Двойник (СИ)

ДЕНЬ 3

Сезонов был встречен пронзительным взглядом пяти пар глаз со смесью различных эмоций: холодная суровость Селиванова соседствовала с обманчивым безразличием техников, настороженность Владыкиной перекрывало недовольство Калдыша, которое он плохо замаскировал. «Ни стыда, ни совести у тебя, Валерий. Враз упал в глазах омских товарищей», — быстро подумал подполковник, тут же защищаясь своими же контрмыслями о добыче весьма полезных и ценных сведений о пришельце.

— Здравия желаю, — встретившись взглядом с каждым из присутствующих, кивнул Сезонов. Те поздоровались вразнобой.

— По старой схеме, товарищ подполковник. Только внутри с вами теперь будет один сотрудник, — произнес лейтенант, протягивая наушник.

Приняв его, Сезонов посмотрел в прозрачную стену. Ягосор уже сидел в комнате, вновь в наручниках и ремнях. За его спиной у стены стоял спецназовец, сложив ладони на автомате, висевшем поперек его груди.

Подполковник взглянул на наручные часы и сверил их с настенными в кабинете. Десять минут третьего.

Поехали.

— Ну что, досталось вам вчера? — был первый вопрос, который услышал галактионец, едва московский офицер оказался на пороге комнаты.

— На удивление нет. — Яго развел ладони. — Только… приставили. Прямо ко мне, — пришелец через плечо оглянулся на спецназовца. — Но честно заявляю, что не бедокурил. Вел себя аки послушный ученик.

— Вы делаете успехи.

Молчание. Сезонов внимательно смотрел на галактионца. Тот стучал пальцами одной руки по тыльной стороне ладони другой, не поднимая глаз.

— Я не всегда был таким. Каким меня вам могли описать и как вы сами составили впечатление. — Яго помотал головой. — Убийца. Мститель. Осквернитель… Судьба столько всего мне подкинула в последние месяцы, что я первое время долго не прекращал злословить. Страшная, жуткая, чудовищная тоска, до боли. Потом подумал, что надо смириться. Замкнуться. Всё как следует обдумать: кем я стану здесь, что меня ждет, что предстоит.

— Сколько попыток сбежать из-под стражи вы предприняли? Включая случаи в Новосибирске?

— Четыре.

— И что вам мешало — или кто? За исключением последнего, позавчера, во дворе управления.

— До сих пор наблюдаю за собой, что мой организм как-то странно и непонятно порой реагирует. Беспричинно. Меня может и шатать, и спать я могу целые сутки, или вообще долго не спать, и рвёт, будто тухлого чего нажрался.

«Давление поди», — смешно подумал Сезонов.

— Именно в минуты побега на меня резко и внезапно что-то накатывало. Накрывало. Я слабел и уже не мог дать отпор преследовавшим и поймавшим меня. Не представляющего опасности в подавленном таком состоянии, отправляли обратно, — закончил Яго.

— Зачем хотите сбежать?

Молчание.

— И сейчас думаете о побеге? — довольно провокационный вопрос, еще и в присутствии в помещении вооруженного бойца.

Губы Яго искривились в подобии ухмылки:

— Ну а кто о нем не думает. Покажите мне на того, кто, испытывая ограничения в действиях и перемещении, не мечтал бы удрать подальше на свободу.

— Я вам не рекомендую вновь пытаться бежать.

Галактионец хохотнул. Спецназовец за его спиной подобрался и переместил на автомате руки.

— Да я и не хочу уже особо. Будто бы… запал пропадает.

— Итак, с вашего позволения поговорим о вашей жизни уже здесь, на нашей планете, в нашей стране, — прочистив горло, сказал Сезонов. — Как часто и много вы думали — или даже продолжаете думать, до сих пор, — что жизнь ваша теперь навсегда связана с этой планетой? Что вы оторваны от своего края? Потому что, может вам это неизвестно, и я не знаю сам, как работают физические законы в ваших землях, но у нас на Земле еще не найден способ перемещения во времени и пространстве по щелчку пальцев или путем попадания в какую-нибудь яму.

Подполковник решил начать именно с этого, наверное, самого неприятного вопроса из приготовленных на сегодня, поскольку надеялся на честный ответ. Слова, произнесенные галактионцем, выйдут с искренней тоской и болью или недовольством и злостью, очищенные от каких бы то ни было эмоциональных примесей.

Ягосор переменился в лице, словно собирается взвешивать каждую фразу, которая и так будет тяжелой. Думается, он осознаёт, что заполучил на Земле клеймо чужака, хоть и сам зрительно сделал очевидный вывод, как явственно схож внешностью с каждым человеком здесь. Он никогда не станет землянином, человеком по рождению. Отныне лишь своим адекватным поведением и хорошим отношением к окружающему он может снискать репутацию гражданина. А когда (ну, или если) придется прятать его среди россиян, галактионец путем восстановления документов должен превратиться из грана Ягосора в Александра Креплова. Эту мысль Сезонов культивировал в гостиничном номере уже за полночь, но до конца так и не довел, решив продолжить оформлять ее на свежую, выспавшуюся голову.

— Я не верю, что свыкнусь с этим до конца. С тем, что никогда не вернусь на Галактион. Хотя и там меня ничего уже и не держит: царство пало, родных нет, друзей тоже — всех перебили, а народ во власти оккупантов. Я, может, и сумел бы встать во главе колонны, которая будет биться против врага во имя павших близких. Если бы мог вернуться. Но изменил бы ситуацию в корне? Вдруг уже поздно: народ смирился с поражением, у него нет лидера, который поведет в атаку… Пути назад отрезаны. Я и сам понимаю. Жалею ли? Жалеть бы мог, если знал, что есть шанс вернуться. А поскольку шансов нет, то и жалости тоже. Злюсь ли? Конечно. На себя. Что, возможно, мало сделал или не сделал ничего, что мог бы в какой-то конкретный момент. Но вопреки ситуации почему-то сам до этого мозгами не допёр. Ненавижу. Гневаюсь. Вот на мат бы ваш русский перешел, но… — Яго вздохнул и косо посмотрел в зеркальную стену. — Но что я этим изменю. Только самому чуть полегчает. А там, в моем мире, где-то за триллионы расстояний отсюда, ничего не поменяется.

Некоторое время все молчали: и Сезонов, глядя на пришельца; и хмурый Ягосор; и Калдыш в наушнике. Разводить сантименты наказа не было. Следует двигаться дальше. Тут не тургеневская повесть про кисейных барышень, чтоб сопереживать, с одной стороны. Идет допрос инопланетянина, который потенциально представляет опасность для окружающих. Полковник осторожно переключил внимание Яго на себя и продолжил задавать вопросы, порой сводя монолог галактионца на формат беседы, когда сам разбавлял речь пришельца своими уточнениями.

В этот раз продолжительность беседы в каждом из трех состоявшихся раундов была увеличена до астрономического часа. Возвращаясь в перерывах в кабинет, Сезонов замечал медленное, но оттаивание Владыкиной и Калдыша. Их, как и вчера, захватывала история Ягосора, и оба, развесив уши, постепенно забывали о нетипичном и не вполне нормальном поведении подполковника вчерашним днем.

Само же продолжение восстановленных из памяти Яго прошедших недель и месяцев было не менее интересным, чем сутками ранее. По его же словам, он помнит лишь несколько первых секунд, как оказался на Земле: река, лес, затянутое облаками небо, двое людей. После последующего тяжелого мысленного провала галактионец фокусируется на больничной палате и десятках врачей. Едва ему становится лучше и он в состоянии не просто стоять на ногах, но и ходить, брать предметы в руки, эти врачи отправляют его на непрекращающиеся скрининги и периодические анализы. При этом все эти долгие недели его держат в одном здании, не выводят на улицу ни под каким предлогом и всеми силами стараются, чтобы ни одна живая душа (за исключением пары-тройки уведомленных силовиков) за пределами стационара о нем не узнала. Но вот подворачивается Его Величество Случай— и Ягосор сбегает, следуя по наитию: мимо городов, по автотрассам, ночуя при заправочных станциях и придорожных мини-отелях за работу, которую в состоянии выполнить, дабы получить порцию пищи и койко-место для нескольких часов сна. Дни спустя накатывает осознание, что это не жизнь, как он существует сейчас, хоть даже и прячась от людей в белых халатах из Новосибирска. Яго приходит к мысли, что скрываться надо не тайком, а быть на виду у всех. Сходство с проживающими в стране гражданами идет на пользу, тем более никто не знает о пришельце, неотличимом от обычного здесь мужчины. Потому решено слиться с горожанами — именно в это время Яго следует мимо Омска.

Далее он пытается стать частью общества и начать жить как все: ходить на работу, зарабатывать деньги и на полученный доход покупать еду и одежду. Первый день галактионец не знает, куда податься и с чего начать, но на утро второго дня пребывания в городе читает объявление о наборе водителей в транспортное управление. Веря, что слово «транспорт» на Земле означает то же, что и на его планете (а водить он умел), Ягосор обращается напрямую к начальнику депо. Не имеющего документов, удостоверяющих личность, без водительских прав, подтверждающих стаж вождения в России или ином государстве, Яго принимают за апатрида и всё же берут в учебный центр, оформляя временные справки и ставя на учет. С собственной придуманной биографией и личностью галактионец приступает к обучению, а недели спустя уже выходит в свой первый внутримуниципальный рейс.

На сцене вновь появляется Его Величество Случай. Офицер местной военной части, оставив свой личный автомобиль в сервисе на ТО, следовал к своему месту службы на троллейбусе, которым управлял Яго. К этому времени все войсковые части Дальнего Востока и Сибири, под подпись ознакомленные с приметами сбежавшего из Новосибирска инопланетянина, вели пока еще безуспешные его поиски. Военный офицер узнал Яго в отражении, случайно взглянув в салонное зеркало заднего вида, когда дверь в водительский отсек была открыта. Прибыв на место службы, офицер тотчас же связался с компетентными людьми. Спустя пять часов в депо тихо пришли сотрудники управления ФСБ, тихо скрутили Яго, дождавшись его возвращения со смены, и тихо в темном микроавтобусе с тонированными стеклами увезли, как сказали бы, «в неизвестном направлении». С тех пор и поныне галактионец живет — существует — в Омске на том же положении, что и в Новосибирске: никуда не ходи, нигде не светись, куча исследований и поиск правды — кто он такой. Если с работниками транспортного депо Яго хоть немного разговаривал, то с омскими силовиками продолжил молчать так же, как и с новосибирскими, стоило медикам или военным обратиться к нему с любым вопросом. И не выдавливал он из себя фраз длиннее пяти слов до тех пор, пока вчера не увиделся с ним — подполковником Сезоновым.

— Товарищ полковник, разрешите?

— Заходите, Валерий Игоревич. Заходите…

— Мне нужно личное досье на советника Владыкину и старшего лейтенанта Калдыша. Хочу знать конкретнее и полнее, с кем в связке работаю. Они дали мне информацию о жизни и физическом здоровье пришельца, а я про них сам ничего не знаю.

Селиванов молча кивнул, приглашающе указав ладонью в сторону кресла, прошел к стационарному телефону на своем столе и, набрав короткий внутренний номер, поднял трубку с аппарата. Ему ответили быстро.

— Светлана Павловна? Полковник Селиванов. Есть возможность поднять дела на Владыкину и Калдыша?.. Оригиналы… Сейчас… Для ознакомления… В течение часа, думаю… Да… Хорошо, спасибо. — Селиванов положил трубку и посмотрел на Сезонова: — Когда поднимут, наберут, я вам сообщу. Несколько минут.

— Спасибо, — Сезонов кивнул из кресла.

— Как успехи? — оправив китель, полковник опустился на свое место за столом.

— В целом всё хорошо. На вопросы отвечает, последовательно и ясно. Достаточно распространённо, чтобы можно сделать вывод о его жизни среди людей.

— Он не позволяет себе ничего нового из «шуток»? Вы не ведётесь?

— Никак нет, всё штатно. Но я к вам еще по одному вопросу, Владимир Дмитриевич.

— Слушаю, — удобнее сев, полковник обратился в слух.

— Буду говорить как есть.

— Пожалуйста.

— Вопрос касается, конечно, пришельца. Я понимаю, что и в Новосибирске, и здесь у вас за короткое время знакомства с новоприбывшим из другой вселенной было налажено и на практике отточено взаимодействие. Какое никакое, оглядываясь на нежелание сотрудничать со стороны галактионца, но хотя бы между службами и управлениями, врачами и военными друг с другом. Ну, в каком смысле «взаимодействие»: выстроены, насколько понял, линии поведения, зависящие от совершаемого объектом. И эта схема, эта цепь проявила себя очень хорошо, и доказательство тому следующее: никто из гражданских не знает о существовании инопланетянина, схожего с человеком, и те первые свидетели появления пришельца у нас не вынесли всё в народ. Даже высшее командование еще не знает о всех событиях с точностью до знака.

— Что, кстати, не есть хорошо, считаю, — перебил Селиванов, — но при этом я до сих пор, спустя уже столько недель, пока не настроен обращаться к Москве, открываться перед ней и открывать всё. Поэтому вышел только на одного вас пока что. Ну и генерала Фамилина. Если бы сразу сообщили о произошедшем — что Новосиб, что мы, едва типчик попал к нам, — еще можно было залатать все дыры непонимания и заручиться более высокой поддержкой по всем пунктам. А вышло так, что и соседи наши умолчали, и мы вслед за ними. Сами разгребали и разгребаем до сих пор наше общее «дело». Ошибка? Не знаю, возможно, но не великая. Было бы ошибкой, случилось что страшное, непоправимое. Пока у нас, в Сибири, всё под контролем, волноваться не о чем. И при этом не может и не должно так продолжаться — открыто действовать на своей территории, но не пускать на нее Москву. В одной ведь песочнице! Только мы, сибиряки, играем, повернувшись спиной, в то время как остальные показывают друг дружке, какие фигурки слепили.

Подполковника позабавило сравнение омским начальником сложившейся ситуации с детской игровой площадкой. Думая, что в беседе настал подходящий момент, Сезонов осторожно предложил:

— Может, пришло уже время, прямо сейчас направить всю информацию Москве? Пока действительно не доигрались до одиночек. Данных скопилось достаточно, на целую папку. Контроль будет обеспечен, это я оставляю за собой, обещаю.

Селиванов глубоко и серьезно задумался, глядя куда-то в угол и сложив руки под подбородком, повернулся в своем кресле. Сезонов терпеливо ждал. Он готов услышать любой ответ, положительный либо отрицательный, поскольку и на тот, и на другой подготовил оправдания и контраргументы.

— Сам прекрасно понимаю, что в некоторых ресурсах, полномочиях мы ограничены, — негромко произнес полковник спустя минуту. — Что тут надо заниматься более… углубленно, что ли. Что, возможно, в дальнейшем мы не сможем многое обеспечить, чем Москва, в силу разных причин.

— Вы сами подводите итог к тому, что и вам становится очевидно ясно.

— Не вполне очевидно и не так ясно, как в дивную безоблачную погоду, — вздохнул Селиванов и, развернувшись в кресле к подполковнику, спросил: — После Москвы его могут не вернуть сюда? Вы оставите его там. Скорее всего.

— Очень хотелось бы, если честно. Хотя бы на время. Потом — как дело пойдет.

— Какое дело?

— Ну… от много зависит.

— Вы еще сами не знаете.

— Точно нет, но верю, что смогу обозначить перспективы, прояснив эпизоды после их изучения московскими специалистами.

— Всем бы вашу святую веру, Валерий Игоревич…

Селиванов протяжно вздохнул, будто собирался с мыслями, чтобы разрешить главнейший вопрос всей своей жизни.

Раздался звонок телефона. Полковник снял трубку:

— Да… Да? Отлично… Подойду не я, подполковник Сезонов… Хорошо, спасибо еще раз… Досье уже подняли, можете ознакомиться, — сказал Селиванов, кладя трубку. — Сейчас спускаетесь на первый этаж по лестничному пролету прямо тут, слева, и до самого конца по коридору. Вам под подпись на руки временно отдадут.

— Отлично. — Сезонов встал из-за стола.

— Вы же не собираетесь за пределы управления досье уносить, копии с них делать?

— Нет, что вы. Потом поднимусь еще к вам? Я не более чем на полчаса.

— Конечно, буду ждать.

Подполковник прошел в большой кабинет, пространство которого, однако, сужалось за счет напольных стеллажей до потолка, выстроенных в два ряда и уставленных папками и коробками. В стороне у входной двери, за рабочим столом, приветливая сотрудница протянула Сезонову два досье и попросила поставить подпись на запросных формулярах. Подполковник прошел в смежный с кабинетом маленький пустой зал, сев за столом у окна, и раскрыл обе папки.

«Так, сперва взглянем на автобиографию.»

Калдыш.

Местный, из Омска. Окончил школу с серебряной медалью. Отслужил в армии на Дальнем Востоке. Выпускник Академии ФСБ, вернулся в Омск, где устроился в региональное управление службы безопасности. Женат, детей нет. Отец — ветеран Чечни, инвалид, входит в состав правления Совета ветеранов военных кампаний регионального отделения. Мать — инспектор пожарной безопасности на омском предприятии. Супруга — преподаватель в школе танцев.

Владыкина.

Из Тюменской области. Училась в лицее с углубленным изучением немецкого. После девятого класса поступила в колледж при институте государственной службы. По его окончанию работала помощником руководителя департамента в муниципальной администрации, параллельно училась на специалитете института госслужбы. Подала документы на конкурс, проводимый управлением, и, пройдя его, заключила бессрочный контракт. Разведена — в браке прожила шесть лет, детей нет. Отец — участковый врач, мать — преподаватель на факультете права. Тетя — солистка (пианистка) филармонии. Двоюродный брат — военный следователь в Ярославском гарнизоне.

У Сезонова щелкнуло в голове.

«А вот это уже интересно и, возможно, требует анализа.»

С другой стороны — мало ли военных следователей в ярославском регионе: там целое управление с отделами! Но на переднем плане памяти маячила только одна-единственная фамилия. Хотя нет, даже две.

Либо Шевчук. Либо Аверченко. Но скорее всего последний — в силу возраста.

Россия — большая деревня: все друг другу родня несмотря на расстояния.

Подполковник в нарастающем волнении, отложив на край стола досье на Калдыша, пролистал все страницы досье Владыкиной в надежде найти документ по каждому родственнику отдельно. И нашел.

Копия служебного удостоверения — еще капитана — Сергея Аверченко и выписка из его личного дела. На семь лет старше своей двоюродной сестры. Следственное управление — его первое и до недавних пор единственное место службы. Разведен, два малолетних ребенка.

Отложив бумаги, Сезонов задумался.

Так уж случайно ли, что Владыкина близка к «омскому делу» в силу своей исполнительности, ответственности, хваткости? Или вызвалась сама и так рьяно просилась быть ближе к пришельцу, придумав адекватные причины и объяснения, что ее и утвердили? Когда она последний раз могла общаться с братом? Летала ли в Москву или Ярославль после возбуждения уголовного «ярославского дела»? Общается ли с Аверченко по телефону, когда он звонит в дни разрешения (и звонит ли ей вообще)? Что она могла рассказать ему? Что он — ей?

Сезонов оказался здесь, в Омске, потому что Фамилин направил его в командировку. Потому что генералу позвонил Селиванов. Который — очень может быть — основывался на рекомендации его, подполковника, кандидатуры именно с подачи Владыкиной. Поскольку Аверченко в свою очередь до наступления событий, связанных с уголовным процессом, успел связаться с кузиной и в том числе рассказать о любопытном, вставляющем палки в колеса всей местной гарнизонной системе военнослужащем из столицы. Вот почему вчера Владыкина интересовалась, кто он, Сезонов, на самом деле и озвучивала предположение очевидной связи Ярославля и Новосибирска-Омска. Не просто вопросы — прощупывание почвы. Желание самой узнать больше.

Что движет ей? Чего она хочет? И хочет ли вообще?

Хотя стоп. Слишком быстро и красиво складывается пазл: будто Владыкина заинтересована в деле напрямую, что-то замышляет. А может нет? Может, он, Сезонов, всё сейчас выдумывает из своей головы и ничего из того, что предполагает, истиной не является? Всё же надо быть настороже. Наблюдать за ней.

Если бы всё являлось правдой, тогда сложилось следующее: Владыкиной важно быть вблизи галактионца, поскольку она предположила (уж дело второе, как) наличие некоторой связи между пришельцем, упавшим с неба в Новосибирской области, и чудовищами, возникшими в ярославском регионе. Ведь ей о последних рассказал двоюродный брат, когда еще мог беспрепятственно связываться и не был ограничен в телефонных звонках и личных встречах. (Вопрос: рассказала ли она тогда ему о «своем» инопланетянине?) Питая к Аверченко сестринские чувства, надеясь на справедливость, Владыкина (здесь допускаем, что она знает, что в отношении брата ведут дело) думает представить данные о «сибирском пришельце», Ягосоре, как доказательство непреодолимых сил, что ли, мешающих последовательному и верному разрешению уголовного дела. Мол, в своем Поволжье ничего не видите, а у нас тут, в Сибири, новый виток по вашему же следствию: ваши пришельцы попали на Землю из-за нашего (или благодаря ему), включи́те этот поворотный момент в протокол и начните расследование заново. Владыкиной важно предъявить доказательство неспособности и невозможности контролировать человеком, ее братом, — пусть и при звании, должности, погонах и полномочиях — ситуации, выходящей за рамки человеческого умысла и действий, в том числе с участием (назовем это так) природных объектов, неизвестных земных наукам. Владыкина хочет использовать Ягосора как защиту — оправдание для брата или, по крайней мере, как замедление, торможение уголовного процесса в целях найти любую малую процессуальную лазейку, чтобы даже ненадолго выиграть время и попробовать увести Сергея из-под более карательной статьи (ведь и правда: речи о полном оправдании тут быть не может).

Поскольку «ярославское дело» — процесс закрытый, то до Омска информация не успела дойти и здесь о процессе ничего не знают (по крайней мере, не должны). Потому могут и не знать об опасности родственной связи между Владыкиной и ее братом.

Лучше бы это было выдумкой, неправдой. Иначе Ягосору может грозить опасность.

Его обманом, насильно — под контролем Владыкиной (вопрос только в том, когда и как она это провернет) — перевезут в Ярославль, где идет основной судебный процесс, выставят в качестве доказательства на стороне защиты. Таким образом и возникнет новый поворот, дело прогремит новым элементом, разбирательство могут начать сначала, и тогда под большим ударом окажется всё омское управление. Это вряд ли охватывается умыслом Владыкиной.

Надо защитить и ее, и управление, и Яго.

Тогда последнего нужно скорее уводить из-под крыла Омска и перевозить в Москву, под свое прикрытие и тех, кому можно доверять.

Это всё в том случае, если окажется правдой, если она такой и является. Сложность в том, как доподлинно убедиться, что все сложившиеся сейчас в мозгу пазлы — не выдумка, не игра его, Сезонова, воображения, а реальная угроза многим. И если допустить, что всё сопоставленное — действительно, при этом не зная, когда у Владыкиной запланирован «день Х», то начинать действовать надо уже с этого часа.

Необходимо аккуратно, но сильно давить на Селиванова, чтобы он сегодня же согласился на отправку Ягосора в Москву. Тогда завтра в первой половине дня можно получить все, пусть и черновые, бумаги на галактионца, отправить их в Москву по факсимильной связи и дать столице понять, что разрешить поставленный перед ней на утверждение вопрос нужно в кратчайшие сроки — вопрос организации перелета Яго из Омска и передачи дела по нему. Обозначить срок не более суток. Тогда в идеале уже послезавтра утренним рейсом он, Сезонов, и Ягосор вместе с сопровождающим их лицом и всеми бумагами отправятся в Москву. Но если весь план застопорится хоть на каком этапе, если затянется, Владыкина приведет в исполнение свой план.

Интересно знать, кого она взяла себе в помощники для реализации задуманного? Чем подкупила, чем соблазнила? Эти люди — из управления? Со стороны? Может ли одним из заговорщиков быть сам Селиванов? А Калдыш? Сезонов всё равно не доверяет им на все сто, это было бы самонадеянно.

Как, не вызывая подозрений с чьей-либо стороны (и особенно со стороны Екатерины), прощупать о Владыкиной чуть больше информации? Начнешь действовать — ускорят развитие неблагоприятных для галактионца и всех, кто повязан историей с ним, событий. Помедлишь — план, какой бы он ни был, если существует, запустится с невообразимой скоростью. Может, нечто уже предпринимается, в данную минуту, когда он, Сезонов, сидит в зале и листает досье на сотрудников управления. Может, своим появлением здесь, в Омске, он ускорил процесс выполнения опасной и рискованной задачи, которую поставила (если поставила) перед собой Владыкина.

Охладив мысли, насколько было возможно, подполковник прочел оставшиеся материалы и, вернув досье, вновь поднялся к Селиванову. «Пора обрабатывать».

— Валерий Игоревич, всё взвесив, всё обдумав, я, пожалуй, дам добро на отправку нашего пришельца в Москву, вместе с вами.

Такую фразу уверенным тоном произнес полковник, едва Сезонов раскрыл дверь в его кабинет и шагнул вперед, открыв рот. Удача? Еще бы! Маховик крутанулся в его, Сезонова, пользу.

— Рад слышать. Чем скорее это произойдет, тем лучше, — участливо сказал подполковник.

— А что так торо́питесь? Проблемы какие-то?

— Никак нет, — соврал Сезонов. — Могу от вас позвонить?

Селиванов приглашающе указал на рабочий стационарный телефон за своим местом и отошел в сторону. Сезонов прошел к аппарату и набрал номер приемной московского управления, глянув полковнику в спину: тот стоял у окна и смотрел во внутренний двор.

«Вряд ли Селиванов — подельник Владыкиной. Тогда бы либо застопорил процесс передачи Ягосора, либо вообще бы отказал в просьбе перевезти его. Хотя всё может быть не так просто… Может, это какой обманный манёвр.»

Когда трубку на том конце подняли и представился голос сотрудника, Сезонов назвался и попросил перевести на Фамилина. Генерал ответил после четвертого гудка, обратившись к кому-то: «Подождите минутку».

— Алло, слушаю?

— Егор Семёныч? Сезонов, из Омска.

— А, приветствую, Валер. («Прошу прощения, срочный звонок, давайте минут через пять», — проговорил генерал не в трубку.)

— Товарищ генерал, только что с товарищем полковником была достигнута договоренность о передаче Омском объекта Москве.

— Быстро справился, Валерий!

— Включите на громкую связь. — Селиванов развернулся от окна и подошел к столу, вставая рядом с подполковником.

Сезонов нажал на кнопку и положил трубку:

— Егор Семёныч, мы на громкой связи. Со мной рядом полковник Селиванов.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, — сказал полковник.

— Здравия желаю, — отозвался Фамилин. — Поддерживаю принятое вами решение, Владимир Дмитриевич. Давайте координировать действия, товарищи офицеры. Что зависит от Омска, то предлагаете. Что зависит от Москвы, обеспечим.

— Ваш подполковник мчится вперед паровоза, — Селиванов, усмехнувшись, на миг посмотрел на Сезонова, — просит незамедлительно приступать к организации всех необходимых мероприятий.

— Знаете, я «своим» подполковником, как вы выразились, ничуть не удивлен! — почему-то весело отреагировал генерал.

— Я вообще-то тут, — вклинился Сезонов.

Оба офицера — один в трубке, другой по правую руку рядом — хохотнули и в следующую же секунду, прочистив горло, сменили тон.

— Товарищ генерал, с нашей стороны точно: акты за моей подписью, все данные по объекту от нас и Новосибирска в том числе, обеспечение переезда на служебной машине до аэропорта и, если понадобится, на борт вместе с нашим человеком отправим — и товарища подполковника, и объект.

— Можно без последнего пункта. Просто до аэропорта, — сказал Сезонов.

— Как сами скажете. Может, передумаете еще. Сейчас какие-либо документы нужны? По связи отправить? Чтобы уже сейчас начали разбираться, не ждать оригиналы, которые только вместе с товарищем подполковником прибудут.

— Да, было бы неплохо. Тогда, наверное, лучше самые последние, свежие акты о нем.

— Итоговые заключения от всех профильных врачей, что его обследовали, — Сезонов посмотрел на Селиванова. — Могут сегодня уже подготовить?

Полковник взглянул на часы:

— Если сейчас позвонить и застать, может, и получится. Либо завтрашним утром в крайнем случае. В общем после текущего разговора наберу, сообщу.

— Да, знаете что: пусть в приказе о переводе объекта под контроль Москвы подполковник распишется. Чтобы не тратить время на почтовую связь, чтобы сразу у каждого действительные оригиналы были. Тем более он на это полномочен. Слышишь, Валер?

— Да, Егор Семёныч, принято.

— Устно пока заверяю вас, Владимир Дмитриевич, что столица, пока что в моем лице, от имени оборонного управления, принимает ваше волеизъявление и готова взять объект под контроль, обеспечив все дальнейшие действия по его охране и изучению на своей территории.

— Отлично, товарищ генерал. И не совсем волеизъявление прямо мое, если честно.

Селиванов хитро посмотрел на Сезонова. Тот ничего не сказал. Он смотрел на телефонный аппарат, не участвуя в дальнейшем обмене репликами между двумя военачальниками, и думал.

«Самое страшное, поскольку неизбежное: когда Владыкина узнает — а она конечно же будет поставлена в известность как ответственное лицо, — что организована передача Ягосора столице, она запустит процесс, который бог весть из чего состоит, но ставит своей целью всеми силами воспрепятствовать передаче галактионца Москве. Что же делать…»

— Подполковник, вы тут? — голос Селиванова вызволил его из глубоких дум. Будто очнувшись, Сезонов сморгнул:

— Да, прошу прощения, слушаю?

— Валерий, всё сопровождаешь самостоятельно вплоть до Москвы. Ты на всём отрезке пути от Омска до столицы главный. Всё под твой контроль и твою ответственность, когда документы подпишешь. Да, собственно, ты и так по сути уже ведущий, — услышал он голос Фамилина из телефонного динамика.

— Так точно, товарищ генерал, уяснил.

— Тогда, Владимир Дмитриевич, договорились. Я жду свежие данные, а потом ответом направляю гарантийный рапорт.

— Так точно, товарищ генерал. Всего доброго, до связи!

— До свидания, товарищи офицеры.

В динамике слегка щелкнуло: генерал положил трубку. Полковник тут же ее схватил и набрал внутренний номер:

— Полковник Селиванов беспокоит, снова, да. Занесут от меня досье, нужно все страницы до единой откопировать и в электронный вид перевести. Там их достаточно, час точно займет. Сделать сегодня же… Хорошо. И завтра утром тоже: человек придет, тоже на срочную копию второй партии документов от меня… Да. Хорошо.

Новыми нажатиями пальцев по кнопкам полковник набрал внутренний номер Калдыша. Тот ответил без промедлений:

— Да, товарищ полковник?

— Анатолий, поторопи техников, чтобы до завтрашнего дня, до обеда, они подчистили и подготовили записи с допросом нашего внеземного товарища. Скажи: по моему приказу. А ты составляй отчет по сегодняшнему дню, к вечеру чтоб был у меня на столе. Если увидишь Катерину, передай, чтобы ко мне зашла.

— Понял, товарищ полковник.

— Выполнять. Ну вот, вроде всё и разрешается удачно, — последнюю фразу Селиванов произнес, глядя Сезонову в лицо. — Сейчас папку по пришельцу, с которой я вам давал ознакомиться, откопируют. Завтра до полудня будут заключения и запись. Всё окажется у вас на руках. От меня — документы. И можете отправляться в Москву.

— Прекрасно. С вашего позволения, я пойду. Я ведь больше не нужен?

— Если сами что-то хотите, кого-то думаете увидеть, пожалуйста. А так нет, ваша смена, как говорится, на сегодня окончена. Только дайте мне ваш контактный телефон, я сообщу по поводу документов, по мере их готовности.

— Конечно.

Офицеры обменялись номерами. Распрощавшись с полковником, Сезонов вышел в коридор и направился к кабинету, где держали Ягосора. Со стороны коридора у дверей под информационным стендом сидел один оперативник. Увидев приближающегося к нему подполковника, он встал. Сезонов отметил, что помнит его в лицо: он один из постоянной личной охраны галактионца.

— Разрешите к объекту? Не более пяти минут. Санкция от полковника Селиванова.

Насчет последнего подполковник слукавил, но об этом же спецназовец не знал.

— Оружие при вас какое-либо? — Силовик отвел автомат за спину, принявшись обхлопывать Сезонова.

— Ничего.

На этот раз нож остался в сейфе в гостиничном номере.

— Телефон на время встречи отдадите сотруднику, — спецназовец кивнул за дверь в кабинет, где держали Яго: еще один вооруженный силовик находился внутри. — Не приближаться к объекту ближе чем на два метра.

— Ясно.

— Подполковник Сезонов, санкция Селиванова.

Боец негромко ударил в дверь и передвинул автомат на плече, взяв оружие в руки. Щелчок — замок открылся, медленно потянулась дверь. Сезонов увидел перед собой широкую спину спецназовца, который оглядывался в коридор через плечо.

— Товарищ подполковник, проходите вдоль стены налево, — сказал силовик и отвернулся.

Сезонов вошел согласно инструкции.

— О! Приятно видеть знакомые лица, особенно ваше встречаю с большим удовольствием! — громогласно, с напускной радостью прозвучал мужской голос с другого конца просторного кабинета. Подполковник быстро огляделся и остановил взгляд на галактионце.

В помещении горели потолочные лампы, поскольку окна с улицы наглухо закрыты створами. «Как же тут проветривают?», — подумал Сезонов. Кабинет заполняли раскладная кровать, невысокий стеллаж с дверцами, стол с выключенным портативным телевизором и два стула, шкаф-пенал. Пришелец отжимался от пола, опираясь на кулаки, и делал это, видимо, довольно давно и стойко: бицепсы блестели от пота, серая футболка на груди намокла, словно Ягосора окатили водой.

— По-спартански почти, — негромко заметил, скорее для себя, Сезонов, но Яго его услышал:

— В казармах, когда гладиатором был, кратно хуже. Вонь и всё такое. Включая человеческие отходы.

В нижней точке галактионец резко выдохнул, подтянул под себя колени и вскочил на ноги. Подошел к шкафу и, открыв его, недолго роясь, вытянул черную майку.

— Какую-то весть принесли? — Яго повернулся лицом к Сезонову, снимая футболку.

«Сказать о полученном разрешении прямо сейчас — нельзя, нет доверия к силовикам-охранникам. Позже — уже некрасиво, хотя ему-то что, какая разница. Его всегда только перед фактом и ставят в последние месяцы.»

Опустив руки, держа в них снятую одежду, галактионец смотрел на подполковника, ожидая, что тот скажет. На теле Яго Сезонов ясно увидел зарубцевавшиеся раны, когда-то нанесенные режущими предметами, и зажившие ожоги.

— Просто так. Проведать. Может, жалобы от вас услышать, — нашелся что сказать подполковник.

— Нет, всё по-старому. За исключением только вот.

Откинув снятую футболку куда-то в низ раскрытого шкафа, Яго схватил влажное, пропитанное водой полотенце из таза на столе и махнул ладонью в сторону спецназовца. Отойдя к закрытому окну, галактионец обтер туловище полотенцем и натянул майку.

— Завтра придете по мою душу? — Яго почесал нос.

— Общаться? Нет, я услышал, что было необходимо. Пока достаточно.

— А могу еще рассказать, у меня столько заготовок!

— Расскажете, только попозже.

— Куда меня?

Внезапный вопрос от галактионца ошарашил.

— Почему вы спросили?

Яго развел руками, постреляв глазами по сторонам:

— Вас вызывают сюда из столицы вашей страны. А по правилам игры, если что-то предпринимает центр, значит, дело дрянь.

— Не в вашем случае. Тем более такие игры велись в вашем мире. Тут… немного по-другому работает.

— Ладно. Поверю вам на слово, — легко согласился Яго, покивав, и сел за стол, ткнул пальцем на кнопку телевизора. Экран загорелся, в эфирной сетке вещания спортивного канала показывали лыжные гонки.

Сезонов кивнул Ягосору, возвращаясь к двери. Галактионец распрямился и поднял раскрытую ладонь в знак прощания.

«В конце концов не я один занимаюсь им. Главным и первым ответственным в Омске за него стало управление. Вот пусть оно и сообщает Яго, когда посчитает нужным, что с ним в дальнейшем будет», — подумал про себя Сезонов, вновь возвращаясь к Селиванову. Один вопрос остался невыясненным. Скоро он покинет город и не найдется случая увидеться с полковником. Попробовать узнать сейчас. Не получится — что ж, право Селиванова не рассказывать и продолжать скрывать дальше. Хотя любопытно до боли.

— Владимир Дмитриевич? Я еще… — стучась в раскрытую дверь кабинета и останавливаясь на пороге, подполковник запнулся, увидев Владыкину, сидевшую напротив Селиванова. Та развернулась к Сезонову. Он заметил папку в ее руках — пухлое дело на галактионца. Пойдет снимать копии.

— Минуту, подполковник. — Селиванов на миг поднял глаза на Сезонова и обратился к Владыкиной, завершая диалог: — В общем, надеюсь на твою оперативность.

— Так точно, товарищ полковник.

Молодая женщина поднялась из-за стола и прошла мимо подполковника, быстро взглянув на него. Сезонов, недолго проводив ее взглядом, прошел в кабинет, закрыл за собой дверь и приблизился к Селиванову: вставший со своего места, тот решил заварить кофе.

— Товарищ полковник. Давайте начистоту. Я хочу, чтобы вы ответили мне на один серьезный вопрос.

— Ого. Ну, попытаюсь.

Брови Селиванова на миг взлетели вверх, хоть он и не оторвал глаз от урчащей кофемашины.

— Какие конкретно эпизоды «ярославского дела» вам известны?

Начальник оперативного управления поджал губы и, вздохнув, постучал кулаком по столу.

— Насколько для вас это важно? — Селиванов понизил голос.

— Чтобы предотвратить возможное преступление.

— Преступление, о чем вы? — непонимающе переспросил полковник.

— Если вы ответите мне, я поясню. Или даже не придется. Может, я не прав. Когда узнаю всё от вас. Сейчас.

Селиванов мялся недолго и ответил почти сразу:

— Двоюродный брат Владыкиной, военный следователь из Ярославля, — один из обвиняемых по этому делу. Когда следствие только-только начиналось, он звонил Катерине и сообщил, что, возможно, станет фигурантом и быстро отмазаться не получится. Она была расстроена, поделилась с лейтенантом Калдышем — они оба хорошие такие приятели. Я как-то заметил, что Катерина сама не своя, узнал у лейтенанта, может, ему что известно. Он рассказал. Но всё ли, нет ли, где приврал, уж не знаю.

— Что брат Владыкиной сообщил ей? Что передали вам? — голос Сезонова похолодел.

— Он сказал — точнее, мне передали такими словами, — что в городе уничтожены какие-то невероятные звери, непохожие ни на один вид животных, проживающих на Земле. Предполагалось, что они пришельцы. Безумная фантастика, но так. И брат Катерины в том числе… упоминал ваше имя. Я потому и не препятствовал вам ознакомиться с досье на нее, зная, что вы увидите, кто ее родственник, и что-то для себя поймете. Потому, собственно, вы и сами здесь.

«Всё-таки эта цепочка существует! Владыкина осведомлена от Аверченко!»

— Что говорили обо мне?

— Этот — уже далеко не «один вопрос», Валерий Игоревич.

— Знаю, и всё-таки.

— Вы встречали его вместе с местным гарнизонным капитаном, между вами возникло недопонимание по вопросу этих… непонятных существ и вы пытались переманить следователя и второго военного на свою сторону. Потом следователь вас больше не видел. Какая уж у вас была тогда правда, мне не ведомо. Только брат Катерины сказал, что вас якобы надо опасаться. Есть за что, товарищ подполковник?

Взгляд Селиванова взметнулся к Сезонову.

— Никак нет, — выдавил тот.

«Значит, Селиванов действительно не знает, что я после встречи с Аверченко сразу из города не уехал. Если сейчас не врет. Не скажет правды, что знает, как было дальше — если ему известно. Но это уже никак не вытянешь… Аверченко, значит, после возбуждения «ярославского дела» сказал Владыкиной, что больше не видел меня, и ничего не добавил. Получается, Багров не рассказал ему, что мы с Юрой еще были в Ярославле в ночь ликвидации пришельцев. Смолчал, а зачем? Уже не выяснишь.»

— А вообще… Если хотите начистоту, товарищ подполковник… На сей момент мне не важны ярославские эпизоды. Не там моя епархия. Мое дело — заниматься местным пришельцем. И вы сейчас — тут. И интересует меня — настоящее дело. И мне важно, как вы показываете себя здесь, а что до Ярославля… Что было, то случилось. Ситуация там взята на контроль компетентными лицами? Прекрасно. Поэтому речь между мной и вами — только об Омске и только о Ягосоре. Работаем только по одному направлению. И если генерал Фамилин, о котором я слышал только хорошее, вас особо отметил и рекомендовал, мне нет оснований вам не доверять.

«Вот как. А я вот, наоборот, с подозрением, ко всем здесь. В силу пакостной привычки, которая, однако, порой спасает жизнь.»

— Спасибо, товарищ полковник. За ответ. Но скажите еще. У вас разве не возникало сомнений при включении в рабочую группу по изучению Яго, сибирского пришельца, родственника человека, ставшего фигурантом по уголовному делу с другими пришельцами?

— Сомнения? Нет. Два разных дела о двух разных представителях инопланетных видов, далеко по одну и другую сторону уральского хребта. В контактах не работаем. Они — объективно — не знают о нас. Мы — объективно — не знаем о них. Если вы хотите подвести к тому, что Катерина со своим братом о чем-то опасном договорились, что мне не известно, то этого быть не может. — Селиванов понизил голос, заговорив еще тише прежнего: — После разговора Владыкиной с братом в ее служебный телефонный аппарат и, к сожалению, в мобильный телефон, в целях осуществления проверки безопасности, встроена прослушка. Она это не знает. Мы слышим и читаем каждый ее разговор. Да, ситуация с мобильником — вторжение в личную жизнь. Но управление предприняло такой шаг, чтобы поймать момент, если что-то будет затеваться в отношении нашего пришельца или тех, ярославских. Прошло уже столько недель, а за Катей не наблюдается какое-либо несвойственное ей поведение.

— Думаете, всё так просто?

— За простым отводом глаз кроется сложное сюжетное сплетение, вы считаете?

— Есть основания. Правда, боюсь, они только для меня веские. Но не для вашего департамента, не для омского управления.

— Вам явно известно о «ярославском деле» больше. Я уверен. И уверен также, что сказали вы о нем несравненно мало. Не знаю конкретики, но знаю общее: вы видели и слышали многое, имеете некое представление и понимаете, почему в Ярославле произошло то, что произошло.

— На самом деле не до конца всё ясно. Лично мне. И этого я не узна́ю. Узнают лишь следователи и суд.

Селиванов поднес к губам чашку с готовым кофе и отпил свежесваренный напиток.

— Другими словами, резюмируя нашу беседу: у вас есть сомнения относительно советника Владыкиной?

— Да.

— Вот так вот берете и обвиняете служащего моего подчинения.

— Не голословно.

— Поясните подробнее. Это вам кажется? Или вы уверены?

— Страшно сказать, но ни то, ни другое. Я допускаю.

— Хм. Некая середина.

— Так точно.

— Я, возможно, чую, что некоторые риски могут быть. — Селиванов медленно покивал, глотнув кофе еще раз и глядя куда-то в стену перед собой. — Но описать их конкретно, изобразить, представить… Не выходит пока. Сам не знаю, что меня тревожит, что волнует. Не то чтобы Катерине я не доверял. Хотя… — полковник неопределенно пожал плечами. — Не взять ее в рабочую команду для контакта с пришельцем я не мог. Она инициативна, умна, хватка, исполнительна — действительно хороший советник, сомнений потому не было. Но когда всплыла история с ее двоюродным братом, мне как-то не по себе стало. Понимаете? Там инопланетянин, здесь… Того гляди из главка глубже копнут, про обоих узнают, полетят шапки. А кто про них может рассказать? В первую очередь, кто сильнее пострадал от «знакомства» с ними.

Селиванов пальцами закавычил слово, вновь посмотрел на Сезонова, оглядев его с ног до головы, будто тщательно сканировал.

— И что вы хотите предложить? Вы потому и торопитесь перевезти пришельца в Москву? Из-за Владыкиной?

— Верно. Чтобы она не привела в действие свой план.

Сезонов вкратце описал, что некоторое время назад выстроил в голове. Полковник слушал молча, попивая кофе небольшими глотками и положив вторую ладонь на сгиб руки.

— Как-то всё… сумбурно, Валерий Игоревич.

Селиванов скорчил гримасу недоверия и прошел к своему месту за столом.

— Прямых вещественных доказательств против нее нет. Равно как и косвенных. Не думаю, что телефонные разговоры с братом можно причислить к таковым. Из них явно не выясняется противоправная конкретика… Мне только одной вашей интуиции довериться?

Селиванов поднял на Сезонова глаза. Тот остался стоять перед севшим в свое кресло полковником.

— Ладно. — Селиванов повел губами, сдаваясь под натиском одолевавшего его сомнения, множащегося каждую секунду молчанием подполковника. — Что вы хотите? Какие ваши предложения по охране объекта вплоть до столицы?

И Сезонов, успев за короткие секунды набросать в мыслях примерный план пути следования из омского управления до московской Знаменки, поделился соображениями с полковником.

— Как видите, ничего сложного, — завершив последовательные объяснения, Сезонов развел ладони, констатируя очевидную для него простоту.

— Но так выходит, что головой за объект при приведенных вами нештатных потенциальных случаях отвечаете всё-таки вы, — с нажимом заметил Селиванов.

— Владимир Дмитриевич. Готов, — подполковник серьезно кивнул. — С меня спрос, в любом случае.

— Тогда не подведите. Пришелец важен только живым.