственное. Коротко я предпочитаю Яго. Гран по-вашему «князь». Галактион — мой мир, моя планета, мой правящий дом, моя отчизна. Были мои. Дело не в том, что я теперь здесь. А что моего дома нет. Его захватили. На нас напали. Другой, вражеский, род. Убили дядю и тетю — правителей, моих родителей и близких мне людей.

Ясно. В его жизнь, жизнь Ягосора, Яго, галактионца, некогда пришла чудовищная трагедия. Гибель его семьи и целого царства, захват территории, подчинение и, наверно, уничтожение всего, что напоминало о прежних властителях Галактиона. Когда произошли эти страшные события? Давно ли, незадолго до появления Яго на Земле? Как ему удалось выжить, как он сбежал, был ли пленен? Ответы на эти и многие другие сопряженные вопросы еще предстоит выяснить, обязательно выяснить. Но несколько позже.

— А кто вы? — Сезонов услышал обращенный в его сторону вопрос, чему сильно удивился.

— Подполковник Сезонов. Не отсюда, из другого города.

— Точно из другого. Всех здешних я уже на лицо запомнил.

— Почему не разговаривали с местными?

— Устал.

— От чего?

— От них.

— А чем я отличаюсь, что вы заговорили со мной?

— Вы смогли меня остановить. Один. — (Сезонов понял, что пришелец говорит о вчерашнем случае во внутреннем дворе управления.) — Воин особого подразделения?

— Хм, ну… можно сказать и так.

— Я знаю, что вы, как и все, кто видел меня, не верите, что я не с вашей планеты, — произнес Яго. Он выпрямился и обратил лицо на Сезонова, открыв тому свой вдруг оживший взгляд. Расслабленные руки, скованные наручниками, покоились на столе — было непохоже, что браслеты доставляли ему дискомфорт и чтобы галактионец готовился наброситься на подполковника и схватить его.

— Это правда. — Сезонов кивнул. — Правда, что невероятным образом вы выглядите в точности как каждый житель Земли. На вашей планете больше вашей расы, разумных… существ, или таких, как каалы?

— Вы знаете, как называется наш род? — Яго озадаченно посмотрел на подполковника, чем озадачил и его самого.

— Не совсем понял. — Сезонов мотнул головой.

— Наш род — ра́сы, так мы зовемся. Я сам — рас, — галактионец развернул пальцы на себя, указывая в грудь.

— На нашей планете расой называют, скажем так, популяции людей, проживающие на разных территориях, — объяснил подполковник. — Встречаются разные представители, разных рас на Земле. Вы, расы, различны чем-то или схожи?

— В целом внешне одинаковы. Кто-то темнее, кто-то светлее. Череп разный может быть. Зависит от места проживания, образа жизни, много от чего.

Оба замолчали, глядя друг на друга. Сезонова жгло от тоскливого понимания, что прямо сейчас, за сегодня он физически не сумеет излить на галактионца всё то бескрайнее море вопросов, которые уже накопились за последние полторы минуты общения и которые мочи нет как хочется выяснить.

— Возвращаясь к вопросу о том, что вы похожи на нас, людей… — осторожно начал подполковник. — Я читал материалы по вам. Ваш организм такой же, как у землян. Те же защитные органические реакции. Но — ваша кровь…

— Для медиков это был сюрприз, — согласно кивнул, ухмыльнувшись, Яго и, выставив одну ладонь в сторону Сезонова, поиграл пальцами, будто просил что-то дать, вложить в руку: — Есть что-то колющее, режущее? У меня был свой клинок, его отобрали.

— Валерий Игоревич, не ведитесь! — тут же отреагировал Калдыш. Подполковник бросил короткий взгляд в зеркало и посмотрел на Ягосора:

— Хотите себе членовредительствовать?

— Чтобы доказать вам то, в чем вы сомневаетесь, — ровно произнес галактионец. — Просто это единственный очевидный аргумент в моем багаже, доказывающий и подтверждающий, что я нездешний. Речь-то выдумать можно. А цвет крови не подделать.

— Последние результаты обследования показывают, что цвет вашей крови изменился.

— Вот и проверим, навсегда ли.

Сезонов вновь развернулся к тонированному зеркалу и молчаливым, упертым взглядом всматривался в свое отражение, надеясь на то, что со стороны кабинета это выглядит так, будто он сурово смотрит на омских служащих.

— Товарищ подполковник, — в ухе внезапно прозвучал голос Владыкиной. — Я уверенно заявляю, что его кровь действительно отлична по цвету, иссиня-черная. Я сама видела ее, когда мне вручали результаты. Ни в коем случае никому из нас не надо, чтобы он нам что-то доказывал и прямо сейчас, когда едва разговорился.

— Товарищ подполковник, — мгновения спустя в наушнике заговорил уже голос Калдыша. — Поскольку полковник Селиванов возложил на меня ответственность за проведение этой встречи, я отвечаю за безопасность вас и пришельца в том числе и отклоняю запрос.

— Но вы сами слышали, что это не я попросил его наносить себе раны. Я всё прекрасно понимаю. Просто жду вашего ответа, чтобы передать его… Ягосору, Акили, Тофиа.

Сезонов попытался повторить вслух имя галактионца и, кажется, получилось, потому что тот не сделал замечаний, если вообще хотел поправить.

— Специальными правилами установлено, что любые действия, направленные на какие бы то ни было операции с его организмом в целях медицинского обследования и изучения, производятся только в соответствующих медицинских организациях только теми людьми, которые имеют медицинские опыт и квалификацию. От имени полковника Селиванова я не даю этому Яго и вам разрешение. Вы же понимаете — он может и не вас даже, а себя тут же зарезать, пустить кровь из вен, и всё под предлогом демонстрации своего внеземного происхождения! — Калдыш говорил настолько яро и убедительно, что казалось, будто он самый главный в местном управлении.

— Всё я предвижу, товарищ старший лейтенант, — произнес Сезонов. — Просто и в том числе понимаю, что ему незачем это делать — то, какую версию событий вы озвучили.

— У него погибла семья и у него отняли дом. Думаете, после этого у него есть резон жить? Тем более он остался один на другой планете, на нашей. Даже в иной реальности, как оказалось.

— Я смотрю на него и понимаю, что он не тот, кто бы это сделал.

— Откуда вам знать?!

— Просто чувствую на уровне интуиции. Слабое заверение, почти никакое, понимаю, но тем не менее.

— Ладно, Валерий Игоревич. Оставляем вопрос закрытым и выясненным. Продолжайте. Разговор мы пишем, каждую секунду.

— Конечно. — Сезонов отвернулся от зеркала и посмотрел на Яго. Выражение лица у того не поменялось: сидел прямо и в спокойном ожидании, без тени тревоги смотрел на подполковника.

— Не трудно было бы уделить некоторое время на беседу со мной? — напрямую, мягко и осторожно спросил Сезонов.

— Попробую, — галактионец пожал плечами. — Мне некуда спешить.

Подполковник положил перед ним карандаш и перевернул лист с нарисованным чудовищем чистой стороной.

— Можете написать буквы вашего родного языка и соотнести их с буквами и звуками русского алфавита?

— Без проблем. — Ягосор положил одну кисть на другую и правой рукой стал в два столбика выводить символы. Это заняло менее пяти минут.

— Верно вы подумали, товарищ подполковник. Культура его народа. Знать, на каком наречии они общаются, — негромко произнес Калдыш.

Сезонов наблюдал, как галактионец писал знакомые и нет буквы, и из потока хаотичных мыслей, кружащих в голове как пчелиный рой, пытался вырвать хотя бы любую случайную, чтобы развернуть ее в новую часть беседы. Он не чувствовал усталости, нет, наоборот — поймал некий азарт, открыл в себе второе дыхание, нацелился на мировой рекорд провести без передышки в закрытом помещении максимальное количество часов и выяснить всё невероятное.

Ягосор отложил карандаш и пальцами сдвинул исписанный лист в сторону Сезонова. Тот взял его в руки и пробежал глазами, искренне удивившись. В алфавите расов имелось полтора десятка символов-звуков, а их двойные сочетания, которые Яго выписал все, заполнив альбомный лист и не оставив на нем свободного места, в переложение на русские значения являлись буквами. Напротив каждого короткого сочетания стояла русскоязычная транскрипция звукопроизношения и русский буквенный символ.

Отсюда следовало два момента. Первый — подтверждающий некий гениальный хваткий принцип работы мозга галактионца, который ускоренно переводил и конструировал звуки и буквы между своей и русской азбуками. И второй — Яго обладает скорописанием. Запишем в копилку: силен, адаптирован к незнакомым ранее языкам, обладает навыками вождения колесного транспорта и теперь демонстрирует умения скорой текстовой записи (не стенографист, конечно, но почему бы и не научить в будущем? Хотя какое у пришельца будущее, Сезонов еще знать не мог).

— Расскажите, как с вами обращаются.

— Провокация? — Яго усмехнулся и с намеком посмотрел в сторону стекла.

— От ваших ответов ничего не будет зависеть. Отношение к вам в худшую сторону не поменяется. Я прослежу.

— Я вам почему-то верю.

— Мне это приятно. Значит, наши разговоры будут конструктивны и честны. — Сезонов кивнул, расслабляясь. Что ж, кажется за короткое время он успел добиться важного результата и расположить к себе толстокожего в эмоциональном и психологическом плане пришельца.

Прояснилось следующее: Ягосор уже много недель живет в одном просторном кабинете управления, откуда вынесли большую часть предметов служебной и деловой обстановки, оставив стол и стул, принеся постельные принадлежности и раскладушку, чтобы пришельцу было где спать. К нему ни в Новосибирске, ни здесь, в Омске, как он сам считает, не относились и не относятся как к заключенному или опытному экспериментальному объекту. Да, он ограничен и несвободен в передвижениях, общении, действиях, но, по его выражению, старается понять местный народ: мол, так надо, так здесь, на планете, делают — ограждают непонятных новеньких от общества, чтобы не навредить (хотя большой вопрос, чье на кого влияние быстрее пагубно скажется).

Кормят его трижды в день. В еде инопланетный гость неприхотлив: ест то, что дают. Никакой отрицательной реакции со стороны организма, не воспитанного на чужой здесь для него пище, «земная» еда любой гастрономической кухни не вызывает. Первые дни пребывания на планете Яго питался плохо, почти ничего не ел, поскольку подозрительно относился ко всему, что ему подносят в тарелках и стаканах; некоторые блюда он вообще никогда не видел и не пробовал. Но голод и мышечная слабость взяли свое, он решил распробовать всё, что ему приносили. Вскоре обнаружилось, что он охотно питается любым съестным и в целом готов потреблять одни и те же блюда и напитки несколько дней кряду.

Одеждой его обеспечивают за счет бюджета управления: финансовый план на последний квартал года пришлось несущественно, но подкорректировать. На Ягосора приобрели три комплекта одинаковой одежды осенне-зимнего сезона. Мозг пришельца был удивительно мобилен и быстро подстраивался под реалии новой жизни, поэтому Яго еще в Новосибирске быстро перестал бояться и раздражаться от новых для него звуков и предметов окружающего, в считанные дни научившись пользоваться практически всеми благами современного человечества: от электрического чайника до транспортного средства. Не ясно, насколько законы физики отличны и разнились на Земле и Галактионе, однако все природные явления в этом мире инопланетный гость воспринимает как должное и естественное здесь, где ему суждено пробыть неизвестно сколько — может, даже навсегда.

Почти каждый день Яго подвергается, что называется, исследованиям. В центре медицины ему назначают одни и те же анализы, он сдает одни и те же нормативы, его направляют на одни и те же обследования. Параметры и объемы, которые требуется достичь, постоянно корректируют и наблюдают, как изменяется тело галактионца, его организм, реакции на раздражители и перемены. Регистрируют причинно-следственные, зависимые связи, отсутствие таковых, фиксируют постоянства или нестыковки в полученных данных. Как выяснил Сезонов, послушав Ягосора и ознакомившись с медицинской карточкой галактионца, по всему выходит, что он действительно неотличим от представителя человеческого рода. Исключительное отличие от землянина ему даруют темные кровяные тельца и клетки, которые невероятным и пока необъяснимым образом хамелеонят, когда галактионец оказался на планете иной звездной системы с другим атмосферным давлением и воздушно-газовым составом.

Выслушав достаточно длинную, но не монотонную речь Ягосора, Сезонов обратил лицо к зеркальной поверхности и приподнял бровь, зная, что служащие увидели его взгляд и, надеясь, истрактовали верно: мол, что, правду всю сказал ваш галактионец, не соврал нигде, не приукрасил?

— Надо перерыв устроить, Валерий Игоревич. Пора, — произнес голос Калдыша в наушнике. — Сейчас к вам придут спецы, заберут его на отдых.

— Понял, — сказал подполковник и развернулся к Яго: — Сейчас сделаем перерыв. После продолжим еще, вы готовы?

— Я хоть сейчас готов. Но понимаю, что наговорил тут достаточно, чтобы дать вам время прийти в себя после услышанного.

Галактионец дернул уголком губ, при этом глаза у него были прищурены.

— Приятно слышать, что желаете беседовать, — кивнул Сезонов.

— Я неделями не говорил, а тут такой повод язык разболтать, — хмыкнул Яго.

— Какой повод? До этого с вами тоже пытались наладить диалог. Это был ваш выбор, что вы избрали тактику молчания, а мне решили открыться. При этом вас сейчас слышат и другие, еще четыре человека за стенкой.

— В лицо им неприятно смотреть. Вы иной.

Сезонов не понял, что галактионец имел в виду, а сам Яго не продолжил. Двери позади подполковника открылись.

Сезонов сам не заметил, как при разговоре с галактионцем сидел к нему в открытой и доверительной позе, склонившись к столу, вопреки наказам о безопасном поведении, а Калдыш даже не предостерег его в микрофон — видно, лейтенант сам оказался под гипнотическим воздействием пришельца. Вошедшие спецназовцы, с обеих сторон подойдя к пришельцу, отстегнули ножные ремни, требовательно, но не грубо схватили под локти. Сезонов поднялся вместе с Яго и пропустил военных с галактионцем вперед, успев поймать на себе сложно трактуемый взгляд, которым одарил его инопланетный гость.

Выйдя в коридор вслед за спецназовцами, подполковник наткнулся на ожидавшего у комнаты Селиванова. Тот, пышущий нетерпением узнать о впечатлениях Сезонова от близкого контакта с пришельцем, смотрел на московского сослуживца.

— Валерий Игоревич, вы какой-то волшебник, чес-слово. Разговорили этого молчуна, как вам удалось?

— Вы слышали разговор? С какого момента? — Сезонов посмотрел в спину полковнику, который, обогнув его, вошел в комнату и взял со стола карандашный рисунок.

— Буквально минут десять, может четверть часа назад зашел понаблюдать — и увидел, услышал большие успехи, — негромко произнес Селиванов, внимательно разглядывая рисунок инопланетного зверя. Секунды спустя он развернулся к Сезонову, помахав листом: — Приобщу к материалам, если вы не возражаете.

Полковник перевел взгляд на тонированное стекло, будто прошил тяжелым взором, чтобы всем четырем сотрудникам управления по ту сторону стены стало предельно ясно, насколько важен этот рисунок. Раз уж так сложилось, раз на камерах они увидели нарисованную на листе щетинисто-пластинчатую зверюгу совершенно не с планеты Земля, придется приоткрыть перед ними небольшую завесу военной тайны.

Селиванов вышел из комнаты, обставленной камерами, закрыл дверь и пригласительным жестом указал Сезонову в кабинет. Их как ждали: техники и военные устремили на старших офицеров молчаливо-вопросительный взгляд, готовые услышать нечто вроде введения в курс «Что за животные с карандашного рисунка». Они будто поняли, что с большой долей вероятности речь пойдет о страшном хвостатом чудище с наброска подполковника.

— Итак. Уважаемые товарищи присутствующие, — полковник понизил голос, оставшись стоять спиной к входной двери и зрительно убедившись, что в кабинете осталось лишь шестеро, включая его самого. Техники, сидя на вращающихся компьютерных креслах, развернулись лицом к Селиванову, сложив руки на подлокотниках. Владыкина стояла рядом с Калдышем у стола. Сезонов шагнул к сейфу.

— Минутами ранее вы стали свидетелями, как подполковник Сезонов сделал карандашный набросок неведомого чудовища. — Селиванов пригвоздил своим железобетонным взором и так недвижимых служащих управления к своим местам. — Этот зверь родился не из его головы. Это животное существует. Вернее, существовало — было ликвидировано в результате спланированной операции месяцами ранее. Оно и его такой же собрат. Вы четверо отныне предупреждаетесь о запрете распространения третьим лицам данной информации в какой-либо форме и какими-либо способами — о существовании и внешности зверя, равно как и операции по его ликвидации. Сейчас эта страница нашего с вами разговора, в прямом и переносном смысле, должна уйти в архив секретного грифа и лучше бы вообще сгинуть.

Полковник мотнул головой и выдохнул, еще раз взглянув на рисунок в руке.

— Вам и самому это удивительно, товарищ полковник, не правда ли? Об этом животном? — подал голос Сезонов.

— Честно признаюсь, удивлен. Поражен. Даже испуган. В некоторой мере. Когда понимаешь, что это — правда, действительность, реальность. — Селиванов хмыкнул, но улыбка тут же сползла с его губ, а лицо посуровело.

— Товарищ полковник, разрешите вопрос? — Калдыш шагнул вперед, обернувшись на Владыкину и кинув взгляд на техников.

— Да?

— Имеем ли право хоть сейчас, совсем немножко узнать об этом звере с рисунка?

Лейтенант кивнул подбородком на альбомный лист и обернулся к подполковнику, будто отвечать должен был он, несмотря на то, что вопрос задавался старшему по званию.

— Валерий Игоревич? Просветите этот очаровательный и деловой коллектив, насколько считаете нужным. Раз такая ситуация сложилась. Раз вы сами избрали такую тактику общения с нашим инопланетным гостем, что не упомянуть о животных не получилось.

В голосе Селиванова промелькнули желчные нотки. «То есть меньше рот разевать про «ярославское дело», сказали, говорят избирать любые средства подхода к пришельцу, а сейчас пеняют, как одним из этих методов явился тот, где надо было молчать», — про себя хмыкнул Сезонов. Он развернулся к омичам и, подбирая слова, ответил, вплетая в голос фальшивые нотки честности:

— Так понял, что в стенах управления всю поступающую информацию об этом инопланетном госте называют общим именем «дело о пришельце». Больше полугода назад было другое дело — «ярославское». Как ясно из названия, оно непосредственно касалось Ярославля и тоже было связано с пришельцами. Дело закрытое, доступ к нему только у единиц. Я лишь знаю о его существовании. Но также знаю, как выглядел тот инопланетный зверь, обнаруженный под городом.

Непродолжительное молчание, возникшее после слов подполковника, было нетяжелым, но по взглядам присутствующих Сезонов понял, что те пытаются осмыслить сказанное.

— Если хотите перекусить, Валерий Игоревич, у нас на нижнем этаже буфет есть, в соседнем крыле. — Селиванов посмотрел на Сезонова.

— Спасибо, не голоден. Позавтракал в гостинице.

— Можете тогда вот чай.

Полковник указал ладонью на стол с чайником и стаканчиками и подошел к техникам, сложив лист вдвое рисунком внутрь. Сезонов услышал, как начальник департамента допытывается до служащих о качестве и полноте звука и картинки. Подошли Владыкина и Калдыш.

— Что думаете выяснить от него далее? — лейтенант заложил руки за спину.

— Даже не знаю… Столько мыслей в голове, в стройный порядок привести не получается. Сам волнуюсь не меньше вашего, — подполковник вздохнул. — Главное, его не спугнуть и сильно не тревожить, иначе не захочет разговаривать. Как-то порционно надо, аккуратно. И при этом всем нам хочется вытянуть из него много информации и побыстрей.

— Может, пока попробовать узнать о его жизни, его биографию? — предложила Владыкина. — Так уже поймем, кто он такой и откуда, что его окружало всю жизнь, чем жили его народ и семья. А в это время параллельно мы, — тут Екатерина указала кружкой с чаем на Калдыша, — будем думать, как расставлять опросные приоритеты далее.

— Слушай, а ведь это действительно интересно! — лейтенант, оценив мысль, кивнул Владыкиной.

— Можно попробовать, да, — согласился Сезонов. — Запасной вариант: начать спрашивать о его жизни в Омске и Новосибирске, но в обратном порядке — не про Новосибирск сперва, а Омск, хотя бы с работы в троллейбусном управлении.

— Договорились, товарищ подполковник.

— Тактику составляете? — к беседующим подошел Селиванов.

— Да. Думаем сегодня посвятить часы опроса его жизни на родине. Если дело не пойдет, перейти на Омск, а потом на Новосибирск, — кивнул Сезонов.

— Что ж, вы вольны, Валерий Игоревич, действовать так, как считаете. Катерина, Анатолий, тоже делитесь соображениями, контакт держать плотный, максимальное сотрудничество с нашим московским гостем, — полковник строго посмотрел на подчиненных.

— Так точно, Владимир Дмитриевич.

Калдыш посмотрел на наручные часы. Оставшиеся считанные минуты до нового раунда встречи с пришельцем прошли в обсуждении стратегии следующих сорока минут.

— Всё равно, Валерий Игоревич, полагаемся на вашу находчивость и импровизацию в случае чего, — напоследок сказал Калдыш, провожая подполковника до дверей кабинета.

Селиванов, сказав пару добрых напутственных, удалился на селекторное совещание, надеясь в течение допроса пришельца появляться в кабинете и наблюдать за происходящим. Техники вновь удобнее регулировали свои кресла. Владыкина переставила стул ближе к телевизионному столу, чтобы через стекло лучше видеть пришельца. Того уже завели в комнату. Он остался в наручниках, привязанный к ножкам скамьи. Вид у него стал живее: глаза искрились, губы шевелились — он смотрел в столешницу и что-то беззвучно произносил.

На этот раз, когда Сезонов вошел в комнату, галактионец сидел прямо, повернув лицо к вошедшему.

— Вижу, готовы продолжить нашу беседу? — спросил подполковник, садясь напротив Яго по другую сторону стола. Он хотел, почему-то теперь доверившись пришельцу, опереться о стол и наклониться к нему ближе. Однако понимал, что согласно инструкции безопасности общения делать этого специально не стоило, даже если ты к опрашиваемому проникся и вовсе уже не думаешь, что он, завладев твоим доверием, всё же нападет.

— Поговорю с вами. Насколько хватит сил. Терпения. Желания. Раз уж мы начали, — негромко произнес Ягосор, размяв пальцы.

— Что ж. — Сезонов откашлялся и, глядя галактионцу прямо в глаза, сказал: — Чтобы помочь вам ориентироваться в нашем мире и согласовывать поведение с окружающим, мне надо понять, чем и как вы жили на своей земле, своей планете. Я понимаю, что такая помощь предложена поздно и, вероятно, уже не столь актуальна — вы уже столько месяцев провели здесь, в новой, чужой обстановке. И я прекрасно помню, как вы упомянули о своей нелегкой судьбе. Если воспоминания вас до сих пор задевают, вам тяжело возвращаться к тому времени, тогда я…

— Ничего, всё нормально, — перебил Ягосор, мотнув головой, и на миг опустил глаза. — Думаю, смогу ответить на вопрос о своей семейной трагедии и трагедии всей нашей фамилии. Нашего царства.

Сезонов молча развернул лицо к стеклу, взглядом указав сидевшим по тут сторону омичам с этого момента писать звук и видео предельно внимательно и полно, ничего не упуская. Сам подполковник взял ручку, вместе с несколькими новыми альбомными листами принесенную из кабинета, для записей особо интересных эпизодов (хотя что греха таить: вся еще не рассказанная Яго история уже являлась одним интереснейшим эпизодом!).

— Можете сперва рассказать немного об обществе, где вы жили? Власть? Жители? Может быть, вера? — спросил Сезонов.

Галактионец, глядя на свои руки, сложенные на столе, повел желваками и заговорил. Подполковник впитывал каждое слово, делал пометки на листе и кивал. Что ж, получалось, что в мире Ягосора всё цивилизованно и разумно: такие же, как на Земле, три ветви власти в условиях дуалистической монархии. Есть полицейский отдел. Небольшая планета — единое государственное образование, поделенное на земли с управленцами — наместниками. История религии и единая вера связана с легендами о жившем многие сотни лет назад расе, который небесными высшими силами был обращен к Просвещению, стал Единым правителем Галактиона, достиг Первейшей Мудрости и с тех пор, поныне, с незримых с земли небес управляет судьбами галактионцев. Считается, что последующие Верховные императоры планеты — прямые наследники раса-бога — Аллавира. Согласно этому, последний правитель Галактиона, дядя Ягосора, был и последним прямым потомком Аллавира.

— Дядю убили. Закололи. Его супругу… Она сражалась до последнего… Была сброшена с балкона дворца. Я не знаю, как погибли родители. Не был рядом с ними в тот миг. Но враги их точно не пощадили: они камня на камне, живого места нигде не оставили… Выжгли и разрушили всю дворцовую площадь. Убирали за собой, уходя, всё то прошлое, что могло напомнить о правящем доме, к которому я принадлежал. Насилием творили новую историю.

Голос Яго зазвучал тише. Взгляд упирался в стол. Всё равно ему тяжело говорить об этом даже сейчас, спустя время.

— Сколько лет вам тогда было?

— Шестнадцать.

Ягосор был совсем еще мальчишкой, а на его долю уже выпали столь тяжкие, мучительные испытания.

— Мы встали на защиту дворца всем миром, в прямом смысле. Бок о бок с профессиональными военными и охраной сражались гражданские. Весь мой корпус — я тогда учился в кадетском при императорской академии, — такие же, как я, мальчишки, девочки, взялись за оружие.

— В кадеты брали девочек?

— Да, это давнишняя практика. Их каждый год было много… В тот день нападения на город и захвата дворца я был пленен с многими сотнями других галактионцев. Счет обращенного в рабство народа шел на тысячи. Нас повезли на планету захватчика. Его звали Отелло.

Подполковник подумал, что ослышался, и внимательно удивленным взглядом посмотрел на Яго. Но по его виду было понятно, что шутить тот не намерен: пришелец и так воскрешает из глубины души неподъемные в своем ужасе воспоминания трагических дней своей юности; стал бы он в настоящем своем положении шутить с именами? Композитор Верди тут ни при чем. Однако факт удивительный и невероятный по своей природе.

— Моя подруга по корпусу, Са́ти, пропала. Последний раз я ее видел тяжело раненой. Возможно, была добита врагом. Второй близкий товарищ, Анне́й, тоже с корпуса… Он тоже пленен со мной и пытался сбежать однажды. Но…

Галактионец посмотрел в глухую стену, отвернув лицо, и замолчал. Сезонов опустил глаза, дав ему время прийти в себя. Даже сегодня, спустя годы инопланетный гость тяжело переживает потерю близких, с которыми его явно связывала настоящая крепкая дружба.

— Помню так, будто вчера это было, — негромко произнес Ягосор, вновь разворачиваясь к подполковнику.

***

Внезапно раздались крики охраны, а затем топот ног и рев мотора. От резких и громких звуков он мгновенно проснулся и повернул голову. Многие пленные тоже повскакивали с лежанок и пола, вертя головами и прижимаясь к узким полоскам-окошкам.

— Что происходит? — спросил чей-то низкий хриплый голос.

— Кто-то сбежал, — ответили ему неуверенно.

Пленные удивились и, шумя, протолкнулись к окошкам в надежде увидеть смельчака, рискнувшего совершить побег. Ягосор тоже пытался пробраться сквозь толпившихся и теснивших друг друга расов в далеко не резиновом крытом кузове.

Звуки преследования стали громче. Юноша услышал визг бластеров и звон стали. Пленные вздрогнули и заволновались. Кто-то ахнул, другие перешептывались, строя теории, что могло случиться. Уличный шум постепенно смолк.

— Кажется, его убили, — сказал один молодой рас, отстранившись от окошка.

Все тихо зашелестели. У Ягосора оборвалось сердце.

— Что ты видишь? Говори всё! — попросили голоса.

— Почти ничего. Темно. Огней нет. Одни силуэты, — невнятно произнес молодой рас, приложив ладони к стеклу и прижавшись к нему лбом. — Двое из охраны, включили ручные фонарики, подъехали к… Это тело убитого.

Кто-то ахнул и совершил ритуальный жест. Ягосор почувствовал, как от волнения к горлу подступила тошнота.

— Он шевельнулся! — выкрикнула женщина, увидев, как сраженный вдруг дернулся. В следующую секунду один из воинов охраны пронзил его мечом. Послышался сдавленный вскрик.

Некоторое время все молчали. Через секунды урчания моторов усилились — дежурные воины возвращались к машинам с пленными. Наблюдавшие отпрянули от окошек. На их лицах застыла маска боли. Охрана вернулась с телом беглеца.

Через мгновения на стенки кузова обрушились удары. Пленные вздрогнули и съежились.

— А ну, по местам, собаки! — раздался рык одного из охранников. — Мы знаем, что вы наблюдаете! Ничего интересного! Попытка вашего собрата оказалась тщетна! Будет вам уроком! А теперь всем спать!

Удары прекратились, и возле машины началось активное шевеление. Ягосор забился в дальний угол, вжавшись в стенку, закрыл глаза, но еще какое-то время не мог уснуть: мешали долгая возня других пленных и страшные звуки выстрелов, продолжавшие звучать в голове…

Казалось, он опустил веки всего на минуту и даже не успел заснуть, как внезапно в глаза ударил сноп света, а уши заложило от громких ударов о кузов снаружи. Вооруженные охранники с утра пораньше, стоя в лучах рассветного солнца, били по машине, поднимая пленных. Расы лениво ворочались и мотали головами, открывая сонные веки. Ягосор тряхнул головой и почувствовал слабую вибрацию и покалывание в руках, которые уже не смог развести в стороны: кисти вновь сковали активированные магнитные оковы. Юноша досадливо цокнул и поднялся на ноги.

— Скорее подымайтесь, паршивцы! Сегодня необычное утро! — загрохотал комендант, смеривший брезгливым взглядом набившихся в кузове пленных, и посмотрел на воинов с оружием наготове. — Вылезайте по одному и стройтесь у машины! Живо, я сказал!

Оступаясь и натыкаясь друг на друга, не до конца отошедшие ото сна пленные выпрыгивали из кузова. Ягосор вышел одним из последних и с упоением вдохнул в легкие свежий утренний воздух.

Оказалось, что вывели пленных не только их грузовика: все остальные машины тоже стояли с распахнутыми кузовами, а перед ними строились сотни других расов самых разных возрастов. Отыскать взглядом Аннея в этой куче невозможно. Каждую машину окружали вооруженные воины охраны с обнаженными мечами и взведенными бластерами.

Как только все пленные оказались на улице, вперед вышел комендант, распираемый собственной важностью и значимостью, и произнес в усилитель:

— Рабы! Сегодня ночью осуществлена попытка побега. К нашему счастью, нарушителя удалось устранить. На призывы остановиться и предупредительные выстрелы он ответил бегством, поэтому пришлось применить оружие.

Пленные молчали.

— Вы сейчас здесь, чтобы увидеть, как страшно будет наказание тому, кто попытается совершить побег. Наглядно послужит для вас уроком еще больше, чем пустые слова. Увиденное заставит вас сначала подумать, а потом — действовать. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы. Мы не хотим вас устрашить — лишь научить, заставить мыслить.

Пока комендант говорил, три война вывезли вперед и установили за спиной начальника деревянную дыбу на колесах с подвешенным на нем и закрытом холщовой накидкой большим предметом, по очертаниям напоминавшим тело. Пленные ахнули. У Ягосора сердце выпрыгивало из грудной клетки.

— Смотрите же и не отводите глаз!

Комендант шагнул в сторону, делая знак рукой воинам, вывезшим дыбу. Те резким движением молча сдернули накидку. Тяжелый холст упал на землю и поднял пыль.

По тысяче пленным прокатился тяжелый вздох. Никто не смог сдержать эмоций от увиденной страшной картины. Кто-то приложил скованные руки к лицу.

А для Яго, который не отрываясь смотрел на дыбу, мир второй раз за последние пару дней рухнул куда-то в бездонную пропасть.

Подвешенный за вывернутые за спину, израненные руки, мертвым взглядом остекленевших сиреневых глаз на расов с высоты дыбы взирал Анней. Его собрат. Его Анней. Его лучший друг с самого раннего детства. Волосы у висков даже сейчас торчали в разные стороны, челка прилипла к окровавленному лбу. На светло-сером костюме отчетливо виднелись входные отверстия от лазерного оружия и след от вонзенного меча. Вокруг ран запеклись темные пятна. Правая нога сломана в колене и вывихнута в сторону.

Первое мгновение Ягосор не поверил глазам. Вдруг он ошибся? И тот парень просто очень сильно похож на его друга? Это не мог быть он! Но редчайший оттенок радужки до боли знакомых глаз помог увидеть в нем раса, которого юноша знал с малолетства. Сознание завертелось волчком; отяжелевшее сердце ухало, разбивая грудную клетку; в ушах нарастал звон, а пульсирующий взор полных горючих слез глаз выхватывал только одну картинку — подвешенное тело. Ослабевшие, ватные ноги задрожали, и Ягосор позволил груди и горлу разорваться от вопля:

— Анней!!! Анней!!!

Воины с комендантом и пленные развернулись на юношу, который расталкивал ряды расов, не обращая внимания на целившихся в него солдат, выл, не стесняясь слез, и пробирался вперед.

— Опустить оружие! Отставить, не стрелять в него! — крикнул комендант, подняв ладонь, и воины приспустили руки с бластерами, напряженно следя за Ягосором. Тот, покинув строй пленных, вышел вперед и, оказавшись в паре метрах от коменданта, заслонявшего тело Аннея, вдруг упал: силы окончательно покинули его, ноги больше не держали.

— Только не это… Только не ты… Прошу… Почему…

Юноша рыдал, лежа на земле, и сотрясался всем телом, прижимая скованные ладони к лицу. Сквозь пальцы текли и падали на песок тяжелые жгучие слезы.

— Ты знаешь его? — Ягосор услышал над головой голос коменданта и молча поднял на него зареванное лицо с дрожащими губами.

— Слезы… Совсем не по-мужски.

Мужчина, сдвинув брови, хмыкнул, и ткнул дубинкой в подбородок юноши, приподнимая его голову. Тот зажмурился. В следующую секунду комендант резко ударил Ягосора по щеке. Тот вновь повалился на землю, ударившись головой.

— Ты его знаешь, — утвердительно прошипел комендант и встал напротив Ягосора, покивав. — Почему же не сбежал вместе с ним? Пойдешь за соучастие.

— Я не… — сипло начал юноша, но в следующую секунду охнул и схватился за живот: комендант лягнул его тяжелым ботинком. Мужчина еще несколько раз обрушил удары дубинкой, не поведя бровью. Пленные молча наблюдали за происходящим, поджав губы. Кто-то опустил глаза и зажмурился, вздрагивая при каждом стоне Ягосора.

— Уберите его, — развернувшись к воинам возле дыбы, кивнул комендант. Двое из них подбежали к Яго и схватили за руки, потащив по земле к кузову машины.

Юноша размытым от слез взглядом смотрел на удаляющееся тело Аннея. Тело пульсировало от боли, причиненной ударами коменданта, а душа — от второй, более сильной и тяжелой му́ки, от утраты еще одного, последнего самого близкого и родного человека.

Сати. Дядя. Родители. И вот сейчас — Анней. Последний, кто связывал Ягосора с прошлой мирной жизнью, с надеждой на лучшее. Сейчас остался только он один.

Охранники грубо подняли его и бросили в кузов. Ягосор шлепнулся на пол и не пытался подняться или даже пошевелиться. Всё его существо заполнила мировая скорбь. Он обратил лицо к потолку.

Это был конец.

***

Галактионец смотрел на свои руки, неровно дыша от волнения, которое вновь пережил, хоть и со значительно меньшей горестью. Время залечило его душевные раны, которые сейчас он вновь разбередил по просьбе московского подполковника. Даже нет, не по просьбе. Это был его выбор — рассказать или оставить всё в себе.

— Мне жаль, что вам заново пришлось испытать… — начал Сезонов.

— Всё нормально. — Ягосор поднял на него глаза. Взгляд был спокоен. — Я давно принял этот факт. Но всё равно тяжело. Не знаю даже, как объяснить…

— Я понимаю. В моей жизни тоже случилась одна большая потеря, которую я головой осознал, но сердцем не принял, — кивнул Сезонов. — С этим живется, однако непросто.

— Верно.

— Что было потом?

— Нас перевезли на другую планету соседней системы, в пересыльный пункт для пленных, будущих рабов импе́рора Отелло, где мы ждали распределения в следующие зоны.

***

Юноша не мог заснуть. Последние дни сильно измотали его. Пустота заполняла всё существо. Ягосор чувствовал: если заплачет, даст волю хоть одной слезе, то потом никто и ничто не сможет остановить поток его горьких слез, которыми он будет до конца своих дней оплакивать родных и товарищей. Он не хотел кончить так же, как они, но сейчас желал себе смерти, чтобы быть рядом с близкими. Однако у него была единственная причина жить. Рано или поздно выкарабкавшись из заточения, отомстить убийцам, всем, кто приложил руку к уничтожению родной планеты, кто лишил жизни любимых и дорогих ему. Отомстить, начиная от простого солдата и заканчивая, конечно же, имперором. Его-то надо прикончить в первую очередь — как первого идейного инициатора, пустившего кровь народу Галактиона. Он не достоин жизни. Он погибнет в страшных и медленных мучениях, которые над ним сотворит сам Ягосор, поверженный, но не побежденный.

Ход мрачных мыслей прервали тихие голоса в коридоре изолятора, недалеко от его камеры, со стороны комендантского закутка. Юноша перевел взгляд на дверь, продолжая лежать, заложив руки за голову, и несколько секунд напрягал слух, надеясь разобрать произносимые шепотом фразы. Один голос явно принадлежал новому коменданту, но был и второй, менее разборчивый и еще более тихий, так что невозможно понять, женский он или мужской, молодой был говоривший или старый. Слышались какие-то шорохи.

Ягосор встал с лежанки и подошел к стене камеры, обращенной в долину. Он был счастливчиком, если можно так выразиться: под самым потолком находилось крохотное зарешеченное окошко по типу бойницы. Далеко не во всех камерах были такие, поэтому те несчастные, которые содержались в практически невентилируемых камерах без окошек, были вынуждены отскрёбывать камни на стыке между потолком и стеной, делая маленькие отверстия и впуская хоть крошечный поток уличного воздуха, воздуха свободы. Однако до этого стыка почти невозможно добраться: стена возвышалась на два человеческих роста, и допрыгнуть и зацепиться за какой-либо выступ получалось далеко не всегда. Но некоторые заключенные всё же ухитрялись вынимать камни, в кровь, почти до мяса исцарапав пальцы и ломая ногти. Стоя под высоким окошком, Ягосор медленно и глубоко вдыхал, впуская в легкие как можно больше воздуха извне. Сидеть сутками в камере нестерпимо: ты жарился в собственном соку, дышал собственным по́том. Спасали только единственный и такой драгоценный час свободы, когда во второй половине дня всех заключенных выводили во внутренний двор на каждодневную прогулку, и посещение душевых дважды в неделю. От переизбытка свежего воздуха голова шла кругом и начинало тошнить, а прохладные струи воды словно смывали с тела старую кожу.

Глядя на ночное небо, перекрытое решеткой, вдыхая воздух чужой планеты и не понимая, почему он до сих пор не может заснуть, Ягосор расслышал чей-то вздох. Юноша напрягся, подумав, что с комендантом что-то случилось — может, кто-то пытается задушить вредного начальника. Было бы просто прекрасно.

Ступая на носки, Яго в два широких шага преодолел длину камеры, осторожно поставил ногу на каменный кирпич, выступавший из боковой стены, позволявший упереться и подтянуться выше. Юноша приник к узкой щели над поперечной дверной перекладиной, через которую комендант и охрана, патрулируя изолятор, наблюдали за заключенными. От увиденного перехватило дыхание.

Темная занавеска, которой комендант отгораживал свой закуток от изоляторного мира, сдвинута в сторону. За ней Ягосор увидел, как комендант Макций с распахнутой на груди форменной одеждой дышал в шею молодой девушке, запустив руку ей под платье. Девушка обвивала коменданта голенью, сомкнув руки на его плечах.

Юноша не успел покраснеть: ноги подкосились прежде, чем он залился краской. Вскрикнув, Ягосор разжал вмиг ставшие потными ладони, отпустив перекладину, и шлепнулся на каменный пол. В этот же момент оборвались вздохи и шорохи, кто-то ринулся к его камере. Думается, сам комендант. Юноша перевернулся и думал подняться, чтобы встретить Макция на ногах. Но именно в эту секунду комендант, тихо ругаясь, провернув ключ в замке́, распахнул дверь и влетел в камеру. Яго успел только поднять лицо, как на него обрушилась босая нога. Глаза расцарапали искры, в рот ударил металлический привкус.

— Ты, маленький паршивец! — заскрипел зубами комендант, не заботясь о том, что его может услышать весь отсек заключенных.

Ягосор с трудом оторвал от пола отяжелевшую голову, в которой раздавался колокольный звон, сплюнул на пол и обратил пульсирующий взор на мужской силуэт, тускло освещенный со спины зажженным фитилем из комендантского уголка. Лица Макция не видно, но юноша уверен, что тот кипит и краснеет от ярости.

— Подглядывал?! Что, понравилось, что увидел?! Может, и сам девчонку захотел, а?! — Макций, схватив Яго за волосы, другой рукой нанес новый удар по лицу.

— Макций, остановись! Прекрати!

Краем зрения юноша заметил, как в его маленькую камеру ворвалась еще одна фигура и захлопнула дверь. Теперь все трое оказались в полной темноте. У Ягосора была секунда, чтобы разглядеть девушку: едва больше двадцати, платиновые волосы чуть ниже плеч, приятные черты лица. Она была в полупрозрачном платье на голое тело, обута в мягкие кожаные сандалии.

— Ты что здесь делаешь? Уходи! Я разберусь с этим рабом! — рыкнул на девушку комендант, обернувшись, и вновь занес ладонь. Яго, закрыв лицо руками, вжался в пол. Из разбитых губ по подбородку текла кровь. Удара не последовало.

— Он же еще ребенок! — просяще произнесла девушка, вцепившись в занесенную руку Макция.

— Он не ребенок! — прошипел тот, выдернув кисть из ее хватки. — Его с детства воспитывали солдатом! Не важно, сколько солдату лет — отвечать он должен по законам военного времени! И вот его сейчас постигнет жуткая кара!

— Макций, прошу, оставь его! Он ничего тебе не сделал!

Девушка села на колени рядом с Макцием, вновь хватая его за руки. Ягосор всё это время не шевелился, лежа на полу камеры, и старался даже не дышать, лишь закусывал дрожащие, в кровь разбитые губы.

— Он подсматривал! За мной! За тобой! За нами! — резко выплюнул комендант в лицо девушке. Та сохранила бесстрастность. — Кто знает, что было у него на уме, а? А ну-ка, ты, снимай штаны!

К ужасу Яго Макций схватил его за ноги и, подтянув к себе, силой пытался стянуть брюки. Юноша сопротивлялся. Его пожирал неимоверный ужас.

— Давай, снимай! Посмотрим, хочешь ли ты этого! Наверное! Сейчас и проверим! Всё бурлит и играет, да?! Мужчиной стать хочешь?!

Комендант беззвучно ржал и, вцепившись в брюки Ягосора, со всей силой тянул их вниз. Юноша дергал их на себя, в глазах стояли немой страх и мольба.

— Он тебя явно хочет! Видишь, как покраснел от волнения! — Макций повернулся к девушке и облизнул губы.

Та ахнула и со всей силы ударила коменданта по лицу. Макций качнулся, отклонившись в сторону, и приложил ладонь к раздираемой огнем щеке. Воспользовавшись случаем, Ягосор отполз в угол камеры за кровать и, подтянув на себе брюки, сжался в комок.

— Какой же ты… зверь, — процедила девушка.

На несколько мгновений воцарилось молчание.

— Уйдем отсюда. И не смей приставать к нему, — едва слышно произнесла девушка. Привыкнув к темноте, Яго увидел ее глаза, когда встретился с ней взглядом: поразительно красивые, с приподнятыми кверху наружными уголками, пронзительно зеленого цвета в свете выглянувшей из-за туч луны.

— Ты не имеешь права срываться на заключенных, — прошептала девушка.

— Ты мне это говоришь? Вот от кого услышал-то! — хохотнул мужчина, вставая. — Все эти камерники — рабы, и сейчас под моей властью! Они — моя собственность!

— Не твоя, а империи.

— Ой какие мы умные! — язвительно произнес Макций, отворяя захлопнутую дверь камеры перед девушкой, пропуская ее, и посмотрел на Ягосора, проскрипев: — Еще раз услышу от тебя хоть малейший звук, малейший шорох, не успеешь ахнуть, как будешь лежать с перерезанным горлом в луже собственной крови.

— Ты как? — у самого выхода девушка обернулась и посмотрела на Ягосора. Тот слабо кивнул, закрыв расквашенный в кровь рот ладонью.

— Что ты разговариваешь с отбросом? — цокнул Макций.

Девушка последний раз посмотрела на Ягосора и вышла в коридор. Через секунду за ней последовал Макций, нарочито громко хлопнув дверью и показательно звякая ключами, запирая камеру.

— Если еще раз от кого-нибудь из вас услышу хоть малое шевеление, убью на месте в вашей же каморке! — прорычал на весь коридор комендант, обращаясь к заключенным, и проследовал вдоль изолятора, останавливаясь возле каждой двери, заглядывая в дверную щель на плененных. Видимо, некоторые проснулись, услышав шумы в соседней камере, а сейчас, под звериным взором Макция, обратно запрыгивали на свои лежанки, отстраняя уши от дверей.

Когда шаги коменданта удалились в другой конец изолятора, Ягосор позволили себе глубоко вздохнуть и помимо воли всплакнуть, но тут же отчаянно вытер слезы испачканным своей же кровью рукавом рубашки. Он медленно встал, качнувшись на дрожащих ногах, и крохотными шажками обошел лежанку, чтобы бессильно рухнуть на нее. Со стороны смежной с соседней камерой стены вдруг послышался нарастающий звук трения камней, а через несколько секунд на сторону камеры Ягосора на пол упал кирпич. Юноша резко обернулся и увидел небольшое квадратное отверстие в стене чуть ниже уровня глаз: заключенный соседней камеры выдавил кирпич со своей стороны.

— Эй, — произнесли глухим шепотом в отверстие. — Остался кто живой?

Ягосор поднял с пола кирпич и, прижимая кулак к разбитым губам, приблизившись к отверстию в стене, заглянул в него. Взгляд встретился с заключенным из соседней камеры: его глаза, в темноте не разобрать, какого цвета, блеснули — на пленном были очки.

— Ты как? — шепнул мужской голос и кивнул.

— Нормально, — прошепелявил Ягосор, сплевывая кровь на пол.

— Здо́рово он тебя, — цокнул мужчина и чем-то зашуршал, опустив глаза. — Возьми.

Спустя несколько секунд он протолкнул в отверстие крохотный сверток. Юноша схватил его и, развернув, узнал внутри несколько мягких лекарственных пастилок.

— Должно немного, хоть ненадолго помочь, — добавил мужчина.

— Спасибо. — Ягосор тут же кинул одну пастилку в рот, размягчая слюной и корчась от боли, разнесшейся по всей челюсти.

— Ты не торопись. Хуже лишь сделаешь, вконец раздолбишь свой рот, — усмехнулся мужчина. — Тебя как зовут?

— Ягосор, — произнес юноша. Он решил, что никогда не будет называться полным именем грана, которое дали ему родные — сейчас он никто и зовут его никак. Он такая же вещь, как и другие заключенные в изоляторе.

— Рад, Ягосор. Я Лин, с Фракции, знаешь такую? Завтра днем во время дневной прогулки я попробую осмотреть тебя. Я врач.

— Спасибо, вы так добры.

— Нам всем придется приходить друг другу на выручку, — тяжело вздохнул Лин, на мгновение отводя глаза в сторону. — Держаться вместе, чтобы хотя бы морально противостоять нашим врагам… Ты один?

— Мою семью убили. А лучшего друга застрелили при попытке к бегству, — ответил Ягосор. И вдруг почувствовал некоторое облегчение: сказав это вслух, обратив в слова горькие и тревожные мысли, не оставлявшие его последние дни, в душе образовался крохотный пробел, который уже навсегда останется пуст, заново не заполненный тяжелыми переживаниями.

— Мне жаль. Соболезную. А я пошел на самую крупную и дорогую сделку всей моей жизни и за всё время моей практики… Упросил солдат имперора забрать только меня, присвоить себе все мои деньги, всё мое имущество, мои рабочие помещения и даже дом — но оставить в покое семью.

Лин ненадолго замолчал.

— Они так сделали: запихнули меня в корабль, что-то разгромили, а что-то забрали с собой, обещая не трогать моих родных… Оснований верить им у меня не было. Я до сих пор не представляю и не знаю, жива ли семья или давно уже нет… Но живу последней, крохотной надеждой, что их обошла стороной страшная участь.

— А что же будет с нами? — спросил Ягосор. Случайно найдя такого собеседника, как Лин, юноша уже не хотел с ним расставаться, терять контакт — Лин стал единственным, с кем можно поговорить и скрасить мрачные будни в камере.

— Думаю, сначала всех какое-то время продержат в изоляторах, до тех пор, пока не создадут «комиссию покупателей», — произнес Лин, развернув лицо к отверстию. — Потом тебя как вещь продадут кому угодно из любой точки мира, кто выложит за тебя самую крупную сумму, и ты станешь его рабом. Несчастных, которые не подошли покупателям по каким-либо параметрам, насколько знаю, отправляют в тюрьмы или рабочие лагеря. Поэтому уже сейчас тебе надо знать свои лучшие стороны, чтобы перед «комиссией» представить себя в лучшем виде. Рассказать про свои способности и возможности, чем умеешь заниматься. Вот я, к примеру, профессиональный врач. Я ценен, поскольку могу лечить своего будущего господина. Я даже буду на ином, лучшем, положении, чем другие его рабы, но всё равно подневольным. Ну а ты, Ягосор? Ты что умеешь?

Юноша задумался.

— Не знаю. Я обучался в военном корпусе…

— Тебя тут же отправят на войну, несмотря на возраст, — перебил его Лин, цокнув. Он хотел сказать что-то еще, но тут оба услышали приближающиеся шаги коменданта.

— Быстрее, заложи отверстие, — прошептал Лин. — До завтра, Ягосор.

— До завтра.

Юноша вставил кирпич на место и надавил на него, а потом прыгнул на лежанку, сразу пожалев, что так сделал: бок и спину пронзила боль, которая, к счастью, скоро утихла.

Слушая шаги и ворчание Макция, Ягосор думал о Лине и молодой девушке, вступившейся за него. Кто она? Подружка коменданта? Или он нанял ее из публичного дома? Хотя это было неважно: юноша всё равно ее больше никогда не увидит.

***

— Затем всё произошло слишком быстро. Я даже не ожидал.

Галактионец развел ладони, скованные наручниками:

— На утро наш изоляторный сектор отправили на распределение — готовить к ярмарке, к «комиссии покупателей». Тем же вечером состоялся первый смотр. Я был куплен сразу.

Тут Яго замолчал. Когда, казалось, молчание затянулось дольше, чем следует, Сезонов осторожно спросил:

— К кому вы попали?

Ягосор посмотрел на него, сияя восторженной улыбкой. К чему бы?

— Я оказался очень везуч. Меня купил командующий военно-наступательной группой армии имперора Отелло. Тогда я понял: это шанс, чудесный шанс, данный судьбой, поквитаться за свою семью и народ. Я жил одной злобой, одной лишь местью и перестал бояться имперорских выродков. Я всеми силами думал приблизить тот день, когда лично убью Отелло, хоть даже не представляя, как это сделать, каким образом уничтожить.

— И вам удалось?

— Да.

— Но через что вы прошли, идя к этому, боюсь представить.

— Через боль и унижение, пот и кровь, свои и чужие. Но один я бы не справился. В эти тяжелые годы я сумел найти двух хороших товарищей. Один из них — Лин, тот самый, с которым я познакомился в изоляторе. Он пожертвовал своей жизнью, чтобы приблизить меня к свободе и к моей цели.

— Что произошло? — подполковник отложил ручку. Яго вздохнул:

— Изначально, после покупки, изнуряющими тренировками меня готовили к будущим битвам на стороне войска Отелло. Но спустя месяц, как я оказался в тренировочном лагере, меня оттуда и забрали: для потехи народу, над которым имперор держал власть, нужны были гладиаторы на публичные игрища. Из обучаемых новобранцев лагеря выбрали несколько молодых и сильных, в том числе меня. Несколько лет я был рабом-гладитором. Множественно раз избит и изранен натренированными бойцам и зверями на арене. Но не убит. Не сломлен. Стал любимчиком публики. Я был страшно изумлен, когда среди новых гладиаторов однажды увидел Лина. Рассказал ему, как оказался здесь и что хочу совершить. Спустя несколько дней, всего на первом игрище Лина на арене, мы остались в живых вдвоем. По правилам только один выживший считается победителем. Лин убил себя, проткнув мечом. А я получил свободу.

В этот раз молчание было тяжелым. Сезонов до сих пор сложно представлял, сколько мук вынес на своих плечах тогда юный Ягосор. Слушать рассказ галактионца было тяжело и служащим за стеной: Калдыш нервно тер подбородок, до конца не веря, что столько испытаний враз свалилось на голову Яго и он их все вынес; на лице Владыкиной тревога сменялась печалью; ненадолго оказавшийся в кабинете на середине рассказа Селиванов сжимал челюсти и вглядывался в пришельца, видя в нем несправедливо изувеченного судьбойчеловека.

— Сорок минут давно прошли, Валерий Игоревич. Уже больше часа, — послышался в наушнике негромкий голос Калдыша. — Перерыв?

— Передохнём? — Сезонов вопросительно посмотрел на Ягосора.

— Давайте, — тот вздохнул и потер пальцами переносицу.

В комнату вошли спецназовцы. Когда Яго вывели, Сезонов неспешно вышел следом, медленно закрыл дверь, тихо щелкнув замком, и неторопливо шагнул в кабинет. На него обратились четыре пары глаз: техники тоже оказались под сильным, даже неизгладимым впечатлением, но не от умения Сезонова разговорить пришельца на длительный диалог, а от трагической истории жизни последнего.

— Фантастическая в своей драме история, — покивал Калдыш, оглядывая всех в кабинете. — Мне интересно, что же было дальше. По его истории фильм снимать можно! Согласитесь: такого в реальной жизни не могло произойти! Потому что всё это слишком трагично и тяжело, не верится, что на одного человека, вернее, пришельца выпало столько ужасов. Он пережил столько потерь. И живет с этим столько лет. Кошмар.

— Это чудовищно, — тихо сказала Владыкина, соглашаясь. — Правда не верится. Теперь я не хочу думать, что он может быть опасен: тот, кто вынес столько горестей… У него просто никаких сил не останется творить зло! Он когда-то опустошен всем этим, а на сегодня эмоционально истощен, чтобы взяться за плохое, ненавистничать.

— Не соглашусь. С другой стороны: кто видел и перенес на своей шкуре столько зла, того наоборот этот перенесенный негатив подстегивает на новые мести и новые злости. Они копятся и в один день выливаются в пакость вселенского масштаба, — сказал лейтенант.

— Но наш объект всё же соответствует точке зрения Екатерины, что наглядно показывают события предшествующих месяцев, когда он молчал в Новосибирске и работал в депо в Омске, никому не навредив. Ну, почти никому. — Сезонов посмотрел на Владыкину и Калдыша.

— Пока соответствует. Сейчас вслух вспоминая и заново пережив эти годы, в нем может проснуться злоба, которую он таил на тамошних врагов, которую не успел на них до конца вымести в силу попадания в наш мир и которую теперь пойдет вымещать на невинных людях здесь, — заметил лейтенант.

— Может и да, а может и нет. В любом случае сейчас мы не ведем речь об усилении или ослаблении охраны Ягосора в этом здании в качестве проверки обоснованности заявлений каждого из вас, прошу заметить. — Сезонов перевел взгляд с одной на другого. — Это не предмет настоящего обсуждения. Всё остается по-прежнему.

— Так точно, ясно. — Владыкина и Калдыш кивнули.

— Звук и видео хорошо идут? — подполковник подошел к столам техников.

— В лучшем качестве, — заверили те, продемонстрировав отрывки частично обработанной первой части встречи в комнате.

— Сегодня, думаю, ограничимся историческими сюжетными поворотами его жизни в своем мире. Завтра попробуем прощупывать почву на предмет пребывания на Земле. Это в идеальном варианте, если всё пойдет хорошо и он захочет продолжить разговор, — вслух рассуждал Сезонов и посмотрел на Екатерину: — Его сегодня не должны куда-то забрать?

— Нет, сегодня он в полном вашем распоряжении, — заверила та. — Завтра в первой половине дня его посещает внештатный клинический психолог, затем он свободен до ночи.

— Отлично. Будет время продумать стратегии будущего общения. — Сезонов прошел к столу и поставил нагреваться чайник, кинув в стаканчик пакетик черного чая. Заваривая чай в своем стаканчике, подполковник подумал и залил кипяток в еще один.

— Мне кажется, он с начала нашей встречи ничего не пил и не ел. — Сезонов макал пакетики, держа по одному в каждой руке.

— Вообще думаю да, у него прием пищи строго по расписанию. Как в детском лагере, — сказала Владыкина.

— Как в СИЗО, — незло хмыкнул Калдыш. Девушка небольно ударила его ладонью по руке и постучала пальцем по лбу.

— Где, говорите, у вас буфет? — Сезонов повернулся к техникам.

Получив пошаговую инструкцию, где спуститься и куда завернуть, подполковник зашел в буфет. Обеденное время еще не подошло, в зале за столами сидело человека четыре, двое топтались у кассы при раздаточном столе. Сезонов взял с полки с выпечкой пару мясных расстегаев и, оплатив их, вернулся в кабинет. Калдыш и Владыкина о чем-то напряженно спорили вполголоса, шипя друг на друга в другом конце кабинета подальше от мест техников. Оба последних куда-то вышли.

— Валерий Игоревич, по каким критериям и на каких основаниях вы будете решать, куда помещать Ягосора и что с ним, грубо говоря, делать? — лейтенант резко отвлекся от спора с девушкой и живо обратился к Сезонову. Тот, с задумчивым видом пережевывая расстегай, смотрел в пол. Немного погодя, сделав глоток чая, он произнес, рассуждая:

— Ну смотрите. После моих с ним встреч мне были бы интересны свежие результаты диагностики его психосоматических и неврологических состояний и реакций, свежее заключение психиатра и свежее заключение психолога. Я эти документы отсылаю куда надо («Пока совершенно не известно, куда и кому», — про себя подумал он) и жду решение компетентных лиц. Что они скажут, так и поступим. В общем, таково мое видение на сегодняшний момент. Мне, кстати, очень интересно то, что Ягосор выглядит как землянин. А не как этот зверь с моего рисунка, с Ярославля. В этом тоже можно многое выиграть.

— Теперь мы считаем появление на Земле Ягосора отголосками названного вами «ярославского дела»? — вдруг спросила Владыкина.

— Что, простите?

Сезонов внутренне похолодел, но внешне не подал вид, что сильно обескуражен ее вопросом.

— Инопланетянин-человек и инопланетянин-чудовище. Не объединить ли «ярославское дело» и «омское»? Не попытаться ли найти в этих историях общее для них начало — истоки фантастических перемещений в пространстве и времени? В частности, пути, по которым и те, и этот пришельцы попали сюда — они одинаковы или могут различаться: по месту перемещения, по характеру процессов?

Владыкина посмотрела на Калдыша. По взгляду лейтенанта стало ясно, что в целом он поддерживает ее идею.

— А почему вам это интересно? Отдельные ситуации, считаю, не требующие объединения, — попытался отговориться Сезонов.

Надо не дать ей уйти в этом направлении, надо свернуть ее. Иначе всплывет то многое и масштабное, что так глубоко и тщательно, в далекие глубины запихивали Фамилин и следственный главк — с усердием, сравнимым с застегиванием пухлого чемодана, собранного в поездку на море, крышки которого вот-вот расползутся и лопнут от натуги, скрывая под собой еле втиснутое невпихнуемое.

— Почему отдельные? — спросил Калдыш.

Вот, он уже готов разделить с Владыкиной ее точку зрения и пойти вслед за ней! Теперь двоих придется останавливать.

— Потому что я так думаю, — сказал Сезонов первое пришедшее на ум. — Разное время их обнаружения. Разные места. Вряд ли одинаковые способы появления на Земле, несмотря на общее место проживания. У вас другие мысли?

— Нельзя не проработать версию, что механизм перемещения и связующий путь между мирами происходит по одному и тому же принципу. Ну вдруг такое случится! — не отступала женщина.

Какая догадливая! Будто подслушала, отзеркалила его, подполковника, мысли, сидевшие в голове сегодня утром в самом начале встречи с галактионцем. Теперь еще думать, как оградить Владыкину от пришедшей ей в голову идеи, как остановить ее и не позволить дать ход следующему, потенциальному возможному процессу. Активная, общительная, радетельная, она через Селиванова с его связями может подойти не только к разведыванию информации о «ярославском деле», но и поделится данными, на настоящий момент неизвестными главку, с высшим кабинетом. Начнется невообразимое. А насколько близка такая развязка и когда это произойдет (чего ни в коем не хочется допустить), Сезонов не имел ни малейшего представления. Нужно провести с Владыкиной что-то вроде воспитательной беседы. Но тогда придется шире рассказать о Ярославле, чего делать нельзя в силу многих различных обстоятельств. Ладно. Еще будет время прикинуть, как и что, в каком объеме рассказать. Вечером в гостиничном номере и подумает.

— Обсудим позже. — Сезонов спрятал нервную ухмылку за очередным глотком, допивая чай. Взяв стаканчик со вторым заваренным чаем и расстегай, кивнув вернувшимся техникам, сигнализируя о новой готовности, подполковник направился на выход, обратившись к Калдышу:

— Товарищ лейтенант, приглашайте нашего товарища. Я готов.

Лейтенант ушел за спецназовцами и галактионцем. Подполковник ожидал напротив двери в комнату, прислонившись к стене. В этот раз Ягосор с сопровождением долго не появлялся, пришлось несколько подождать. Первым впереди по коридору показался Калдыш, он раскрыл дверь в комнату и тут же скоро удалился в кабинет. Пришелец молча взглянул на стаканчик чая и пирожок в руках Сезонова. Совершив знакомые заученные действия, спецназовцы вышли. Подполковник сел за стол, едва за ним закрылась дверь, и поставил перед Ягосором чай, положив рядом расстегай в пакете. Галактионец повел бровью.

— Я подумал, подходящее время, чтобы перекусить. — Сезонов придвинул ближе к себе оставленные на столе ручку с бумагой.

— Тактично, — крякнул, прочистив горло, Яго и неловко обхватил пальцами пирожок: мешали наручники.

— Мы же не будем ждать, как он поест? — насмешливо прозвучал в наушнике негромкий голос Калдыша.

Сезонов не отреагировал на его реплику. Минуту спустя, когда Яго отпил пару глотков чая и сжевал половину расстегая, подполковник заговорил:

— Вы упомянули о двух товарищах, которым вы благодарны за свою свободу. Один из них Лин. Кто был вторым?

Инопланетянин, дожевывая, поднял глаза на Сезонова, потирая друг о друга кончики замасленных пальцев.

— Тот, кого я встречал до этого. Точнее, та.

***

— Эй! — Федр облокотился на стойку и стукнул ладонью по лакированной черной крышке. Сидевшая за столиком молодая женщина с короткой стрижкой и бледным лицом, протяжно вздохнув, отложила таблоид и подняла на мужчину глаза с густо накрашенными длинными ресницами.

— Чего хочешь? — не очень вежливо произнесла она грудным голосом, растягивая слова.

— Выделите-ка моему другу самую лучшую даму. Профессионала своего дела, так сказать. — Федр гоготнул и, поманив Яго, хлопнул того по плечу, притянул к себе. — А лучше всего — сами-знаете-кого. Если она не занята. Он (Федр смерил взглядом товарища) у нас нетронутый, поэтому хотелось бы, чтобы в первый раз всё было в лучшем виде.

Федр хмыкнул, сканируя оценочным взглядом ловеласа обтянутое откровенным зеленым платьем тело женщины-администратора от плеч до бедер.

— Сейчас узнаю.

Ее лицо озарилось понимающей улыбкой. Молодая женщина вышла из-за стойки, направившись к тяжелому темному занавесу рядом, скрывшись за ним. Яго успел увидеть широкий коридор с темно-малиновой отделкой стен, черный плинтус и пару высоких дверей, прежде чем занавес за спиной женщины упал.

— Слушай, может, не надо? Зачем всё это? Ты пьян. Тебе дурь в голову лезет. — Яго посмотрел на Федра, сдвинув брови.

— Надо-надо! Сегодня классный день! — кивнул тот, небольно ударив приятеля кулаком в спину. — Мужчину из тебя сделаем! Потом еще спасибо скажешь! Не спорь с другом! — Федр ткнул Яго в лицо указательный палец, дыхнув на товарища перегаром. Яго поморщился, отстранив лицо, отошел и сел на софу напротив стойки администратора.

Федр стоял, разглядывая оставленный женщиной таблоид. Внизу, за крутым поворотом ступеней, голосили, перекрывая музыку, пьяные посетители бара: ржали, свистели, распевали песни и распивали крепкие напитки. От гула едва заметно трясся пол под ногами. Разноцветные лампы, слепившие глаза в баре, здесь были заменены холодными синими люминесцентами.

Тяжелый занавес зашевелился. Яго с Федром повернули головы. Раздвинув полотнище, к стойке вернулась женщина-хостес.

— Она свободна. Внесите аванс, — она посмотрела на Федра.

— Сколько просит сегодня?

— Восемьдесят.

Федр присвистнул и посмотрел на Яго, подзывая.

— Дорого, да, брат. Но она того сто́ит! Выкладывай деньжат.

— Ты уверен, что делаешь мне добро? — язвительно рыкнул Яго и полез за купюрами в кожаный набедренный чехол.

Федр сжал губы, сдвинул брови и, не сводя с товарища вдруг ставший презрительным взгляд, резким движением выхватил из своих ножен кинжал и приставил его к горлу Яго. Женщина, округлив глаза, молча смотрела, что последует дальше, и не пыталась поднять тревогу. Яго замер, опустив лицо и держа пальцами наполовину вытянутые из чехла купюры.

— Просто попробуй. Ощути. Это совсем несложно, — прошипел Федр в ухо. — Не обижай своего друга.

— Убери кинжал, — спокойно произнес Яго.

Федр улыбнулся и убрал оружие в ножны. Яго вздохнул и выложил деньги на темную крышку стойки. Женщина накрыла их ладонью и подтянула к себе, сделав запись в учетной книге.

— Имя? — она подняла глаза на Яго.

— Яго. Просто Яго, — быстро ответил за него Федр.

— Пятая дверь слева, — женщина указала на полотнища.

— Давай, друг, удачи. Воткни ей хорошенько. — Федр беззвучно заржал и хлопнул Яго по руке. — Я тебя в баре подожду. Столько, сколько нужно.

Яго выдохнул, решительно направился к занавесу и перед ним в последний раз обернулся на Федра. Тот, ухмыляясь, покивал и показал неприличный жест. Яго покрутил пальцем у виска и под хохот товарища скрылся за занавесом.

Сюда не проникало ни единого звука: своим тяжелым непроницаемым материалом полотнище заглушало сторонние шумы извне. Вдоль широкого коридора тянулись два ряда темных дверей. Коридор завершался круглым помещением за полупрозрачными шторами типа курительной или небольшого салона, откуда доносилась пара приглушенных голосов. Яго медленно, почти бесшумно прошел мимо первых дверей и подошел к пятой. Положив ладонь на ручку, надавил на нее. Дверь легко поддалась, и Яго, не спрашивая разрешения, вошел.

Размеры помещения напомнили ему отдельную камеру, в которой он содержался каких-то пару лет назад на правах одного из лучших гладиаторов, которым выделялись одиночные, достаточно свободные комнаты на период игр. Различие заключалось в меблировке и пригодных для проживания условиях. Шторы запахнуты, через них проникали свет лун, уличных фонарей и огни магазинов, очерчивая в полумраке предметы обстановки. Под потолком бледную, совсем неяркую синеву излучала одинокая лампа. Быстро привыкнув к слабому освещению, Яго, стоявший эти секунды у двери, медленно прошел вглубь комнаты, оглядываясь.

У стены напротив располагалась широкая полукруглая постель, размеры которой, по соображениям Яго, могли позволить осуществить клиентам самые странные, смелые и больные фантазии. На низком столике у окна находились предметы, значение которых Яго представлял, но сейчас и в мыслях не имел желания применять их на практике. Левый угол комнаты скрывала расписная кожаная ширма. Рядом висело зеркало в тяжелой позолоченной раме, перед которым стояло мягкое бордовое канапе. В воздухе витал сладковатый запах ароматических веществ, смешанный с табаком.

— Как тебя зовут? — вдруг произнес голос из-за ширмы. От неожиданности Яго вздрогнул и глухо назвался.

— Необычное имя. Кто ты и откуда? — красивый низкий голос принадлежал, должно быть, молодой женщине. Яго на мгновение показалось, что он уже мог где-то слышать его, но не помнил, при каких обстоятельствах.

— Я воин охраны имперора Отелло, — ответил он и почувствовал, как сердце забилось сильнее, а лоб покрылся холодным потом.

— Воин, — удовлетворенно прошелестел голос. — Проходи, воин. Если у тебя с собой есть оружие, оставь его у входа. Нам обоим будет неприятно, если кого-то из нас проткнет твой меч.

Женщина захихикала, а Яго молча отстегнул чехол с деньгами, ножны с мечом и бластер, бросил всё на пол.

— Проходи, — ласково произнес голос и растворился среди благовоний.

Яго, не сводя глаз с ширмы, прошел не к постели, а к канапе и с тяжелым сердцем ухнулся на мягкую обивку. Попытался расслабиться: запрокинул голову на спинку, закрыл глаза, глубоко вздохнул и положил руки на подлокотники.

Через пару секунд он вздрогнул, но не поднял веки: женщина бесшумно вышла из-за ширмы и, подойдя со спины, провела ладонью по его волосам. Яго задышал глубже, когда женщина, шелестя, казалось, невесомыми одеждами, обошла диванчик и села ему на колени.

— Расслабься, молодой воин, — нежно произнес голос. Легкая теплая ладонь провела по лицу. — Если ты участвовал в битвах и побеждал врагов, то с легкостью одолеешь и меня.

Когда ее рука заскользила по нагрудным щиткам, Яго распахнул глаза и сжал запястье, а женщина от неожиданности вскрикнула. Его словно пронзила молния — он узнал ее. Хотя она и изменилась за прошедшие годы, он всё равно ее вспомнил.

Высокие скулы, овальный подбородок; открытые в удивлении, накрашенные черной пастой губы. На лоб с мелкими морщинками падает длинная окрашенная прядь, а платиновые волосы подстрижены еще короче, чем когда Яго увидел ее впервые. Ярко-зеленые глаза на смуглом лице смотрели на него со страхом.

— Ты… — наконец выдохнул Яго после продолжительного молчания, не ослабляя хватку. Женщина сжала губы, не спуская с него глаз, полных страха, и пыталась высвободить руку.

— Я тебя помню… — Яго сдвинул брови, пытаясь отыскать в памяти, называли ли ее по имени.

— Я вижу тебя впервые! — прошипела женщина. Яго разжал пальцы, и она соскочила с его колен, отбежала к брошенному оружию на полу. Схватив бластер, женщина направила его на Яго. Тот неподвижно сидел в канапе и смотрел на нее.

Ей едва больше тридцати. Одета в обтягивающий грудь топ с глубоким вырезом и короткую юбку, на плечи накинут серебристый платок.

— Как твое имя? — спросил Яго, поднимаясь.

Женщина сделала шаг назад, прижавшись спиной к двери, и дернула рукой с бластером, направленным на Яго. Второй ладонью она нащупывала дверную ручку.

— Нет, стой, прошу, не убегай. Не зови никого. Я не причиню тебе зла. Обещаю. — Яго застыл на месте и поднял раскрытые ей навстречу ладони.

Женщина поразмыслила несколько мгновений и опустила руки.

— Я Ле́рой, — сказала она. — Откуда ты меня знаешь?

— Давненько у тебя было свидание, по всей видимости, тайное, с комендантом в пересыльном изоляторе, в Топторе. — Яго сделал медленный и осторожный шаг в сторону женщины. Та сильнее сжала бластер в опущенной руке. — Комендант избил одного парня, заключенного, который за вами обоими поглядывал. И ты вступилась за него, за того парнишку. Помнишь?

Яго приблизился к Лерой и осторожно высвободил из ее руки бластер, отбросив его на кровать. Она, затаив дыхание, во все глаза смотрела на Яго.

— Это — ты? Тот мальчик? — пораженно прошептала она, оглядев Яго с ног до головы. — А ты очень изменился. Совсем другой. Не похож…

— Ну вот, вырос. — Яго развел руками.

Лерой придвинула ширму к двери, загородив вход.

— Как ты оказался в охране имперора? Ты же… ты же был рабом, — она кивнула Яго на кровать, предлагая неожиданному визитеру присесть.

— Три года назад выиграл турнир гладиаторов, — тот сел на край кровати и упер ладони в колени. — Кроме свободы и статуса либертина я просил принять меня в личную охрану Отелло.

— И согласились? Тебя взяли? — ахнула Лерой, прикрыв рот ладонью. — Тебя, который в любой момент может выхватить кинжал и вонзить его в Отелло, находясь в непосредственной близости?

— Именно что так, — кивнул Яго. — Но за время нахождения в качестве то раба, то гладиатора, я умишком пораскинул и понял, что надо обмануть Отелло и иже с ним, всех солдат. Чтобы они подумали, что я смирился со своим поражением, отдаю себя всего и полностью новым господам и потому не смею больше никогда в их сторону даже пальца показать. Они мне поверили, поверили, что я стал бесчувственной машиной, смирился с судьбой, оставил в далеком прошлом все свои горечи и хочу посвятить себя иному поприщу.

— Комбинатор. — Лерой качнула головой и села напротив Яго.

— А ты как оказалась здесь? Ты могла найти себе иное… занятие, много лучше этого.

— Не было выбора.

Женщина скривила губы, отведя взгляд в сторону, и дернула плечом, словно ей эта тема неприятна, но продолжила:

— Когда я была ребенком, отец из-за долгов продал меня одному дельцу. Тот владел публичным домом, который был хорошо известен в наших Долинах. Сама я из Урэя. Сперва я была в личном услужении дельца. А потом однажды он привел меня в публичный дом и оставил там, развлекать гостей-мужчин. Я хороша собой, имею аппетитные формы — ну чем не приманка для голодных богачей. Конечно, я пыталась бежать, за что поплатилась…

Лерой замолчала и потерла ногу. Тут Яго заметил, что ее правая стопа была искусственной: бионический протез неотличим от настоящей конечности.

— Тот владелец искалечил мне ногу, — продолжила женщина, посмотрев на собеседника. — Я потом долго восстанавливалась. Мне сделали этот протез. Но я вынуждена была продолжать… работать. Через несколько лет меня перекупил другой богач, владелец этого дома. С тех пор я здесь, и гораздо популярнее и известнее других своих коллег в окру́ге. Точно попробовать со мной не хочешь?

Лерой шутливо посмеялась. Яго состроил гримасу и повел ладонью:

— Нет. Думаю, Макцию тогда с тобой было хорошо. Как он нашел тебя?

— Зашел в бар этажом ниже с приятелем, затем в голову ударила мысль посетить этот этаж. Он попал ко мне. Я его очень поразила. Сначала приходил ко мне сюда каждую свободную минутку, потом стал назначать встречи за пределами дома — давал деньги владельцу, чтобы тот разрешал мне на определенный период покидать стены и проводить время только с конкретным клиентом. Несколько раз он вывозил меня к себе в изоляторную тюрьму. Мы тогда даже не думали, что кто-то глубокой ночью может не спать.

Женщина снова посмотрела на Яго. Тот опустил глаза на свои руки.

— Я могу тебе помочь, — произнес он, наклонив вперед корпус, глядя Лерой в лицо.

— Ты сейчас серьезно? — спустя время, осмысливая услышанное, слегка недоверчиво спросила она.

— Более чем. Это не жизнь, сама понимаешь, такая, как у тебя. Я помогу тебе, если хочешь…

— И что ты сможешь сделать? — Лерой напряглась.

— Могу выкупить тебя. Якобы для себя. И тут же тебя отпустить. На все четыре стороны, — недолго подумав, произнес Яго. — У меня большое жалование. А если вдруг не хватит, я найду денег.

— Даже если ты выложишь кругленькую сумму, не сможешь договориться с Револи, владельцем нашего дома. — Лерой хмыкнула, покачав головой, встала с кровати. Со стола она взяла сигарету с зажигалкой, закурила. — Он ни за что меня не отпустит. Я приношу прибыли больше, чем другие девушки дома. Я здесь самое дорогое тело.

— Я не забыл, как ты заступилась за меня много лет назад, — произнес Яго, следя за женщиной, медленно меряющей комнату короткими шажками, и встал. — Я понимаю тебя, твои страдания, слезы, всё, что ты выносила и выносишь — знаю, и ты не отнекивайся, что желаешь покончить со всем этим раз и навсегда. Но боишься. Я точно такой же, как и ты. Мы похожи. Хотим отомстить, но боимся чего-то.

Лерой остановилась у зеркала и долго смотрела на свое отражение в сумраке полночи.

— У тебя доброе сердце. Это отличает тебя от всей отелловской шайки, — прошептала она, глядя в глаза отражению Яго.

— Я живу местью все последние годы. Зло, а не добро помогает мне. Благодаря злу и тьме я еще жив. Доброта бы меня сгубила, — процедил Яго и отвернулся.

Лерой затушила сигарету о зеркальную раму.

— Я заберу тебя отсюда. Только скажи, где искать богача. Я с ним договорюсь. — Яго хрустнул суставами пальцев, размяв руки.

— Дважды в месяц он приходит в дом и принимает отчеты. Наличность переводится на его счета. Где он живет, я не знаю. Но можно спросить его друга, управляющего баром, — сказала Лерой.

Яго повернулся к женщине.

— Как только узнаю от этого типчика какие-то подробности, приду к тебе. Я всё решу.

Лерой благодарно сжала его руку и улыбнулась. Он отстранился и подобрал свое оружие и чехол, крепя их к поясу.

— Почему ты это делаешь? — произнесла Лерой, глядя, как Яго сдвигает ширму от дверей, освобождая себе путь.

— Делаю что? — он развернулся, положив ладонь на дверную ручку.

— Помогаешь мне.

Наступила тишина. Женщина молча смотрела на Яго. Тот обдумывал ответ, глядя в сторону, чуть нахмурившись.

— Я смотрю на тебя — и вижу себя.

Сказав это, он быстро вышел.

Женщина-администратор крикнула ему, ветром пронесшемуся мимо стойки к лестнице на первый этаж, об уплате второй части, но Яго пропустил ее возглас мимо ушей и через три ступеньки сбежал в бар.

— Эй, так быстро? — Федр чуть не подавился пивом, когда увидел решительно надвигающегося на него Яго. — Ну, на первый раз простительно, ладно. И? Как она тебе? Как сам?

— Ничего не было, — остановившись возле товарища, Яго быстро оглядел посетителей за барной стойкой и, заглянув за нее и не найдя барменов, стал отчаянно бить ладонью по звонку.

— То есть как — ничего? — Федр чуть не упал со стула. — Ты не видел ее прелестей?!

— Не до этого было. — Яго махнул на него рукой и подозвал к себе вынырнувшего из служебного входа бармена.

— Интересно, чем вы там занимались… — разочарованно хмыкнул Федр и сделал очередной глоток. — Пазлы, что ли, собирали…

***

— Вы в ней нашли товарища по несчастью, — понимающе кивнул Сезонов.

— Она тоже была потеряна и не найдена. Противостояла одна всему миру. Любила и ненавидела одинаково горячо. Лишилась любви близких и долго не могла найти в себе силы отомстить врагу, обрекая себя на жалкое существование. О нее тоже вытирали ноги, ей плевали в лицо. Она ждала дня, когда ей улыбнется удача или подвернется счастливый случай. Или она встретит того, кто поймет ее и поддержит, разделит идеи и желания. Потому что понимала, что одна не справится. — Ягосор смотрел на свое отражение в зеркальной панели. Омичи за стенкой не могли понять, кто или что завладело его вниманием. — В общем-то да, мы с ней очень схожи. Наши судьбы. Будто вылеплены из одной массы.

— Вы сдержали данное ей слово? Сделали свободной?

— И да, и нет, — в голосе Ягосора не было лукавства. Ощущение, что он о чем-то сейчас очень сильно жалел. — Я не выкупил ее. Лишь помог сбежать. На нас обоих была объявлена охота.

— Она как-то помогла вам? А вы — ей?

— Я подстроил так, что она могла отомстить своему хозяину — убить. Но Лерой… не стала этого делать. Она его пощадила. Ей стало жалко это ничтожество. Она сказала тогда: «Пусть его покарает сама судьба. Но я не хочу и не могу ею быть. Судьба во много страшнее и изобретательнее в своих сценариях». Сама же Лерой сумела после подстроить, что в нужный момент рядом с Отелло не оказалось ни одного человека из охраны, кроме меня. Я убил его. Тогда мы бежали. Тогда же за нами увязались эти звери, которые появились у вас на планете. Некоторое время спустя после побега нас всё же настигли. Меня ранили, я полетел в какую-то бездну, а Лерой… Я не понял, куда она делась. Но, кажется, не упала в ущелье вслед за мной. А потом я оказался здесь — на этой планете, в вашем государстве. И очень плохо помню, какие-то короткие обрывки, что было со мной первые дни пребывания тут. Видимо, там, где мы с Лерой оказались, тоже были Запретные Территории, о которых мы даже и не знали. Раз я здесь, перед вами, живой.

Подполковник посмотрел на наручные часы и выдохнул: стрелки подводят раунд к завершению, да и само время уже — обеденное. Можно уверенно заявлять, что сегодняшняя первая встреча с инопланетным гостем прошла более чем продуктивно. Успехи достигнуты неожиданные и, как считал Сезонов, колоссальные: пришелец заговорил, охотно отвечал на вопросы, раскрывал некоторые картины повествования шире, обрисовал мир своего народа и поведал о тяжелых годах юности и молодости.

— Ваша история потрясает. Своей фантастичностью и трагедией. Своей… как будто нереальностью. — Сезонов высказал оценки и мысли, ранее пришедшие ему и омским служащим на ум.

— До сих пор не верите. — Ягосор усмехнулся, покачав головой.

— Не в том смысле. Это сложно объяснить. Я верю каждому вашему слову. Просто вы — самый первый представитель разумного вида жизни за пределами солнечной системы, оказавшийся на Земле, которого я вижу и с которым общаюсь. Я удивлен вашей непростой судьбой и сопереживаю вам, мы все. — Подполковник на секунду взглянул в зеркальную стену. Он этого видеть не мог, но по другую сторону омичи, поймав на себе обращенный к ним взгляд Сезонова, машинально кивнули, соглашаясь со сказанным, хотя их жеста не видели сидевшие в комнате. — Вам, как члену семьи некогда правящей династии…

— Не стоит упоминать об этом, особенно сейчас, когда уже поздно что-либо изменить, — Яго поморщился и мотнул головой, повел ладонями, — когда всё потеряно, ничего не вернуть и обратно дороги нет.

А ведь действительно. Ягосор прав: пути назад нет. Слушая интереснейший рассказ пришельца о своем мире и своей жизни, Сезонов будто бы в самом деле забыл, что вернуться в свою вселенную Яго уже не сможет. Всё до ужаса просто: на сегодняшний день ни один житель Земли не знает, как вспороть пространство и время и перенести космического чужеземца из этого мира в его, откуда тот родом. Единственный, тоскливый выход для галактионца (если, конечно, он быстро свыкнется с утратой связи со своей павшей родиной) — до конца дней жить на Земле. И лучше на территории нашей страны. Чтоб не создавать международного шума. Единственный выход превратить пришельца в своего, сделать незамеченным для общества — «смешать» с людьми. Единственная возможность беспрепятственно наблюдать и изучать его — оставить в России. Насколько часто и думает ли Яго вообще о своем сложившемся положении? Пережил ли психологический элемент безысходности или еще находится в острой его фазе, пряча эмоции перед военными, не выставляя напоказ? Это, конечно, может задеть инопланетного гостя, но при этом — считал Сезонов — необходимо задать ему подобные вопросы: об осознании, что всю оставшуюся жизнь придется жить среди землян.

Картина вырисовывалась следующая: на новый день уже появились задачи — спланировать очередные раунды опроса о жизни в России, подготовить в чем-то может некорректные в своей безжалостности вопросы о последующем нахождении на Земле и поинтересоваться личным досье Калдыша и Владыкиной, чтобы ближе узнать, с кем приходится работать. Как профессионалы, служащие они понятны, как простые граждане — неизвестны.

— На сегодня, думаю, всё. — Сезонов выпрямился и опустил руки под стол на колени.

— Так быстро? Но я не против. — Яго покивал, постукивая кончиками пальцев друг о друга.

— У меня не было много времени выстроить стратегию общения с вами. Хочется верить, что завтра подготовлюсь лучше и дело пойдет куда продуктивнее.

Сезонов выразительно взглянул в тонировку.

— Пара мгновений, товарищ подполковник. Зову, — сказал в наушнике голос Калдыша.

Кивнув, Сезонов вновь повернул лицо к галактионцу. Тот выдал неожиданный номер: не напрягшись ни одной мышцей рук, он легко развел кисти в стороны, оборвав цепь наручников, будто освободил себя от тонкой швейной нитки.

— Тревога! Объект освободился! — в ту же секунду, оглушая, прокричал в ухе голос лейтенанта.

Сезонов, как бы ни был удивлен выходкой Ягосора, поморщился и быстрее вынул наушник: не дай бог еще стать тугим на одно ухо вследствие профессиональной травмы — гвалта младшего офицера в самые барабанные перепонки.

Что творилось за дверью в следующий момент, как галактионец освободил себя от браслетов, подполковник не видел, но представлял: спецназовцы, приводившие и уводившие Яго в допросную, которую Калдыш окрестил Первой Комнатой, за соседней дверью и без передатчика услышали крик лейтенанта, уже рванув сюда. Владыкина, наверно, набирает по внутренней связи Селиванова, подскочив к столам техников. Сам Калдыш, выбежав из кабинета, уже готов схватиться за ручку допросной и вывести столичного командировочного офицера.

Тело сработало скорее, чем мозг осознал, что́ он, Сезонов, сделал: в мгновение вскочив со скамьи, подполковник быстрым движением протянул руку к замку и щелкнул им, запирая себя и галактионца в одном помещении. Тут же в дверь со стороны коридора ухнулось что-то тяжелое и объемное: военные навалились, думая, что ли, снести дверь с места?

— Товарищ подполковник!

Последовали сильные удары.

— А вы читаете мои мысли, — поверх частых и крепких ударов произнес Яго, не повышая голос.

Сезонов, стоя перед дверью, представлял Калдыша и спецназовцев за ней и на пятом обрушившемся ударе, услышав пришельца, обернулся к нему. Ягосор, изображая на лице саму невинность, казалось, невесомым нажатием пальцев на металл сломал фиксаторы и, отодвинув сломанные наручники к краю стола, сложил ладони перед собой, выжидательно глядя на подполковника, ничего не предпринимая.

— Сами хотели закрыть? — Сезонов кивнул на дверь.

— Нет, вас попросить. — Яго коротко улыбнулся.

Под звуки ударов и голоса, взглянув на изломанные браслеты, подполковник бесстрашно вернулся к столу и спокойно сел напротив Яго.

— Я подобное от вас, честно, ожидал. Что вы продемонстрируете вашу силу. По крайней мере, очень хотел понаблюдать, — признался Сезонов и опустил глаза на наушник, лежащий на столе. В нем голос Владыкиной очень громко и твердо призывал подполковника остерегаться пришельца, впустить в комнату спецназ и прекратить вести себя так, как он делает — нарушать правила.

— Неужели? — инопланетный гость посмеялся. — Я также и с ножными могу, — он поводил ногами в ремнях, — но не буду.

— Вы ведь никогда специально не доказывали, что своей силой можете в легкую разрушить любой предмет, любую вещь. Всё о вас известно только в экспериментальных условиях. Почему же вам в голову не приходило — может так, потехи ради? — хоть каждый день демонстрировать свои силовые способности? Ломая, ну, не знаю, хоть стены?

— Приходило такое, — галактионец усмехнулся, — но не делал никогда, нет. Потому что всегда под охраной. Всегда рядом со мной был человек или несколько, у которых оружие. Со временем, понимая ваш язык, я установил, что все эти автоматы и шокеры применят ко мне, если я что-то вытворю. Знаете, это был один из первых и главных, сделанных мной за всё время пребывания тут логичных выводов. Если кто-то держит в руках некую штуку и при этом с серьезной невозмутимостью и сосредоточенностью пялится на тебя, значит, этой вещью можно очень сильно и серьезно тебе навредить. Я калекой оставаться не хочу.

Некоторое время Сезонов и Ягосор смотрели друг на друга, будто выжидали что-то, чего сами понять не могли. В дверь колотили, в наушнике на столе кричали. «Влетит обоим по первое число, но это детали», — подумал подполковник.

— Вы меня правда не боитесь? — галактионец добавил в голос нотки пугающей таинственности. — Я ведь запросто сверну вам шею, буквально тремя пальцами. Вы ведь знаете, что́ я могу.

Вместо ответа подполковник упер правый локоть в стол и развернул раскрытую ладонь в сторону Яго, приглашающе глядя на него.

— Валерий Игоревич! Товарищ подполковник! — летело тревожное со всех сторон.

Сезонов не думал останавливаться и отказываться от своей идеи.

Пришелец понял, что имеет в виду подполковник и чего хочет. Несколько удивившись, заинтригованный, он поставил свою руку и сомкнул ладонь Сезонова, крепко обхватив. Пару секунд они переглядывались.

— Начали, — бросил Сезонов и напряг мышцы. Тут же собрался и Яго.

Оба испытывали друг друга на прочность и выясняли предел своих возможностей одновременно. Ягосор по праву может называться самым сильным на Земле — правда, не человеком, а расом. Сезонов хоть не самый-самый — он ведь никогда не соревновался с титулованными борцами, заявившими о себе на чемпионатах международного уровня, поэтому говорить о своей суперсиле было бы преждевременно, — но что он сильнее любого среднестатистического человека с отменной физической подготовкой как минимум в два раза, это факт, подтвержденный испытаниями в ходе советского проекта Г.Р.О.М.

Ладони быстро нагрелись и вспотели, мышцы и сухожилия натягивались звенящими струнами — оба с первых мгновений задали друг другу настоящий олимпийский темп, молча договорившись не давать друг другу поблажек и действовать в полную силу, не пряча ее, а выставляя напоказ. Минуты не прошло, как оба поняли, что соперники они друг другу достойные.

Поразившись, как долго держится Сезонов — у обоих руки подрагивали, но ни на сантиметр не склонялись в какую-либо сторону, — Яго дернул бровью и сжал пальцы крепче, найдя откуда-то в себе еще немного сил. Они помогли ему: рука подполковника наконец ощутимо дрогнула. Галактионец это заметил и стал добивать соперника. Жим пришельца теперь оказался столь велик, что Сезонов решил, как совсем недалеко до по-настоящему сломанного запястья и это уже не шутки, поэтому в один миг ослабил хватку. Его рука звонко ударилась о стол; казалось, будто отбиты костяшки и тыльная сторона кисти. Пока подполковник разминал ушибленную ладонь, Яго с нескрываемым интересом рассматривал Сезонова как в первый раз.

— Вот это вот было очень даже неожиданно! — прошептал он восхищенно, кивая. — Скажите правду! Откуда вы на самом деле? Какое-то секретное боевое подразделение? Особый корпус?

— Вооруженные силы России, — хмыкнул Сезонов, поднимая глаза. — Армейский опыт. Командный состав, в министерстве. Ничего сверхнеобычного, уверяю.

Последнюю фразу он сказал больше для омских служащих в надежде, что те его услышали в секунду отвлечения от чтения нотаций по нарушению правил и барабанной дроби в двери. Или услышат, спустя время прослушивая звукозаписи разговоров в этой Первой Комнате, чтобы потом не было лишних вопросов о физической выдержке и выносливости московского офицера, которые, собственно, можно ему самому и задать.

Сезонов протянул руку к наушнику и вставил его в ухо, произнеся:

— Меня слышит кто-то?

— Товарищ подполковник!!! — в свой возглас Владыкина вложила максимум гнева и максимум извинений одновременно.

— Скажите лейтенанту Калдышу, чтоб прекратили выламывать дверь, мы сейчас выйдем на добровольной основе. Никакой опасности никто тут не представляет.

Сезонов вновь отложил наушник на стол, развернулся корпусом к стеклу и, глядя за тонировку, указал ладонью на дверь. Через считанные секунды та перестала содрогаться от непрерывных и многочисленных ударов, надсаживавших уши последние минуты.

— Точно накажут. Причем обоих, — утвердительно произнес галактионец, подкрепив свое суждение кивком головы.

— Верите? — Сезонов обернулся. Конечно, он понимал, что добром эта выходка не кончится, но хотелось выяснить, что насчет произошедшего думает Ягосор.

— Вообще без шансов! Я кое-что понял и… и будто бы ничего не понял. — Яго хлопнул глазами и басовито хохотнул.

Подполковник поднялся и, подойдя к двери, щелкнув замком, громко сказал, чтобы услышали собравшиеся в коридоре в ожидании явления его и пришельца на свет:

— Товарищи военнослужащие. Мы выходим. Заверяю, что Ягосор не причинит никому вреда.

Сезонов уже обхватил дверную ручку, чтобы надавить на нее и повернуть, как еще сидевший за столом Яго произнес:

— Зря это сделал. Сейчас закроют надолго.

— Я всё устрою. — Сезонов обернулся на галактионца. — Поверьте, с вами точно не будут обращаться хуже. Всё будет улажено.

Пришелец кивнул, глядя на изломанные браслеты. Подполковник открыл дверь, не двигаясь с места.

Вдоль коридора напротив допросной плечом к плечу стояли, изготовленные отразить нападение, два спецназовца с пистолетами-транквилизаторами, Калдыш с резиновой дубинкой и Владыкина с газовым баллончиком. Чуть поодаль примчавшийся Селиванов ледяным взором прожигал Сезонова, сложив за спиной руки.

— Товарищ подполковник. Пройдемте со мной в кабинет. Сейчас же, — холодно и жестко произнес начальник оперативного управления. — Остальным — проводить объект, усилить охрану и приставить еще сотрудника до конца дня прямо к нему. При первой же попытке вытворить подобное, что было сейчас, — стрелять. Но не убивать. Будем разбираться.

— Ваши методы слишком!.. Даже не знаю! — спустя минуту металлический голос омского полковника отражался от стен кабинета и ввинчивался в Сезонова, бил по голове и втирался под кожу. — Они!.. Они выбиваются из понятий обычных и естественных действий, предпринимаемых в нормальных условиях и при нештате!

— Вы сами говорили, что я могу использовать все законные, и дали добро, — ровно ответил сидевший за столом Сезонов, облокотившись на спинку стула и спокойно глядя на Селиванова.

— Я дал вам уставное и разумное разрешение, но не вольнодумную свободу! — полковник потряс в воздухе пальцем. — И о чем речь вообще! Какая свобода! Какие методы! С допросами ладно, но вот это, это, Валерий Игоревич! Закрыться с потенциально опасным инопланетным существом, не препятствуя ему освободиться от наручников! Будто бы… сговор!

— Вы сами знаете, что это невозможно: я ни при каких условиях и обстоятельствах не мог встретиться с пришельцем заранее и договориться об этой выходке.

Селиванов молча мерил тяжелыми шагами свой кабинет вдоль стола, кипел и пыхтел, ворочая головой. Его шаги звучали как судный метроном. Сезонов то опускал глаза в стол, то поднимал на омского военачальника.

— Я не желаю вам и нашему пришельцу зла. И нисколько не хочу лишать вас возможности найти ответы на вопросы, кто он такой, этот галактический гость, не хочу обрывать ваши с ним беседы, поверьте! — Селиванов на секунду застыл напротив Сезонова, доверительно взглянув на него, однако вскоре взор полковника вновь посуровел: — Но вы мне не дали иного выхода в сложившейся ситуации. Не вы ее устроили. Но вы поддержали этот акт! Своими умышленными действиями пошли против моих указаний и уставных воинских правил! И даже тех объективов, что касаются нахождения в опасности!

Со стороны Сезонова последовал утвердительный кивок.

— Чего молчите? Что в защиту-то свою скажете? — буркнул Селиванов.

— Понимаю и согласен с вами, что доля моей вины в данной ситуации есть, — осторожно произнес подполковник.

— Что сами понимаете, это уже хорошо!

Селиванов развернулся на каблуках и приблизился к столу, оперся о него ладонями и склонился вперед, всматриваясь в Сезонова, будто разглядывал его человеческую сущность за военными кителем и погонами.

— Генерал Фамилин мне по-другому вас описывал, когда в телефонном разговоре устно рекомендовал, — негромко сказал полковник.

Взгляд Сезонова взлетел вверх от стола и встретился с Селивановым.

— Офицер, который в своих изысканиях пойдет до конца и честным путем добудет необходимые данные. Без дерзостей. Продумывая каждый шаг.

— Думаю, генерал Фамилин не всё вам рассказал.

Подполковник живо вспомнил эпизод ярославской истории, как он «честно» пытался проникнуть на территорию военной части у полигона без чьего-либо ведома.

Селиванов медленно закипал: брови сдвинулись, глаза сужались, последовал глубокий вдох.

— Зато теперь, — быстро добавил Сезонов, — мы убедились, что пришелец в определенных обстоятельствах честен с самим собой и окружающими. Что не причиняет вред просто так, не демонстрирует попусту свою силу.

— «Мы»?Мы убедились? Вы убедились, опытным путем, буквально, еще и рискуя!

Селиванов, закрыв глаза, протяжно вздохнул и тяжело опустился на стул напротив Сезонова по другую сторону стола, сложив перед собой руки.

— Значит, что мы знаем. Очень многое, думается. Планета Галактион, целое государство, из королевских кровей, в рабство продан, в кровавых поединках участвовал, императора какого-то убил, м-да… Персонаж… Убийца. Преступник, должно быть, по законам своего мира. — Полковник махнул рукой, будто размышлял вслух: — Часть видео и аудиозапись с момента, где пришелец избавляется от браслетов, я прикажу стереть.

— Может, и не придется удалять. Запись уже тогда была остановлена, мне кажется, — предположил Сезонов.

— Проверим. — Селиванов, хлопнув ладонью по столу, поднялся и взглянул на подполковника.

— И чтобы такого и близко подобного не повторилось, — требовательно сказал он. — Под вашу ответственность. Вы прекрасно знаете и понимаете: один ваш новый неверный шаг, неверное действие — один мой звонок вашему начальнику — и вы тут же обратно летите в Москву, а я полномочен закрыть вопрос сотрудничества в «омском деле» с вами и вообще. Я лишь озвучиваю общепонятные факты.

— Так точно. Разрешите обратиться с просьбой. Касаемо пришельца.

— После всего, что произошло, у вас хватает совести что-то за него просить?!

Каков процент злости омского военачальника был в тот момент, Сезонов точно не знал, но подозревал, что высокий, и рос он, думалось, в геометрической прогрессии с каждой его, подполковника, новой фразой любого содержания.

— Прошу не применять более жесткие ограничительные меры к Ягосору. Это была шутка. У него не было умысла нанести явный и существенный вред.

— Шутка? — Селиванов сощурился. В его голосе было столько недоверия, сколько его было бы, услышь он фразу, что молоко — красное. — Вы вообще сейчас думаете, понимаете, что несете? Был умысел, не было умысла, очевидно одно — пришелец опасен уже одним только фактом своего существования! Фактом обнаружения в нем нечеловеческой силы! И мне как ответственному лицу решать, что предпринимать, а что нет, основываясь на увиденном, известном! — Голос сошел на раздраженный шепот: — Вы вообще понимаете, что был бы тут сам начальник управления, он бы узнал о произошедшем в два счета, и вы бы уже не здесь сидели, а в допросной, показания давали?

— А где упомянутый вами начальник?

— В ежегодном отпуске.

— А кто его замещает?

— Я.

«Повезло», — иронично подумал Сезонов.

— Завтра жду вас другого. Не такого, как сегодня. Более рационального.

— Буду в форме. Разрешите идти?

— Уж постарайтесь! Идите.

— До завтра, товарищ полковник.

— Всего доброго.

Вечер прошел тревожно. Вопросов — уйма: в них переплелись наука, фантастика и военная тайна. Из какого мира Яго, из существующей в нашей вселенной галактики, еще не открытой, не обнаруженной — или параллельной? Мозг кипел больше, чем у любого старшеклассника на выпускных экзаменах или абитуриента на вступительных. Про себя мыслить оказалось тяжело: мысли кучкуются, сбиваются в группки, их не разлепишь. Вслух думается легче, быстрее: язык распутывает узелок сплетенных идей и расставляет всё по местам.

С кем-то нужно поговорить. Сам себе Сезонов не любил озвучивать свои же мысли, если рядом не было свидетелей.

Фамилин принял вызов после шестого гудка.

— Товарищ генерал, здравия желаю, я не поздно?

— Нет, Валерий, здравствуй, говори! Как день? Как успехи? Встречался с нашим типчиком?

Сезонов помнил про запрет Селиванова упоминать и распространять информацию непосвященным. Но Фамилин же знающий: именно с ним, первым, связалось управление по вопросу направления в Омск «специалиста, который поможет в решении задачи»; именно ему, первому, сообщили, что в истории замешана некая паранормальщина в виде неизвестного, упавшего с неба.

— Егор Семёныч. Вы же знаете: я вам доверяю как себе.

— Так.

— И в условиях, скажем так, нестандартной ситуации, в которой я сейчас, мне просто необходимо посвятить вас в некоторые моменты.

— Несмотря на некоторые запреты со стороны Омска.

— Так точно. Рядом с вами никого нет?

— Сейчас, выйду. — В трубке послышались звуковые помехи. — Ты точно хочешь сообщить мне нечто важное, по мобильному телефону, не по защищенному каналу связи?

— Да, — уверенно сказал Сезонов и тут же произнес: — Воздух — язык. Картинка — планета Земля. Боксерская груша — кратно больше пяти. Жанр — драматический триллер.

Генерал понял, что на самом деле скрывалось за формулировками подполковника. В трубке некоторое время молчали.

— Серьезно? — голос Фамилина будто бы сел.

— И это только за сегодня узнал. И то вам вкратце рассказал. Представьте, что будет завтра, что пото́м? Что́ выяснится?

Опять молчание.

— Что думаешь? — неуверенно спросил генерал.

— Хочу узнать как можно больше. Чтобы после всего судить и делать выводы. Но… Я на самом деле хотел бы его спрятать.

— Среди горожан?

— Так точно.

— Внешне он впишется, это, вероятно, уже факт… Ох, точно придется полстолицы поднимать, чтобы содействовать тебе. Без этого, получается, никак. Я уж было подумал, что можно как-то узким кругом обойтись…

— Да, придется подключать, несмотря на ваши слова. Я хочу добиться его перевода в столицу. Для некоторых процедур. Закончу в Омске — вернусь с ним.

— Думаешь, отдадут?

— Постараюсь упросить.

— Это-то одно. Вопрос еще в том, как скоординировать все возможные, последующие действия с министерством. И ФСБ. Их же включать еще одной стороной по этому делу. Только я пока даже не знаю, к кому конкретно-то обращаться с этим вопросом. Подумаю тут сам, а ты думай там.

— Дайте мне время, Егор Семёныч. У меня план. Опросить наш объект тут, получить самые последние и свежие на него данные, отправить на обработку в Москву и после положительного ответа ведомств закрыть под программой.

— Заранее уверен в положительной реакции?

— Никак нет, но ставлю на нее. Параллельно буду обдумывать вариант поведения при отказе.

— Ладно, Валер. Ты голова, я в тебе уверен. Если помощь нужна от меня, обращайся всегда. Действуй как знаешь. Только!..

— Только без Ярославля, я помню.

— Отлично. Доброй ночи, товарищ подполковник.

— До свидания, товарищ генерал.