Вместо того чтобы полагаться на сомнительные и смехотворные истории Аксмана о том, как он унес маленький ящичек с прахом Гитлера, чтобы дать возможность будущим поколениям почтить память фюрера в храме цинизма, — байки, которые повторялись и которым верили такие историки, как Хью Тревор-Ропер, —теперь мы можем основываться на сообщении, датированном 5 мая 1945 года, советского гвардии лейтенанта Алексея Панасова, содержащем более точное описание предполагаемых трупов Гитлера и Евы Браун.
Мы можем также полагаться на другие документы, касающиеся обнаружения трупов семейства Геббельсов.
Чтобы вполне оценить атмосферу, царившую в морге больницы Берлин-Бух, которая была реквизирована советскими войсками и где производилась судебно-медицинская экспертиза различных трупов, нам лучше всего начать с обнаружения трупов семейства Геббельсов и соответствующих посмертных исследований.
Донесение об обнаружении трупов семейства Геббельсов было подписано генерал-лейтенантом Вадисом, начальником административного отдела контрразведки СМЕРШ 1-го Белорусского фронта, генерал-майором Мельниковым, заместителем начальника административного отдела СМЕРШ 1-го Белорусского фронта, полковником Мирошниченко, начальником отдела контрразведки СМЕРШ 3-й Ударной армии, подполковником Барсуковым, начальником административного отдела контрразведки 2-го Белорусского фронта, подполковником Клименко, начальником отдела контрразведки 79-го пехотного корпуса, полковником Крыловым, начальником политотдела того же корпуса, подполковником Гвоздем, начальником разведки 3-й Ударной армии, майором Акзяновым, начальником контрразведки СМЕРШ 207-й стрелковой дивизии, майором Хазиным, начальником подотдела контрразведки СМЕРШ той же дивизии, майором Быстровым, начальником подотдела контрразведки СМЕРШ 3-й Ударной армии, начальником оперативного отдела Управления контрразведки СМЕРШ 1-го Белорусского фронта, подполковником Грачевым, военврачом медицинской службы 79-го пехотного корпуса и их переводчиком капитаном Альперовичем, руководителем следственной группы из развед-упра 3-й Ударной армии.
На западный взгляд, в это дело оказалось вовлечено слишком много людей. Как подчеркнул советский полковник Войтов, это типично для всех советских документов — раскладывать ответственность как для славы, так и для позора. Их отчет был подытожен в документе, составленном капитаном Альперовичем и датированным 3 мая 1945 года.
«2 мая 1945 года в центре Берлина в бункере германской Канцелярии подполковник Клименко и майоры Быстров и Хазин обнаружили — в присутствии немцев Вильгельма Ланге, повара Канцелярии, и Карла Шнайдера, старшего механика гаража Канцелярии, — ...в нескольких метрах от входной двери в 17.00 частично сгоревшие трупы мужчины и женщины; труп мужчины поменьше, ис-кривленная правая нога в металлическом протезе, частично сгоревшем, на трупе обнаружены обгоревшие остатки формы члена национал-социалистической партии и подпаленный золотой партийный значок; рядом с обгоревшим трупом женщины обнаружен частично искривленный золотой портсигар, а на трупе золотой значок члена НСДАП и помятая золотая брошь.
В головах этих трупов лежали два револьвера «валь-тер» № 1 (покореженные огнем).
3 мая того же года командир группы отдела контрразведки СМЕРШ 207-й стрелковой дивизии старший лейтенант Ильин обнаружил в отдельной комнате в бункере Канцелярии детские трупы (пятерых девочек и одного мальчика) в возрасте от трех до четырнадцати лет, лежавших на своих постелях. Они были в легких ночных халатиках, и на них видны были следы отравления. (Здесь различие от показаний Войтова. Возможно, что это явилось следствием того, что более позднее показание ссылается на перекладывание трупов перед тем, как их увезли.)
Вышеупомянутые трупы были опознаны как трупы доктора Геббельса, его жены и их детей, все трупы были отправлены для посмертного исследования и опознания людьми, близко знавшими их, в отдел контрразведки СМЕРШ 79-го стрелкового корпуса 1-го Украинского фронта.
Для опознания трупов были проведены консультации со следующими военнопленными: с личным представителем гросс-адмирала Деница в ставке Гитлера, вице-адмиралом Фоссом Гансом Эрихом рождения 1897 года, старшим техником гаража Имперской канцелярии Шнайдером Карлом Фридрихом Вильгельмом, и поваром Имперской канцелярии Ланге Вильгельмом — все они хорошо знали Геббельса, его жену и детей.
Вице-адмирал Фосс, Ланге и Шнайдер во время допросов и осмотра трупов безоговорочно опознали их как трупы Геббельса, его жены и детей. На вопрос, на каких признаках основывает он свое утверждение... вице-адмирал Фосс заявил, что он узнал (Геббельса) по строению-черепа, форме рта, по креплению на правой ноге, по золотому партийному значку и остаткам обуглившейся партийной формы...
Фосс опознал в частично сгоревшем женском трупе жену Геббельса и высказал уверенность, основываясь на росте (выше среднего) и на золотом значке НСДАГТ, что это жена Геббельса. (Она была единственной женщиной в Германии, носившей такой значок; он был вручен ей Гитлером за три дня до его самоубийства.)
Далее, при осмотре портсигара, лежавшего рядом с трупом, на внутренней крышке обнаружена надпись: «Адольф Гитлер — 29.Х.34». Фосс показал, что жена Геббельса пользовалась этим портсигаром последние три недели.
При осмотре детских трупов Фосс опознал их как трупы детей Геббельса. Он неоднократно видел этих детей, одна из девочек, примерно трехлетняя дочь Геббельсов Хейди, бывала в квартире Фосса по разным случаям.
Вышеупомянутые лица, принимавшие участие в опознании трупов — повар Ланге и старший механик гаража Шнайдер, — решительно подтвердили, что они оба узнают доктора Геббельса в частично сгоревшем трупе, основывая свою уверенность на форме лица, особенностях тела, форме черепа и металлическом креплении на правой ноге.
В присутствии военных представителей, перечисленных в данном документе, повар Ланге также опознал в детских трупах детей Геббельсов, назвав двух из них по именам — девочку Хильду и мальчика Гельмута, он лично знал их обоих в течение некоторого времени.
В ходе внешнего осмотра детских трупов подполковником Грачевым из медслужбы армейского корпуса он установил, что смерть была вызвана введением в организм токсичного карбоксигемоглобина (то есть произошло отравление окисью углерода).
На основании этих показаний мы, нижеподписавшиеся, пришли к выводу, что частично обгоревшие трупы — мужчины, женщины и шестерых детей — являются трупами германского министра пропаганды доктора Йозефа Геббельса, его жены и их детей.
Показания Фосса, Ланге и Шнайдера, которые были привлечены для опознания, были даны ими через переводчика с немецкого, руководителя следственной группы разведки 3-й Ударной армии капитана Альперовича».
Вслед за подписями тринадцати советских офицеров стоят подписи трех немецких свидетелей.
Первое и самое очевидное несоответствие этого документа заключается в том, что он предположительно подписан 3 мая. Для этого трупы, включая трупы детей, предположительно найденные в тот же день, должны были быть доставлены в расположение 79-го стрелкового корпуса, где должны были присутствовать все немецкие и советские свидетели, должны были состояться идентификация и допросы, согласованы отдельные донесения, нужно было принять решение о форме документа, который предстояло быть доложенным Сталину, документ нужно было отпечатать, утвердить и подписать в тот же день. Это было бы примечательное достижение для любой армии. Поэтому возникают серьезные сомнения, что этот документ был либо написан, либо подписан 3 мая.
Однако в нем есть один момент, подсказывающий, что документ был написан до предстоящего посмертного обследования. Этот момент заключается в ошибочном предположении военврача, осматривавшего трупы шести детей, а врач этот вряд ли являлся экспертом, что дети были отравлены угарным газом. Такое предположение должно было быть сделано из-за цвета трупов, хотя удивительно, что запах горького миндаля, характерный для отравления цианистым калием, остался незамеченным подполковником Грачевым. Если бы посмертное обследование было проведено, то, конечно, такая ошибка была бы обнаружена.
Следующее несоответствие заключается в том, что при видимом единодушии в опознании трупов Геббельса и его детей ни Ланге, ни Шнайдер не пошли так далеко, чтобы с уверенностью опознать Магду Геббельс, оставив Фосса единственным свидетелем, высказавшимся на этот счет вполне определенно. Действительно, показания, которые впоследствии давал главный следователь Клименко советскому журналисту Льву Безыменскому, ставят и этот факт под сомнение:
«После того как 79-й стрелковый корпус занял здание парламента, мой отдел расположился в тюрьме Плётцензее; военнослужащих германской армии, взятых в плен в районе парламента и Имперской канцелярии, доставляли туда. Естественно, что мы допрашивали их о судьбе главарей фашистского рейха, и прежде всего о судьбе Гитлера и Геббельса. Некоторые из них говорили, что слышали о самоубийстве Гитлера и Геббельса в рейхсканцелярии. Я решил взять четырех свидетелей и поехать с ними в рейхсканцелярию.
Была вторая половина дня, шел дождь. Я сел в джип, а свидетели и солдаты разместились в грузовике. Мы подъехали к канцелярии, зашли в сад и добрались до запасного выхода из бункера фюрера. Когда мы оказались около выхода, один из немцев закричал: «Это труп Геббельса! А это труп его жены!»
Я решил забрать трупы с собой. Поскольку у нас при себе не было носилок, мы положили трупы на снятую с петель дверь, засунули ее в грузовик (грузовик был крытый) и вернулись в Плётцензее.
На следующий день, 3 мая 1945 года, в бункере были обнаружены трупы шести детей Геббельса и труп генерала Кребса. Они тоже были доставлены в Плётцензее.
Позднее к нам пришли кое-кто из генералов и офицеров из штабов 3-й Ударной армии и 1-го Белорусского фронта и советские военные корреспонденты Мартын Мержанов и Борис Горбатов. Началась процедура опознания.
Она осуществлялась следующим образом: труп Геббельса положили в комнате на столе, а трупы его жены и детей, а также труп генерала Кребса положили на пол. Свидетелей держали в соседней комнате. Первым впустили вице-адмирала Фосса, представителя гросс-адмирала Деница в ставке фюрера; он был захвачен в плен сотрудниками контрразведки 3-й Ударной армии. Он не колеблясь опознал чету Геббельсов и их детей. То же самое подтвердили и остальные свидетели».
Вопреки официальной версии, несоответствие между полной уверенностью при опознании трупа Йозефа Геббельса и колебаниями насчет Магды Геббельс затронуло и Фосса, а потом проявилось и при допросе начальника охраны Геббельса Вильгельма Эхольда, который, будучи захвачен в плен, занял такую же позицию Прежде чем мы перейдем к данным посмертного обследования, полезно вспомнить, что предварительное опознание трупа Магды Геббельс строилось исключительно на ее росте и золотом партийном значке. Йозефа Геббельса опознать было легче благодаря протезу на правой ноге, трупы его детей оставались неповрежденными (несожженными), и их опознать не составляло труда, как свидетельствуют фотографии посмертного обследования. Одно из самых мучительных напоминаний о безумии тех дней — это фотография трупа Хельги в отвратительном морге больницы Берлин-Бух: белое лицо, которое поддерживает рука в перчатке для фотографирования.
Отчеты СМЕРША в отношении семейства Геббельсов демонстрируют применение старомодных приемов посмертного обследования —дотошность при осмотре внутренних органов, включая мозги, и фиксирование существенных внешних особенностей. От отдельных органов, включая кишки, живот и его содержимое, легкие, печень, селезенку и почки, отрезали по образчику. И наконец были взяты образчики крови для биохимического анализа. Всё образцы были отосланы в полевую медико-эпидемиологическую лабораторию № 291, находившуюся далеко за линией фронта.
Что касается жены Геббельса и детей, то имелись дополнительные вещественные доказательства, приложенные к документам вскрытия. Это были осколки стекла, найденные во рту каждого трупа.
Документ №1 относился к Хельге. У нее во рту были обнаружены осколки ампулы, содержащей цианистый калий (как и у других). Ее мозг пахнул цианидом, а химический анализ тканей и крови подтвердил отравление цианидом.
Документ №2 относился к Хельге. Ее труп показывал такие же признаки.
Документ № 8 относился к Гедде. Ее язык после рассечения тоже пахнул миндалем.
Документ №9 относился к Хольде. Ее мозг и легкие тоже пахли цианидом.
Документ №10 относился к Гельмуту. Были обнаружены такие же признаки.
Документ №11 окончательно подтверждал причину смерти Хильды, снова отмечая положительные симптомы отравления цианистым калием.
Две собаки, найденные в районе бункера, были в тот же день также подвергнуты патологоанатомическому обследованию, поскольку они явно были отравлены. Скрупулезность советских врачей выявила, что маленькая черная собака была сначала отравлена цианистым калием, а потом застрелена в смертельных судорогах. Другая собака, восточноевропейская овчарка с темно-серой спиной и светлым животом (Блонда), была отравлена с помощью цианистого калия.
Высказанное позднее мнение советского патологоанатома профессора Владимира Смолянинова сводилось к тому, что собаки были использованы для опробования яда. У одной из собак во рту была раздавленная ампула, другую собаку заставили проглотить ампулу, а потом пристрелили.
Версия об использовании собак для проверки ампул с цианидом сейчас получила свое подтверждение, потому что случайно сохранился «Протокол допроса», проведенного 7 мая 1945 года подполковником Васильевым, начальником отдела контрразведки 4-го управления СМЕРШ 1-го Белорусского фронта, военнопленного немца Хельмута Кунца в присутствии старшего лейтенанта Власова, который одновременно выступал и в качестве переводчика, Кунц, зубной врач СС, рассказал, как Магда и Йозеф Геббельсы по разным случаям просили его помочь им убить их детей. Потом он увидел двух молодых людей, один из которых был в форме Гитлерюгенда, очень серьезно разговаривавших с Йозефом Геббельсом, который, по всей видимости, отказывался от их предложения помочь ему спастись. Кунц сопровождал Магду к детям, где:
«Я сделал им уколы (морфина) в руки ниже локтя, 0,5 куб. см каждому, чтобы они заснули. Эти инъекции заняли минут 8 — 10, после чего я вернулся в холл, где встретил фрау Геббельс. Через 10 минут фрау Геббельс вместе со мной прошла в детскую спальню, где оставалась около 5 минут, засовывая каждому ребенку раздавленную ампулу с цианистым калием... Когда мы вернулись в холл, она сказала: «Это конец».
Мы спустились с ней в кабинет Геббельса, где нашли его в очень нервном состоянии, метавшегося по комнате. Когда мы вошли в кабинет, фрау Геббельс сказала: «С детьми покончено, теперь мы должны подумать о себе...»
Вопрос: Вы один принимали участие в убийстве детей Геббельса?
Ответ: Да, один».
Этот документ отвечает на вопросы, связанные с тем, как были убиты дети Геббельса. Но советские офицеры, получившие новые показания от Гюнше, не были удовлетворены историей, сообщенной им Кунцем, и сомневались в достоверности сцены, когда дети бились в судорогах минут пять, в то время как их мать раздавливала ампулы с цианистым калием во рту других детей. 19 мая Кунца допросили снова. Теперь он рассказал следующее:
«Она (Магда Геббельс) попросила меня помочь ей дать яд детям. Я отказался, сказав, что мне не хватает мужества для такого дела. Тогда фрау Геббельс попросила меня привести доктора Штумпфеггера, первого помощника личного врача Гитлера... Я нашел Штумпфеггера и сказал ему: «Доктор, фрау Геббельс хочет, чтобы вы зашли к ней». Когда я вместе со Штумпфег-гером вернулся в холл рядом со спальней ее детей, где я оставил фрау Геббельс, ее там уже не было, и Штум-пфеггер поспешно прошел в спальню. Я остался поджидать его снаружи. Спустя четыре или пять минут Штумпфеггер вышел вместе с фрау Геббельс из детской спальни. Он, не сказав мне ни слова, торопливо ушел. Фрау Геббельс тоже ничего мне не сказала, она только всхлипывала...
Вопрос: Почему во время предыдущего допроса вы промолчали об участии доктора Штумпфеггера?
Ответ: События последних дней перед капитуляцией немецкого гарнизона Берлина так потрясли меня, что я просто и без всякого умысла забыл об этих обстоятельствах».
Однако мы не можем пройти мимо того факта, что теперь есть абсолютные доказательства смерти детей Геббельса и еще больше свидетельств того, как они умерли.
Ну а что с Магдой и Йозефом Геббельсами, которые теперь должны подумать о себе, и Йозеф, как мы увидим, даже вступил уже в отчаянные мирные переговоры с целью спасти хотя бы собственную шкуру?
Было ли хладнокровное убийство собственных детей — акт, от которого оцепенел даже эсэсовец Кунц, — актом, который определил судьбу самого Геббельса? Не сделал ли его этот акт прокаженным даже в таком сумасшедшем доме, каким был бункер, человеком, которому едва ли позволили избежать объявленного им самим намерения покончить жизнь самоубийством? И как насчет Магды?
Посмертное обследование предполагаемого трупа Йозефа Геббельса началось 9 мая. Труп оставался для дальнейшего опознания всеми, кто был как-то связан с бункером и позднее попал в руки русских. Подробности вскрытия были зафиксированы в документе № 5, «относящемуся к патологоанатомическому вскрытию частично сожженного трупа неизвестного мужчины (предположительно трупа Геббельса), 9 мая 1945, Берлин-Бух, военно-полевой госпиталь № 496».
Патологоанатомическое вскрытие было проведено комиссией в составе главного эксперта патологоанатома 1 -го Белорусского фронта подполковника Ф. Шкаравского, главного патологоанатома Красной Армии подполковника Н. Краевс-кого, майоров А. Маранц, Ю. Богуславского и Ю. Гулькеви-ча в соответствии с приказом генерал-лейтенанта Телегина, члена Военного Совета 1-го Белорусского фронта.
В 60-х годах Безыменский интервьюировал доктора Фауста Шкаравского, наполовину украинца, наполовину поляка, в его доме в Киеве. Он был из первого поколения советских врачей на Украине, институт закончил в 1925 году, начал работать патологоанатомом в 1929-м, 4 мая 1945 года его вызвал генерал Барабанов, начальник медицинской службы 1 -го Белорусского фронта, и сообщил ему, что он, как специалист-патологоанатом, направляется в распоряжение генерала Телегина, члена Военного Совета, и что ему надлежит немедленно выехать в Берлин-Бух для выполнения особого задания.
Генерал Телегин рассказывал Безыменскому, что задачей собранной им команды было исследование трупов предполагаемых фашистских главарей. Они не должны были заниматься ничем другим, что могло бы отвлечь их. Сталин хотел получить ответы на некоторые вопросы.
Безыменский интервьюировал также доктора Николая Краевского, одного из выдающихся советских патологоанатомов, и тот подтвердил, что в дополнение к команде Телегина при осмотре присутствовал также в качестве наблюдателя знаменитый московский профессор Гращенков, хотя он и не был упомянут в донесении.
Практически вскрытие производила майор Анна Маранц, и, судя по материалам экспертизы, вскрытие соответствовало западным стандартам.
Рядом с предполагаемым трупом Геббельса был найден протез из кожи и металла, точно соответствовавший правой ноге. Там же находился револьвер «вальтер», остатки брючного канта, белая нижняя рубашка (марка фабрики-изготовителя и прачечной были тщательно отмечены) и воротник от нацистской формы. Человек этот встретил свою смерть довольно элегантно одетым: в шелковых носках и желтом шелковом галстуке, на котором был приколот круглый металлический значок НСДАП.
Труп принадлежал мужчине в возрасте сорока пяти — пятидесяти лет, неполноценного телосложения, что не совсем просматривалось из-за положения тела: ноги слегка подогнуты, руки наполовину раскинуты и согнуты в локтях, напоминая позу боксера, хотя нижняя часть правой руки была целиком сожжена. Лицо сохранило свои контуры, что делало его узнаваемым: покатый лоб, выступающая верхняя челюсть. Все это было тщательно зафиксировано. Гениталии сморщенные и сухие.
Лицо было аккуратно рассечено под левой нижней челюстью с тем, чтобы исследовать полость рта; между зубами в правой части нижней челюсти был обнаружен осколок стекла. В легких, когда они были рассечены, запах цианида не чувствовался, но токсикологическая экспертиза показала, что смерть наступила от отравления цианидом.
Зубы были тщательно обследованы. Во втором коренном зубе в левой части верхней челюсти была обнаружена золотая пломба, а первый и второй коренные зубы в левой части верхней челюсти имели амальгамированные пломбы. Не было никаких сложных мостов. К сожалению, в распоряжении врачей не было медицинской зубоврачебной карты или рентгеновских снимков Геббельса, которые позволили бы сверить результаты обследования.
Хотя окончательного заключения по идентификации трупа не было, следователи были почти уверены, что протез на ноге и явные сохранившиеся черты лица позволяют считать, что это Геббельс.
Я не вижу никаких причин думать иначе, но все-таки необходимо подчеркнуть, что Геббельс умер в результате отравления цианистым калием, а не застрелился. «Достойная смерть», которую он провозглашал, не состоялась. Нет также доказательств того, что он сам раздавил ампулу.
В таком же порядке «Документ № 7» свидетельствует, что в тот день было произведено вскрытие трупа генерала Ганса Кребса (ошибочно записанного как Крипе). Видно было, что кто-то пытался оторвать его эполеты, на голове и на шее имелись три неглубокие раны, нанесенные до смерти. Однако огнестрельных ран не обнаружено, зато имелось множество свидетельств того, что Кребс проглотил ампулу с ядом, а не прибег к офицерскому способу и не застрелился.
Далее мы имеем дело с «Д о к у м е н т о м № 6», «касающимся патологоанатомического обследования частично сожженного трупа неизвестной женщины (предположительно жены Геббельса).
Та же самая команда врачей обнаружила остатки желто-коричневой кофты, застежку и значок нацистской партии, а также выкрашенный в рыжий цвет клок волос, совпадающий с оставшимися на обгорелом черепе волосами. Во рту обнаружили остатки ампулы. Пробы показали, что смерть наступила в результате отравления цианистым калием, никаких огнестрельных ран на теле не было.
Труп принадлежал женщине тридцати — сорока пяти лет, ростом примерно 157 см; труп был сожжен настолько, что непочерневшими остались только маленькие участки кожи. В отличие от Йозефа Геббельса, черты лица были совершенно неузнаваемы.
Поскольку не оставалось более простых методов опознания, тщательному исследованию подверглись челюсти. Отчет гласит:
«Верхняя челюсть имеет 14 зубов, из которых 4 естественных резца и 2 клыка. Второй малый коренной зуб искусственный, сидящий на золотом основании, связанном с первым коренным зубом.
Первый левый коренной зуб имеет маленькую пломбу, второй левый коренной зуб несет золотую полукоронку и пломбу, первый правый коренной зуб имеет амальгамированную пломбу, первый правый коренной зуб имеет золотую пломбу, а второй — две золотых пломбы.
Нижняя челюсть — передняя часть полностью сохранилась, правая часть также сохранилась, левая отсутствует. В нижней челюсти 4 естественных резца, 2 клыка и первые два коренные зуба... второй клык прикрыт золотой полу корон кой, в левом большая пломба...
Передний правый коренной зуб отсутствует, тонкая золотая пластинка впаяна в золотой мост и покрывает второй и третий коренной зубы».
Поскольку сравнивать было не с чем — не имелось ни стоматологических записей, ни рентгеновских снимков, — у советских медиков-специалистов не было абсолютно никаких доказательств для идентификации. Поэтому комиссия приложила к отчету отделенные нижнюю и верхнюю челюсти, партийный значок, прядь волос и некоторые другие мелочи.
Тогда окончательно заключение не было получено; к сожалению, мы не имеем его и теперь. Хотя очень маловероятно, чтобы женщина с такими дорогими деталями на зубах, лежавшая рядом с Йозефом Геббельсом, была кем-то иным, а не Магдой, она никогда не была идентифицирована.
Таким образом, можно сделать вывод, что патологоанатомическое обследование первой партии трупов, сравнительно легко найденных в районе бункера, выявило Йозефа Геббельса и его детей, а также женщину с партийным значком, которая вполне могла быть Магдой Геббельс.
Единственный момент, который может заинтересовать пытливого наблюдателя, это почему повар и механик тут же не пришли к выводу, что это Магда Геббельс лежит рядом со своим мужем, тем более после обнаружения хорошо известного значка НСДАП.
Когда мы переходим к следующему трупу, который исследовала комиссия, мы можем отчетливо видеть основания для подобной осторожности.
Иван Клименко, начальник отдела контрразведки СМЕРШ 79-го стрелкового корпуса, был тем человеком, который действительно отвечал за поиски Гитлера. После войны он рассказал Безыменскому:
«Естественно, что мы спросили Фосса, где может находиться Гитлер. Фосс не дал прямого ответа, сказал только, что покинул бункер вместе с адъютантом Гит-лера, который сказал ему, что Гитлер покончил жизнь самоубийством и что труп его зарыт в саду Имперской канцелярии.
После этого допроса я решил вернуться в Канцелярию и попытаться найти там какие-нибудь следы.
Мы приехали туда в джипе, в котором находились я, Фосс, подполковник армейской службы контрразведки и переводчик. Мы спустились в бункер. Там было совершенно темно. Мы освещали себе дорогу фонарями. Фосс вел себя довольно странно, он нервничал, бормотал что-то неразборчивое. Мы поднялись на поверхность и оказались в саду неподалеку от аварийного выхода.
Было около 9 часов вечера (3 мая). Мы подошли к большой цистерне, где должна была быть вода для
тушения пожаров. Цистерна оказалась полна трупов.
Здесь Фосс остановился и, показывая на труп, сказал:
«О, это тело Гитлера!»
У Клименко на этом этапе появились свои сомнения: на трупе были заштопанные носки! Он оставил тело на месте, чтобы забрать его на следующий день. 4 мая труп исчез — его перенесли и положили в одном из залов рейхсканцелярии.
Пятеро из шести немецких свидетелей, приведенных туда, сказали, что это не Гитлер, и только один сказал, что «может быть». Договорились, чтобы приехали советские дипломаты и подтвердили опознание, а пока что поиски продолжались. (Опять возникает миф о двойнике Гитлера — миф, порожденный тем, что журналист Джеймс О’Доннелл описал точно такой же случай, когда он пришел к выводу, что перед ним труп двойника. Но это мог быть случай просто ошибочной идентификации.)
Вместе с командиром взвода Панасовым и несколькими солдатами Клименко направился к выходу из бункера. Рядовой Иван Чураков спустился в близлежащую воронку, засыпанную жженой бумагой, и обнаружил там ноги. Были извлечены два обгоревших трупа, но поскольку опознать их было невозможно, а советские дипломаты должны были приехать только днем для опознания предполагаемого трупа Гитлера, Клименко приказал захоронить трупы.
Когда в 2 часа дня советские дипломаты приехали, Клименко упустил возможность того, что первый труп, опознанный Фоссом, действительно мог быть трупом Гит-лера. Клименко вернулся к выходу из бункера рано утром 5 мая. На этот раз он и его люди вырыли два трупа и обнаружили, что в той же воронке зарыты еще две собаки. (Детали вскрытия этих собак уже приводились.)
Другой советский документ, обозначенный как «Доклад», датированный 13 мая 1945 года, придает интересный нюанс первоначальным показаниям Гарри Менгерхаузена. Эти показания, данные им в присутствии Клименко, выступавшего в роли следователя, были подписаны самим Менгерхаузеном. Он утверждал, что из окна Имперской канцелярии видел, как горели трупы за полчаса до того, как их захоронили в воронке. (Эта часть показаний явно не точна в том, что касается сожжения трупов, но главное в них — это точное место захоронения.) Мен-герхаузен не только 13 мая опознал воронку, где захоронили трупы, но его в этот момент снял советский фотограф. По словам Клименко, это была та же самая воронка, где он обнаружил трупы.
К тому времени предполагаемые трупы Гитлера и Евы Браун уже увезли.
«Документ № 13», «относящийся к патологоанатомическому обследованию частично сожженного трупа неизвестной женщины (предположительно жены Гитлера)», датированный 8 мая 1945 года, описывал труп женщины ростом примерно 150 см. Возраст ее определить было трудно, но предположительно между 30 и 40 годами. (В феврале Еве Браун исполнилось 33 года.) Труп сильно обгорел —это был самый обгоревший труп из всех, которых обследовали советские врачи. Почти вся верхняя часть головы была сожжена, а в передней части черепа он был разрушен до середины лобной пазухи. Височные и затылочные кости (по бокам головы и сзади) истончены, потрескались и распались от жара на мелкие кусочки. Однако не было никаких свидетельств пулевого ранения.
Правая сторона лица, а также шеи сильно обгорели, но левая сторона сохранилась лучше. По-видимому, труп лежал на правом боку, когда его жгли (что отчасти противоречит свидетельствам о сожжении трупов). В результате единственная неповрежденная часть кожи тянется от левой лопатки до поясницы и левой ягодицы. Правая сторона грудной клетки и брюшной полости сгорели полностью, так что открываются внутренние органы. Правая рука сгорела до такой степени, что нижняя часть кости руки разрушена полностью, а правая кисть особенно пострадала от огня, хотя и сохранилась. Нижние конечности не так пострадали от огня, хотя кожа почернела и потрескалась, а стопа стала коричневого цвета.
К своему удивлению, русские обнаружили в левой части груди, недалеко от грудины, два отверстия, явившиеся, по-видимому, результатом ранения от шрапнели или пули; каждое отверстие примерно сантиметр в диаметре. Имелись также, как они их описали, «тяжкие повреждения грудины»: в верхней части левого легкого имелись две дырки диаметром от 0,4 до 0,6 см, в левой плевре скопилось около полулитра крови. В той же грудной полости найдены также шесть стальных кусочков размером около 0,5 кв. см. В верхнем желудочке сердца обнаружили два отверстия 0,8 и 0,4 см. «Они окружены двумя ясно различимыми сгустками крови; аналогичные повреждения присутствуют в левой плевре».
Данные открытия указывают на то, что личность, которую осматривали русские, была тяжело ранена шрапнелью при жизни, потому что скопление крови в тканях может произойти только при жизни, после смерти этого быть не может. Так что, если бы причиной смерти было отравление цианидом, а в труп стреляли, когда он горел, в нем не могло быть таких отчетливых поражений грудной клетки, легких, плевры или сердца.
Кроме того, весьма маловероятно, чтобы осколки шрапнели проникли в левую сторону трупа, лежавшего в воронке от снаряда. Эта единственная деталь ставит под сомнение всю легенду об этой женщине, которая ушла из жизни вместе с Гитлером.
Правда, во рту у трупа были обнаружены осколки стекла, но они отличались от мелких, тонких осколков, обнаруженных у других трупов, когда они раздавливали ампулы, а потом скрежетали зубами в судорогах. «В полости рта между зубами и под языком обнаружены большие желтоватые осколки стекла от 1 до 5 кв. мм от тонкостенной ампулы» — осколки, похожие по размеру на те, которые получаются, когда ампулу раздавливают один раз.
Во время вскрытия был отмечен отчетливый запах миндаля (цианида), исходивший от трупа. Однако и в этом случае советские врачи оказались в затруднении. Когда они рассекали легкие, мозги или кишечник, когда вообще вскрывали труп, они не почувствовали какого-либо запаха цианистого калия, и ни в одном из органов, отправленных на патологоанатомическое и токсикологическое исследования, не имелось каких-либо следов цианида.
Как это может быть объяснено? До известной степени запах миндаля мог испариться вместе с огнем, но следы его выявились бы при токсикологическом исследовании. Однако запах миндаля сохраняется, если цианид вводят в рот трупа после того, как он сожжен, — факт, который русские просмотрели. Их затруднения усугублялись тем, что довольно трудно представить себе женщину, совершившую самоубийство, а потом смертельно раненную шрапнелью! Совершенно запутавшись, врачи состряпали выводы, предпочитая игнорировать все значение кровоизлияния в ткани тела до смерти и неправильно истолковать результаты токсикологического анализа. Тщательно подбирая слова, они пришли к заключению, что;
«Исходя из того факта, что аналогичные ампулы были обнаружены в других трупах (Документы 1 — 11) и запах горького миндаля распространялся после вскрытия трупов (Документы 1 — 11) и основываясь на химическом анализе внутренних органов трупов, в которых было установлено наличие цианистого калия (Документы 1 — 11), комиссия пришла к выводу, что, несмотря на тяжелые ранения в области грудной клетки, непосредственной причиной смерти явилось отравление цианидом».
Иными словами, оказавшись перед выбором между неправдоподобным и тем, что казалось невозможным, и не допуская третьей возможности — посмертного обмана, — советские патологоанатомы склонились к невероятному: женщина, смертельно раненная шрапнелью в сердце и в легкие, уже умирая, сознательно решила совершить самоубийство!
Они предпочли поверить, что смерть явилась результатом отравления цианистым калием, потому что ампулы и запах, обнаруженные в других трупах, были приняты как доказательства. Советские врачи выбрали путь игнорирования отрицательного токсикологического анализа этого трупа, хотя они знали высокую чувствительность анализов на присутствие цианида в тканях и почти никогда не слышали, чтобы симптомы не проявлялись при отравлении цианидом.
Вместо этого советские патологоанатомы сосредоточились на стоматологических доказательствах, которыми они располагали, — на них они построили всю идентификацию. Представляя свой отчет, они нс сопроводили его официальным заключением об этой идентификации.
Пришло время проверить и эти стоматологические доказательства и таким образом раскрыть характер обмана при посмертном вскрытии.
Совершенно очевидно, что значительная часть правой стороны верхней челюсти была разрушена огнем, и один этот факт делает сравнение с остальными данными зубоврачебных исследований весьма затруднительным. Еще большие трудности возникают, когда зубы не закреплены во рту. Зубная эмаль огнеупорна, и очень редко случается, чтобы огонь разрушил зубы. Однако во время аутопсии только четыре зуба и один корень можно было восстановить и определить, что они относятся к верхней челюсти — это открытие само по себе в высшей степени странное. Эти зубы были обнаружены между языком и нёбом — тоже довольно странное местонахождение.
Схема зубов, тщательно вычерченная зубным врачом Гитлера и Евы Браун профессором Гуго Блашке, захваченным западными союзниками, показывает, что оба левых клыка в левой верхней челюсти Евы подвергались серьезным починкам. Отчет о вскрытии фиксирует, что лечению подвергались зубы нижней челюсти, а нс верхней. Вдобавок схема Блашке показывает, что верхний правый коренной зуб имел большую пломбу, а ведь верхний правый коренной зуб, найденный на языке, был вполне целым.
Схема зубов Евы Браун подготовлена профессором Согнесом по материалам допроса ее дантиста доктора Блашке, арестованного в мае 1945 года. Схема показывает хорошее состояние зубов - даже по современным меркам - с малым количеством пломб н отсутствием коронок. С такими зубами протез не нужен. Тот факт, что протез для Евы был изготовлен, хотя она нм не воспользовалась, и что в обугленных женских останках был найден зубной протез, заставляет немедленно усомниться в том, что найденный труп - это Ева Браун.
На левой стороне нижней челюсти были восстановлены шесть зубов, начиная от переднего резца и до второго коренного зуба. «Документ № 13» вскрытия констатирует, что «второй резец имеет темное пятно, клык, два малых коренных зуба и два больших коренных зуба сохранились. Все они отчасти сношены, и на них видны следы врачебного вмешательства». Схема зубов, вычерченная Блашке по рту женщины, которую он осматривал всего несколько недель назад — в марте 1945 года, — не указывает ни на какие вмешательства зубного врача, наличие дупла или каких-нибудь других повреждений на зубах нижней челюсти. Репутация Блашке сильно пострадала бы, если бы за зубами любовницы Гитлера так плохо следили, как это видно по зубам трупа предполагаемой Евы Браун.
В правой части нижней челюсти не было обнаружено ни одного зуба —- новое, весьма удивительное открытие, учитывая стойкость зубной эмали. Однако эта тайна поначалу, казалось, была раскрыта, но в действительности она значительно осложнилась, когда:
«В полости рта под языком найден мост из желтого металла (золото), неприкрепленный, который соединял второй правый малый коренной зуб и третий правый малый коренной зуб при помощи золотой коронки; на металлической пластинке моста крепятся первый и второй искусственные белые малые коренные зубы; они выглядят так, что их нельзя отличить от естественных зубов».
Иными словами, хотя мост не был на месте, легко было предположить, что он заменяет на нижней челюсти первый и второй коренные зубы, прикрепляясь коронкой ко второму малому коренному зубу и третьему коренному зубу.
Однако Блашке не отмечал в своей схеме никакого моста, он не показывал также никаких следов врачебного вмешательства или приготовлений к установке моста, зафиксированного или съемного. На схеме Блашке видна эмалевая пломба на верхушке первого малого коренного зуба, но больше ничего. Место, о котором идет речь и которое расположено под мостом, очень кстати исчезло из трупа.
Сравнение результатов вскрытия со схемой зубов Евы Браун окончательно убеждает, что женский труп, найденный около бункера, не является трупом Евы Браун, и вот почему:
— У Евы Браун было двадцать шесть собственных зубов, русские обнаружили только одиннадцать. У нее были все передние зубы, русские нашли только один — левый резец.
Сравнение схемы Блашке с несколькими зубами верхней челюсти обнаруживает такое количество патологических несоответствий, что совершенно очевидно: ни один из этих зубов не мог принадлежать Еве Браун.
— Схема зубов, вычерченная Блашке, показывает, что верхний левый малый коренной зуб основательно чинили. Никаких следов лечения на зубе найденного трупа не было.
— «Документ № 13» указывает, что все зубы нижней челюсти трупа подвергались серьезному лечению, в то время как записи Блашке свидетельствуют, что у Евы эти зубы были в полном порядке; стоматологическое обследование, осуществленное в марте 1945 года, отмечало удовлетворительное состояние зубов.
— Имеет место разительное несоответствие между отмеченными в советском «Документе № 13» следами лечения и разрушениями зубов, которые к тому же давно почернели; найденный во рту золотой мост высочайшего качества с белой искусственной эмалью не только не соответствовал цвету зубов, но и разительно отличался от качества лечения, к которому прибегала неизвестная женщина. Там, где должен был крепиться золотой мост, челюсть была разрушена и не было ни одного зуба, где бы она могла крепиться. Записи Блашке вообще не содержат упоминания о таком мосте».
Упоминая золотой мост, советский отчет о вскрытии заявляет, что этот мост рассматривался «как самое важное анатомическое доказательство при идентификации личности». Следовало бы задать вопрос: что подразумевали русские под этой фразой?
По всей видимости, тогда, 8 мая 1945 года, когда составлялся этот отчет, их мнение было вполне оправданным. В то время они могли полагать, что если им удастся найти стоматологические записи или зубного врача, который мог бы подтвердить, что у Евы Браун имелся такой мост, то принадлежность трупа была бы установлена.
Действительно, зубной техник Фриц Эхтман и ассистент зубного врача Кэте Хейзерман, работавшие у Блашке, были обнаружены на следующий день, 9 мая. Доктор Арнаудов (болгарин), принявший немецкое гражданство, повел советских представителей из больницы «Шарите», где они искали профессора Карла фон Эйкена, консультанта, наблюдавшего и лечившего Гитлера, на разрушенную Кюрфюрстендамм, где чудом сохранился кабинет Блашке. С ним отправились два офицера советской разведки — Андрей Мирошниченко, начальник контрразведки 3-й Ударной армии, и его заместитель Василий Горбушин. У них было особое задание обеспечить подлинную идентификацию трупов.
В кабинете Блашке они нашли доктора Брука, который поспешно сообщил им, что Блашке нет, и направил их к Кэте Хейзерман. Она, в свою очередь, переадресовала их к Фрицу Эхтману, которого они быстро нашли у него в доме. В кабинете на Кюрфюрстендамм русские нашли только старые лечебные карты. В стоматологическом кабинете Имперской канцелярии они якобы нашли рентгеновские снимки зубов Гитлера, а также обнаружили ящик с золотыми коронками и запасными мостами для Гитлера и Евы.
Хейзерман и Эхтман первоначально были порознь допрошены Горбушиным, которому помогал майор Быстров. Допрос протекал не очень-то гладко. Горбушин находился в Ленинграде в самое тяжелое время блокады, и его работа состояла в том, чтобы ловить, допрашивать и сажать немецких агентов, просачивавшихся в город. Его поведение привело Хейзерман в ужас. Он допрашивал ее еще несколько раз 10 мая, Эхтмана— 11 мая, а Хейзерман в этот день допрашивал в течение трех часов патологоанатом доктор Фаус Шкаравский, который отметил, что она была чрезвычайно взволнованна и испуганна.
Кэте Хейзерман (подтверждая показания Фрица Эхтмана, хранящиеся в советских архивах) рассказала, что для Евы Браун были изготовлены два одинаковых моста (один запасной), но поставить их уже не было времени ни у дантиста, ни у пациентки.
И когда я интервьюировал ее, и когда потом ее дважды расспрашивал профессор Райдер Согнес, и впоследствии в письмах к нам обоим Хейзерман категорически настаивала на том, что Блашке никогда не ставил мост Еве Браун, чьи зубы были в сравнительно хорошем состоянии — во всяком случае, на ее зубах не было никаких следов кариеса, обнаруженных у трупа. Хейзерман недолюбливала Еву Браун, считая ее самодовольной и испорченной; кроме того, есть основания полагать, что Блашке тоже считал ее «трудным пациентом», так что ни Хейзерман, ни Блашке не имели оснований скрывать правду при ее опознании с помощью стоматологических данных.
Нет никаких указаний на то, что русские вполне осознали значение показаний Хейзерман. Допрашивавший ее Горбушин не был специалистом, стоматологические проблемы, возможно, были выше его понимания, и он вообще запутался с этим мостом, а может быть, его подстегивала необходимость поскорее закончить свою работу. А свидетельство доктора Шкаравского позволяет судить, что он был сосредоточен на Гитлере, а не на его супруге, и его.в действительности никогда не волновали проблемы зубного моста Евы Браун.
Вина русских за то, что они должным образом не оценили факты, которыми располагали, целиком лежит на Горбушине. Дело в том, что Эхтман свидетельствовал, что мост, изъятый изо рта женского трупа, был его, особой конструкции. Кэте Хейзерман подтвердила, что в ящичке из Имперской канцелярии был только один мост — один из двух, изготовленных для Евы, но ни один из которых ей поставлен не был. Хейзерман с готовностью опознала мост, изъятый из женского трупа как второй из тех, изготовленных для Евы, но опять настаивала, что мост этот никогда не ставился. Горбушин явно не поверил ей, предпочитая верить тому, что видел при вскрытии собственными глазами Вместо того чтобы передать ее показания патологоанатомам, он их просто проигнорировал.
К сожалению, протоколы допросов как Эхтмана, так и Хейзерман были написаны «впоследствии» — наверняка не тогда, когда с ними могли внимательно ознакомиться патологоанатомы. Этим можно объяснить то, что советские патологоанатомы, по иронии судьбы, утверждали, что золотой зубной мост является самой важной находкой при идентификации личности! Они должны были прийти к заключению, что нет никаких доказательств того, что женский труп — это труп Евы Браун. Это — минимальное медицинское заключение, какое они могли сделать.
Если схема зубов, вычерченная профессором Блашке, и свидетельство Кэте Хейзерман были справедливы и зубной мост Еве Браун никогда не ставился, то появление этого моста среди останков женского трупа является доказательством тщательно продуманного медицинского подлога.
Подмена трупов практиковалась издавна. Сходство достигалось путем пластической хирургии и работе специалистов-стоматологов, так что вопрос уже был не в похожести, а в полном совпадении с оригиналом. Возможность разоблачения подлога исключалась с помощью убийства двойника, чтобы обман не мог быть разоблачен сходством в поведении или в речи. По в суматохе и хаосе неизбежного краха военного и социального порядка, какой произошел в 1945 году, должны были приниматься гораздо более жестокие и отчаянные меры, многие из которых мало чем отличаются от фарса. Профессор Кейт Мант описывает то время, когда он был членом патологоанатомической службы Комиссии по военным преступлениям непосредственно после войны, когда ряд трупов, захороненных как трупы нацистов, были '.эксгумированы, и выяснилось, что они имеют весьма мало общего с оригиналами. Долгое время оставался нераскрытым подлог, осуществленный шефом гестапо Генрихом Мюллером. Его семья объявила о его смерти в конце войны, и на памятнике на могиле № 1, в 1 ряду, в 6 секторе кладбища в Грюцберге была высечена трогательная надпись: «В память о нашем дорогом отце Генрихе Мюллере, который погиб, сражаясь в Берлине 17 мая 1945 года». Семья даже зарегистрировала его смерть в Берлине 5 декабря 1945 года, и они продолжали ухаживать за могилой и украшать ее цветами вплоть до 1963 года, когда власти Западной Германии приказали раскопать роскошную могилу и обнаружили там перемешанные останки трех трупов.
Обитатели бункера имели основания для посмертного подлога. Всякий такой подлог требует идентификации трупа. Совершенно не обязательно, чтобы труп был в целости, важно только, чтобы имелись документы и какая-нибудь деталь трупа, которую можно сравнивать с документами. Что может быть лучше для такого дела, чем золотой зубной мост? Его легко можно определить как подлинный и без труда вставить в подходящий труп, если соседние зубы удалены вместе с другими признаками, необходимыми для идентификации.
В случае с Евой Браун есть убедительные основания предполагать, что такой посмертный подлог имел место, ибо, как мы теперь знаем, если это, вероятно, был не труп Евы Браун, тогда почему же во рту у этого трупа оказался золотой мост Евы и почему этот труп лежал около предполагаемой могилы Евы? Совершенно очевидно, что такой подлог должен был обдумываться и планироваться заранее, и надо полагать, с помощью либо дантиста, такого, как эсэсовский зубной врач Гельмут Кунц, либо помощника дантиста.
По всей видимости, намерение заключалось в том, чтобы трупы были сожжены до полной неузнаваемости. Когда дошло до выполнения задачи, ответственные исполнители, подавленные и деморализованные, отнеслись к своим обязанностям без должного старания, так что все было проделано грубо и наспех. Только этим можно объяснить, почему труп сорокалетней женщины, которая за некоторое время до этого погибла от попадания шрапнели в грудь, был сожжен недостаточно, чтобы можно было скрыть истинную причину ее смерти. У нее во рту раздавили ампулу с цианистым калием уже после смерти, но цианид уже не мог проникнуть в ткани ее трупа. Ее легкие не могли вдохнуть пары яда, так же как кровь не могла разнести цианид по тканям тела, ибо она уже была мертва.
Однако то, что выбор пал именно на эту женщину с плохими зубами, затруднило попытку выдать ее за Еву Браун даже после того, как, по всей видимости, ее самые испорченные зубы были вырваны.
Остается еще один момент, указывающий на то, как был совершен подлог, и этот момент будет иметь существенное значение, когда мы будем рассматривать предполагаемый труп Гитлера. В данном случае удаление зуба на правой стороне нижней челюсти было произведено наверняка до того, как мост был водружен на место, или, по крайней мере, одновременно. Судя по белому фарфору, можно с большой степенью достоверности предположить, что тот, кто вставил золотой мост, не закрепив его, под язык, сделал это после того, как огонь погас, возможно, ошибочно предполагая, что огонь может уничтожить важное доказательство, которое он сфабриковал. Это предполагает известную степень некомпетентности, поэтому вряд ли это проделывал дантист, или если это был дантист, то он действовал по принуждению. Ампула с цианистым калием, вероятно, была раздавлена во рту в то же время.
Такой посмертный подлог не только совпадает с имеющимися фактами патологоанатомического вскрытия, но он объясняет также пропажу зубов, особенно на правой стороне, там, где должен был быть закреплен мост. Это также объясняет, почему на теле сохранились смертельные раны от шрапнели, и крупные осколки ампулы с цианидом во рту, и запах цианистого калия.
Похоже на то, что предполагаемый труп Евы Браун является бесспорным примером посмертного подлога, но, к сожалению, русские не поняли, что стали жертвой обмана.
Держа в уме сухость этого блистательного и в то же время такого простого обмана, который хотя и был выполнен бездарно, действовал тем не менее в течение десятилетий, пора рассмотреть посмертное дело Адольфа Гитлера. Дело, обозначенное в «Документе № 12» «Патологоанатомическое исследование мужского обгоревшего трупа (тело Гитлера)», тоже датировано 8 мая 1945 года.
Далее следовало описание трупа: рост 163 см, возраст от пятидесяти до шестидесяти, на трупе была желтая ночная рубашка, частично сохранившаяся. Хотя этот труп был не так поврежден огнем, как труп «Евы», тем не менее он сильно пострадал. Правая часть грудной клетки и живота полностью сгорели, обнажив легкие, печень и кишечник. Одно яичко обнаружено, левое отсутствует. Патологоанатом вскрыл паховый канал, куда иногда может спрятаться яичко, но ничего там не нашел.
Правая рука наличествует, но сильно обгорела, левая рука выше локтя обгорела в меньшей степени. Ноги тоже обуглены, кости частично сгорели, правая берцовая кость и бедро раздроблены (вероятно, это произошло после смерти, когда труп переносили). Патологоанатомы отметили отсутствие левой ступни, но не высказали никаких соображений в отношении того, явилось ли это результатом огня или по другой какой причине. Но правая берцовая кость была измерена — ее длина равнялась 39 см, отсюда было высказано предположение, что левая берцовая кость отломана около ноги. Для того чтобы такая длинная кость, как большая берцовая, оказалась уничтоженной огнем, требуется температура свыше тысячи градусов по Цельсию, а такая температура достигается в печах крематория и не может быть достигнута при горении бензина Остается подозрение, что правая стопа и нижняя часть берцовой кости были по какой-то причине удалены, а огонь должен был замаскировать это. По словам Войтова, следователи поначалу заподозрили, что отсутствие стопы могло быть врожденным дефектом, результатом ампутации или несчастного случая.
У головы трупа не хватало только одной части затылочной кости, позднее было высказано предположение, что найдены осколки затылочной кости, которые могли принадлежать этому трупу. Ниже затылка, там, где должна была находиться затылочная кость, были видны не пострадавшие от огня мозги и их оболочка. Правая сторона черепа пострадала сильнее, и, судя по описанию, не ясно, была ли височная кость частично разрушена или нет, но в любом случае не было никаких указаний на наличие пулевого отверстия. Хотя кожа лица и тела сгорела почти полностью и мышцы под ними обуглились, верхняя и нижняя челюсти остались целыми, так же как и носовая кость и полость рта.
В верхней челюсти был обнаружен мост, соединяющий девять зубов. Мост крепился на втором левом резце и на втором правом. Сам мост состоял из четырех верхних резцов, правого и левого клыков, первого левого и первого и второго правых коренных зубов. Мост был неровно распилен позади первого левого коренного зуба, а не позади второго коренного зуба, как ошибочно утверждали некоторые немецкие и английские источники.
Прежде чем мы пойдем дальше, необходимо высказать одно предупреждение. В верхней челюсти было отмечено множество мелких трещин — почти наверняка от жара. Такие же мелкие трещины оказались в носовых костях. Верхняя челюсть была сильно обуглена, а верхний зуб зажат языком, кончик которого обгорел и был прикушен между верхним зубом и нижней челюстью, которая потом провалилась в опаленную полость рта. Из материалов московского архива не совсем ясно, насколько прочно был зафиксирован мост к верхней челюсти. Судя по степени обгорелости челюсти, мост мог отвалиться даже при первом к нему прикосновении. Но как же это произошло?
Есть основания предполагать, что мост верхней челюсти лежал во рту трупа неприкрепленным. Хотя этот мост, очевидно, предназначался, чтобы быть закрепленным зажимами к корням левого переднего резца и правого центрального резца, нет никаких свидетельств того, что такая фиксация когда-либо имела место. Фотографии зубов Гитлера, приложенные к «Документу № 12», показывают, что штыри находились под центральным правым и левым резцами Вокруг этих штырей виднелось небольшое количество цементирующей массы. Нет никаких свидетельств наличия какого-либо крепившего материала на обеих сторонах, а также, что особенно показательно, в районе левого центрального резца или правого коренного зуба, но если бы мост вырывали силой, то весьма вероятно, что во рту остались бы какие-то следы такого надругательства.
В своих свидетельствах Горбушин рассказывает, как Хейзерман и Эхтмана просили «опознать челюсти, изъятые у трупа мужчины. Фрау Хейзерман и Эхтман безоговорочно опознали их как челюсти Гитлера». Однако верхняя челюсть является частью черепной конструкции, доходящей до глазной впадины, и, чтобы ее вынуть, требуется усилие, следов которого не было заметно. Это весьма неприятное действие, которое ни один из свидетелей не смог бы забыть, однако Кэте Хейзерман подтвердила, что ей не показывали часть верхней челюсти, а только неповрежденный мост верхней челюсти, который, как она была совершенно уверена, находился в полости рта никак не зафиксированным. Когда на нее нажали, она несколько педантично ответила: «Я совершенно уверена — абсолютно уверена, — потому что они спорили со мной о том, как фиксируется верхний протез (мост). Они не стали бы спорить, если бы обнаружили, что мост закреплен».
РЕНТГЕНОВСКИЙ СНИМОК ЧЕРЕПА ГИТЛЕРА И СХЕМА ЕГО ЗУБОВ
Рентгеновский снимок предполагаемого черепа Гитлера, хранящийся в американских архивах, ясно показывает зубной мост в верхней челюсти и два моста в нижней.
Схема зубов Гитлера выполнена профессором Согнесом по материалам допроса зубного врача Гитлера доктора Бляшке после ареста последнего в 1945 году. На схеме видно, что у Гитлера оставалось лишь пять собственных зубов в ниж ней челюсти. Остальные зубы металлические, а спереди фарфоровые. В нижней челюсти два характерных моста.
Подтверждение се показаниям мы находим в свидетельстве доктора Фауста Шкаравского Безыменскому: «Она (Хейзерман) все время описывала характерные приметы зубных протезов Гнглера и рисовала их. Я даже начал спорить с ней, поскольку когда изучал зубы, то просмотрел одну деталь и неправильно сосчитал стальные штыри Выяснилось, что она была права». (Хейзерман, которую упоминают как «гражданку Кэйт Хойзерман», добавила некоторые детали в схемы зубов, составленные советскими специалистами согласно освидетельствованию трупов, состоявшемуся 8 мая.)
Нам также известно, что мост, состоящий из девяти зубов, и опаленная челюсть из пятнадцати зубов были переданы отделу СМЕРШ 3-й Ударной армии 8 мая. Так что возможно, что русские обнаружили этот мост из девяти зубов в полости рта незафиксированным. И опять же, как и в случае с мостом нижней челюсти «Евы», советские архивы свидетельствуют, что упомянутые зубы имели на удивление хороший цвет для зубов, которые, как предполагалось, горели в бензиновом огне. Учитывая, что с таким огнем всегда ассоциируется почернение зубов, это выглядит большой аномалией. И что сказать о наиболее заметной особенности моста, то есть о том, что он был распилен?
Судя но показаниям Хейзерман и Эхтмана, когда Гитлеру или Еве требовался протез, Эхтман делал сразу два экземпляра — на всякий случай. Так, в октябре 1944 года один мост был распилен прямо во рту у Гитлера, потому что под мостом образовался абсцесс. По-видимому, оказалось проще поправлять мост, нежели заменять его дубликатом. Следует задаться вопросом: зачем кому-то понадобилось распиливать запасной мост? Единственной причиной этого могло быть соображение, что существовали рентгеновские снимки, на которых был виден разрез, так что профессионал, намеревающийся совершить подлог и использовать второй мост, должен был бы распилить его ради соответствия.
Нижняя челюсть была обнаружена в полости рта отделившейся —не такое уж необычное явление после такого огня, который мог разрушить связки. Нигде не говорилось о каких-либо попытках поставить на место верхнюю и нижнюю челюсти —такая процедура в обгоревшей, разрушенной полости рта была бы нелегкой задачей.
Очевидные находки были соответствующим образом зафиксированы в «Документе № 12»: «Альвеолярные отростки отломаны, края рваные. Передняя часть и нижний край полости сожжены. На передней части можно распознать обгоревшие корни зубов».
Попросту говоря, альвеоляр является частью поверхности нижней челюсти, в которой находятся гнезда зубов Эта поверхность оказывается повреждена, когда зубы удаляют, но со временем эти ранки затягиваются. То обстоятельство, что эта поверхность имеет рваные края, может свидетельствовать, что зубы были вырваны недавно, но схемы зубов Гитлера, нарисованные Блашке, не обнаруживают никакого хирургического вмешательства. Обгоревшие остатки корней зубов также показывают, что зубы удаляли некоторое время назад (хотя иногда зуб может сгореть, оставляя только корни). К сожалению, точное местоположение этих корней не было указано. Во всяком случае, в нижней челюсти были обнаружены только пять сохранившихся естественных зубов: по два резца от центра и первый правый коренной зуб.
На левой стороне нижней челюсти был мост, состоявший из шести зубов, который, надо полагать, держался на корнях третьего коренного зуба, второго малого коренного и на клыке. Фотографии, приложенные к «Документу № 12», показывают, что изгиб моста не вполне совпадает с естественным изгибом челюсти и что между зубами протеза имеются большие пробелы. К сожалению, такие фотографии могут вводить в заблуждение, а разрушение челюсти огнем могло вызвать такое заметное несоответствие. На правой стороне нижней челюсти находился необычный зубной протез, соединявший клык со вторым коренным зубом, с перемычкой сзади первого коренного зуба. Кэте Хейзерман и Фриц Эхтман с готовностью идентифицировали эти протезы как изготовленные для Гитлера, хотя стоматологические записи, попавшие в руки русских, свидетельствовали, что эти протезы были выполнены до 1934 года и не Блашке.
На этом этапе было бы полезно пристально рассмотреть жутковатую возможность подлога, проделанного с трупом, когда протез верхней челюсти был вставлен в рот трупу, а его собственная нижняя челюсть была удалена хирургическим путем и заменена протезом о двумя дубликатами зубов, изготовленными Эхтманом. Это могло быть повторением подлога, совершенного в случае с Евой Браун. Такую возможность можно предположить исходя из наличия корней в нижней челюсти и повреждений альвеоляра, которые иначе нельзя объяснить, поскольку обычно они сопровождают недавнее удаление зубов. Известно, что у Гитлера зубы не удаляли.
Совершенно неправдоподобно, чтобы столь грубое вмешательство было связано с дантистом, который должен был приладить два протеза на нижнюю челюсть после смерти пациента. Но есть одна деталь, означающая, что если был совершен подлог, то он был совершен весьма профессионально, поскольку совершенно исключает такие повреждения альвеоляра. Потому что, по утверждениям Блашке и Хейзерман, в левом центральном резце верхнего протеза у Гитлера в коронке было оставлено окно, в которое был виден островок обесцвеченной эмали. Советский «Документ № 12» особо отмечал, что такой зуб, обнаруженный на протезе у трупа, имеет трещины и черную точку у основания.
Теперь мы стоим перед необходимостью выбирать одну из двух альтернатив, выбирать, имея в виду доказанный теперь подлог, совершенный с трупом «Евы»:
Первая возможность: дубликат моста верхней челюсти, тщательно подготовленный вплоть до темного пятнышка и распиленный, чтобы соответствовать оригиналу, и заранее заготовленная нижняя челюсть — обе вставлены в полость рта трупа «Гитлера», с тем чтобы довершить посмертный подлог.
Вторая возможность: считать, что это подлинный Гитлер с отделенным протезом верхней челюсти, оторванной нижней челюстью и с необъяснимо откуда взявшимися корнями зубов и повреждениями альвеоляра.
Поможет ли нам сделать выбор анализ сопоставления отдельных зубов верхней и нижней челюстей? Безыменский в своей книге, изданной в 1968 году, приводит некоторые данные из «Документа № 12», давая возможность патологоанатомам-дантистам провести такое сравнение.
Некоторые эксперты сравнили состояние зубов у трупа с данными схем Блашке и Кэте Хейзерман. Каждый зуб на мосту верхней челюсти и оба моста на нижней подверглись тщательному сравнению, они также изучили специальную конструкцию этих мостов. Забыли только об одном — о самом характере подлога, который мог быть осуществлен. Большинство ученых не участвовали в допросах Хейзерман и Эхтмана и остались в неведении насчет дубликатов протезов. Если подлог был осуществлен при помощи дубликатов протезов, то они должны были идеально подходить. Если патологоанатомический подлог был осуществлен, то он основывался на таких основательных, научно обоснованных, но бездумных сравнениях!
Единственными зубами, которые можно было сравнить, чтобы исключить возможность подлога, оказались не искусственные зубы, включенные в протез, а естественные зубы, оставшиеся во рту трупа: четыре нижних резца и малый коренной зуб — всего пять ничем не примечательных зубов, не дающих оснований для серьезного сравнения.
В 1972 году в Национальном архиве США были найдены пять рентгеновских снимков, по предположениям, принадлежавших врачам Гитлера доктору Теодору Мореллу и доктору Эрвину Гизингу. Когда эти пять рентгеновских снимков были экспонированы, ученые определили, что они принадлежат одному и тому же человеку, предположительно Гитлеру. Более того, детальное изучение металлических мостов как на верхней челюсти, так и на нижней показало, что они совпадают со всеми протезами, описанными Блашке и найденными на трупе — к радости исследователей, но вряд ли это можно считать неожиданным, если дубликаты протезов были вставлены в рот трупа! Радость дантистов из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе была столь велика, что они с помощью компьютера сконструировали модели на основании этих рентгеновских снимков и обнаружили, что эти снимки совпадают с оригинальными снимками зубов Гитлера, а потому поспешили прийти к заключению, что мужской труп был действительно трупом Гитлера.
Все занимавшиеся проблемой Гитлера были настолько поглощены сравнением протезов, зарисовками мостов, натуральными зубами и рентгеновскими снимками, что не задумались о том, что на самом деле представляют собой эти протезы. Дело было не в них, а в человеке. Даже после тщательного обследования мы по-прежнему стоим перед той же загадкой, перед теми же двумя возможностями.
Патологоанатомический подлог был совершен с использованием той же техники, как и в случае с Евой Браун, однако на этот раз имелась заранее подготовленная челюсть, и это, без сомнения, требовало для осуществления этого подлога хирурга или дантиста. Псевдо-Ева оказалась весомым грузом на весах, когда надо было выбирать одну из возможностей, но даже при этом весьма маловероятно, что этот труп принадлежит кому-то, кроме Гитлера, учитывая трудности, с которыми он должен был столкнуться, пытаясь бежать из бункера, особенно в его физическом состоянии.
Вывод, к которому можно прийти, сводится к тому, что нельзя более утверждать, что существуют исчерпывающие доказательства того, что найденный труп принадлежит Гитлеру. Умный посмертный подлог, как он мною описан, нельзя с уверенностью отбросить, а некоторые патологоанатомические аномалии все еще не могут быть исчерпывающе объяснены.
Были осколки раздавленной ампулы цианистого калия во рту трупа — остатки стенки и дна ампулы, и хотя при рассечении мозга, легких и даже языка не ощущался запах цианида, участники патологоанатомической команды выражали уверенность, что результаты токсикологического анализа подтвердят, что мужчина, предполагаемый Гитлер, умер в результате отравления цианистым калием. Они были поражены, когда узнали, что токсикологические анализы не показали в тканях трупа никаких следов отравления цианидом или каким-либо другим ядом.
Теперь нужно присоединиться к советским патологоанатомам в их колебаниях по поводу цианистого калия.