Люк был на полпути к вершине, по грудь в зарослях колючего кустарника, когда вдруг зазвонил мобильник. Чертыхаясь, он сунул записную книжку в карман, перебрался через корень поваленной ели и, приняв более или менее устойчивое положение, потянулся к телефону.
Женский голос на другом конце провода звучал официально и словно бы успокаивающе, что немедленно заставило его забеспокоиться.
— Это мистер Люк Харриман? Брат Розмари Харриман?
— Да, это я. Что с Розмари?
— С ней произошел несчастный случай…
— Несчастный случай? Ее жизнь в опасности?
— Не волнуйтесь, мистер Харриман. Приезжайте. Хотелось бы поговорить с вами лично.
— Скажите, что с ней случилось, — перебил Люк.
— Боюсь, не в наших правилах…
— Плевать на ваши правила. Просто скажите, что случилось.
— Хорошо. — Женский голос стал неестественно сдержанным. — Ваша сестра приняла слишком много таблеток.
— Что? — Люк поскользнулся, потерял равновесие и шлепнулся на кучу колючих веток, все еще прижимая трубку к уху.
— Мистер Харриман, вы слушаете?
— Конечно, слушаю.
— Ваша сестра приняла их слишком много. Мы промыли ей желудок, и сейчас она отдыхает. Но, мистер Харриман, если бы мы могли поговорить с вами…
— Из какой больницы вы звоните?
Она сказала, и уже через несколько секунд, наскоро упаковав рюкзак, он буквально скатывался вниз по крутому склону. Банальные биологические исследования в рамках правительственной программы были абсолютно неважной вещью в сравнении с благополучием его сестры. В первую очередь Розмари, с того самого дня, четырнадцать лет назад, когда он стал для нее единственной опорой в жизни.
Розмари поморщилась, когда Люк прикоснулся к ее запястью.
— О-о, — простонала она.
Люк зарычал:
— Рози, ради всего святого… — Он замолчал и покачал головой, не находя слов, чтобы выразить свои чувства.
— Что?.. — еле слышно спросила она. — Люк, почему я здесь? Это ведь больница, да?
— Ну конечно, больница. Разве ты не помнишь, почему здесь оказалась?
— Не совсем. Я знаю, что у меня сегодня утром не было занятий — это ведь было сегодня утром, правда? — и я готовилась к экзамену по английскому, когда… Ох! — Она прижала руку к голове.
— И что случилось, Рози?
Розмари опустила веки.
— Позвонил Майкл. Он сказал, что между нами все кончено, что он предпочел мне Оливию Франклин…
— Кто такая, черт побери, эта Оливия Франклин?
— Дочь Джо Франклина. Ну знаешь, один из этих богатеев. Какой-то финансовый магнат. Она учится вместе со мной.
— Понятно. И что ты делала после звонка Майкла?
— Я позвонила Оливии. Мне не следовало этого делать. Она просто посмеялась и назвала меня маленькой робкой мышкой.
Люк почти взревел:
— Робкая? Рози, не верь этому. Ты красавица и добрая и…
— Ты мой брат. А большинство мужчин не любят веснушки и светлые волосы. И потом, Оливия такая яркая и эффектная. Как Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром».
Люк выругался в ответ, и Розмари поспешно добавила:
— Как бы то ни было, Оливия получила Майкла, но сейчас она больше уже не хочет его.
— Рози… — Большая ладонь Люка коснулась ее запястья, не давая закрыть глаза руками. — Ты приняла целую кучу таблеток. Зачем ты это сделала? — Глаза Люка были полны боли. — Неужели ты не понимала, что эта крыса не стоит того?
— В тот момент нет. Я приняла таблетки просто потому, что не могла успокоиться, а потом еще немножко, потому что забыла… — Ее тонкие пальцы легли на его ладонь. — Прости. Пожалуйста. Как только я поняла, что натворила, я позвонила в «скорую помощь».
Люк посмотрел на белое лицо сестры и почувствовал, как стальной обруч стиснул его грудь. Он ведь мог ее потерять. И все из-за какого-то ничтожества — темноглазой бессердечной красотки.
— Рози, — сказал он, присаживаясь на краешек кровати и беря ее маленькие руки в свои ладони. — Рози, ты ведь любишь меня?
— Конечно. Больше всех на свете.
— Тогда обещай мне, что больше никогда не сделаешь ничего подобного. Что бы ни случилось.
Голубые глаза слегка затуманились, и брови сошлись к переносице, образуя характерную фамильную морщинку.
— Хорошо, — согласилась она. — Обещаю.
Люк едва сдерживался, чтобы не огласить звериным рыком больничные стены. Как посмела эта ничтожная тварь, называющая себя мужчиной, поступить так с его сестрой? А что до Оливии Франклин, то эта маленькая дрянь заслуживает хорошего пинка.
Очутившись на свежем воздухе, Люк взял себя в руки. Черт его побери, если этот Майкл посмеет спать спокойно сегодня ночью. Люк посмотрел на окна палаты Розмари.
— Я разделаюсь с ним ради тебя, Рози, — громко заявил он.
Картины разбитого подбородка и кровоточащего носа не оставляли Люка всю дорогу до дома Майкла на Третьей Западной улице. Но здесь его мечты о мести столкнулись с неожиданным препятствием: оказалось, что Майкл уехал с баскетбольной командой на сборы.
Люк, лишившись жертвы, поплелся обратно к своему грузовичку, но черная туча злобы продолжала клубиться внутри его. Оливия Франклин. Эта ведьма стала причиной боли, причиненной его сестре. И он должен ее найти.
Люк понял, что приехал по верному адресу, в тот же момент, как затормозил перед перестроенным кирпичным особняком с тенистой лужайкой и клумбами нарциссов и вереска.
Он постучал.
Дверь распахнулась через несколько мгновений, в течение которых Люк понял, что его рассматривают сквозь дверной глазок. Когда же он увидел женщину на пороге, то на несколько секунд почувствовал, что земля ушла у него из-под ног. Она была потрясающе красива.
— Привет, — сказала она таким глубоким голосом, что волосы у него на затылке встали дыбом. — Входите.
Люк вытер мгновенно вспотевший лоб.
— Вы меня не знаете, — сказал он.
— Нет, но я знаю вашу сестру. — Она улыбнулась, а он вновь почувствовал землю под ногами. — Я видела вас пару раз, когда вы заезжали за ней после занятий.
— Понятно, — произнес он, удивляясь, почему его голос звучит так надтреснуто.
Ведьма приподняла брови.
— Вы не хотите войти?
Чувствуя себя неловко, как озабоченный четырнадцатилетний подросток, Люк ступил на полированный паркет узкого холла, в глубине которого виднелась дубовая лестница, ведущая, по всей вероятности, в спальню. Он заметил на стенах несколько акварелей с изображением животных. Сразу за холлом располагалась светлая, уютно обставленная гостиная.
Только услышав за спиной звук закрывающейся двери, Люк догадался спросить:
— Вы Оливия Элизабет Франклин?
— Да, но большинство людей зовут меня просто Оливия.
Люк, все еще не полностью придя в себя, бросил через плечо:
— Значит, вы и есть та стерва, которая довела мою сестру до больницы.
Если бы он продолжал смотреть на нее, то не смог бы произнести эти слова. Она была слишком похожа на ангела, чтобы оказаться стервой.
— Что? — Оливия обошла его и стала прямо перед ним, недоуменно глядя своими огромными глазами. — Розмари в больнице? Что с ней случилось?
Это было произнесено так невинно. Но он был уверен, что на самом деле ей абсолютно безразлично.
— Она приняла таблетки, после того как вы увели ее парня. — Люк поглубже засунул руки в карманы джинсов. Оливия проследила за этим движением, и он отметил, как она облизнула нижнюю губу.
— О, бедняжка! Как это ужасно! Он этого не стоит.
Руки Люка сами собой сжались в кулаки. Неужели он всерьез полагал, что эта женщина похожа на ангела?
— Вам ведь наплевать, а? — сказал он.
— На Розмари? Да. Но не думайте, что только на нее. Мне вообще ни до кого нет дела.
— Кроме самой себя.
Ее полные губы изогнулись в улыбке, и ему захотелось тут же придушить ее. Это была самая лицемерная, самая фальшивая улыбка из всех, что он видел.
— Разумеется, — сказала она. — Если я не буду беспокоиться о себе, то кто же это сделает?
— Немногие, я полагаю, если обычно вы обращаетесь со своими друзьями так же, как поступили с Розмари.
Она пожала плечами:
— Полагаю, так. Хотя, если это имеет какое-то значение, ваша сестра не относится к числу моих друзей. Зачем вы пришли?
Он сделал шаг вперед и теперь возвышался прямо над ней. Она ощутила аромат чего-то греховного и экзотического с легким оттенком запаха лимона.
— А вы как думаете?
— Не знаю. Думаю, вы обратили внимание на то, что я обратила внимание на вас.
Люк гневно фыркнул в ответ:
— Простите, что разочарую вас. Не поэтому.
— О! Какая жалость. — Она провела холеной рукой по мягким волосам, струившимся по плечам.
— Я пришел, потому что маленькая злобная ведьма разбила сердце моей сестры.
— Сердце поддается лечению, — проговорила Оливия. — Кроме того, не думаю, что во всем виновата только я. Майкл тоже имеет к этому некоторое отношение. Почему бы вам не разобраться с ним?
— Я пытался. Его нет в городе.
— Ах вот как. Значит, все достанется мне. И что же вы собираетесь делать?
— Не знаю, — резко бросил он. — Но подумаю. Что бы вы сделали, если бы Розмари погибла?
— Сделала? Я ничего не смогла бы сделать. Возможно, огорчилась бы. Трудно сказать. — Она слегка наклонила голову. — Хотите знать, что на самом деле нужно вашей сестре?
— Что нужно моей сестре?
Он поднял руки, собираясь схватить ее за плечи, но затем опомнился и лишь засунул их поглубже в карманы.
— Стать самостоятельнее и не полагаться на вас во всех делах и проблемах. Никто не сможет причинить ей боль, если она сама не позволит этого.
Люк покачал головой, не в силах поверить тому, что слышит. Было совершенно очевидно, что это очаровательное бессердечное создание понятия не имеет о том, что такое настоящая боль.
— А вот что вам действительно необходимо… — произнес он, и руки в карманах судорожно сжались.
Оливия рассмеялась:
— Хотите меня проучить? Интересно, как у вас получится.
— Мисс Франклин, если вы когда-либо снова приблизитесь к моей сестре или к кому-нибудь, кто ей дорог, клянусь, вы пожалеете об этом. Вы меня хорошо понимаете?
— Вполне, — ответила Оливия. Холодно улыбаясь, она сняла лист, запутавшийся в его волосах. — Вы не думаете, что вам следует немного почиститься? — И ее рука, опускаясь, легко скользнула по его груди.
Люк выругался про себя, отступил на шаг, развернулся и вышел.
На улице шел дождь. Глубоко вдохнув, он подставил лицо под тяжелые прохладные капли и только сейчас почувствовал, как пылает кожа.
Оливия стояла у окна, наблюдая, как Люк бредет по дорожке к своему грузовичку, припаркованному под деревьями.
Он был великолепным образцом мужественности. Ради него стоило потрудиться, хотя она не смогла бы себе внятно объяснить, чего именно хочет от этого парня. Может, послать его подальше, как и всех остальных. Но Люк, похоже, крепкий орешек. Сейчас он, конечно же, думал о ней как о мерзкой богатенькой девице. Было бы забавно заставить его изменить мнение.
Люк произвел на нее впечатление в первый же момент, когда она увидела его. Он сидел в грузовичке в ожидании сестры. Его густые темные волосы, тяжелый подбородок, четко очерченный рот создавали впечатление неотразимой мужественности. Оливия позавидовала той улыбке, с которой он приветствовал сестренку. Никто не улыбался ей так с тех пор — о, она даже не могла припомнить с каких пор. Фантом, наверное, улыбнулся бы, если бы умел, но бедный Фантом умер от старости вскоре после того, как ей исполнилось двенадцать.
Оливия нахмурилась, как всегда, когда имела неосторожность вспомнить тот злополучный день рождения.
Реймонда к тому моменту уже давно не было, и родители оправились от первой острой боли утраты. Жизнь продолжалась, и отец заявил, что, хотя эта боль останется с ними навсегда, они должны научиться принимать неизбежное.
Оливия полагала, что это правильно, хотя ни на миг не забывала о клятве, которую дала себе после смерти Реймонда. Она изо всех сил старалась не добиваться любви и тепла, которых ей всегда не хватало. Но постоянно ее решимость ослабевала. Возможно, миссис Крамп была не так уж права…
За несколько недель до дня рождения Оливия решила спросить, не может ли она устроить настоящую вечеринку по поводу своего двенадцатилетия, и родители охотно согласились.
Полная радостных ожиданий, Оливия составила список друзей, которых хотела бы пригласить: все ее одноклассники из дорогой частной школы и кузина Маргарет.
А потом, за четыре дня до праздника, Джо Франклин объявил, что должен уехать в Нью-Йорк.
— Но ты пропустишь мою вечеринку, — захныкала Оливия.
— Вечеринку? — удивился Джо. — Ах да, конечно. Не беспокойся, я постараюсь успеть.
Оливия поверила ему и успокоилась, несмотря на то, что мама проводила в постели почти все время после его отъезда и ни с кем не хотела разговаривать.
Утром в день своего рождения Оливия проснулась с чувством какого-то звенящего нетерпения и подскочила, чтобы успеть одеться до того, как придет мама и велит не надевать парадное голубое платье до вечера.
Но ей не стоило так волноваться. Мама не пришла, а когда Оливия кинулась ее разыскивать, миссис Кавендиш, экономка, сказала, что мама ушла по магазинам вместе с миссис Крамп. И никакой вечеринки не планировалось. Как сообщила миссис Кавендиш, миссис Франклин даже не взглянула на список гостей и, уж конечно, не озаботилась рассылкой приглашений.
В тот вечер Оливия не спустилась к обеду, а когда миссис Кавендиш послала за ней, сказала, что не голодна и неважно себя чувствует.
Позже мама заглянула к ней спросить о самочувствии, но выглядела при этом более раздраженной, чем обеспокоенной, поэтому Оливия ответила, что все в порядке. Когда же отец не вернулся даже к полуночи, Оливия улеглась в постель и плакала, пока вся подушка не промокла насквозь.
Слыша ее рыдания, Фантом открыл дверь и забрался к ней в постель. Остаток ночи она провела, обнимая его мохнатую шею.
Оливия пожала плечами. Она не нравилась Люку — велика беда. Давным-давно она оставила попытки завоевать чье-либо расположение. И в конце концов, стремление нравиться самой себе было гораздо более безопасно — это не причиняло боли. Но так или иначе она должна заставить Люка увидеться с ней еще раз, и первое, что необходимо для этого сделать, — попросить прощения. Это будет довольно легко.
Подождав минут двадцать, она полистала телефонную книгу, затем сняла трубку и набрала номер.
— Да? — услышала она глубокий мужской голос.
— Люк?
— Да.
Определенно, он был не слишком общителен.
— Люк, это Оливия Франклин…
На том конце провода повесили трубку.
Черт! Он не хочет с ней разговаривать. Ну и что теперь?
Подождав немного, Оливия попробовала набрать номер еще раз. С тем же успехом, что и в первый.
Полтора часа спустя она вызвала такси.
Дом Люка выглядел не слишком представительно. В этом районе Ванкувера располагались дорогие красивые дома, но эта пятиэтажная коробка явно к ним не относилась.
Оливия нажала кнопку домофона:
— Это Оливия. Могу я войти?
— Нет. Убирайтесь прочь.
Домофон выключился. Оливия нажала кнопку еще раз и не отпускала.
— Я сказал «убирайтесь прочь», — повторил Люк.
— Не вешайте трубку, — взмолилась она. — Я пришла извиниться. И принесла вам кое-что.
— Мне не нужны извинения. И вообще ничего не нужно.
Оливия готова была нажать кнопку в третий раз, но тут подошел какой-то молодой человек и открыл ей дверь.
В комнате Люка работал телевизор, и, судя по всему, хозяин не расслышал стук в дверь. Она постучала снова, на этот раз более настойчиво, и наконец дверь распахнулась.
Оливия тут же просунула ногу в образовавшуюся щель.
— Как, черт побери, вы проникли в дом? — прорычал Люк.
— Могу я войти? — Оливия с удовлетворением заметила, что он успел принять душ и переодеться в чистые джинсы и свежую черную рубашку.
— Не можете. Уберите ногу.
— Не уберу. Я хочу поговорить с вами.
— Ах вот как! Ну хорошо. — Люк пожал плечами, с подозрительной готовностью признавая поражение, и сделал шаг вперед, за порог. — Говорите здесь.
— Простите, что я причинила боль Розмари. Я не хотела.
— Вы полагаете, что я в это поверю?
— Да, потому что это правда. Я не знала, как сильно она привязана к Майклу. А когда вы сказали, что она в больнице, я была настолько потрясена, что растерялась.
— Просто не успели придумать, что надо сказать в таком случае.
Оливия подумала, что сейчас можно бы и улыбнуться.
— И это тоже. Пожалуйста… мне в самом деле так жаль — и я хотела бы что-нибудь сделать, как-то помочь вам…
— Мне? Вам следовало бы помочь Розмари.
О, это осложнение не приходило ей в голову.
— Конечно, я это сделаю, — поспешно проговорила Оливия, — как только она выйдет из больницы. Но я хотела бы что-то сделать и для вас. Я… гм… купила билеты на спектакль. Это комедия. Мы еще могли бы успеть. Думаю, это помогло бы… ну, понимаете… немного развеяться, успокоиться.
— Я достаточно спокоен, благодарю вас.
Уфф! Все шло не так. Пора менять тактику.
— О, пожалуйста, — взмолилась Оливия, надеясь, что в глазах ее появились слезы, — этому приему она научилась в школьном драмкружке. Когда нужно было заплакать, Оливия думала о Фантоме.
Люк сказал что-то, Оливия не расслышала. Она всхлипнула, и пара слезинок скатилась по ее щеке. Люк раздраженно сказал:
— О дьявол! Из-за чего вы ревете?
— Вы сердитесь на меня, — пролепетала она театрально.
— Конечно, я сержусь, вы, маленькая… Слушайте, прекратите это нытье — сию же минуту!
— Я н-не могу. — Оливия вытащила из кошелька театральные билеты. — Вот, возьмите. Пригласите кого-нибудь, если не хотите идти со мной.
— Не будьте идиоткой. И ради Бога, прекратите реветь.
Ага, это его слабое место… Он был из тех мужчин, которые не выносят женских слез.
— Я же сказала, что н-не м-могу, — повторила она, возвращаясь мыслями к бедняжке Фантому.
— О Бог мой, — пробормотал Люк. — Ну ладно, ладно, если я возьму эти чертовы билеты, вы успокоитесь?
Она кивнула, не поднимая головы, и протянула билеты. И снова громко всхлипнула.
— Ну а теперь в чем дело?
— Я понимаю, что вам неприятно мое общество, — сказала она, невинно моргая. Но пьеса вам понравится.
— Отлично, я сдаюсь, — сказал Люк голосом грешника, принимающего заслуженную кару. — Мы пойдем на ваш чертов спектакль. И после этого вы исчезнете из моей жизни. И из жизни Розмари. Идет?
Разумеется, нет. Но для начала это годилось. Оливия опустила веки, чтобы он не увидел торжества в ее глазах.
— Да, — сказала она, ангельски улыбаясь. — Конечно.