Экспоненциальный дрейф

Глава сорок вторая

Начальника отдела Министерства иностранных дел ФРГ Хартмута Дунса беспокоило ухо.

— Как-то свистит странно, — объяснил он ждавшему его шоферу. — Уже целый день мучает. Как будто вчерашний вечер провел на шумной дискотеке.

— А на самом деле-то хоть раз там были? — спросил его шофер с телосложением борца, который терпеливо держал дверь открытой.

— Да ну! Времени ни на что не хватает. — Начальник закинул свой дипломат на заднее сиденье тяжелой бронированной машины и последовал за ним. Когда с грохотом защелкнулся замок двери, свист в его ушах превратился в легкую боль.

В это время шофер сел на свое место, и машина тронулась. Проверка на выезде, — и красно-белый шлагбаум открылся. Ефрейтор из федеральной охранной службы, который контролировал машины на въезде, равнодушно посмотрел в их сторону, — выезжающие машины не вызывали подозрения. Они влились в поток машин и стали одной из его незаметных частичек.

Головная боль нарастала с каждым метром. Хартмут Дунс скривил лицо. Машина ехала спокойно и к тому же была снабжена хорошей подвеской и отличными амортизаторами, но все равно казалось, что малейший толчок, иногда ощущавшийся внутри салона, попадал на оголенный нерв.

Начальник отдела помассировал себе виски и стал смотреть в окно. Ему в первый раз бросилось в глаза, как много в Берлине аптек. А в аптеках были таблетки от головной боли. Он еще ни разу в жизни — из принципа — не принимал таблетки от головной боли, считая себя слишком молодым для этого. Но, боже мой, эта боль в голове!

Дунс открыл дипломат и достал оттуда газету. Из нее он узнал, что в парке возле обсерватории Архенхольд нашли тела двух врачей с огнестрельными ранениями, один из них был известным невропатологом. Белый цвет газетной бумаги резал глаза. Нет, таким образом невозможно отвлечься. Дунс запихал все обратно и защелкнул замок. Закрыл глаза. Невыносимо. С такой головной болью он ни за что не перенесет многочасовой перелет. Не говоря уж о том, что министр рассчитывает на его работоспособность.

Наверняка на борту самолета что-нибудь есть. Таблетки от укачивания, тошноты, головной боли и так далее. Ведь это должно входить в стандартное оснащение самолета. Наверно, это начинающийся грипп. А может, мигрень? Если это мигрень, то он впервые понимает, почему его мать так жаловалась на нее.

Хартмут Дунс попытался расслабиться.

Машина снова притормозила. Красный свет. Толпы пешеходов. Какофония гудков. И вон там, впереди, — опять аптека.

— Не могли бы вы?.. — произнес он через силу и наклонился вперед, поскольку не был уверен, удалось ли ему выговорить эти слова. — Не могли бы?..

Дунс замолчал. Его взгляд упал на худого мужчину в длинном темном плаще, который неподвижно стоял на краю дороги, метрах в двадцати от него, и бесцеремонно смотрел в его сторону. Словно он мог видеть его сквозь тонированное стекло. Словно он точно знал, что там сидит Хартмут Дунс и тоже смотрит на него.

Как будто он его ждал.

В этот момент Дунс был полностью уверен, что этот человек и есть виновник его головной боли. Этот человек был… опасен!

Дунс схватился рукой за спинку переднего сиденья. Черт побери, почему этот шофер не обращает на него никакого внимания? Голос отказал ему, потому что его череп крошился на куски. Им нужно развернуться, скрыться, сделать хоть что-нибудь, лишь бы уйти от этого мужчины в темном плаще.

Вся боль сосредоточилась в одной точке посередине его лба и оттуда вонзалась внутрь головы. А там она превращалась во что-то ужасное, что-то настолько незнакомое, для чего в человеческом языке нет подходящих слов…

Водитель наконец-то сумел перестроиться в безжалостном потоке машин и объехал стройку, на которой, как почти всегда, никто не работал. Он посмотрел в зеркало, — ему показалось, что его пассажир махнул рукой.

— Чем я могу вам помочь, господин Дунс?

Хартмут Дунс, худощавый мужчина в очках без оправы, еще раз махнул рукой.

— Нет, спасибо. Все в порядке.

На краю дороги стоял какой-то тип в темном плаще. Он держал табличку с надписью: «Скоро наступит конец».

— Я просто забеспокоился, потому что вы…

— Все хорошо. Спасибо.