Дыхание розы

Женское аббатство Клэре, Перш, ноябрь 1304 года

Наступал вечер. Поднялся резкий ветер, под порывами которого хлопали деревянные створки двери гербария. Аннелета задумчиво рассматривала содержимое высокого аптекарского шкафа. Она любила эти часы спокойного одиночества, когда ей казалось, что благодаря своему уму она царит над миром, который, хотя и ограниченный толстыми стенами маленького домика, был ее собственным.

Страх, а также беспокойство за жизнь аббатисы покинули ее. Сейчас не время довольствоваться лишь реакцией на угрозу. Настало время действовать. Она столкнулась с изворотливой, дальновидной и скрытной противницей, одним словом, с противницей, достойной ее самой. То, что для нее сначала было миссией — защита аббатисы, — превратилось в своего рода личную битву, пари, которое заключила она сама. Окажется ли она более сильной, более хитрой? Противница Аннелеты предоставила ей, даже не подозревая об этом, уникальную возможность испытать свои способности, проверить степень своего превосходства. Все эти годы Аннелета мечтала убедиться в этом, но ей всегда недоставало объективных доказательств. В глубине души она была убеждена, что вскоре встретится лицом к лицу с существом, мозг которого работал так же четко, как ее собственный, с той лишь разницей, что та, другая, была пособницей зла. Сестра-больничная без особого труда подчинилась уставу monasterium, монастыря, этой общины женщин, большинство из которых она презирала, равно как и мужчин. По ее мнению, это было меньшим из зол. Тем не менее мысль о том, что ей предстоит сразиться с иным мировоззрением, опьяняла ее. Она оставит мольбы и молитвы другим и призовет на помощь свой недюжинный ум, которым наградил ее Господь. Она полагала, что речь идет о неопровержимой благодарности, о полнейшей преданности, которую она только может выразить Господу.

Аннелета вздохнула от удовольствия: борьба начиналась, и она будет безжалостной. Злу, умело чинимому ее противницей, она противопоставит все свои знания, весь свой ум, все свое презрение к суеверию. Она даже вздрогнула от охватившей ее эйфории: разве когда-нибудь она чувствовала себя столь свободной, столь могущественной? Разумеется, никогда.

Аннелета принялась снимать с полок мешочки с засушенными и толчеными травами, пузырьки и склянки с настойками, отварами, экстрактами, которые она заготовила весной и летом. На край каменной ниши она поставила маленькую склянку, запечатанную пробкой из коричневатого воска, которой она пользовалась в очень редких случаях. Другие лекарства она разложила на большом столе. Слева находились препараты, которые не привели бы к летальному исходу в тех дозах, в которых отравительница могла подмешать их в пищу или напитки. Это были сушеные листья шалфея, розмарина, тмина, артишока, мяты, мелиссы, другие растения, которые использовали как в качестве приправ к блюдам, так и для лечения самых распространенных болезней. Справа возвышалась горка из одурманивающих и отравляющих средств, которые она собиралась отдать Элевсии, чтобы та спрятала их в надежном месте. Как ни странно, но пузырек с настойкой из корней aconitum napellus[40], которую она применяла при гиперемических воспалениях, различных болях и подагре, оставался нетронутым. Где же убийца раздобыла аконит, при помощи которого она отравила Аделаиду? Волне возможно, что убийца давно разработала свой план и украла настойку в прошлом году. Затем Аннелета внимательно стала читать буквы, вышитые красными нитями, которые предупреждали, что содержимое этих холщовых мешочков таит в себе опасность. Она спрашивала себя, что бы она выбрала, если бы вдруг ей самой захотелось совершить злодеяние. Ее взгляд остановился на мешочках с толчеными листьями digitalis purpurea[41], которые она использовала для лечения водянки и одышки, с листьями conium maculatum[42], предназначенными для лечения невралгии и болезненных обильных менструаций, и с порошком taxus baccata[43]. Этот порошок она смешивала с зерном, чтобы вывести лесных мышей, бесчинствовавших в амбарах аббатства. Столь простой способ отравления привел ее в ужас.

Аннелета бросилась к аналою, на котором лежала толстая книга учета. В ней она в подробностях фиксировала все предписания, а в конце каждой недели подсчитывала, сколько оставалось в каждом мешочке. Запасы taxus baccata должны были составлять одну марку[44] одну унцию[45] и три гросса[46]. Она схватила весы и проверила вес мешочка. Он едва тянул на одну марку и восемь гроссов. Не хватало примерно пяти гроссов[47] тисового порошка. Этого было вполне достаточно, чтобы убить лошадь, а значит, и человека, то есть монахиню. Кто станет следующей жертвой? Аннелета упрекнула себя: ее размышления вновь оказались ошибочными. Существовали две возможности. Одна из них предполагала, что враг принадлежит к клану тьмы, клану, который отчаянно сражался, чтобы помешать им в их поисках. Если это так, то на пути отравительницы вставали два препятствия: Аннелета и Элевсия де Бофор.

Вторая возможность была более банальной, но такой же смертоносной: речь шла о личной ненависти или зависти. В таком случае личность следующей жертвы будет труднее установить. Ей на ум пришла одна мысль, и Аннелета вновь стала читать книгу учета, проверяя даты последних взвешиваний. Она опять полностью исключила одну из маловероятных подозреваемых, Жанну д’Амблен. Порошок тиса могли украсть лишь за два дня до убийства Аделаиды, то есть тогда, когда Жанна была в отъезде. Так или иначе, выбор отравляющего вещества был удачным: противоядия просто не существовало. Симптомами отравления были тошнота, рвота, затем начиналась дрожь, кружилась голова. Вскоре жертва впадала в кому и умирала. Это открытие подтверждало выводы Аннелеты: убийца хорошо разбиралась в ядах… Если только у нее не было толкового советчика… Но кто ей мог советовать? Надо было размышлять, искать средства борьбы. Порошок тиса был горьким, значит, он мог остаться незамеченным лишь в очень сладком и пряном блюде. В пироге. Или — вершина преступного замысла — в другом горьком целебном настое. Жертва отравления не удивится горькому вкусу питья.

Аннелета трудилась еще целый час, складывая пузырьки и мешочки со смертоносным содержимым в большую корзину. Одновременно она пересыпала содержимое из одного мешочка в другой. Теперь шалфей занял место в мешочке для листьев аконита, остро-пестро — в мешочке для наперстянки, а вербена аптечная — в мешочке, предназначенном для daphne mezereum[48], чудесного кустарника с душистыми розовыми цветами, три маленькие ягоды которого могли убить здоровенного хряка. Если убийца воспользуется ими, она сможет похвалить себя за то, что вылечила свою жертву от кашля, колик или ломоты.

На губах Аннелеты Бопре заиграла улыбка. Она перешла к следующему пункту своего плана и сняла полотенце с ивовой корзинки с яйцами, которые стащила из курятника тайком от сестры — хранительницы садков и птичьего двора. Бедную Женевьеву Фурнье мог бы хватить апоплексический удар, заметь она, что пятнадцать ее дорогих наседок не снесли яиц. Яйца, которые Женевьева каждое утро собирала и пересчитывала, она рассматривала как доказательство действенности хорошего ухода за птицей и благоволения Господа к ее курятнику. Чем лучше неслись птицы, тем сильнее гордилась Женевьева, ставшая в конце концов похожей на довольную толстую индюшку. Аннелета поджала губы, укоряя себя: конечно, она поступила немного жестоко. Женевьева Фурнье была милейшей сестрой, но ее рассуждения о необходимости петь псалмы курам, гусям и индюкам, чтобы они набирали вес прежде, чем оказаться на их столе, надоели сестре-больничной, равно как и уткам, которым Женевьева силой впихивала зерно в клюв.

Приглушенный шум, раздавшийся снаружи, заставил Аннелету поднять голову. Повечерие давно закончилось. Кто мог еще быть на ногах в столь поздний час? Аннелета опустила колпачки на двух светильниках, освещавших гербарий, и подошла к двери. Шум вновь повторился. Это было эхо осторожных шагов, ступавших по гравию одной из поперечных дорожек, разделявших грядки с лекарственными растениями. Аннелета резко распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с Иоландой де Флери, сестрой-лабазницей, одной из своих подозреваемых, поскольку она могла без труда раздобыть отравленные зерна ржи. Пухленькая молодая женщина стала белой, как привидение, и схватилась за сердце. Угрожающим тоном Аннелета потребовала объяснений:

— Сестра моя, что вы здесь делаете в час, когда все уже легли?

— Я… — забормотала Иоланда, на щеках которой выступил густой румянец.

— Вы?

Иоланда де Флери с трудом проглотила слюну. Казалось, она лихорадочно искала причину, объяснявшую ее появление здесь.

— Ну… Боль в животе… она появилась у меня сразу после ужина, и я…

— И у вас достаточно знаний, чтобы найти лекарство, которое помогло бы вам?

— Терновник мне…

Аннелета резко прервала Иоланду:

— Терновник рекомендуют при многих заболеваниях. Его используют как мочегонное, слабительное, кровоочистительное средство. Он незаменим при лечении фурункулов. У вас есть фурункулы или акне, сестра моя? Что касается болей в животе… вам подойдут остро-пестро, василек или полынь. Одним словом, множество лекарственных трав, но только не терновник. Итак, я повторяю свой вопрос: что вы здесь делаете?

Иоланда принужденно рассмеялась и сказала:

— Признаюсь, я придумала плохой предлог. Все эти истории, смерть нашей бедной Аделаиды потрясли меня. Мне надо было подышать свежим воздухом, подумать…

— Неужели? Ста арпанов, которые занимает наше аббатство, вам показалось мало, и вы решили «прогуляться» перед гербарием?

Аннелете показалось, что Иоланда еще больше растерялась и вот-вот зальется слезами. Тем не менее что-то в ее поведении, хотя и странном, подсказывало Аннелете, что Иоланда де Флери бродила здесь вовсе не для того, чтобы стащить яд из аптечного шкафа. К тому же убийца уже раздобыла порошок тиса.

— Будет вам, сестра моя! Перестаньте! И немедленно отправляйтесь в ваш дортуар.

И тут Иоланда сделала движение, которое ошеломило сестру-больничную. Монахиня схватила ее за рукав и взволнованно прошептала:

— Вы расскажете нашей матушке, что я была здесь?

Аннелета резко высвободила руку, сделала шаг назад и сухо ответила:

— Разумеется.

Вдруг занервничав, она принялась безжалостно отчитывать Иоланду:

— Разве вы забыли, сестра моя, что среди нас прячется чудовище? Разве вы еще не поняли, что эта отравительница, вероятно, украла яд из моего шкафа, тот самый яд, который вызвал ужасную кончину нашей келарши? Одним словом, неужели вы глупы как курица?

— Но… но…

— Что «но, но»? Немедленно возвращайтесь, сестра моя. Наша матушка будет поставлена в известность о вашем поведении.

Аннелета смотрела, как исчезал в темноте силуэт молодой женщины, заливавшейся слезами. Зачем же приходила сюда эта глупышка? Иоланда так неумело лгала, что Аннелета сомневалась, что та была отравительницей. Хотя… А если эта неумелая ложь была всего лишь очередным притворством?

Аннелета вошла в гербарий и приступила к главному этапу борьбы. Она убрала в шкаф мешочки, надписи на которых теперь не соответствовали их содержимому, и, скривив рот от отвращения, взяла маленькую, запечатанную восковой пробкой склянку, которую раньше отложила в сторону. Затем она разбила яйца, вылив белок в терракотовую миску, и добавила в эту склизкую массу несколько капель миндального молочка, которое привезла из Остии, чтобы смазывать им зимой обмороженные пальцы и губы. Она энергично взбила эту массу и, вздохнув, решилась наконец откупорить пузырек, задержав на несколько мгновений дыхание. Сразу же ей в нос ударил зловонный запах, запах гнилых зубов или стоячего болота. Запах эссенции ruta graveolens, руты душистой, или благодатной травы. Аннелета сомневалась, что это последнее название было связано с поверьем, будто растение помогало при укусах змей или бешеных собак[49], и находила этому более простое объяснение. Руту душистую использовали как абортивное средство в жалких лачугах, где появление еще одного лишнего рта считалось катастрофой, несмотря на гневное осуждение подобных действий Церковью. Большие дозы или неправильное употребление могли привести к смерти. Она быстро вылила содержимое пузырька в белки и вновь начала энергично взбивать их, едва сдерживая приступы тошноты. Наконец она вылила смесь на пол, прямо перед аптекарским шкафом. Масло не позволит смеси слишком быстро высохнуть и будет лучше удерживать ее на деревянных или кожаных подошвах.

Затем Аннелета взяла большую корзину, в которую она сложила самые опасные препараты, и вышла, не потрудившись запереть за собой дверь на замок.

Ее ждала мать аббатиса. Аннелета шла в темноте, прислушиваясь к каждому шороху. Путь ей освещал небольшой светильник. По правде говоря, она не испытывала особого страха. Убийца вряд ли обладала достаточной физической силой, чтобы открыто напасть, тем более на противницу такого высокого роста и столь крупного телосложения.