Дух дара

щают друг друга; даже когда, в наиболее развитых обществах — с развитым законом «гостеприимства» закон дружбы и союзничества с богами дает гарантию «мира» на «рынке» и между городами; в течение очень долгого времени в значительном количестве обществ люди вступают в контакт друг с другом, находясь в своеобразном состоянии духа, характеризующемся повышенным страхом и враждебностью и настолько же повышенной щедростью, что, однако, не выглядит безумием ни для кого, кроме нас (там же, р. 277).

Итак, люди «договариваются» {traiter) — удачное слово, его двойной смысл (и «мир» и «обмен») точно и лаконично передает значение примитивного контракта (договора):

Во всех обществах, непосредственно предшествовавших нашему и окружающих нас по сей день, даже во многих установках распространенной у нас морали не существует третьего пути: либо глобальное доверие, либо глобальное недоверие. Человек складывает оружия, ОТ" меняет магию и предоставляет все от случайного гостеприимства вплоть до собственных ДО" черей и имущества. Именно при подобных обстоятельствах люди отбросили свой эгоизм и приобрели навык давать и возвращать. Но ведь у них не было выбора. Две встретившиеся группы людей могут лишь разойтись в разные стороны (а в случае недоверия или открытого неприятия сражаться) — либо прийти к согласию (там же).

К концу очерка Мосс оставляет далеко позади мистические леса Полинезии. Темные силы хау забыты ради иного объяснения реципрокности, подобающего более общей теории и противоположного всему таинственному и частному. Это разум. Дар — это Разум. Это триумфальная победа человеческого рассудка над безрассудством войны:

Именно благодаря противостоянию разума эмоциям, формированию воли к миру в противовес подобным опрометчивым безрассудствам людям удалось установить согласие, идкл дара и торговли взамен войны, изоляции и застоя (там же, р. 278).

Я подчеркиваю здесь не только «разум», но также и «изоляцию» и «застой». Формируя общество, дар явился и освобождением культуры. Иначе сегментарное общество, постоянно колеблясь между конфронтацией и дисперсией, обречено оставаться грубым и статичным. Но дар несет в себе прогресс. Это — его главное достоинство, и Мосс заканчивает патетически:

Показателем прогресса общества служит то, насколько оно само, подгруппы и индивиды, И) которых оно состоит, сумели стабилизировать отношения, научились давать, получ»ть и 101-мещать. В целях торговли необходимо было прежде всего сложить копья. Только тогд! можно преуспеть в обмене товаром и людьми, как между кланами, так и между племенами, наци­ями и, в первую очередь, между индивидами. Только после этого становится возможный совместное созидание и удовлетворение своих интересов и, наконец, самозащита 6ei обра* щения к оружию. Именно таким образом кланы, племена и народы научились — и именно так ивтра в нашем обществе, которое называют цивилизованным, классы, нации и ИНДИВИДЫ должны будут научиться — противостоять, не истребляя друг друга, и отдавать, не Принося себя друг другу в жертву (там же, pp. 278-279).

Экономика каменного века

«Неудобство» естественного состояния, о котором говорит Гоббс, заключалось, ехидным образом, в недостатке прогресса. И общество так же оказывалось приговорено к застою. В этом Гоббс гениально предвосхитил будущие открытия этнологии. Без Г осударства (содружества), заявляет он. При недостатке специальных институтов интеграции и управления культура неизбежно остается примитивной и неразвитой, подобно гому, как (что известно из биологии) живой организм до появления центральной нервной системы остается сравнительно недифференцированным. В некоторой степени Гоббс даже опередил современную этнологию, которая до сих пор бессознательно, без серьезных попыток обосновать свою позицию довольствуется положением о великом эволюционном разрыве между «примитивным» и «цивилизованным», и постулируя его, мимоходом упоминает как грубую, грязную и неполную карикатуру знаменитый фрагмент из Г оббса, где обосновывается адекватность критерия. Гоббс по крайней мере дает функциональное обоснование эволюционным различиям и показывает, что качест-нснные изменения сказываются на изменении количества:

Неудобства подобной warre. Что бы, таким образом, ни последовало за периодом Warre, когда каждый является Врагом для каждого, те же последствия влекут за собой времена, когда люди обеспечивают себе безопасность только с помощью силы и своей изобретательности. В таких условиях не остается места трудолюбию, так как продукт его сомнителен. Следовательно, нет Земледелия, нет Навигации, не существует Морской торговли, нет Строительства удобных помещений, отсутствуют Средства передвижения и перемещения предметов, перемещение которых требует большой силы, нет Знаний о поверхности Земли, нет Летоисчисления, нет Искусства, нет Письменности, нет Общества. И, что хуже всего, перманентны страх и опасность насильственной гибели. И существование человека одиноко, бедно, беспросветно, грубо и кратко (часть 1, гл. 13).

Однако проследим сходство с Моссом: человек ищет путей избавления от нищеты и уязвимости по причинам, согласно Гоббсу, скорее эмоциональным, но целиком средствами разума. Находясь под угрозой материальной депривации, подгоняемые страхом насильственной смерти, люди обращаются к разуму, который «предлагает некий приемлемый Кодекс Мира, под действием которого люди могут прийти к согласию». Вот, таким образом, знаменитые Естественные Законы Гоббса, призывающие к благоразумию ц интересах безопасности, первый и самый фундаментальный из которых состоит в «по-исне мира и его поддержании».

И так как ситуация Человека (как заявлялось в предыдущей главе) есть ситуация войны (Warre) каждого с каждым, и в этом случае каждым руководит его собственный Разум, и нет ничего, что бы он стал использовать, если это не принесет гарантированной пользы в защите его жизни от врагов; из этого следует, что в подобной ситуации каждый человек обладает Правом на все, даже на жизнь другого. И, таким образом, до тех пор, пока продолжает дейст- новать это естественное Право каждого на все, ни для кого (насколько бы он ни был мудр и силен) не может быть речи о безопасности и о шансах прожить то время, которое Природа ему отводит. И отсюда следует правило, или основной закон Разума, гласящий, что Каждый склонен стремиться к миру, покуда он надеется его обрести, но когда он не может его обрести, тогда он будет искать и использовать все выгоды и преимущества войны (warre).

Дух дара

Первая часть данного Правила содержит первый и Фундаментальный закон Природы, состоящий в стремлении к Миру и его поддержании (часть 1, гл. 14).

Сказать, что Гоббс предугадал даже идею дара как миротворческой силы, было бы слишком смело. Но за первым законом природы следуют восемнадцать других. Все они в конечном счете сформулированы так, чтобы выявить высокое предназначение человека стремиться к миру; и, в частности, со второго по пятый они основаны на том Ж* принципе примирения, который имеет дар просто в качестве наиболее яркой формы своего проявления. Можно также сказать, что они основаны на принципе реципрокно-сти. Итак, по своей структуре ход его рассуждений тождествен ходу рассуждений Мое-са. По крайней мере, до этого момента Гоббс видит путь преодоления Warre не в поб«Дф кого-то одного и не в подчинении всех, но а совместном отказе от войны. (Здесь ОЧв видно значение, придаваемое этике — Мосс надлежащим образом подчеркнул бы St4 на данном этапе идеи Гоббса и с теоретической точки зрения также противостоят кулв ^ власти и сильной организации, которым отмечен более поздний эволюционип и к которому Гоббс присовокупил свой вклад в последующих рассуждениях.

- л

Можно углубить аналогию с реципрокностью, сопоставив обмен дарами со вторЫИ законом природы Гоббса («Чтобы человек захотел, когда другие этого тоже хотят, ради мира, ради самозащиты, осознав необходимость этого, отказаться от права на все вокруг и довольствоваться той свободой в обращении с другим, какую он допускает в обр1* щении с собой»), и с третьим («Людям следует выполнять принятые ими соглашения!»), и, наконец, с пятым («Каждый должен прилагать все усилия, чтобы приспособиться к окружающим»). Но среди всех этих замечательных наставлений четвертый закон НвИ-&ШсЪ' тесно связан с даром:

Четвертый закон природы, благодарность. Как Справедливость определяется ПредшесТ1у-ющим Соглашением, так и благодарность определяется Предшествующей Милостью, ИНЫМИ словами. Предшествующим Добровольным даром — и это есть четвертый закон природы, КО-горый может быть сформулирован следующим образом: Человек, получающий выгоду от милости, сделанной другим, стремится к тому, чтобы сделавший эту милость не имел обосно' ванных причин сожалеть о проявленным расположении. Ведь никто не отдает без намерения получить с помощью этого определенное Благо для себя, потому что Подарок — дело Добровольное, а для всех Добровольных Актов Мотивом является собственное Благо; если же человек видит, что эти мотивы не |л.,лизуются, развития благожелательности и доверия не будет, а следовательно не будет вз 'мопомощи, не будет примирения между людьми, и, таким образом, они обречены оставаться в ситуации войны, что противоречит первому и Фундамен-гальному Закону Природы, предписывающему человеку поиск мира (часть 1, гл. 15).

Мы видим близкое соответствие между идеями двух философов, включая если НС д<>р в строгом смысле слова, то по крайней мере сходную оценку реципрокности как примитивного способа сохранения мира, а также (что у Гоббса более явно прослвжнч вается, чем у Мосса) общее уважение к рациональному предпринимательству. боли того, их взгляды сближает и негативный аспект: ни Гоббс, ни Мосс не могли поверит»' в достаточность одного разума. Оба мыслителя. Г оббс более эксплицитно, допуск—tf,

Экономика каменного века

что одного разума, противостоящего силе устоявшегося соперничества, недостаточно, чтобы гарантировать договоренность. Потому что, как говорит Гоббс, если даже естественные законы рациональны сами по себе, они противоречат нашим естественным страстям, и от людей нельзя с уверенностью ждать следования им, если только их не принудили к этому в общем порядке. Вместе с этим, чтить эти законы, не обладая уверенностью в том, что это будут делать остальные, неразумно; в этом случае хороший становится добычей, а сильный — высокомерным. Люди не пчелы, говорит далее Гоббс. Людей постоянно влечет к состязанию за честь и звание (достоинство), отсутствие которых порождает ненависть, зависть и, в конечном счете, войну. И «соглаше­ния без меча — это лишь слова, и вовсе не имеют силы, чтобы обезопасить человека». Гоббс последовательно приходит к следующему парадоксу: естественные законы не могут успешно действовать без спланированной организации, без государства. Природный закон устанавливается только искусственной Властью, и право на Разум предоставляется только Авторитету.

Я еще раз подчеркиваю политический характер этого утверждения Гоббса. Государство кладет конец естественному состоянию, но не природе человека. Люди соглашаются отказаться от права на применение силы (исключая цели самозащиты) и отдают всю свою силу в распоряжение правителя, который представляет их личность и спасает их жизни. Данное воззрение Гоббса на государственную формацию опять же звучит очень современно. Какое более фундаментальное осмысление государства было с тех пор сделано, чем то, что это специализация генерализованного примитивного порядка: со структурной точки зрения — отделение от общества и выход на волю публичной власти; с функциональной — особая привилегия этой власти использовать принуждающую силу (монополия на распоряжение силой)?

Единственный способ создать такую Общественную власть, способную защитить народ от вторжения Иноземцев и от причинения ущерба друг другу, тем самым обезопасив его и обусловив возможность прокормить себя, обеспечить нормальный уровень жизни с помощью собственного труда и использования Природных ресурсов, — передача всей его силы и власти в руки одному Человеку, или же Группе людей, которая могла бы большинством голосов свести их Воли к единой Воле, что означает поручение Человеку или Группе людей представлять их Личность; и каждый должен доверить этому человеку или группе людей, представляющих его личность, делать все нужное самому или заставлять других делать все нужное для сохранения мира и всеобщей безопасности и нести ответственность за это. И каждый должен подчинять свою собственную волю воле представителя его Личности и свои собственные суждения — его суждениям (часть 2, гл. 17).

Однако и у Мосса предполагаемый выход из состояния Warre имеет достоинство исторического построения: он корректирует упрощенный путь прогресса от хаоса к государству, от дикости к цивилизации, представленный в классической теории общественного договора." Мосс показал наличие в примитивном мире целой совокупности

" В частности, неспособность Гоббса понять примитивное общество как таковое проявляется в том,

что он отождествляет его, т. е. патриархальное вождество, с государством (содружеством наций).

Это с достаточной ясностью прослеживается в отрывках из «Левиафана», посвященных государству 1 Г С

и накоплению, но еще определеннее — в соответствующих разделах «Элементов права» и «De cive». | Ц Ц

Дух дара

промежуточных форм, не только характеризующихся стабильностью, но и тех, которые не покупают порядок ценой принуждения. Все же Мосс тоже не был уверен, что движе-ние определяется одним лишь разумом. Или, возможно, было даже наоборот: он уже в задний след — бросив последний взгляд на миротворческую роль дара — увидел в нем признаки изначальной мудрости. Ведь рациональность дара противоречит всему, сказанному им выше о сущности хау. Парадокс Г оббса заключался в обнаружении природного (разума) в искусственном; для Мосса же разум принял формы иррационально­го. Обмен являет собой триумф разума, но подарок, обнаруживающий недостаток ВОП-лощенного духа дающего (хау). — остается без возмещения.

Еще несколько слов о судьбе «Дара». Со времени Мосса, и отчасти в силу сближения с современной экономикой, антропология стала более последовательно придержи ваться рационального подхода к изучению обмена. Реципрокность представляет собой договор в чистом виде и в основном светского характера, вызываемый к жизни, вероя! но, комплексом мотивов, не последним из которых является тщательно просчиПНИМ личная выгода. Мосс в этом отношении гораздо ближе к Марксу в первой главе его «К4Ь питала»: можно сказать, не вкладывая в это никакого пренебрежения, — более •НЯЛ мистичен. Одна кварта зерна обменивается на Х центнеров железа. Что делает их МГЫ-иалентными при такой очевидной разнице? Для Маркса вопрос заключается именно н том, что в этих вещах является уравнивающим, а не в том, что заставляет стороны совершать обмен. Сходным вопросом задается Мосс: «Какой силой, делающей выгодным реципрокный обмен, обладает данная вещь?» И получает тот же ответ, исходящий И1 «внутренней» сущности: если у него это хау, то у Маркса — общественно необходимее рабочее время. Пожалуй, «анимистичность» — явно неверная характеристика заключенной здесь мысли. Мосс, так же как и Маркс, концентрируется единственно на аитрО" поморфных качествах обмениваемых вещей, а не на (вещеподобных?) качествах людей* Кдждый из них видит у истоков рассматриваемых взаимодействий соответственно определенную форму и стадию отчуждения: магическое отчуждение дарящего в перм-Ьыгной

реципрокности и отчуждение общественного труда людей в товарном прои)' нодстве (ср. GodeHer, 1966, р. 143). Следовательно, они делят между собой фундамеН* мльную заслугу, которой лишена собственно «Экономическая антропология»: ОНИ рассматривают обмен как таковой в качестве категории исторической, а не естественной, исходящей от некой вечной сущности человечества.

Мосс говорит: во взаимных предоставлениях (prestations) между кланами ВС1ЦИ ц некотором смысле взаимодействуют как люди, а люди — как вещи. Звучит более ЧОМ иррационально, и незначительным преувеличением будет сказать, что это близко к клиническому определению невроза: личности воспринимаются как предметы, люди CM(h

Тек, к последнем мы читаем: «отец со своими сыновьями и слугами, превратившимися в граждш-(.ких лиц посредством его отцовской юрисдикции, называются семьей. И эта семья, если путем про-умножения детей и адопции слуг она увеличивает число членов настолько, что, не снимая со счето! некоторое количество смертей вследствие войны, оно не может быть снижено, будет расцеиигться кж наследственное королевство. Оно, хотя и отличается по происхождению и способу С01Д1НИЯ 01 институироианной монархии, которой добиваются силой, обладает теми же возможностями И Лалогичными правами власти, и поэтому об этом нет необходимости говорить отдельно» («Englllh Work»» [Moltiworth, ed.), 1839, vol. 2, pp. 121-122).

Экономика каменного века

шивают самих себя с внешним миром. Но даже помимо стремления утвердить принцип рациональности обмена, инстинктивную неприязнь, которую, похоже, испытывает большая часть представителей англо­американской антропологии, к этой моссовской формуле, можно связать с имплицитно, как кажется, в ней содержащейся коммерциализацией личности.

Ничего не может быть более далеким от истинного понимания этой общей идеи Мосса — идеи предоставления (prestation), — первоначальные англосаксонские и французские отзывы о ней. Именно Мосс открыто осуждал за негуманность современное абстрактное разделение на реальный и личный закон, призывая вернуться к древним отношениям между людьми и вещами, в то время как англосаксы могли лишь прославлять предков за то, что те окончательно освободили человека от унизительного смешения с материальными предметами. И, в первую очередь, освободили женщину. Ведь когда Леви-Строс перефразировал на своем французском языке «total prestation» в grand system* брачного обмена, на удивление большое число британских и американских этнологов дружно отшатнулось от этой идеи, отказываясь, со своей стороны, «расценивать женщину как товар».

Не желая делать окончательных заключений, по крайней мере в данном контексте, я все же задаюсь вопросом, не имела ли эта англо-американская реакция недоверия эт-ноцентрический характер. Видимо, она исходит из представления, что разграничение между сферой экономики, которая имеет дело с приобретениями и тратами, и при этом не вполне хорошего свойства, с одной стороны, и общественной сферой моральных отношений, с другой, существовало всегда. Ведь если заранее решить, что мир в целом дифференцирован так, как дифференцирован наш, в частности, — экономические отношения — это одно, а социальные (родственные) — другое, тогда, действительно, говорить об обмене женщинами между группами — значит безнравственно распространять сферу бизнеса на сферу брака и клеветать на всех, вовлеченных во взаимодействие. Итак, при подобном подходе забывают о великом уроке, который «total prestation» преподало и исследованиям по примитивной экономике, и исследованиям брачных отношений.

Примитивный строй генерализован. В нем не проявляется четкого разделения на социальное и экономическое. Что же касается брака, то дело не в том, что коммерческие операции применяются к общественным отношениям, а в том, что эти сферы не были первоначально совершенно отделены друг от друга. Здесь следует рассуждать так же, как мы это делаем применительно к классификационному родству: дело не в том, что термин «отец» «распространяется» на отцовского брата (формулировка, исподтишка протаскивающая идею приоритета нуклеарной семьи), а в том, что перед нами широкая категория родства, не знающая подобных генеалогических разграничении. И в экономике мы также имеем дело с генерализованной организацией, а допущение «экзогенности» родства лишает нас малейшей надежды на понимание этой организации.

Я упоминаю последнюю заслугу «Дара», имеющую отношение к этому вопросу, но более специфическую. В конце очерка Мосс в сущности обезглавил свой тезис, при­* Большую систему {фр.}.

Дух дара

недя два меланезийских примера тонких взаимоотношений между деревнями и людьми: они показывают, как при постоянной угрозе войны празднества и обмен примиряют между собой примитивные группы. Эта тема впоследствии также расширяется Леви-Стросом, который пишет: «Существует связь, взаимопереход между враждебностью и обеспечением реципрокныхрге5<:олоп5. Акты обмена — это мирные разрешения войн, а войны — результат неудачных трансакций» (Levi- Strauss, 1969, р. 67;

ср. 1943, р. 136). Однако данное, косвенно вытекающее из «Дара» положение, я полагаю, даже шире, чем внешние отношения и трансакции. Привлекая внимание к внутренней раздробленности сегментарных обществ, к их структурной расщеплен-ности, «Дар» переносит классические альтернативы войны и торговли с периферии в самый центр общественной жизни и превращает их из эпизодических событий в постоянное явление. Это главное значение моссовского возврата к природе, из которого следует, что примитивное общество находится в состоянии войны с Warre, и все •№ сделки — договоры о мире. Иными словами, все обменные операции в своем мат!* риальном выражении должны нести политическую нагрузку примирения. Или, (СИ сказал один бушмен, «самое худшее, что можно сделать, — не дарить подарков. KOf* да люди друг друга не любят, но один из них дарит подарок, а другой вынужден f0 принимать, это обеспечивает мир между ними. Мы отдаем то, что у нас есть. Это СПв* соб жить вместе» (Marshall, 1961, р. 245).

Отсюда, в свою очередь, вытекают все основные принципы экономики, подлинно антропологические, включая и тот, который находится в центре рассмотрения последующих глав: любой обмен, поскольку он воплощает некий коэффициент дружественно* сти, не может быть понят лишь в материальном аспекте, отделенном от социального.

Экономика каменного века

Даже эта, сугубо практическая сторона обмена в примитивном обществе играет не ту же самую роль, что экономическое движение товаров в современном индустриальном обществе. Трансакция занимает иное место в экономике в целом: в условиях примитивного общества она в большей степени оторвана от производства, зависимость ее от производства менее жестка, она менее органично с ним связана. Как правило, обмен в примитивном обществе слабее, чем современный обмен, задействован в сфере, оперирующей со средствами производства, и сильнее — в сфере перераспределения конечного продукта. Здесь базис такой экономики, в которой пища занимает ведущее ме­сто и в которой каждодневный результат производства не зависит ни от массивного технологического комплекса, ни от сложного разделения труда. Это также базис домашнего способа производства: домохозяйств в качестве производящих единиц, разделение труда по половому и возрастному признаку, производство, ориентированное на семейные нужды, и непосредственный доступ домашних групп к стратегическим ресурсам. Это базис такого социального строя, при котором права на контроль над продуктами производства соединены с правами на использование ресурсов производства и при котором существует лишь очень ограниченное движение привилегий в доступе к ресурсам, привилегий, обусловленных статусом или приобретенных. И, наконец, это базис обществ, в основном организованных по принципу родства. Эта характеристика примитивной экономики, весьма широко сформулированная, безусловно требует спецификации для конкретных случаев. Она предлагается только в качестве руководства (путеводителя) к последующему детальному анализу распределения. Не мешает также повторить, что термин «примитивные» следует относить к культурам, в которых отсутствует государство, и он применим лишь там. где экономика и общественные отношения еще не преобразованы историческим внедрением государства.

В очень широком смысле, вся масса экономических взаимодействий, зафиксированных в этнографических материалах, может быть сведена к двум основным типам.3 Первый — это «движения vice-versa» между двумя сторонами, хорошо известные как «реципрокация» (А «Л В). Второй тип (централизованные движения) — сбор с членов группы, часто идущий в одни руки, с последующим перераспределением в пределах той же группы:

удовлетворения материальных нужд человека. Но они, однако, решающим образом обеспечивают общество: поддерживают общественные отношения, структуру общества, даже если и вообще ничего не привносят в общий объем потребительских стоимостей. Без каких бы то ни было дальнейших оговорок они «экономичны» в предложенном значении этого понятия (ср. Sahlins, 1969). ' Читатель, знакомый с недавней дискуссией о распределении в примитивном обществе, обнаружит, что я обязан этой классификацией Поланьи (Polanyi, 1944,1957,1959), и заметит также отступления от терминологии Поланьи и его трехзвенной (или трехчастной) схемы принципов интеграции. Кроме того, приятно согласиться с Ферсом, что «Каждый исследователь примитивной экономики, на самом деле, с благодарностью строит свое здание на фундаменте, который возвел Малиновский» (Firth, 1959а, р. 174).

О социологии примитивного обмена

Это «соединение» или «перераспределение» (редистрибуция). Еще в более широком смысле эти два типа пересекаются. Ибо соединение есть организация реципрона» цчй, система реципрокностей — факт централизации в ходе генезиса крупномасштабных редистрибуций под эгидой вождей. Однако это самое широкое понимание всего лишь предлагает сосредоточиться в первую очередь на реципрокности и оставляет HI долю более изощренной аналитической мудрости разграничивать эти два типа.

По своей социальной организации они сильно различаются. Действительно, соединение и реципрокность могут встретиться в одном (общем) социальном контексте — те NC близкие родственники могут объединить свои ресурсы в общем домохозяйстве и, например, в качестве индивидов делиться друг с другом вещами, однако в строгом смысле слова общественные отношения соединения и реципрокности — это не одно и то же. СовМ нение — это, с социальной точки зрения, отношения внутри, коллективные дейст!Л группы. Реципрокность — отношения между, действие одной стороны и ответ на Д«Й вин другой. Итак, соединение — это выражение общественного единства, в терминах 1 ланьи, «центричность». В то время как реципрокность — общественная двойственно или «симметрия». Соединение обусловливает наличие общественного центра, куда ПО дают все товары и откуда их поток следует обратно, а также наличие социальных грани в пределах которых отдельные лица или подгруппы вступают в отношения кооперации. Реципрокность же предполагает две стороны, два далеких друг от друга социально-ЖО-номических интереса. Она может способствовать установлению отношений солидарности, так как движение материальных ценностей предполагает помощь, или же взаимную выгоду, — в любом случае социальный факт наличия сторон является неизбежным.

Учитывая несомненный вклад Малиновского и Ферса, Глакмана, Ричардса и Поланьи, не кажется слишком большой самонадеянностью сказать, что нам хорошо известны Материальные и социальные обстоятельства, сопутствующие соединению. То, что нам и»-врстио, соответствует также утверждению, что «соединение» — материальная сторона «коллективности» и «центричности». Кооперативное производство пищи, ранг и вожде-ство, коллективные политические и церемониальные действия — лишь некоторые примеры обычного для примитивного сообщества контекста соединения. Обобщим еще pal очгнь кратко:

Повседневная, обыденная разновидность редистрибуций — семейное соединение пищи. Принцип, действующий здесь, заключается в том, что продукты коллективных у( илий по добыче пропитания соединяются, особенно при разделении труда, обусловленном кооперацией. Таким образом сформулированное, это правило применимо НС только к домохозяйствам, но и к объединениям более высокого уровня, к группам, более крупным, чем домохозяйства, которые формируются для выполнения общей задачи, связанной с добыванием продовольствия — скажем, загон бизонов на севере Великим' равнин* или лов рыбы сетями в полинезийской лагуне. С отдельными модификаций»' щи, — например, существующая в некоторых местах традиция выделять особую ДОЛГ—* особый вклад в общее предприятие, — принцип остается одним и тем же, как на тем уровне, так и на низшем, таком как домохозяйство: «коллективно добытые П|[ ТЫ распределяются между членами коллектива».

* Сг*рн|Я Америка.

Экономика каменного века

Право привлекать к тем или иным работам подвластное население, так же как долг щедрости, повсюду ассоциируются с системой вождей. Организованное функционирование этих прав и обязанностей есть редистрибуции:

Я полагаю, мы обнаружим, что в любой точке земного шара отношения между экономикой и политикой однотипны. Вождь везде действует как племенной банкир, накапливающий пищу, хранящий ее, оберегающий и затем использующий на благо всего сообщества. Его функции являются прототипом общественной финансовой системы и способа организации государственного достояния наших дней. Если лишить вождя его привилегий и финансовых преимуществ, кто пострадает более всего, как не племя целиком? (Mah'nowski, 1937, pp. 232-233).

Эти действия «на благо всего сообщества» принимают различные формы: субсидирование религиозных церемоний, общественных зрелищ и войны, создание условий для ремесленного производства, торговли; сооружение сложных технических конструкций, возведение светских и религиозных построек, перераспределение различных местных продуктов, гостеприимство и взаимная поддержка между членами сообщества (по отдель­ности или объединенно) в периоды лишений... Более широко, редистрибуция, осуществляемая власть имущими, служит двум целям, каждая из которых в конкретном случае может оказаться ведущей. Практическая функция, функция обеспечения: редистрибуция поддерживает сообщество или его деятельность в материальном отношении. В то же время, помимо этого, она обладает инструментальной функцией: как ритуал или символ общности и подчинения централизованной власти редистрибуция поддерживает саму корпоративную структуру, т. е. в социальном отношении. Практическая выгода может быть чрезвычайно значительной, однако какой бы она ни была, соединение, осуществляемое вождем, создает дух единства и центричности, систематизирует структуру, формирует централизованную организацию общественного порядка и общественной деятельности:

...Каждый, кто принимает участие в aha (пир, организованный тикопийским вождем), вынужден участвовать и в кооперации определенных видов, которая на данный момент выходит далеко за пределы его личных интересов и охватывает общество в целом. Такой пир собирает вместе вождей и людей из их кланов, в другое время соперничающих и готовых критиковать друг друга и злословить, но соединившихся здесь, чтобы проявить внешнее дружелюбие... Вдобавок к этому, подобная целенаправленная деятельность преследует определенные, социально более широкие цели, которые являются общими в том смысле, что каждый, или почти каждый, сознательно или бессознательно, стремится к их достижению. Например, посещение aha и внесение материальных вкладов на деле оказывает поддержку тикопийской системе власти (Firth, 1950, pp. 230-231).

Итак, мы имеем по крайней мере общую схему функциональной теории редистрибуции. Вероятно, теперь на очереди стоит изучение путей ее развития, задачи спецификации путем сравнительного анализа, филогенетическое изучение стимулирующих ее условий. Экономическая антропология реципрокности находится, однако, на другой стадии разработки. Одна из причин тому — это, по-видимому, модная тенденция рассматривать реципрокность как сбалансированный, безусловный обмен «ты мне — я тебе». Понимаемая как перемещение материальных ценностей, реципрокность на деле часто представ-

О социологии примитивного обмена

ияет собой нечто совершенно иное. В действительности именно путем тщательного ан«-пи:)а отклонений от сбалансированного обмена можно постичь взаимодействие между («•ципрокностью, общественными отношениями и материальными условиями.

Реципрокность — это целый класс обменных процедур, целый континуум различных форм. И это особенно справедливо в узком контексте материальных трансакций, — если его противопоставить широко трактуемому общественному принципу моральных норм, действующих в контексте «давать- брать». На одном полюсе располагается добро* вольно оказываемая помощь, незначительный материальный оборот в повседневных родственных, дружеских и соседских отношениях, «чистый дар», как назвал его Мали" нивский, в отношении которого открытое ожидание ответного дара немыслимо и антисоциально. На другом полюсе — эгоистическое стяжательство, присвоение с помоЩЫЙ сутяжничества или силы, ответом на которое может быть только равное и противодвяЛ ствующее усилие по принципу lex talionis*,

«негативная реципрокность», по выражен» 1 Гоулднера. В моральном

отношении это явно позитивная и негативная крайности. ПО межуточные формы — это не просто многочисленные градации степени материальн<| баланса при обмене, это промежуточные формы социабельности (дружественности Дистанция между полюсами — это, помимо всего прочего, еще и социальная дистанЦМдг

Unto a stranger thou mayest lend upon usury; but unto thy brother thou shalt not lend WUIL (Deuteronomy xxiii, 21).** •л

Туземные [сиуаи] моралисты утверждают, что соседи должны быть дружны и проявлять (Ий-имное доверие, тогда как люди издалека опасны и ненадежны с моральной точки зрения. Ни пример, туземцы подчеркнуто честны при взаимодействии с соседями, тогда как при торгов» ле с чужаками часто руководствуются принципом caveat emptor*** (Oliver, 1955, р. 82).

Выгода за счет других сообществ, в основном отдаленных территориально, и в особенности тех, которые воспринимаются как чуждые, не выглядит неприличной по нормам доморощенных обыкновений и привычек (Veblen, 1915, р. 46).

Торговец всегда надувает людей. По этой причине внутренняя торговля в достаточной Мере осуждаема, тогда как внешняя, межплеменная торговля приносит бизнесмену (капауку) ОД" повременно и выгоду, и престиж (Pospisil, 1958, р. 127).

Схема реципрокаций

Можно выработать сугубо формальную типологию видов реципрокности; ТИПОЛО* гию, основанную исключительно на таких критериях, как скорость возврата, WO эквивалентность, и других подобных материальных и механических измерениях обмена. Имея под рукой такую классификацию, можно приступить к поиску корроЛЯЦМА между подтипами реципрокности и различными «переменными», такими, как —"•—

* «Закон равного возмездия» (лат.).

" Чужаку можно давать под проценты, но брату не следует давать под проценты.

*" Покупатель должен опасаться (лот.), могут подсунуть «кота в мешке».

Экономика каменного века

близости родства между взаимодействующими сторонами. Преимущество такого способа представления материала состоит в том, что он «научен» или может показаться таковым. Среди недостатков — то, что это общепринятый прием подачи материала, не раскрывающий подлинную творческую «лабораторию». Таким образом, с самого начала необходимо иметь в виду, что выделение различных типов реципрокности более чем формально. Такой аспект, как ожидания, связываемые с отдачей, кое-что говорит о духе обмена, о корыстности или бескорыстии, его обезличенности или наличии эмоционального участия. Любая кажущаяся формальной классификация содержит в себе все эти значимые вещи, является схемой в той же степени моральной, в какой и механической. (То, что признание морального качества относит отношения обмена к числу социальных «переменных», в том смысле, что эти переменные логически связаны, таким образом, с разновидностями обмена, неоспоримо. Это признак того, что классификация хороша.)

Реальные виды реципрокности очень многочисленны в любом конкретном примитивном обществе, не говоря уж о примитивном мире в целом. «Движения vice-versa» могут включать взаимный процесс дележа необработанной пищей, неформальное гостеприимство, церемониальный обмен между свойственниками, заимствование и возмещение, компенсацию специальных и церемониальных услуг, передачу материальных ценностей, скрепляющую мирное соглашение, обезличенный торг и т. д. и т. п. Имеется несколько этнографических попыток уложить в типологию все это эмпирическое разнообразие, например известная схема трансакций сиуаи, принадлежащая Дугласу Оливеру (Oliver, 1955, pp. 229-231; ср. Price, 1962, р. 37 и след.; Spenser, 1959, р. 194 и след.;

Marshall. 1961, и др.). В «Преступлении и обычае» Малиновский достаточно широко и неопределенно писал о реципрокности; в «Аргонавтах», однако, он развил классификацию тробрианских видов обмена, базирующуюся на различиях в балансе и эквивалентности (Malinowski, 1922, pp. 176-194). Именно с этой выгодной позиции, ориентированной на непосредственность возврата, был показан весь континуум явлений, названных реципрокностью:

Я имею целью рассмотреть формы обмена, дара и ответного дара, а не бартера или торговли, так как, хотя существуют простые и чистые формы бартера, между ними и чистым даром существует так много градаций и переходных форм, что невозможно прочертить четкой границы, жестко разделяющей торговлю и обмен дарами... Чтобы не допустить ошибок в разборе этих фактов, необходимо дать полный обзор всех форм оплаты и подарка. В этом обзоре на одном полюсе должны быть представлены случаи чистого дара, который дают, ничего не ожидая взамен [см. однако Firth, 1957, pp. 221, 222]. Далее, через множество традиционных форм дара или платы, возвращаемой частично или условно, что накладывается одно на другое, мы подходим к формам обмена, в которых наблюдается более или менее жесткая эквивалентность, и, наконец, к реальному бартеру (Malinowski, 1922, р. 176).

Схему Малиновского можно отделить от тробрианцев и широко применять к реци-прокному обмену в примитивных обществах. Кажется возможным представить весь континуум видов реципрокности, основанных на принципе взаимности обмена {wice-versa»), в виде некоего абстрактного пространства, в котором можно в виде многочисленных точек рассеять эмпирические случаи, содержащиеся в конкретных этнографиче-

0 социологии примитивного обмена

(-них описаниях. Правила, обуславливающие материальный возврат, говоря менее элв» 1ЛНТНО, «сторонноеть» обмена, будет иметь решающее значение. Для этого существуют очевидные объективные критерии, такие как терпимость к материальному дисбалансу и длительности отсрочки: начальное перемещение ценностей из одних рук в другие •Ol* мещается в большей или меньшей мере, существуют также различия в отводимом ДЛЯ ргципрокации (ответного дарения) времени (см. снова Firth, 1957, pp. 220-221). Говор! другими словами, дух обмена кружит между бескорыстной заботой о другой сторОНя» взаимностью и эгоистическим интересом. Выраженный таким образом принцип «СТфт ронности» может быть дополнен, помимо критериев временной отсроченное™ и НЮлу риальной эквивалентности, другими, эмпирическими критериями: первоначальная JЛr редача может быть

добровольной, не добровольной, предписываемой, договорной) , во )врат может быть свободно предоставляемым, вытребованным или отвоеванным; ОЛрл мен может сопровождаться или не сопровождаться торгом, а обмениваемые предмет пересчитываться или нет. И так далее. • щ|С{

Классификация видов реципрокности, предложенная в целях ее дальнейшего 1ЙР-рокого использования, включает крайние формы и усредненный вариант: '*'***

Генерализованная реципрокность, крайняя форма солидарности

(АЛ:*л.в)4 л

Термин «Генерализованная реципрокность» относится к таким трансакциям, коТОрЩ предполагают альтруистичность, к трансакциям, при которых оказывается помощь И, •Щ о< ib иизможность и есть в этом необходимость, следует ответная помощь. Идеальный 1ф* риЛнг — это «чистый дар» Малиновского. Другие, используемые этнографами форку| лироикн, указывающие на этот вид реципрокности — «дележ», «гостеприимство», «СМ* бодный дар», «помощь» и «щедрость». Менее социабельные (дружественные), однако тнкчеющие к этому полюсу проявления

«родственный долг», «причитающееся ВОНИ дю» и «noblesse oblige*». Прайс (Price, 1962) говорит о жанре «ослабленной реципрОМг мочи», имея в виду нечетко определенную обязанность реципроцировать (возмещать),

При крайней форме, иначе говоря, добровольном дележе пищей среди близких pOACh Ввнников — логически его значение можно в этом контексте сравнить с сосанием грум Младенцем — ожидание непосредственной материальной отдачи не должно проявляться* Оно может быть лишь имплицитным. Материальная сторона взаимодействия подавляется социальной: строгий учет неуплаченных долгов не может вестись открыто и, как правилл они сбрасываются со счетов. Это не означает, что передача вещей в такой форме, даже «любимым», совсем не создает обратных обязательств. Просто эти обязательства не ОГОЛЩг риваются ни во временном, ни в количественном, ни в качественном отношениях; ОЖИДЩ Иия реципрокации неопределенны. Обычно получается так, что время и качество реципрфр

'.< »,ч

* Со крсмени первоначальной публикации этого очерка «ёспапде generalise [генералиэованный об- ' ' М1Н {фр.). — Примеч. пер.]» Леви- Строса получил гораздо большую популярность, чем моя «rtHtpl- ' '1;* ЙИЮМнная реципрокность». Мне жаль, что это так только по одной причине

эти ди ПОНЯТИЯ ИМ 1 f носятся к одному и тому же типу реципрокностей (не говоря уж о сфере действия самих явл(иий). , KpOMi того, мои друзья и критики предлагали различные альтернативные формулировки «г«н|р*лм- лНГннпй ррципрокности», такие как «неопределенная реципрокность» и проч. Быть monct, Ч1С Ttp- ., ьйИМОЛигической капитуляции скоро пробьет, но пока я еще держусь. t р Положение обязывает (фр.).

Экономика каменного века

кации определяются не только тем, что было предоставлено дававшим, но также и тем, что и когда ему понадобится, так же как и тем, что и когда сможет дать ему получивший. Получение предмета накладывает нечеткие обязательства проявить реципрокность, когда это будет нужно дававшему и/или когда появится такая возможность у получавшего. Таким образом, возмещение может последовать очень скоро, но может не последовать никогда. Существуют люди, которые даже в надлежащее время неспособны обеспечить чем-либо ни себя, ни других. Хорошим практическим показателем генерализованной реципрокности является наличие одностороннего потока. Неспособность проявить реципрокность не заставляет дающего прекратить давать: предметы перемещаются в одностороннем порядке, в пользу

неимущего, в течение довольно длительного периода.

Сбалансированная реципрокность, промежуточная форма (А-<-л. В)

«Сбалансированная реципрокность» означает непосредственный обмен. При строгом балансе реципрокация традиционно эквивалентна полученной вещи и не допускает отсрочки. Строго сбалансированная реципрокация, одновременный обмен однотипными предметами в равном количестве, не просто смоделированная, но этнографически зафиксированная при некоторых матримониальных взаимодействиях (напр., Reay, 1959, рр. 95 и след.), дружеских договорах ^е1^таи, 1910, р. 70) и мирных соглашениях (НодЫп. 1939, р. 79; Loeb, 1926, р. 204; WiПiamson, 1912, р. 183). Термин «сбалансиро­ванная реципрокность» можно трактовать и более свободно, применяя его к тем взаимодействиям, которые допускают возврат соответствующей ценности или услуги в пределах ограниченного и довольно короткого временного периода. Большое число «обменов подарками», многие взаимные «платежи», многое из того, что в этнографической литературе фигурирует как «торговля», многочисленные сделки, называемые «куплей-продажей» и осуществляемые при посредстве «примитивных денег»*, принадлежит к жанру «сбалансированной реципрокности».

Сбалансированная реципрокность менее «личностна», чем генерализованная. Для нас важно, что она «более экономична». Стороны вступают во взаимодействие как носители далеких друг от друга экономических и социальных интересов. Материальная сторона трансакций по меньшей мере настолько же важна, насколько социальная: ведется более или менее строгий учет даваемых вещей, которые должны быть возмещены в течение довольно короткого периода. Так, практическим критерием сба­лансированной реципрокности может служить неприемлемость одностороннего движения материальных ценностей: отношения обмена прерываются при отсутствии ре-ципрокации в соответствующих временных рамках и с соответствующей нормой эквивалентности. Примечательно, что при генерализованной реципрокности, в ее основных проявлениях, движение материальных ценностей поддерживается доминирующими общественными отношениями, в то время как при основных проявлениях сбалансированной реципрокности общественные отношения зависят от движения материальных ценностей.

* Примитивные деньги, примитивные «валюты» — это могут быть раковины или снизки раковин, горшки, циновки, пучки перьев, клыки свиней или собак и т. п„ используемые в качестве универсального эквивалента в определенном регионе.

О социологии примитивного обмена

Негативная реципрокность, полюс антисоциабельности (недружественности) (А ?а В)

«Негативная реципрокность» — это попытка безнаказанно получить что-либо, НИ» чет не отдавая взамен, определенные формы присвоения и трансакций, затеваемых и осуществляемых ради чисто утилитарных выгод. Среди этнографических ПОНЯТИЙ] укрывающих на этот тип реципрокности — «торг», «бартер», «спекуляция», «сутяжНИ» чесгво», «воровство» и прочие формы стяжательства. ,

Негативная реципрокность — наиболее обезличенная форма обмена. «Экономив скан» ее сущность, с нашей точки зрения, ярче всего выражена в бартере. Участники 9Л1 Мена вступают во взаимодействие как носители противоположных интересов, и КЯЖДМ! Из них стремится достичь максимальной выгоды за счет другого. Подходя к взаимодЙ?;

ствию с единственной установкой сорвать куш, начинающая сторона или обе СТО! Имеют своей целью получение незаслуженной прибыли. Одна из наиболее социвб Иых форм, тяготеющая к балансу, — это торг, проходящий в духе «что удастся СЛОМ Начиная с этого, негативная реципрокность охватывает различные формы мошвНМ стн.1, обмана, краж, насилия и, наконец, хорошо организованных кавалерийских И Тов. «Реципрокность» в последних случаях, конечно, условна, это вопрос защиты i Иых интересов. Поэтому движение ценностей снова может быть односторОНК, реципрокация оказывается вынужденной: ее осуществляют, чтобы снять давление (i ТИск) или же — оказавшись жертвой обмана.

Какой, однако, длинный путь от сосущего материнскую грудь младенца до ЮМ набегов индейцев Великих равнин! Слишком длинный, чтобы можно было не согляСЙ СЯ с тем, что наша классификация стремится охватить чересчур широкий спектр ЯП НИИ. Но ведь разные виды «движений vice- versa», представленные в этнографич»СН.л Сообщениях, незаметно перетекают одно в другое на всем пространстве континуума ft* ципрокности. Все же не

вредно повторить, что эмпирические процедуры обмена ч •сего приходятся

на какие-то промежуточные области в этом пространстве, а и« МП Крайние и не на центральные области. Однако вопрос заключается в том, можно ЛИ № ределить социальные и экономические условия, которые склоняют реципрокность к fit Или иной из названных областей: к генерализованной, сбалансированной или НОПТИГ Ной формам? Я думаю, что да. ч” >г»

Реципрокность и степени родства ”•

•: у

Плина социальной дистанции между теми, кто обменивается, обусловливаетел соб обмена. Степень близости родства, как это уже было показано, особеИИФ

релевантна форме реципрокности. Реципрокность стремится к полюсу Г«Н«р1« ЛИЮванной по мере нарастания близости родства и к полюсу негативной по МСр« ОС”', Л(бления родственных связей.

М

Обоснование почти силлогично. Некоторые формы реципрокности — от добре i КОГО подарка до сутяжничества — соответствуют диапазону дружественности — ОТ

Экономика каменного века

вы в пользу другого — до эгоистической наживы в ущерб другим. Возьмем как минимальную посылку высказывание Тайлора, что родство идет рука об руку с добротой, «два слова, общий корень* которых удачнейшим образом выражает один из основных принципов общественной жизни». Отсюда следует, что близкая родня имеет склонность делиться, вступать в генерализованный обмен, а дальние родственники и неродственники — склон­ны иметь дело с эквивалентным обменом или мошенничать. Эквивалентность становится все более обязательной соразмерно с увеличением родственной дистанции, залогом того, что отношения не прервутся окончательно, поскольку с увеличением дистанции наблюдается все меньше терпимости к потерям, хотя и проступает некоторая склонность давать большую меру**. Неродственникам же — «чужим людям», может быть, вообще не «людям» — не должно быть пощады: хорош будет девиз «дьявол берет последнее».

Все это кажется применимым и к нашему обществу, но в примитивном обществе все это куда более значимо. Потому что родство гораздо важнее в примитивном обществе. Прежде всего, это — организационный принцип или идеологическая парадигма для большинства социальных групп и большинства социальных отношений. Даже категория «неродственник» обычно определяется в этой парадигме, то есть, в негативном проявлении, в логическом экстремуме класса — несуществование как состояние существования. И здесь не просто логическая софистика, этоотражает некоторую реальность. Для нас «неродственник» обозначает специализированные статусные отношения позитивного качества: доктор — пациент, полисмен — гражданин,

работодатель — служащий;

одноклассники, соседи, коллеги по работе. А для них «неродственник» имеет значение отрицания общности (или трайбализма); часто это синоним слов «враг» или «чужак». Подобным образом экономический аспект оказывается просто отрицанием родственной реципрокности: иные

институциированные нормы могут вообще отсутствовать.

Однако, у степеней близости родства имеются различные преломления. Родство может быть организовано несколькими путями и то, что является близким родством с одной точки зрения, может не быть таковым — с другой. Условия обмена могут зависеть от степени генеалогической близости (понимаемой в соответствии с местными представлениями), то есть от межличностных родственных статусов. Или же они могут зависеть от степени близости сегментов, от статуса десцентной группы. (Есть подозрение, что там, где эти два аспекта не соответствуют друг другу, более близкие отношения характеризуют реципрокность, присущую индивидуальным взаимодействиям, но это предположение должно быть подтверждено эмпирически.) В целях создания обобщенной модели необходимо обратить внимание также на роль общины в деле определения степеней близости родства. Не только родство организует общину, но и община — родство, так что формы пространственного размещения, или принцип совместного проживания, влияют на измерения дистанций родства и, таким образом, на способы обмена.

Братья, живущие вместе, или дядя со стороны отца и его племянники, живущие в том же доме, насколько позволяют судить мои наблюдения, были на более короткой ноге друг с другом, чем родственники тех же степеней родства, живущие раздельно. Это было очевидно всегда, когда вставали вопросы об одалживании вещей, об оказании помощи, о принятии

* Англ. kinship и kindness, соответственно.

** Несколько переплачивать при возмещениях, подробнее см. главу б.

О социологии примитивного обмена

обязательств или ответственности друг за друга (Malinowski, 1915, р. 532; наблюдение ОТИЛ сится к маилу). i-

Человечество [для сиуаи] состоит из родственников и чужаков.

Родственн» обычно связаны как кровными, так и брачными узами. Большинство из них живут 1 близости, и все люди, живущие поблизости — это родственники... ВзаимодейстЙ между ними должно осуществляться в духе свободы от коммерциализации — преД| чтительно сводиться к соблюдению предписания всем делиться с ближними (то | к «соединению», по терминологии нашего изложения). Это — отдавание, при kotm нс ждут возмещения (между самыми близкими родственниками), и одалживание (И ду менее близкими)... Кроме немногих очень отдаленно родственных членов ОД> (иба*, люди, живущие далеко друг от друга, — не родственники и могут быть тв< врагами. Большинство их обычаев кажутся сиуаи неприемлемыми, но некоторые I щи и технические средства—очень желанными. С ними взаимодействуют только! чюбы купить или продать — прибегая к бесстыдному торгу и хитростям, чтобы И1 столько выгод из этих отношений, сколько удастся (Oliver, 1955 pp. 454­455).

Вот одна из возможных моделей для анализа реципрокности: структура ПЛ1 может быть представлена как набор секторов, принадлежность к которым опреде in принципом близости родства и принципом близости проживания. Характер | прокности тогда может быть соотнесен с позицией каждого сектора в общеплсмвН ируктуре. Ближайшие родственники, которые предлагают друг другу помощь, ЯВ,Л1 (и 1акже и ближайшими родственниками в пространственном смысле: это значит — ЙЯР iiyi в одном доме, на одной стоянке, в одной деревне, в одном поселке. Взаимное мЦ( ционяльное участие (сопереживание) в их взаимоотношениях столь же необходимо» (конь интенсивно их взаимодействие и сколь насущна для них миролюбивая солидл* нос1ь. Но сострадание и участие становятся все более натянутыми в периферийных СИ-loptix, где они «растягиваются» растущей дистанцией родства, так что их проявлений куд.) менее вероятны при обмене с соплеменниками из других деревень и еще менее М," рошны в межплеменных взаимодействиях.

Родственно-резидентные группирования образуют расширяющиеся круги совмеСТ» ною членства: домохозяйство, локальный линидж, возможно, деревня, подплемя, ПМ> мн, другие племена — в конкретных случаях схемы, конечно, варьируют. Структура ••• лип собой иерархию уровней интеграции, но при этом, «глядя изнутри» (в перспектии »го), и «стоя на земле», ее можно представить в виде серии концентрических кругов. У социальных отношений каждого круга есть специфическое качество — отношений домохозяйства, отношения линиджа и так далее — и если это деление на круги НО П4* рссскается другими организациями родственной солидарности — ну, скажем, НСЛОКД* линованными кланами или личными киндредами** — то отношения внутри кажд— круг.1 являются более солидарными, чем отношения с соседним кругом. Соответственна

* Сиб — >дссь: крупное родственное объединение (десцентная группа), внутри которого в силу ТО (Шмгрив не могут быть прослежены все генеалогические связи.

** Киндрид (win. kindred) — букв. «родня», особая форма родственной организации, при которой 10ЧКОЙ окчета является эго, а поюму конкретный состав и конфигурации группы оказынются р11«

ИЫМИ ДЛЯ pdlHblX ИНДИВИД01,

Экономика каменного века

реципрокность склоняется к равновесию или стяжательству в соответствии с удаленно-сгью круга. Для каждого сектора определенные способы реципрокности являются характерными или доминантными: генерализованные способы являются доминантными у наиболее узком кругу, утрачивая доминантность в более широких кругах, сбалансированная реципрокность является характеристикой промежуточных секторов, стяжательство — наиболее отдаленных областей. Короче говоря, обобщенную модель функционирования различных форм реципрокности можно получить наложением схемы социума, представленной в виде концентрических кругов, на континуум реципрокности. Такая модель показана на рис. 5.1.

лЙлл
.межплеменной сектор ^.Л-?:;Л;:'Л:'.-.-.
Рисунок 5.1. Ргципронность и родственно-резидентные группирования

Модель опирается не только на эти два представления: о секторальном делении и вариациях реципрокности. Следует сказать и о наличии здесь третьей составляющей, морали. «Экономические отношения, — писал Ферс, — в гораздо большей степени, чем мы думаем, покоятся на моральных основаниях» (Firth, 1951, р. 144). Естественно, люди должны воспринимать это следующим образом: «Хотя у сиуаи есть отдельные слова, означающие „великодушие", „взаимовыручка", „мораль" (то есть прочные правила) и „доброта", я уверен, что они считают все это близкими, взаимосвязанными аспектами одного и того же свойства „хорошести"» (Oliver, 1955, р. 78). Другой контраст примитивного общества с нашим представляет та же схема организации морали по секторам, что и при организации реципрокности. Нормы скорее характеризуются относительностью и ситуативностью, чем абсолютностью и универсальностью. Иначе говоря, поступок не может быть хорошим или плохим сам по себе, это зависит от того, кто является

О социологии примитивного обмена

гом «другим», по отношению к которому он совершен. Присвоение вещей другого мужчины или присвоение его женщины является грехом («кражей», «адюльтером») в лоне своего сообщества, но может быть не только прощено, а и вознаграждено восхищением собратьев, если это случилось вне

сообщества. Хотя контраст с абсолютными стандартами иудейско­христианской традиции, возможно, преувеличен: нет моральной системы, которая была бы абсолютной во всех отношениях (особенно в военное время), как невероятно и то, что существует полностью относительная, зависящая только от контекста система моральных норм. Однако ситуативные стандарты, зачастую определяемые с позиций своего сектора, кажутся господствующими в примитивных обществах, и это достаточно контрастирует с нашими собственными стандартами, чтобы повторно потребовать разъяснений у этнологов. Например:

Мораль навахо* скорее контекстуальна, чем абсолютна. Вранье не является всегда и (в1Д( неправильным. Правила изменяются в зависимости от ситуации. Обмануть во время торгов' ли с другим племенем — это принятая в моральном плане практика. Инцест (по природ* С10» ей контекстуальный грех) — это, возможно, единственное, что осуждается безоговорочно, Использование колдовских техник при торговле с представителями других племен вполне приемлемо... Здесь налицо почти полное отсутствие абстрактных идеалов. В обстоятельСТ' вах традиционной жизни у навахо нет необходимости ориентироваться в понятиях абстракт" ной морали... В широком, сложном обществе, таком, как современная Америка, где ЛЮДИ приходят и уходят, а бизнес и другие дела должны осуществляться людьми, которые никогда не видели друг друга, — в таком обществе функционально необходимо иметь абстрактные стандарты, преодолевающие конкретную обусловленность ситуации, в которой двое и более шаимодействуют друг с Другом (Kluckhohn, 1959, р. 434).

Схема, с которой мы имеем дело, характеризуется по крайней мере трехчастной (чнсиной) структурой: социум, мораль и экономика.

Реципрокность, моральность и де-лгние на сектора — такова структура родственно-племенного группирования.

Но построение схемы — это однозначно гипотетическая стадия исследования. Можно задуматься об обстоятельствах, которые способны изменить социально-мораль-но-реципрокные отношения, заданные этой схемой. В частности, уязвимы предположении о внешних секторах. (Под «внешним сектором» в общем-то можно понимать «межплеменной сектор», этническую периферию примитивного сообщества; на практике реально установить, где позитивная мораль увядает или где межгрупповая враждеб- Hucib соответствует обычным внутригрупповым ожиданиям.) Взаимодействие в этой сфере построено на силе и обмане — на уабууабу, если использовать звукоподражательное слово, которым добуан обозначают «крутые» дела. Кажется также, что насильственное присвоение является спасительным средством, отвечающим настоятельной необходимости, реализовать которую можно только (или проще всего) военным путем. Мирный симбиоз является лишь совместно найденной альтернативой.

В этих ненасильственных взаимодействиях склонность куабууабу, безусловно, сохраняется; это заложено в секторальную схему. Так что, если сглаживающие враждебность И побуждающие к миру условия достаточно сильны, то отчаянный торг становится ИНСТИ"

' Нтаяп — индейский троп группы атапасков, населявший юго-эаладны* р(йоиы со(р«и«нных США.

Экономика каменного века

тутом внешних отношений. Мы обнаруживаем тогда гимуали, ментальность базарной площади, обезличенного (непартнерского) обмена между жителями Тробрианских островов, принадлежащими к разным деревням или тробрианцами и другими народами. Но все же гимуали предполагает особые условия, некоторый вид социальной изоляции, которая смягчает экономические трения, не позволяя им разжечь огонь войны. В обычных же ус­ловиях торг активно отвергается, в особенности ярко это проявляется, если пограничный обмен имеет жизненно важное значение для обеих сторон, как это бывает там, где различные стратегически значимые предметы специализированного местного производства идут один за другой (обмениваются друг на друга). В этом случае, несмотря на социальную дистанцию, обмен происходит на справедливых условиях — онуту, сбалансирован:

свободная мра уабууабу и гимуали корректируется в интересах симбиоза.

Корректирование осуществляется особыми и тонкими нормативно обусловленными средствами пограничного обмена. Эти средства временами выглядят столь нелепыми, что воспринимаются как некий вид «игры», в которую играют дикари, но на самом деле очевидно их предназначение: снабдить жизненно важную экономическую взаимозависимость иммунитетом против фундаментальной социальной раздробленности. (Ср. с анализом куда*: White, 1959 и Fortune, 1932.) Безмолвная торговля — как раз такой случай: хорошие отношения обеспечиваются путем предотвращения всяких отноше­ний. Но более распространены «торговое партнерство» и «торговая дружба». Во всех случаях, однако, важным является социальное подавление негативной реципрокности. Тогда обмен, в который мир (мирное взаимодействие) уже как бы заранее встроен и при котором торг оказывается как бы вне закона, происходит в форме перемещения равноценных благ, что, в свою очередь, еще более этот мир укрепляет. (Торговое партнерство, часто развивающееся по линиям классификационного родства** и свойства, заключает конкретные трансакции внешних экономических сношений в отдельные капсулы социальной солидарности. Статусные отношения, внутренние по своей сути, проецируются за пределы общины и племени. Реципрокность тогда может «отклониться назад» — в сторону, противоположную уабууабу, к некоему генерализованному типу. Здесь снова подношение, сделанное в форме дара, допускает задержку возврата: непосредственное возмещение может быть даже воспринято как непристойность. Гостеприимство, за которое в следующий раз отплачивают тем же, сопровождает формальный обмен предметами торговли. Для хозяина не будет необычным дать что-нибудь сверх стоимости того, что принес его партнер: это и соответствует приличиям, поскольку как

  * 
Куда — знаменитый церемониальный обмен между жителями Тробрианских островов, впервые описанный Б. Малиновским.

  * 
«Классификационное родство» — термин, относящийся к терминологиям родства и нормативным установкам многих догосударственных обществ. Важнейшей (хотя и не единственной) отличительной чертой так именуемых систем считается применение одних и тех же родственных обозначений (условно скажем «мать», «отец», «сестра», «брат») и соответствующих поведенческих моделей как к действительным родителям и сиблингам эго, так и к тем, кто таковыми не являются. Например, в турано- ганованских, или ирокезских, а также гавайских, или генерационных, терминологиях одно и то же слово употребляется как для обозначения женщины, породившей эго (говорящее лицо), так и для обозначения целого ряда других женщин, состоящих в родстве иных степеней с эго или даже вовсе не являющихся ему родственницами, то же — и с терминами для породителя, сиблингов и др. категврий родственников. См. также примеч. к с. 119.

О социологии примитивного обмена

Оы компенсирует партнеру время, затраченное на путешествие, и открывает кредитЛ ( более широкой точки зрения эта несколько превышенная мера возврата поддерживает юрговое партнерство, делая необходимой новую встречу.)

Короче говоря, межплеменной симбиоз видоизменяет условия построения гипотез 1ической модели. Более дружественные отношения, чем это типично для данной зоны прибивают брешь в периферийном секторе. Контекст обмена ограничен теперь узкой сферой партнерства, обмен — мирный и справедливый. Реципрокность приближается к гочке равновесия.

Как я уже говорил, утверждения, которые я высказываю в этом очерке, появились I диалоге с этнографическими материалами. Кажется, стоит приложить некоторые Mi »тих данных к соответствующим разделам. Согласно этому. Приложение А предлагает Nil Твриал к настоящему разделу, «Реципрокность и степени родства». Это, конечно, не • рядке доказательств — в материалах на деле есть определенные исключения или KB щирся исключения, — но в порядке демонстрации или иллюстрации. Более П0( кольку идеи складывались у меня постепенно и я обращался за консультациями К тьнм и монографиям и в других целях, то нет ничего удивительного, что какие-то дан содержащиеся в цитируемых книгах и относящиеся к реципрокности, прошли мимо Г о ниимания. (Я думаю, что это в какой-то мере простительно и что этнографические Метки, содержащиеся в Приложении А, будут интересны еще кому-нибудь кроме меня.)*л

Какова бы ни была их ценность для демонстрации тех соотношений, которые Я Hk Кожу между реципрокностью и степенями родства, эти выдержки должны навести ЧИП' Теля также и на мысль об определенной ограниченности предлагаемой мной персмк' ТИвы. Показать, что характер реципрокности зависит от социальной дистанции, — дажЛ •ели это может быть продемонстрировано неоспоримо, — отнюдь не означает претенл донять на истину в последней инстанции и не значит предсказать, когда фактически бу\ дет иметь место обмен. Систематическая связь между реципрокностью и дружественной СТыо сама по себе ничего не говорит о том, когда эта связь начнет действовать, и W | волее — до какой степени она будет действенна. Предположение состоит в том, Ч™ ! сдерживающие силы находятся вне отношений как таковых. Объектом заключительна р0 внализа должна быть более широкая культурная структура и ее адаптивная рсакцИд ИВ окружающую среду. С этой более широкой точки зрения становится возможным •h делить в каждом конкретном случае значимые секторальные линии и категории рОДС\\ II, а также конкретизировать формы реципрокности, специфичные для различных ctK\_ ТОров. Даже если знать, что близкие родственники должны и могут делиться MeiKlV Собой, к примеру, едой, то отсюда не следует с необходимостью, что так в действитвМ Кости и случится. Общий культурно-адаптивный контекст может сделать интенсивнвм ДОЛеж дисфункциональным и неуловимым образом предопределить кончину обще! - Нвиоляющего себе излишества. Позвольте мне процитировать in extenso* пассаж ( | Дерика Барта из блестящего экологического исследования о южноперсидских коче ||ГХ. Он замечательно демонстрирует необходимость более широкого подхода, к< | Должен быть положен в основу объяснения; здесь детально описана ситуация, К | ОМШ*ет смысла интенсивный дележ: иостыо, без сокращений (лат.).

Экономика каменного века

Стабильность пастушеского населения зависит от поддержания равновесия между плодородием пастбищ, численностью популяции животных и народонаселением. Наличные пастбища, с учетом техник выпаса, задают максимальный лимит общей популяции животных, которую способна поддержать данная территория; в то же время соотношение кочевнического производства и потребления определяет минимальный размер стада, нужный для поддержания человеческой хозяйственной группы (домохозяйства). Совокупная необходимость обеспечивать эти два вида равновесия создает большие трудности для сохранения популяционного баланса в пастушеской экономике: человеческая популяция должна быть чувствительной к нарушени­ям равновесия между стадом и пастбищем. Для земледельческих народов или охотников и собирателей достаточен грубый, типа описанного Мальтусом, популяционный контроль. С ростом населения голод и уровень смертности увеличиваются до тех пор, пока не достигается баланс, при котором народонаселение стабилизируется. Там, где пастушеский номадизм доминирует или носит исключительный характер, население кочевников, если оно подлежит такой форме популяционного контроля, не сможет установить популяционного баланса, и тогда окажется, что полностью нарушены основы его жизнеобеспечения. Это довольно просто, поскольку производственный капитал, на котором зиждется их существование, — это не только земля, это и животные, другими словами, еда. Пастушеская экономика может поддерживаться до тех пор, пока не возникает угрозы этому обширному запасу пищи (стаду). Пастушеское население может поэтому достичь стабильного уровня, только если другие способы эффективного контроля численности населения вводятся раньше голода и повышения уровня смертности. Первое ус­ловие для такой адаптации — это наличие модели частного владения скотом и индивидуальной экономической ответственности каждого домохозяйства. При таких моделях популяция фрагментируется в процессе своей экономической деятельности, и негативные экономические факторы наносят свои удары избирательно, устраняя некоторых представителей популяции (они, к примеру, оказываются вынужденными перейти к оседлости) и не затрагивая других представителей той же популяции. Это было бы невозможно, если бы корпоративная организация с ее уважением к политической жизни и правам на пастбища была бы также релевантна условиям экономической ответственности и выживаемости (Barth, 1961, р. 124).

Теперь, еще есть нечто, что следует учитывать в особых случаях, когда реципрокность дает сбой: люди могут быть скаредными. Ничего не было сказано ни о силах, поддерживающих отношения обмена, ни, что более важно, о силах, противостоящих обмену. Вот противоречия примитивного общества: склонность к удовлетворению собственных интересов, которые несовместимы с традиционно требуемым высоким уровнем дружественности. Малиновский заметил это уже давно, а Ферс в ранних записках о пословицах маори умело вносит ясность в это противоречие: неуловимое взаимодействие между моральным диктатом, утверждающим необходимость делиться, и узкими экономическими интересами. Широко распространенный семейный способ производства для собственного потребления, как можно заметить, опускает продуктивность до сравнительно низкого уровня, даже при том, что он ориентирует экономические интересы внутрь домохозяйства. Способ производства, таким образом, не предоставляет себя с готовностью в распоряжение общей экономической солидарности. Предположим, что дележ требуется по моральным соображениям, например ввиду затруднительного положения близкого родственника. Однако все те обстоятельства, которые делают дележ целесообразным и нужным, могут

О социологии примитивного обмена

и( v же не пробудить в обеспеченном человеке желания следовать данной норме. Ведь помимо того, что, помогая другим, мало что можно приобрести, у такого фактора социальной (олидарности, как родство, нет железных гарантий прочности. Принятые в обществе мо-р.шьные установки предписывают определенный экономический курс, а публичность примитивной жизни, увеличивая риск возбудить зависть, развить жадность, породить и|),|ждебность и повести впоследствии к экономическому наказанию, склоняет людей придерживаться этого курса. Но, как это хорошо известно, из того факта, что в обществе епь система морали и запретов, не очевидно, что каждый безоговорочно им следует. Могут наступить и времена биза-база, «особенно поздней зимой, когда домохозяйство пря-ЧГ1 запасы пищи даже от родственников» (Price, 1962, р. 47).

То, что биза-база — ситуация, время от времени возникающая у многих народов, не должно сбивать нас столку. Как известно, сирионо* сделали враждебность и скаредность нормой повседневной жизни. Довольно интересно, что сирионо при этом проповедуют ' обычные нормы примитивных экономических взаимоотношений. Например, согласно этим | нормам, охотник не должен есть мясо животного, которое он убил. Но фактически, сектор ' дележа не просто очень узок, «дележ редко обходится без проявлений недоверия и опрв-[ деленных недоразумений; человек всегда чувствует, что он — именно тот, кого обошли», Т1к что «чем больше добыча, тем угрюмей охотник» (Holmberg, 1950, pp. 60,62; ср. pp. 36, 1В-39). Сирионо, таким образом, принципиально не отличаются от других примитивных обществ. Они просто реализовали в крайних формах возможность, остающуюся чаще не­реализованной — возможность, обусловленную тем, что структурные стимулы к щедрости Окал-жаются неадекватными в периоды тяжелых испытаний. Но в таком случае сирионо Предстают локальной группой перемещенных и культурно деградировавших лиц. Вся эта Культурная шелуха, начиная с правил дележа и кончая институтами вождества и термино-' догией родства типа кроу** — лишь издевательство над их несчастным положением.

Реципрокность и ранг родства

В настоящий момент очевидно (это наглядно иллюстрируют материалы Приложения А), что в любом реальном обмене несколько обстоятельств могут одновременно влиять на движение материальных ценностей. Степень близости родства, 1цотй, возможно, и очень значимая, не обязательно играет решающую роль. Могут сказы-t Мтыя и ранги родства, богатство или бедность родственников, вид обмениваемых цен-Йостсй (еда это или предметы длительного пользования), а также другие факторы. Для .удобства изложения и интерпретации эти факторы полезно дифференцировать и рассмотреть по отдельности. В соответствии с этим, мы теперь обратимся к рассмотрению Соотношения между реципрокностью и рангом родства. Но с одной оговоркой: предпо-ЙОЖения о корреляции вариаций степеней родства и форм реципрокности или рангов

аионо, сирионо — этническая группа индейцев в пограничных районах Колумбии и Бразилии. • Терминология родства типа кроу — вид классификационной терминологии (назван по имени ОЙ ш ннических групп индейцев Северной Америки), характеризующийся так называемым (Мциинным ikocum: в одну родственную категорию с единым наименованием включаются (Тгнники 1ГО, принадлежащие к разным поколениям.

Экономика каменного века

родства и форм реципрокности могут обосновываться, или даже иллюстрироваться по отдельности лишь в той мере, в какой можно подобрать примеры, в которых действует лишь один из рассматриваемых факторов (считая, что «остальные вещи сохраняются без изменений»). Но в действительности же стоящие за этими рассуждениями реальные явления не существуют сами по себе. Очевидно, что задачей дальнейшего анализа должно быть постижение принципа совместного и одновременного действия несколь­ких «переменных». Здесь, в лучшем случае, сделаны лишь первые шаги на этом пути.

Ранговая дифференциация в той же-мере, в какой и родство, предполагает экономические коннотации. Вертикальная ось обмена между людьми различных рангов — преломление ранговых отношений в обмене — может влиять на формы трансакций точно так же, как влияет на них горизонтальная ось дистанции родства. Ранг до некоторой степени и предполагает привилегии, droit du seigneur*, и налагает обязанности, noblesse oblige. Права и обязанности выпадают на долю обеих сторон, как на долю старших родственников, так и на долю младших, и те и другие выполняют определенные требования и имеют определенные преимущества, причем понятия, почерпнутые из эпохи феодализма, не соответствуют экономической справедливости, обычно характерной для примитивного родственного ранжирования. В историческом контексте noblesse oblige вряд ли уравновеши­вает droits du seigneur. В примитивном же обществе неравенство социальных статусов во многих случаях сосуществует с экономическим равенством. Часто высокий ранг фактически обеспечивается и поддерживается только всепобеждающей щедростью; порой материальное преимущество бывает на стороне подчиненного. Возможно, слишком смело видеть в отношениях ребенка и родителя элементарную форму родственного ранжирования и его экономической этики. Тем не менее, отеческое попечение действительно является распространенной метафорой примитивной системы вождей. Вождеский ранг — это обычно следствие более высокого происхождения, а оно определяется генеалогическим «старшинством». Так что это совершенно естественно, что вождь — «отец», подданные — его «дети», и это не может не влиять на экономические отношения.

Экономические требования ранга и субординации взаимозависимы. Проявление требований вождя открывает путь для запросов, снизу и наоборот — нередко умеренная демонстрация щедрости оказывается достаточной для того, чтобы вызвать к жизни в «широком мире» традиционные представления о долге по отношению к вождю, исполняемом в форме «местной банковской процедуры» (ср. Ivens, 1927, р. 32). И тогда правильное название экономическим отношениям между родственными рангами — «реципрокность». Более того, реципрокность, по справедливости классифицируемая как генерализованная. Хотя она не настолько социабельна (дружественна), как взаимопомощь ближайших родственников, она, тем не менее, приближается именно к этим точкам континуума реципрокности. Правда, люди сами приносят ценности власть имущим (возможно, по призыву или по требованию), в то время как у них — у власть имущих — люди смиренно просят требующиеся им вещи. И все же рационализацией как первого, так и второго часто выступают помощь и нужда, а виды на возмещение, соответственно, и в том и в другом случаях, бывают неопределенны. Реципрокация может быть отложена до тех пор, пока нужда не ускорит ее, она не обязательно предполагает * Право господина (фр.).

О социологии примитивного обмена

унивалентность изначальному дару, и движение материальных ценностей может быть нггбалансированным, благоприятствующим лишь одной из сторон в течение длитаят ною времени.

Реципрокность сплетена с различными принципами родственного ранжирований Ранжирование по поколениям, при котором старшие являются привилегированной СТв* роной, может быть весьма значимым среди охотников и собирателей не только в СвМвИ* ной жизни, но и в жизни стоянки в целом, и, соответственно, широко распространении! ргципрокация между младшими и старшими — это характерное правило общестинИ!* го обмена (ср. Raddiffe-Brown,1948, рр. 42-43). У тробрианцев есть слово для об01Н1> чеиия экономической этики, подобающей в отношениях между людьми разного ?М внутри одних и тех же десцентных групп — попала. Эта этика состоит в том, ЧТО л младших членов субклана ожидаются подарки и услуги по отношению к старшим, WI следних же взамен ожидается оказание младшим помощи и предоставление им мат ных благ» (PowelL 1960, р. 126). Даже там, где ранг привязан к генеалогическо» шинству и где высшей ступенью ранговой иерархии является «должность и ВЛ1

•п.юТЬ и положение вождя в полном смысле этого термина — этика остается Всльмем полинезийских вождей, «держателей должностей» в крупных, сегмент! ных политических образованиях: поддерживаемые, с одной стороны, множестк»»г| личных податей в пользу вождя, они порой отягощены, как многие это наблюдалил большим количеством обязательств по отношению к подвластному населению. Леи димому, всегда «экономическим базисом» примитивной политики является ЩвДрО—1

•ождя; ее проявления — это действия одновременно и положительные с морМЫЦИ точки зрения, и возлагающие на общинников определенные обязательства. Или, WW пос мотреть более широко, весь политический порядок поддерживается осевыми ПО|М' к«ми материальных ценностей вверх и вниз вдоль оси социальной иерархии, где КЦ|> дый подарок не просто отмечает статусное соотношение, но, как элемент генералик' Инной реципрокности, не возмещается непосредственно и побуждает клояльноСТИл.

В общинах с установленной ранговой иерархией сложившаяся структура прин Ч к генерализованной реципрокности, и, оперируя, эта система обмена имеет огр влияние на систему ранжирования. Однако существует целый ряд обществ, в КО ранжирование и лидерство в основном достигаются личными усилиями; здесь | Прокность более или менее связана с формированием самих рангов, как с «пус» механизмом». Связь между реципрокностью и рангом основывается в первом СЛуч—И формуле «быть знатным — значит быть щедрым», во втором случае — «быть щвдрЫНМЬ щачит быть знатным». В первом случае преобладающая ранговая структура ВЛИЯТЬ жоиомические отношения; во втором — реципрокность влияет на иерархически—f Ношения. (Приходит на ум аналогичная обратная связь в контексте дистанции роДСИЦ Гостеприимство, в частности, используется, чтобы предложить дружественные ОТНМЦ ИИЯ — это обсуждается ниже. Джон Таннер, один из тех «диких белых», которыеЫ рились в мужское население индейцев, рассказал историю, более чем поду | данном случае: вспоминая, как его семья оджибве была спасена от голода СС1 Скогов, он заметил, что если кто-нибудь из его семьи когда-либо впоследствии i

Экономика каменного века

кого-нибудь из той семьи, «он должен будет называть его братом» и обращаться с ним соответственно (Tanner, 1956, р. 24).)

Термин «пусковой механизм» принадлежит Гоулднеру. Он следующим образом объясняет, почему реципрокность можно рассматривать как пусковой механизм:

...она помогает инициировать социальное взаимодействие и является функциональной на ранних стадиях развития определенных групп до того, как они развили и дифференцировали традиционную систему статусных обязанностей... Хотя не вызывает сомнений, что вопрос о происхождении может легко затянуть в метафизическую трясину, на деле многие социальные системы (возможно, больше подойдет «отношения и группы») имеют вполне определенные источники. Браки совершаются не на небесах... Сходным образом корпорации, политические партии и другие виды групп имеют свои источники... В течение продолжительного времени люди собирались вместе в разных сочетаниях и комбинациях, предопределяя возможности создания новых социальных систем. Все ли эти возможности реализованы в настоящее время?.. Хотя эта перспектива на первый взгляд может показаться функционалисту чем-то чуждым, но раз она ему представлена, он может предположить, что определенный механизм, благоприятный для крис­таллизации социальной системы из эфемерных контактов, будет в какой-то мере институциали-зирован или устоится иным образом в каком-то обществе. Мне кажется, в этом случае норма ре-ципрокности станет одним из многих пусковых механизмов (Gouldner, I960, pp. 176-177).

Экономическая неуравновешенность — это ключ к развертыванию щедрости, гене-рализованной реципрокности, так же как и пусковой механизм ранжирования и лидерства. Подарок, который еще не возмещен, во-первых, «создает что-то между людьми»:

это порождает непрерывность в отношениях, солидарность — по крайней мере до тех пор, пока обязанность обмениваться не будет отменена.

Во-вторых, оказавшись в «тени задолженности», получатель стеснен в своих отношениях с дарителем. Тот, кто облагодетельствован, находится в позиции дружелюбия, внимательности и отзывчивости по отношению к своему благодетелю. «Норма реципрокности», как замечает Гоулднер, «выдвигает два взаимосвязанных минимальных требования: (1) люди должны помогать тем, кто помог им и (2) люди не должны вредить тем, кто им помог» (там же, р. 171). Эти требования так же действенны в горах Новой Гвинеи, как и в прериях Пеории — «Подарки (у гауна-гама*) возмещаются. Они образуют долг и вплоть до его погашения отношения между людьми остаются в состоянии неравновесия. Должник должен быть предупредителен в отношении тех, кто имеет преимущество перед ним, в противном случае он рискует быть посмешищем» (Read, 1959, р. 429). При том уважении, которое выпадает щедрому человеку со всех сторон, щедрость используется в роли пускового механизма лидерства, потому что она создает сторонников. «Богатство находит друзей, — пишет Дениг о честолюбивых устремлениях ассинибоин**, — так же, как это бывает везде» (Denig, 1928-29, р. 525).

Помимо высокоорганизованных вождеств и простых охотников и собирателей, существует множество промежуточных племенных обществ, в которых основные местные лидеры достигают выдающегося положения, не получая при этом ни «должности», ни

* Гауна-гама — этническая группа папуасов Новой Гвинеи.

** Ассинибоин, ассинибойны — индейский народ группы сиу в США.

О социологии примитивного обмена

ТИ)у"д, с соответствующими изначально предписанными привилегиями и влиянием И1 ; Корпоративные политические группы. Этих людей, которые, как говорится, «сделали t имя», можно считать «бигменами», «важными людьми», «быками», которые возвышают* | ея над общим уровнем стада, собирают последователей и таким образом достигают II* |Торитета. Меланезийский «бигмен» — это как раз такой случай. То же самое «вождь» индейцев прерий. Процесс привлечения личных приверженцев и восхождения к вер' иЬЬ.1ш славы отмечен рассчитанной щедростью — если не действительным участием ПО [Тнитттению к ближним. Генерализованная реципрокность в большей или меньшей СТ%" •ни включается в пусковой механизм. )Л

Г енерализованная реципрокность связана с ранговой системой общества разнЫИЦл Пособами. Мы уже охарактеризовали экономику вождества с точки зрения иных фс1**-|«нсакций как редистрибуцию (или крупномасштабное соединение). В этом пук ВШикает вопрос, типичный для эволюциониста: «Когда одно уступает дорогу друг Щипрокность — редистрибуции?» Этот вопрос, однако, может ввести в заблужд' л.Принципе, редистрибуция, осуществляемая вождем, не отличается от родственно Гой реципрокности. Скорее, она основана на принципе реципрокности, высоко Цюванной форме этого принципа. Редистрибуция, осуществляемая вождем, -|Нтрализированная, формальная организация родственно-ранговой реципрокности»! .Ирная общественная интеграция прав и обязанностей руководителя. ЭтнографичвСИ tap не преподносит нам внезапного появления редистрибуции. Он говорит о поствпвН» ОМ и мягком становлении централизации. Будет правильным связать наши характере».. Шки — ранговая реципрокность против системы редистрибуции — с формальными Г личиями в процессе централизации и таким путем решить проблему эволюции.

Система реципрокности бигменов должна быть достаточно

централизованной, I СИ<" |И1 вождей — достаточно децентрализованной. Их разделяет лишь тонкая линия, но »Тв АЖет быть важным. Между централизацией в меланезийской экономике бигмено», (ЦК, | сиуаи (Oliver, 1955), и централизацией власти вождя на северо-западном побережы С» |рной Америки, как у нутка (Drucker, 1951), трудно провести грань. В каждом случае АН* |р интегрирует экономическую активность своих приверженцев, рассеянных на боли ЛИ менее обширной площади: он действует как сортировочная станция для товаров, р»-((Прокно циркулирующих между его собственной и другими группами общества. ЭкоНЬ» Щчвское взаимодействие со сторонниками то же самое: лидер является основным ПОЛУ* Т»лем и дарителем благ. Тонкая линия различий такова: лидер нутка ЯВЛЯТСЙ вржателем «должности» в линидже (домашней группе), его сторонники составляют D| ррпоративную группу, а его центральное экономическое положение определяется Тр1" Мционно предписанным долгом по отношению к вождю и обязанностями вождя. Так ЦвН" Млизация встроена в структуру. У сиуаи же — это персональное достижение. НмичШ ЮСЛвдователей — это результат проявленной щедрости, положение лидере — пЛвл" Цчных усилий, и вся структура как таковая развалится с падением главного бигММЙГ {'Полагаю, что большинство из нас, исследующих «экономику редистрибуции», прИЧ1/ ' сюда индейцев Ссверо-Западного побережья; попытка же приписать этот ур0

Комической интеграции сиуаи может в конечном счете вызвать несогласие. Этв1!'

Экономика каменного века

дит на мысль, что политическая организация реципрокности имплицитно признается решающим фактором. Там, где ранжированная по родству реципрокность задается «должностью» и политическим

группированием, где она является sui generis в силу традиционных обязанностей, — там она приобретает отличительные черты. Подходящее название для этих отличительных черт — «вождеская редистрибуция».

Другие отличительные свойства вождеской редистрибуции также заслуживают того, чтобы быть отмеченными. Это другие отличительные признаки централизации. Поток товаров как в руки, так и из рук власть имущих в большинстве этнографических примеров по преимуществу не интегрирован. Подчиненные платят вождю в определенных случаях дань и по отдельности, и часто по отдельности получают от него блага. Хотя всегда имеют место значительные поступления и широкомасштабные подаяния — скажем, во время церемоний инаугурации вождей, — основные движения материальных ценностей, циркулирующих между вождем и народом, состоят из фрагментарных и независимых друг от друга трансакций: подарок вождю — с одной стороны, оказание вождем помощи — с другой. Так что, если исключить особые случаи, вождь имеет лишь незначительный постоянный оборот. Это — обычная ситуация для небольших вождеств островов Тихого океана. Примером могут быть Моала (Sahlins, 1962b) и, по-видимому, Тикопиа. Возможно, это окажется верным и для пастушеских вождеств. Вместе с тем, бывают случаи, что вождь может гордиться значительными поступлениями и более или менее значительными актами раздачи, а временами и большими запасами, осевшими у него благодаря давлению на общество. Здесь независимые акты почитания или действий по принципу nobiess oblige менее значимы. И если к тому же социальные масштабы вождеской редистрибуции имеют экстенсивный характер — широкое, дисперсное, сегментированное политическое обра­зование, — то она приближается к той степени центричности, которая была характерна для классической magazine экономики античной древности.

В Приложении В представлены иллюстративные этнографические материалы о соотношениях между рангом родства и реципрокностью. (См. выдержку из Malo в В.4.2 и из Bartram в В.5.2 о magazine экономике различной степени выраженности.)

Реципрокность и богатство

В соответствии с менталитетом юкагиров*, «человек, у которого есть запасы, должен делиться ими с теми, у кого их нет» (Jochelson, 1926, р. 43).

Обычай делиться снова и снова понятен в общине, где каждый время от времени рискует оказаться в затруднительном положении, так что именно голод и нужда делают людей щедрыми, поскольку каждый таким путем страхует себя от голода. Тот, кто нуждается сегодня, получает помощь от того, кто может оказаться в нужде завтра (Evans-Pritchard, 1940, р. 85).

Одна из целей предыдущего раздела о ранге и реципрокности состояла в том, чтобы показать, что ранговые различия или попытки их установить имеют тенденцию распространять генерализованную реципрокность за пределы традиционной сферы дележа.

* Юкагиры — пешие охотники на северо-востоке Сибири.

  
0 социологии примитивного обмена

Т.1кой же вывод можно сделать о различиях в степени материальной обеспеченности, шч.ктую так или иначе связанных с ранговыми различиями.

Гели я беден, а мой товарищ богат, что ж, это несколько осложняет наши отноиГ» Нин потенциальной материальной заинтересованностью — конечно, если мы остилСЯ л Топлрищами или по крайней мере поддерживаем знакомство в течение длитМЬНЙЙ! .|ремени. Здесь есть, в частности, сложности, если не определенное nchesse obHfK i И для богатого. "Щ

  
1 Другими словами, при наличии некоторой общественной связи между теми, КТО ( рвнивается, различия в степени состоятельности делают взаимодействия междуi |олее альтруистическими (генерализованными), чем они были бы в противном ел Риличие в достатке — или в способности восполнять богатство — может ум«И1 Дружественность в сбалансированных взаимоотношениях. Как скоро обмен сб| |овлн, сторона, которая не может себе позволить продолжать его, приносится • i ВТороне, которая в нем не нуждается. Чем больше разница в богатстве, тем, следо! |)0, больше должна быть демонстративная помощь богатого бедному — чтобы под |«и> необходимый уровень дружественности. Следуя дальше этой линии рассу»»,. (fKfloH в сторону генерализованного обмена усиливается там, где разрыв в экономим! роложснии (с точки зрения традиционных потребностей, особенно самых насуЩмИЯ) Йр()(( и рвется от избытка, с одной стороны, до нехватки, с другой. Искать проявлений fo iNtp.imi юванной реципрокности следует прежде всего в дележе пищей между ИМУЩИМИ W неимущими. Одно дело требовать возмещения за некогда подаренные скальпы ДЯТпфвл |Друюс — подать грошик брату! Пусть даже это будет голодный чужеземец.

л Оюно «брат» здесь важно. То, что нужда и бедность делают людей щедрыми -w Щ* в«ятно. Это функционально там, «где каждый время от времени рискует оказаться 1 (•• лТруднтельном положении». Это, однако, еще более понятно и еще более вероятно'ТДМ» МД« преналирует родственное сообщество и родственная мораль. То, что ЭКОНОМИКИ U цглом построены на основе комбинированного действия нужды и различий в НВКОА* унинх, не является секретом для Экономической Науки. Но, в таком случае, это •MONO* |ЙИки не обществ, которые, как нуэры, вынуждены урывать себе пропитание, ограничен* |ИО« и ненадежное, и также не тех обществ, которые переживают лишения сплоченными |родственными общинами. Здесь перед нами именно такие обстоятельства, в KOTOpMN лИндивидуальное накопление богатства становится неустойчивым и дисфункционМв* ьМЫМ. И если обеспеченный человек не соблюдает правила игры, его освободят от HUNMn |Лвго тем или иным способом:

L

Л¥

Бушмен может далеко зайти в стремлении избежать зависти других бушменов, и поэтому ТФЙМ многое имущество, что есть у бушменов, постоянно циркулирует среди членов группы. НИКТ4М| стремится подолгу держать у себя, скажем, хороший нож, если даже ему этого оч*нь X04tfnb| иначе он станет объектом зависти. Когда он будет сидеть, оттачивая острие лнвия, ТО yCAtf ~ вкрадчивые голоса других людей, которые говорят: «Посмотрите на него, он 10СХИ1Ц1Т6ЯЛ им ножом в то время, как у нас ничего нет». Вскоре кто-нибудь попросит у НТО »ТОТ М<Лл\ к«ждый хочет иметь такой нож, и придется отдать его. Культура бушмено» тр»бут, ЧТОвШ ' воптстю обя1ыс*т (фр.).

Экономика каменного века

делились друг с другом, и не было случая, чтобы бушмен отказался поделиться вещами, едой или водой с другими членами его группы. Без жесткой взаимопомощи бушмены не смогут пережить голод и засуху, которые Калахари посылает им (Thomas, 1959, р. 22).

Если потенциал бедности достигает крайней степени, как у большинства собирателей пищи, какими являются и бушмены, самое лучшее — узаконить склонность делиться тем, что у кого-то оказалось в избытке. Исходным условием является то, что некоторые домохозяйства изо дня в день не справляются с удовлетворением собственных нужд. Подверженность периодическим нехваткам пищи могла вызвать к жизни устойчивую традицию дележа внутри локальной группы. Я думаю, это лучше всего объясняет табу, которое запрещает охотникам есть мясо дичи, добытой ими, или менее действенное, но более распространенное предписание распределять мясо некоторых крупных животных между всеми, кто живет на стоянке — «охотник убивает, другие люди едят, говорят юкагиры» (Jochelson, 1926, р. 124). Другой способ сделать дележ пищей правилом, если не законом — это накрепко связать его с моральными ценностями. Если это так, дележ проявляется не только в тяжелые времена, но особенно в хорошие. Уровень генерализованной реципрокности поднимается в случае неожиданной удачи: теперь каждый может преуспеть в благодетельной щедрости:

Они собрали почти триста фунтов (орехов тси)... Когда люди собрали все, что смогли найти, когда каждая пригодная емкость была наполнена, они сказали, что готовы отправиться вместе с нами навестить нама*, но когда мы подогнали джип и позвали их, они были уже заняты своим бесконечным делом — даванием и получением — уже дарили друг другу тси. Бушмены чувствуют острую необходимость давать и получать еду, может быть, чтобы укрепить взаимоотношения друг с другом, может быть, чтобы поддержать и усилить взаимную зависимость друг от друга. Но это возможно, только если они располагают внушительным количеством еды. Они всегда обмениваются подарками в виде еды, которая поступает в больших количествах, как-то: мясо убитых антилоп, орехи тси и орехи мангетти, изобилующие в определенные сезоны в лесах мангетти. Пока мы ждали в джипе, Дикаи дала большой мешок тси своей матери. Ее мать дала другой мешок первой жене Г ао Фит, а Гао Фит дал мешок Дикаи. На следующий день тси снова перераспределялись, на этот раз в меньших количествах, небольшими кучками и маленькими заплечными сумками, потом — ручными сумками и, наконец, совсем маленькими порциями приготовленных тси, которыми люди делились во время еды... (Thomas, 1959, pp. 214-215).

Соотношение между различиями в обеспеченности и реципрокностью, конечно, не остается независимым от влияния ранга и степени близости родства. Реальные ситуации запутаны. К примеру, различия в обеспеченности, возможно, принуждают к помощи в обратной пропорции с близостью родства сторон, участвующих в обмене. Сочувствие в группе вызывает, в частности, бедность. (И, наоборот, люди, помогающие друг другу в несчастье, сильно солидаризируются — по принципу «друг в беде...»). Вместе с тем, материальные различия между дальними родственниками или чужаками не могут склонить богатую сторону к благотворительности. Если интересы изначально противоположны, то отчаянное положение одной из сторон может лишь усилить противостояние.

* Наша — подгруппа готтентотов, скотоводов Южной Африки. По языку и антропологическому типу 1 П П они родственны бушменам.

| J |

О социологии примитивного обмена

ъЧасто наблюдается, что за накоплением богатства — у таких-то и таких-то нарО* дои — следует его расточительная растрата. Однако конечная цель приобретения бо" гдк та часто как раз и состоит в том, чтобы отдать его впоследствии. Так, например, Барпстт пишет об индейцах Северо-Западного побережья, что «накопление чего-либо

- пуг'м заимствования или другим способом фактически немыслимо с иной целью, крЛ |мо к.1к с целью немедленного перераспределения» (Barnett, 1938, р. 353). Можно 1М« IfiKii i.iTb общее предположение о том, что материальные средства в примитивном o6uf«

-СТнс имеют в целом тенденцию двигаться от накопления к недостаточности. ТакМЙ' вбр-гюм: «В общем, можно сказать, что никто в деревне нуэров не голодает, если н« гари |од<1ют все» (Evans-Pritchard, 1951, р. 132). Но, с точки зрения предыдущих замечажй)л |<во()ходимо сделать оговорку. Если изобразить это графически, то наклонная благо |итольности по отношению к неимущим будет подниматься круче, когда дело кас* Ки:1Н('нно необходимых вещей, нежели тех, необходимость в которых не так нас kiniiiia, и она будет круче во взаимодействиях внутри общин, нежели между ними.

Предполагая некую тенденцию делиться с нуждающимися, даже если она СВНК&д МИрчняна обществом, можно высказать следующие гипотетические соображения Экономическом поведении в ситуации тотального дефицита. В периоды нехватки ПИ| |нгрллизованный обмен должен применяться шире обычного, особенно в првДМ Виболее узких социальных секторов. Выживание зависит в эти периоды от удвоишн)

общественной солидарности и экономической взаимопомощи (см.

Прилож«НИ1, Юм числе С.1.3). Эта общественная и экономическая консолидация предположитЮМм».. • должна прогрессировать до максимума: обычные реципрокные отношения MBJKJy, рмохозяйствами приостанавливаются для объединения ресурсов на время опасности», |Н1оная структура, возможно, мобилизуется или для управления объединенными гла*| |МИ, или для введения в оборот резервов пищи, имевшихся у вождя. ,

В то же время реакция на депрессию может быть различной, «в зависимости»! •HI Иисит от выносливости социальной структуры и продолжительности и интенсиИввЩЛ

•дсгний. Ведь силы, которые противодействуют взаимопомощи, в эти времена oUJtfAH ' I крепнут. Усиливается и тенденция заботиться преимущественно об интересах ClOtfO вмохозяйства, а также тенденция более чем непропорционально распределят» ПОМОЩЬ между близкими родственниками, находящимися в нужде, и дальними родствви* Икйми, находящимися в тех же условиях. Возможно, у каждой примитивной орПНИМЛ ИИ имеются свои пределы прочности, за которыми она начинает разрушаться, ИЛИ» ЙФ1 райней мере, пределы, за которыми она начинает модифицироваться. Каждая И1 НИК ВЖст узнать времена, когда взаимопомощь будет раздавлена под тяжестью огромна 1ДСТВИЯ и скаредность станет нормой жизни. Объем помощи прогрессивно сокрВЩ!) (до внутрисемейного уровня; возможно, даже эти связи размываются и обнажают 'манные, хотя и наиболее естественные для человека* в такой ситуации эгоистиЧвСК Твресы. Более того, щедрость сокращается в той же мере, в какой «негативная рЙ flKHOCTb» потенциально расширяется. Люди, которые помогают друг другу I обы4| 1М«на и на ранних стадиях бедствия, теперь, когда наступила катастрофа, • лу f4ae проявляют безразличие к взаимным обязательствам, а то и углубляют

11ригиН1Л* игр* слое Inhuman, yet most human.

Экономика каменного века

упадок обманом, препирательствами, ссорами и воровством. Иначе говоря, в целом секторальная схема реципрокности меняется, сжимается: дележ ограничивается самыми узкими сферами солидарности, а что касается остальных — «дьявол берет последнее!».

В этих соображениях имплицитно содержится план анализа нормальной секторальной системы реципрокностей в каждом конкретном случае. Господствующая схема реципрокности — это некий вектор качественных аспектов родственно-общинных отношений и обычных напряжений, происходящих из-за дисбалансов в производстве. Но нас сейчас интересуют крайние ситуации. В иллюстративных материалах к этому разделу мы обнаруживаем обе предсказанных реакции на нехватку продовольствия, как увеличение, так и снижение уровня дележа.

Определяющими условиями, по-видимому, являются структура сообщества, с одной стороны, и серьезность лишений — с другой.

Последнее замечание настоящего раздела о реципрокности и богатстве. Общество, если оно соответствующим образом организовано, будет потуже затягивать пояс не только под экономическим давлением, но и перед лицом другой существующей опасности, например, опасности внешнего военно­политического давления. В этой связи в иллюстративный материал, прилагаемый к этому разделу, включены два сообщения об экономическом поведении сторон, участвующих в примитивной войне (Приложение С:

СЬЮ и С.2.5.). Они иллюстрируют экстраординарную интенсивность дележа (генера-лизованной реципрокности) между имущими и неимущими во время подготовки к нападению. (Подобным образом опыт недавних войн показывает, что взаимоотношения проходили длинный путь от вчерашней игры в кости в бараках до сегодняшнего дележа рациона или сигарет на передовой). Внезапная вспышка сочувствия согласуется с тем, что было сказано о дружественности, дележе и различиях в обеспеченности. Генерали-зованная реципрокность — это не просто единственный вид обмена, который связан со ставшей теперь насущной взаимозависимостью, но она сама усиливает взаимозависимость и, таким образом, повышает шанс для всех и каждого преодолеть внеэкономическую опасность.

Этнографические данные, иллюстрирующие положения, изложенные в этом разделе, можно найти в Приложении С.

Реципрокность и пища

Характер обмениваемых вещей, как кажется, имеет самостоятельное влияние на характер обмена. Потребляемая день изо дня пища не может передаваться так же, как другие вещи. В социальном аспекте она не похожа ни на что другое. Пища — источник жизни, обычно — символ домашнего очага и дома, если не символ матери. По сравнению с другими вещами пищей делятся с большей готовностью или по большей необходимости; материя из коры или бусы скорее подходят для сбалансированного обмена подарками. Прямой и эквивалентный возврат еды кажется не подобающим в боль-

[О социологии примитивного обмена

|ИМ1 IHU ситуаций социальной жизни: он вызывает сомнения в мотивах как дающего 1и и получающего. Из этих характеристик передачи пищи явствует следующее.

р|к пределение пищи — это точный барометр, как бы ритуальное выражение СОСТО в|Ия социальных отношений; пища, таким образом, инструментально используется КМ Т(рн-р, катализатор или разрушитель дружественности:

Пища человека — это то, на что имеют право его родственники, и наоборот, родственники*! по люди, которые снабжают его определенной частью потребляемой им пищи или й1| у нею часть пищи, которой он располагает (Richards, 1961, р. 200). if

Дглеж пищей (среди кума) символизирует идентичность интересов... Пищей никогда h«| СЯ с врагом... Едой не делятся с чужеземцами, потому что они— потенциальные враги. Ч< |. может есть вместе с родственниками, имеющими общее с ним происхождение, а также СО

Ювенниками, и еще, как говорят люди, с членами одного с ним клана. В норме, однако,} члены одного и того же субклана имеют непререкаемое право на долю пищи друг друге.'Ш

. у двух человек или членов двух субсубкланов серьезная и продолжительная ссора, ИИ>4(

• их дети не могут разделить трапезу у одного очага... Когда люди двух групп соединяете!) В)С»ойства, формальное представление невесты во время свадебного пира, свинина, 1ЫСт4 мая в качестве угощения обеими сторонами, и демонстрируемые ими ценные подарки ПрМ|

1 обо ш,)чать самостоятельность двух кланов. Но одновременно люди, пришедшие ия ПОЙ кик бы неформально делятся овощами, делая это столь же естественно и ненавязчиво, К1К1 бы пни находились в интимном кругу своего субклана. Таким способом выражается их о61 Или ыинтересованность в объединении двух групп. Символически они образуют теперь •ДИМЙ

, Группу и поэтому они — «братья», как и полагается свойственникам (Ray, 1959, pp. 90-92)i ч

Едя, предлагаемая в порядке генерализованной реципрокности, скажем, как ПрОЯ|М ) Гопсприимства, символизирует хорошее отношение. Как говорит Йохельсон, (Ы! 1 »то с почти конфуцианской проникновенностью,

«гостеприимство всегда npeipl 1ВЙГОН н друзей и усиливает дружественные отношения между группами, чужимиЛ Ту» (Jochelson, 1926, р. 125). Но в таком случае подразумевается, что действует И

•нин'л1,ный негативный принцип: если еда не предлагается или не принимаетсяЛ' I | отношения плохие. Так, синдром добуан* — склонность подозрительно ОТНОСИТЙЯ М 'и, кроме самых близких родственников, — ярче всего отражается в представлении )М, к.щ и с кем следует делиться пищей и разделять трапезы: «Еду и табак потребляй

•КО в сямом узком кругу» (Fortune, 1932, р. 170; о правилах, запрещающих совмеспй Позы, см. там же, pp. 74-75; Mah'nowski, 1915, р. 545). Наконец, имеется Принцип И«ОЙ (И1ать пищу на вещи, по крайней мере, непосредственно и между близкими родсТМИ ИМИ и друзьями. Торговля пищей — это торговля между теми, у кого различные ИИЙ I, (Посмотрите, как просто новеллист внушает, что один из его персонаж,»Д"<в оящий бастард: «Он принес свои одеяла в пустой дом, тихо поужинал с семьей 6< •ивая на том, чтобы заплатить им — он не понимал, почему они были иедоюЛ 1 он предлагал заплатить им; еда стоит денег; они не занимались ресторшиым 1 , но еда стоит денег, вы не можете отрицать этого» — МакКинли Кантор).

IN, добмн — пк ины1|(иый тортый гное и юго-восточной Иидои«]ии (остро» BiMip, ,Воиам).

Экономика каменного века

В этих принципах инструментального обмена едой различия между народами невелики. Конечно, то, в какой степени они применимы и какие из них применимы, варьирует в зависимости от ситуации. Добуан запрещают обмен визитами и гостеприимство между деревнями, не сомневаясь в основательности и достаточности причин. В других местах обстоятельства, от экономической взаимозависимости до политической стратегии, благоприятствуют и хождениям в гости и приемам гостей. Более детальное рассмотрение этих обстоятельств вне нашей компетенции: дело в том, что там, где желательно установление дружеских отношений с людьми, самое лучшее

оказать им гостеприимство. И добуанский синдром поэтому не является типичным. Обычно «дикари гордятся собой, будучи гостеприимными по отношению к чужакам» (Harmon, 1957, р. 43).

Следовательно, сфера генерализованного обмена едой порой бывает шире, чем сфера генерализованного обмена другими вещами. Это особенно драматично проявляется у торговых партнеров, позволяющих себе взаимное гостеприимство, или у живущих далеко друг от друга родственников, которые делают взаимные посещения поводом обменяться подарками (см. примеры в Приложении А). Здесь мы имеем дело с людьми, чьи продолжительные обменные взаимоотношения в течение длительного времени не сбалансированы

или даже потенциально склоняются к caveat emptor— из-за удивительно щедрого обеспечения друг друга едой и приютом. Но при этом гостеприимство противодействует мелькающему на заднем плане уабууабу и устанавливается атмосфера, в которой прямой обмен подарками и торговля вещами могут осуществляться на началах справедливости.

В постоянной тенденции осуществлять обмен пищей в форме генерализованной ре-ципрокности есть своя логика. Так же, как и при обмене между богатыми и бедными или вышестоящими и нижестоящими, когда дело касается пищи, склонность жертвовать безвозмездно призвана поддерживать определенный уровень дружественности. Дележ должен быть распространен на более отдаленных родственников, генерализованная реципрокность выходит за пределы обычных секторальных ограничений. (Из приложения к предыдущему разделу может быть выведено, что щедрость прямо ассоциируется с щедростью

в отношении пищи.)

Есть лишь одно дружественное действие, которое можно проделать с пищей — это отдать ее, и соразмерный социальный возврат после подобающего приличию периода времени — это возврат помощи и гостеприимства. Преломлением генерализации реци-прокности является не только неполный и неопределенный баланс в трансакциях с едой, но и ограничения или запреты на обмен еды на другие вещи. Были отмечены любопытные запреты на продажу еды у народов, обладающих примитивными «валютами», например, у меланезийцев и калифорнийских племен. Здесь сбалансированный обмен — это общая норма. Деньги-вещи («жетоны») служат более или менее общим эк­вивалентом и обмениваются на все многообразие предметов. Но не на ЕДУ. Внутри широкого социального сектора, где деньги равнозначны вещам, жизненно необходимые предметы изолированы от денежных взаимоотношений, и едой делятся, но ее редко продают. Еда имеет слишком большую социальную ценность — хотя бы потому, что это слишком часто используемая ценность — чтобы иметь меновую стоимость.

Загрузка...