Двойник (СИ)

ДЕНЬ 5… 6

Давящий мрак. Оглушающее безмолвие. Он научился прорываться сквозь них. Правда, не с первого раза, но прорывался. Он не мог вообразить, что тишина и тьма могут быть его вечными спутниками до скончания времен. Только не сейчас.

Порой верилось, что очередное опасное ранение— последнее для него. Но ведь он умел возвращаться из пекла, восставать из развалин, возникать из осколков — всегда это делал. Он же вышел оттуда, откуда не вернулись его товарищи по отряду больше десяти лет назад. Что же могло поменяться?

Нет, он и сейчас разрушит эту стену. Будет бить руками и ногами, но сравняет с землей преграду, мешавшую на пути.

Первый удар — правой. Теперь — левой. Правой, левой. Правой, левой. Теперь ногой, другой. Тьма сопротивляется, но он тоже силен. Он не сдастся.

Наконец что-то под его руками треснуло и разрушилось.

Но ничего не произошло.

Та же тьма. Та же тишина.

Может, тьма не перед ним? Может, в нем? И он только зазря молотил воздух?

Тогда открой глаза! Распахни сознание! Ну же!

Перед взором плясали белесые пятна, вызывающие головокружение. Во рту — кислый привкус. Ощущение, будто всё тело залили бетоном. Где-то воет сирена — или только в его голове? Навязчиво, назойливо, противно, аж до боли…

К белым пятнам добавилось еще одно, темное, не такое прыгучее, вытянутое в пространстве. Со стороны пятна прошелестел неразборчивый голос. Шелестел и шелестел, словно опавшие осенние листья, гонимые ветром по газону. Потом шепот превратился в отдельные несвязные звуки. Кажется, вечность спустя они облеклись в слова. И голос был смутно знаком, только непросто вспомнить, кому он принадлежал.

Какие-то глупые, бесформенные образы и видения: шорох и шепот, несвязный язык, танцующие пятна…

— Вы… ка… эй… слы… что… сва…

Воздух рядом взреза́лся короткими фразами, обрывками слов. Темное пятно шагнуло еще ближе. Почти нависло. Сейчас оно его поглотит…

Но чем ближе оно приближалось, тем очертания становились яснее. Пятно превратилось в лицо Ягосора. Сезонов видел его нечетко: перед глазами плывет, и пол, и стена оставались пятнами, уменьшающимися и, наоборот, увеличивающимися. В этом видении Яго был жив. Хоть бы он сумел спастись по-настоящему.

— Мне… надо… в одно… место… — едва слышно, почти одними губами произнес Сезонов. Говорил как не он: за него прошептал кто-то другой, кого он не знает.

— Эм… Вторая дверь справа, за поворотом, в том конце коридора.

Образ Яго, думая, что подполковник говорил о туалете, указал себе за спину, имея в виду направление вне палаты.

— В управление… к Селиванову…

— Сбрендили?

Даже в плену своего сознания всё приходится делать самому и сопротивляться играм разума, подсовывавшего испытания. Подполковник, с трудом опираясь о кровать, попытался сесть, но тут же завалился назад: будто организм не поддавался его воле и не желал менять положение тела в пространстве. По животу и спине разнеслась жаркая болевая пульсация.

— Я врача позову… — услышал он будто издалека голос, но взгляд не смог распознать смазанный мир: будто все его краски, нанесенные на влажный мольберт и еще не успевшие высохнуть, вновь смахнули широким мазком кисти, обмакнутой в черную и густую, как смола, жидкость, перекрывшую всю картину.

Сколько понадобилось времени, чтобы художнику-реставратору смыть эту черноту с его глаз, счистить путы с памяти и сознания? Сезонов не знал. Но вынырнул в тот момент, когда мольберт, кажется, вновь был чист и к нему прикасались чьи-то руки. Наверное, того художника. Какие-то женственные, заботливые, теплые руки.

Он встретился с ней взглядом и его пронзила острая боль, но не от раны. Боль тоски и грусти поверх безграничной любви.

— Вера… — произнесли за него его губы будто не его голосом.

— Всё хорошо, Валер. Всё обязательно будет хорошо.

Ее ладонь дотронулась до его щеки и подбородка, обросших новой щетиной.

Он так давно не чувствовал ее прикосновений.

Он закрыл глаза.

Слишком несбыточное видение. Но такое пронзительно настоящее.

Такие реальные сны. Невообразимо…

В ушах откуда-то издалека звучал знакомый мотив, который еще не получалось разобрать, но на интуитивном уровне память приняла его за слышимый ранее. Струнная, размеренная, одинаковая мелодия… Слова — поверх мелодии произносились слова: тоже знакомый мотив — где-то он уже слышал эти протяжные ноты. Романс? Песня из мюзикла? Может, из кинофильма?

Звук нарастал постепенно вслед за медленно просыпавшимся, отходившим от наркоза и сна сознанием. Помимо голоса и инструментальной мелодии добавились ранее неразборчивые хлопки, будто аплодисменты.

Низкий приятный голос, не фальшивя, вытягивал многочисленные гласные. Непонятные, но музыкальные слова окружали недурные, но еще будто зажатые, не до конца раскрытые гитарные аккорды.

Прошло около минуты, прежде чем в разбуженное песней сознание просочились каждое слово с нотой, и Сезонов наконец понял, что голос тянул неаполитанскую песню из советского кинофильма «Формула любви». Как кому-то разрешили петь под гитару в тот час, когда он, подполковник, сражается с тьмой, да еще этот кто-то собрал вокруг себя публику: хлопки еще продолжали звучать?

Сезонов еще не стройным после пробуждения зрением обвел глазами доступный взору угол помещения. Лампа под потолком погашена. Дневной тусклый свет проникает из наполовину зашторенных окон. Рядом стоит еще одна, свободная, кровать. Один стул — у дверей, второй — у стены напротив возле узкого невысокого шкафа с непрозрачными створками и тумбы. Его окружают едва слышные звуки: что-то периодически пищит и постукивает.

Подполковник вздохнул и хотел потянуться, размять затекшие мышцы во всем теле, но едва шевельнулся, как запоздало почувствовал, что опутан трубками и присосками, обтянут бандажом. Короткое и неловкое движение, которое он успел совершить, отозвалось тягучей болью во всем теле. Сезонов поморщился. Под опоясывающим корсетом пульсировало, неприятно жгло в месте ранения, внутренности будто истыкали сотнями игл.

Узнанная песня вдруг стала навязчивой и лишней. Он так хотел побыть в тишине. Откуда поют? Кажется, так близко, возможно, даже за стенкой. Сезонов уже мысленно хотел обрушить весь земной шар на неизвестного барда, как прозвучал финальный аккорд, выдуманный гитаристом, и слушатели захлопали гораздо активнее, кто-то даже крикнул «браво», а другой оглушительно свистнул. Тут же за дверью с другой стороны, видимо, услышав этот свист, пронеслась чья-то фигура. Подполковник не разобрал, кто это был: шторки на стекле, в которое просматривалось пространство за стеной, оказались опущены. Сезонов развернул на подушке тяжелую голову и перевел взгляд в окно. Световой день клонился к вечеру.

Мимо зашаркали обувью, а за стеной напротив теперь не доносилось ни звука: вероятно, человек-инспектор, настигший веселое музыкальное собрание и заставший его врасплох, разогнал зрителей, и все повиновались, разбредаясь.

В следующую секунду ручка двери в помещение, где лежал Сезонов, медленно и бесшумно провернулась. Подполковник наблюдал за происходящим и с любопытством ожидал гостя. Вот дверь толкнули, и к удивлению Сезонова к нему юркнул Яго. Живой, на двух ногах, на вид невредимый, одетый в ту же одежду, в которой выезжал из управления ФСБ, только без теплой куртки. Он не смотрел на лежачего в постели, а сосредоточился на бесшумном проникновении: чтобы и обувь ступала тихо, и дверь не скрипела, и инструмент не звенел — в одной руке галактионец сжимал гитарный гриф. Откуда только он его раздобыл? И он ли это пел? Если да, то у него очень неплохой вокал для инопланетянина, исполняющего придуманную русскими песню на тарабарском наречии из мешанины несвязных итальянских слов.

Тихо закрыв дверь и осторожно опустив ручку, будто она может взорваться от нечаянного движения, Яго на пятках развернулся к Сезонову и тотчас же встретил его взгляд.

— Давно очнулись? — прошептал он, застыв у дверей.

— Нет, только что. — Голос сиплый, горло сухое, язык будто опухший. Отвратительно. — Ты пел?

— Я.

— Неплохо. Звучал.

— Спасибо. Несложный текст, быстро заучил, но непонятный.

— Это песня о бедном рыбаке, который поплыл из Неаполя в бурное море, а его бедная девушка ждала на берегу, — процитировал Сезонов фразу киногероя, объясняющего смысл песни. — В конце, в общем, все умерли.

— А поется достаточно весело, — хмыкнул Яго и опустился на стул возле дверей: — Как себя чувствуете?

— Бывало и хуже. Мне ты снился, кстати. Только без гитары.

— Это не сон. Вы действительно просыпались. Но на короткое время. Хотели уйти. Бредили разок, — ошарашил подполковника Яго. Значит, если короткий диалог с галактионцем всё-таки существовал в реальности, а не во снах, то Вера действительно была здесь? Она приезжала? Неужели правда? Где она сейчас?

— А женщина, посетительница? Была здесь? Ты ее видел?

К разочарованию Сезонова Яго помотал головой:

— Нет. Я был здесь почти всегда, большую часть. Только медсестры. Никто не приходил.

Всё-таки сон. На сердце обрушилась тоска. Чтобы заглушить ее, подполковник спросил:

— Закономерный вопрос: почему ты здесь? — Где это «здесь», он предположил почти сразу, как очнулся: палата в больнице или медицинском центре. — Тоже всё-таки ранен?

— Нет, целехонек. Сказали быть тут, при вас, я и исполняю.

— Кто и что тебе сказал делать? — произнес Сезонов, но не успел услышать ответ: к палате приближались голоса.

Яго, тоже заслышав их, понимая, что сбежать уже не удастся, если идут по его музыкальную душу нарушителя порядка, соскочил со стула у дверей и пересел на другой. Оттуда он, приняв умный вид, наставил на подполковника сосредоточенный взгляд, будто исполнял возложенную на него миссию. Гитару галактионец положил себе на колени, перевернув струнами вниз.

Возле палаты остановились, дверь приоткрылась, и заглянула медсестра, посмотрела на Сезонова. Увидев, что он в сознании, она обратилась к кому-то в сторону коридора со словами «Подождите недолго» и, прикрыв за собой дверь, прошла в палату, без интереса взглянув на Яго. Видимо, тому и правда позволялось находиться в палате вместе с подполковником, раз со стороны медработника не последовали оперативные санкции.

— Как себя чувствуете? — ровным голосом спросила женщина, подойдя к Сезонову со стороны, где размещались медприборы, и взглянула на их показатели.

— Ничего, спасибо.

— Показания хорошие, отлично, — будто бы для себя произнесла под нос медсестра, выключая один прибор, и спросила уже громче, разворачивая лицо к подполковнику: — Как давно очнулись? Жалобы есть?

— Пару минут назад. Пока ничего не беспокоит.

— К вам пришел генерал Фамилин. Он сейчас за дверью в коридоре. Хотел вас видеть. Пригласить его?

Егор Семёныч? В Омске? Давно ли? Специально ради — или из-за — него, Сезонова?

— Да, конечно. Пригласите, — произнес он севшим от удивления голосом.

Медсестра вышла из палаты, оставив дверь открытой, и произнесла уже в коридоре:

— Он в сознании. Только недолго. Я вам напомню.

— Хорошо, — отозвался голос генерал-майора, а через пару мгновений в палату вошел, заполняя помещение своей офицерской выправкой, сам Фамилин. Поверх ботинок — синие бахилы, на голове — фуражка, а не шапка, на форменный китель накинут одноразовый тканый халат для посетителей. Ничуть не удивленный Яго, он приветственно кивнул ему, вставшему со стула, проявившему уважительное внимание к вошедшему, и перевел взгляд на Сезонова:

— Ну, здравия желаю, товарищ подполковник. Здравие тебе сейчас точно необходимо.

— Товарищ генерал… — нетвердо заговорил Сезонов и попытался приподняться, но Фамилин остановил его ладонью:

— Лежи уж, Валер. Лежи. Вот, прилетел, когда узнал, что случилось. Ну? Что? Хотел уйти, как настоящий офицер: исполняя приказ, на боевом посту? — без тени ехидства вздохнул генерал, снимая фуражку и присаживаясь на стул у двери напротив Сезонова. Тот не нашелся, что ответить, и повернул голову на подушке в сторону.

— Подполковник Сезонов, — вновь заговорил Фамилин ровным тоном. Он держал фуражку на коленях и водил пальцами по козырьку, глядя на кокарду. — Прекрати этим заниматься.

— Чем? Службой в министерстве? — Сезонов развернул к генералу лицо.

— Подвергать себя риску.

Взгляд генерала стремительно взлетел вверх от фуражки и уперся в подполковника. Тот неопределенно повел головой, не ответив.

— С огнем играешь, Валерий. Выходишь за рамки…

— Да я с этими рамками… — перебил подполковник. — В рамках закона. В рамках полномочий. Я зажат условиями! Чтобы вникнуть в суть глубоко, в этом деле надо обследовать всё досконально. Да, пусть рисково. Да, пусть я уже и не спецназ. Полноты действий нет, как у оперативно-выездного. Будто бережное отовсюду отношение.

— Ты сам знаешь, почему оно необходимо, я не буду отвечать тебе на этот вопрос, — спокойно сказал Фамилин, коротко взглянув на галактионца.

— А… я бы хотел узнать, — негромко, но четко вставил тот, обнимая гитару за гриф и переводя взгляд с одного офицера на другого. — Он (Яго, глядя на генерала, быстро указал ладонью на Сезонова) истинный борец, в нем закал. Я это видел и теперь знаю. В нем достаточно всего, чтобы…

— Чтобы быть мудрее и сдержаннее в свои-то леты, — закончил за него Фамилин и совсем не так, как планировал сам Яго. — Но раз так сложилось, думается, вам стоит знать, с кем вы имели честь познакомиться.

Генерал удобнее сел на стуле, прижав фуражку к колену, и, посмотрев на Сезонова, который упер немигающий взгляд в одну точку в стене напротив, заговорил, обращаясь к галактионцу:

— На нашей планете сверхлюдей, обладающих потрясающими способностями и силами, по рождению нет. Несколько десятков лет назад был собран отряд граждан, которых можно и сейчас, с оглядкой на прошлое, назвать сверхлюдьми. Благодаря изнашивающим организм, но полезным тренировкам и новейшим разработкам сывороток, повышающим и увеличивающим человеческие возможности, данные природой, члены отряда обладали впечатляющими ловкостью, силой, сноровкой, выносливостью, скоростью. Они стали самыми-самыми среди всех граждан нашей страны. А поскольку этот проект был в разработке Министерства обороны, то и принимал участие отряд в вооруженных, непростых операциях, от которых, без малого, зависело будущее миропорядка на заданной территории.

— И вы с этим как-то связаны. — Ягосор перевел взгляд с генерала на подполковника и вновь указал на последнего ладонью. Сезонов слабо повел головой, будто кивнул:

— Я был в числе того отряда. В каждом из нас, агентов, сочетались несколько способностей. У кого-то было больше развито одно, у кого-то другое. Мне, так скажем, достались физическая выносливость, ускоренная регенерация и замедленное клеточное старение.

— Короче говоря, он своим существованием нарушает законы химии и биологии, — сострил Фамилин.

Сезонов усмехнулся. Генерал продолжил, вновь обращаясь к Яго:

— Упущу подробности самого последнего задания в истории отряда. Скажу лишь, что всё пошло не по плану, проект пришлось заморозить. А его (Фамилин перевел глаза на Сезонова) — спрятать.

— От кого? И зачем? — спустя время спросил Ягосор, поскольку никто из офицеров не продолжил рассказ: Фамилин молча и внимательно оглядывал галактионца, а подполковник делал вид, что изучает пакет физраствора, подвешенный на стойке у кровати.

Генерал успел только приоткрыть рот для ответа, как Сезонов, неотрывно глядя, как в катетер из резервуара капает раствор, негромко произнес:

— После развала Советского Союза в отряде, как и в проекте в целом, особо не нуждались. Активно создавались новые силовые подразделения, задачи которых совпадали с задачами отряда сверхлюдей. Мы практически не выезжали на операции, а участвовали в экспериментах при научных центрах. Последний раз отрядом мы работали против международных террористов. Из пятерых остался только я. Это была сложная операция: на нас, на отряд, на нашу миссию была возложена последняя надежда по устранению особо опасной террористической ячейки в горной местности, но…

Сезонов тяжело вздохнул, опустив взгляд на локтевой сгиб, куда подводилась катетерная трубка, и несильно сжал кулак.

— Я до сих пор думаю, — продолжил он, — что тогда нас кто-то сдал. Что террористы заранее знали о нашем появлении и устроили засаду. Но не знаю, жив еще тот человек или нет, из-за которого погибли мои товарищи. Террористы, готовя против нас атаку, знали нас в лицо, наши позывные, слабые и сильны стороны. Им было приказано уничтожить всех агентов и никого не оставлять в живых. Я спасся лишь чудом. Но большой ценой. Был исключен из отряда в связи с приостановкой проекта. Попал под специальную программу, сочетающую в себе нормы о защите свидетелей и членов их семей и нормы об установлении сроков давности в отношении информации, связанной с проектом. Получил новую должность, переведен в Москву в целях личной безопасности. Не дотянутся враги, хоть бы руки велики.

— Всё шутишь? — произнес Фамилин.

— Нисколько, Егор Семёныч. Я ценю, что для меня сделали.

— И поэтому до сих пор подставляешься под пули, ввязываешься в наспех продуманные предприятия. Еще скажи, что не специально. И ведь это еще не самые опасные преступники, кто с тобой это сделал! — Генерал указал зажатой в руке фуражкой на подполковника.

— У вас есть другая стратегия? — Сезонов поднял на него глаза.

— Нет, но мне твоя не нравится.

Твердый кивок генерала будто доказывал незыблемость и правость высшей офицерской позиции. Подполковник закатил глаза, отвернув лицо от Фамилина, чтобы тот не увидел его взгляд. Ягосор дернул уголком губ, усмехаясь.

Генерал хотел что-то сказать, но не нашел подходящих слов, лишь махнул на Сезонова своей фуражкой и насупился. Вот толковый офицер, думал Фамилин о подполковнике, столько всего повидал, столько выслужил, а будто бы не по уставу всё, не по общевоинскому, а какому-то своему собственному действует, едва вписываясь в разрешительное на грани профессионализма и попустительства.

В эту секунду вошла медсестра. Все трое посмотрели на нее.

— Попрошу вас покинуть палату, — произнесла женщина, глядя на генерала. — Скоро подойдет лечащий врач для осмотра.

— Конечно. Спасибо. Покидаю место дислокации.

Фамилин поднялся со стула и оправил на плечах халат. Ягосор тоже вскочил, в спешке задев гитарные струны, звякнувшие низким аккордом.

— Поправляйся, Валер.

Генерал потряс в воздухе крепко сжатым кулаком, поворачиваясь к выходу из палаты. Медсестра отошла в коридор, пропуская Фамилина.

— Спасибо, Егор Семёныч. — Сезонов шевельнул головой на подушке, имитируя кивок.

— Я еще задержусь в городе на сутки. Побеседую с местными командирами.

Фамилин вышел. Вслед за ним, оглядываясь на подполковника, в коридор шагнул галактионец, сжимая в правой руке гитарный гриф.

Выпустив посетителей, медсестра зашла в палату и, прикрыв за собой дверь, сняв с постели Сезонова планшет для записи показателей гемодинамики, направилась к медицинским приборам снимать данные с них для занесения в карту. С минуту она заполняла ее быстрым почерком, осмотрела правильность крепления трубок и присосок, проверила объем подачи физраствора в вену.

— Есть какие-либо жалобы? Боли, рези? Головокружение, рвотные позывы, иное? — женщина посмотрела на подполковника, размещая планшет на креплениях в каркасе изножья.

— Нет, всё в норме, — ответил Сезонов.

— Отлично. Врач скоро будет, он начинает делать обходы.

— Спасибо.

Медсестра вышла, оставив дверь в палату чуть приоткрытой. Тут же к подполковнику проскользнул Яго, оглядевшись по сторонам.

— Классный он. Начальник прямой, да ведь? — галактионец махнул куда-то за дверь, имея в виду Фамилина.

— Да. Ты уже ему представлен? — подполковник проследил, как Яго прошел до дальнего стула и ухнулся в него, отставив гитару к стене.

— Совсем недавно. Вот, буквально час назад. Тут ведь все были с утра. — Яго стал загибать пальцы: — И полковник Селиван, и вот он — ваш командир, и Владыкина.

— Екатерина? Тоже была тут? — Сезонов нахмурился.

— Да. Не при мне, конечно, было, но что знаю: все перезнакомились, пересказали версии событий произошедшего, порешали, что дальше делать.

— А что лейтенант Калдыш?

— Погиб. Так я слышал, сказали.

— Понятно…

М-да, паршиво. И парня погубили, и задание провалили. Была ведь, была мысль, что атака случится именно во время пути до аэропорта. Думали удачно проскочить… Лейтенант смело проявил себя. И словил смертельную пулю. Значит, не он. Не он в связке с Владыкиной, помогавший воплотить ее план по похищению Ягосора в действие. Подполковник до последнего сомневался в Калдыше. Получается, зря. На его стороне был молодой омич, раз кинулся прикрывать.

Но с другой стороны: мог ли кто-то другой еще желать заполучить галактионца в свои руки? И тогда эти неизвестные напали на них, а лейтенант всё же с Владыкиной и ему было приказано всеми силами и средствами, даже ценой жизни, обезопасить Яго от чужих посягательств, чтобы после избавления от преследователей продолжить воплощать фантастически безумное безрассудство? Хотя как это сейчас уже узнаешь: Калдыша нет, а Владыкина наверняка готовит новое наступление и только дожидается момента, когда можно предпринять новый шаг. Интересно, саркастически подумал подполковник, как сейчас ей удастся заполучить галактионца, когда тот находится в центре с десятками ежеминутно мечущихся по коридорам остроглазых сотрудников, под прицелом множества камер. Когда, в конце концов, он, Сезонов, в непосредственной близости, готовый в крайнем случае спасти Яго жизнь. Шансы малы. Пока Владыкина будет думать, как беспрепятственно вывезти галактионца за пределы медцентра, он, подполковник, озадачится поиском и предъявлением Селиванову законных, неопровержимых и допустимых доказательств против нее, что точно будет нелегко.

— В общем, по итогу, меня обратно не повезут. Полковник, омский, сказал. Он тут рассредоточит по этажам спецов. Наблюдать они будут и охранять, — добавил Яго. — Так что опять: из одной клетки в другую. Но тут мне нравится больше. Хотя бы разрешили по коридорам гулять. Не буду тухнуть в одной закрытой каморке все сутки.

— Вот уж везение… — Сезонов вздохнул.

Дверь в палату открыл бесшумно подошедший врач и оглядел обоих пациентов. За его спиной стоял медбрат.

— Здравствуйте, господа. Вижу, вы в прекрасном расположении духа, — врач улыбчиво посмотрел на Ягосора.

— В очень прекрасном, — буркнул тот, подпирая голову кулаком.

— А вы, стало быть, подполковник Сезонов.

Врач подошел к нему, снимая с шеи стетофонендоскоп, и быстрым профессиональным взглядом просканировал данные карты по показателям гемодинамики.

— Так точно, — кивнул Сезонов.

— Я попрошу вас ненадолго выйти, мне нужно осмотреть подполковника и провести необходимые манипуляции.

Медик взялся за душки стетоскопа, взглянув на Яго. Тот со вздохом поднялся и направился на выход мимо медбрата.

— Меня Ягосор зовут, кстати, — произнес галактионец негромко, взявшись за дверную ручку.

— О, неужели! — врач вдруг просиял, будто пятилетний мальчишка, которому просто так, в качестве сюрприза вручили сахарный леденец. Восклицание ударилось в дверь, которой хлопнул Яго, выходя в коридор.

Медбрат перекрыл капельницу и отсоединил от руки трубку, снял присоски с груди. Подполковник самостоятельно и осторожно сел в кровати, выпрямляясь.

— Дискомфорта в брюшном отделе при движении не испытываете? Я вас прослушаю. Говорят, именно вы разговорили этого товарища и первым же узнали его имя, — врач посмотрел на Сезонова и кивнул на дверь.

— Правда, — ответил тот, пока медик, держа дужки, вставлял оливы.

— Прекрасно. Дышите глубоко и ровно… Ну, давайте к делу, товарищ подполковник, — врач внимательно осматривал Сезонова, прослушивая его. — Когда очнулись? Что беспокоит? Голова не кружится, сухости во рту нет?

— Очнулся минут десять назад. Сейчас ничего не беспокоит.

— Вы очень стойки, удивляюсь. Ваш организм. Рана заживает хорошо. Быстрее, чем у всех пациентов, с подобными ранениями у которых мне приходилось сталкиваться. Да и вообще. Необычайная редкость. Никого никогда до вас не знал, чтобы организм так прекрасно себя вел, — задумчиво произнес врач.

Сезонов молчал. Не будет же он прямо сейчас рассказывать, что всё благодаря сывороткам, введенным ему еще два десятка лет назад?

Отложив фонендоскоп в сторону, медик отстегнул от подполковника корсет и пальпировал бок со спины и живота, осмотрел швы.

— Вы в медицинском центре на базе военного госпиталя. Вас привезли пару дней назад без сознания, в стабильно тяжелом состоянии. Тут же проведена операция. Прошла успешно, но не быстро, — говорил врач между проводимыми манипуляциями и внешним осмотром. — Огнестрельное ранение с обширным дефектом прямой и косой животной мышцы, дефектом кишечной стенки вкупе с геморрагическим шоком. Повезло, что живы остались. Упустили бы считанные минуты — внутреннее кровоизлияние было бы тяжелее, обильнее, без каких-либо шансов на успех. Пока несколько часов бандаж не надевайте.

Врач вынул из кармана медицинского халата упакованные в стерильный пакет ватно-марлевые диски, пропитанные раствором, наклеил на послеоперационные швы на животе и спине Сезонова.

— Правила просты. Самое главное, известное всем в стенах лечебных учреждений — соблюдать постельный режим, — сказал врач. — Особое диетическое питание. Антибиотики покапаем, витамины. Физические, силовые упражнения, глубокие наклоны не выполняйте: не нагружайте мышцы до заживления. Вставать, ходить надо, но первое время не очень долго, не до мышечного напряжения. Неделю побудете у нас. Последим за вашим состоянием, понаблюдаем. Показаний к релапаротомии я пока не вижу. У вас всё прекрасно заживает, кратно быстрее, чем у всех. Так что у вас есть все шансы уйти из этих стен раньше.

— Понятно, спасибо, — Сезонов кивнул.

— Сообщите о нем на пост, — обратился врач к медбрату и вновь повернулся к подполковнику: — Ну, будем вставать на ноги, товарищ офицер.

— Без этого никуда.

— Отдыхайте.

Врач вышел. Как только медбрат, помогший выполнить санитарно-гигиенические процедуры, покинул палату, тут же из коридора к Сезонову влетел Яго и вихрем пронеся к дальнему стулу.

— А сегодня запеканку морковную в здешней столовке давали. Я за вас порцию тоже в себя опрокинул, — довольно сообщил галактионец, словно хвастался включением в Книгу рекордов Гиннесса.

— Ну на здоровье, что сказать, — вздохнул Сезонов, спуская с кровати ноги.

— Случилось что, командир? — Яго тут же посерьезнел.

Подполковник огляделся по сторонам в поисках чего-либо, что можно бы накинуть на тело, но ничего не нашел.

— Надо подумать… Как обезопасить тебя здесь. Раз тебя тут оставляют. Несмотря на спецназ, — задумчиво произнес он, что-то вычисляя в уме. — Всё равно что-то случится, думаю. Они не откажутся от своей идеи, их ничего не остановит.

— Кого — «их»? — Ягосор подобрался.

— Знать бы мне самому, кого и откуда принесет по твою душу.

Подполковник сверлил галактионца тяжелым взглядом.

— Проблемы? — помявшись, спросил Яго. Ему не понравилось, как на него смотрит московский военачальник — будто под кожу пробирается, будто сжигает.

— Что ты сделал с тем человеком, который стрелял в меня? — пугающим шепотом спросил Сезонов, не опуская глаз. — Убил?

— Да, — коротко ответил Ягосор, даже не пытаясь юлить.

Подполковник тяжело вздохнул и опустил голову. Без зазрения совести, на аффекте ли, нет, но факт фактом — пришелец убил землянина. Не то чтобы это межгалактический скандал — смешно подумать… Дело не в том. Он, Сезонов, так хотел видеть галактионца иным, измененным после всех жизненных перипетий юности, сам перед собой ручался ненасильственным характером Яго в настоящем. Неконтролируемое стечение обстоятельств виной тому, что пришелец явил свою жестокую сторону? И каким образом трактовать случившееся: необходимая ли оборона при нападении? Каков будет вердикт, когда с этим будут разбираться? И избежит ли Яго следствия и уголовного преследования? Всё-таки ситуация нешуточная. Как-то Селиванов всё разрешит… Ведь во всем разбираться придется именно ему.

— В итоге из охотников на нас там, на стройке, был он один?

— Да.

— Об этом знают Селиванов и его группа? О том, что ты сделал?

— Да.

— Что они сказали?

— В глаза — ничего.

— Зачем ты это сделал?

— Устранил того типа? Вот сейчас не понял, командир! То есть я должен был оставить его в живых после такого?!

Понятно. Яго — воин, исполнитель, который пролагал себе путь к свободе, забирая жизни. Природа в нем сильнее всякого внешнего. Он никогда не изменится. В силах лишь уменьшить агрессию, попробовать смирить личность насильника, положить ее проявление на более мирные цели (или менее грубые и жестокие). Научить не убивать бездумно, не разобравшись. Быть может, у того стрелка получилось бы выведать всё: кто наниматель, каковы истинные цели последнего и всё прочее. Но о чем сейчас говорить…

Сезонов прошел к шкафу, прислушиваясь к сигналам организма, и, распахнув дверные створки, увидел на нижнем ярусе свою зимнюю обувь, чужую темную куртку на плечиках (может, Яго, вроде похожая) и пару футболок со спортивным костюмом, которые брал с собой в багаж для ношения в гостиничном номере. Тут же висели форменные брюки и галстук.

— Куртка, кстати, вам. От простреленной одежды решили избавиться и не чинить. Кровищи и дырени — во! — Галактионец широко разведенными меж собой ладонями явно превозносил размеры сквозных дырок и кровавых пятен в военной аляске и рубашке с кителем.

Сезонов надел брюки и футболку, застегнул кофту на молнии. За курткой обнаружилась багажная сумка. Подполковник пошарил в ней, убедившись, что все вещи в наличии и целостности. В одном из внутренних карманов нашлись наручные часы и прозрачный пакет со снятыми с простреленной одежды шевронами, нашивкой и погонами. На самом дне сумки в закрытом чехле лежал нож. На верхней полке шкафа подполковник увидел офицерскую шапку.

— Где папка? — Сезонов, вынув из сумки мобильник, вспомнил о документах на галактионца и повернулся к Яго.

— Селивану вернули. Все бумажки там целы. И, это… — Яго почесал нос. — Спасибо. Что меня спасли. И мне жаль, что так вышло.

— Мы оба — жертвы обстоятельств, — подполковник вернулся к кровати, растягиваясь на ней.

— И как мне, вам, нам себя вести, чтобы меня не похитили или что там хотят сделать? На органы распродать? — пришелец переложил ногу на ногу.

— Тут целый триллер вокруг тебя.

И Сезонов вкратце рассказал Яго, что тот на деле является центральной фигурой опасного в своей затее плана. А план этот разработан хорошо знакомой ему сотрудницей управления Владыкиной.

— Копать-колотить! Во дает, дамочка! — хмыкнул Яго.

— Если будешь встречаться с ней здесь по настоянию департамента, если она будет приходить сюда, то видеться вы должны только при свидетелях, только при спецах, ну, или при мне.

— Потому что если в темном уголке, то меня повяжут, да, класс, отлично, я понял! Но так-то ничего, что я одним пальцем семерых положить могу, пикнуть не успеют, вы не забыли? — в голосе Яго сквозило ехидством.

— Если в тебя вгонят слоновью дозу хлороформа, у тебя откажет нервная система и история про палец приобретет неактуальный характер!

— Я тогда в рожу плюну.

— Что, у тебя слюна еще ядовитая?

— Нет, но харкнуть в их морды — дело правое. А что! Сами сказали, что на меня объявлена охота!

— Я подумаю, как быть. Далеко не удаляйся. Мне важно знать, где ты.

— Вы что, как мамка-нянька мне будете? — Яго развел руками.

— Пока мы здесь, да. С тобой Селиванов еще говорил?

— Да. По поводу нападения. Но много ему не смог рассказать. Он хочет всё услышать от вас, когда очнетесь. Он же представил меня вашему командиру. Тот, конечно, в жестком шоке был, никак верить не хотел. Как и все вы, когда слышали, что я с другой планеты, а выгляжу как человек.

Сезонов закрыл глаза, сложил руки на груди. Пару секунд спустя послышался шорох и шаги в сторону выхода из палаты.

— Куда? — не разлепляя век, спросил подполковник.

— В сортир-то можно?

— Можно.

За галактионцем закрылась дверь.

Сезонов вздохнул и открыл глаза, уставившись в потолок.

«Надо что-то придумать. Надо что-то делать. На опережение получится ли? Сложно что-либо предпринимать, даже приблизительно не зная, реально, нет ли новое нападение — и здесь ли, в стенах госпиталя… И не догадываясь о будущих злодейских планах, что возводятся вкруг пришельца.»

Рядом завибрировал мобильник, оповещая о пришедшем сообщении. Подполковник увидел на экране смс, отправленное с номера Селиванова: «Когда увидите сообщение, наберите» и фамилия. Сезонов нажал на кнопку вызова.

— Валерий Игоревич? — вежливо произнес голос полковника после первого гудка.

— Да, я, слушаю.

— Давно очнулись?

— Нет, меньше часа назад.

— Как вы? Виделся с хирургами, оперировавшими вас. Вы были тяжелый пациент.

— Сейчас всё неплохо. В норме.

— Ну слава богу. На поправку, значит, скорую.

— Хочется верить.

— Вы знаете, что и Фамилин тут прилетел, и ребят-оперативников я оставил на время вашей госпитализации. Мною принято решение подержать объект там, в медцентре, при вас, для всеобщего спокойствия. Под охрану вас обоих. Думаю, вы меня поймете.

— Частично да.

— Пока не могу иначе… Скверно, что ваши предположения подтвердились. Хорошая у вас интуиция.

— Иногда мешает — будто настоящий предвестник. Что с Владыкиной?

— Наблюдаю за ней. Наблюдаю. Обычная. Вот совершенно! Будто бы и правда чиста.

— А Калдыш? Он действительно…

— Увы.

— Лейтенант погиб по ее вине.

— Валерий Игоревич. У нас с вами нет доказательств. Помните. Ваша интуиция и наши логические и будто очевидные догадки не являются таковыми. Это лишь мысли. Идеально сконструированные мысли. В которые мы хотим верить, потому что больше ни во что не можем.

— Но если так и окажется — если в ходе реализации плана Владыкиной погиб сотрудник вашего департамента, — надо возбуждать дело. Надо всеми способами найти против нее доказательства!

— Вы же не будете заниматься этим, проходя лечение! Или вы что, как Шерлок Холмс, который, не выходя из своей комнаты, распутывал дела, так же, не выходя из палаты, разгадаете план и поймете, откуда и как будет нанесен новый удар?

— Не претендую на звание мастера сыска, но…

— Отставить «но», товарищ подполковник, — беззлобно прервал Сезонова Селиванов. — Подумайте о себе. А мы подумаем за вас, решая дальнейшие вопросы вставшей перед нами большой проблемы. Тем более дежурный спецназ в центре получил указания при возникновении нештата. Вывод объекта и вас за территорию обеспечат в случае чего. Выздоравливайте. Всего доброго.

— Понял. Спасибо.

Сезонов отложил телефон и потер обозначившуюся щетину.

«Всё настолько очевидно, что нельзя не начинать разрабатывать план действий по охране и защите Яго. И всё далеко не так просто, потому что неизвестны внешние объективные факторы. Может, Владыкина так умна и хитра, что обведет Селиванова с управлением вокруг пальца? Те будут думать, что она ничего не замышляет, а она в свою очередь уже одной ногой окажется здесь и со своей преступной командой тихо снимет весь спецназ в госпитале. Потому что наверняка знает, сколько их всего и где они рассредоточены. С благовидными намерениями пообщается с медперсоналом, убедит их, что получила разрешение на вывод Яго с территории медцентра. Тогда и увезет его в неизвестность.»

Сезонов вновь взял в руки мобильник и опять набрал полковника.

— Владимир Дмитриевич, приветствую еще раз. Прошу меня выслушать. У меня появились кое-какие наброски… Да, относительно Владыкиной…