Локи прошёлся вперёд и назад вдоль покорно замершего стражника. Лицо его было бледно и угрюмо, утренний ветер озорно колыхал спутанные рыжие волосы, скрывая глаза, брови и губы — все те значимые мелочи, которые могли хоть немного выдать ход его мыслей. Я не осмеливалась больше перечить повелителю, но ожидание становилось невыносимым. Сердце билось с удвоенной силой, потому что я понимала: во всем произошедшем была и моя вина. Я поддалась чужой власти. Я не отослала глупого мальчишку, чтобы он не попадался на глаза богу огня. Я позволила своему самолюбию заронить в его сердце ложную надежду на взаимность. Если бы не она, юноша вернее всего не осмелился бы заговорить со мной, позвать в сад. Я допустила серьёзный проступок, но отвечать за него предстояло другому, и это было отвратительно. Грудь сдавило знакомое чувство беспокойства, и я не могла вздохнуть. Наконец, Локи обескураженно покачал головой и, запрокинув лицо к солнцу, негромко рассмеялся.
— Как тебя зовут? — только и спросил он, остановившись напротив слуги.
— Эйнар, повелитель, — робко улыбнувшись уголками губ, представился собеседник. Хотя он не поднимал глаз, я видела, что надежда озарила его лицо, голос стал увереннее и мягче, молодой человек выпрямился и приподнял подбородок.
— Эйнар, значит, — повторил бог обмана и кивнул, будто желая распробовать это имя на языке. В тот же миг сильные подвижные пальцы мужчины сомкнулись на шее стражника, вырвав из его горла судорожный вздох, и Локи удивительно легко оторвал крепко сложенного юношу от земли, приподняв его на вытянутой руке. В ту минуту я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть — так молниеносно и неожиданно всё произошло. Убедившись, что супруг не смотрит в мою сторону, я зажала губы ладонями, чтобы ничем не выдать себя. Любое действие, раскрывавшее мою симпатию к Эйнару, малейшая слабость, провокация, и я могла оказаться на месте несчастного. Я уже давно не боялась за свою жизнь, но крайне сильно опасалась за вторую, что была вверена в мои руки. Сочувствовать стражнику было слишком рискованно. Я не могла себе этого позволить.
— Снова ты встаёшь на моём пути, — между тем жёстко продолжал безжалостный ас, сжимая пальцы. Молодой человек хрипел не в силах вздохнуть и лишь отчаянно схватил своего господина за запястье. В его глазах не было мольбы или раскаяния, а только первозданный ужас. Его взгляд, такой искренний, такой красноречивый, резал сердце по живому, ранил сильнее слов или криков. Горечь сдавила горло, и, склонив голову, я прикрыла глаза. — Да кто ты такой, чтобы не доверять воинам, отобранным твоим предводителем?.. — зловеще тихо произнёс Локи, презрительно скривив губы. Руки его дрожали, но не от напряжения, а от неудержимой ненависти, сотрясавшей всё его тело. — Особенно учитывая, что и тебя Гуннар точно так же привёл ко мне слабым сопливым мальчишкой. Отвечай! — и, сделав стремительный шаг в сторону, темпераментный ас прижал стражника к широкому стволу произраставшего поблизости дерева, сильно ударив его головой — жестоко, как он умел. — Как посмел возомнить себя выше предводителя стражи, выше своего повелителя?!
— Гос… по… Я никог… — судорожно выдыхал молодой человек обрывки фраз, уже даже не противясь своей судьбе. Взгляд его затуманился, голова бессильно откинулась назад, и, когда несчастный уже был близок к тому, чтобы задохнуться, Локи отпустил его, зло швырнув на землю. От очередного удара Эйнар пришёл в себя, хрипло закашлялся, сипя и беспомощно вбирая носом воздух. На крепкой шее остались характерные следы пальцев, и, помню, я поразилась, сколько же неизведанной и нескончаемой силы было скрыто в гибком и ладном теле бога хитрости. Повелитель выжидал и смотрел на него сверху вниз, с отвращением, какое мне редко доводилось видеть в его золотистых глазах.
— Встань, не позорь имя Хакана. И тем более ушедшего… — презрительно выдохнул мой страшный в гневе супруг. На дрожащих ногах, перебирая ладонями по коре дерева, Эйнар с трудом поднялся и, как мог, выпрямился перед господином. Несмотря на только что пережитое, в его больших небесно-голубых глазах не было ни гнева, ни ненависти, только горечь. — Впрочем, я знаю причину этого недоверия, — снова негромко и будто с сожалением поведал Локи, — и она не ограничивается преданностью госпоже, — голос вспыльчивого аса яростно дрогнул, и продуманный точный удар по скуле сбил обессиленного Эйнара с ног. Стражник упал лицом вниз, и его кровь окрасила костяшки пальцев бога лукавства в алый цвет. Локи пренебрежительно встряхнул рукой, затем резким движением ноги перевернул оглушённого воина, швырнув спиной о ствол, выбивая воздух из груди.
Не сдержавшись, я вскрикнула и бросилась вперёд, забыв недавнее благоразумие. Однако когда беспощадный супруг раздражённо обернулся ко мне, я осознала, какую роковую ошибку совершила. Взгляд его выразительных глаз прожигал меня насквозь, и в нём смешалось столько противоречивых чувств: ярость, боль, обида и непонимание — совсем как в тот день, когда я отвергла его чувства. И я осеклась, сломленная неожиданно сильной болью, обрушившейся на меня. О провидение, как же я была слепа! Я сопереживала слуге, не понимая, что разбиваю сердце повелителя!
— Неужели? — с недоверием и горькой насмешкой в уязвлённо дрогнувшем голосе Локи приблизился ко мне, на миг забыв свою измученную жертву. Губы его зло кривились, глаза болезненно блестели. Я узнала его состояние: он выглядел совсем так же, как в нашу первую ночь, когда поверил, что я ему не верна, — ослеплённый гневом, ревностью и отчаянием. Я не растерялась и не отступила. Я его не боялась, напротив, теперь я всё понимала и искренне сочувствовала мужу, могла разделить его боль, если бы он только позволил мне это. Было так мучительно, так тяжело видеть его таким несгибаемо сильным внешне и поразительно ранимым глубоко внутри, что мои глаза наполнились слезами. Дрожащие руки супруга коснулись моего лица. Я подалась вперёд всем своим существом и смело приникла к ним. — Его чувства взаимны, так ведь?
— Нет, — сдавленно, но решительно выдохнула я, ни минуты больше не заставляя любимого аса терзаться страшными догадками. — Нет, и никогда не были! — взволнованно повышая тон, я взглянула в его глаза, полные разочарования и сожаления, коснулась похолодевшими кончиками пальцев его широких ладоней. Он не верил мне — я видела это по глазам. Спустя всё это время он по-прежнему не верил мне! Склонив голову, я горько зарыдала: слишком сильные эмоции сдавливали грудь, и я не могла сдержаться, но, увы, Локи расценил мои чувства по-своему. Отстранив меня, он вынул меч из ножен и повернулся к Эйнару, бессильно распластавшемуся у его ног. Алчущая сталь зловеще сверкнула на солнце. — Это лишь сострадание, Локи. Это чувство испытывают те, кому не чуждо милосердие! Я прошу тебя, послушай… — в порыве отчаяния я сделала к нему шаг, коснулась плеча. Слёзы обжигали щёки, струились по подбородку. Я задыхалась.
— Как мне поверить тебе? — вполголоса произнёс он, и его полный горечи тон, казалось, казнил сильнее самого острого меча. Двуликий бог обернулся, взглянул на меня из-за плеча болезненным и ищущим взором, но пальцы его нетерпеливо и крепко сжимали рукоять клинка, нервно подрагивая. Я припала лбом к его плечу, обняла за пояс.
— Однажды ты уже не поверил мне, — борясь с болью и дрожью в голосе, напомнила я и судорожно вздохнула, сильнее прижимаясь к любимому мужчине, — и потом долго раскаивался в этом. Поэтому я прошу тебя: не повторяй прежних ошибок, хитроумнейший из богов, не поддавайся минутным порывам. Это твой слуга, и ты волен делать с ним, что пожелаешь. Для меня это предмет убранства, ничего не значащая вещь, — Локи удивлённо повернулся и с непониманием взглянул на меня. Я не сводила с повелителя преданного влюблённого взгляда. Несчастный Эйнар приподнялся на локте, прислушался. Я не сомневалась, что мои слова разобьют ему сердце, но иного выхода у меня не было. — Его судьба мне безразлична. Захочешь — вели казнить его, только не истязай. Ты — отец моего ребёнка, и я не хочу, чтобы твои руки были по локоть в крови. Я умоляю тебя, повелитель, задумайся. Если мальчишка тебе неугоден, отошли его прочь с наших глаз. Я уверена, есть в Асгарде место, где проворный и незаметный слуга ещё послужит тебе добрую службу, мой лукавый Локи.
Бог обмана колебался. Эйнар тем временем осторожно приподнялся, встал на колени и склонил голову перед господином, покорный своей судьбе. Лица на нём не было. Я знала, что ранила его сильнее, нежели жестокий ас когда-либо сумел бы измучить его телесно, и мне было жаль. Только что мне оставалось? Я не могла сохранить ему жизнь, не растоптав чувства, не сумела бы исцелить Локи, не уничтожив Эйнара. И я делала единственно правильный выбор. Расплатой за мою неосторожность и легкомыслие становилась эта пытка для нас троих. И как бы мне ни было жаль бывшего слугу, за переменчивого супруга я переживала намного больше. Я осмелилась поднять полные надежды глаза на своего властелина. Гордый ас презрительно сжал тонкие губы.
— Пошёл прочь, — устало выдохнул Локи и бросил тяжёлый меч на землю перед Эйнаром, помиловав его. Юноша вздрогнул. — И не попадайся мне больше на глаза, — грозно добавил повелитель. На миг замерев в исступлении, стражник слабо кивнул, осторожно поднялся на ноги и, прихрамывая, попятился назад, не решаясь повернуться к господину спиной. Впрочем, надменный ас сам отвернулся от нас, сложил руки на пояснице и глубоко вздохнул, словно пытался вернуть самообладание. Я проследила за тем, чтобы покалеченный стражник благополучно удалился. Сад опустел. Мы остались вдвоём. Я несмело обошла двуликого бога и остановилась перед ним, робко коснувшись щеки, обратила его отсутствующий взор на себя. Мягко улыбнувшись уголками губ, я бережно взяла его ладонь в свою и положила её на неровно вздымающуюся грудь.
— Чувствуешь? — нежно глядя в постепенно оттаивающие глаза супруга, чувственно прошептала я, нерешительно приблизившись. Безжалостный ас, каким он был ещё мгновение назад, выглядел уже намного невозмутимее и спокойнее, красивое лицо его смягчилось. — Оно бьётся только ради тебя. Я клялась тебе в верности ещё в первую брачную ночь и никогда не откажусь от своих слов. Тогда ты не расслышал их, услышь сейчас, ревнивый бог огня.
— Я расслышал их ещё тогда, — тяжело вздохнув, вдруг признался Локи, властно и в то же время бережно притягивая меня к себе. Я подчинялась. Прильнув к вспыльчивому асу щекой, я прикрыла глаза, прислушалась. Неверный ритм его мечущегося сердца постепенно выравнивался, и мерное биение в глубинах жаркой груди убаюкивало меня. — Но будет лучше, если впредь ты перестанешь терзать меня сомнениями.
— У меня и мысли такой не было, — огорчённо покачав головой, я обняла любимого супруга за пояс. Признаться, тем утром у меня и вовсе мыслей не было, так беспечно и безответственно я себя повела. Я пошла на поводу у своего самолюбия, и один порок потянул за собой другой, подчинил меня чужой власти, подверг опасности невинного юношу и ещё более невинное дитя. Я корила себя за неосмотрительность, но с другой стороны понимала: преодолеть власть Гулльвейг мне не по силам. И если колдунья вновь придёт за мной, пожелав овладеть всем моим существом, я буду беспомощна. Я не покинула бы покоев ранним утром, если бы не страшный сон-морок, и отослала бы прочь влюблённого стражника, если бы коварные чары не настигли меня так скоро. Великанша становилась сильнее, она уверенно приближалась ко мне и моей семье, ко всему, что мне было дорого. Что-то влекло её в этот чертог, и я начинала догадываться что. Одна и та же бурная кровь, что теперь билась в жилах каждого из нас троих. Я обратила потерянный испуганный взгляд на лицо своего несгибаемого мужа. — Всего этого можно было бы избежать, если бы Гулльвейг не явилась ко мне под утро. Я была одна, и я испугалась. Я слышу её голос, разбираю слова, и каждый раз она всё живее! Она является снова и снова, что-то показывает мне, манит, зовёт за собой… Мне это не вынести!
— Ты видишь Гулльвейг? Говоришь с ней? — поражённо переспросил Локи, крепко сжав сильными ладонями мои дрожащие плечи. Я не сумела ответить сразу оттого, что слёзы застилали мне глаза и горло. Я едва могла вздохнуть. Пронзительный взгляд внимательным ищущих глаз прожигал меня насквозь, но я только сильнее робела и лишалась воли перед ним. Бог обмана нахмурился, лицо его вмиг стало строгим и сосредоточенным, губы зло и презрительно дрогнули. Он легонько тряхнул меня за плечи. — Сигюн! Сосредоточься! Она являлась в мой чертог? Почему я узнаю об этом вот так?..
— Она приходит во сне, иногда говорит, но чаще показывает бессвязные страшные видения, — проглотив ком напряжения в горле, с трудом вымолвила я. — Я не могу обращаться к ней, в забытьи она безоговорочно владеет мной. Локи, ещё тогда ты не пожелал говорить со мной о Гулльвейг, сказал, чтобы я замолчала, забыла. Никто не хочет вспоминать о ней… — сбивчиво оправдывалась я, словно в чём-то была виновата. Может, воля и ясность ума изменили мне после опасно долгого свидания с проклятой колдуньей, но я не справлялась, не могла противостоять власти горящих глаз каверзного аса. — Я пыталась, мой повелитель, но она не позволит. Только её золотые очи выветрятся из памяти, как она вновь стоит передо мной…
— Не к добру, — помолчав немного, наконец, устало выдохнул двуликий бог и отвёл взгляд. Взор его затуманился, словно он крепко задумался о чём-то тягостном и удручающем. Я трепетала в его руках, не решаясь поднять глаз. Несколько следующих мгновений прошли в мучительном безмолвии. Наконец, мудрый ас ласково коснулся моего лица, приподнял его за подбородок, посмотрел на печальную и обескураженную госпожу. — Я хотел уберечь тебя, Сигюн. Но в Асгарде нет такой силы, что способна противостоять Гулльвейг. Её попросту не существует…
— Локи, я прошу… — неверным голосом тихо воззвала я к милости супруга, — скажи мне правду. Скажи мне правду, какой бы страшной она ни была. Я не могу больше жить в неведении, не могу больше видеть её — это выше моих сил! Скажи мне правду, пока не стало слишком поздно! Все боятся и ненавидят Гулльвейг, даже ты робеешь перед ней! Всеотец предал её имя забвению, но оно всё равно у всех на устах… Что же происходит? Чего она хочет? Что ей нужно от меня? — утратив над собой власть, я уронила голову на грудь сильного аса. Я слабела. Злополучное утреннее происшествие и сильное переживание лишали меня самообладания и стойкости. Я так долго была одна, столько вынесла в своё время, что теперь смертельно нуждалась в покровительстве и защите хитроумного мужа. По щекам против воли текли слёзы. Как я от них устала…
— Не плачь, — к моему большому удивлению, голос Локи дрогнул. Затем его властные тёплые надёжные объятия окутали меня, ограждая ото всего мира, страха, зла. Бог огня бережно прижимал меня к себе, скрыв ото всех и коснувшись щекой моих волос. — Я сделаю всё, чего ты пожелаешь, только не плачь, — вполголоса ласково уговаривал он, поглаживая меня по плечам и спине. И ведомая его ровным глубоким тоном, я затихала, переставала вздрагивать и всхлипывать. Слёзы медленно высыхали на горящих щеках, щекоча нос и уголки губ. — Моя живая любопытная госпожа… Всё, что ты должна знать, так это то, что Гулльвейг везде сеет только боль и разрушение. Поэтому асы ненавидят её. Она отняла у нас мир, спокойствие, беспечное счастье. Стравила братьев и друзей. Заставила лучших из нас совершить страшные ошибки.
Она пришла из ледяных гор Йотунхейма, но и йотунам она не родная, они изгнали её прочь, подобно богам Асгарда. И проклятая великанша затаилась где-то, но она ждёт. Ищет возможность вернуться сюда, отомстить тем, кто предал и отверг её, уничтожить всё то, что создано чужим кропотливым трудом. Я не робею перед ней, я её презираю. Подобно тому, как она вынудила Водана развязать войну, она уговорила меня спуститься в Железный лес, свела со Сулящей горе. Это была власть, которую я не сумел превозмочь, отравляющая разум страсть… Когда я очнулся, было поздно. Вторая суть раскрылась во мне — та половина меня, которой я не могу управлять. Та, что породила смертоносных чудовищ, которые уничтожат всё на своём пути, придёт только час… Та, что едва не сгубила единственную, кем я дорожил…
— Этого не может быть… — одними губами прошептала я, лишаясь чувств, — Локи пришлось подхватить меня под поясницу, чтобы я не упала. Голова моя бессильно склонилась вбок, я смотрела перед собой, но почти ничего не видела. На некоторое время я провалилась в забытьё, в последнее время это случалось со мной всё чаще.
Когда я снова очнулась, то обнаружила себя в заботливых руках супруга. Это было единственное, что имело значение в тот миг. Он был рядом со мной, сидел под кроной размашистого дерева у ручья и бережно умывал моё лицо и грудь. Благодаря холодной родниковой воде становилось легче дышать. Я почувствовала себя лучше, хотя меня всё ещё немного трясло от страшной правды, открытой богом лукавства. Впрочем, я сама просила его об этом и не была намерена отступать слишком скоро. — Вторая половина тебя… — поражённо прошептала я, всё ещё не в силах поверить, принять. — Значит, она правда есть. Эти колдовские изумрудные глаза, беспощадный стальной голос… Такой чуждый и такой похожий…
— Это две неотъемлемые части меня, Сигюн, — вздохнул Локи, с пониманием и сожалением взглянув на меня. — Не надо думать, что дело в чужой воле, что во всём произошедшем нет моей вины. Она есть, потому что всё это совершал я: лучшая и худшая мои стороны. Они ненавидят друг друга, но и не могут быть врозь, они связаны неразрывно. Ты должна понимать, что никогда теперь я не сумею превозмочь свою звериную суть, и однажды она поглотит меня. Вопрос только в том, когда это произойдёт, — его обречённый голос стал тише, печальные золотистые глаза смотрели на меня так умоляюще, что сердце разрывалось. Они просили меня только об одном: о понимании. И я могла ему это дать. Уже давно где-то глубоко внутри себя я знала роковую правду и принимала его любым. Даже если подчас это было ужасающе страшно и невыносимо тяжело. Я коснулась похолодевшими ладонями его красиво очерченных острых скул.
— Я знаю, мой каверзный Локи. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо ещё, — дрожащим от волнения голосом произнесла я, печально улыбнувшись и склонив к мужу голову. Как бы там ни было, истинная близость достигалась не единением тел, в тот миг я ясно осознала это. Сколько раз он был так непозволительно близко ко мне и в то же время оставался непростительно далёк. Как часто мы были друг другу чужими, не решаясь раскрыть своих настоящих чувств, сомнений, слабостей? В ту минуту я была к нему ближе, чем когда-либо. И от этого перехватывало дыхание. — Я этого не допущу. Повелитель моей души, я жизнь положу, если придётся, но пока моё сердце бьётся, я не позволю тебе забыть себя, утратить ясность взора. Только верь мне, и я никогда тебя не предам, — Локи усмехнулся смущённо и недоверчиво, но хмурое лицо его посветлело, смягчилось, губы тронула задумчивая улыбка. Я нежно обратила взгляд внимательных зорких глаз на себя. — Но скажи мне, зачем она мучает меня? Чего хочет?
— Власти над тобой, конечно, — ни на минуту не задумавшись, пояснил Локи, и глаза его как-то странно сверкнули. Ласковые пальцы его вскользь прошлись по моей щеке, коснулись подбородка и отвернули моё лицо в сторону, затем бережно переложили длинные локоны на дальнее плечо, обнажая перед томным асом шею. — Впрочем, ей это не удастся, — вполголоса добавил он, и тонкие лукавые губы чувственно коснулись кожи, затем плеча, заставляя меня прикрыть глаза и блаженно выдохнуть. — Прости меня, — прошептал супруг. Я не успела ни удивиться, ни испугаться, когда шею чуть ниже затылка пронзила острая саднящая боль. Ослеплённая ею, я вскрикнула и бессознательно попыталась защитить повреждённое место ладонью, но ловкий супруг, ожидая подобного, стремительно поймал мои запястья, лишая меня движения.
С присущим ему вероломством бог обмана сначала искусно отвлёк меня, заставил расслабиться и забыться, чтобы потом стремительно выхватить из ножен тонкий кинжал и умело вырезать на моей шее таинственные знаки. Несмотря на то, что надрезы были сделаны так быстро и точно, как вообще было возможно, они не могли не сопровождаться резкой болью, от которой глаза снова наполнились слезами, а трепетное тело охватила нездоровая дрожь. Стиснув зубы, сжав пальцы в кулаки, я замерла в сломленной позе не в силах ни закричать, ни вырваться, ни шевельнуться. Руки бога огня держали меня бережно, но крепко. Мысли метались. Я не понимала до конца, что происходит.
— Тише, — предательски обманчивые губы коснулись моего уха, согревая его горячим дыханием. Я только судорожно вздохнула в ответ. — Больно, знаю. Однако боль пройдёт, а защитные руны останутся. Они оградят тебя от влияния Гулльвейг… Хотя бы на время, — спокойный размеренный голос супруга неизменно обретал власть надо мной, заставляя подчиняться его воле. Я всё ещё сильно дрожала от минутного потрясения, но сумела немного расслабиться, разжать побелевшие пальцы. Локи осторожно отпустил мои запястья. Я боязливо повернула к нему голову, шея мучительно ныла. — Не смотри на меня с таким укором, моя ясноокая госпожа, — с ласковой усмешкой продолжал супруг, вкладывая окроплённый кровью кинжал в ножны, — мы оба знаем, что ты не пошла бы на это добровольно, а если пошла, то тебе было бы много страшнее и больнее. Увы, нет колдовства сильнее, нежели власть крови.
— Поэтому ты дал Гулльвейг власть над собой? — уязвлённо и обиженно спросила я, сжав дрогнувшие губы. Я ощущала, как по шее, щекоча кожу, стекают горячие густые капельки крови, но не решалась касаться раненого места. Я была не слишком сведуща в рунах — это тайное знание открывалось только мудрейшим из асов. Я немного умела складывать их повседневное значение, благодаря своему отцу Бальдру, но почти ничего не знала о колдовстве с их помощью. И уж точно не задумывалась о том, что значило вырезать руны. Зато теперь я прочувствовала это в полной мере на себе.
— Ты становишься потрясающе злоязычной, когда обида затмевает твой взор, — почти что с восхищением произнёс Локи и невесело усмехнулся. — Никто не имеет власти надо мной. Кроме, возможно, моей остроумной госпожи, — насмешливо добавил мужчина, немного издевательски глядя в моё серьёзное рассерженное лицо. Впрочем, его весёлый непринуждённый тон, смеющиеся любящие глаза и ловко подобранное лестное слово не могли не воздействовать на меня, и против воли я улыбнулась уголками губ.
— Впрочем, ты права в том, что это было опрометчивое решение. Поэтому я так не люблю о нём вспоминать. Я был ослеплён гордостью и самолюбием, жаждой добиться желаемого, — вместе с последними словами длинные пальцы нежно коснулись моего подбородка, очертили край полураскрытых губ. — И я не жалею об этом, — вполголоса поведал лукавый ас, томно прикрыв глаза и коснувшись моих уст поцелуем. Его жаркие прикосновения неизменно заставляли меня забыть обо всём, отринуть страхи и обиды, отвлечься от боли и слабости. В тот день хитрый бог обмана больше ничего не поведал мне — он был занят куда более важными вещами. Я не могла ему в этом воспротивиться. Я пьянела от его внутреннего огня ничуть не меньше, нежели от оказанного мне доверия.