Эпилог

Эдгар Аллан По отодвинул недопитую чашку кофе, откинулся в кресле, прикрыл глаза. После всего пережитого, было приятно просто посидеть в кресле возле камина, подставляя бок теплу. В Балтиморе, куда доставили его странные русские, было прохладно, но после Санкт-Петербурга прохлада казалась теплом. Но все равно так хорошо поворачиваться к пламени то одним, то другим боком.

Номер был хорош. Русские не поскупились, оплатив лучший номер портовой гостиницы, имевший гостиную с камином, спальню и кабинет, а из окна открывался замечательный вид на залив. Вид, по правде говоря, был изрядно подпорчен зданиями строящихся доков, но кусочек воды был виден. Такой роскоши у Эдгара не было никогда. Обычно он довольствовался одной комнатой, совмещавшей в себе все остальные. Можно бы сесть за письменный стол, очинить перо и писать, писать… Но что-то мешало юноше приняться за работу. Он поднялся, вышел в кабинет. Вместо того, чтобы еще раз перечитать письмо мистера Аллана, он взял со стола свой дневник, переживший долгие дороги Европы, два плавания через океан и два месяца жизни в России. Он был в России? Усевшись в кресле, принялся листать страницы, вчитываясь в текст и рассматривая картинки, корявые наброски схем — не иначе пытался изобразить карту города, набережную, памятник всаднику, мосты. Вот очень знакомый профиль мужчины с некогда густыми, но уже начавшими редеть бакенбардами. Кошачья морда… Женская голова, почему-то оторванная от тела. И снова записи, выписки, похожие на студенческие конспекты. Это был его почерк, хотя Эдгар не мог вспомнить, когда он это писал? А дальше… А что дальше? А дальше должно быть о ней…

Эдгар потер некстати заслезившиеся глаза — словно в них бросили пригоршню песка. Закрыл дневник, отхлебнул глоток уже остывшего кофе, посидел немного с закрытыми глазами и, снова принялся перебирать страницы дневника. Листам вдруг вздумалось сопротивляться — слипались, выскальзывали из-под пальцев. И снова заболели глаза, громко застучало сердце, руки тряслись. Вздохнув, юноша положил тетрадь на колени, и сердце снова принялось биться ритмично и равномерно, глаза обрели ясность.

Поэт уже третий день боролся с собственным дневником, приходя в бессильную ярость от того, что страницы бунтуют, не желая открывать ему что-то особо важное и сокровенное. Или, дело не в его дневнике, а в чем-то ином? Может быть, сопротивляется память, решившая оградить своего хозяина, от чего-то страшного?

Еще раз?! Листы опять не желают слушаться, сердце ударило в грудь, приготовилось выскочить…

— Да будь ты проклят! — не выдержал Эдгар По, забрасывая дневник в камин.

Тетрадь лежала на раскаленных угиях, словно бы обтекаемая пламенем, не желая вспыхивать. Эдгар спохватился, склонился к огню, чтобы спасти злосчастный дневник, и уже просовывая руку сквозь каминную решетку, вдруг передумал.

Дневник — всего лишь бумага, исчерканная буквами и словами. То, что случилось с ним, все его впечатления и встречи, друзья и недруги, краткие минуты счастья и долгие дни неудач — все это останется с ним, покоясь в уголках памяти, время от времени пробиваясь наружу. И рядом с ним всегда будет ОНА.

Загрузка...