Экспоненциальный дрейф

Глава сороковая

Юргена Ребера вновь вызвали на допрос в Берлин, и снова это ничего не дало. Потом, без особой надежды и только потому, что он уже был в городе, Ребер позвонил профессору Шмидту, и по неизвестной причине тот согласился ответить на его вопросы.

После краткого приветствия его бывший научный руководитель спросил, знает ли он, что такое меметика. Ребер ответил, что нет, и Шмидт начал быстро говорить, словно хотел объясниться, пока не передумал.

— Приведу пример. Вы наверняка когда-нибудь общались с человеком, который обязательно хотел рассказать вам о своем Боге или убедить вас в своих политических пристрастиях?

— От таких не скроешься, — кивнул Ребер.

— Хорошо. Положим, мы рассматриваем не способ передачи мыслей между людьми, а сами мысли. Если, например, кто-нибудь придерживается религиозной точки зрения, согласно которой он должен убеждать других в своем мировоззрении, то такая точка зрения — что-то наподобие компьютерного вируса: совокупность убеждений с целью распространения их от одного разума к другому. При этом не имеет никакого значения, что́ это — религия, политические убеждения, распространяющаяся мода или мелодия, которая не выходит из головы, — меметика допускает всевозможные сочетания представлений, мыслей, идей, которые могут воспроизводиться в следующем разуме. Такое сочетание называется мемом. Мемы — это базовые единицы нашего разума и нашей культуры, точно так же, как гены — базовые единицы нашей биологической жизни. Как и вирусы, они распространяются и размножаются в живых организмах, при передаче претерпевают мутацию и борются за место в нашем сознании, — то есть тут действует своего рода эволюционный процесс по Дарвину. Согласно этой теории, мы всего лишь носители мемов. Хозяева этого «вируса».

Юрген Ребер задумался над услышанным.

— Если воспринимать эту теорию всерьез, то она сама тоже мем. Не так ли?

— Вот именно, — кивнул профессор Шмидт. — И она как раз пытается размножиться в вашем мозге.

— Интересная теория. Но, честно говоря, я не совсем понимаю — какое она имеет отношение к моему пациенту, который утверждает, что он инопланетянин? Или — почему вы делаете вид, что это нечто опасное?

Профессор посмотрел на Ребера как в былые времена, когда слышал от него какую-нибудь глупость.

— Ну подумайте. Все пациенты вели себя совершенно одинаково. Все вышли из продолжительного коматозного состояния и стали считать себя инопланетянами. Все они использовали термины вроде «экспоненциальный дрейф» и «расчет Немезира», и никто не мог объяснить, что это значит. Если мы не исходим из того, что они на самом деле инопланетяне, проникнувшие в человеческое тело, то единственное объяснение их состояния — мы имеем дело с мощным мемом, который способен преодолевать огромные дистанции во времени и пространстве. И который предельно эффективен, — ведь он практически полностью уничтожает прежнюю личность пострадавшего.

— Это, конечно, очень интересно, но…

Шмидт прервал его решительным движением руки.

— Это аналогично компьютерному вирусу. Благодаря способу своего действия столь мощный мем может стать совершенным оружием. Самая современная боевая техника, огромные армии, даже ядерное оружие — ничто по сравнению с полным контролем над человеческим разумом. Таким образом можно заставить солдат сложить оружие и не дать их командующим нажать на решающие кнопки… А о возможностях в сфере экономики я даже не хочу говорить. Тот, кто разгадает механизм этого мема, будет господствовать над миром.

Юрген Ребер посмотрел на своего бывшего научного руководителя и почувствовал себя неуютно. Их разговор принял жутковатое направление. Это напомнило Реберу «Звездные войны» — тот момент, когда Дарт Вейдер пытается перетянуть своего сына Люка Скайуокера к себе, на темную сторону Силы, и говорит: «Люк, вместе мы будем править всей Галактикой!»

— М-да, очень интересно… — вяло произнес Ребер.

Старик, очевидно, свихнулся. Надо поскорее уходить отсюда. И больше никогда в жизни он не будет заниматься вещами, которые его не касаются.

Только надо что-нибудь придумать. Отвлекающий маневр.

— Но почему лишь раз в одиннадцать лет? Вы задумывались над тем, что бы это могло значить?

— Солнце, — ответил его собеседник. — По-моему, это связано с Солнцем. Может быть, какой-нибудь электромагнитный феномен. У меня есть один знакомый, научный журналист, он подкинул мне эту идею. Он, кстати, скоро придет: хочет познакомиться с вами. Единственный естественный цикл, который длится одиннадцать лет, — это солнечный цикл. Каждый «инопланетянин» обрел сознание приблизительно через девять месяцев после максимальной степени активности солнечных пятен. В последний раз эта активность достигла своего пика в конце 2000 года, значит, очередного обретения сознания следовало ожидать в августе 2001-го.

Ребер воспроизвел в памяти календарь, и у него невольно мурашки пробежали по коже, когда он осознал, что к моменту обретения Абелем сознания тоже прошло девять месяцев.

Внезапно открылась дверь. И хотя на вошедшем не было зеленой куртки, Юрген Ребер сразу же узнал его. Это был тот человек, которого он встретил на лестничной площадке, и тот, с кем Вера Фельдхаймер разговаривала в баре. И тот, который, скорее всего, ее убил.

— Вы! — не удержался Ребер.

Незнакомец как-то странно улыбнулся.

— Видимо, я как раз вовремя, — сказал он.