Вот уже добрый час Эльнара ворочалась на жестком соломенном матраце, пытаясь заснуть, но сон все не шел. Из-под истертой фланелевой обшивки матраца, имевшей когда-то, по видимости, сочный ярко-зеленый цвет, а ныне напоминавшей прошлогоднюю пожухлую траву, выбивалась грубая солома, которая больно впивалась в нежное девичье тело при малейшей попытке хоть немного повернуться. Эли старалась не двигаться и лежать только на одном боку. Но ее маленький желудок, четвертый день подряд не видевший ни крохи, временами вдруг так резко сжимался, что бедная девушка невольно сворачивалась улиткой, подтягивая коленки к самому подбородку, дабы хоть немного приглушить боль. Ей было холодно, голодно и одиноко в маленькой, неуютной и давно не беленой комнате старого глинобитного домика на окраине Измира. Портовый турецкий город встретил их с Султаном сегодня ранним утром, после того как пять с половиной месяцев назад они покинули свою, теперь уже такую далекую, родину — Хоршикское ханство.
Это был трудный путь. В последний день марта Эльнара и Султан, взяв только самое необходимое, съестные припасы да кошель серебра на непредвиденный случай, двинулись в путь, повесив огромный ржавый замок на покосившуюся входную дверь — скорее ради приличия, нежели из серьезных побуждений, ведь в доме не оставалось ничего хоть сколько-нибудь ценного. Они направились к самому большому караван-сараю города, расположенному неподалеку от главного базара Перистана, столицы Хоршикского ханства. Здесь всегда было очень многолюдно: ежедневно из этого места отправлялось по несколько караванов, груженных товарами хоршикских умельцев, мастерство которых высоко ценилось в самых разных уголках мира. Сюда же прибывали другие караваны со всего Востока. Их повозки были навьючены поистине неподъемными тюками с великолепными персидскими коврами и тщательно упакованными египетскими тканями на любой вкус; большими корзинами с посудой из тончайшего китайского фарфора и индийской керамики; бесформенными по виду мешками из толстой дерюги, внутри которых были маленькие аккуратные мешочки с душистым турецким табаком, ценившимся в обширном азиатском регионе на вес золота. День и ночь в караван-сарае кипела оживленная жизнь, наполненная разноязыким многоголосьем, человеческой суетой и величавым, неспешным движением верблюдов, метко прозванных однажды «кораблями пустыни».
Утро только зачиналось. Поеживаясь от прохлады и плотнее кутаясь в белую пуховую шаль, доставшуюся от покойной матери Султана, Эльнара присела под раскидистым кленом на низенькую деревянную скамейку в ожидании своего приятеля, — он отправился выяснить, когда и куда направится со двора первый караван. Вдруг ее сердце взволнованно забилось: недалеко от ворот она увидела добротную арбу, запряженную парой крепких упитанных лошадок, впереди которой, рассеянно перебирая руками вожжи, с безрадостным потухшим взглядом сидел ее отец Пехлибей. Накинутая на исхудавшие плечи белая телогрейка подчеркивала бледность его лица и сутулость осанки. При виде родного человека Эли почувствовала себя маленькой девочкой, которой так не хватает родительской ласки и поддержки. Только сейчас она вдруг с ужасом поняла, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула отчий дом. Только сейчас ощутила, как сильно стосковалась по отцу, заменившему ей в раннем детстве мать, и увидела, как сильно изменился он под влиянием злой воли Черной колдуньи. Ей захотелось броситься к нему на грудь и сказать, что она очень-очень любит его.
С трудом переводя дыхание от внезапного волнения, Эли поднялась со скамейки, но едва сделала один шаг, как рядом с отцом неожиданно появилась Айша-Биби. Переваливаясь, как утка, она подошла к арбе и тяжело плюхнулась на перину, которой поверх соломы было застелено дно телеги. За то время, что Эли не видела ее, мачеха еще больше располнела, обрюзгла и постарела. Одетая в коричневый камзол и платье из темно-зеленого бархата, она была похожа на отвратительную жабу, которая непонятно каким образом затесалась среди людей, оставив топкое болото, где для нее было бы самое подходящее место. Эльнару даже передернуло от отвращения, а в следующий миг сердце пронзила острая боль — арба медленно тронулась и стала удаляться.
Несколько мгновений девушка стояла в растерянности, не зная, как поступить, потом бросилась следом, смахивая с ресниц слезы. Она бежала до ворот караван-сарая, пока телега не свернула в направлении главного базара столицы.
Айша-Биби продолжала поиски падчерицы до сих пор. Нежные ладошки Эльнары сжались в маленькие кулачки, и в дивных раскосых глазах сверкнул огонь мести. «Придет время, и я вернусь в Хоршикское ханство, чтобы сразиться с Черной колдуньей, отнявшей волю и память моего отца, — поклялась себе девушка. — Тогда и колдунье, и Айша-Биби придется ответить за все свои злодеяния. Они еще вспомнят это имя — Эльнара!»
Тем временем возвратился довольный Султан. Он сообщил, что сейчас готовится к отправке караван, который держит путь в направлении города солнца — Бухары. Султан даже договорился с караванщиками, чтобы те взяли их с собой.
— Но почему мы должны отправиться именно в Бухару? — поинтересовалась Эльнара. — Не лучше ли нам сначала разузнать, в какие места держат путь другие караваны, ведь их здесь немало? Да и Софи рассказывала, что Бухара хоть и красивый город, но чересчур жаркий.
— В городе солнца, Принцесса, много солнца не бывает, — горячо возразил Султан. — Ведь не зря Бухару называют жемчужиной Востока, а порой даже земным воплощением рая! Я уверен, Принцесса, этот город принесет нам счастье!
— А когда ж ты там успел побывать, Султан? — удивилась Эли. — Помнится, ты говорил, что никогда никуда не выезжал из Перистана.
— Я не был в Бухаре, Принцесса, — был вынужден признаться приятель, но тут же добавил, — однако это еще ничего не значит! Я весьма обстоятельно поговорил с караванщиками, и, знаешь, они оказались славными ребятами — так обрадовались, когда я предложил научить их игре в кости! И совсем не огорчились, что проиграли мне одну золотую и три серебряные монетки! Так вот, после их рассказа о Бухаре я просто влюбился в этот город и даже не сомневаюсь, что тебе он тоже понравится! Ты только представь себе: там почти круглый год лето, а зима похожа на нашу позднюю весну. Местные рынки переполнены всевозможными фруктами: аппетитные яблоки и сладкие персики лежат чуть ли не под ногами. А в чайхане подают такой вкусный плов с изюмом, что от него невозможно оторваться! Ах, как я люблю плов! Разве может быть на свете еда лучше плова?!
Однако фрукты и плов, ожидающие их в городе солнца, не произвели на Эли никакого впечатления, и Султан заметил это:
— Ну скажи, Принцесса, разве ты не устала от лютых морозов, весенней слякоти и осенних ветров, что сопровождают жизнь хоршиков от рождения до самой смерти? Ты только посмотри, что творится у нас под ногами! Через считанные дни, когда солнце как следует прогреет землю, вся эта глина, жуткими комьями прилипающая сейчас к нашим сапогам, превратится в ужасную мерзкую жижу. А засохнет она в лучшем случае через месяц, когда мы будем находиться — да поможет нам Аллах! — на полпути от города мечты, где всегда тепло, сухо и сытно. Но если все же тебе, Принцесса, там что-то не понравится, мы отправимся в другие места! Ведь мир — он очень большой!
Последний довод Султана пришелся по душе Эльнаре больше всего, ведь, как и отец, она с юных лет мечтала о путешествиях, поэтому уже спустя несколько часов их путь лежал из Перистана в Бухару.
В родных краях им предстояло проехать через множество крупных и мелких селений, через город Тазар, прославившийся своими мастерами-ювелирами, а также город оружейников Тускар, за которым заканчивалась граница Хоршикского ханства и начиналась Великая Степь. В Тазар они прибыли спустя три дня. Здесь караван в преддверии долгого трудного пути решил остановиться на ночь, но поскольку на дворе еще было светло, Эльнара с Султаном отправились прогуляться до ближайшей кондитерской лавки. Набрав несколько кульков разных сладостей, они направились к выходу, но на пороге девушку неожиданно остановил какой-то грузный мужчина средних лет. Его буравящий взгляд Эли заметила еще тогда, когда стояла в очереди. Султан, взявший на себя роль защитника Эльнары, встрепенулся, но незнакомец весьма учтиво обратился к его спутнице:
— Награди Аллах тебя долгими годами здравия, сестренка. Я вижу, ты торопишься, и мне совсем не хочется тебя беспокоить, но, прошу тебя, ответь только на один мой вопрос?
Его лицо показалось Эльнаре смутно знакомым. За последнее время ей пришлось повидать немало людей, поэтому припомнить имя мужчины оказалось непросто. Она лишь вопросительно посмотрела на него.
— Так ты не против? — искренне обрадовался незнакомец и сразу же спросил. — Скажи, нет ли у тебя брата по имени Али?
Этим именем Эльнара называлась первое время после своего побега из отчего дома, когда, пытаясь скрыть свое истинное лицо, маскировалась под юношу. Услышав его, девушка сначала вздрогнула, а потом вдруг узнала в незнакомце хозяина ювелирной мастерской — Аруна, который предлагал «красавчику Али» различные драгоценности и свое покровительство в обмен на любовь.
— Нет, и никогда не было, — пытаясь скрыть улыбку, ответила Эли.
— Пожалуйста, подумай хорошо, попытайся вспомнить, — Арун умел быть настойчивым. — Ты же знаешь сама, сестренка, у любого хоршика обычно столько родни, что порой не сразу-то и разберешь, о ком именно идет речь. Может, он тебе не родной брат, а сводный или двоюродный… — толстяк заискивающе улыбнулся. — Ты так сильно похожа на него, сестренка, что, если тебя одеть в мужское платье, будешь просто вылитый Али! Да и возраста вы примерно одного… Вспомни, прошу тебя!
— Вы что ж проход-то загородили, как будто для разговора другого места не найти? — раздалось из глубины лавки сразу несколько недовольных голосов.
Арун, мнивший себя одним из почтенных жителей Тазара, хотел было возмутиться подобным тоном обращения, но, опасаясь потерять из вида Эльнару, засуетился и двинулся к выходу, непрестанно оглядываясь. На улице он оттащил девушку с Султаном в сторону, дабы им никто не мог более помешать.
— Кстати, как зовут-то тебя, сестренка? — спохватился толстяк.
Чтобы лишний раз не создавать новых недоразумений или сложностей, Эльнара назвалась своим уменьшительным именем «Эли».
— Вот видишь, у вас даже имена похожи! — обрадовался Арун и опять принялся за свое. — Ну, вспомни, пожалуйста. Вы так сильно с Али похожи, что это не может быть просто совпадением.
— А зачем он тебе? — осторожно спросила девушка, понимая, что от Аруна не так-то легко избавиться.
— Так, стало быть, ты его все же знаешь, коли интересуешься, зачем он мне нужен! — торжествующим тоном провозгласил Арун и, приняв небрежный вид, ответил. — Да видишь ли, Эли, несколько лет тому назад Али работал у меня. Ах да, я забыл представиться: почтенный житель славного Тазара, владелец ювелирной мастерской, имеющей честь обслуживать нашего светлейшего повелителя — самого хана Тани, да продлит всемогущий Аллах его дни! Мое имя — Арун. Так вот, работал у меня Али подмастерьем. Я на него нарадоваться не мог: такой красивый, прилежный, добрый мальчик, — от одного только взгляда на него у меня на душе становилось теплее. Красавчик — каких поискать! Все было хорошо, мы с ним, можно сказать, сдружились. А потом вдруг он пропал — может, весточку какую из дома получил, или еще что стряслось. В общем, ушел однажды Али и не вернулся, а поскольку милый мальчик не сообщил мне, что уходит, я остался должен ему кой-каких деньжат за работу. Ну а я же, как человек честный и благородный, с тех пор не могу найти себе покоя — очень не люблю долгов. Да, признаться, и сердце у меня болеть начинает при мысли, что мой бедный мальчик, быть может, где-то ходит, испытывая нужду и голод, а ко мне обратиться стесняется, или гордость не позволяет. Но всемогущий Аллах услышал мои молитвы и послал мне тебя, Эли. Ты ведь поможешь мне найти его, правда?
Слушая Аруна, Эльнара просто диву давалась богатому воображению этого хитреца. Ей так хотелось разоблачить плута, но тогда он узнал бы то, что знать ему совсем не следовало. Особенно сейчас, когда она торопится поскорее покинуть Хоршикское ханство, где у нее накопилось столько врагов. Обдумывая свой ответ, девушка неопределенно улыбнулась. Арун засуетился пуще прежнего: полез в один свой карман, потом — в другой… Круглый лоб его вспотел от напряжения, и на какой-то миг Эли даже стало жаль его. Наконец, в третьем кармане он нашел то, что так усиленно искал.
— Поверь, Эли, я все понимаю. Возможно, тебе, юному доверчивому созданию, старшие запретили распространяться о месте жительства вашей семьи. Это неудивительно — сейчас столько обманщиков и воров развелось, что и не знаешь, кому можно доверять, а кому — нет, — проникновенным тоном заговорил толстяк. — Я вовсе не настаиваю, дорогая Эли, чтоб ты мне сообщила, где я могу найти Али. Мы можем поступить гораздо проще. Милый Али — такой скромный юноша, что из скромности или из ложной гордости, которая так часто встречается у молодых, может не откликнуться на мое искреннее предложение… Поэтому я прошу тебя, милая девочка, сообщи ему, что в главном караван-сарае Тазара его ждет добрая весточка. Пусть он заглянет туда, а уж все остальное — моя забота. Самое главное, чтобы Али пришел. Поверь моему честному слову, Эли, твой брат не пожалеет об этом, я очень хочу ему добра. И еще, сестренка, я хочу отблагодарить тебя заранее за все твои хлопоты. Прими мой скромный дар, — с этими словами владелец ювелирной мастерской протянул Эльнаре красную бархатную коробочку. Девушка с любопытством открыла ее и увидела внутри целый ювелирный набор поистине великолепной работы: оправленные в золото рубиновые браслет, серьги, перстень и тонкие монисты, что хоршикские девушки так любят вплетать в свои косы. В лучах заходящего солнца прекрасные драгоценности переливались таинственным светом, от которого в душе возникал трепет восхищения.
Эли замерла от восторга, а ее приятель, взяв в свои руки коробочку, повертел ее, поцокал языком и недоверчиво спросил:
— Что, камни-то настоящие?
У бедного Аруна вытянулось лицо, из чего Султан сделал правильный вывод, тут же заулыбался и бойко затараторил:
— Да ты больно-то не серчай, друг. Я ж так спросил, для порядка. Да-да, думаешь, я за свои двадцать пять лет не научился отличать благородных людей от мошенников? У тебя ж твои честные намерения, брат, на лице написаны. Да и чего огорчаться-то? Для тебя что важно? Найти Али, верно? Все остальное, как говорится, — мелочи жизни. Не переживай, все будет как в сказке! Найдем мы тебе твоего Али, да и не только его: за такую-то красоту можно еще кого-нибудь найти в придачу, тогда у тебя будет целых два Али. Здорово?!
— Но мне только один нужен, — почему-то шепотом произнес обескураженный Арун, глядя с истинно торгашеской тоской на один из многочисленных карманов коричневого жакета Султана, в котором исчезла только что подаренная красная бархатная коробочка. — Мне один Али нужен, вот ее брат, — он указал пальцем на Эльнару, явно пребывавшую в замешательстве.
— Вот его-то мы тебе и найдем, — тут же откликнулся Султан, которого вдруг охватило столь благостное расположение духа, что он готов был подарить этому тазарскому чудаку все на свете. — Не переживай, брат, так и скажем негоднику при встрече: «А ну-ка, дуй быстрее в Тазар, там тебя с нетерпением ожидает один из благороднейших людей нашего ханства!»
— Умоляю вас не называть моего имени, вы можете все испортить! — у толстяка Аруна от волнения вспотело лицо. — Понимаете, Али — такой скромный и чувствительный юноша, он может не откликнуться на такое предложение… Тут другой подход нужен. Вы, главное, отправьте его в Тазар, а уж я после этого еще раз вас отблагодарю, самым достойным образом. Уверяю, вы не пожалеете о нашей встрече!
— Да я и так уже не жалею! — беззаботно заявил Султан и чуть более озабоченным тоном прибавил: — Ну, бывай, друг, жди в гости Али, может, и мы когда-нибудь к тебе заглянем. Теперь же, не обессудь, нам пора идти, скоро ворота караван-сарая запрут, как бы не остаться нам ночью на улице.
Оставив Аруна в сильнейшем душевном волнении близ кондитерской лавки, Эли с Султаном поспешно зашагали к караван-сараю. По дороге приятель, довольно поглаживая карман с заветной коробочкой, спросил девушку:
— Надеюсь, Принцесса, этот твой Али живет не слишком далеко от здешних мест? Обещание-то, конечно, вроде как надо выполнить, но только и от каравана лучше надолго не отставать, а то потом не догоним. Суток хватит? Что ты так странно на меня смотришь? Ну, пусть будет двое суток, больше — никак нельзя. Ох и любопытно мне, Принцесса, посмотреть на этого Али! Уж что в нем такого необыкновенного, что ради него люди золотом разбрасываются? Кто б ради меня паршивую овцу предложил? Ну что ж, поговорим, побеседуем с парнем! Может, секретом поделится. А я взамен научу его своей игре… Ой, кто это?!
Сумерки незаметно сгустились, и опешивший от неожиданности Султан вдруг увидел рядом с собой вместо Эльнары красивого молодого человека. Точнее, его лицо, поскольку разглядеть фигуру мешала темнота. На голове у незнакомца была белая чалма, безусое лицо с нежным овалом подчеркивало юный возраст, а в красивых раскосых глазах горел лукавый огонек. Юноша был разительно похож на Эли.
— О Аллах, что за наваждение?! Ничего не понимаю! Где моя Принцесса? Она ведь только что шла рядом со мной! Али, ты ведь — Али, верно? Скажи, ты не видел Принцессу? О, горе мне! Я обещал защищать ее от всех невзгод и врагов, а сам не доглядел ее.
— Султан, брат мой, не плачь! Я и есть Эли! Прости, кажется, я неудачно пошутила, — неожиданно произнес Али голосом Эльнары.
Девушка ловко размотала чалму, которую до того хранила в котомке вместе с другими вещами, и встряхнула головой. Длинные косы упали ей на грудь. Она ласково улыбнулась:
— Понимаешь, Султан, нет на свете никакого Али, похожего на меня как две капли воды. Это все я. Просто в свое время, когда мне нужно было добраться из Архота до Перистана, я переоделась в молодого человека и взяла себе это имя. Почти целый год я жила как Али, а потом снова стала Эльнарой. Как раз тогда через Тазар и проходила. Правда, никаким подмастерьем у Аруна я не работала, мы с ним и беседовали-то недолго — какой-нибудь час, другой, — а он, видишь, запомнил, уж не знаю почему. Да это все неважно. Плохо, что мы драгоценности взяли, ведь обещание свое все равно выполнить не сможем.
— Ну и напугала же ты меня, Принцесса! — приятель наконец пришел в себя. — Ты не думай, я испугался не незнакомца, а того, что потерял тебя, болтун неугомонный! Надо было по сторонам смотреть, а не языком молоть! Сам во всем виноват!
— Ты очень хороший, Султан! И не надо на себя наговаривать!
— Это ты, Принцесса, очень хорошая и добрая, прощаешь мне все ошибки и глупости. А по поводу драгоценностей — не переживай. Я так понял, у Аруна их видимо-невидимо, а нам с тобой в дороге золото не помешает.
— Но мы должны были отказаться от него!
— Разве у нас была такая возможность, Принцесса? Ты же видела, Арун всучил нам эту коробку чуть ли не насильно… Впрочем, он ничего, по большому счету, не потерял: мы будем молиться за его здоровье и благополучие, как только подвернется возможность. Я знаю только один грех на свете, Принцесса: быть голодным, — все остальное, поверь мне, дело поправимое!
Все меньше и меньше оставалось до границ Хоршикского ханства. Скрывались за горизонтом его многочисленные селения, утопающие в садах, большие и малые города, негласно состязающиеся между собой в архитектурном величии, богатстве казны и искусстве ремесел. А впереди открывалась Великая Степь — величавая и бесконечная, как ночное небо над головой. Гордая и неприступная, словно острые скалы, она по прихоти природы охраняла южные границы ханства от набегов недобрых соседей из желтой страны и, словно любимая матушка, родная до боли, была готова защитить своих детей — степных путников.
Дальнейший путь каравана в Бухару пролегал через один из древнейших и прекраснейших городов Азии — Туркестан. Этот город — легенда с богатейшей историей и восхитительными мечетями, изящные купола которых, казалось, парили в небесах. Его чистые, зеленые и удивительно благопристойные улицы были наполнены строгой красотой и особым духом, который чувствовался даже в кирпичной кладке древних стен, повидавших немало чего на своем долгом веку. Он присутствовал и в проемах низких маленьких окон, взиравших на мир всезнающим взглядом, и в воздухе, напоенном ароматом седой древности. Туркестан настолько поразил чувствительную душу Эльнары, что она предложила своему другу прервать путешествие и остановиться в этом благословенном краю, где сама собой очищается душа и проясняется разум, где постигаются гармония и смысл человеческой жизни. Однако Султан по-прежнему жаждал увидеть Бухару, и Эли, как истинной представительнице мудрого Востока, не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
Бухара встретила путешественников немилосердной жарой. Высокое солнце, которое почему-то казалось здесь белым, палило так сильно, что от его обжигающего дыхания не спасала даже ночь. Да и днем в тени было невозможно находиться без движения хоть сколько-нибудь долго: тонкая подошва летней обуви мгновенно становилась невыносимо горячей, будто ноги нечаянно попали на раскаленную сковороду. Противный липкий пот без конца струился по всему телу, вызывая непреодолимое желание залезть по самую шею в какую-нибудь бочку с прохладной водой и провести там остаток своих дней, дабы сохранить в этом адском пекле здравый ум и физические силы.
Лето в этих местах выдалось на редкость засушливое. К несказанной досаде Султана, который соблазнился на рассказы караванщиков о Бухаре, их щедрые обещания оправдались только в одном: в городе солнца было действительно много солнца. Пожалуй, даже слишком много. А вот изобилия фруктов, которым славились узбекские рынки, Эльнаре с Султаном увидеть не пришлось — год выдался неурожайным. Знаменитый сладкий плов с изюмом, так долго дразнивший воображение Султана, предпочитающего вкусную пищу прочим удовольствиям жизни, оказался слишком сладким. Так что человеку, непривыкшему к здешней кухне, есть его было весьма сложно. В общем, все оказалось не то и не так.
Бедняга Султан повесил нос. Он уже не хотел ничего, кроме благодатного проливного дождя, который на его любимой далекой родине порой шел по нескольку дней кряду, размывая дороги и превращая землю в жуткое месиво. Нынче эти картины вызывали в его измученной душе только умиление, но никак не досаду. Поглощенный своей мечтой, Султан даже не замечал завораживающей красоты древнего города и добросердечного нрава его кротких, трудолюбивых жителей. Уж так он был устроен — стоит загореться какой-нибудь идеей, ни о чем другом уже и подумать не может. Каждую ночь он засыпал с надеждой на перемену погоды, а проснувшись, едва не скрежетал зубами, когда видел, как могучее светило, словно насмехаясь над бедным хоршиком, вновь беззаботно блистает на безнадежно ясном небосклоне.
Конечно, Султан давно бы оставил этот чудовищный город, если б его спутница проявила малейшую слабость, весьма простительную для женщины, и попросила об этом небольшом одолжении. Но хрупкая девушка стоически переносила все невзгоды, связанные с пребыванием в краю палящего солнца. В душе приятель поражался ее терпению и силе духа, но объяснял себе это миниатюрностью сложения Принцессы, не ведающей о страданиях людей с солидным весом, тем более в условиях этой одурманивающей жары. Стоило Эли однажды немного занедужить, как Султан, донельзя обрадованный подвернувшейся возможностью достойно выйти из щекотливого положения, тут же предложил покинуть Бухару и отправиться в поисках счастья в Персию.
— Куда угодно, только не в Персию! — взволнованно воскликнула Эльнара. Этой осенью у ее деда Сатара, из-за которого в числе прочих она покинула родные места, заканчивается срок службы в Хоршикском ханстве, после чего он намеревался вернуться к себе на родину.
— Ты не хочешь попасть в страну сказки? — искренне огорчился приятель. — Жаль, я слышал, тамошним сладостям цены нет, они просто тают во рту, да и фрукты там, в отличие от Бухары, никогда не переводятся. Принцесса, я уверен, Персия тебе очень понравится!
Однако Эли, погруженная в свои невеселые воспоминания, молчала и будто не слышала своего приятеля.
— Быть может, нам стоит отправиться в Османскую империю, Принцесса? — выдвинул Султан очередное предложение. — Один мой знакомый когда-то сказывал мне, что там готовят отличный кебаб. Мол, кто-кто, а уж турки в этом деле толк знают и мяса не жалеют.
— Ты что-то сказал, Султан, про Османскую империю? — очнулась девушка от своих дум.
— Я говорю, Принцесса, что хоть турки по натуре — звери, а не люди, но ведь нам с ними хлеб не есть, кров не делить, так что жить в их стране можно. Да и, помнится, еще моя покойная матушка говаривала, будто есть в Османской империи с незапамятных времен одно зажиточное селение, где живут только хоршики. Когда-то наши земляки проходили через те места с завоевательным походом в глубь Азии и возвращаться обратно не пожелали. Так что мы могли бы примкнуть к ним. На чужбине-то, чтоб не пропасть, всегда лучше своих держаться. Правда, Принцесса, ты и так за мной как за каменной стеной, но все же на первых порах поддержка не помешает, пока мы там осмотримся да поймем, что к чему, верно?
Как выяснилось, ближайший путь в Османскую империю проходил через Персию. У Эли при этом известии слегка кольнуло сердце, но, успокоив себя мыслью, что до осени ее деда в тех краях все равно не будет, она вместе с другом отправилась в дорогу. Утомительным и далеко не безопасным оказался для Султана и его Принцессы переход через пустынные песчаные барханы, но все тяготы путешествия быстро забылись, когда их встретил персидский город Мешхед — тихий, немного сонный, но такой уютный и красивый после тоскливого однообразия и нещадного зноя пустыни. К тому времени запасы денег и провизии у путешественников подошли к концу. Оставив Эльнару в маленьком караван-сарае на окраине города, Султан отправился попытать счастья на местном базаре. Удача улыбнулась ему: всего за несколько дней, играя в любимую игру — метание костей, — которая приносила ловкому хоршику не только удовольствие, но и кое какой доход, Султан сумел набрать почти полкошеля серебряных монет. Он счел это добрым знаком свыше и решил продолжать хотя бы до тех пор, пока не наполнит свой кошель до самого края, разводя прижимистых персов на золото, а то и на драгоценности.
Однажды вечером, вернувшись в караван-сарай после очередной успешной вылазки на рынок, довольный собой и окружающим миром, Султан обнаружил Эли спешно упаковывающей их нехитрый скарб. Он даже не успел открыть рот, дабы узнать, что все это значит, как она уже тянула его к выходу. Словно воры, подданные хана Тани покидали гостеприимный Мешхед, стараясь как можно реже попадаться на глаза народу, расходящемуся по домам в преддверии наступающей ночи.
— Ради Аллаха, Принцесса, объясни, что произошло? — взмолился Султан, когда очертания города за их спинами слились с темнотой.
— Ты дорожишь, Султан, своим языком? — обескуражила Эли приятеля неожиданным вопросом. — Так вот, я тоже не хотела бы остаться без него. Сложно будет разговаривать, понимаешь?
— О чем это ты, Принцесса? — Султан от удивления остановился, немного поразмышлял, а потом бросился догонять свою спутницу, стремительно направлявшуюся в сторону гор, где всегда находили спасение неспокойные или чересчур самостоятельные умы. — Я понял, Принцесса! В Персии хоршиков оказалось больше, чем мы могли себе представить, да? Ты встретила Фаруха?
— И не только его, — тяжело вздохнула Эльнара. — Сегодня, друг мой, я решила немного прогуляться по городу, который в скором времени мы с тобой собирались покинуть. Мне хотелось, чтобы он остался в моей памяти как место, где мы смогли восстановить свои силы и как-то веселее взглянуть на жизнь с тех пор, как оставили нашу родину. Я проходила мимо одного роскошного дворца и вдруг увидела двух мужчин, которые вели беседу у дверей. Не поняла: то ли они собирались зайти в дом, то ли, наоборот, выходили из него, — но дело не в этом. Лицо одного из них мне показалось очень знакомым. Внимательнее приглядевшись, я поняла, что не ошиблась. Хотя, пожалуй, сердце узнало его раньше, чем глаза, — так кольнуло! Это был Фарух. Человек, который с ним разговаривал, стоял вполоборота ко мне, но спустя мгновение я узнала и его. Это был мой дед Сатар. Не представляю себе, каким образом они вдруг оказались в Персии и что их связывает друг с другом, но я ничуть не сомневаюсь в том, что это были именно они. К тому же мне показалось, будто Фарух узнал меня: на какое-то мгновение мы встретились взглядами, я тут же накинула на лицо покрывало и поспешила уйти прочь. Хотя, конечно, этого недостаточно. Я знаю, Фарух не сможет спокойно дышать, пока мы оба живы. Он очень гордится своим происхождением и не может допустить, чтоб на его имя упала даже малейшая тень. Наверное, он ненавидит меня за то, что я знаю его тайну, а все остальное, что связывало нас прежде, не имеет для него никакого значения… Я хочу жить, Султан! Просто жить…
— Ты будешь жить, Принцесса! — твердо ответил взволнованный друг. — И будешь жить очень счастливо. Поверь моим словам и ничего не бойся, Я сумею защитить тебя!
К исходу десятого дня уставшие путники прибыли в город Тебриз — теперь до границы с Османской империей оставалось рукой подать. Султан предложил Эльнаре провести здесь ночь, чтобы на следующий день со свежими силами вновь пуститься в дорогу. Ни один из них не имел ни малейшего понятия о том, где в чужой и довольно густозаселенной стране искать селение хоршиков, точное название которого они даже и не знали. Однако Османская империя сулила безопасность, а это было сейчас важнее всего.
Переступая порог тебризского караван-сарая, путники ни сном ни духом не ведали, что одна случайная встреча здесь не просто изменит их планы, а повлияет на ход всей дальнейшей жизни. После ужина они вышли во двор и увидели хозяина караван-сарая, переминавшегося с ноги на ногу в явном нетерпении поскорее улизнуть от наседавшего на него маленького человека, который, отчаянно жестикулируя, упорно пытался ему что-то втолковать на гремучей смеси арабского, турецкого, латинского и еще одного, неизвестного Эли языка. Владелец караван-сарая Мурад заискивающе улыбался, часто кивал головой, прикладывая правую руку к груди, но, по всей видимости, ничегошеньки не понимал. Незнакомец выглядел весьма диковинно для здешних мест. На нем был приталенный ярко-голубой атласный жакет, доходивший ему до колен, а под ним — еще один жакет покороче, с глубоким округлым вырезом, из которого виднелась белоснежная сорочка, отделанная пышными кружевами и рюшами. Худые икры, выглядывающие из-под узких коротких рейтуз, обтягивали плотные белые чулки. Волосы у незнакомца были чересчур длинные для мужчины, они были белого цвета и завивались на концах. Иностранец тараторил без умолку, размахивая руками, словно крыльями, приседал, бегал вокруг растерянного Мурада, но ничего не мог добиться. Его голубые глаза метали громы и молнии, тонкие ноздри небольшого узкого носа хищно раздувались, а сухие бледно-розовые губы недобро кривились, обещая бедному персу сотни всевозможных несчастий.
— Простите, господин, может быть, я смогу вам чем-то помочь? — обратилась Эли к разъяренному мужчине.
— Мадемуазель говорит на латыни? — в его голубых глазах сверкнуло радостное оживление.
— Да, немного, — скромно ответила девушка. Она обучалась латинскому языку во время своего проживания в доме Черной колдуньи и добилась в этой науке неплохих успехов.
— Сударыня, мне послал вас сам Господь Бог! Позвольте представиться: профессор словесности мсье Моро из столицы доблестной Франции, города Парижа.
— Эльнара, уроженка Хоршикского ханства.
— Ты вы подданная хана Тани? — еще более обрадовался мужчина. — Какое удивительное совпадение! Я как раз направляюсь в сторону вашей родины. Надеюсь, мое общество вас не слишком обременит, мадемуазель Эльнара?
— Вынуждена вас немного огорчить, господин Моро, но я двигаюсь в обратном направлении. Вместе с моим другом Султаном мы держим путь в Османскую империю.
— Я рад за вас, сударыня, что в наше неспокойное время вы путешествуете не одна, хотя, безусловно, сожалею, что нам не по пути, — галантно заметил чужеземец, после чего объяснил Эли причину своего волнения: — Умоляю вас, мадемуазель Эльнара, скажите этому бестолковому человеку, — Моро небрежно кивнул головой в сторону хозяина караван-сарая, почтительно замершего в нескольких шагах, — что я на дух не переношу баранину, которой он пытается меня накормить сегодня уже второй раз. Ну никак он не желает понять, что я ем только дичь, и оттого морит меня голодом. А поскольку на этом проклятом постоялом дворе я буду вынужден провести еще не один день в ожидании нужного каравана, боюсь, ожидающий меня с большим нетерпением хан Тани не увидит меня в добром здравии. (Кстати, я направляюсь к нему по личному приглашению, дабы написать подробную летопись истории Хоршикского ханства.) И немудрено: такого обращения с собой не выдержал бы и Геракл. Надеюсь, вы согласны со мной?
Как только хозяин караван-сарая Мурад понял, что именно от него требуется, он немедленно бросился на птичий двор, чтобы лично отобрать самую упитанную курицу для чужеземца, который, судя по его пламенной речи, имел отношение к великому хоршикскому владыке — хану Тани. Эли тем временем продолжила общение с занимательным иностранцем.
— Бывали ли вы когда-нибудь во Франции, сударыня? Нет?! Ах, жалость! Но, я надеюсь, слышали о ней? — профессор словесности говорил весьма быстро. — Тогда, я думаю, вы согласитесь со мной, что Франция — это великая страна? Уверяю вас, мадемуазель Эльнара, я говорю это не потому, что являюсь подданным французского короля, а потому, что мне есть с чем сравнивать. Я бывал в разных концах света, сударыня, но страны лучше Франции не встречал. Вы не представляете себе, мадемуазель Эльнара, какая у нас красивая и разнообразная природа, какой замечательный ландшафт, какой прекрасный мягкий климат! Такое впечатление, что великую Францию Господь Бог наделил всем самым лучшим, что только есть на земле. Надеюсь, вы разделяете мое мнение, сударыня?
— Простите, сударь, но я не могу судить о стране, которую не видела, — улыбнулась девушка.
— Ах да, я совсем забыл об этом! — неожиданно перешел француз на довольно сносный арабский. — Тогда скажу только одно: такая красивая женщина, как вы, должна обязательно жить в Париже — французы, как никакая другая нация, умеют ценить красоту!
— А что такое Парижу? — вмешался в разговор Султан.
— Какое святотатство — коверкать название самого прекрасного города земли! — вспыхнул профессор словесности. — Запомните, сударь, не Парижу, а Париж! Так называется столица Франции.
— Я и говорю — Парижу, — с готовностью повторил Султан, после чего задал вопрос, обычно интересовавший его более всего, о какой бы стране ни заходила речь. — А хорошо ли у вас готовят плов?
— О каком плове вы ведете речь, сударь? — чуть не поперхнулся господин Моро. — Что это такое?
— Вы не знаете, что такое плов? — глаза Султана округлились настолько, что стали похожи на два блюдца. — Как же вы тогда, господин, собираетесь описывать историю великого Хоршикского ханства? Вам обязательно нужно сначала отведать плов — это коронное блюдо Востока, которое готовится из баранины, риса, овощей и пряностей. Это самая вкусная еда на свете! Такая, что оторваться невозможно! Я один могу съесть целый казан плова!
— Сколько можно повторять, я не выношу баранины! — вскричал возмущенный до глубины души французский профессор. — А на рис, милейший, после посещения Японии несколько лет тому назад, и вовсе смотреть не могу! Благородные люди должны есть дичь!
— Вы имеете в виду курицу? — полюбопытствовал Султан. — Но какой же плов может быть из курицы? В ней так мало мяса!
— Я имею в виду дичь! — закатил глаза господин Моро. — Сколько можно повторять, французы не едят плов, французы любят дичь! — профессор чуть приподнял плечи и замахал руками. — Понимаете, сударь, дичь?! Которая летает! Фазаны, перепела, куропатки… Рекомендую, сударь, попробовать: очень вкусная и полезная пища.
— Я не знаю, что такое фазаны, господин, — печально ответил Султан, — но мне очень понравилось это слово! Оно похоже на наше «казан» — ну, это такой большой котел, где готовится плов. И «Парижу» тоже понравилось, там должно быть красиво…
— Что я знаю точно, фазаны готовятся не в казанах, — едко заметил господин Моро. — А слово «Париж», на мой взгляд, звучит все же лучше, чем «Парижу». Однако наш спор бесплоден, сударь, до тех пор, пока вы своими глазами не увидите Францию. Булонский лес, Нотрдам де Пари, Лувр, Гревская площадь, Бастилия… Это все Франция — прекрасная, противоречивая, но, в любом случае, великая страна.
— Бастилия!.. — мечтательно повторил Султан еще одно понравившееся ему слово. — А как туда попасть, господин?
— Я вижу, мне удалось вас заинтересовать! — обрадовался профессор. — Насколько мне известно, сударь, вы держите путь в Османскую империю? Так вот, в турецком портовом городе Измир нередко можно встретить французские торговые суда. Только вам нужно поторопиться, скоро наступят холода, и тогда путешествие в прекрасную страну Францию покажется не таким приятным, каким оно может быть в хорошую погоду и на хорошем корабле. Признаться, даже немного завидую вам. Будь такая возможность, я с большим удовольствием показал бы вам лично, друзья мои, все достопримечательности славного города Парижа! Но поскольку обязан сдержать обещание, данное мною хану Тани, путь мой лежит в прямо противоположном направлении. Скажу одно: если Персию, где мы сейчас находимся, на Востоке называют «страной сказки», то Францию на Западе именуют «страной любви». Согласитесь, друзья мои, в такой стране невозможно жить плохо? Надеюсь, друзья мои, вы обязательно там побываете.
С этими словами господин Моро удалился на ужин, а загоревшийся новой идеей Султан принялся горячо убеждать Эли в том, что настоящее счастье ждет их только «в Парижу», на что Эльнара ответила:
— Что нас ждет в далекой Франции — известно одному Аллаху, но я всегда мечтала посмотреть мир, так что… Почему бы нам не отправиться в Париж? Ведь мы свободны как ветер!
Почти месяц пришлось потратить хоршикским путникам на что, чтобы добраться из Тебриза в Измир. Это был сложный путь, который не только отнял много сил, но и лишил всех прежних сбережений: и в Персии, и в Османской империи жизнь оказалась значительно дороже в сравнении с теми странами, где доводилось останавливаться раньше. Деньги таяли как снег, а в игре Султану с некоторых пор перестало везти. Однажды, загрустив по этому случаю, он нехотя признался Эли, что никак не может найти в здешних краях особого масла, которым прежде смазывал свои игральные кости, чтоб они лучше ложились при игре. В Измир Эльнара с Султаном прибыли едва держась на ногах от усталости и голода. Две последние серебряные монетки им пришлось отдать за маленькую комнатушку в старом глинобитном домике на окраине города. Как следует выспавшись, Султан отправился на свой промысел.