Люк был совсем не рад видеть ее. Она поняла это по выражению его глаз.
— Поднимайся, — резко сказал он.
Оливия попробовала приподняться, осторожно оперлась на ногу и поморщилась от боли:
— Думаю, я что-то сломала.
— Отлично. А теперь поднимайся.
— Я н-не могу. — Она смотрела на него с восхищением. Такой мужественный и темпераментный, такой привлекательный. — Я в самом деле не могу, — повторила она, добавляя дрожи в голос.
Когда и это не произвело эффекта, она попыталась приподнять подол своего красного платья, демонстрируя стройное белое бедро.
Люк, выглядевший крайне недовольным, протянул руку:
— Розмари рассказывала мне, что ты блистала на школьной сцене.
Чертова Розмари!
— Да, верно, — призналась Оливия, принимая протянутую руку. — И в музыке. Но в основном я интересуюсь более практичными вещами.
Он помог ей подняться, не проявляя ни малейшего внимания и осторожности в отношении предположительно сломанной ноги.
— А теперь соберись с силами и убирайся отсюда.
Оливия вцепилась в его руку, опираясь на нее всем весом:
— Я в самом деле что-то там повредила. Не думаю, что смогу идти без посторонней помощи.
— Прекрасно, я вызову «скорую помощь».
— О, в этом нет необходимости. Если бы я смогла немного передохнуть у вас…
— Не сможешь. Я сказал, что все кончено, Оливия. Почему ты не хочешь смириться с этим и найти другого простофилю для плотских утех?
Отлично, он не намерен сдаваться. Ни на секунду. Попробуем по-другому.
— Люк, — прошептала она, уже готовясь пустить так необходимую сейчас слезу. — Я в самом деле скучаю…
— Ты не можешь скучать по мне. Ты едва меня знаешь.
— Я знаю тебя. Очень хорошо. Ох!
Ноги ее подогнулись, и, чтобы не упасть, она вцепилась в плечи Люка, припав к его груди и слегка изогнувшись, чтобы теснее прижаться к нему. К ее радости, ответная реакция его тела не замедлила последовать.
Это было не безнадежно. Он все еще хотел ее, хотя и не намерен в этом признаваться. Оливия слегка шевельнулась, продолжая прижиматься к нему.
— Зачем ты явилась? — требовательно спросил Люк.
Оливия смотрела, как капельки пота выступают у него на шее. Это, конечно, был жаркий майский день, но не настолько же.
— Потому что я хочу тебя, — сказала она, улыбаясь так, что любой другой мужчина немедленно рухнул бы к ее ногам. Любой другой, но не Люк.
— Я тоже хочу тебя, — сказал он. — В своей постели, но не в своей жизни. Поэтому ничего не получится.
— Я никому не нужна, — сухо сказала Оливия, высвободилась из его объятий и прислонилась к пыльной кирпичной стене.
Люк задумался. Ее слова звучали серьезно. Черт возьми, что же превратило ее в столь необычную женщину? Он полагал, что никогда этого не узнает, потому что чем больше смотрел на нее, тем больше убеждался, что этой женщины следует избегать любой ценой.
— Послушай, — сказал он мягко, — я знаю, что ты не понимаешь этого, но большинство мужчин — порядочных мужчин — хотят испытывать еще какие-то чувства, помимо вожделения, к женщине, с которой занимаются любовью. Один раз, конечно, может произойти все, что угодно, но это будет лишь один раз. Поэтому, пожалуйста, будь хорошей девочкой и забудь о нас с Розмари.
— Оставь свой снисходительный тон, — огрызнулась Оливия.
Люк изо всех сил боролся с желанием взять ее прекрасное, злобное лицо в ладони и прижаться поцелуем к мягким горячим губам. Рассерженная, она была еще милее. Глаза сверкали, как темные бриллианты, кожа раскраснелась.
— Я не собирался быть снисходительным, — сказал он. — И прошу прощения, если тебе так показалось. Просто у меня был очень тяжелый день, и Розмари ждет меня к ужину. Хочешь, я вызову тебе такси?
— Нет, благодарю. У меня «мерседес».
Последние слова она произнесла, надменно кивнув, и Люк подумал, что таким образом она пытается сохранить достоинство.
— До свидания, Оливия. — Он улыбнулся и прикоснулся к ее щеке.
Июнь прошел, не принеся с собой никаких известий от Оливии, и Люк начал думать, что больше никогда ее не увидит. Иногда ночами он сожалел о том, что оттолкнул ее тогда, но при свете дня каждый раз понимал, что иного выбора просто не было.
Розмари, оправившаяся от тоски по Майклу, сдавала экзамены и казалась вполне довольной результатами. И в этой июльской жаре весенние дожди казались чем-то далеким и почти нереальным. Поэтому, когда однажды тихим вечером зазвонил телефон, Люк снял трубку, не ожидая никаких неприятностей.
— Люк? — произнес голос, который он так старался забыть. — Это ты?
Он отложил в сторону наполовину разгаданный кроссворд и отставил недоеденный ужин.
— А кого ты рассчитывала услышать? Оливия, я же сказал…
— Да-да, я знаю, что ты сказал, и оставила тебя в покое. Но сейчас уже не могу. Я должна тебе кое-что сказать. Ты должен знать об этом.
— Хорошо, говори.
— Я предпочла бы поговорить с тобой лично, — сказала Оливия.
— Не сомневаюсь. Но этого не будет.
Оливия, должно быть, почувствовала, что он намерен прервать разговор, и поспешно воскликнула:
— Люк, пожалуйста, не вешай трубку! Я беременна.
Несколько секунд, которые показались часами, он не мог произнести ни слова. Потом, взяв себя в руки, переспросил:
— Что ты сказала?
— Я сказала, что беременна.
Так спокойно, без всяких эмоций. Он провел ладонью по лицу. Невероятно. Оливия Франклин не может быть беременна от него. Такая безответственность не в его характере.
— Это невозможно, — сказал он.
— И тем не менее.
— Это не мой ребенок.
— Люк! Как ты можешь? Ты же знаешь, что ты единственный мужчина, с которым я… Что никого, кроме тебя, не было.
— Я не верю тебе.
— Это правда. И я могу это доказать. Пожалуйста, можем мы в конце концов встретиться и поговорить?
Люк застонал и бросил безнадежный взгляд на остатки ужина.
— Хорошо. Где?
Он не мог отказаться от встречи с ней. В противном случае всю оставшуюся жизнь он гадал бы, его ребенок или нет родился у женщины, с которой он провел единственную ночь.
— Ты мог бы прийти ко мне, — сказала Оливия.
— Нет. — Реакция Люка была мгновенной, порожденной естественным чувством самосохранения.
— Тогда в кофейне «Элида». Знаешь, где это?
— Да. Кажется, это модное заведение на Четвертой авеню?
— Именно так. Мы можем встретиться там через полчаса?
— Через час. — Люк ответил так лишь потому, что ему нужно было время, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок.
— Отлично. Встретимся через час.
Оливия сидела за столиком у окна и поглядывала на стильные розовые часы за стойкой. Он опаздывал на три минуты, но, конечно, придет. Она знала это наверняка. Люк был из тех мужчин, что держат слово.
Бородатый мужчина и рыжеволосая девушка вошли в кафе, держась за руки, и сели за розовый столик напротив, не отрывая глаз друг от друга. Оливия вдруг почувствовала, что в душе шевельнулось чувство, абсолютно ей незнакомое. Она задумалась. Это не могла быть зависть, поскольку она всегда презирала подобные публичные выражения чувств…
Звук отодвигаемого стула заставил ее вздрогнуть.
Люк, одетый в голубую рубашку с короткими рукавами и простые джинсы, сел напротив нее, положил ладони на стол и спокойно сказал:
— Итак?
Оливия попыталась заглянуть в его глаза, не сумела, нервно отхлебнула кофе и равнодушно спросила:
— Выпьешь что-нибудь?
— Нет. Я жду объяснений.
Она уставилась в свою чашку.
— Наверное, эта штука порвалась, — наконец проговорила она.
— Какая штука?
Она нервно расправила юбку, которую выбрала именно из-за ее пристойного вида.
— Пре… презерватив.
— Нет. Ничего подобного.
Ну ладно, она знала, что он на это не купится, но все равно стоило попробовать.
— Я была у врача, — продолжала она. — У меня будет ребенок.
— Вполне возможно. Но я не думаю, что имею к этому какое-то отношение.
Его голос, твердый и недружелюбный, подтвердил ее предположения. Люк Харриман не намерен становиться жертвой.
— Но у меня больше никого не было, — настойчиво повторила она, умоляюще глядя на него. — Ты должен мне поверить.
— С чего бы вдруг? — Его губы превратились в узкую полоску, глубокая складка прорезала лоб.
— Потому что это правда. Зачем мне лгать?
В углу стойки загудела кофеварка. Когда шум стих, Люк сказал:
— Возможно, привычка. Но ты можешь иметь и множество других причин.
— Назови хотя бы одну.
— Деньги.
Она покачала головой:
— Нет, думаю, нет. У меня их более чем достаточно.
— М-м. Пожалуй… — Он помолчал, потом проговорил, с трудом выталкивая слова: — Ты могла вообразить, например, что влюблена…
— Но я не влюблена, — ласково улыбнулась Оливия. — Я просто хочу, чтобы у моего ребенка был отец.
Она подождала, пока эти тщательно продуманные и отрепетированные слова возымеют эффект, наблюдая целую гамму переживаний на лице Люка. Сомнение, неверие, подозрение и наконец, осознание возможности того, что она говорит правду.
Да! Это сработало. Оливия скрестила руки на груди. Если она правильно разыграет карты, Люк непременно поверит, что ребенок его.
— Откуда я знаю, что ты действительно беременна? — спросил он.
Она знала, что он спросит об этом.
— У меня есть справка от моего врача. Я сказала ему, что ты можешь не поверить.
— Понятно. Полагаю, справка у тебя с собой?
— Да, — ответила она, — я принесла справку с собой.
Люк протянул руку и заметил, что она делает вид, будто роется в сумочке. Она прекрасно знала, где лежит эта чертова справка. Протягивая ему листок, она изобразила то, что, видимо, по ее представлениям, было победной улыбкой.
Он пробежал глазами по странице: «…подтверждаю, что беременна… срок два с половиной месяца» и подпись — «Энтони Крамп, доктор медицины».
Люк перечитал еще раз, все время непроизвольно ероша волосы.
— Откуда я знаю, кто это написал? — Он небрежно бросил справку на стол.
Оливия вполне была способна подделать и справку, и подпись врача.
— Но… — захлопала она длинными ресницами. — Он всю жизнь был моим врачом. Почему бы тебе не поговорить с ним?
— Хорошо. — Он снова взял справку и посмотрел на адрес врача. — Я так и сделаю.
Он рассчитывал, что Оливия готова будет отступить после этого, но она лишь кивнула, удовлетворенная его согласием.
Люк не был любителем выпить, но сейчас он напивался.
Прошло два дня с момента их встречи с Оливией, и он только что вернулся от доктора Крампа. Старый доктор, видимо, был уже на пенсии, но продолжал консультировать нескольких давних своих пациентов, в числе которых, как он заверил Люка, была Оливия.
— Ну конечно же, она беременна, — проворчал доктор в усы. — Надеюсь, вы не пытаетесь увиливать от ответственности, молодой человек. Бедная маленькая Оливия! Я знаю ее с рождения. И очень люблю. Вы должны быть очень добры и бережны с ней, слышите?
Люк слышал, именно поэтому он сейчас торчал в баре одного из отелей, пытаясь забыться. Ее ребенок не может быть от него. Конечно, неожиданности случаются, но он бы знал… так ведь?
К тому времени как он прикончил еще три порции виски, зеркало за стойкой отражало гораздо больше голов, чем было в баре. Он встал, подождал, пока комната перестанет вращаться, и поплелся к выходу.
Презрительный голос насмешливо бросил: «Не туда, чудак» — за секунду до того, как он воткнулся лицом в стену. В этот момент его замутненное алкоголем сознание несколько прояснилось, и он понял, что должен взять себя в руки. С трудом отлепившись от стены, он сосредоточился и, держась неестественно прямо, наконец вышел.
На следующее утро Люк уже знал, что делать. Около десяти часов он позвонил Оливии и назначил встречу на Джерико-Бич. Прогноз обещал дождь, но это его не беспокоило.
Оливия сидела на бревне с высоко задранными коленками. В белых шортах и легком черном топе она выглядела как русалочка из сказки, которую мама читала ему в детстве. Сходство сохранялось, пока она не повернулась к нему лицом. И тогда стала той, кем была, — женщиной, которая владела его мыслями в течение трех месяцев, женщиной, держащей в своих нежных белых руках то, что осталось от его жизни.
Он сел на другой конец бревна.
— Я хочу знать правду, — сказал он, не отводя взгляда от ее очаровательного профиля.
— Разумеется. — Ее голос был тихим и мягким, как ветерок, шелестящий в кронах деревьев. — Но я уже сказала тебе правду.
— В самом деле? Посмотри на меня, Оливия.
Нехотя она перебросила ногу через бревно и села поудобнее, подняв на него глаза.
— Да? Я слушаю.
— Этот ребенок, которого ты носишь… Ты можешь, глядя мне в глаза, поклясться всем святым, что у тебя не было никого, кроме меня? И не вздумай лгать мне сейчас.
Оливия улыбнулась нежно и печально, а выражение ее глаз заставило Люка почувствовать себя последним негодяем.