Эффект Эхо

Воспоминание последнее. Безумное

«Только бы он был в отделении, только бы на смене. Я в ноги брошусь, объяснюсь».

Оля летела в Боткинскую, не соблюдая скоростной режим, подрезая нерасторопных водителей, не обращая внимания на их гневные сигналы. По счастливой случайности на Ленинградском шоссе не выставили не одного поста, а светофоры договорились между собой, включали зеленый свет.

Создатель существующего вокруг Оли мира удачно тасовал события, контролировал обстоятельства, приближал героиню к финалу. Оба спешили, одна покаяться, другой завершить эксперимент.

Бедолага не помнила, удалось ли ей заснуть или она бодрствовала всю ночь напролет. По монотонному перекатывающемуся гулу в голове и контрастности восприятия мелькающих за стеклом объектов, думалось — нет, не отдохнула. Усталый мозг расходовал уже неприкосновенный запас кислорода.

Последнее время сны стали редкими гостями. Она не запоминала их, забывалась в дреме, не приносящей упокоения.

Сознание возвращалось с первыми брызгами рассвета, рождая ее каждый раз заново.

Недавняя жизнь покоилась на воспоминаниях, которые Оля классифицировала, как Страшное, Ностальгическое и Сладкое. Вчера добавилось Разоблачительное.

Выборочная память зафиксировала детали, которые желательно навсегда забыть. Перед глазами то и дело всплывает мертвенно бледное лицо Антона, сводит с ума ледяной укор во взгляде, стоит моргнуть, рисуется усыпанный восковыми лепестками пол.

Она ступает по ним как по битому стеклу, каждый шаг отдается болью в груди.

Острыми краями в картину впивается истерика бывшей коллеги. За один единственный день в жизни появилось столько прошедшего времени. Бывшая работа, бывшая коллега и бывший парень. Правда, что-то осталось в настоящем. Какое отношение имеет ее сегодняшний Никита к Марине? С какой стати, она приревновала ее к нему, вымазала по уши в грязи и лишила средства связи стоимость в двадцать тысяч?

Вопросов много, и ответы на них не важны. Оле нет дела до любовниц соседа, если очередной его пассией оказалась Марина, то виновата сама, нажила кучу проблем на ровном месте.

И все-таки странно, что из нескольких миллионов москвичей, она познакомилась именно с Никитой. Стоит поразмышлять об этом на досуге.

Сейчас главное — найти Антона и оправдаться. Вернуть его она уже не надеется. Увиденное — не прощают. Да и лжи между ними с самого начала было больше, чем правды. Но поговорить и остаться друзьями — можно.

Искать врача в отделении реанимации, куда вход закрыт, затея бесполезная. Остается надежда на Павла Михайловича. Предварительно созвонившись с травматологом, Оля убедилась, что он на работе. Не отвечая на вопросы — что произошло, и зачем я тебе понадобился, Оля вылетела из квартиры, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

Поднимаясь на лифте в отделение, молила об одном, чтобы доктор сидел в ординаторской, а не ассистировал на операции.

Ангел ее услышал. Естественно, ведь ее желание не противоречило его чаяниям.

Доцент Куприянов увлеченно дискутировал с коллегой, рассматривая в оконное стекло рентгеновский снимок.

Оля в нетерпении шагнула в его сторону, остановилась в паре шагов, вежливо кашлянула.

Павел обернулся, округлил от удивления глаза.

— Что за нелегкая тебя принесла, Олечка? По телефону так ничего толком и не сказала. Колено хандрит? На погоду реагирует?

«Колено? О чем он? Вспомнил мою давнишнюю операцию на связке?»

Не обращая внимание на странное приветствие, Оля решила не терять времени:

— Паша, прости, но мне надо поговорить с тобой. Дело не терпит отлагательств. Займет буквально пять минут.

Врач нахмурился, извинившись, хлопнул коллегу по плечу и пообещал продолжить дискуссию через пару минут. Отошел в сторону.

— Ну что? Только компактно, у меня сегодня каждая минута на счету. Студенты после обеда, чтоб их, и две операции!

Оля собралась с духом. Была, не была!

— Сломался мобильный, а контакт с Антоном у меня только там. На симку не перенесла. Пожалуйста, позволь позвонить ему с твоего номера.

На лице Павла Михайловича отразилось искренне недоумение.

— С каким Антоном?

Понимая, что безудержно краснеет, Оля пояснила:

— Антон Сергеевич, врач — реаниматолог. Твой приятель.

Павел испуганно отвел глаза.

— Мой приятель? Подожди. Я ни черта не понимаю. Ты какого Антона имеешь в виду? Ковалева?

— Я не знаю его фамилию…, — голос пропал.

«Спишь с человеком, не спросив фамилии. О времена, о нравы».

Нашлась.

— А что у вас много Антонов Сергеевичей в реанимации?

Михалыч схватил ее за локоть и оттащил в сторону, подальше от сестринского поста.

— Ты когда его видела? Признавайся, — голос травматолога снизился до шепота.

Оля перестала контролировать ситуацию, по кровеносным сосудам прямиком к сердцу пополз леденящий страх.

— Что значит когда? Вчера…

Чуть не вырвалось, — у себя дома, когда с соседом …на кухне ….

— Где?

Бедняга окончательно растерялась. Происходящее напоминало диалог умалишенных.

— Паша, объясни мне, что происходит. Что-то случилось с Антоном?

По лицу травматолога скользнула тень, накрыла. Став мрачнее тучи, он разглядывал Олю и маялся сомнениями, стоит ли откровенничать с бывшей одноклассницей.

— Оля, я не знаю, каким образом и где ты познакомилась с доктором Ковалевым, точнее бывшим доктором. Антон Сергеевич у нас действительно …был один — единственный.

Женщина помертвела, почувствовав беду.

— Что значит был?

Павел продолжал, не обращая внимания на ее испуг.

— Имею в виду — работал у нас. В прошлом году его жена, будучи в положении, погибла в автокатастрофе, Тоха запил по-черному. Ясное дело, выстраданный ребенок, столько надежд. Мы жалели, поддерживали, как могли. Сработал человеческий фактор, одну больную чуть не угробили, трахею интубировали с запозданием. Как руководителя реанимационной бригады, не координировавшего действия остальных, его попросили уволиться по собственному. По последним данным, не просыхает до сих пор. И тут ты волшебная нарисовалась, не сотрешь. Дай Антону позвонить. Оля, какая муха тебя укусила?

Женщину затрясло. Стараясь остановить дрожь, вцепилась в локти врача, засверлила его глазами.

— Вы договорились — признавайся? Я обидела вчера Антона, он видеть меня не хочет. Это понятно. Поэтому ты из меня сумасшедшую сделать решил? Переигрываешь! Я не верю!

Павел остолбенел. Отступил на шаг.

— Ты действительно свихнулась? Повторяю — он год как не работает в клинике!

От бессилия Оля готова была расплакаться.

— А кто спасал Веру Артуровну Каппель, которую я нечаянно переехала? Кто вслед за тобой вошел в палату и сказал — мы сделали это, Самоделкин! У меня свидетели есть!

— А кто такая Вера Артуровна?

На странное поведение посетительницы уже начали обращать внимание. Прогуливающиеся по коридору бабушки — лыжницы замедлили шаг, потом и вовсе остановились, прислушиваясь.

Олю несло.

— Старушка, что лежит в одиннадцатой палате, ау! С ней Римма, девушка с мениском и переломанная женщина. Забыл? Или у тебя столько больных, что всех не упомнишь?

— Пойдем! — терпение Павла Михайловича лопнуло.

Он потянул упрямицу за собой, направляясь к палате номер 11. Оля в тайне потирала руки.

Сейчас попытки замести следы потерпят фиаско!

Распахнув дверь, Пал Михалыч театральным жестом пригласил ее пройти. Душа Оли засаднила, в нее вновь закралось предчувствие беды. Но, памятуя Пашины надувательства в школьные годы, она отбросила сомнения. На изощренные розыгрыши велись все, начиная со старосты класса, заканчивая классным руководителем.

Койка Веры Артуровны привычно пустовала. Это ничего не значит. Старушку отвезли на очередной сеанс физиотерапии. Кровать Риммы застелена в ожидании нового страждущего. И здесь все предельно ясно. Девушку выписали в понедельник.

Зато женщина — насекомое, растянутая на шарнирах никуда не исчезла. Бедная Людмила — являла собой доказательство обмана.

Кивнув на нее, Оля многозначительно усмехнулась.

— Один ноль в мою пользу, доктор. Свидетель на лицо!

— Не понял. Ты о ком? Свидетель чего?

— Людмила, упавшая с крыши, — снисходительно кинула в его сторону Ольга, — подтвердит мои слова.

Растерянность Павла выглядела достаточно искренне.

— А… ну да, — замолк.

Оля торжествовала.

Доктор потерянно топтался у входа в палату.

«Ищет оправданий или выдумывает очередную байку. Пусть не надеется!»

Внезапно дверь приоткрылась и незнакомый мужчина в спортивном костюме, извинившись, что потревожил, шагнул в палату. Поджав живот, бочком протиснулся к лежащей у окна женщине, нагнулся к ее щеке.

— Здравствуй, солнышко! Как ты?

Обернулся к врачу и задал тот же вопрос.

— Доктор, как моя жена?

У Павла Михайловича прорезался голос. На удивление спокойный.

— Динамика хорошая. Томография показала уменьшение гематомы, так что оперативное вмешательство уже не требуется.

Лицо посетителя просветлело. Он схватил забинтованную руку, прижался губами к торчащим из-под повязки пальчикам.

— Милая моя, родная….

— Пойдем, Оля. Не будем мешать Светлане Олеговне общаться с мужем.

Свет-ла-не О-ле-гов-не?

Понимая, что потихоньку сходит с ума, Оля цеплялась за тонкие ниточки.

— А где тогда Людмила, женщина, решившая от несчастной любви покончить с собой? Ее перевели в другое отделение?

Паша, посмотрев на часы, скривился. Интерны уже бьют копытом в ординаторской.

— Она там же, где и сбитая тобой старушка и хромающая девушка, в недавнем полузабытом сне!

Предвосхищая возмущение, Павел схватил Олю за локти, нагнулся, приблизился вплотную.

— Олечка, девочка моя, скажи честно, что ты принимала? Знаю, ты умница, на колеса не сядешь, и в алкоголе всегда меру знала, но, тем не менее, что вчера произошло?

Женщина прислонилась к стене, ища опору, зажмурилась, пряча подступающие слезы.

Мир вокруг нее рушился, словно карточный домик. Перед глазами замаячило безумие.

— Уволили с работы…

— Ну вот! Что ты хочешь? Стресс на лицо! Это все?

— Нет.

Паша опять незаметно глянул на часы. Он катастрофически опаздывал. Но оставить подругу без помощи не имел права.

— Еще я …обманула жену Антона, сказав, что беременна от него, — слова сами складывались во фразы.

Павел не перебивал. Лишь тяжело дышал на ухо.

— А вечером, когда меня успокаивал Никита…. Ты должен его помнить. Он окончил школу годом позже. Наш доморощенный художник — оформитель, украшавший актовый зал к праздникам. Худенький, чернявый…

— Помню. Ну и?

Оля вздохнула, повинилась.

— Никита был со мной, когда пришел Антон. Дверь оказалась открытой. Он увидел нас…. Некрасиво все получилось. Паша. Я должна его найти, извиниться. Помоги!

Она вцепилась в рукав врача, не сводя с его лица умоляющих глаз.

Не обращая внимания на сутолоку в коридоре, Павел припечатал ее к стене, пригвоздил взглядом.

— Стой, не двигайся! — шагнул к посту. Пошептавшись с медсестрой, вернулся с мензуркой, наполненной мутной жидкостью.

— Пей до дна! А сейчас марш домой. Приедешь, набери мне — буду ждать. В шесть я заканчиваю, в семь буду у тебя. Из дома ни на шаг. Приеду — обо всем поговорим. Поняла? Повтори!

Оля отрапортовала:

— Еду домой. Звоню тебе. Жду к семи к чаю.

— Умница. Я провожу тебя до лифта.

Женщина послушно плелась следом.

Одна единственная мысль не давала ей покоя.

Какого черта устраивать долгий проигрыш? Зачем ждать вечера, чтобы просто не сказать — где сейчас Антон?

Выйдя из проходной главного клинического корпуса, Оля полной грудью вдохнула прохладный осенний воздух, огляделась в поиске свободной скамейки.

Дождевые тучи оккупировали небосвод, стянулись со всех сторон в центр города, окончательно упрятали в свинцовые тенета солнце. День обещал быть не только пасмурным, но и мокрым. Повысившаяся влажность затрудняла дыхание, навевала сонливость и леность.

«Немного передохну, обдумаю ситуацию и поеду домой. Паша точно что-то скрывает».

Открыла сумочку в поиске сигарет.

Желание покурить в одиночестве осуществить было сложно.

Немногочисленные скамейки в больничном парке после завтрака атаковали хворые. Кружки по половым признакам, мальчики с клюками налево — девочки с ходунками направо, группки по двое, и по трое. Местечковая пенсия дышала свежим воздухом, пока не задождило.

Оглядевшись по сторонам, Оля облегченно вздохнула. В кустах шиповника, притулившись спинкой к стене бойлерной, под навесом из шифера пряталась еще одна лавочка. Идти до нее по газону бабушки и дедушки не осмелились, поэтому она и пустовала. Не теряя времени, Оля пошла напрямки по влажной траве.

Каково же было ее разочарование, когда на самом краю скамьи появился взявшийся ниоткуда худенький паренек. Щуплое существо в толстовке, необъятных джинсах, конверсах на босу ногу и красной бейсболке. Уткнувшись в ноутбук, подросток не замечал никого вокруг. Прозрачные пальцы — палочки порхали над клавишами, глаза под длинными белесыми ресницами неотступно следовали за происходящим на экране.

«Что он тут делает? Если пришел навестить родственника — так иди в отделение, а не протирай безразмерные штаны на скамейке, уступи место другим», — вылетела обидная мысль.

Поймав ее за хвост, пацаненок поднял глаза от экрана и приветливо улыбнулся.

— Привет, Олик, присаживайся! Разговор есть.

Под ногами у несчастной самую малость качнулась земля.

— Откуда ты знаешь мое имя?

То ли мальчик, то ли девочка, хрупкое нечто с прозрачной прыщавой кожей и торчащими в стороны эльфийскими ушками, не скрывая любопытства, разглядывал застывшую в недоумении женщину.

— Мне то тебя не знать!

Стряхнув морок, Оля пыталась размышлять.

«Я его определено встречала. Заметная кепка. Примелькалась. Только вот где? Да, в нашем дворе, на Войковской, зачем далеко ходить. Стайка малолеток в теплое время тусит за доминошным столом на детской площадки, а как приморозит, перебирается в соседний подъезд. Он из местной банды».

— С каких пор мы на «ты», малец?

«Родственник у него здесь лежит? Иль кто из знакомых?»

Хилый паренек аккуратно положил ноутбук на скамейку. Встал, расправив на груди одетую поверх толстовки майку с спайдерменом (чем чуднее — тем круче, ясно), шагнул к Ольге, протянул костлявую руку.

— Позволь представиться, я твой правый хранитель.

Женщина позеленела от злости.

— Ага, а я Властелин того самого кольца. Сегодня все с ума сошли? Я одна в здравом уме осталась?

Не ответив на рукопожатие, повернулась кругом с намерением уйти.

Не тут то было. Стоило ей сделать шаг назад, как она уперлась в выросшего из-под земли высокого молодого человека. Он преградил ей путь, расставив в широком объятии руки.

— И не вздумай кричать, милочка. Не пугай увечных.

Оля подняла глаза на говорившего и тихонечко взвизгнула. Одетый с иголочки, в дорогую кожаную куртку, дизайнерские джинсы и фирменный батик с крокодилом, парень, как две капли воды походил на Никиту.

— А ты что тут дела…., — Оля не договорила, потеряв голос от страха. Потому что лицо Никиты дрогнуло, пошло рябью, подобно цифровому сбою на плазме. Через мгновение перед ней стоял незнакомый, поразительной красоты мужчина, в результате чьей-то неудачной шутки сошедший с подиума и заблудившийся среди больничных корпусов.

— Позволь представиться, второй хранитель, — вкрадчивый голос проник глубоко в сердце, наполняя его теплом и томлением одновременно, — не стоит бояться тех, кто всегда рядом.

Глянцевый красавец подхватил оседающую на землю женщину под руку, подтащил к скамейке.

— Садись, хватит упрямиться, времени остается все меньше.

Опустившись между обоими незнакомцами, испуганная и очарованная одновременно она не могла поверить в происходящее. Воплотившееся в человека андрогенное божество и угреватый подросток из подворотни демонстрировали абсолютную несовместимость.

Несколько раз ущипнула себя, больно, до крови, пытаясь проснуться. Не помогло.

— Олечка, не изводись, синяки нам не к чему, — Хиляк протянул птичью лапку, нежно коснулся ее кисти, успокаивая.

Женщина дернулась, попыталась встать.

Красавчик обнял ее за талию, мягко и нежно прижал к скамье, лишая свободы движений.

— Сиди смирно и внимательно смотри перед собой. Сколько человек ты видишь на ближайшей лавочке?

Ольга пригляделась. Три старушки увлечены беседой. Им нет дела до сидящей в кустах шиповника странной троицы, не сводящей с них глаз. Кумушка посередке, отставив ходунки в сторону, отчаянно жестикулировала, доказывая приятельницам свою точку зрения. Те синхронно кивали в ответ, напоминая китайских болванчиков.

Ничего не оставалось, как отвечать на идиотский вопрос. Оказавшись в компании потенциально опасных чудаков, стоит соблюдать спокойствие. Оля оглянулась на вход в главный корпус, в надежде увидеть охранника, вышедшего на перекур. Никого. Сегодня всемирный день отказа от курения?

Молодой мужчина, прижавшийся с левого бока, начал терять терпение.

— Итак, повторю вопрос — сколько старушек сидит на ближайшей лавочке?

Урок арифметики в первом классе.

— Ну, три!

Красавчик протянул руку и легким жестом, напоминающим движение ластика по ватману, стер бабушку с ходунками.

— А сейчас?

Оля онемела. Протерла глаза, заморгала, всмотрелась внимательнее. Две старушки, словно не заметили пропажу болтливой подруги, продолжали кивать головами.

— Я не понимаю…

— Еще немного коррекции.

То же незаметное движение пальцами.

Оставшись на лавочке одна, бабушка развернула газету и погрузилась в сводки новостей.

Закрыв ладонями лицо, Оля сжалась в комок, борясь с подступающей истерикой.

Сидящий справа паренек недовольно толкнул Красавчика в бок, — достаточно пошутил!

Обняв испуганную женщину, зашептал на ухо, успокаивая:

— Не надо бояться, Оленька, не обращай внимания на хулигана — истребителя бабушек. Хочешь, он их с дюжину нарисует. Ты только скажи! Или ты предпочитаешь старичков, собачек, хомяков? Любой каприз. Только не плачь.

— И не смей плеваться через левое плечо и чураться меня, — недовольно пробурчал Красавик, — а то взяла привычку. Как что плохое в голову взбрело, сразу три раза наотмашь, только и успеваю нагибаться!

Оля подняла на него измазанное тушью лицо, затрясла головой. Бред какой-то!

— Я не сумасшедшая, я здорова.

— Конечно, здорова, просто спишь, а просыпаться пока рано. Надо успеть сделать очень важную вещь, — шепнул на правое ухо Хиляк.

— А чтобы ты поверила в сон, погляди вокруг, подивись моему любимому фокусу, — Красавчик изящно щелкнул пальцами.

Мрачный больничный парк застыл в кадре, окрасился в теплые тона сепии. Превратился в ретро фотографию.

Как вдруг на снимке появилась паутинка мелких трещин. Картинка начала ветшать на глазах, и стоило подуть ветру, разлетелась мириадами снежных хлопьев, закружившихся хороводом.

— Высунь язык, — шепнул левый ангел.

Оля послушалась (я схожу с ума?).

— Ну как?

— Снег сладкий… словно вата.

— Абракадабра!

Еще один щелчок. Мир вернулся. Заиграл негативом. Деревья вспыхнули серебром на фоне ониксового неба.

Оля, забыв о сахарных снежинках, восхищенно вздохнула, любуясь падающими, мерцающими лунным светом листьями, фосфоресцирующими бликами луж на бархате асфальтовой дорожки, перламутром газонной травы с вкраплениями черных капель дождя. Белоснежная ворона опустилась на сверкнувшую металлом ветку дуба, окликая приближающуюся стаю.

Красавец неохотно вернул парку естественный окрас.

— Полегчало? — участливо поинтересовался паренек в бейсболке и протянул бумажный платок, — вытри глаза. Можешь слушать?

Промокнув потекшие ресницы, стерев черные змейки со щек, Оля неуверенно кивнула.

«Если я сплю, то многое становится ясно. Не было странного разговора с травматологом, Антон никуда не пропадал, Вера Артуровна лежит в одиннадцатой палате и ждет посетителей, все в порядке. Точнее, все в относительном порядке».

— Так, стоп! — окрик Красавчика прервал ее мысли, — Хиляк, пора сказать ей правду. Если она не осознает всю серьезность ситуации, боюсь, все наши усилия пойдут насмарку.

Глянцевый сердцеед, развернулся к Ольге, цепко поймал ее взгляд, притянул к себе.

— Девочка, весь мир вокруг тебя фикция, мираж. Иллюзия, сотканная талантливыми руками фокусника. Моими! Ты действительно спишь, достаточно долго для того, чтобы вообразить новую жизнь. Я создавал мир вокруг, пользуясь твоими воспоминаниями о нем, для собственного развлечения добавив несколько контрольных объектов. Ты знакомилась с людьми, не предполагая, что они таковыми не являлись. Материализованные подобия, слепки, позволившие нам с Хиляком не умереть со скуки.

— Говори за себя! Прыгнувшая под колеса старушка меня не насмешила, — сделал замечание худенький паренек.

— Зато, тебя порадовал благородный поступок нашей подопечной, бросившейся ей на помощь. Ах, сотовой связи нет! Ах, ни одной попутной машины! Спасу сама, чем я не сестра спайдермену!

— Согласен. В остальном нареканий нет. Выстроенные декорации заслужили бурных оваций! Вызванные к жизни копии отлично вписались в сотканную реальность.

— Простите? — пискнула Оля, пытаясь совместить несовместимое, — что значит — копии? Умоляю, скажите мне правду! Где я сейчас?

— Пора, скажи ей. Твоя очередь, — сочувственно скривился Красавчик.

Хиляк выдержал торжественную паузу.

— Оля, мы украли твое сознание из реальности за пять минут до взрыва самолета, совершающего регулярный рейс Хитроу — Шереметьево 12 октября 2010 года.

В авиакатастрофе погибли двести человек, включая членов экипажа.

Твое тело опознано безутешными родителями, прах захоронен в семейном колумбарии на Даниловском кладбище 20 октября. Нравится тебе такая правда? Горсточка пепла, вот и все, что осталось от …, — паренек провел тонкими пальчиками по запястью, вызывая судороги.

Оля затрясла головой, отгоняя кошмар.

— Нет! Не может быть! Я живу, дышу…. Я могу чувствовать… Идите вы оба к черту, я не верю ни одному слову.

Подросток устало завел глаза. Ожидаемая реакция. Каждый раз со свежее усопшими возникает проблема с взаимопониманием.

— Будут тебе доказательства! — Смотри сюда! — открыл ноутбук, пробежавшись по клавишам, набрал в поисковике дату — 12.10.2010, — читай!

Мгновенно появившиеся ссылки на каналы чрезвычайных новостей не оставили ни единого шанса.

«Взрыв над Ла-Маншем», «Страшная статистика национального перевозчика», «Авиакатастрофа — спланированный теракт или человеческий фактор?»

— Не верю, — упрямо твердила Ольга.

Хилый терпеливо пояснял, не обращая на нее внимания.

— Твое сознание помнит все, вкус, запахи, ощущения, восстанавливает зрительные образы, осязательные реакции. Оно даже в состоянии реанимировать чувства. Влюбленность, ревность, обида, раскаяние… На самом деле — все вокруг — иллюзия. Точнее воссозданный в Безвременье слепок, летящее по бесконечной спирали подобие твоего мира. Зеркальное отражение воспоминаний о нем. Ты — центр крошечной одноименной Вселенной, воскрешенной с одной целью.

— С какой? — Оля отвлеклась от монотонного отрицания, — неужели я настолько важна, чтобы ради меня устраивать безумный перформанс? Творить личную Вселенную?

Красавчик самодовольно осклабился.

— Размечталась! Хотя мы с Хиляком любим и лелеем тебя, но не преминем обвинить в гордыне. Не ради тебя разыгрывается представление, и даже не из-за делегации «Христианского братства», погибшей в полном составе, не ради вице-президента и трех директоров Газпрома, летевших в бизнес классе. А ради одного единственного ребенка, оставленного без опеки и задохнувшегося от крошечной бусинки.

— Так его спасли! Антон спас девочку! — закричала Оля.

Оба ангела одновременно прикрыли ей рот ладонями.

— Молчи, дуреха! Не привлекай внимание. Нам, как и людям свойственно мечтать. Красавчик- оптимист и фантазер по натуре, придумал радостный финал. На самом деле, ребенок погиб. А через секунду раздался контрольный взрыв, уносящий улики. Как ни пафосно прозвучит, но человечеству подписан приговор. Нам, обычным хранителям, не ведомо провидение Высших. Как и почему, вопросы под запретом. То, что не входит в нашу компетенцию, не востребовано и не разъясняемо.

— Один ребенок способен уничтожить всех людей на земле? Хватит шутить!

— Оля, будь разумной! — Хиляк не на шутку разозлился, — я не потерплю более ни одной глупой и фамильярной реплики с твоей стороны! Каждая минута на счету! Способен не уничтожить, а спасти.

От ангела-подростка повеяло могильным холодом.

В то же мгновение женщина почувствовала леденящий страх, животный ужас, способный мгновенно пожрать ее сущность, останься она без его защиты.

— Прости… те.

— Не тебе судить Его промысел. Ребенок особенный. Но погиб от рук вечного врага. Его невольный посланник, пешка, проник на борт самолета, пронеся взрывчатку, которая детонировала спустя пять минут после набора высоты. Улик не осталось. Взрыв унес в небытие зло и добро, запустил в мир разрастающуюся подобно злокачественной опухоли пустоту — ничто, вирус, пожирающий сущее. Мир, который ты покинула, перестал быть прежним. Он обречен. Страшная эпидемия искусственно выведенной чумы, пришедшая из тропических лесов Камбоджи, инфицировала почти все население этой страны, носители доставили болезнь с крупнейшие города Тая и Поднебесной, оттуда через полгода, она распространится по всему миру. Инкубационной период Черной смерти две недели, отсутствие симптомов и бурное течение с почти стопроцентным летальным исходом убьет население Земли через год — два. Оставив несколько десятков калек.

— То есть этот ребенок — Спаситель? — Оля, сдерживая сарказм, не решилась произнести слово «очередной».

Ангелам было не до ее иронии. Красавчик в нетерпении толкнул Хиляка в бок.

— Она не осознает. Я перенесу нас на несколько минут.

Получив согласие, провел рукой перед лицом Ольги, стирая картинку реальности.

Они очутились в самом настоящем аду. Влажный раскаленный до сорока градусов воздух, наполнен невыносимым смрадом от горящих костров, вонью останков, гниющих и пожираемых насекомыми. Пропитан бесконечным страхом и отчаянием. Ни одного живого человека на улицах маленького городка, утонувших в мусорных завалах. Лишь бродячие собаки, остервенело рвут разлагающуюся падаль, разносят заразу все дальше. Апокалипсическая картина конца.

Сидящий слева хранитель, прикрыл ладонью нос, подавая пример остальным.

Пояснил, отвечая на отчаянный взгляд:

— Мы в пригороде Пойпета, в маленьком селении на границе с Тайландом. Смотри внимательно.

Из ворот ближайшего дома появляется скорбная процессия. Упакованные с головы до ног в средства химзащиты люди согнулись под тяжестью носилок, на которых в целлофановых мешках грудой навалены трупы.

Оля закрыла лицо руками, сжалась.

— Не могу это видеть…

— Люди умирают целыми семьями. Кто мог, уехал в крупные города к родственникам, многие в Пномпень — прочь из страны, оттуда зараза полетела в Бангкок и Бейцзин. На календаре ноябрь 2011. Вот будущее того мира, что ты оставила. И его уже не изменить. Уходим.

Задернув занавес, факир тяжело вздохнул.

— Не нравится слово «спаситель», скажу по-другому. Этот ребенок — последняя надежда.

— Именно так, — глухим голосом вторил ему паренек справа.

Женщина содрогнулась. Картина коптящейся на кострах преисподней застыла перед ее глазами. Стараясь избавиться от трупного зловония, она всей грудью вдохнула осеннюю прохладу больничного парка.

— В ее ДНК существует антиген. Остальные дети, имеющие редкое сочетание, были выслежены и насильственно лишены жизни.

— Кем?

Хлюпик скривился. Кивнул Красавчику — поясни.

— Помимо нас, альтруистов, существуют другие, которые ратуют за окончание неудачного эксперимента. Человек как вид не оправдал их амбициозных планов. Нет смысла посвящать тебя в наши распри, которым не видно конца.

— Почему из всех летевших роковым рейсом осталась только я? Неужели, … прошу прощения! Мне готовится роль спасителя… нашего Спасителя? Глупый каламбур, но иначе не скажешь.

— Не важно, как сказать, важен результат. Звучит исключительно патетично, но ты докопалась до истины. Нам дарован шанс, редкий, исключительный, переписать краткий эпизод предыстории, приведшей к трагическим последствиям. Появилась возможность вернуться к point of return и спасти ребенка.

— Простите, не поняла.

— К точке возврата!

— Но как? И почему я?

— Говори! Моя роль сыграна, — уступил ответ Красавчик.

Хиляк поднялся со скамейки, сел перед Ольгой на корточки, взял ее руки в свои птичьи лапки, заглянул в глаза.

— Тщательным образом были проверены натальные карты каждого летящего в самолете пассажира. Из двух найденных только одна, соприкоснулась с линиями виновного в злодеянии до того, как они совершили роковой поворот. Твоя судьба. Поэтому нам (кивнул на брата) доверили крошечный шанс.

— Я не понимаю, — произнесла Оля, не отводя взгляда от лазурных, переливающихся провалов, образовавшихся на лице Хиляка, — вы мои ангелы — хранители? Значит, вы существуете?

Красавчик прыснул в кулак.

— Вот тебе бабушка и Юрьев день! Мы перед ней битый час распинаемся…

— Постой, — паренек жестом остановил возмущенного брата.

— Олик, — обратился он к растерянной женщине, — у нас нет времени доказывать очевидное. Просто прими на веру наше присутствие. Мы есть с момента рождения, приближены после таинства крещения, от того дня до ее завершения ведем тебя по жизни. Один искушает, другой предостерегает. Так угодно думать людям. На самом деле наши функции необозримы и не подлежал исчислению. Как-то сейчас мы сможем вернуться в твое прошлое и стереть крошечное событие, повлекшее разрушительное эхо.

— Точно помечено. Эффект эхо, — подтвердил Красавчик, — приступай, брат!

Паренек, поймав испуганный взгляд Оли, выстроил прочный визуальный канал, сцепил кисти. Через скрещенные пальцы в тело женщин мягкими приятными волнами начало поступать тепло и уверенность в собственной безопасности.

— Смотри мне в глаза. Следуй за голубым светом в зрачках, погружайся в собственное «я». Важно найти человека, жизнь которого ты косвенным образом изменила, не заметив последствий, скользнула дальше. Нам позволено исправить ошибку до ее совершения. Сосредоточься, ныряй в меня и в свое подсознание одновременно. Вскрывай слой за слоем. Вспомни каждого, кого могла обидеть словом, поступком, жестом… Я почую след.

Закружившись в искрящемся водовороте, уносящем ее вглубь огромных глаз доброго ангела, Ольга отдалась воспоминаниям.

— Наталья, жена Антона. Я подло обманула ее, сказавшись беременной. Меня очень мучает чувство вины.

Красавчик тронул ее за плечо, отвлекая от ненужных воспоминаний.

— Это свежее прегрешение! Вернемся к искуплению чуть позже. Иди глубже!

Смахнув слезы, не отрывая глаз от сверкающих аквамаринов застывшего напротив хранителя, Оля продолжила.

— Отдалась похоти в объятиях друга, мечтая обрести покой.

И вновь искушающий ангел взял слово. Красавец смущенно кашлянул, пряча в ладонях скабрезную ухмылку.

— Проехали, милая! Оправдываться не стоит, счет уже выставлен. На этот раз мне, как нарушавшему правила.

Не вникнув в смысл услышанного, Оля продолжала:

— Осуждала Марину за скаредность и душевное блядство…

Теперь скривился Хиляк, спешно стирая с губ улыбку. С трудом удержал визуальный контакт.

— Глубже. О чем еще сожалеешь? Только не оплакивай раздавленных после дождя червяков, прихлопнутых тапкой тараканов и убитых мух.

Оля задумалась, вспоминая. Кого еще ненароком обидела?

— Ушла от родителей, не попрощавшись.

— Ты извинилась. Дальше!

— Нахамила директору, послав ее…

— Слышали. Заслужила.

— Переехала Веру Артуровну.

— Мимо! Это подстава.

— Бросала опостылевших мужчин без предупреждения.

— Не смертельно. Хотя, некоторые были достойны лучшего! Копай глубже!

— В институте списывала курсовые, завидовала отличникам, шпаргалила, пару раз подкупала преподавателей.

— Не существенно. Быстрее!

— На выпускном увела парня у одноклассницы всего на один вечер, целовалась с ним прилюдно, намеренно разбивая ее сердце.

— Не разбила. В прошлом голу она родила от него двойню.

— Фу…, — Оля перевела дыхание. Что еще?

Средняя школа. Здесь придраться не к чему. Она вела себя показательно бравно.

Не списывала, не грубила, не прогуливала уроки. Не ябедничала, участвовала в общественной жизни класса. Именно так — белая и пушистая с комсомольским значком на груди и горящим взором ….

Оля задумалась, натолкнувшись на давно забытый эпизод. Не столь существенный, а главное, характеризовавший пятиклассницу положительно.

— Стоп! — прозвучал в ее сознании голос доброго ангела. Словно хорошая ищейка он втянул ноздрями воздух, нахмурился. — С этого момента описывай события как можно точнее.

Память, словно старик-ключник, со скрипом приоткрыла дверь в одну из многочисленных комнат. Споткнувшись о порог, ударившись о притолоку и запоздало пригнувшись, Оля вошла внутрь. Огляделась, потирая ушибленный лоб. Тогда она была меньше ростом.

Пятый класс средней школы при советском Посольстве в Берлине. Первый день в новой школе, в чужой стране. Ужас, пробирающий до костей.

Витая лестница старинного здания, ведущая на верхние учебные этажи, украшена новогодними гирляндами и нарисованными от руки поздравительными плакатами. В холле в освященной софитами арке возвышается статуя вождя, призывающего всех и каждого следовать в известном ему направлении. Конторка всевидящего ока — школьного секретаря примостилась у главного входа. Высокие двустворчатые двери в постоянном движении, пропуская школьников младших и старших классов. Сквозняк гуляет по первому этажу заграничной школы, дурманит голову запахом жвачки, лопающимися пузырьками кока-колы и духом капиталистической свободы, что притаилась за Бранденбургскими воротами. Всего в двух шагах. За стеной.

Папу отправили по рабочему контракту в Восточный Берлин в декабре, когда в школе уже заканчивалась вторая четверть. Хуже ситуации для скромной затюканной отличницы не придумать.

Оля стоит перед дверью в новый класс и дрожит от страха. Директор школы, провожающий ее на урок, постучал в косяк, приоткрывает кабинет и подталкивает девочку вперед. Ну же! Трусишка жмурится от яркого света и первое время ничего не видит вокруг. Лишь ощущает на теле множество любопытных взглядов и слышит голос:

— Познакомьтесь с новой ученицей. Как тебя зовут?

Оля, опустив глаза в пол, невнятно шепчет свое имя.

— А меня — Елена Андреевна, я твоя учительница химии и классный руководитель.

Девочка безудержно краснеет и боится поднять голову, чем вызывает шушуканья и смех с задних парт.

— Дальше… — слышит она голос издалека, — вспомни первые знакомства.

Три первых дня с ней никто не разговаривал. Потом, спустя годы, она будет вспоминать это время как самое тяжелое в жизни. Девочки шептались и обходили ее стороной, хихикали, разглядывая старомодную школьную форму. К тому времени во многих школах Москвы ввели новую, но гимназия, где училась Оля Миро, придерживалась патриархальных устоев.

Коричневое платье, черный фартук, белый воротничок, икона застоя — именно так, по мнению местной мажорной публики, одевались совковые лохи, люди второго сорта, свеже понаехавшие.

«Да он или она тока с Союза» — означало, что перед тобой лузер педальный, бесплатная кукла для битья.

В школе при Посольстве царил либерализм во взглядах на школьную форму. Официально был разрешен темный низ, светлый верх, на самом деле, на модные эксперименты, а порой и откровенный эпатаж, учителя смотрели сквозь пальцы, не связывались.

За слишком короткой юбкой или яркой блузой недоросля стояли маститые родители.

Но одно дело вынести насмешки в классе, другое дело в школьной форме ехать через весь город. Родители Оли, отлученные от государственной кормушки, получили служебную квартиру в центре, а не в посольском квартале, поэтому каждое утро девочка спешила на остановку школьного автобуса, собиравшего учеников по всему Берлину.

Это сейчас с подачи японских манго-персонажей фартук и короткое платье с гольфами стали модным трендом, а в тот год, когда до падения стены оставались считанные дни, школьницу в миссионерском платьице под горло принимали за сектантку и обходили стороной.

Спустя три дня показательного бойкота до нее снизошла самая клёвая девочка класса. Тельникова Света, дочь торгового представителя, приезжающая каждый день в школу на машине отца из капиталистической части города.

— Садись ко мне, — предложила она, подойдя к Оле в буфете. Бедняга от неожиданности чуть не подавилась сухим бутербродом. Стряхнув крошки с школьного фартука, кивнула. Вот это удача!

Света было крута до кончиков ногтей. Американские джинсы, итальянские сумочки и туфельки, заколочки, шарфики, бижутерия от Пинк Леди. Милые канцелярские безделицы, люминесцентные наклейки, открытки с кинозвездами, брелоки с голографией, куколки в модных одежках. Ух!!

Только у Светы Тельниковой бал трехэтажный пенал с гелевыми ручками всех цветов радуги и душистые ластики. Именно она приносила в класс свежие выпуски журнала Браво с постерами рок музыкантов и за небольшие услуги распространяла их среди страждущих.

Услуги были разными. От невинного списывания контрольной до неожиданной просьбы — помочь с оформлением классной газеты.

Именно такую плату за плакат с группой Европа назначила она Оле.

Невинное на вид предложение обернулось скандалом и выволочкой перед всем классом.

— Ты хорошо рисуешь, подглядела в тетради! Я собираюсь написать статью о грязнулях и неряхах, от тебя требуется изобразить под ней Маринку Капенко. Сможешь?

Оля удивилась. Марина не отличалась неопрятностью, но плакат с шикарными музыкантами уже лежал на парте и манил глянцем. Нарисуй — и забирай!

И действительно, кто такая Капенко? Она мне не подруга, а вот Света — да.

— Сделай ее потолще и с большими прыщами на лице! Недалеко от правды.

Оля постаралась от души, изобразив настоящее чудовище. А Светик не преминула извалять вражину в фельетонной грязи.

Глупая новенькая понятия не имела, что за кошка пробежала между двумя девочкам. Отцы их занимали высокие посты, один глава торгпредства, другой главный корреспондент Известий, обе семьи жили в одном доме. Матери дружили, ходили друг другу в гости, менялись рецептами.

Стенгазета произвела фурор, класс валялся на каждой перемене, зачитывая вслух острые четверостишья. Тыкая пальцами в картинки, восхищенно ухали — Вот это да! А новенькая — талант!

Оля ликовала. Наконец-то ее приняли в элиту. С ней будут дружить все крутые ребята и девчонки. Все, кроме Марины Капенко, но один в поле не воин.

Радость негодниц была недолгой. Продлилась до урока химии. Стоило Елене Андреевне окинуть взглядом творение, она сорвала его со стены и вместо разбора кислотных соединений устроила перед всем классом допрос с пристрастием.

Редактором газеты была Тельникова и она не отрицала своего участия в травле. Хуже пришлось Оле Миро, которая перед лицом всех одноклассников признавалась в грехах.

Точнее была вынуждена это сделать.

Сначала, по-партизански выгораживала Светку, брала всю вину на себя, мол — моя идея придумать гнусный образ Марине.

Но Елена Андреевна была мудрым педагогом, она приперла обманщицу к стенке и заставила сознаться.

— Ты знаешь Марину от силы неделю, поэтому воспылать ненавистью не успела. Кто подговорил? Признайся честно, как комсомолка.

Ого, учительница знала, как давить на совесть. Приехавшая из идейного Союза девочка поддалась на призыв, не смогла долго кривить душой.

Тельникова стояла рядом и молчала как рыба. Ее умышленному смущению не было предела.

Под унизительный свист и хлопанье учебниками по партам, Оля, положив руку на комсомольский значок, созналась в ее подстрекательстве.

Не выдержав позора, Света выскочила из класса, громко хлопнув дверью.

Казус в том, что Оля станет задушевной подругой пострадавшей Марине Капенко. И продлится их дружба вплоть до возвращения семьи Миро в Москву. Но это случится только через год. А сейчас…

— А сейчас все стало на свои места, — раздался в голове голос Хлюпика, — Елена Андреевна Сомова, преподаватель химии, заслуженный учитель, разведенная, член партии, характеристика положительная. Тогда ей было 45 лет. В это году исполнилось бы семьдесят пять.

— Исполнилось бы?

— Среди зарегистрировавшихся пассажиров на рейс в Хитроу была Сомова Елена, летевшая из Лондона после визита к дочери. Посещение родных с целью заочного прощания.

Пожилая женщина смертельно больна, не операбельна, но просить средства на содержание в хосписе не в ее правилах…

— Вспомнила! — Оля, порвав визуальный луч, попыталась встать. Собеседники не дали, насильно усадив рядом.

— Это была она, та старушка с чемоданом Луи Вуиттон, которую я чуть не сбила с ног. Столкнулась с ней на бегу. Я еще думала, кого она мне напоминает… Учительницу русского и литературы — ан, нет — моего преподавателя химии.

— Именно так, Олечка, химия была ее коньком. Женщина помимо педагогической деятельности вела научные исследования. У каждого свое хобби, кто разводит попугаев, скрещивает хомячков, а кто изобретает новые органические вещества, способные отправить на небеса две сотни невинных душ и еще одну, почерневшую от злобы и медленно умирающую. И все не ради компании, а ради идеи!

Оля не могла поверить.

— Чтобы Елена Андреевна пошла на чудовищное преступление? Порядочный, кристальной честности человек. За тот год, что она проработала в школе, снискала славу высококвалифицированного преподавателя, обрела уважение коллег и заслуженный авторитет среди учеников средних и старших классов.

— Словно характеристику с листа зачитываешь. Вам именно так ее и живописали остальные члены педсостава. Так оно и было на самом деле. Но никто из учеников не задал себе вопроса, почему хорошего преподавателя отправляют на Родину задолго до окончания контракта. Почему ей срочным образом искали замену, а уроки химии заменили естествознанием? И только одна девочка в вашем классе знала и тихонько радовалась.

Папа Светы Тельниковой, глава Торгпредства не простил классному руководителю прилюдной выволочки своего единственного чадо. Помимо классного собрания Елена Андреевна посмела вызвать высокого чиновника на ковер и провести дополнительную «работу над ошибками» тет-а-тет.

Расставшись друзьями (дипломат старательно улыбался и тепло жал руку), уверившись в справедливость приложенных мер, учительница не догадывалась, что заимела смертельного врага, способного уничтожить не только ее карьеру, но и пустить под откос жизнь.

Чем он и занялся на досуге.

Спустя день в комитет госбезопасности при Посольстве пошла депеша, что учительница химии во время утренних пробежек странным образом изменила маршрут. Каждое утро, в одно и тоже время, а именно в 7.30 утра, по свидетельству очевидцев ее видят у Посольства Соединенных Штатов. Фотографии приложены.

Слежка шла положенный предписанием месяц, досье на предателя родины пухло. И, наконец, бомба взорвалась.

Директор школы не взял грех на душу, не стал увольнять по статье честного сотрудника, чем заслужил порицание в личном деле и заморозку карьеры. Он попросил Елену Андреевну уйти по собственному желанию. Дальше, хуже. Педагогический коллектив в основной своей массе не блистал порядочностью, каждый спал и видел продолжения ангажемента. Возвращать на голодную и раздетую до трусов родину хотелось лишь идейным единицам. Елену Андреевну на торжественном собрании исключили из партии и заклеймили позором. В двадцать четыре часа она была отправлена в Союз. Бедная женщина не понимала, что происходит, она боролась до последнего, отстаивая свою правоту. Несколько коллег стояли на ее стороне, но боялись выступить в защиту. Маховик заработал на полную мощь. Никто не желал сражаться с системой. Только безумный идальго Ламанчский, учительница химии, билась с чудовищными наветами в одиночку. И проиграла.

На Родине она мытарствовала несколько лет. Ни одна школа после разгромной характеристики не брала ее на работу. После путча бывшие «грехи» забылись, системные ферзи увлеклись спасением собственных кресел. Дочь Сомовой, умная, талантливая девочка окончила педфак. Чудесным образом, в результате недосмотра вырвалась на практику в Кембридж. Познакомилась с англичанином, вышла замуж, родила. В прошлом году — второго. Поддерживала мать материально все эти годы. Елена Андреевна жила на две страны. В России прозябала, в Британии вела курсы цветоводства, пропагандируя супер удобрения, изобретенные собственными руками. И так до прошлого года, как узнала о страшном диагнозе. Вот и все, Олечка.

— Но она не была сумасшедшей? Почему тогда решила взорвать самолет?

Добрый ангел тяжело вздохнул.

— Ошибаешься, она была тяжело больна не только физически. Ее душа сгнила от ненависти. Мир сузился до восприятия лишь одного единственного человека, поныне здравствующего. Точнее ранее здравствовавшего. Потому что одним из директоров Газпрома, возвращающимся с конференции по Северному потоку был никто иной, как Владислав Тимофеевич Тельников, человек, с подачи дочери загубившей ее жизнь.

Она выследила его и привела в действие адскую машину. До остальных невинных и тем более до ребенка с исключительным генным кодом ей дело не было.

Несколько мгновений царило молчание. В ушах, словно набегающий на галечный берег морской прибой, шумела кровь.

Ангелы сидели по обе стороны и ждали.

— И что теперь делать? Разве можно исправить ошибку, совершенную в далеком прошлом? — пролепетала Ольга.

— Можно, — ответили хором, — если скажешь, какую именно. Главное сейчас не споткнись. Назови ее.

Оля ненадолго задумалась. Причинно-следственные связи высветились на редкость ясно.

— Надо плясать от печки. На первый взгляд, кажется, все началось с согласия поучаствовать в оформлении стенгазеты. На самом деле еще раньше. Думаю, в тот момент, когда Света захапала мою душу, предлагая пересесть за другую парту. А я радовалась, что звезда класса снизошла до невзрачного пришельца из-за железного занавеса.

Хлюпик облегченно выдохнул и протянул куриную лапку Красавчику.

— Дай краба, брат! Я же говорил, наша девочка — умка!

Потом повернулся к Оле и обнял ее.

— Пять баллов. Ты правильно определила точку возврата. Остальное моя забота. Господа, рассаживайтесь удобнее в первом ряду, наслаждайтесь просмотром, только не забудьте соблюдать чистоту и не сорить попкорном.

Среди бела дня наступила ночь. Рука Красавчика убавила солнечный свет. Парк бесследно исчез, превратился в сумрачный кинозал. Вспыхнул луч кинопроектора, замелькали кадры черно-белой шосткинской пленки, местами царапанной и засвеченной.

…Ретро фильм о буднях школьного буфета. На первом плане высокий круглый столик. За ним в обнимку с бутербродом и бутылкой Пепси стоит худенькая угловатая девочка в старой школьной форме. Она сторонится других, забилась в угол. Перемена в самом разгаре. За стойку к пирогидрольной буфетчице выстраивается вереница подростков. Некоторые пихаются, стараются влезть без очереди. Особенной прытью отличается хлюпкий коротышка, тоненький как спичка, но юркий малец. Расстаравшись, он выталкивает крупную девочку из очереди, она поскальзывается на пролитом им компоте и всем грузным телом наваливается на новенькую, жующую у стенки бутерброд.

— Ой, извини, пожалуйста, — тушуется полная девочка.

И через мгновение добавляет:

— Меня Марина зовут. Я смотрю, ты все одна да одна ходишь. Айда с нами.

Лицо новенькой освещает улыбка.

— А меня Оля. А куда с вами?

— Следующий урок отменили, забыла? Так мы во двор бежим. В резинку играть. Идешь?

— Конечно…

Треск проектора. Несколько засвеченных кадров, перечеркнутых накрест.

Последний эпизод.

Прошло два года. Окончание седьмого класса. Общий снимок. Повзрослевшие дети, стараясь влезть в кадр, устроили настоящую пирамиду.

Долговязые мальчики улеглись на пол, за их спинами сидят и стоят на стульях нарядные девочки. Посередине, в окружении прильнувших к ней любимых учениц, Олечки Миро и Марины Капенко, Елена Андреевна Сомова, счастливо улыбающаяся.

Все… Хеппи энд?

Вспыхнул дневной свет. Кинозал исчез, вновь зашумел елями больничный парк. Пахнуло опавшими листьями, мокрой травой, грибами.

Неблагоприятный метеопрогноз начал сбывался. Заморосило. Всполошившиеся бабушки, ловко переставляя впереди себя ходунки, быстро потянулись к входу. Старички не отставали от боевых подруг. Постепенно территория опустела. Редкие посетители, прикрывшись зонтами, бежали по почерневшим от влаги дорожкам.

Крыша бойлерной защищала сидящих под ней от начавшего дождя. Поджав ноги, Оля уютно устроилась между своими хранителями.

— Позвольте вопрос, — обратилась Оля сразу к обоим.

— Задавай. Дело сделано. Можно и поговорить, — ответили хором.

— Теперь все будет хорошо? Самолет долетит в целости и сохранности?

— Вероятность того увеличилась до 99 процентов. Но есть самоорганизующиеся вариации, не зависящие от людских намерений. Будем надеяться на их отсутствие, — Хлюпик отодвинул рукав толстовки, следя за часовой стрелкой.

Оля не успокаивалась.

— А что будет со мной?

— Ты проснешься, — правый ангел придвинулся ближе, взял ее под руку.

— А почему вам сразу не изменить мое прошлое? Зачем создали целый мир вокруг, населили его знакомыми … и не очень людьми. Придумали старушку, Римму, женщину — насекомое, дали влюбиться в Антона… А сегодня одним махом лишили меня всего. Наигрались?

Красавчик не выдержал и нарушил обещание сидеть в сторонке и чесать репу.

— Тебе не понять! Нам не каждый день выпадает право занять дирижерский пульт. Исключительный случай, позволивший перехватить палочку и занять кресло главрежа.

Я режиссировал, Хлюпик ассистировал. Один творил, другой по привычке вставлял палки в колеса. Один создавал видео — аудио эффекты, другой по доброте душевной подсаживал в них маяки — подсказки. Оставлял зацепки.

— Подсказки? Зачем?

— Хилый проявил инициативу и материализовал за моей спиной готов, запросивших замок с привидением. Но ты не попалась на уловку. Потом придумал кафе из девяностых, раффаэло, спуманте, добавил ностальгию по Сан Ремо. Подсунул медный пятачок в метро…. Поднял из руин кафе Север… Все мимо.

— Ты залипла в межвременье, потеряв хроникальную память. События, происходившие с тобой в юности, адекватно воспринимались в современном мире, — пояснял добрый ангел.

— А если бы я попалась на маячок, поняла, что мир не тот?

— Оленька, это он от зависти так поступал, — Красавчик хищно оскалился, — И даже ангелы не любят друг друга — и в полёте крылья рвут, как сказала известная поэтесса. Ведь не его усадили в кресло режиссера, а меня, — горделиво расправил грудь, — да и какой их него творец? Что он может? Только дырки латать, да соломку стелить? А я красивый, эффектный, мне позволено спать с женщинами и вводить их в грех. Он же обязан подавать носовые платки и подставлять плечо!

Искуситель разошелся не на шутку. Хиляк справа напрягся, отодвинулся от Оли, готовясь дать сдачу.

— Простите, перед тем как вы вцепитесь друг в друга, позвольте задать еще один вопрос.

Напряжение в обоих углах ринга слегка спало.

Оля повернулась к раскрасневшемуся в пылу спора мачо.

— Скажи, Антон существует? Или ты создал идеал, собирательный образ?

— Ну не такой уж он и идеал! Спал с двумя женщинами сразу. Обманывал каждую по очереди. Да, он увлекся тобой, начал строить планы, говорить в будущем времени, а на самом деле продолжал любить жену. Тосковал по ней, ждал возвращения. Стоило ему узнать о будущем ребенке, ваши отношения потерпели бы фиаско…

— Значит, люди вокруг меня были настоящие?

Красавец многозначительно пожевал губами.

— Открою по дружбе секрет. Все люди вокруг отчасти реальны, это заимствованные слепки с живых людей, оставшихся в твоем мире. Мое мастерство иллюзиониста распространяется только на неодушевленную материю. В душе я непризнанный архитектор, зодчий-самоучка, мечтавший воздвигать целые города, а населять их — уже не моя прерогатива. С удовольствием участвую в процессе увеличения людской численности, но на второстепенных ролях — провокатора и советчика. Поэтому, где-то в «твоих» Химках бродит по улицам с протянутой рукой Вера Артуровна. Римма торгует недвижимостью. Пал Михалыч Куприянов вправляет очередной вывих. А бывший доктор Ковалев пьет горькую. Они реальны там, здесь присутствовали их копии.

— А жена Антона действительно погибла? — выдохнула Оля вопрос, мучавший ее долгое время, и замерла в ожидании ответа.

Красавец окинул женщину мрачным взглядом и не сказал ни слова. Догадавшись, Оля схватилась за сердце.

Поднявшийся со скамьи Хлюпик многозначительно посмотрел на брата, перевел глаза на часы (что то ты разоткровенничался). Встав напротив Ольги, скинул бейсболку и отвесил низкий театральный поклон.

— Гастроли заезжей клоунской труппы объявляю закрытыми. Аплодисментов не надо! Цветы отнесите в машину.

Паренек похлопал по карманам толстовки, достал упаковку бумажных платков, протянул Оле.

— Держи, пригодятся!

Не принимая во внимание удивленный взгляд единственной зрительницы, почтительно расшаркался, запутавшись в клоунских джинсах, и вдруг громко, с раскатом хлопнул в костлявые ладошки.

— Маэстро, занавес!

В следующий миг разверзлись прохудившиеся небеса, больничный парк накрыл по истине библейский потоп, начисто смывающий песочный город, каждого жителя и весь идеально воссозданный мир. Стихия безжалостно погасила солнечный свет, стерла осенние краски, унесла с бурлящим потоком в небытие любое воспоминание о пережитом.

До слуха возвращающейся в сон Ольги донесся восторженный вопль Красавчика.

— Я мечтал об этом с начала рискованной авантюры! Ниагарский водопад мне в руки!