Эксгумация

52

Таксист высадил меня у «Комеди-Стор». Я опоздал всего на пятнадцать минут.

Я взял пиво и осмотрелся. «Комеди-Стор», расположенный недалеко от Лестер-сквер, представлял собой жаркий, битком набитый зал с низким потолком и черными стенами. Казалось, что все здесь обливались потом.

Я пробрался на свое место, и никто не принял меня за «остряка из зала», «подсадную утку» или еще какой-нибудь привычный персонаж комедийного жанра.

Перед микрофоном стоял какой-то невыразительный типчик в марлевой рубашке без воротника, выцветших джинсах и ковбойских сапогах с замшевым голенищем. Примерно пятьдесят процентов зрителей-мужчин и около пяти процентов зрительниц были одеты так же, хотя вряд ли у кого в зале было на голове меньше волос, чем у него.

Тип напоминал живой труп. Ключевые фразы его шуток застревали в душной неполной тишине. Мне казалось, что я смотрю, как варится овсянка, — иногда на поверхность вырывался пузырек, лопался, и из него с легким шипением выходил пар. В зале раздавался то короткий всхлип, то случайный смешок, но до настоящего хохота дело не доходило. Несчастный комик обхватил стойку микрофона так, что у него побелели костяшки пальцев. Налицо были все симптомы неминуемой смерти: бледность, потливость, расширенные зрачки, нечувствительность к боли.

Капля пота сбежала по его тонкой переносице и на мгновение повисла на кончике носа. По чистой случайности она сорвалась в тот момент, когда он заканчивал свою коронную шутку про домохозяйку и стиральную машину с сушилкой, которые пытаются решить, куда отправиться на первое свидание. Было слышно, как капля ударилась о микрофон. Несколько зрителей, старавшихся предугадать судьбу капли (упадет — не упадет), облегченно рассмеялись. Ничего не подозревавший комик оглядел зал с довольной улыбкой.

— Перед вами выступал Хендерсон Макинтайр, благодарю за внимание.

Сбегающего со сцены Хендерсона наградили снисходительными хлопками.

Вышедший конферансье несколько минут пытался рассмешить публику шутками о рисунках на обоях.

— А теперь вас ждет потрясающий сюрприз, которого вы так долго не ждали! На арену Колизея выходит… пастор львов и пожиратель христиан… кррриминальный авторитет юмора… Мистеррр… Тони… Смарт!

Микрофон с треском водрузили обратно на стойку. Погас свет, и на сцене в круге единственного прожектора появился Тони со своим фирменным пистолетом. Тони встретили громкими, но сдержанными аплодисментами. Ему еще предстояло доказать свою пригодность. Эта аудитория ему не принадлежала. Пока.

Выступление Тони было основано главным образом на комических сторонах насилия. Он заставлял зрителей смеяться, рассказывая истории о том, как крутые ребята отстреливают себе яйца. (Впрочем, лично я не смеялся.) Кульминацией выступления стало предложение разыграть ограбление в стиле известных людей, имена которых выкрикивали зрители. Этот номер занял больше десяти минут, поскольку возможные кандидаты от зрителей все поступали и поступали: грабитель (Министр внутренних дел), кассир (Годзилла), полицейский (Ронни Крей), водитель преступников (Стиви Уандер), отважный клиент (Марсель Марсо), босс мафии (Йода из «Звездных войн»). Зрители умирали от смеха. Тони оказался в центре комического циклона, став точкой спокойствия в окружении бурлящего хаоса. То и дело он замолкал, пережидая, когда публика придет в себя после очередной шутки.

Наконец Тони поклонился, раз-другой пальнул из своего игрушечного пистолета по аудитории и ушел за кулисы.

На этот раз зрителям пришлось аплодировать пустой сцене. Они вызывали его на бис, но он не выходил.

Я отправился в бар. Там уже сидел, обреченно уставившись в бездну пинты, Хендерсон Макинтайр. Я постарался расположиться как можно дальше от него. Трупов с меня было более чем достаточно.

Ожидая Тони, я размышлял о причинах его успеха. Тони был одним из тех людей, которые быстро продвигаются в избранной профессии (обычно в искусстве), запугивая критиков своим внешнем видом и репутацией, так что критики пишут о них хвалебные рецензии с самого первого выступления. О Тони говорили, что у него «серьезные связи», и хотя большинство критиков целыми днями просиживает на заднице, им небезразлична судьба их коленных чашечек.

Тони вплыл в бар на мятной волне только что использованного лосьона после бритья. Он сменил рубашку (желтую на оранжевую), но остался в сценическом синем костюме и туфлях из крокодиловой кожи.

— Пошли, — вот все, что он сказал, когда я привлек его внимание.

Вокруг уже начинала собираться толпа. Если бы Тони еще немного промедлил, ему бы пришлось давать советы о том, как сделать карьеру на сцене, целой очереди из лысых мужчин в марлевых рубашках. В многочисленных интервью он уже дал свой главный совет подобным просителям. Тони неизменно отвечал примерно так: «Бросьте это занятие. Вам никогда не стать по-настоящему классным комиком. Займитесь лучше чем-нибудь другим. Но если вы даже бросить ничего толком не можете, возможно, в этом ваш шанс. Только не приходите к Тони Смарту за советами».

Когда мы проходили мимо Хендерсона Макинтайра, Тони звучно хлопнул его по спине.

— Даже лучшим из нас иногда не везет, старина.

Хендерсон хотел что-то сказать, но не смог.

— Ты еще жив? — спросил Тони, подмигивая.

Хендерсону почти удалось выдавить из себя улыбку.

Мы продолжили свое стремительное движение, причем язык Тони не отставал от ног.

— Видишь ли, единственная мотивация для меня — ненависть и зависть. Я вижу, как у других что-то получается, и хочу сделать лучше. Понимаешь? Смысл моего ремесла не в том, чтобы дарить радость массам, а в том, чтобы массы фунтов, тугриков, йен и песет текли на мой банковский счет, и я мог тратить их как пожелаю. Все это возможные цитаты, ты ведь записываешь? Откуда ты, кстати? Снова из «Тайм-аута»?

— Нет, — ответил я.

Его словесный поток на время иссяк. Он посмотрел на меня со всей свирепостью, которую я ожидал увидеть в нем, а затем продолжил:

— О, вспомнил.

Тони не боялся выходить из театра через парадный вход. Наоборот, на полной скорости продираясь через толпу, он получал явное удовольствие оттого, что его узнают и им восхищаются. На мужчин он особого внимания не обращал, а вот женщины, особенно грудастые, вынуждали его чуть сбавлять обороты.

На выходе Тони обменялся ритуальными репликами с кассирами «Комеди-Стор»: «Ни одного смешка, мать твою, — было слышно, как муха летает под потолком». — «Отвалите, говнюки трахнутые». — «В следующий раз не забудь пижаму, парень». — «Да я в ваш сортир больше ни ногой».

Наконец мы оказались на улице. Было прохладно, темно и многолюдно.

— Не отставай, — бросил мне Тони. — Можешь побыстрее шевелить ногами?

— Э-э-э… знаете, я лишь дня два как слез с костылей.

— А, черт, — Тони приостановился, вспомнив, кем я был. — Как себя чувствуешь? — Неожиданно я превратился для него в престарелую бабушку, которая нуждается в уходе. — Ладно, не спеши. Извини, друг, я просто, как всегда, на взводе после выступления. Ты это видел? Слышал, мать твою? Абсолютно новый материал. Ни одной старой шутки. И все они по полу катались. Я весь зал взял за яйца. Но учти, ты посетил далеко не лучшее выступление. Для этого нужно нечто большее. Нужно что-то… трансцендентное… Но все равно зрители усрались от смеха, согласен? Наложили полные штаны.

Тони снова прибавил ходу, мысленно обсасывая свое выступление, прокручивая в голове все детали, наслаждаясь произведенным эффектом. Я вдруг осознал, что ему, как и всем артистам, выступающим на сцене, важно было услышать позитивный отзыв, подтверждение его успеха, похвалу — пусть даже от меня. Он хотел знать мое мнение, но только если оно повысило бы его веру в себя и дало новый повод для самолюбования.

Врать не было смысла.

— Они просто валялись от смеха, — подтвердил я.

Тони растянул губы в улыбке. Мы пересекли Лестер-сквер, свернули в переулок возле театра Уиндемз и спустились по узким ступенькам в заведение под вывеской «Бар Коха».

— Здешний хозяин — албанец, — объяснил Тони, когда мы вошли.

За стойкой стоял красавец мужчина с лицом, которое так и хотелось назвать «точеным», особенно благодаря шраму на правом виске. Бармен узнал Тони и сразу же обслужил его — прежде двух ожидавших посетителей. Тони заказал мне «Будвар», даже не спросив, хочу ли я пиво.

Мы уселись за свободный столик в дальнем углу зала. В этом был весь Тони — герой рабочего класса и друг албанского народа; препятствия сами собой исчезали с его пути, который окружающие люди щедро усыпали искусственными цветами своей доброжелательности.

— Моя бабушка — наполовину албанка, — сообщил мне Тони. — Вторая половина могла быть кем угодно. Бабушка родом из Портсмута.

Я кивнул, как будто это многое объясняло (если подумать, то так оно и было).

Мы чокнулись бутылками «Будвара», чуть не задев ими низкий беленый потолок.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил Тони, вытирая губы оранжевым носовым платком.

— У меня есть несколько вопросов, — ответил я.

— Валяй, — буркнул он, переключаясь на режим «нужный человек в нужном баре».

Прежде чем переходить к частностям, я решил задать Тони несколько общих вопросов, чтобы выяснить, насколько его «крутость» истинна и насколько — атрибут имиджа. На самом деле меня интересовала его связь с Аланом и Дороти.

— Вы что-нибудь знаете о том, как меня расстреляли?

— Почти ничего. — Пожатие плечами, глоток из бутылки (что означало: Чтобы получить нужные ответы, задавай правильные вопросы).

— Я скажу вам, что я думаю, а вы меня поправьте, если я ошибаюсь. Кто-то хотел, чтобы Лили убили. Вместе с ее спутником. Если этот кто-то — любитель вроде меня, ему наверняка пришлось обращаться за помощью к кому-то вроде вас…

— Не-а, — сказал он.

— …вроде вас, каким вы были несколько лет назад.

— Оружие я, конечно, в руках держал, но не убивал.

— Так вот, у человека, который нас расстрелял, был броский велосипед, броский костюм…

— И чертовски броский пистолет.

— Точно, — сказал я, понимая, что придется притвориться еще большим простаком, чтобы выудить у Тони то, что мне было нужно.

— Большинство оружия, которое используют при вооруженных ограблениях, — это антиквариат, сохранившийся со второй мировой, старые фермерские дробовики или самоделки, которые какой-нибудь чокнутый дядя Фрэнк клепает у себя в сарае. Насколько я понимаю, в тебя стреляли из «Грубера-Литвака», практически нового. Если хочешь знать мое мнение, человек, который в тебя стрелял, — настоящий профессионал, которому всегда хорошо платили. Он может требовать оружие в точности такое, какое ему нужно. Фантастическое. Ему платят огромные деньги за то, что он делает и очень хорошо делает.

— Если он был профессионал, почему его так легко поймали? — спросил я. — И почему я до сих пор жив?

— Не повезло — или в твоем случае скорее повезло. С каждым может случиться.

— В полиции он молчал как рыба.

— А он и будет молчать, я же говорю — профессионал. Отсидит срок, подержит рот на замке, выйдет и получит бонус.

В бар вошли двое мужчин. Один из них был очень белый, а другой очень черный. На них были одинаковые до мельчайшей складочки черные костюмы. А также одинаковые темные очки, черные рубашки, синие галстуки, черные ботинки. Каждый держал в правой руке мобильник. Я узнал их: это были полицейские в штатском, которые следили за мной из «мондео». Они одновременно сняли очки. В баре стоял полумрак, поэтому альбиносу можно было не щуриться, однако вокруг глаз у него обозначились неизгладимые морщины от постоянного прищуривания, напоминавшие опрелость на детской попке. Я также подумал о крошечных, сморщенных, еще не оперившихся цыплятах. В первую секунду посетители бара повернули головы, чтобы посмотреть на вошедших, но тут же быстро, как по команде, отвернулись — желания встретить ответный взгляд ни у кого не возникло. Все альбиносы, которые мне попадались в жизни, были довольно нервными — если не сказать раздражительными — личностями. Этот, похоже, не был исключением. Каждое его движение сопровождалось беспокойными подергиваниями. Негр же был воплощением несокрушимого спокойствия. Напарники отправились к стойке, заказали выпивку и уселись за соседним столиком. Всем своим видом они говорили: не смотрите на нас; причем исходившая от них угроза ощущалась почти физически, так что люди то и дело инстинктивно поворачивались, чтобы взглянуть не столько на них, сколько на эту зримую угрозу. Я чувствовал, как любопытство посетителей бара, отражаясь от альбиноса и негра, сосредоточивается на нас, — неужели мы настолько здесь выделялись?

— Если бы хотел я достать «Грубер-Литвак», — спросил я, — куда мне надо было бы обратиться?

— Я думаю… — начал Тони, поглядывая на альбиноса. На ничтожно короткое время они встретились взглядами. — В Германию, — закончил Тони с таким видом, как будто именно это он и собирался сказать. — Их производят в Германии.

— Значит, в Лондоне его найти трудно?

Альбинос и негр заговорили о футболе: «Манчестер» и «Арсенал», «Челси» и «Ливерпуль». Желая убедиться, что это действительно полицейские, я прислушался — ни у одного из них не было того хриплого голоса, который я слышал по телефону.

— Почти невозможно, — сказал Тони. Он допил свой «Будвар».

— Еще принести?

— У-угу. — Тони окончательно утратил самообладание. Он обливался потом и заикался, как комик-дебютант перед микрофоном. Тони ненавидел полицию. — Ты знаешь, что брать, т-так?

Я постарался задержаться подольше у стойки бара, чтобы оставить Тони наедине с полицейскими и понаблюдать, как он будет себя вести.

Больше никакого контакта между ними не было, по крайней мере я этого не заметил. Полицейские, очевидно, понимали, что одного их присутствия, которое ощущалось с запредельной весомостью и зримостью, будет достаточно, чтобы держать Тони в узде.

Пока я нес к нашему столику пиво, у меня возникла идея и, надо сказать, довольно паскудная.

— Ваше здоровье, — сказал я достаточно громко, чтобы Тони не усомнился, что полицейские слышат меня. — Огромное спасибо за помощь. Больше вопросов у меня нет. Я сделаю все так, как вы сказали.

Тони побледнел от страха.

— Н-но я, — запинаясь, проговорил он, — н-н-ничего тебе не сказал.

— Вы мне очень помогли — я даже не ожидал, что так много узнаю.

Он взглянул на меня — мрачнее тучи. Объясняться ему придется позже и в другом месте.

Я был уверен, что перспектива беседы с детективами и риск лишиться всех прелестей его жизни были причинами паники Тони. Я бы на его месте тоже запаниковал. Но на его месте я бы не стал разгуливать по городу, раздавая всем желающим бесплатную информацию о преступном мире.

Полицейские по-прежнему говорили о футболе, никак не показывая своим поведением, что слышали хоть слово из нашего разговора. Однако — если только это было возможно — их присутствие ощущалось еще весомее, чем раньше. Они выглядели настоящим воплощением закона: казалось, за их спинами простирались бесконечные коридоры с рядами тюремных камер, залы судов и следственные изоляторы.

Мы быстро и молча, не смакуя, допили пиво.

Тони Смарт сник. Он был в более чем затруднительном положении, наверное, еще и потому, что лучше меня представлял, что его ждет. Моя смарт-карта оказалась умнее. (Каламбур непреднамеренный.) К этому он не привык. Я сиял, как удачливый новичок, а он источал раздражение задетого профессионала. Или дело было в чем-то другом: возможно, здесь перед ним была еще одна ступенька, поднимавшая над улицей и примитивными инстинктами.

Наверное, ему теперь придется еще разок съездить в Лутон, только без телекамер за спиной. Возможно, для него настало время снова встретиться с друзьями детства, постараться спуститься до их уровня, чтобы не выглядеть тупым говнюком, который потерял не меньше, чем обрел.

— Мне, пожалуй, пора, — сказал я, а затем встал и протянул ему руку.

Тони пожал ее. Он не мог уйти вместе со мной: он должен был остаться, чтобы не показаться слабаком.

— Еще раз спасибо, — сказал я.

Дойдя до ступенек, я украдкой взглянул на Тони. Прищурив один глаз, он смотрел в горлышко бутылки, как будто рассчитывал увидеть в ней чей-то ответный взгляд.

Я отметил, что чернокожий полицейский встает.

Когда я снова обернулся, спускаясь по лестнице на станции подземки у Лестер-сквер, то увидел, что негр шел за мной и разговаривал по мобильнику.

Ноги у меня уже устали, поэтому я не мог рисковать, устраивая беготню по эскалатору. Я решил, что от негра мне все равно не оторваться, к тому же полицейский, вероятно, следил за мной ради моей же безопасности.

В вагоне метро негр стоял напротив меня — на расстоянии примерно десяти футов, около дверей.

Когда я вышел на станции Хаммерсмит, он последовал за мной.

Такси мне удалось поймать только через десять минут. Я чуть было не предложил негру подвезти его.