Оливия провела языком по губам и почувствовала, что они соленые. Она видела напряженные мускулы под темносиней футболкой, обтягивавшей грудь Люка. Было совершенно ясно, что успех ее последнего плана зависит от того, как она сейчас ответит.
Странно, но ей не нравилось обманывать Люка. Не то чтобы это имело большое значение, поскольку ничего по-настоящему святого для нее не было — но сейчас, под его пристальным взглядом, ей стало не по себе.
Губы, казалось, стали еще солонее.
— Нет. Я не занималась любовью ни с кем, кроме тебя. Я просто не хотела. — По крайней мере последнее утверждение было правдой.
Глаза Люка все еще были полны сомнения. Что еще сказать, чтобы убедить его? Есть еще один ход… Правда, Люк может поймать ее на этом…
— Если ты не веришь мне, мы можем сделать анализ ДНК, — сказала она.
Он не шевельнулся, никак не отреагировал, но она сразу же поняла: что-то в нем изменилось. Через несколько секунд он кивнул и, к ее невыразимому облегчению, расслабился.
— В этом нет необходимости, — сказал он. — Не знаю почему, но я верю тебе. И что ты хочешь, чтобы я сделал?
Оливия не ожидала этого, не рассчитывала, что он примет на себя такую ответственность без сопротивления. Это делало достижение цели менее приятным, менее триумфальным. Она глубоко вдохнула и ответила так сдержанно и спокойно, как могла:
— Пожалуйста, женись на мне.
— Пожалуйста? — Люк издал звук, напоминавший звериный рык, и вскочил. — Пожалуйста? Ты как будто просишь передать соль!
— Я просто стараюсь быть вежливой.
Люк схватился руками за голову, словно не в силах поверить тому, что слышит.
— Значит, ты хочешь этого ребенка?
— Ну конечно. Я хочу твоего ребенка.
Если бы это не зацепило его, ничего бы не случилось — хотя хорошо, что в этот момент он не видел ее лица.
— Брак — это навсегда, как известно. — Люк скрестил руки на груди, и она смотрела, как ветер играет его волосами.
«Так вот как ты к этому относишься». Оливия чуть не произнесла это вслух. По ее мнению, брак должен длиться столько времени, сколько ей будет нужно. И ее единственная цель — продемонстрировать Люку Харриману, что он не может просто так безнаказанно отвергнуть ее. Мужчины никогда от нее не отказывались — это она отвергала их. И совсем нелегко было ждать целых два месяца, чтобы наконец осуществить месть.
— Разумеется, брак — это навсегда, — произнесла она тем мягким тоном, который всегда использовала, чтобы создать у мужчин иллюзию ее собственной мягкости и нежности. — Это так много для тебя значит?
— Да, — сказал он, — так много. Ребенок не виноват, что я не смог удержаться. Я хорошо знаю, что значит быть нежеланным, и не хотел бы, чтобы мой ребенок испытывал подобные чувства.
— Я тоже была нежеланным ребенком, — помолчав, заявила она.
— Не будь смешной. У тебя были любящие родители, которые обожали тебя.
— Неправда. Мама погибла в автокатастрофе, когда мне было семнадцать. Но в любом случае родители никогда не любили меня. Они притворялись, но на самом деле не испытывали никаких чувств. После того, как погиб мой брат.
— Ерунда. Зачем бы им притворяться?
— Это не ерунда. Они всегда больше любили Реймонда.
— С чего бы это? Думаю, он был таким же испорченным ребенком, как и ты.
— Ты не слишком добр. — Шмыгнув носом, она опустила глаза и принялась ковырять песок носком туфли.
— Я и не собирался. — Оливия промолчала, и он произнес менее агрессивным тоном: — Хотя, пожалуй, ты права. Не могу притворяться, что я счастлив от этих новостей. Но если нам предстоит с этим разбираться, можем попробовать поладить.
— Так ты намерен жениться на мне? — спросила она вновь, чтобы быть до конца уверенной.
Люк шагнул к ней и резко остановился.
— Ты действительно этого хочешь? Выйти замуж за человека, который тебя не любит? Я в любом случае буду заботиться о ребенке…
— Мне не нужны деньги. Я хочу иметь мужа.
— Да. Я понял. Полагаю, ты имеешь право рассчитывать на это. — Взгляд, которым он смерил ее, был мрачен, и игнорировать его было невозможно. — Оливия, брак — это не игра. Это обязательства, которые принимаются на всю жизнь. Ты не можешь сначала решить, что тебе нужен отец для ребенка, а потом в любой момент передумать.
Люк чувствовал и понимал все очень хорошо, но в этом случае он ошибался: она могла изменить свое решение в любой момент. Именно это она и сделает.
— Я знаю. — Она встала и подошла к нему. — Я хочу этих обязательств, Люк. Ради нашего ребенка.
Эта фраза была очень кстати. Как раз в прошлом месяце она репетировала ее в театре. Люк нахмурился, и она поняла, что он не до конца поверил.
— Отлично, — сказал он, — но не пытайся пробовать на мне эти свои штучки, Оливия. Я женюсь на тебе и сделаю, черт побери, все, что от меня зависит, чтобы это был нормальный брак. Можешь ли ты сказать о себе то же самое?
— Ну конечно. — Глядя в его глаза, она попыталась в улыбке выразить соответствующие чувства.
Люк глубоко вздохнул и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал.
Она думала, что это будет короткий поцелуй, своего рода знак, скрепляющий сделку. Видимо, он тоже на это рассчитывал. Но почти сразу поцелуй превратился в нечто большее. В тот момент, когда их губы соприкоснулись, он скользнул руками ниже, обнимая ее бедра и теснее прижимая их к себе. Эротические воспоминания моментально вспыхнули в мозгу, и огонь, который они сдерживали в течение двух месяцев, превратился в бушующее пламя.
Язык Люка проникал все глубже, и все остальное потеряло значение. Остался только шум моря, руки, обнимавшие ее… и его губы. Теплые, нежные, удивительно страстные губы…
И вдруг наслаждение было прервано горстью песка, брошенной у их ног. Прямо рядом с ними послышался детский смех, сопровождаемый раздраженными нотациями смущенной матери.
— Пойдем домой, — прошептала Оливия.
В этот миг упали первые капли дождя.
— Нет. — Люк с усилием оторвался от нее. — Давай не создавать дополнительных проблем. — Уголки его рта скривились в циничной усмешке. — Хотя, похоже, в этой части наш брак обречен на успех.
— Не будь так печален. Это ведь лучшая часть.
Люк безуспешно попытался улыбнуться:
— Боюсь, ты права.
Еще несколько капель дождя упали на землю, а потом наконец небеса разверзлись и хлынул настоящий ливень.
— Люк, ты не можешь жениться на Оливии! — Розмари стояла, сцепив руки за спиной, и возмущенно смотрела на брата.
— Могу, и ты это прекрасно знаешь, — ответил Люк с полным отсутствием романтического восторга.
— Но зачем? Я знаю, ты сказал, что она беременна, но… не хочешь ли ты сказать, что влюблен в нее?
— Нет. Ее трудно полюбить.
— Тогда не женись. Даже если ребенок и в самом деле твой. Ей нет необходимости его рожать.
— Есть необходимость. Я хочу, чтобы он родился.
— Ты? — переспросила Розмари потрясенно.
Он кивнул:
— Это ведь и мой ребенок тоже.
— Да, но ты никогда не говорил, что хочешь иметь детей.
— Я и не хочу. Но если уж все случилось именно так, я должен найти наилучший выход из этой ситуации.
— Но Оливия — это не лучший выход. Она сделает тебя несчастным, И ради чего?
— Ради самоуважения, кроме всего прочего. Я хочу жить в мире с самим собой, Рози. И не могу отвернуться от своего собственного ребенка.
— Ты не отвернешься от него. Или нее, — настаивала на своем Розмари. — Ты всегда сможешь помогать им материально…
— Оливии не нужна финансовая поддержка. Она говорит, что ей нужен муж.
— Конечно, нужен, до тех пор, пока это ее забавляет. Но ей все очень быстро надоедает, Люк. Как только она получит тебя, ей это сразу же наскучит, и она перестанет обращать на тебя внимание, а ребенка предоставит заботам няни.
— У нее ничего не выйдет, поскольку я совершенно не намерен безропотно оставаться в стороне. Я согласился жениться на ней, и у ребенка будет по крайней мере один из родителей, который будет любить его и постарается воспитать достойным человеком.
— Но ты уверен, что ребенок твой?
— Насколько это вообще возможно. Оливия клянется, что не спала ни с кем, кроме меня, — и по некоторым причинам я склонен ей верить.
Розмари ничего не сказала в ответ, и, когда хлопнула входная дверь, он понял, что сестра ушла.
Она злится и переживает из-за него. И кто бы стал винить ее за это? Черт возьми, он сам злится на себя. Но дело сделано, и пришло время расплачиваться за мгновения неконтролируемой страсти.
Он женится на Оливии. И сделает все, чтобы их брак был нормальным.
Люк вспомнил последний разговор со своей бесстыжей невестой. Он тогда напомнил ей, что пора рассказать об их помолвке ее отцу.
— В этом нет никакой необходимости, — заявила она. — И потом, он все равно не придет на свадьбу.
Люк, с трудом сдерживаясь, чтобы не встряхнуть ее за плечи, ответил, что тем более важно пригласить его и что отец обязательно придет.
Не желая усугублять конфликт, он не стал добавлять, что хотел бы посмотреть на человека, вырастившего эту прелестную легкомысленную распутницу, которая вскоре станет его законной женой.
Темноволосая женщина в переднике проводила Люка в библиотеку «Кедров».
— Входите, входите, присаживайтесь. — Худощавый лысеющий мужчина с венчиком седых волос взглянул на него снизу вверх, не вставая с роскошного кожаного кресла, придвинутого чересчур близко к жарко горящему камину.
Люк, радуясь, что надел легкую спортивную рубашку, а не официальный костюм, занял другое кресло и тут же постарался повернуться спиной к огню.
— Вы пришли один, без Оливии? — Джо поднялся и направился к маленькому изящному столику, где на серебряном подносе поблескивали бутылки и стаканы. Не спрашивая Люка, он наполнил стаканы виски.
— Да. — Люк прикинул, насколько возможно сказать всю правду отцу Оливии. Сам Люк ужасно устал от полуправды и недоговоренности и взял на себя смелость позвонить старику без ведома невесты. — Насколько мне известно, Оливия вообще не знает, что я здесь.
— Понятно. — Необычно светлые голубые глаза, так непохожие на глаза дочери, не изменили своего выражения, хотя левое веко слегка шевельнулось, когда Джо протянул Люку стакан. — Полагаю, вы хотите сказать, что Оливия решила не посвящать меня в свои матримониальные планы. Это меня не удивляет.
Люк понимающе улыбнулся:
— Я сказал ей, что собираюсь поговорить с вами, но когда я за ней заехал, ее не оказалось дома.
— Поэтому вы пришли один. Очень мудро. Моя дочь имеет привычку поступать по своему собственному разумению. Не сомневаюсь, вы уже и сами поняли это.
— Пожалуй. — Люк внимательно смотрел на Джо, пытаясь понять, почему Оливия так к нему относится, но видел перед собой только бледное, похожее на маску лицо человека, слишком редко бывающего на воздухе. Какие между ними, должно быть, странные отношения.
Дрова в камине громко затрещали. Джо моргнул и сказал:
— Я, разумеется, оплачу все свадебные расходы.
Он говорил так, словно речь шла об оплате партии игры в гольф.
— В этом нет необходимости. Я в состоянии самостоятельно содержать семью, — ответил Люк. Затем, поняв, что говорит грубо, добавил более мягко: — Правда, с трудом.
Маска треснула, и Джо Франклин весело рассмеялся:
— Мне нравится ваша искренность. — И тут же спросил: — Вы любите ее?
Люк заколебался. Он полагал, что Джо удивился бы, узнав, что кто-то может полюбить его дочь, но это вовсе не означало, что ему будет приятно услышать правду.
— Она носит моего ребенка, — произнес он наконец, и одним глотком допил виски.
Джо сидел неестественно прямо, как седовласая статуя. Через несколько секунд, которые показались Люку вечностью, он потянулся за коробкой кубинских сигар, извлек одну и отрезал кончик серебряными ножничками.
Библиотека наполнилась ароматом дорогого табака.
— Полагаю, я должен назвать вас подлецом и негодяем и вышвырнуть из своего дома, — наконец проговорил Джо.
— И вы собираетесь это сделать? — спросил Люк.
— Нет. Ради чего? Вы ведь согласились жениться на ней, не так ли?
Откуда он знает? Что он имеет в виду? Люк попытался понять, что бы он чувствовал, окажись на месте отца Оливии. Возможно, облегчение. В конце концов, другой мужчина брал теперь на себя ответственность за нее.
— Да, — согласился Люк. — Я намерен жениться на ней.
— Замечательно.
Похоже, Джо не слишком заботливый отец.
— Вы и Оливия… — начал Люк, стараясь быть как можно более деликатным. — Ваши отношения так необычны.
— Этому есть одно объяснение. — Джо сосредоточился на кончике сигары в ожидании, пока молчание не станет почти неприличным, а потом довольно равнодушно продолжил: — Оливия изменилась после смерти своего брата. Боюсь, я не заметил этого вовремя. Было слишком много других проблем.
— Вполне понятно.
— Да. — Веки Джо вновь слегка дрогнули. — Моя жена очень тяжело перенесла смерть Реймонда. Она никогда так и не оправилась полностью. Она утратила интерес ко всему, включая Оливию. Я не хочу сказать, что она ее не любила, но у нее просто не было внутренних сил, чтобы воспитывать дочь.
— Для вас это было, должно быть, очень тяжело — как и для Оливии.
— Именно так. Но я должен был понять, что происходит. К тому времени, когда я заметил некоторые странности, было уже слишком поздно. Оливия не была больше милой подвижной девчушкой, как раньше. Казалось, что она все время играет какую-то роль. Не то чтобы с ней нельзя было общаться, поймите правильно. Внешне она все так же оставалась моим Солнечным Зайчиком. Но это было скорее пародией на прежнего ребенка: казалось, все прежнее дружелюбие куда-то исчезло и она лишь изображает его.
Отец Оливии с первого взгляда не слишком понравился Люку, но сейчас он ощутил нечто вроде симпатии к нему.
— То есть Оливия стала такой, какая она сейчас, именно с тех пор? — спросил Люк.
— Пожалуй.
Он замолчал, заслышав голоса в холле, а потом раздался стук каблучков по паркету.
Мгновением позже дверь библиотеки распахнулась, впуская волну свежего прохладного воздуха, и на пороге появилась Оливия.
Люк, увидев горящие глаза своей невесты, обреченно понял, что грядут неприятности. В своем обтягивающем черном платье, на высоких каблуках, она удивительно напоминала породистую норовистую лошадку, которая только и ждет, кого бы лягнуть.
— Говорите обо мне? — с явным сарказмом спросила она.
— У нас не было бы такой возможности, приди ты вместе со мной, — мягко заметил Люк.
— Я сказала тебе, что в этом нет необходимости.
— А я сказал, что есть.
Джо кашлянул, прочищая горло:
— Добрый вечер, Оливия. Как поживаешь? Как себя чувствуешь?
Оливия смерила отца равнодушным взглядом, прошла к окну и остановилась, вызывающе скрестив руки на груди.
— Кроме того, что здесь ужасно жарко, все остальное в порядке, — сказала она. — Почему бы мне чувствовать себя плохо?
Джо бросил на нее взгляд, который Люк не смог понять, и выдохнул еще одно облако ароматного дыма.
— Насколько я помню, в твоем состоянии нормально время от времени испытывать легкую тошноту.
Оливия посмотрела на него:
— Единственная вещь, от которой меня тошнит, — это твои сигары. А что касается… — Она перебила сама себя и сердито повернулась к Люку: — Ты рассказал ему…
— Но кто-то должен был это сделать. Конечно, лучше бы это сделала ты сама.
— Ты не имел права…
— Я имел полное право, поскольку я отец ребенка. И твой отец имеет право знать, что скоро станет дедушкой.
— Оливии нет дела до моих прав. — Джо проговорил это так, словно утверждал печальный, но неоспоримый факт. — Однако она всецело уважает и учитывает свои интересы.
— Черт побери, папа…
Люк чувствовал, как нарастает его раздражение, по мере того как переводил взгляд с разозленной дочери на равнодушного отца и обратно.
— Не смей так разговаривать с отцом, — резко сказал он. — Извинись немедленно.
— Не буду. Я не обязана тебе подчиняться.
Он и забыл, как очаровательна она бывает, когда сердится. Он коснулся ее плеча, и словно электрический ток пробежал по пальцам. Нет, на этот раз он не позволит желанию овладеть им.
— Верно, — согласился он, — ты не обязана подчиняться. Но с другой стороны, ты рассчитываешь выйти за меня замуж.
Оливия прищурилась, и Люк весь подобрался, понимая, что вызов принят. Они молча смотрели друг на друга, выжидая, кто первый отведет взгляд. Наконец она, по-видимому, поняла, что Люк не намерен отступать.
— Ладно, — сказала она, картинно склоняя голову. — Я извинюсь, если это тебя осчастливит.
— Извинения приняты, — быстро произнес Джо. — Люк, вы не нальете нам еще выпить?
Джо Франклин приподнял бокал, едва заметно улыбаясь тонкими губами. Это напоминало тост, который он поднимал в честь человека, который заставил извиниться его дочь.
— Присаживайся, Оливия. — Джо сделал приглашающий жест в направлении кожаного диванчика. — Мы как раз обсуждали подготовку к свадьбе. Все-таки не каждый год моя дочь выходит замуж.
Люк бросил Оливии предупреждающий взгляд. Он не был уверен, что та в ответ не заявит, что ее свадьба отца не касается.
Но, несколько озадаченно посмотрев на отца, она сказала:
— Отлично. Я собираюсь выходить замуж в красном.
Ага. Первая перчатка брошена. Люк кивнул, соглашаясь:
— Как пожелаешь. Ты выглядишь в красном чрезвычайно соблазнительно.
Оливия, не встретив возражений, продолжала:
— Думаю, ты не хочешь пышного торжества.
Понимая, что она испытывает его на прочность, Люк ответил:
— В данных обстоятельствах это вполне разумно. Но если ты хочешь, чтобы было множество гостей…
— Не хочу, — оборвала его Оливия, — ненавижу толпу.
Люк улыбнулся уголком рта. Он одержал первую победу. Маленькую, но крайне важную. Несомненно, его брак с Оливией будет состоять из серии таких вот стычек. Он надеялся, что все остальные будут так же легко выиграны.
— Ты приехала на машине или брала такси? — спросил Люк, когда спустя два часа они спускались по ступеням особняка Франклина.
Вечер был прохладным, аромат цветов наполнял воздух, в небе сиял молодой месяц — впереди была ночь, самой природой предназначенная для любви. Оливия вздохнула. Люк не собирался даже взять ее за руку.
— Я приехала на такси, — сказала она. — Тебе придется отвезти меня домой.
— Отвезу, если хорошо попросишь.
— А если нет?
— Придется взять такси.
Он подошел к своему «рейнджеру». Оливия остановилась, уперев руки в бедра.
— Ты не посмеешь оставить меня так.
— А ты проверь. — Он запрыгнул в кабину.
Она продолжала молча наблюдать за ним, пока не поняла наконец, что Люк завел двигатель. Мягко заворчав, машина двинулась с места.
Он не посмеет…
«Рейнджер» направился к воротам — и в этот момент Оливия поняла, что Люк запросто оставит ее здесь. Без колебаний. Возможно, даже получит от этого удовольствие. Эта мысль потрясла ее.
— Эй, — закричала она, пускаясь вдогонку за машиной. — Подожди. Я еду с тобой.
Люк притормозил и высунулся из окошка:
— Ну?
Стиснув зубы, Оливия сказала:
— Пожалуйста.
Он кивнул и открыл дверцу.
— Неужели это так трудно? — спросил он, помогая ей забраться на сиденье.
— Не слишком, — призналась Оливия. Она была мрачна. Чем же Люк так отличается от всех мужчин, которых она встречала раньше? И почему она в его обществе ведет себя совсем не так, как хотела? Будь он другим человеком, она улыбнулась бы и без всяких проблем засыпала его всеми этими «спасибо» и «пожалуйста». Но будь Люк другим человеком, она не стала бы выходить за него замуж, чтобы отомстить.
Впрочем, она стремилась к этому не только ради мести. Несмотря на то что сейчас они с Люком уже были официально помолвлены, он все еще отказывался спать с ней. Он сказал, что, таким образом, у них будет о чем мечтать и что воздержание станет для него своего рода наказанием за глупость.
Оливия не испытывала восторга от идеи наказания и не понимала, почему это она должна страдать вместе с ним. Может, сегодня ночью удастся изменить его точку зрения? Она повернулась к нему с улыбкой и нежно проговорила:
— Прости, что меня не было дома, когда ты заехал.
— И почему тебя не было?
— Я отправилась по магазинам и застряла в пробке.
— Ага, — сказал он, — по магазинам. Думаю, что ты и не собиралась возвращаться к намеченному времени.
— Я же сказала, что ни к чему беседовать с моим отцом, — недовольно буркнула она.
— Да, сказала. — Люк притормозил, пропуская кошку, перебегавшую дорогу. — Но ты оказалась не права, ведь так? У меня создалось впечатление, что твой отец в восторге от того, что ты собираешься замуж — и не только из-за ребенка. Очень благородно с его стороны.
Оливия, как обычно, собралась возразить, но не смогла. Отец действительно казался довольным. Раз или два за вечер она готова была поверить, что он в самом деле переживает за нее…
— Ты должен позволить ему оплатить все расходы. — Оливия попыталась перевести разговор в более безопасное русло.
— Я уже согласился, чтобы он заплатил за банкет. Как он сказал, отец невесты всегда берет это на себя.
— Да, но он может оплатить и медовый месяц в Европе…
— Оливия, — перебил Люк, — и так плохо, что я вынужден переехать в твой дом, по крайней мере до рождения ребенка…
— Что в этом плохого? Мне нравится мой дом.
— Я знаю. Но я должен буду платить за него.
— Я же сказала, что все уже оплачено. До конца года. К тому же ты платишь за квартиру Розмари. И если отец хочет подарить нам медовый месяц…
— Нет. — Люк непроизвольно увеличил скорость и резко свернул за угол, едва не задавив еще одну кошку.
— Что случилось с ванкуверской популяцией кошек? — почти прорычал он. — Они что, все решили покончить жизнь самоубийством?
— Кошки просто понятия не имеют о правилах дорожного движения.
— Как и обо всем остальном. Тупые создания.
— Они не тупые. Они просто кошки.
Люк бросил на нее заинтересованный взгляд:
— Ты любишь кошек?
— Я вообще люблю животных.
— Невероятно. — Он покачал головой и вновь сосредоточился на дороге.
— А ты? — спросила Оливия, накрыв его руку ладонью.
Он сбросил ее ладонь.
— Я? Люблю ли я животных? Конечно, люблю. Но я предпочитаю, чтобы они держались подальше от колес моей машины.
— Ах вот как. — Оливия расслабленно откинулась на сиденье. Она и сама не могла объяснить, почему это так важно.
Люк подрулил к ее дому. На пороге он целомудренно поцеловал ее в щеку.
— Зайди, пожалуйста, — сказала она, соблазняя его очаровательной улыбкой.
— Нет. — Люк покачал головой.
Она слегка прижалась к нему:
— Обещаю, все будет хорошо.
— Не сомневаюсь. Очень-очень хорошо. После того как мы поженимся.