Дьявол ночи

Глава 8

— Я ничего не вижу, — раздраженно проворчал Гаспар.

— А нахера тебе видеть? — не менее раздраженно проворчал Эндерн в ответ. — Ты, сука, цырлами шевели.

Жозефина не подумала оборачиваться. Она видела улицу вторым зрением, поэтому не испытывала никаких проблем с ориентированием и вообще давно уже забыла, что такое беспомощность в кромешной тьме. Однако нытье Гаспара, монотонно тянущееся уже несколько минут, начинало раздражать чародейку. Страх и тревога отступили, им на смену пришла злость. Злость на упертого дурака, который опять едва себя не угробил. А его нытье и жалкая бравада, мальчишеская гордыня и ребячество лишь усиливали злость. Иногда у Жозефины возникало желание хорошенько выпороть его. Отстегать ремнем без всякого эротического подтекста, а как капризного мальчишку, чтобы вправить ему мозги. Очевидно, что в детстве Гаспара пороли слишком мало. Но чародейка боялась таких мыслей. От них внутри начинала шевелиться мерзость, а что взбредет этой суке в башку — никто не знает. И получится ли остановиться.

— Отпусти меня, — заканючил Гаспар. — Дальше я сам.

— Тха! Мне-то срать, расшибешь ты се башку иль нет, но Графиня нам обоим яйца оторвет, а нахер ты ей без яиц сдался? Так что завали, сука, ебло! — огрызнулся Эндерн. — Мы почти пришли.

— И как ты только успеваешь найти себе приятелей повсюду? — чародейка потянула носом ночной воздух.

— Харизма и животный, сука, магнетизьм, — самодовольно рассмеялся оборотень.

— Ах, так вот почему меня к тебе так тянет и под пупком сладко ноет всякий раз, как на тебя взгляну, — ехидно улыбнулась чародейка.

— Угу, — буркнул Эндерн, — размечталась. Ты свой пупок при себе держи.

— Твои приятели надежные? — подал голос Гаспар с его очнувшейся паранойей. — Не сдадут нас?

— Может, и сдадут. Если вспомнят, в чем лично я сильно, сука, сомневаюсь.

— Merveilleux! — недовольно проворчала чародейка. — Замечательная компания нищих, пьяниц и наркоманов, вонь, блохи и прочая антисанитария.

— Добро пожаловать в реальный мир, Графиня! — мерзко захихикал Эндерн.

— Да что ты обо мне знаешь? — фыркнула Жозефина.

— Нихуяшечки, — отрезал полиморф. — И, не поверишь, даже знать, сука, не хочу.

— Стойте! — чародейка вдруг замерла, вскинув руку, и напряглась. По коже пробежал неприятный холодок.

— Ну чего еще? — проворчал Эндерн почти в спину Жозефины.

— Чувствуете?

— Тха! Чувствуют только хер в жо… — оборотень прикусил язык — тоже ощутил ледяное дуновение ветра.

Между пальцев настороженной, настороженной чародейки затрещали змейки молний.

Он выплыл ниоткуда совершенно внезапно в нескольких десятках шагов от Жозефины. Просто возник посреди улицы. Человеческая фигура, охваченная радужным свечением, в котором преобладали переливы синего и голубого. Короткий взмах рукой, яркая вспышка ауры, повеяло пронизывающим холодом.

— Назад! — успела взвизгнуть чародейка и толкнула Эндерна на стену ближайшего дома.

Из земли прямо под самыми ногами вырос частокол ледяных глыб с острыми вершинами, заперший всех троих в плотном полукольце. Ото льда исходило слабое радужное свечение магии.

Гаспар вскрикнул, ударившись о стену дома. Выматерился Эндерн, придавливая менталиста. Жозефина устояла на широко расставленных ногах, раскинула обвитые змеями бегающих молний руки, готовая сбить новые ледяные шипы. Но продолжения не последовало. Все затихло. Лишь слегка потрескивал веющий морозом лед и щелкали молнии.

Гаспар мучительно простонал, сдерживая рвущийся наружу крик. Эндерн помянул ближайших родственников напавшего колдуна и изощренный способ сношения с ними. Жозефина выдохнула облачком пара, выгоняя напряжение, страх и волнение. Осторожно приблизилась к стене льда, заключившей их в плотный кокон, прикоснулась к ней ладонью и тут же одернула — та была обжигающе ледяной. Чародейка отступила, встала в твердую стойку, собрала энергию арта в правую руку.

— Закройте лица, — велела она.

— Че?.. Ох, еб!.. — сдавленно пискнул Эндерн.

Жозефина ударила со всей мощи своего арта. Зачарованный лед зазвенел, взорвался ледяной крошкой, тысячей мелких осколков и брызг воды. В стене образовалась брешь, с тающих краев которой закапала шипящая капель. И вдруг лед затрещал, задрожал. Кусок глыбы оторвался от преграды и устремился в спину чародейки. Та с полуоборота сбила его молнией. Но тут же в нее полетела еще одна острая сосулька. Жозефина увернулась, сбила молнией следующую, за ней еще и еще. Один из шипов внезапно сменил курс и полетел в прижавшегося к стене Эндерна. Полиморф хотел пригнуться, но было поздно: острый ледяной шип почти вонзился ему в лицо, но разлетелся мелкими ледышками. Эндерн выругался, отплевываясь и отряхивая ледяную крошку, сделал резкое движение правой кистью. В рукаве щелкнули шестерни пружинного механизма, нож выскочил в ладонь. Полиморф выставил его вперед, свирепо сверкая янтарными глазами, закрыл собой свернувшегося на земле Гаспара.

На окаменевшем лице чародейки не дрогнул ни один мускул, лишь яркий бирюзовый свет, заполнивший глаза, вспыхнул чуть ярче. Жозефина раскинула руки и вдруг закружилась, подскакивая вверх и зависнув в воздухе. Разряды молний с агрессивным щелчком пробежали по оставшейся ледяной стене, кроша ее в мелкие ледышки. Эндерн заорал, пряча лицо.

— Драть вас кверху сракой! — прорычал он, когда все закончилось.

Жозефина медленно опустилась на землю, откинула назад волосы и увидела колдуна. Он стоял в нескольких шагах, излучая спокойствие, арт безмятежно переливался синим и голубым. Жозефина не видела этого, но не сомневалась: колдун улыбался.

— Здравствуй, Мари, — сказал он ласково.

Чародейка вздрогнула. Она узнала этот голос.

— Ван Блёд… — прошипела Жозефина, набирая полные ладони молний, и метнула их почти без замаха.

Наверно, они достигли бы Гирта ван Бледа, если бы не разбросанные по улице ледышки, которые вдруг подскочили и мгновенно собрались в стенку, укрывшую чародея. Молния разбила стенку, ее осколки разлетелись в стороны, но буквально тут же вернулись к колдуну и закружились вокруг него. Жозефина метнула еще пару молний, но без толку: криомант сбил их льдом. Чародейка бессильно выдохнула, стараясь не поддаваться гневу.

Жозефина закрыла напарников собой от колдуна.

— Эндерн, забирай его и беги, — приказала она, не спуская с чародея глаз.

Полиморф не стал перечить.

Несколько кружащих вокруг колдуна ледышек вдруг сорвались с орбиты и выстрелили в Жозефину, налету вытягиваясь в острые шипы. Та была готова к чему-то подобному, широко взмахнула руками, обращая их к земле. Шквальный поток встречного ветра разметал опасные снаряды по сторонам.

Колдун не шелохнулся. Лишь саркастически похлопал в ладоши.

— Ну! — крикнула чародейка не оборачиваясь.

Эндерн уже взгромоздил стонущего Гаспара на плечи, как мешок, и торопливо пошел по стене.

Ван Блед сделал какое-то движение. Жозефина метнула в него пару упреждающих молний. Чародей отбился льдинами и тут же ответил шипами. Жозефина разнесла две из них электрическим разрядом, третью разрубила ребром ладони и подлетела вверх, поджав ноги и избегая целой очереди, рассыпавшейся о каменную стену дома.

Чародейка выстрелила с кончиков пальцев, сбила ледяной шип, брошенный в спину убежавшего в проулок Эндерна с протестующей ношей. Тут же переключилась на ван Бледа, отрезая ему дорогу к беглецам короткими разрядами. Колдун ловко парировал их ледышками. Жозефина закружилась, собирая вокруг себя плотный поток воздуха, и, с силой выбросив руки вперед, послала в колдуна шквал ветра, поднявший волну пыли. Ван Бледа укрыла вросшая в землю ледяная стенка. Лед захрустел и затрещал, но выдержал. Переждав атаку, колдун толкнул глыбу основанием ладони и запустил ее в Жозефину. Чародейка не стала уклоняться. Качнулась на широко расставленных ногах навстречу и разбила ее кулаком с молнией вдребезги.

— Как в старые времена, да, Мари? — прерывисто рассмеялся ван Блед. — Я скучал по нашим ссорам — они меня всегда заводили. А ты, Мари, завелась?

— Ни капельки, — отозвалась чародейка, тяжело дыша.

— Жаль, — цокнул языком чародей. — А я надеялся, что мы продолжим встречу хорошими потрахушками.

Молния в ладони Жозефины угрожающе защелкала.

— Ну-ну, Мари, неужели ты не рада меня видеть? Неужели не скучала по мне? Я — скучал. Все пять лет скучал и ждал, когда мы снова встретимся.

— Ах, mon amour, — томно ахнула Жозефина, — ты все злишься за мой прощальный подарок?

Ван Блед напрягся, непроизвольно закрыл левую щеку, которую уродовал след от сильного ожога на половину некогда холеного и безумно красивого лица. Жозефине даже было обидно, что пришлось его испортить. Она действительно любила его лицо. Особенно, когда оно оказывалось между ее бедер.

— Да… — наигранно беспечно протянул чародей. — Твой подарок грел мне душу, Мари, или как там тебя зовут сейчас?

Жозефина слишком поздно заметила, что Гирт держал руки на поясе, где почти у каждого гидроманта висит фляга с источником его силы. Из горлышка выплыло несколько мгновенно заледеневших капель и устремилось в чародейку веером шипов. Жозефина сбила их вихрем воздуха, но на смену им отправилась новая партия. Чародейка отпрыгнула, огрызнулась несколькими молниями. Ван Блед избежал их, уклонившись плавно, текуче и неторопливо, как неспешное течение в русле реки, а затем выдавил из фляги еще несколько капель. Ледышки закружились вокруг колдуна. Жозефина попробовала достать его выстрелами с кончиков пальцев, наступая на противника легким, пружинистым шагом. Ван Блед уклонился от каждого, лишь один сбил льдом. И тут же ледышки закружились с бешеной скоростью в хаотичном порядке.

У Жозефины зарябило в глазах от радужного вихря. А потом одна из ледышек выстрелила. Чародейка увернулась, но с некоторым запозданием — острый шип чиркнул по левому плечу, рассекая рукав и кожу. Жозефина зашипела от острой боли, хотела ответить, но из кружащегося вокруг колдуна ледяного хаоса выстрелил еще один шип. Она отпрыгнула, пригнулась от очередного, уже летящего в голову, за которым неслась целая россыпь. Чародейка вызвала вокруг себя вихрь, сбивая большинство шипов, однако пара все-таки достала ее. Если бы не последовавшая за вихрем вспышка молнии, шипы пробили бы Жозефину насквозь.

Гирт ван Блед не ослабил натиск. Льдины срывались в стремительный полет и бомбардировали противницу бесконечным градом. Чародейке приходилось скакать из стороны в сторону, поднимать вихри, сбивать шипы молниями, но несмотря на реакцию, скорость и ловкость, она чувствовала, как острые копья задевают руки и ноги, видела, как они проходят в опасной близости от лица. Чародей вдруг отвлекся, чтобы восполнить запас ледышек из фляги. Жозефина воспользовалась моментом, выстрелила молниями, добавила вихрем, пустив его по земле. К ночному небу взметнулся столб поднятой пыли. Ван Блед закрылся руками, отскочил назад, едва сохраняя равновесие.

Из фляги на землю выплеснулась вода. Оставшиеся вокруг чародея ледышки беспомощно разлетелись по сторонам. Жозефина бросилась на врага, на ходу швыряя молнию. Однако тот пришел в себя быстрее, чем она ожидала. Повинуясь широкому взмаху руки колдуна, из фляги вылилась струя замерзающей воды, растянулась в стену, которая приняла на себя молнию Жозефины, рассыпалась на ледяные осколки. Но те почти мгновенно собрались в кучу, зависли перед колдуном и образовали ледяное копье, которое ван Блед без замаха метнул в Жозефину.

Чародейка подпрыгнула, с силой оттолкнувшись от земли, услышала звон разбившегося о землю льда. Ван Блед запустил на упреждение несколько ледяных осколков в то место, куда должна была приземлиться чародейка, но та зависла в воздухе. Колдун, однако, не растерялся и метнул в парящую Жозефину пару шипов, но та, оттолкнувшись от воздуха, рывком взмыла еще выше, метнула с высоты молнию. Криомант отскочил, послал в чародейку ледышку. Жозефина рывком спустилась к земле, рванулась в сторону, вновь подлетела выше, перенеслась в другую сторону, избегая швыряемых в нее шипов, сама стреляла молниями в ответ и приближалась безумными зигзагами. Ван Бледу пришлось отступать. Он зарычал от злобы, отчаянно и тщетно огрызаясь на парящую по воздуху противницу, перемещения которой не мог предугадать. И вдруг Жозефина подлетела почти вплотную, взмыла ввысь и рухнула на чародея, с силой припечатав его каблуками туфель в грудь.

Ван Блед не устоял, повалился на землю. Чародейка мягко, почти невесомо приземлилась, взметнув пыль, и выстрелила молнией с кончиков пальцев. Колдун успел откатиться, ловко подскочил на ноги, но Жозефина выбросила вперед руки с раскрытыми ладонями и поразила Гирта мощным разрядом.

Колдуна швырнуло на стену. Чародейка утерла кровь с рассеченной щеки и пошла на поверженного врага. Шаги дались с трудом: левитация отняла слишком много сил, вымотала, дышать ровно и глубоко было трудно. Кроме того, бурлящий в крови адреналин и эйфория от предвкушения близкой победы мешали контролировать себя. Но Жозефина шла, вскинув руку, в которой копились молнии.

Она переоценила себя и недооценила выносливость ван Бледа, посчитала, что одного крепкого удара достаточно, чтобы свалить его. Колдун взмахнул рукой, выплескивая из фляги струю воды. Вода не замерзла, а туго сплелась в бич, обмотала запястье левой руки чародея, став ее продолжением, хлестнула Жозефину, а затем оплела ее арканом вокруг груди, прижав руки к бокам. Чародейка дернулась, однако аркан затянулся туже.

Гирт грузно поднялся, опираясь свободной рукой о стену. Затянул аркан еще туже. Жозефина вскрикнула, стиснув зубы, почувствовала, что ее потянуло к колдуну. Она уперлась пятками в землю, однако аркан сдавил ей ребра, лишая возможности продохнуть и сопротивляться. Ослабшие ноги подогнулись, Жозефина упала на колени. Ван Блед дернул ее, но лишь сам покачнулся. Затянувшаяся драка все же вымотала и его. Он намотал «веревку» на руку, приблизился на нетвердых ногах к чародейке, доставая из-за пояса нож.

Но тут по телу чародейки прошел разряд молнии, отчаянный и слепой выброс последних крох энергии арта перекинулся на водяной аркан. Гирт ван Блед бешено взвизгнул, нелепо задергался, попятился к стене. «Веревка» размякла, исказилась, ослабла и вдруг осыпалась на землю лужей воды, окатив Жозефину брызгами. Мокрая чародейка упала на четвереньки, жадно глотая воздух ртом, закашлялась, но нашла в себе силы, поднялась и, качаясь, пошла на чародея. Слабый вихрь подкинул выпавший из руки колдуна нож, Жозефина подхватила его и, остервенело взвизгнув, замахнулась.

И вдруг замерла, роняя нож из отказавшейся подчиняться руки.

Чародей вскинул напряженную руку со скрюченными пальцами, и Жозефина одеревенел от ужаса.

Ван Блед схватил застывшую чародейку за волосы, швырнул на стену, прижал собой, уперся коленом в бедро. Его лицо с мстительно горящими голубыми глазами оказалось почти вплотную к ее лицу. Она увидела изуродованную обожженную щеку и звериный оскал. Чародей ударил Жозефину под дых, та задохнулась и обмякла, а затем впился пальцами и стиснул ей левую грудь. Жозефина закричала от боли, из глаз брызнули слезы. Пальцы колдуна словно превратились в тонкие иглы, погрузились в грудную клетку чародейки, сдавили сердце. Чародейку обожгло огнем изнутри. Кровь застыла в жилах. Сердце глухо стукнуло, готовое лопнуть и разорваться. Жозефина захрипела, теряя сознание.

Где-то внутри бешено металась в панике мерзость, а чародейка понимала, что перепуганная трусливая сука позвала ее. И на этот раз ее не удержать на поводке…

Над землей пронеслась чья-то тень. Большой филин зло ухнул, пикируя на колдуна, и растянулся в человеческую фигуру. Щелкнул пружинный механизм, и Эндерн рухнул на ван Бледа, всаживая ему в плечо нож по самую рукоятку.

Колдун завопил, валясь в пыль под весом оборотня. Эндерн щелкнул механизмом на левой руке, раскрутил на пальцах выскочивший нож и прицелился чародею в глазницу. Но не ударил — его рука застыла. Эндерн попробовал сопротивляться, но вдруг неестественно скрючился, засипел, краснея от натуги. Колдун пополз назад, шипя от боли и выставив перед собой руку с дрожащими пальцами.

Ведьма поднялась, расправила плечи, сладко потянулась, довольно щурясь, ощущая каждой клеточкой тела долгожданную пьянящую свободу.

Нет! Ты мне не нужна! Я тебя не хочу!

Хочешь, сестричка, ты очень хочешь меня. Нам ведь так хорошо вместе.

Ведьма крепко обняла Жозефину, горячо поцеловала в губы, пресекая протест, и предательски толкнула ее в поток бурлящей, вязко и тягуче растекающейся черной жижи. Смолянистое месиво с жадностью поглотило ее, оплело, опутало склизкими жгутами и путами. Чародейка увязла, захлебываясь отчаянным криком, ее потянуло на самое дно, чтобы никогда не выпустить, навечно похоронить в недрах обезумевшего рассудка.

Ведьма издевательски расхохоталась.

Мерзость успокоилась, почувствовав себя в безопасности, и довольно заурчала. Мерзость любила ведьму — ведьма хорошо и сытно кормила ее. Не то что та, другая, которая обижала мерзость и заставляла голодать.

Она принялась ластиться и мурлыкать. Дразнить и заводить новую хозяйку, проскальзывая во влажную промежность черными пульсирующими щупальцами, усиливать то пережитое чувство, от которого дремавшая ведьма проснулась. Мерзость знала, что та любит, и давала ей то, что та хочет.

Она видела ван Бледа и Эндерна, а в воздухе стоял крепкий запах крови и смерти. Тот самый запах, от которого ведьма дурела и пьянела, который стимулировал ее сильнее самого сильного наркотика, сводил с ума.

Ведьма охнула, по телу побежала приятная дрожь. Ее душило и распирало от нетерпения, она тяжело, хрипло дышала, горела от нарастающего возбуждения, мелко тряслась от злости. Она не даст им друг друга убить! Не даст лишить себя радости и веселья! Убьет сама, по очереди. Медленно, чтобы не потерять ни капельки удовольствия от процесса. Мерзость подхалимски поддакивала, угодливо ласкала новую хозяйку между ног, подталкивая ее, направляя. Сегодня они обе насытятся, упьются, утолят свой голод.

— Мы еще не кончили, mon amour! — прохрипела ведьма, сковывая ван Бледа.

Чародея скорчило, выкручивая суставы рук. Эндерн, освободившись от его власти, упал на колени, хрипя и давясь кашлем. Ван Блед истошно завыл, выгнулся дугой. Он пробовал сопротивляться, проявить норов и своеволие. Ведьма голодно облизнулась. Сильный. Непокорный. Она любила сильных, обожала ломать непокорных. Они продлевали предвкушение, томительное ожидание блаженства. Совсем немножко, но ведь это только игра, в которой есть лишь одна победительница.

Он стоял перед ней на неестественно подогнутых ногах, жалкий, ничтожный, беспомощный, в полной и абсолютной ее власти. Ужас, растерянность, непонимание. Нужно совсем чуть-чуть, всего капельку боли, чтобы он сделал для нее все, чего она захочет. А если к боли добавить удовольствия… Ведьма знала, куда нужно надавить, что затронуть в простом и бесхитростном мужском теле, чтобы похоть и желание затмили инстинкт самосохранения. Чтобы заставить боготворить ее, поклоняться ей, стелиться перед ней, лишь бы она не останавливалась…

Ведьма представила себе это и застонала, стискивая бедра. Это было бы так сладко… Но еще слаще убить медленно, неторопливо, изощренно, смакуя каждый хруст выкручиваемых суставов, треск ломающихся костей, нестерпимое мучение от перемешивающихся органов и лопающихся от давления вен. Дать выход текущей внутри мерзости, накормить ее, чтобы она вернулась сытая и довольная и ублажила свою хозяйку, довела до исступления, до крика, до потери сознания. От этой мысли внизу приятно заныло, участилось возбужденное дыхание.

Ведьма уронила колдуна на колени. Провела по изуродованной щеке ладонью, заглянула в круглые от животного ужаса глаза и впилась в губы, выталкивая голодную мерзость ему в рот.

Как он нашел в себе силы оттолкнуть ее, ведьма так и не поняла. Просто вдруг оказалась на земле, истерично завизжав на всю улицу. Гирт ван Блед согнулся пополам, захаркал, раздирая себе глотку, вызывая мучительную обильную рвоту.

— Re… — просипел он. — Respo… respondendum! — выдавил он наконец и исчез.

Ведьма саданула кулаком по земле, подскочила на ноги и бросилась к тому месту, где только что харкала и блевала ее игрушка. Хрипя и сотрясаясь от переполняющего бешенства, она закрутилась на месте, как будто ван Блед мог спрятаться где-то неподалеку, позорно заползти под камень, но его нигде, естественно, не было. Ведьма яростно завыла обезумевшей голодной хищницей, упустившей добычу.

И вдруг услышала ругань.

Ведьма резко обернулась.

Пришедший в себя Эндерн поднимался с колен.

Ведьма плотоядно ухмыльнулась. Этого она не упустит. С этим можно никуда не торопиться. Воплотить все свои фантазии.

Да, хозяйка… прошелестел мерзкий скользкий голос. Мы с ним хорошо развлечемся, хозяйка.

Ведьма облизнула кончиком языка губы. Шагнула к Эндерну.

— Оооо, нет, — протянул оборотень, выхватив из-за пояса пистолет и попятившись. — Даже, сука, не думай!

А потом, нашептывала мерзость , найдем другого. Та, скучная и жадная, испытывает к нему странную тягу, непонятное влечение, нелепые чувства. С ним будет еще веселее, хозяйка!

Ведьма сделала еще один шаг. Эндерн взвел курок, целясь в нее из пистолета.

— Стой на месте, Графиня!

Она в нашей власти, хозяйка. Мы заставим ее смотреть, чувствовать. Это будет ей наказанием за то, что она нас не любит, не кормит…

Ведьма замерла. Улыбка медленно сползла с рассеченного черными трещинами лица. Где-то в глубине опутанного липкой и вязкой черной мерзостью рассудка раздался отчаянный вопль рвущейся на поверхность Жозефины.

Чародейка перехватила левую руку не ожидавшей, растерявшейся и обидевшейся ведьмы, прижала к груди и метнулась к ближайшему дому. Приложила ладонь с пульсирующими чернотой венами к стене, надавила.

Грохот и треск вспарываемой известки и обваливающейся кирпичной кладки заглушили пронзительный женский крик.

Когда все стихло, Эндерн несмело отнял руки от лица, закашлял, отплевываясь и отмахиваясь от пыли, взлохматил припорошенные ей волосы и, щуря желтые глаза, взглянул на стену, у которой, обнимая себя за плечи и покачиваясь из стороны в сторону, сидела на корточках Графиня. Эндерн озадаченно присвистнул. В том месте, где чародейка коснулась стены рукой, зияла внушительная дыра, от которой во все стороны и до самой крыши тянулся замысловатый узор трещин, обнаживших известняк и кирпич.

Оборотень кашлянул и приблизился к чародейке справа, держа пистолет в руке. На всякий случай.

Эндерн встал рядом с Жозефиной, пристально взглянул на ее левую кисть. Вымазанную в грязи и пыли, но нормальную. Затем щелкнул курком, ставя его на предохранительный взвод, и заткнул пистолет за пояс, а потом, немного подумав, положил руку на плечо чародейки. Та испуганно вздрогнула, дернулась в сторону, но лишь ссутулила плечи и всхлипнула.

— Вставай, — сказал Эндерн.

— Ярвис, я…

— Вставай, — он настойчиво протянул ей руку.

Жозефина всхлипнула, но послушно вложила ладошку в мозолистую и грубую ладонь Эндерна. Чумазое лицо она старательно прятала, однако полиморф все-таки увидел на щеке дорожку от слез.

Он обнял чародейку за плечи, осмотрелся по сторонам и повел от этого места. Ноги она переставляла с трудом.

— Сука! — проворчал Эндерн, разгоняя тяжелое молчание. — Нож, падла, увел!

— Тоже мне потеря, — кисло проговорила Жозефина, шмыгая носом. — Я за две ночи платье угробила и жакет. Ты хоть представляешь, сколько они стоят?

Оборотень криво ухмыльнулся.

— Ты мне лучше скажи, это че за хер приперся?

— Мой бывший, — всхлипнула чародейка, бескультурно утирая нос ладонью.

— Тха! А че, все твои бывшие хотят тебя замочить?

— Да. Если их не замочила я.

— Хорошая ты баба, Графиня, вот только трахать тебя себе дороже.

Они пошли дальше.

— Кажется, у нас проблемы, — зябко поежилась чародейка.

— Тха! А когда их, сука, у вас не было?

— Мой любовничек удрал через талисман возврата.

— И че? — полиморф остановился, подул на макушку чародейки, достал из спутавшихся волос кусочек известки.

— Подумай, Ярвис. Дам подсказку: как ты получил свой?

Эндерн заглянул в ее покрасневшие глаза.

— Это не значит ровным счетом нихрена.

— Это значит очень многое, — возразила Жозефина. — Талисманов возврата осталось всего двенадцать штук и все они хранятся в главном хранилище Ложи, доступ к которому есть только у трех магистров. Один из этих талисманов у тебя.

Эндерн выудил из-под рубашки медную бляшку, внимательно присмотрелся к гравировке.

— Тха, — усмехнулся он. — Значит, твой сыроед обосрется от счастья.

— Где он?

— В сухом и надежном месте. Сама-то как думаешь?

— Почему ты вернулся? Я же велела…

— Да потому, — раздраженно перебил оборотень, — что в моей сраной жизни вон как: с одной стороны ты, с другой — он, а я — посередине. И ежели один из вас копыта отбросит, другой меня с говном сожрет. Оно мне надо?

Жозефина ничего не ответила, только крепче его обняла.