Мадемуазель Пишоне принадлежала к тем удивительным, а можно сказать, редким людям, которые, упади на их голову даже манна небесная, не чувствовали бы себя счастливыми, пока не представится возможность досадить кому-нибудь из ближних. Ее соседи, особенно страдавшие от всевозможных козней зловредной дамы, по этому поводу шутили, будто Анжелика могла бы стать ангелом во плоти, если б над бедняжкой не довлело число дьявола. Ведь было доподлинно известно, что мадемуазель Пишоне, тщательно скрывавшая от окружающих свой истинный возраст, родилась, как при этом подчеркивали местные зубоскалы, «в не столь давние лета», но зато шестого числа шестого месяца. А спустя энное количество лет стала проживать в крыше покойного мсье Фереша, которая, по роковому стечению обстоятельств, как и дом по улице Руси, значилась под злосчастным номером «шесть».
Анжелика, воображавшая в годы незрелой юности, что своей яркой красотой она способна покорить уж если не весь мир, то хотя бы его половину, на собственном печальном опыте убедилась в истинности слов, однажды оброненных матушкой, что «прекрасные принцы встречаются только в сказках». В свои девятнадцать лет, после замужества младшей сестры, мадемуазель Пишоне, обеспокоенная отсутствием на горизонте хотя бы самого простенького принца, отправилась в столицу Франции под предлогом неожиданно проснувшейся любви к одной старой дальней родственнице, которая, по слухам, вращалась в кругах королевских приближенных. Уже непосредственно на месте выяснилось, что дражайшая тетушка действительно бывала при дворе, — но только в годы теперь уже далекой молодости. Однако пожилая мадам, оценив по достоинству сверкающую красоту и буйный темперамент молоденькой племянницы, стала водить ее по светским салонам, справедливо рассудив, что подобный бриллиант невозможно не заметить. Она и впрямь рассчитывала на то, что рано или поздно какой-нибудь знатный вельможа обратит на Анжелику свое благосклонное внимание. Увы, попав в высшее общество Парижа, мадемуазель Пишоне, то ли по молодости лет, то ли в силу свойственного ей определенного высокомерия, не оценила должным образом выпавшую на ее долю удачу. Вместо того чтобы заняться поисками богатого жениха, она с дотошностью королевского прокурора принялась выспрашивать всех, кто мог бы что-то знать об особах голубых кровей, есть ли среди них неженатые, собою пригожие и, конечно же, сказочно богатые короли и принцы.
Для родственников мадемуазель Пишоне так и осталось тайной: родилась ли она под несчастливой звездой, или же капризной красавице так никто из особ королевских кровей, свободных на то время от брачных уз, не пришелся по вкусу, — но европейским дворам недолго суждено было полюбоваться свежестью и красотой Анжелики Пишоне, Тем временем по парижским салонам, изнывавшим от скуки, быстро прошел слух о чудачествах барышни, приехавшей во Францию из Ланшерона. Над наивной девицей, замахнувшейся столь высоко, все кому не лень стали насмешничать, а то и говорить в глаза всякие колкости. Слишком юная и еще не закаленная жизнью красотка из Фаркона вернулась в свои родные пенаты не солоно хлебавши, но при этом так и не успокоилась. На следующий год она вновь предприняла поездку в Париж. К тому времени ее пожилая тетушка, имевшая связи в высшем обществе, увы, скончалась, а потому двадцатилетний красавице, которой уже давно пора было выходить замуж, никто не мог помочь в поисках достойного жениха. Для взбалмошной Анжелики возвращение в провинциальный Фаркон было равносильно признанию собственного поражения в борьбе за жизненный успех. Поэтому она осталась в столице Франции. Спустя некоторое время, как часто случается в подобных историях, неискушенную девицу совратил один парижский ловелас. Вскоре легкомысленному мужчине неопытная, да к тому же чересчур вздорная красавица надоела, и он ее бросил. А Анжелике, дабы не умереть с голоду, пришлось кинуться в объятия другого кавалера, вовремя подвернувшегося по счастливой случайности. Со временем она вошла во вкус жизни, похожей на калейдоскоп, и теперь уже сама бросала не угодивших ей мужчин, за счет которых она неплохо жила, и как будто бы даже перестала жалеть о неслучившейся встрече с прекрасным принцем. Увы, молодость пролетела, щедрые кавалеры, прежде старательно ловившие взгляд капризной красотки, куда-то вдруг все разом испарились, а деньги закончились. Анжелика, не желавшая расставаться с легкой жизнью, направилась в Ласток — по сравнению с Парижем, конечно, скромный город, но какая-никакая, а все ж столица. К тому же в юности мадемуазель Пишоне жила там некоторое время и даже произвела своим появлением большой фурор при тамошнем дворе. С тех пор, конечно, многое изменилось, и оказалось, что в Ластоке одинокая старая дева никому более не интересна. Она устроила пару громких скандалов, но и это не привлекло к ней того внимания, на которое она рассчитывала. Тогда Анжелика вспомнила про отчий дом. Лишившись наследства, она умудрилась вселиться в дом, где когда-то родилась, мечтала о счастье и верила, что у нее в жизни все будет гораздо лучше и ярче, чем у прочих смертных.
Следы былой красоты еще сохранились в хищном блеске ее зеленых глаз, в тонких чертах немного утомленного бледного лица, покрытого сеточкой мелких, но частых морщин, в капризном изгибе бледно-розовых губ и даже в ее все еще тонком стане. Но, как известно, годы всегда берут свое, и даже бедовая Анжелика к своим сорока годам отчасти успокоилась. А потому ее нынешний сосед Васена, проживавший этажом ниже, безусловно, был несправедлив, когда, взбешенный ее очередной выходкой, ломился в тяжелую, подпертую крепким засовом дверь мадемуазель Пишоне и грозился заживо похоронить «неугомонную старую ведьму» в самом лучшем своем гробу, дабы она навсегда оставила в покое добрых людей. Ах, если бы он знал Анжелику Пишоне в ее лучшие годы! Впрочем, гробовщик наверняка когда-нибудь осуществил бы свою угрозу, будь у него возможность хоть одним глазком увидеть, как злорадно улыбается и потирает от удовольствия руки противная старая дева, испытывая подлинный восторг от удавшейся на славу пакости и от того, что сумела вывести из себя Васену, слывшего первым насмешником и озорником Фаркона. Что тут поделаешь, встречаются на этой грешной земле такие люди, которые не могут чувствовать себя спокойно, если кому-то хорошо живется. Только старательно напакостив им, они обретают благостное расположение духа и возможность наслаждаться жизнью. Вот к такой занимательной особе волею случая попала Эльнара, сама того не ведая. Попросив мадам Петровну присмотреть за ребятишками, она постучалась в соседскую дверь, весьма заинтригованная неожиданным приглашением со стороны дамы, привыкшей смотреть на окружающих людей с таким высокомерием, будто она является по меньшей мере королевой Ланшерона.
Так получилось, что с наступлением холодов деятельная по своей натуре Анжелика вдруг заскучала. Выходить на улицу ей не хотелось, а соседи попрятались по домам, так что досаждать, увы, было некому. В столь тоскливые дни душу неугомонной женщины согревало лишь то, что ей удалось выбить кое-каких деньжат со своего последнего любовника, промышляющего торговлей посудой, старого скряги мсье Дюкара. Эти деньги Анжелика рассчитывала потратить на поездку в Ласток во время новогодних праздников, где у нее еще сохранились приятные знакомые. Но Новый год должен был наступить не завтра, и даже не послезавтра, а развлечений хотелось уже сегодня.
Прознав о вспыхнувшей страсти рыжеволосого Васены к черноокой девице, гостившей у семейства Басон, мадемуазель Пишоне решила помешать намечающемуся, на ее взгляд, будущему семейному союзу. Рассудив, что бедной красавице азиатке не устоять перед очевидными достоинствами видного рослого парня, имевшего надежный заработок, однажды вечерком Анжелика пригласила скромную девушку по имени Настена, которая жила прямо под ней. Настена — такая же рыжая и голубоглазая, как и молодой русич, только очень застенчивая, — давно страдала втихомолку по разудалому молодцу. Не решаясь признаться бравому парню в своих чувствах, она лишь провожала его тоскующими любовными взглядами. И в один прекрасный день востроглазая мадемуазель Пишоне подметила это. Она пригласила Настену к себе и без лишних предисловий заявила, что ей все известно о любви несчастной девушки к Васене. Сделала она это якобы из добрых чувств, предложив юной соседке свою бескорыстную помощь. Мол, парень, по которому сохнут многие девицы с улицы Руси, да и других кварталов тоже, просто так на тихую Настену, конечно же, никогда внимания не обратит. Вручив опешившей от неожиданности девушке пузырек с жидкостью подозрительного буровато-коричневого цвета, старая бестия заявила, что это сильнодействующее любовное зелье. Дрожа от страха, Настена с пузырьком в руках спускалась вниз, невольно вспоминая о тех ужасах, что рассказывала о мадемуазель Пишоне ее бабушка, с которой девушка жила после смерти родителей в их скромной крыше. Она долго мучилась, не зная, как поступить, но посоветоваться было не с кем, и огромное желание быть рядом с любимым взяло верх над благоразумием: подмешав эту жидкость в вишневый компот, в один из вечеров Настена угостила им ничего не подозревающего соседа. Бедная девушка так и не поняла: то ли зелье оказалось слишком слабым для могучего организма Васены, то ли мадемуазель Пишоне над ней просто подшутила, — но гробовщик, искавший любую возможность попасть к Басонам, по-прежнему не обращал внимания на застенчивую девицу. Встретив на лестнице соседку-искусительницу, Настена пожаловалась, что зелье не подействовало. Озабоченная своими мыслями, Анжелика удивленно взглянула на нее и, видимо, будучи не в духе, процедила: «Жаль, а то ведь удачная могла бы получиться пара из двух рыжих дураков». Настена только захлопала ясными глазами и тихо пролепетала: «Простите, мадам, но я не поняла, что вы сказали». Гадкая улыбка осветила поблекшее лицо бывшей куртизанки: «Не мадам, милочка, а мадемуазель — это во-первых. А во-вторых, сама дура, если понадеялась только на одно мое зелье! Не понимаешь, что ли, такой простой вещи: мужиков, вокруг которых бабы роем вьются, нужно титьками к стенке прижимать, да посильнее, чтобы они чего-то захотели!» После этих слов с чувством выполненного долга Анжелика важно поднялась на свой этаж, в одно мгновение утратив к простоватой Настене всякий интерес, но по-прежнему от души, по-анжеликовски, желая напакостить кому-нибудь из ближних.
Вскоре мадемуазель Пишоне встретила во дворе Эльнару и, разглядев красавицу как следует в ярком свете солнца, пришла к выводу, что Васене такая девушка не по зубам. Тогда ее осенила новая, и гораздо более гениальная, мысль! Анжелика всегда любила тонкую игру, и теперь ей представился самый что ни на есть удобный случай. Надо сказать, Анжелика Пишоне умела нравиться людям, которые не были знакомы с ее характером и образом жизни, и даже вызывать к себе доверие, если видела в том хоть какую-то выгоду. Поскольку в семействе Басон не принято было обсуждать своих соседей, Эльнара совершенно не представляла себе, какую худую славу имеет эта немолодая дама с открытым лицом, слегка подернутым сеточкой мелких морщин, доброжелательным взглядом завораживающих глаз и приятной улыбкой некогда чувственных губ.
Расположившись в уголке низенького дивана, Анжелика расспрашивала девушку о событиях, которые привели ее с Султаном в дом Басонов, и, внимательно слушая рассказ гостьи, то и дело восторженно всплескивала руками. Восторг мадемуазель Пишоне был совершенно искренним, поскольку ближайшие планы юной красавицы и ее друга удивительным образом совпадали с планами, которые она сама понастроила после неудавшейся затеи охмурения Васены усилиями Настены. Правда, переменчивая по своей натуре Анжелика ничуть о том не сожалела, ведь очередная заготовленная пакость намного превосходила прежнюю. Что поделать! Стареющая мадемуазель Пишоне нуждалась в более сильных ощущениях!
Так вот, узнав, что Эльнара и ее друг держат путь в столицу Ланшерона Ласток и лишь по счастливой случайности задержались в Фарконе, Анжелика со свойственным ей пылом принялась убеждать девушку в правильности принятого решения. Она с воодушевлением рассказывала о том, что когда-то сама жила в Ластоке и сохранила о нем самые чудесные воспоминания — даже лучше и ярче, чем о Париже! Естественно, мадемуазель Пишоне умолчала при этом, какой в действительности была ее тамошняя жизнь, и предложила заинтригованной девушке свою бескорыстную помощь в обустройстве на новом месте. По словам столь внимательной к чужим нуждам женщины, в Ластоке у нее осталось немало добрых знакомых, которые в память о былой дружбе с удовольствием помогут ее протеже.
Узнав, что Эльнара неплохо владеет латынью, мадемуазель Пишоне вновь изумилась и восторженно заахала по поводу очередного счастливого совпадения. С ее слов, не далее как сегодня она получила письмо от своего хорошего друга Фернандо Карераса, испанца по происхождению, который сообщал, что король Ланшерона Генрих Бесстрашный поручил ему в ближайшие сроки собрать группу молодых людей, владеющих латинским языком. Король усиленно готовится к завоевательному походу, во время которого все важные переговоры и переписка будут вестись исключительно на вышедшей ныне из моды латыни, дабы не допустить утечки важных сведений. Причем переводчики потребуются не только на фронте, но и в мирной столице, где останется часть командования и некоторые войска.
— Вы не представляете, милочка, как я вам завидую! — в растроганном взгляде мадемуазель Пишоне светилось восхищение вперемешку с сожалением. — Находиться при одном из лучших дворов Европы, быть представленной самому королю — это же неслыханная честь! Ах, как бы я хотела оказаться на вашем месте! И вы еще раздумываете, дорогая, принимать ли столь лестное предложение?! О Боже, как ты несправедлив, посылая благо людям, которые отказываются от него, и обделяя действительно страждущих! — Анжелика картинно заломила руки и закатила глаза.
— Но, сударыня, мне еще никто не делал никаких предложений! — удивленно воскликнула Эли.
— Предложения обязательно будут, — быстро ответила дама, но тут же поправилась. — Я хочу сказать, милая, что не может такая красавица, как вы, да к тому же знающая латынь, получить отказ от нашего светлейшего короля Генриха, широко известного своей мудростью и справедливостью. Вот увидите, еще благодарить меня будете за искреннюю заботу! Но дело, конечно, не в этом. Если хотите быть принятой на лестную службу, вам необходимо поторопиться. Сами понимаете, от желающих отбоя не будет. Но, к счастью для вас, у моего Фернандо прекрасные взаимоотношения с королем. Поверьте, с моей подачи он сумеет замолвить за вас словечко. Я боюсь только одного, как бы вы не опоздали: скоро начнутся новогодние хлопоты и всем будет уже не до этого. — Анжелика сделала паузу, дабы девушка хорошенько осознала, что она потеряет, если не воспользуется столь добрым предложением, а потом радостно воскликнула. — О, не переживайте, милочка! Я вдруг вспомнила, что один мой знакомый, господин Дюкар, намеревается завтра утром выехать в Ласток по своим торговым делам. Он может захватить вас с собой, если я его об этом хорошо попрошу. Ну, что вы решили? Время идет, а еще столько нужно успеть сделать.
— Я весьма признательна вам, сударыня, за доброту и бескорыстную помощь, — задумчиво ответила Эльнара, — но считаю, что в столь серьезном вопросе мне необходимо посоветоваться с моим другом и супругами Басон. Ведь они так искренне приняли участие в нашей судьбе. Думаю, если мне суждено получить эту интересную работу, — рассудительно заметила юная девушка, — то я все равно получу ее хоть через неделю или даже через месяц, но, конечно, только благодаря вашей доброте, сударыня. Простите, если я вас чем-то огорчила, но я действительно верю в судьбу.
«Да, это тебе не Настена», — мысленно вздохнула Анжелика и не замедлила с очередной попыткой убедить неглупую девушку:
— Молодости порой свойственна некоторая самонадеянность, милочка, а я прожила жизнь и знаю… — из-за упрямой девицы мадемуазель Пишоне пришлось пойти на чудовищную жертву — признать вслух свой далеко не юный возраст. — Знаю, что судьба нередко жестоко наказывает человека, который отказывается от даров, которые она ему преподносит. — Анжелика вновь сделала паузу, но заметила, что угроза не подействовала, и тут же переменила тон. — Не могу понять, чего вы опасаетесь, мадемуазель? Ласток — далеко не Париж! Такой миленький уютный город, чуть побольше Фаркона, но жить в нем, разумеется, гораздо интереснее. Кстати, забыла вам сообщить, милая, на новогодние праздники я тоже намереваюсь отправиться в нашу замечательную столицу. Так что мы с вами очень скоро вновь сможем увидеться, а вполне возможно, что потом вас навестят и ваши друзья — супруги Басон с детьми. Думаю, им будет очень приятно увидеть вас настоящей столичной жительницей! Даже не удивлюсь, если со временем они захотят к вам примкнуть, то бишь переселиться в Ласток. Ведь здесь, в Фарконе, жизнь чересчур размеренная, можно сказать, даже сонная, и тогда у вас, мадемуазель, появится хорошая возможность отблагодарить этих милых людей за все добро, что они для вас сделали. Собственно, вы и сейчас поедете в столицу не одна, — мадемуазель Пишоне намеренно говорила о предлагаемой поездке как о деле решенном, — ведь вас будет сопровождать ваш верный друг, и он не только позаботится о вас, но и не даст никому в обиду, — Анжелика тонко улыбнулась. — Между прочим, полагаясь на ваше благоразумие, я заранее приготовила небольшое рекомендательное письмо господину Карерасу. Из уважения к моему другу я написала его на испанском языке — в нем самые восторженные отзывы о вас, милая Принцесса! Как же точно вас здесь все с большим удовольствием называют! А сейчас, — мадемуазель Пишоне торопила события, — не смею вас больше задерживать. Тем более что уже настал вечер и мне необходимо поспешить, чтобы застать господина Дюкара в его посудной лавке. Имейте в виду, дорогая, отправляясь за пределы Фаркона, он всегда выезжает со двора не позже семи часов утра, а вам с вашим другом еще нужно успеть собрать свои вещи. До встречи в Ластоке, милочка! — Анжелика обворожительно улыбнулась на прощание.
Возвратившись в дом Басонов, Эльнара обнаружила, что вернувшиеся с работы Эльза и Василий были крайне взволнованы сообщением мадам Петровны о том, что Принцессу пригласила к себе мадемуазель Пишоне. По единодушному мнению, это ничего хорошего милой девушке не сулило. Гробовщик несколько раз порывался пойти за Эльнарой, но Эльза, прекрасно знавшая о его напряженных отношениях со зловредной старой девой, всячески удерживала его. Услышав о предложении коварной Анжелики, они в два голоса принялись отговаривать Эли от опрометчивого шага, тем более что у каждого из них имелись для нее свои приятные, на их взгляд, новости. Первой взяла слово жена кузнеца:
— Милая Эли, за тот месяц с небольшим, что ты живешь в нашем доме, вся семья очень привязалась к тебе. И ты, и Султан стали для нас родными людьми, поэтому мы были бы просто счастливы, если бы вы остались навсегда в Фарконе. Город хоть и небольшой, но очень уютный и спокойный. Сегодня утром я узнала, что хозяйка нашей мастерской, госпожа Косьон, ищет новую белошвейку на место Аниты. Она в ближайшем времени готовится родить ребенка, поэтому уже не может ходить на работу. А у нас в мастерской, я скажу, очень даже неплохо. Работы, конечно, много, но со временем появляется сноровка, так что научишься успевать. А если даже и нет, я ведь буду рядом, обязательно помогу. Что касается мадам Косьон, то, в отличие от хозяек некоторых других мастерских, она женщина добрая и спокойная: на нас кричит редко и никогда не бьет по щекам. Не то что хозяйка мастерской по пошиву постельного белья — мадам Померун: ее работницы вечно ходят с заплаканными глазами и красными, как у крестьянок, щеками, да и не дружные они меж собой… То ли дело мы — если кому-то из девушек нужно отлучиться на часок, а мадам Косьон в это время в мастерской нет, остальные обязательно прикроют. В прошлом году, когда наша Анита, которая нынче собралась рожать, только выходила замуж, хозяйка разрешила нам помочь ей собрать приданое. Мы столько всего нашили, что ей лет на десять хватит, а то и больше, так что и тебе, Эли, поможем, когда придет время, — Эльза улыбнулась, бросив лукавый взгляд на зардевшегося, словно девица, гробовщика. — Пора тебе, милая, о своем счастье подумать! А то все домом да детишками занимаешься, и за это тебе, конечно, низкий поклон! Очень ты нас выручила! Кстати, я забыла сообщить тебе, родная, что мадам Дюкане наконец вернулась из своей поездки. Вчера только ее видела, и она говорит, что готова вновь присматривать за детьми. Как видишь, все складывается просто чудесно. Я уже переговорила с госпожой Косьон, она хочет увидеться с тобой.
— И не только госпожа Косьон готова взять тебя на работу, милая Принцесса, — вмешался в разговор Васена. — Сегодня после полудня ко мне приходили заказать гроб для старика Лемера. Он владел салоном шляп по улице Жюси, теперь его дело перешло к сыну, который, как обычно, собирается все заново кроить да менять установленные прежде порядки — нанимать новых работников, искать более выгодных клиентов. Лемер-младший рассказал, что хочет взять на работу какую-нибудь красивую молодую девушку, которая помогала бы клиентам выбирать и примерять шляпы, разумеется, предлагая при этом те, что подороже, а к наиболее богатым заказчикам выезжала бы с товаром на дом. Он говорит, что если это дело хорошо пойдет, то готов платить большие деньги примеряльщице — так эту профессию называют в парижских модных салонах. Я как услышал новость, сразу подумал о тебе, Принцесса, и, не откладывая дело в долгий ящик, тут же переговорил с ним. Лемер-младший обещал позвать тебя на разговор сразу после похорон отца, а они должны состояться послезавтра. Как видишь, Принцесса, ждать осталось совсем недолго! Такую красавицу, как ты, каждый рад принять к себе на работу.
Тем временем подошел Султан. Послушав собравшихся и почесав затылок, он, по свойственной восточным людям привычке, начал разговор издалека:
— Мы с Принцессою прошли много стран, переплыли не одно море, прежде чем попасть в ваше замечательное королевство, которое на нашем долгом и трудном пути послал сам Аллах, когда корабль, доставлявший нас во Францию, столкнулся с рифом и затонул у побережья Ланшерона. Всевышний привел нас к доброму деду Гане, убедившему нас, что лучше и краше Ластока нет города на свете. Благодаря этому мудрому человеку мы с Принцессой по дороге в Ласток встретили еще один славный город — Фаркон, и здесь нашли столь же надежных, искренних и добрых друзей. Я надеюсь, эта дружба будет длиться до конца наших дней, — Султан приложил правую руку к груди и слегка поклонился Эльзе с Васеной. — Поверьте, дорогие брат и сестра, мы с Принцессой очень признательны за вашу доброту, за теплую дружескую заботу и гостеприимство, но, к сожалению, не можем принять вашего предложения, которое, несомненно, идет от самого сердца. Фаркон — хороший город, и люди здесь живут неплохие… Но нам, детям Великой Степи, не хватает простора и размаха. Я родился и вырос в столице могучего Хоршикского ханства — славном Перистане, который путешественники со всего света называют сказочным Перистаном, а еще — жемчужиной Востока, — настолько он прекрасен и неповторим. Мы были вынуждены покинуть нашу родину, но даже за ее пределами душа тоскует по тому, к чему она привыкла с детских лет, по тому, что человеку может дать только главный город страны — просторные улицы, большие дома, кипучая и богатая событиями жизнь, многолюдье и многоголосье. Несколько столетий тому назад кочевой народ — хоршики решили осесть, основав в самом сердце Великой Степи сначала один город, потом — другой, третий… И величавая пустынная степь ожила, заиграла новыми яркими красками, запела новыми сильными голосами, радуясь избавлению от одиночества и печати. Вам, жителям королевства Ланшерон, наверное, трудно себе представить, что такое Великая Степь. Она настолько большая, что для перехода через нее от края до края потребуется не один месяц. Но когда в ней появилось Хоршикское ханство, она стала иной, а вместе с ней изменились и мы, ее дети. Да, мы любим степной простор, чистый воздух и свежий ветер, но теперь мы также любим большие города и шумную яркую жизнь, которую славный, добрый Фаркон дать не может. Нам нужно идти дальше, но мы обязательно вернемся!
— Мы обязательно вернемся! — поддержала друга Принцесса. — Спасибо вам, друзья, за заботу, но я действительно всегда мечтала о другой жизни. Труд белошвейки или примеряльщицы шляп, безусловно, почетен и нужен… Но переводы рукописных текстов или живой речи на латынь мне больше по душе. Думаю, что чувствовала бы себя на такой работе более счастливой, там я буду на своем месте. Тем более что латинский язык мне очень нравится — он такой мягкий, красивый, звучный и на удивление мелодичный, что просто душа радуется, когда я слышу его или говорю на нем. Да и потом: кто знает, что каждого из нас ждет впереди? Вдруг ты, Эльза, или ты, Василь, надумаете переехать в столицу, и это будет гораздо проще сделать, имея там надежных верных друзей, которые к тому времени успеют пустить там свои корни. Разве это плохо? — Эльнара ласково и ободряюще улыбнулась.
— Я, конечно, понимаю, что Принцесса должна жить при королевском дворе, — с печалью в голосе ответил погрустневший Васена, — но только и у нас в Фарконе все не так уж плохо и тихо. Народу с каждым годом сюда все больше прибывает — глядишь, лет через десять и мы станем не хуже Ластока. Прошу тебя, Принцесса, не торопись с решением! Может быть, тебе здесь все-таки еще понравится?
— Пойми, Василь, дело вовсе не в жизни при королевском дворе, — негромко произнесла Эли. — Мне доводилось жить в роскошных дворцах, а потому я знаю цену их показному блеску, и он меня ничуть не привлекает. Я стремлюсь попасть в Ласток, потому что думаю, такова моя судьба. В гостеприимном доме дедушки Гане я впервые услышала название этого города, а ночью мне приснился мой прадед по материнской линии по имени Мехмед, который несколько лет тому назад в вещем сне указал мне путь к спасению из темницы Черной колдуньи, задумавшей пролить мою кровь.
При этих словах впечатлительная Эльза испуганно вскрикнула, но Эльнара поспешила ее успокоить. С мягкой улыбкой она продолжила:
— Не стоит пугаться, Эльза, это дело прошлое! Так вот, на сей раз мой прадед, одетый в те же белые просторные одежды, молчал. Лишь улыбался и кивал головой, будто благословлял меня или выражал свое согласие. За его спиной я увидела город с чистыми, просторными улицами и большими домами. Некоторые из этих домов были украшены щитами с различными изображениями: на одном был орел с широко расправленными крыльями, на другом — мягко крадущийся тигр, на третьем — круторогий олень. Среди этих домов выделялось одно, наверное, самое большое здание в городе, облицованное белым мрамором и украшенное небольшими изящными балкончиками. На крыше этого чудесного дома было несколько полукруглых башен красного цвета, разного размера. Они ярко сверкали на солнце! Это здание тоже имело свой щит, на котором искусной рукой мастера был изображен ястреб, приготовившийся к нападению. Перед огромными воротами здания располагалась большая площадь, выложенная булыжниками и с одной стороны примыкающая к лесу. Вообще, в этом городе было много деревьев и кустарников — чувствовалось, что его жители заботятся об этом месте и гордятся тем, что живут здесь. Картинки за спиной дедушки Мехмеда сменялись одна за другой — казалось, будто плывут разноцветные облака. Было очень интересно их видеть! Последнее, что удалось посмотреть, как на большую площадь выехал всадник на благородном черном скакуне. Это был человек огромного роста со светлыми длинными и немного вьющимися волосами, у него был волевой взгляд пронзительных синих глаз и толстый шрам над правой бровью, отчего она как будто бы преломлялась надвое. Потом я проснулась… И подумала: а к чему это видение? Неправдоподобно яркое и отчетливое… Ну, а поскольку вечером мы говорили с дедушкой Гане о Ластоке, я решила, что мой прадед Мехмед, желая помочь мне, сделал во сне такую подсказку. Может быть, я даже видела Ласток… — под конец своего рассказа немного неуверенно произнесла Эли.
— Ты видела Ласток, Принцесса! — уверенно сказал Маош Басон, внезапно появившийся на пороге комнаты. — Мне довелось побывать в нашей столице несколько лет тому назад, и я бьюсь об заклад, что увиденный тобою во сне красивый город — это именно Ласток, а не что-либо другое. Щиты, о которых ты рассказывала, — это родовые гербы. Такие вывешивают на свои дома знатные люди королевства. Кое-какие из них я даже узнал. Герб с крадущимся тигром принадлежит герцогу Померунскому — его славные предки в свое время защитили Ланшерон от вторжения воинов проклятой Османской империи, да не только крепким мечом, но и хитрым умом! Отсюда и происхождение этого славного герба. Орел с расправленными крыльями украшает не только дворец, но ворота, кареты и даже одежду самодовольного и, по слухам, весьма коварного виконта Расина Женюси. При дворе у него масса врагов, а сам он держится с таким беспечным видом, будто знает секрет личной неуязвимости. Беломраморное здание с красными башенками есть не что иное, как дворец самого Генриха Бесстрашного, а рослый всадник на черном скакуне, у которого правую бровь пересекает толстый шрам, — наш доблестный король Генрих, слава о подвигах которого гремит по всей Европе и даже за ее пределами. Твой необычный сон, Принцесса, точно вещий! — суеверный кузнец, свято веривший во все приметы, с трепетом в глазах кивал восточной гостье. — Тебе нужно отправиться в Ласток. Это твоя судьба.
— Но я не верю в искренность намерений мадемуазель Пишоне! — взволнованно вскричала Эльза. — Пожалуй, на всей улице Руси не найдется ни одного человека, с кем бы она хоть раз не поскандалила или кого не обидела хотя бы взглядом. Благоразумные горожане, завидев издали мадемуазель Пишоне, стараются поскорее свернуть на другую улицу. От нее даже кони резко шарахаются, словно чуют опасность. Эта ужасная женщина, которая не может и дня спокойно прожить без пакостей, — настоящее бедствие для нашего доброго мирного города. Разве можно ожидать от нее каких-то честных и бескорыстных поступков?
— Вот для того, чтоб оградить нашу милую Принцессу от соседства со столь мерзопакостной особой, ее нужно поскорее отправить в Ласток, — перебил супругу Маош Басон. — Столичные-то глядельщики, уж наверняка, лучше работают, чем фарконские «синяки», которые озабочены лишь одной мыслью: как бы содрать с честного человека кровью и потом заработанную денежку. В Ластоке, я вам скажу, господа, порядка во всем больше! Недаром мадемуазель Пишоне не удалось там в свое время задержаться. А то с чего бы она спустя столько лет вернулась обратно в Фаркон? В столице королевства Принцессу ожидает безопасная и богатая на события жизнь. Может, и нам, милая, когда-нибудь удастся скопить денег да приобрести на окраине Ластока маленький уютный домик?! — кузнец повернулся к жене и мечтательно посмотрел в ее глаза. — Как-никак дети подрастают… И, по-хорошему, лучше бы им жить в большом городе. Глядишь, и жизнь у них сложится иначе, чем у нас… Так что не стоит, дорогая, отговаривать Принцессу от задуманного шага, ведь у нее еще вся жизнь впереди.
— Ах, дорогой, — ответила Эльза, — как бы я была рада, если посчастливится приобрести хотя бы захудалую хибарку на окраине нашего Фаркона, не говоря уж о Ластоке. Это было бы больше похоже на правду… Ну а насчет Эли ты, как всегда, прав: не нам решать судьбу другого человека. Может, и взаправду ее ждет в столице блестящая яркая жизнь — пусть попробует, к нам ведь вернуться никогда не поздно.
— Вы забыли обо мне, друзья! — звонко напомнил о себе Султан. — Разве может Принцессе угрожать опасность, когда рядом с ней надежный защитник, который готов, если понадобится, отдать за нее свою жизнь? Нет и еще раз нет! Не хватало только пугаться какой-то зловредной старушенции после того, как мы одолели столь долгий и опасный путь, прежде чем попали в вашу замечательную страну! Уверяю вас, друзья, у нас с ней все будет здорово! Еще лучше, чем у других! И помните: вас мы никогда не забудем, а уж встретить в Ластоке будем просто счастливы! Жизнь только начинается!
Весельчаку Султану удалось поднять окружающим настроение. В доме Басонов все вдруг оживились и зашумели, не подозревая, что у дверей стоит и подслушивает та самая «зловредная старушенция». Последние слова Султана так взбесили мадемуазель Пишоне, что она едва удержала себя в руках, дабы не вбежать в крышу Басонов и не выцарапать наглому насмешнику глаза. Даже в кромешной темноте коридора было видно, как блестят ее зеленые глаза в предвкушении ужасной мести.