Дыхание розы

Алансон, Перш, декабрь 1304 года

Лошади изнемогали от усталости. Что касается всадников, они были не в лучшей форме, когда поздно вечером въехали в город Алансон. Ожье фыркал. Холодный пар окружал раздувающиеся ноздри, вздымающуюся от тяжелого дыхания грудь и нервно вздрагивающую голову жеребца. Кобыла Сильвестра, на которой ехал Клеман, дрожала и при каждом шаге высоко поднимала ноги, словно боялась споткнуться. Артюс погладил шею своего великолепного жеребца и сказал:

— Спокойнее, мой доблестный. Мы приехали. Тебя ждет хорошая конюшня. Спасибо тебе, Ожье. Ты стал еще храбрее с тех пор, как я тебя объездил.

Жеребец поднял голову, тряхнул черной, как смоль, гривой и от изнеможения прижал к голове уши.

Клеман спрыгнул с кобылы и погладил ее по морде, благодаря за эту безумную скачку наперекор времени, которое неумолимо бежало вперед.

Хозяин конюшни и лошадей, которых он сдавал в наем, бросился к измученным животным, чтобы отвести их в стойла. Он слишком резко дернул за удила Ожье, и тот немедленно стал брыкаться.

— Эй, виллан! Не порви рот моему товарищу! — крикнул Артюс. — Веди его осторожно, иначе он затопчет тебя при первой же возможности, и я буду на него не в обиде. Кобыла такая же норовистая. Остерегайся ее. Животных просят выбиться из последних сил не для того, чтобы затем с ними обращаться как с рабами. Эти лошади загнали себя в бешеной скачке, чтобы быстрее доставить нас сюда. Обращайся с ними так, как они заслужили. Я заплачу тебе двойную цену. В противном случае ты мне за все ответишь.

Держатель конюшни намотал слова графа себе на ус и осыпал животных любезностями, чтобы те соизволили пойти за ним.

Клеман следовал за Артюсом д’Отоном по улочкам Алансона. «Какой же он высокий и как широко шагает!» — думал ребенок, семеня за ним. Артюс резко остановился, и Клеман чуть не налетел на него.

— Он скоро должен появиться. Я покажу тебе его. Затем ты пойдешь за ним. Когда узнаешь, где он живет, немедленно вернешься. Я буду ждать тебя в таверне «Красная кобыла», — уточнил граф, показывая на заведение. — Ты ничего не должен предпринимать, слышишь?

— Да, монсеньор.

— Клеман… Не вздумай ослушаться меня и совершить безумную глупость. Каким бы храбрым ты ни был, твой возраст и телосложение не позволят тебе одержать над ним победу. Я — другое дело. Ты серьезно навредишь своей даме, если не последуешь моему совету. Если сегодня вечером он ускользнет от нас, завтра мадам Аньес испытает тысячу смертей. Понимаешь?

— Да, мессир. А затем вы его убьете?

— Разумеется. Он не оставил мне выбора. Но, по сути, это не имеет значения. Конечно, я должен был раньше решиться на это. Я корю себя за то, что лелеял надежду уговорить его.

Добравшись до Дома инквизиции, они увидели, что там царит непонятное оживление. Клирики бегали, входили, выходили. Жандармы с хмурыми лицами суетились с непонятной целью. Воспользовавшись царившей суматохой, граф д’Отон вошел в дом в сопровождении Клемана. К ним бросился тощий молодой человек, которого Артюс не узнал.

— Монсеньор, монсеньор, — забормотал молодой человек, сгибаясь в низком поклоне в знак приветствия. — Он умер. Слава Богу! Суд Божий свершился. Подлый зверь умер.

Видя, что граф ничего не понимает, он уточнил:

— Я Аньян, первый секретарь этого проклятого инквизитора. Я вас видел, когда вы приходили, чтобы попытаться вразумить его. Но я заранее знал, что вы даром тратите время. Однако теперь это неважно. Он умер, как и грешил, подобно подлой твари.

Теперь Аньян почти кричал:

— Бог покарал его! Он привел свой неизреченный приговор в действие, чтобы просветить нас. Мадам де Суарси, бедная голубка, свободна. Другие тоже, все жертвы Никола Флорена. Все процессы, которые он начал, закрыты, окончательно и бесповоротно, как этого и требует суд Божий.

— Когда он умер? Когда?

— Вчера ночью, несомненно, от кинжала случайного пьяницы, которого пригласил к себе, в дом, отнятый у несчастного человека, подвергнутого им жестоким пыткам и умершего от них. Там случилось ограбление, была борьба, но этот демон не смог одержать верх. Мсье… Мы все свидетели чуда… Бог вмешался, чтобы спасти мадам де Суарси. Видите ли… Меня это не удивляет. Я встретился взглядом с этой женщиной, ее рука дотронулась до меня, и я понял…

— Что вы поняли? — нежным голосом спросил Артюс, которого этот восторженный монолог молодого человека немного смущал.

— Я понял, что она… другая. Я понял, что эта женщина… выше. Мне не хватает слов, монсеньор, и вы, вероятно, считаете меня сумасшедшим. Но я знаю. Я знаю, что до меня дотронулось совершенство и я больше никогда не буду таким, каким был прежде. Он тоже это знал. Он вышел из ее застенков с щемящей болью в сердце, с невыразимым светом в глазах.

— Кто? — торопил его Артюс, уверенный, что молодой человек не сошел с ума, что за его сбивчивыми фразами скрывается основополагающая истина.

— Ну… рыцарь, разумеется. Этот рыцарь-госпитальер.

— Кто?! — почти завопил Артюс.

— Я думал, что он ваш друг… Больше я ничего не могу сказать. Не настаивайте, мсье, при всем моем уважении к вам. Никто из людей не имеет ни права, ни власти развеивать чудо. Мадам де Суарси ждет вас в нашей больнице. Она очень измучена, но с ее мужеством может сравниться лишь ее чистота. Ах, как вы, должно быть, счастливы, что можете приблизиться к ней! Какое счастье… Как был счастлив я… Только подумать… Она дотронулась до меня, она посмотрела мне прямо в глаза!

Аньян уклонился от руки Артюса, который пытался его удержать, и убежал, оставив Артюса и Клемана в недоумении.

Аньес лежала в бреду, но брат милосердия заверил их, что ей ничто не грозит. Раны, нанесенные хлыстом, вскоре заживут. Только вот мадам де Суарси страдала от лихорадки, и поэтому ей придется провести несколько дней в постели. К тому же ей требовался хороший уход. Клеман и Артюс подошли к Аньес. Порой она издавала нечленораздельные звуки, потом впадала в беспамятство. Неожиданно она открыла глаза и закричала, привстав:

— Клеман… нет, никогда!

— Я здесь, мадам, рядом с вами. О, мадам, заклинаю вас, поправляйтесь, — рыдал ребенок, прижавшись лбом к руке Аньес.

У Артюса сжалось сердце. Он глубоко страдал, но вместе с тем радовался, что мнимый пьяница — поскольку граф не сомневался, что речь шла о госпитальере, — убил Флорена. Правда, порой ему становилось досадно при мысли, что рыцарь опередил его. Каким же глупцом он был! Он пытался вступить в переговоры и подкупить инквизитора в то время, как надо было без малейших угрызений совести вытащить из ножен меч. Он не спас Аньес, он не заслуживал ее благодарности, и за это он был ужасно на себя зол. Граф без колебаний отдал бы за нее свою жизнь. Он сердился на этого рыцаря и одновременно благодарил его от всей души. Несколько часов, только и всего. Другой спаситель опередил его на несколько коротких часов, которые создали иной мир. И этот Аньян, из сбивчивых объяснений которого он не понял ни слова… Аньян, молодой монах, жизнь которого наполнилась светом, потому что Аньес дотронулась до его руки или лица. Артюс вдруг понял. Артюс понял, что эта величественная женщина, которая очаровала его сердце и душу была другой, как ее и охарактеризовал молодой клирик. Он понял, что ум, отвага, красота, которые его прельстили, были всего лишь внешними качествами. Тем не менее, когда он сжимал в своих руках ее длинную тонкую руку, он спрашивал себя: кем она на самом деле была? Все существа, которые сталкивались с ней на своем жизненном пути, попадали во власть любви и преображались: Аньян, Клеман, этот рыцарь и он сам. И это только те, кого он знал. Кем она была в действительности?

В последующие дни у людей развязались языки. Артюс и Клеман нашли вполне приличную комнату в таверне «Красная кобыла». Все охотно рассказывали, кричали, прикидывали шансы. Улицы наполнились шумом доверительных признаний и пересудов. К этому шуму примешивались как достоверные, так и невероятные сведения. Чтобы придать своим утверждениям правдоподобие, все ссылались на откровения какого-нибудь родственника, хозяина публичной печи или гончара, живших по соседству. Бесчинства Никола Флорена, его злоупотребления, извращенность и вкус к роскоши теперь стали общеизвестными. Его обвиняли также в колдовстве, в том, что он получил власть, продав душу дьяволу. Его подозревали в отправлении черных месс. Простой люд неистово поносил этого человека, которого сначала боготворил, а затем стал бояться и ненавидеть. Епископат, до сих пор на все закрывавший глаза, был вынужден наконец вмешаться. Было принято решение, что останки инквизитора не будут преданы освященной земле. Это известие успокоило простолюдинов, которые совсем недавно низко кланялись Флорену и делали вид, будто не замечают его темных делишек, а сейчас подняли головы, потому что больше не опасались преследований.

Раны Аньес быстро затянулись благодаря хорошему уходу и заботе, которой она была постоянно окружена. Когда через несколько дней после смерти своего палача она встала с кровати и начала ходить, Клеман отругал ее за такую поспешность. Артюс умолял ее беречь себя.

— Будет вам, мои милые мсье, я же не стеклянная. Требуется гораздо большее, чтобы покончить с такой женщиной, как я. Если раньше я в этом сомневалась, то теперь совершенно уверена.

Отклонив любезное предложение Артюса, который хотел, чтобы она приняла гостеприимство его замка, Аньес решила как можно быстрее вернуться в мануарий, чтобы успокоить своих людей и вновь заняться своими делами, от которых ее насильно оторвали.