Экспоненциальный дрейф

Глава тридцать третья

Прогноз погоды на первое мая не обещал ничего хорошего, и поэтому Ив Леманн решил перенести барбекю в зимний сад. А чтобы не раздражать Вольфганга своим семейным счастьем, — ходили слухи, что его покинула любовница, — он заодно пригласил и всех остальных. Таким образом, этот вечер опять стал обсуждением их заговора.

Все было так же, как и на других подобных вечеринках: поначалу никто не мог дождаться, когда дожарится мясо, и жены отгоняли от шведского стола тех, кто пытался стянуть немного хлеба или салата. И вот, наконец, все готово, божественные куски мяса, довольные вздохи гостей… А уже через четверть часа гости стали отодвигать стулья и откидываться назад, на тарелках оставалось недоеденное, все отмахивались, когда Ив предлагал еще один стейк или его жена — салат, «которого так много осталось». Для пользы пищеварения Лутц уже разливал первые рюмочки шнапса, и зашел разговор на всевозможные темы. Только не о проекте.

— Вы следите за выборами президента во Франции? — спросил Ив, чья семья с давних времен была тесно связана с этой страной.

— Там, кажется, сегодня прошли какие-то массовые демонстрации, — сказал Лутц, — только я не в курсе, в чем дело.

— Левые и умеренные силы были настолько разобщены, что в первом туре никто из них не набрал достаточного количества голосов, чтобы баллотироваться против нынешнего президента. Вместо них во второй тур прошел Ле Пен, — объяснил Ив. — А он настоящий правый радикал. Вернуть смертную казнь, отменить евро и закрыть все границы, — и это еще цветочки в его предвыборной программе.

— Дай-ка угадаю, — предложил Петер Эйзенхардт. — Все разобщенные теперь помирились.

— Да, и не сомневайтесь! Миллионы сегодня вышли на улицу. Ле Пен во втором туре — это как если бы у нас радикальные националисты из НДПГ вытеснили «зеленых» и либеральную СвДП из бундестага. Катастрофа у ворот!

Петер усмехнулся.

— Это никому ничего не напоминает?

Вскоре вся компания, сытая и с хорошим настроением, поднялась наверх в рабочий кабинет Ива. Заперли дверь. Произнесли клятву, которая была их спутником уже — страшно подумать! — целых 28 лет:

Чего мы достигнем в нашей жизни? Единства всего человечества и мира на Земле. Каковы три причины нашего успеха? Мы молчаливы, едины и умны. Но узнает ли кто, как все произошло? Нет, никто, никогда.

Вольфганг при этом незаметно для других скорчил гримасу.

— Ну так вот. Тут наш сигнал, — сказал Петер Эйзенхардт, вытащив из кармана кассету, и вставил ее в стоящий наготове магнитофон. — Лутц, конечно, уже в курсе, потому что это он переделывал мои данные в это, хм, звуковое произведение. — Он нажал на «play».

Послышался глухой ворчливый гул, как от идущего в туннеле поезда, — это было фоновое космическое излучение, нефильтрованное и усиленное в несколько раз. Потом собравшиеся услышали тихий, едва слышный высокий звук — два раза, друг за другом. Пауза. Затем следующий, более низкий звук — три раза. Пауза. Снова первый, высокий. Пять раз.

— 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17… Простые числа, — объяснял Петер, как будто они не обсуждали это несколько сотен раз. — Их невозможно создать естественным путем. Идеальный метод показать разумное происхождение нашего сигнала. — Он остановил запись и отмотал пленку назад.

— Наша цель показать угрозу, а не разумное происхождение, — проворчал Ив. — Мы нуждаемся в космическом Ле Пене. Наша затея бессмысленна, если они просто скажут: «Классно, наконец-то мы нашли своих братьев по разуму, ура!» — после чего все пойдет по-прежнему.

Эйзенхардт улыбнулся.

— То, что ты имеешь в виду, звучит так. — Он снова нажал на воспроизведение.

Сигнал изменился. Низкие и высокие звуки теперь быстро сменяли друг друга, шли вперемешку и словно бы в бессмысленной последовательности, каждый раз с короткими промежутками. Это было похоже на титатати-тититатита татититатататати — бесконечный безумный космический сигнал Морзе.

— Промежутки становятся все больше и больше, — заметил Вольфганг. Опытный слух радиоастронома не подвел его.

Петер с удовольствием кивнул.

— Так и есть. Послание из простых чисел заканчивается цифрой 2141. После чего следует 2141 блок данных. Эти блоки, поначалу короткие, со временем становятся все длинней, до тех пор, пока очередь не доходит до блока 1071, с рядом данных длиною в те же 2141 бит. После чего длина данных опять уменьшается. Длина последнего блока та же, что и первого. — Он подал Вольфгангу схему длины блоков. — Что нам скажет специалист? Это послание? И как его понять?

— Похоже на построчную трансляцию изображения. Но оно не прямоугольное, а… какое? Круглое? — Радиоастроном, который ни разу в жизни не принимал участия в проекте SETI, но прочитал всю литературу по этой теме, ломал голову над бумагой. — Либо это шар. Точно! Из этого можно составить шар.

— Кандидат набрал сто очков. — Эйзенхардт засунул дискету в дисковод компьютера Ива. — Если именно так и сделать — собрать все линии в трехмерном пространстве, — получается шарообразное изображение.

Зашумел дисковод. На экране появилось то, что скоро — в качестве послания инопланетян — нагонит неимоверный ужас на весь мир.