Эльнара. Путешествие за море

Семейство Басон и другие обитатели дома номер шесть

Была суббота, и этот день в королевстве Ланшерон официально считался выходным. В городке Фаркон суббота от прочих дней недели отличалась тем, что в этот день простые горожанки, наподобие Эльзы Басон, старались встать как можно раньше, дабы успеть переделать по дому все дела, накопившиеся за рабочую неделю, и состряпать вкусный сытный обед. Субботняя трапеза отличалась от праздника только тем, что на столе, ко всеобщему сожалению честных трудяг, отсутствовал гусь, запеченный в яблоках, — коронное блюдо ланшеронской кухни. По выходным в теплое время года фарконцы имели обыкновение прогуливаться семьями по центральной площади города. Главной достопримечательностью этого места был фонтан, вокруг которого, совсем как в Ластоке, столице королевства, дорожки были вымощены булыжником. На радость ребятне, здесь продавались разнообразные сладости и игрушки. А почтенные отцы семейств, степенно раскланиваясь друг с другом, могли продемонстрировать окружающим благополучие и сплоченность своей семьи да узнать заодно последние городские сплетни. В общем, жизнь фарконцев текла мирно и неторопливо, как и в любом другом провинциальном городе.

Тридцатипятилетнего кузнеца Маоша Басона такая размеренная и абсолютно предсказуемая жизнь вполне устраивала. Он родился и вырос в доме номер шесть по улице Руси, одна из крыш которого, говоря на ланшеронском наречии, досталась ему в наследство после смерти родителей, к глубокому прискорбию кузнеца так и не увидевших своих внуков. Дело в том, что среди людей, хорошо знавших Маоша Басона, он долгое время слыл закоренелым холостяком и даже женоненавистником. Не сказать, что местные девицы жалели своего внимания для высокого жилистого мужчины с лицом, потемневшим от постоянного пребывания у жаркого горна, на котором ярко сверкали голубые глаза. Он был человеком неплохим: хозяйственным, чистоплотным, общительным и трудолюбивым. Но, похоронив одного за другим обоих родителей, Маош по-прежнему пропадал целыми днями в своей кузнице, не замечая ни смущенного румянца на лицах молоденьких девушек, случайно попадавшихся ему на глаза, ни призывных взглядов и обольстительных улыбок легкомысленных девиц с известной улицы Посабу, которую обходили стороной все добропорядочные женщины.

Однажды Басон отправился в деревню Парка, где проживал его кузен Люму, попросивший брата помочь в строительстве нового дома, так как старый уже порядком обветшал, да и мал стал для разросшегося за последние годы семейства. По соседству с Люму жил старик Гане, дочь которого, хорошенькая семнадцатилетняя Эльза, частенько мелькала во дворе за разными хлопотами по хозяйству. В отличие от большинства ланшеронок, она была невысокого роста и весьма изящного телосложения. Вскоре не склонный к лирическим поступкам Маош стал замечать за собой, что ищет любую возможность увидеть Эльзу, вызывавшую в его суровом сердце особенный трепет. В один из теплых весенних вечеров, измученный бессонницей и любовным томлением, кузнец подарил юной красавице букетик полевых цветов и признался в своих нежных чувствах. Эльза ответила взаимностью. Спустя месяц состоялась помолвка, а еще через два сыграли свадьбу.

Один за другим у Басонов родились двое детей. В тот год, когда хоршикские путешественники пришли в их дом, старшему сыну, названному в честь короля Ланшерона Генрихом, исполнилось шесть лет, а его сестренке Люсьен, нареченной в память о матери Маоша, — пять. Очаровательная малютка с пышными золотистыми волосами и ясными васильковыми глазами была похожа на сказочную принцессу. Довольно поздно познавший радость отцовства, Басон не чаял души в своих детях, но все же Эльза занимала в его суровом сердце совершенно особое место. Проще говоря, он не представлял себе жизни без своей милой и, несмотря на материнство, по-прежнему трогательно хрупкой женушки. Ни много ни мало, а целых семь лет прошло со дня их свадьбы. Тем не менее чувства кузнеца к жене с годами не только не утихли, а, напротив, стали крепче и глубже: и если полюбил Маош юную дочь Гане за красоту лица и изящество тела, то сейчас он боготворил ее кроткую женственную душу.

Больше всего на свете Эльза мечтала когда-нибудь обзавестись пусть небольшим, но собственным домом, в котором она чувствовала бы себя настоящей полновластной хозяйкой. Чтобы не испытывать лишний раз беспокойства по поводу того, что чересчур расшалившиеся детки вызывают нарекания со стороны жильцов этажом ниже, и не ломать голову над тем, почему сегодня утром соседка мадемуазель Пишоне не ответила на ее приветствие. На участке рядом с домом мадам Басон с большим удовольствием разводила бы красивые цветы, сажала на грядках овощи, а в знойный летний день вместе с любимым мужем могла бы отдохнуть на уютной скамейке под раскидистым дубом, глядя на счастливых детей, играющих в песочнице. Зная об этой заветной мечте своей дорогой супруги, трудолюбивый кузнец работал не покладая рук, порой даже в выходные дни. Временами Эльзу это очень беспокоило, но Маош Басон упорно стремился к поставленной цели. Как настоящий мужчина, он любил время от времени устраивать для своих домочадцев небольшие, но очень веселые праздники, дарить детям подарки и баловать приятными сюрпризами жену. Да и стол его тоже никогда не бывал пуст. Тем не менее кое-какие сбережения на покупку дома ему уже удалось отложить, хотя Эльза о том даже не догадывалась: суровый кузнец в душе был суеверным человеком и боялся спугнуть удачу.

Надо сказать, что Эльза Басон также старалась сделать все от нее зависящее, дабы улучшить благосостояние своей семьи. Каждое утро она шла в мастерскую госпожи Косьон, где последние три года работала белошвейкой, оставляя детей на попечение мадам Дюкане за приемлемое вознаграждение. Мадам Дюкане жила напротив Басонов. После смерти супруга и замужества единственной дочери она осталась одна, поэтому с радостью присматривала за Генрихом и Люсьен. Если вдруг по нездоровью или другим причинам мадам Дюкане не могла помочь Эльзе в качестве няни, на помощь всегда приходила другая соседка, живущая этажом ниже, мать гробовщика Васены — мадам Петровна. Она работала прачкой и могла себе позволить взять работу на дом.

С мадам Петровной — доброй, веселой и расторопной женщиной, которую всегда можно было узнать издалека по белоснежному переднику с милыми незабудками, — семейство Басон поддерживало самые прекрасные отношения. Так, если Эльзе срочно требовалась соль или какая-нибудь зелень для стряпни, она предпочитала не стучаться в дверь напротив, а спускалась вниз, к мадам Петровне. В свою очередь, если мать Васены нуждалась в нитках или совете по рукоделию, она поднималась к мадам Басон. В общем, в отношениях между семьями, проживающими друг над другом, царили мир и согласие. Лишь изредка это равновесие нарушалось их мужскими половинами.

А дело было в том, что лет десять тому назад еще холостой Маош Басон, случайно узнав, что сын его соседки мадам Петровны, рыжеволосый озорник Васька бегает к городскому гробовщику, престарелому мсье Жасо, дабы обучиться тонкостям его ремесла, принялся отговаривать подростка от этой сомнительной затеи. Суеверный кузнец не ленился сделать хороший крюк, если ему ненароком перебегала дорогу черная кошка, и никогда не возвращался домой, даже позабыв нужную в работе вещь, а уж мысль о соседстве с гробовщиком приводила его в ужас и подавно. Он даже предложил Васене пойти к нему подмастерьем в кузницу, лишь бы отвадить от мастерской мсье Жасо. А тот, чувствуя приближение смертного часа и не имея близких родственников, которым мог бы передать секреты своего мастерства, решил обучить этому ремеслу известного, пожалуй, всему Фаркону озорника и насмешника Васену. Слонявшийся без дела Васька с удовольствием согласился и, дабы поскорее набить руку, в свободное от обучения у мсье Жасо время стал мастерить у себя во дворе маленькие гробики, в которых затем хоронил дохлых кошек и собак. На заманчивое предложение соседа он ответил отказом, поскольку уже успел дать слово своему учителю продолжать его дело и нарушать свое обещание ни в коем случае не собирался. В первом настоящем гробу, изготовленном руками Васены, был предан земле мсье Жасо, мастерская которого перешла по наследству его способному ученику. Кузнецу Маошу пришлось довольствоваться тем, что сын мадам Петровны с тех пор хотя бы перестал стучать молотком во дворе, наводя этим стуком невыносимую тоску и уныние. А вскоре Басон женился и почти позабыл о непривлекательной профессии своего юного соседа.

Увы, сия спокойная жизнь продолжалась совсем недолго. Неугомонный Васька сначала догадался выкрасить в разные цвета окна своей крыши, и теперь у калитки дома номер шесть по улице Руси почти каждое утро толпился озабоченный народ, гадая, в удачный ли день их родственник или родственница надумали отправиться на небеса. Они толкались у забора, шумели, переговариваясь меж собой и поглядывая на окна любившего поспать гробовщика, а заодно из любопытства заглядывали в окна его соседей, одним из которых имел несчастье быть Маош Басон. Но и это были еще цветочки, поскольку однажды Васена вдруг воспылал любовью к такой шумной и беспокойной игре, как лапта. Мало того что окрестная молодежь не нашла более удобного места для игры, чем посыпанная песком площадка у самых дверей дома номер шесть, так еще проклятый мяч при этом не раз попадал в только что выстиранное и развешенное под окнами белье, оставляя на нем грязные пятна. Это вызывало справедливый гнев у кузнеца, обожавшего свою маленькую жену, которой приходилось перестирывать все заново. Правда, Эльза, будучи одного возраста с сыном мадам Петровны, не шибко обижалась на рыжеволосого озорника, сводя его забавы к безобидной шутке. Тем не менее у ее мужа кулаки на беспечного соседа так и чесались. Маош очень любил свою жену, а потому уважал ее труд и жалел ее руки.

Семейство Басон готовилось к субботней трапезе, когда в их дверь негромко постучались. Не ждавшие гостей, супруги удивленно переглянулись, а шестилетний Генрих, которого в семье ласково называли Генри, стрелой метнулся к двери.

— О! Ты Али-Баба, правда? — радостно воскликнул малыш при виде круглолицего восточного человека, одетого то ли в халат, то ли в пальто, на голове которого была маленькая круглая шапочка с забавными кисточками на макушке.

— Да вроде бы от рождения меня все звали Султаном, — удивленно ответил опешивший от неожиданности хоршик.

— Я все понял! — не унимался взволнованный встречей мальчишка. — Ты взял себе второе имя, чтобы тебя не нашли сорок разбойников, да? Ух ты, какой молодец! Но можно, я буду называть тебя Али-Бабой? Мне это имя больше нравится.

— Договорились, джигит, — поддержал игру Султан, когда наконец-то понял, за кого его принял шустрый мальчуган, едва речь зашла о сорока разбойниках, — но так называть меня будешь только ты, хорошо?

— Честное слово, я никому на свете не расскажу, кто ты на самом деле! — счастливый Генри повис на шее незнакомца.

— Сынок, люди, наверное, устали с дороги, дай им отдохнуть немного, — раздался ласковый женский голос.

— Мир вашему дому! — поздоровался Султан с хозяевами, вышедшими им навстречу. — Нас послал сюда с приветом и добрыми пожеланиями вашему семейству дед Гане из деревни Парка.

— Вы знаете моего батюшку? — взволнованно воскликнула Эльза, давно не получавшая вестей из дома. — Что ж вы стоите на пороге? Проходите в дом, гостям мы всегда рады.

— Добро пожаловать, гости дорогие! — поддержал супругу Басон, у которого враз отлегло от сердца, едва незнакомец назвал имя его тестя. При виде гостей в странных восточных одеждах кузнец было нахмурился, вообразив, будто их визит связан с очередной проделкой неугомонного Васены, задумавшего отомстить соседу за давешнюю угрозу.

Радушные хозяева захлопотали вокруг уставших путников, преодолевших большие расстояния, прежде чем добраться до Фаркона. А уж восторгу Генриха с Люсьен просто не было пределов: кто из соседских ребятишек мог похвастаться тем, что в их дом пожаловал сам отважный и ловкий Али-Баба, да еще с самой настоящей принцессой — такой красивой и хрупкой, что аж захватывало дух. Стоило Али-Бабе обратиться к своей спутнице, назвав ее Принцессой, как у взволнованных детишек заблестели глаза! И пусть мама с папой называли красивую тетю странным именем Эльнара, для Генри и Люси она была настоящей сказочной принцессой.

После трапезы путешественники из далекого Хоршикского ханства рассказали супругам Басон, что привело их в этот уютный гостеприимный дом. С сочувствием глядя на Эли, ослабевшую после всех дорожных тягот, Эльза предложила хоршикам немного задержаться в Фарконе, дабы набраться сил для дальнейшего пути, и это предложение, сделанное от чистого сердца, было с благодарностью принято. Собственно, теперь, когда столица королевства Ланшерон находилась совсем близко, можно было особенно не торопиться. А вечером того же дня к Басонам заглянула мадам Дюкане, которая, с нескрываемым любопытством оглядев гостей, сообщила хозяйке дома, что утром отправляется в городок Кансон, что на северо-западе королевства. Оказалось, что у дочери мадам Дюкане приболели дети, а потому, к своему великому сожалению, в ближайшие две недели она не сможет присмотреть за ребятишками мадам Басон, так как ее помощь безотлагательно требуется родным внукам. Расстроенная Эльза не скрывала своего искреннего огорчения при этом известии: две недели — немалый срок, тут даже мадам Петровна вряд ли сумеет помочь.

— Эльза, ты забыла обо мне, — прозвенел из комнаты нежный голос Эли. — Не стоит так расстраиваться, я присмотрю за детишками — это будет мне только в радость. Можешь на меня полностью положиться, сестра.

— Так получается, будто я вас с Султаном только для этого и оставила, — покраснела молодая хозяйка. — Честное слово, я ничего не знала о планах мадам Дюкане. Кроме того, мне бы действительно хотелось, чтобы вы немного отдохнули с дороги, а какой может быть отдых с маленькими детьми?

— Ну, во-первых, они не такие уж и маленькие, — ласково улыбнулась Эльнара, — а во-вторых, Генри и Люси — необыкновенно милые, умные детки! Думаю, мы найдем общий язык.

— Мы найдем, мы обязательно все найдем! — в два голоса восторженно закричали ребятишки, вообразившие, будто речь идет о поисках какого-то клада.

С того дня жизнь семейства Басон вошла в несколько иное русло. По утрам кузнец и его жена как обычно отправлялись на работу, а Эльнара, стосковавшаяся по теплу домашнего очага, с удовольствием принималась за хозяйственные хлопоты, стараясь успеть сделать как можно больше, пока ребятишки спали сладким сном в своих кроватках. Очаровательная Принцесса, которую с легкой руки Султана так стали называть и дети, и вся мужская половина дома номер шесть, в отличие от мадам Дюкане, не только следила за тем, чтоб дети были сыты и ухожены, но еще играла с ними в разные увлекательные игры и рассказывала чудесные сказки. Рядом с Эли малыши чувствовали себя безумно счастливыми и даже помогали ей в нескончаемых домашних делах. К приходу хозяев дом был прибран, белье постирано, на печи ждал горячий обед, а с довольных лиц Генри и Люси не сходила счастливая улыбка.

Султан тоже не сидел без дела. Поскольку основным источником его доходов была игра по метанию костей, на новом месте приятель Эли принялся с азартом обучать своих новых знакомых этой занимательной игре. На удивление теплая погода весьма способствовала его удаче. К неимоверной радости Маоша Басона, окрестная молодежь оставила в покое покрытую песком площадку перед входной дверью, так как для метания костей требовался более твердый и плотный грунт. Уже в первый же день игры ловкий хоршик с гордостью принес своей Принцессе кошель, доверху набитый ланшеронскими деньгами: золотыми линорами и серебряными лузами. Правда, в последующие дни выигрыши стали скромнее: в них все чаще попадались медные монетки — карбоны, — а лучше всего дела у Султана шли по субботам, то бишь в выходной. Вырученные деньги гости с Востока, не скупясь, тратили на продукты, приятные мелочи для дома и, конечно же, всевозможные игрушки и сладости для детей. Они делали это не только потому, что были бесконечно благодарны семейству Басонов за гостеприимство и доброжелательность, но и потому что любили дарить подарки несравнимо больше, нежели получать.

Ну а Эльза в свою очередь сшила для Эли пару модных европейских платьев да подарила свою миленькую беличью шубку, которую носила недолгое время до замужества. Теперь прохожие не оборачивались вслед необычной гостье, которая стала выглядеть почти как местные жительницы. Исключением были разве что мужчины, завороженные ее утонченной восточной красотой. Мадам Басон также обновила штаны и рубаху для Султана, а вот расставаться со своим любимым жакетом и почти легендарным чапаном упрямый хоршик наотрез отказался, заявив: «Пусть тело мое волею судьбы оказалось на Западе, но сердце и душа по-прежнему принадлежат Востоку, и если во мне кому-то что-то не понравится — пусть не смотрят, я не неволю».

Однако немного тщеславный по натуре хоршик отчасти лукавил. На самом деле Султану нравилось, когда на его игру приходили смотреть не только жители улицы Руси, ставшей почти родной, но и соседних кварталов. Нравилось слушать отчаянные, а порой наигранные возгласы девиц, которые, правда, являлись не столько игру посмотреть, сколько себя показать, но зато придавали происходящему действу определенное оживление. А особенно Султану доставляло удовольствие принимать загадочный вид, когда, почесывая затылок, к нему обращался кто-либо из неискушенных игроков с каким-нибудь наивным до колик в животе вопросом. Например: «А подскажи-ка, браток, какую все же лучше брать баранину, чтоб кости при игре лучше ложились: молодую и нежную али старую и жилистую?» И, заслышав ответ Султана: «При чем тут мясо, земляк? Ты же костями играешь, здесь главное — сноровка», — незадачливый фарконец только удивлялся его фантастическому умению.

Наиболее способным учеником талантливого хоршика был Васена: иногда ему удавалось даже переигрывать своего учителя. Рыжие вихры известного горожанина сверкали на солнце ярким пламенем, голубые глаза смотрели на мир с веселым прищуром, а с веснушчатого круглого лица не сходила широкая белозубая улыбка. Таким разудалым бесшабашным молодцом сын мадам Петровны особенно старался показаться, если посмотреть на игру приходила Принцесса, крепко держа при этом за руки Генри с Люси. Всякий раз при виде ее немного бледного утонченного лица и загадочных раскосых глаз сердце влюбленного Васены начинало бешено стучать. В это мгновение ему казалось, что, если понадобится, он легко свернет горы, повернет реки вспять и даже освоит грамоту, дабы любимая могла им гордиться. Когда Эльнара предпочитала другие способы времяпрепровождения, гробовщик почти совсем терял к игре всякий интерес, а иногда даже отправлялся в свой двор, где, словно пятнадцатилетний мальчишка, часами торчал под заветными окнами, надеясь увидеть знакомый силуэт или поймать на мгновение ласковую улыбку таинственной Принцессы. Гостья семейства Басон настолько отличалась от всех знакомых ему девушек, что озорник Васена впервые в жизни потерял голову от любви. Не обращал он никакого внимания даже на заигрывания подружки детства Марьи, которая вдруг одумалась и первая прибежала к нему мириться. Ведь таких девиц, мало чем отличавшихся друг от друга, вокруг рослого и весьма привлекательного парня было пруд пруди, а Принцесса — только одна.

Справедливости ради стоит заметить, что в эти суетные дни неожиданно для всех, а прежде всего для самого себя, потерял голову еще один обитатель дома номер шесть — почтенный отец семейства, честный трудяга и просто хороший человек, кузнец Маош Басон. Правда, по несколько иному поводу. В первые два дня после того, как любители лапты, доставлявшие Маошу столько беспокойства, перебрались со двора на облюбованную Султаном площадку в самом конце улицы Руси, муж Эльзы был бесконечно благодарен своему гостю за нечаянно оказанную добрую услугу. На третий день в ушах Басона начало звенеть от непривычной тишины, а на четвертый — он стал даже тяготиться обретенным покоем, который почему-то все больше напоминал суеверному кузнецу небесную благодать. А думать о ней в расцвете сил и лет не очень-то хотелось. На пятый день Басон не выдержал и, возвращаясь вечером из своей кузницы, вместо того чтобы свернуть к своему дому, прошел в самый конец улицы, посвистывая от волнения и, вместе с тем, пытаясь принять как можно более равнодушный к происходящему вид. К его удивлению, сии старания оказались напрасными, поскольку на кузнеца никто из собравшихся не обратил ровно никакого внимания: все были захвачены только игрой. Покрутившись на площадке час-другой, Маош отправился домой. А спустя некоторое время явился довольный Султан, у которого многочисленные карманы коричневого жакета были буквально набиты выигрышем.

Эту ночь муж Эльзы провел практически без сна. Перед его глазами то и дело мелькали игральные кости вперемешку с линорами, лузами и карбонами. «Я с юных лет тружусь в кузнице, переняв ремесло от родного отца, который всю жизнь честно продолжал дело всех наших предков, — думал Маош, уставившись невидящим взором в потолок. — Я зарабатываю свой хлеб потом, кровью и трудовыми мозолями, но этих усилий все равно недостаточно, чтоб подарить любимой жене хотя бы маленький, но свой собственный дом. Она так мечтает об этом, хоть и редко говорит о своем желании вслух, дабы не расстраивать меня. Слава Господу, мне удалось кое-что скопить, но этих денег недостаточно даже для покупки какой-нибудь развалюхи на окраине Фаркона. А так хочется иметь большую семью! Ведь я всегда мечтал, что у меня будет шесть или семь детей, которые вырастут, обзаведутся своими семьями, а по выходным будут приезжать в отчий дом, и мы все вместе будем собираться за одним большим круглым столом. Да… Годы-то идут, а я уже и не уверен, удастся ли мне хотя бы толком поставить на ноги Генри с Люси, не говоря уж о большем. Да и моя славная Эльза так сильно устает от работы в швейной мастерской… Как было бы чудесно, если б у нее появилась хорошая помощница по хозяйству. Благодаря Принцессе, которая взяла на себя часть забот по дому, в последнее время моя любимая очень похорошела! Можно сказать, ожила! А ведь рано или поздно наши гости покинут дом, и все вернется на круги своя. В моих ли силах что-то изменить в этой жизни, не особо богатой на радостные события? А что, если я попробую освоить эту занимательную игру по метанию костей, пока Султан еще в Фарконе? Он — добрый человек и вряд ли откажется поделиться со мной секретами, которые, как известно, имеются в любой игре. Зато, если мне с Божьей помощью повезет, я не стану швырять деньги направо и налево, как Султан, а буду денно и нощно стараться, чтоб их стало еще больше. И в один счастливый день как удивлю мою маленькую женушку сказочной вестью! Мол, дорогая, у нас наконец-то есть свое отдельное гнездышко! В конце-то концов, я собираюсь заняться не разбоем или обманом честных людей, а всего лишь игрой, способной принести неплохие деньги. Султан молод и еще не знает настоящую цену золоту, а я большую часть жизненного пути уже прошел и потому смогу пустить на благо близких то, что само приплывет в мои руки. Главное — немного подучиться». Приняв это неожиданное для себя решение, измученный бессонной ночью, кузнец заснул ближе к утру спокойным сном, как человек, который после трудных поисков, наконец-то познал, в чем смысл человеческой жизни. На следующий день Маош огорошил Султана своей необычной просьбой. Поверив всей душой, что удача улыбнется ему, и не желая раньше времени посвящать жену в свои грандиозные планы, кузнец договорился с хоршиком оставить в тайне от домочадцев его предстоящее участие в игре. В свою очередь, Султану без особого труда удалось убедить Принцессу не выходить вечерами из дома из-за наступивших холодов, дабы она случайно не увидела мужа Эльзы азартно бросающим кости. В итоге молодые женщины еще больше сдружились меж собой, а нередко к ним на огонек, пользуясь отсутствием хозяина, заглядывал Васена, которого Эли, а вслед за ней и другие соседи, стали называть Василем. Правда, опасаясь сказать какую-нибудь несуразность, обычно бойкий гробовщик в присутствии Принцессы больше молчал, но его красноречивые вздохи и влюбленные взгляды говорили сами за себя.

Наступил декабрь — первый месяц матушки-зимы, и однажды вечерком Эльнару пригласила к себе мадемуазель Пишоне, проживающая на одном этаже с Басонами. Это была одинокая старая дева в возрасте сорока лет, а может, и старше, которая приходилась родной сестрой мадам Дюкане, присматривающей обычно за Генри и Люси.

Как известно, каждому старому дому свойственно иметь свои легенды. Одна из таких легенд, о которой знали все обитатели дома номер шесть по улице Руси, гласила, что родные сестры — Анжелика и Луиза Пишоне — с детских лет не ладили друг с другом. Тогда еще этот дом имел вполне респектабельный вид, а родители девочек являлись уважаемыми в городе и довольно обеспеченными людьми. В те благословенные времена двухэтажные дома, расположенные практически в самом центре города, весьма ценились фарконцами. Некоторые владельцы особняков с улицы Жюси, ныне чванливо задирающие нос, тогда сочли бы за большую честь, если б кто из жильцов подобного дома вдруг надумал бы обменяться с ними жильем. Но это, разумеется, никому и не приходило в голову, к великому сожалению нынешнего жильца Маоша Басона.

Старшая из девочек, Анжелика, отличалась редкой красотой, но имела чересчур взбалмошный характер и из-за этого часто ссорилась с окружающими людьми, включая собственных родителей. В то же время младшая, Луиза, напротив: лицом, как говорится, не вышла, но зато была со всеми неизменно приветлива, а в отношениях с отцом и матерью — добра и послушна. Естественно, родители нередко ставили младшенькую в пример неугомонной Анжелике. Правда, своенравная красавица сей добрый пример перенимать не спешила, а при случае старалась как можно больнее уязвить сестру. Еще будучи маленькой девочкой, Анжелика не раз во всеуслышание заявляла, что, когда вырастет, обязательно выйдет замуж за принца, хвасталась своей красотой, а безропотную Луизу обзывала «уродиной» и прочила ей на всю жизнь остаться в старых девах. Доказывать Анжелике, что она не права, никто не брался: во-первых, это было бесполезно, а во-вторых, глядя на блеклую и немного сутулую Луизу, которая на фоне старшей сестрицы выглядела еще менее привлекательно, мало кто сомневался в том, что Анжелика окажется права, для этого даже не требовалось быть провидцем.

Однако, будучи на целых три года младше сестры, Луиза первой вышла замуж, едва ей исполнилось шестнадцать лет. Это вызвало жуткий гнев в душе Анжелики, упорно продолжавшей ждать встречи с принцем. Единственным утешением для уязвленной красавицы явилось то обстоятельство, что избранником сестры стал не какой-нибудь богач или влиятельный вельможа, а скромный трудолюбивый плотник по имени Гиом Дюкане. Он увез свою юную жену на северо-запад Ланшерона, в маленький уютный городок Кансон, откуда сам был родом, и до самой своей кончины носил ее на руках. Приезжая погостить в отчий дом, Луиза Дюкане всегда выглядела такой счастливой, что у старшей сестры, так и не вышедшей замуж, от злости невольно сжимались кулаки. Беспокоясь о здоровье престарелых родителей, младшая дочь Пишоне приезжала в Фаркон довольно часто. Тогда, чтоб не видеть сестру, светящуюся от счастья, Анжелика уехала в столицу королевства Ласток, потом какое-то время жила в Париже. Слава о ней ходила далеко не добрая. Среди многочисленных любовников Анжелики было немало вельмож и просто богатых людей государства. Говорили, будто она меняла их чаще, чем избалованные француженки меняют свои перчатки. На свою малую родину мадемуазель Пишоне, закружившаяся в бурном вихре столичной жизни, не наведывалась, предоставив заботу о престарелых родителях младшей сестре. Стараясь не заглядывать далеко в будущее, она пользовалась своей красотой и молодостью и брала от жизни все, что только удавалось. При этом ей даже в голову не приходило, какой удар своим легкомысленным поведением она наносит доброму имени своих родителей. Старики Пишоне из-за старшей дочери стыдились даже появляться на улице, а однажды тихо отошли на небеса, пережив один другого всего лишь на какой-то день. Перед смертью глава семейства успел составить завещание, по которому крыша в доме номер шесть по улице Руси после его кончины переходила по наследству к младшей из дочерей.

Изрядно потрепанная веселой жизнью и утратившая былую красу, Анжелика появилась в Фарконе, когда тела бедных стариков уже были преданы земле. Наспех перекрестившись у расположенных рядом ухоженных и аккуратных могил мадемуазель Пишоне, испытывавшая в последние годы серьезные материальные трудности, бросилась в контору стряпчего узнать по поводу родительского завещания. Когда Анжелике, рассчитывавшей на наследство, сообщили последнюю волю отца, ее чуть удар не хватил. Она явилась в отчий дом, дабы самовольно туда вселиться, но уже овдовевшая к тому времени мадам Дюкане предусмотрела подобный шаг со стороны вздорной сестрицы и переехала на улицу Руси, сохранив в неприкосновенности все, что могло напомнить ей о горячо любимых родителях. Свой дом в Кансоне она оставила единственной дочери, вышедшей незадолго перед этим замуж.

Мадемуазель Пишоне осталась ни с чем. Между сестрами произошел жуткий скандал со взаимными оскорблениями и выяснением отношений, но ничего полезного из этого Анжелика так и не вынесла. С тех пор прошло почти десять лет. С детства не шибко ладившие друг с другом, Анжелика и Луиза перестали общаться меж собой вовсе. Однако со временем взбалмошной мадемуазель Пишоне, так и не утратившей желания досадить более благополучной по жизни сестре, удалось вселиться в этот же дом. Более того, ее крыша даже оказалась на том же этаже, только в противоположном крыле уже порядком обветшавшего дома. Поистине, чего не сделает зловредный по своей природе человек, лишь бы почувствовать сладкий вкус мести!

Надо сказать, что эта крыша до вселения в нее проворной Анжелики принадлежала одинокому бездетному старику мсье Ферешу, который в молодости успешно занимался ростовщичеством, но затем разорился и последние годы жизни промышлял тем, что за скромную плату давал советы некоторым личностям, не вызывавшим уважения у почтенных фарконцев. Впрочем, беспринципному, ворчливому и крайне подозрительному мсье Ферешу до мнения сограждан не было никакого дела: он получал деньги, которые позволяли ему надеяться на спокойную и относительно безбедную старость. А то, каким образом старик их зарабатывал, по его мнению, никого не касалось. Для фарконцев, в особенности обитателей дома номер шесть, так и осталось тайной, как бедовой мадемуазель Пишоне удалось втереться в доверие к Ферешу, буквально помешанному на собственной безопасности. Порой, даже в дневные часы, он разговаривал со своими соседями, если вдруг возникала такая надобность, только через запертую дверь. Злые языки поговаривали, будто Анжелика, не уступавшая бывшему ростовщику в беспринципности и недоверии ко всем и вся, якобы сумела опоить его каким-то зельем, рецепт которого узнала то ли в Ластоке, то ли в Париже. Как бы там ни было, вскоре после близкого знакомства с Анжеликой, еще сохранившей на увядающем лице следы былого очарования, мсье Фереш, никогда прежде не жаловавшийся на здоровье, неожиданно для всех отошел в мир иной. А принадлежавшая ему крыша в доме номер шесть по улице Руси перешла согласно завещанию во владение мадемуазель Пишоне.

Несмотря на возраст, Анжелика сохраняла верность себе во многих привычках, а говоря проще, оставалась на редкость стервозной особой. Не проходило и дня, чтобы она не поскандалила с кем-нибудь из соседей. Порой, встречаясь на лестнице с родной сестрой, мадемуазель Пишоне в лучшем случае бросала на мадам Дюкане высокомерный взгляд своих поблекших зеленых глаз, некогда служивших предметом ее самой большой гордости. В худшем же случае она старалась посильнее толкнуть менее расторопную и с годами немного располневшую Луизу. Однажды Анжелика умудрилась поджечь дверь крыши, в которой сама же когда-то родилась и где теперь проживала ненавистная ей сестрица. В другой раз, когда на улице был сильный мороз, она случайно увидела из окна, как Луиза куда-то выходила из дома, и поспешила вниз запереть на засов входную дверь. Вернувшись, мадам Дюкане была вынуждена долго стучать в окно мадам Петровны и знаками, через стекло, объяснять удивленной соседке, какая беда с ней приключилась. В теплое время года умудренная печальным опытом Луиза никогда не вывешивала постиранное белье на улицу, заранее зная, что оно обязательно будет испачкано, а то и изорвано зловредной сестрой. Остальные обитатели дома старались обходить воинственную мадемуазель Пишоне стороной, но далеко не всегда им это удавалось. Теперь дошла очередь до Эльнары.