Дьявол

Глава 24

Дэмиен

Прошлое...

Звук ломающейся снаружи ветки заставляет меня открыть глаза. Повернув голову в сторону звука, я наблюдаю, как Каин вползает в окно моей спальни. Не то чтобы я сразу понял, что это он. В отличие от его обычной рубашки-поло и хаки, он одет в безразмерную толстовку и спортивные штаны.

В моей спальне темно, если не считать неонового света аквариума. Но из того, что я могу разглядеть в силуэте Каина, видно, что его капюшон натянут, а лицо опущено в пол.

— Входная дверь работает отлично, чувак.

Он ничего не говорит.

Я бросаю взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Уже за полночь. Каин несколько раз оставался на ночь, но никогда не приходил сюда так поздно.

И уж точно никогда не влезал в мое окно.

Не то чтобы я расстроился. Поскольку мой отец уезжает по делам на три недели в месяц, Каин знает, что может приходить, когда захочет, здесь ему рады всегда. Он единственный, ради кого я нарушаю правила.

Сев в кровати, я прислоняюсь к изголовью.

— Как дела?

Я помню, что Каин не в духе, просто знаю, что он охотнее заговорит, если я буду вести себя так, будто все в порядке.

— Как думаешь, ты сможешь позвать миссис Миллер? — он говорит так тихо, что я почти не слышу его.

Учитывая, что ее муж поставил ей синяк под глазом за то, что она вчера не ответила на звонок, я сомневаюсь в этом.

Я не испытываю романтических чувств к миссис Миллер, но она мне нравится. Можно сказать, что я считаю ее кем-то вроде матери. Что, наверное, не очень хорошо, учитывая, что я трахал ее больше раз, чем могу сосчитать.

Тем не менее, я сказал ей, что буду держать все дерьмо, которое происходит с ее мужем, при себе. И в отличие от большинства людей, которые узнали бы об этом, я не осуждаю ее за измену мужу или за то, что она трахается со старшеклассниками.

У нее есть свои демоны, как и у всех остальных.

Потянувшись за сигаретами, я подношу одну к губам и прикуриваю.

— Наверное, нет. Уже поздно.

Повернувшись ко мне спиной, он хватается за подоконник.

— Правда?

Не так уж много вещей выводят меня из себя. Но недавние перепады настроения Каина как раз относятся к таковым. Я знал, что он бомба замедленного действия, но теперь, когда я показал ему способ справляться с проблемами, он должен чувствовать себя лучше.

Но вместо этого он с каждым днем все больше разваливается на части. Единственное время, когда он этого не делает, — когда я связываю его и заставляю кончить.

После этого он доволен. Стабилен. Обычно он лежит со мной в кровати и смотрит на рыбок... болтает обо всем, что приходит ему в голову.

Пока не возвращается домой, не идет в школу... и цикл не повторяется снова.

— Сейчас почти час ночи.

— О, — он тяжело вздыхает, — может, есть кто-то еще, кому мы можем позвонить? Девушка, которая была бы не против потрахаться этой ночью?

Меня не волнует, что он хочет трахнуть девушку. Черт, да я готов трахнуть несколько девушек сегодняшней ночью. Но его эмоциональные качели меня не устраивают.

— Я знаю многих девушек, чувак. Но прежде чем мы назначим оргию... почему бы тебе не рассказать мне, что происходит?

Он перестает расхаживать.

— Ничего. Я просто... мне нужно... — его голос прерывается, и он склоняет голову.

Моя грудь сжимается, когда я продолжаю смотреть на него. Я всегда был проницателен, когда дело касалось эмоций других людей. Я вообще не сострадательный человек. Как раз наоборот — мне наплевать на большинство людей, пока они не дадут повода изменить это. Однако я чутко реагирую на малейшие изменения в их поведении.

Вероятно, это связано с тем, что моя мать игнорировала мое существование. Из-за этого мне приходилось проводить много времени, наблюдая за ней и ее друзьями-наркоманами, что, в свою очередь, сделало меня в некотором роде наблюдателем за людьми.

Каин единственный, кто по-настоящему очаровал меня. Впервые я увидел его — вернее, проявил к нему активный интерес — в преподавательской, когда он просовывал бюллетени в закрытую урну, чтобы одержать победу на выборах президента студенческого совета.

Но пожар вспыхнул не из-за этого... а из-за того, что он сделал после. Из своего укромного местечка за книжным шкафом, где за несколько минут до этого я заставил миссис Миллер отсосать мне, я с удовольствием наблюдал, как Каин расстегнул штаны, достал свой член и принялся дрочить.

До этого случая я не знал никого, кроме себя, кто бы получал стояк от того, что занимается хреновыми вещами. Но тут появился сам мистер Капитан команды по дебатам, яростно мастурбировавший и проклинающий Джеральда Дугласа — студента с особыми потребностями — до самого ада и обратно за то, что тот посмел выступить против него в гонке за пост президента студенческого совета.

Изюминкой на торте стало то, что он подошел к холодильнику и кончил в сэндвич миссис Дуглас — школьной учительницы музыки, а также матери его оппонента.

Мы можем быть противоположностями, но где-то глубоко внутри я знаю, что Каин моя родственная душа, если таковые вообще существуют.

К счастью, я нашел для него подходящий выход... тот, который не приведет к массовым убийствам, к которым он явно стремился. В конце концов, у парня есть мечты и амбиции.

К несчастью для него, это только заставляет его трещать по швам.

И к несчастью для меня... похоже, у меня возникли серьезные чувства к этому ублюдку. Ну, чувства, отличные от любопытства узнать, что им движет... и желания трахнуть его в задницу, чтобы проверить, так ли она напряжена, как и все остальное в нем.

Затянувшись сигаретой, я изучаю его: — Слушай, ты явно переживаешь какое-то дерьмо.

Молчание.

Я не из тех, кто раздувает из мухи слона, но, как обычно, Каин — исключение из правил. По непонятной мне причине ему удалось забраться мне под кожу.

Поднявшись с кровати, я подхожу к нему, зная, что, когда мы будем бороться, все закончится одним из двух вариантов — мой кулак у него во рту, либо его член у меня во рту. Любой из них меня устроит. Благодаря дневному сну я хорошо отдохнул.

Я хватаю его за плечо: — Ка...

Он вздрагивает, и из его горла вырывается приглушенный звук, когда он оборачивается: — Не надо.

Ему больно, это очевидно. Но вот чего я не понимаю, так это его прикида.

— Почему на тебе маскарадная маска?

Судя по всему, это та же самая, которую я вручил ему две недели назад на танцах.

Когда он не отвечает, я снимаю ее.

Мой желудок наливается свинцом, когда вижу его опухший синяк под глазом и разбитую губу.

Мой гнев — изначально скрытая вещь. Он зарождается где-то в глубине моего нутра, но сейчас выплескивается наружу: — Я, блядь, убью его.

Я не бросаюсь такими словами. Я собираюсь вытрясти все дерьмо из его отца, точно так, как он поступал с Каином все эти годы.

Я собираюсь вылезти в окно, потому что это самый быстрый выход, но Каин хватает меня за руку.

— Нет.

— Да, — это уже не вопрос если. Это вопрос, как быстро я смогу туда добраться.

Он начинает открывать рот... и тут, к моему полному гребаному ужасу, его глаза стекленеют, и он начинает дрожать.

— Меня внесли в список ожидания, — он смотрит на меня как ребенок, который только что увидел, как Санта убивает щенка, о котором он мечтал, — они внесли меня в список ожидания, — он тычет себя в грудь, — меня.

Иисус. Я плохо разбираюсь в подобном дерьме. Вообще. Может, из-за того, что у меня нет опыта в утешении других. Дело в том, что я не настолько переживаю о людях, чтобы заботиться об их дерьме. Но с Каином все иначе. Потому что мне не все равно. Больше, чем просто не все равно... он... я не уверен. Мой невроз? Моя навязчивая идея? Моя одержимость? Возможно, все вместе.

Единственное, что я знаю, это то, что в последнее время девяносто девять процентов моих мыслей заняты именно им.

— Мне жаль, чувак, — это не ложь. Я знаю, что поступление в Гарвард было важным для него, — но попасть в список ожидания — это ведь не конец света, верно? Они же не отказали тебе.

— Попасть в список ожидания — это конец света. Ты знаешь, сколько заявлений от абитуриентов они получают каждый семестр? Тонны. Это их способ дрочить мне так сильно, чтобы воспламенить меня, но так и не позволить мне кончить.

— Интересная аналогия...

— Это, блядь, не шутка, хуесос, — он начинает расхаживать по комнате, — это моя чертова жизнь.

— Мне жаль, — я не знаю, что еще ответить. Не уверен, что можно добавить что-то еще, — это отстой.

Кивнув, он снова отворачивается к окну.

— С таким же успехом я мог бы вышибить себе мозги и покончить с этим прямо сейчас.

Я действую на автомате, хватаю его за плечо гораздо сильнее, чем раньше.

— Не говори ерунды...

— Черт, — он хватается за подоконник, его тело сотрясает дрожь, — не прикасайся ко мне.

Гарвард меня волнует меньше всего. Игнорируя его просьбу, я тянусь к подолу его толстовки.

Она застревает на середине его спины, и я понимаю, что это из-за запекшейся крови, прилипшей к материалу.

Если раньше моя реакция была инстинктивной, то теперь, когда я вижу следы от ремня, она не сравнится с той бурей, что бушует внутри меня.

Судя по ссадинам, этот ублюдок не использовал петлю. Только пряжку.

Несусь в ванную и беру несколько прохладных полотенец. Затем медленно снимаю с него толстовку. Каждый обнажающийся сантиметр — словно удар по лицу.

— Первая взбучка, которую, как мне кажется, я заслужил, — говорит Каин, и его голос срывается: — Что мне делать, Дэмиен?

Прежде чем я успеваю ответить, он хватает меня за рубашку, ткань пропитывается его слезами. И так мы стоим почти пять минут. Пока он не кладет мою руку на свой полутвердый член.

— Ты нужен мне...

Слова слетают с моих губ прежде, чем он успевает закончить предложение: — Ложись на кровать. Лицом вниз.

Я не умею утешать людей... но это? Взять под контроль того, кто чувствует себя не в своей тарелке, и размыть границы между болью и удовольствием? Это то, что я могу сделать.

— Он был так зол, — говорит Каин, когда я располагаюсь позади него и начинаю снимать с него штаны и боксеры, — злее я его в жизни не видел, — он закрывает глаза, — а потом мой брат... он просто рассмеялся и назвал меня неудачником, — он кривит лицо, — он не ошибся. Какой мужчина позволит своему отцу избивать его, в то время как его брат стоит рядом и смеется?

Я прижимаюсь губами к ране на его копчике: — Мужчина, который думает, что заслуживает наказания, потому что его приучили к ним, и он еще не знает ничего лучшего.

Он слегка отрывает щеку от подушки, чтобы посмотреть на меня: — Ты любишь меня?

Странный, блядь, вопрос.

— Я не уверен, — схватив полотенце, которое оставил на тумбочке, я прикладываю его к ране, которая все еще кровоточит. — Если честно, я не уверен, что умею любить. Не думаю, что я на это способен.

Он кивает: — Значит, нас двое, — он вздыхает, — обещай, что трахнешь миссис Миллер за меня в последний раз, прежде чем я уйду.

— Ты никуда не уйдешь, придурок.

— Нет смысла жить, если я не могу сделать это так, как должен был.

Дело не столько в его словах, сколько в выражении лица. Как будто он действительно верит, что нет иного выхода, кроме смерти.

Отбросив полотенце, я упираюсь руками по обе стороны от него и наклоняюсь так, чтобы оказаться рядом с его лицом: — Ты думаешь, что в твоей жизни есть лишь одна дорога? Единственный способ достичь того, чего хочешь?

— Для меня — да.

— Тогда вы и вполовину не так умны, как я о вас думал, господин Президент.

Черты его лица ожесточаются: — Ну и ну, спасибо. Похоже, у вас с Гарвардом есть что-то общее.

Я стискиваю зубы: — Я имею в виду, что в Гарвард можно попасть сотней разных способов. То же самое и с карьерой политика, если ты действительно этого хочешь. Выбери что-нибудь одно и действуй.

— Это не так-то просто. Мой отец все спланировал для меня. И теперь, когда я облажался...

— Пошли его нахуй, — кричу я, — и брата, и Гарвард тоже, если уж на то пошло, — я хватаю его за челюсть: — В этом мире есть два типа людей, Каин. Те, кто способен на величие, но не пытаются. И те, кто все равно пытается, даже если они не способны на него.

— Но я...

— Ты ни то, ни другое, — перебиваю я, — ты из тех, кто может сделать все, что задумает и добьется успеха.

— Ты, правда, так думаешь?

— Ты же знаешь, я бы не стал говорить, если бы это было не так, — я прислоняюсь лбом к его лбу, — все, чего ты хочешь в этом мире, уже твое. Все, что тебе нужно сделать, — протянуть руку и взять это.

Он делает глубокий вдох: — Хотел бы я в это поверить, но не представляю как. Моя жизнь закончена.

— Твоя жизнь не закончена, — я провожу пальцем по его бедру, — все только начинается, — сдвинувшись, я осыпаю его спину поцелуями. — У всего этого дерьма, через которое мы проходим, есть причина, чувак... что-то, что в конце концов заставит нас понять, что оно того стоило.

Он фыркает: — Ты узнал это из открытки Hallmark?

— Нет, придурок. Так устроена судьба. Одно событие влечет за собой другое... и эти события ведут к следующему, и так далее, и тому подобное. А потом, в один прекрасный день, ты оглядываешься назад и соединяешь все воедино. Вот тогда все начинает обретать смысл.

— Мне кажется, эти предсказательные штучки миссис Миллер начинают передаваться и тебе.

Я кусаю его за задницу.

— Да. Или может быть, просто может быть... я гораздо умнее, чем ты думаешь.

Его черты лица искажаются: — Гарвард был для меня всем, Дэмиен. Связи моего отца — это все. Без него я ни за что не справлюсь.

Я провожу губами по его заднице.

— Кто сказал? Потому что Каин Картер, которого я знаю, не долбаный слабак. Он берет то, что хочет. Покажи своему отцу, что ты справишься без него. Потому что ты можешь.

Его бедра дергаются.

— Я никогда не встречал никого, кто бы верил... — он жмурится, — ты... — он стонет, когда я провожу языком между его ягодиц, — ты имел в виду то, что сказал раньше?

Я останавливаюсь: — Да, ты можешь делать все, что...

— Нет, — его голос понижается на несколько октав, — ты действительно хотел убить его ради меня?

— Не хотел, — хотел.

— Я бы никогда не позволил тебе сделать это...

Я раздвигаю его ягодицы и обвожу языком анус.

— Черт, как же это приятно, — он потягивается, засовывая руки под подушку, — но если бы ты собирался... как бы ты это сделал?

— Как бы я убил твоего отца?

Он кивает, выпячивая задницу навстречу мне.

Я на мгновение задумываюсь, прежде чем дать ему ответ: — Легко, — я щелкаю по его сморщенной дырочке, — я бы выставил все так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Так, чтобы никто не смог связать это со мной.

Он вздрагивает, когда я повторяю движение.

— Господи, — приподняв задницу, он смотрит на меня через плечо, — например?

Ухмыляясь, я снова дразню его, на этот раз погружая язык внутрь.

— Я бы дал ему снотворное.

Его глаза затуманиваются.

— С чего ты взял, что он их примет?

— Все едят, верно? Я бы нашел способ добавить их ему в еду.

Застонав, я посасываю его яйца, пока он не начинает дрожать.

— А что бы ты потом сделал?

Облизывая палец, я ввожу его кончик в его дырочку.

— Я бы подождал, пока он заснет.

Он насаживается на мой палец, и мое сердцебиение учащается.

— Да? — его голос звучит хрипло, — и что потом?

Я меняю положение на кровати, упираясь членом в его задницу и продолжая подготавливать его.

— Ну, до таблеток я бы перенастроил какой-нибудь бытовой прибор... что-нибудь простое... может, кофеварку или тостер. Тогда бы они свалили все на неисправную проводку.

— Что свалили на неисправную проводку?

Высунув палец, я беру на тумбочке смазку и неторопливо поглаживаю свой член.

— Пожар, который убьет его.

У Каина сбивается дыхание, когда я провожу членом между его ягодиц.

— Почему пожар?

Я издаю стон, когда перламутровая капля попадает прямо на его сморщенную дырочку.

— Потому что он не оставляет после себя много улик... особенно если делать это посреди ночи. Все спят, поэтому соседи вряд ли вызовут пожарных, а значит, ущерб будет больше. Чем больше ущерб, тем меньше улик, — я кружу вокруг жидкости, медленно вводя головку члена внутрь. — А поскольку он был бы напичкан снотворным... он бы не выбрался живым. Если только кто-нибудь не попытался бы его спасти.

Каин сжимает простыню в руке, хватая ртом воздух: — О, черт.

— Расслабься, парень. Будет больно совсем недолго, — со стоном я подаюсь бедрами вперед, наблюдая, как моя широкая головка исчезает внутри него. Ощущения настолько приятные, что я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не кончить.

— Не волнуйся, я позабочусь о тебе.

Его тело замирает, и когда я смотрю вниз, то замечаю под ним большое мокрое пятно.

Он уже кончил.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Каин уже ушел.

Когда я звоню ему на мобильный, чтобы узнать, где он, он говорит, что мы увидимся позже в школе.

Вот почему я не придаю этому значения, когда застаю его в раздевалке после седьмого урока, роющимся в своем шкафчике. Он стоит ко мне спиной, но я замечаю, что он одет в свою обычную рубашку-поло и хаки.

Я провожу пальцем по его руке: — Как ты себя чувствуешь?

Он напрягается: — Хорошо.

С одной стороны, я рад, что он вернулся к нормальной жизни. С другой стороны, меня это беспокоит. Это только придаст сил его отцу, чтобы сделать это снова.

— Значит, все как обычно, да?

— Да. Конечно.

Оглядевшись, чтобы убедиться, что мы одни, я делаю шаг к нему: — Я сказал Кристи не приходить сегодня. Подумал, что тебе стоит взять выходной, — я сокращаю расстояние между нами, и моя рука медленно пробирается к передней части его брюк, — ты все равно можешь прийти и...

От удара локтем в живот у меня кружится голова.

— Какого х...

— Что за хрень?

Я чувствую, как краска сползает с моего лица. Ни синяка под глазом, ни разбитой губы. Это не Каин.

— Чувак, я слышал, что ты урод, но... — он замолкает на полуслове, и на его лице появляется озарение: — Святое дерьмо, — он начинает смеяться, переводя взгляд с меня на шкафчик, — ты думал, что я мой брат, да? Это... вау. Я знал, что в последнее время он проводит время с приятелем, но не думал, что это такого рода приятель, — он смеется сильнее, — подожди, пока мой отец узнает о...

Моя рука обхватывает его горло, прежде чем он успевает закончить фразу.

— Послушай меня, ты, больной ублюдок. Что бы ни творилось в твоей извращенной башке, это неверно.

— Правда? Потому что звучит так, будто вы с моим братом...

— Тусуемся с девчонками и отрываемся? Господи, я знаю, что ты ботаник, но это не повод, чтобы делать из мухи слона.

— Погоди, он что, тусовался с тобой в последнее время?

Убрав руку с его горла, я достаю из кармана пакетик с травой.

— Да, иногда мы становимся совсем ненормальными и курим дьявольский салат-латук (Прим. Пер.: так называют травку/марихуану религиозные люди, выступающие против нее). Именно это я и пытался незаметно подсунуть тебе — вернее, твоему брату. Мой отец только что заплатил кучу денег, чтобы разобраться с моим последним инцидентом, и мне не нужен еще один. Понимаешь, о чем я?

Он кивает: — Да. В смысле нет, но да. В этом есть смысл, — он потирает шею, — не хотел намекать, что ты педик. Виноват.

Жаль, что я еще далеко не закончил. Он не уйдет из этой раздевалки без того, чтобы я не испортил его идеальную жизнь. Я считаю это прелюдией к тому, чтобы надрать ему задницу, когда он меньше всего этого ожидает.

Я ухмыляюсь, вспоминая, кто его девушка.

— Кстати, передай привет Ким, — я наклоняюсь к нему, словно собираюсь поделиться секретом, — между нами, неприятный запах из ее рта в сочетании с волосатой родинкой на лице вызывает отвращение, но, если дать ей мятную конфету и закрыть глаза... ее минет не так уж и плох, — я поправляю ему воротник. — И опять же, зачем я тебе это рассказываю? Уверен, ты и так все знаешь.

— Кимми никогда бы с тобой не переспала, — невозмутимо отвечает он, — она верна мне.

Из него выйдет отличный политик. Он так убедителен, что я ему почти верю.

К несчастью для него, Кимми не так верна, как кажется.

И, к несчастью для Кимми, она трахалась с человеком с почти фотографической памятью, который обращает внимание на детали.

— На ее заднице родимое пятно в форме Аляски. Ее соски насыщенного розового цвета. Размером примерно с полдолларовую монету и, наверное, это самое привлекательное в ней, — я потираю лоб. — Есть еще кое-что... о, точно. Я сорвал ее вишенку еще в... — я щелкаю пальцами, — в феврале. В библиотеке. В разделе художественной литературы. Она большая поклонница Джейн Остин, — я закатываю глаза, — но, опять же, разве не все они такие?

У него отпадает челюсть. Он выглядит таким обиженным, что это просто истерика.

Я морщусь: — Ой. Она, наверное, сказала тебе, что это был несчастный случай с тампоном или велосипедом, да? — я выдыхаю, — черт. Эти шлюхи, в конце концов, не такие уж и преданные.

Его подбородок подрагивает: — Эта гребаная сука.

— Да, чувак, — говорю я, когда он проносится мимо меня, — иди и накажи ее.

Вытащив телефон из кармана, я отправляю Каину сообщение.

Дэмиен: Странный инцидент с твоим братом сегодня в раздевалке. Короче говоря, я принял его за тебя. Не волнуйся, я все предусмотрел. Но если он заговорит об этом при встрече, плыви по течению. Мы тусуемся и трахаем девчонок.