Энола Холмс и секрет серой печати

Глава семнадцатая

К счастью, после всего, что случилось со мной в этот вечер, я уже не могла потерять голову от страха, и лицо мое было скрыто вуалью.

К счастью, внимание Шерлока Холмса и доктора Ватсона отвлекало обмякшее и, вероятно, безжизненное тело девушки в обносках.

— Боже мой! — ахнул Ватсон, взял достопочтенную Сесилию на руки как ребенка и чуть ли не бегом поспешил в теплую, хорошо освещенную библиотеку.

Мой брат последовал за ним с вопросом:

— Она дышит?

— Едва-едва.

Все-таки жива. Голова у меня закружилась от облегчения, и словно гора с плеч свалилась.

Доктор Ватсон уложил леди Сесилию на кожаный диван и прижал пальцы к ее запястью:

— Пульс слабый. Бренди, Холмс!

Шерлок уже шел к графину, спиной ко мне. Горничная стояла неподалеку, держась за перила лестницы. Казалось, она вот-вот рухнет в обморок. Никто бы не заметил, если бы я прямо сейчас развернулась и ушла, растворившись во мраке улиц.

Так мне и следовало поступить. У меня не было причин здесь оставаться. Сесилия попала в хорошие руки.

Я должна была уйти. Рано или поздно доктор Ватсон или Шерлок обратят на меня внимание, и брат вполне может меня узнать. Более того, когда леди Сесилия очнется, никто не помешает ей позвать меня по имени, которое я по глупости своей назвала.

Интуиция и разум говорили одно: надо бежать.

Однако словно черный мотылек, привлеченный огоньком свечи, я скользнула в библиотеку вслед за остальными.

За моим братом.

За девочкой, с которой хотела подружиться.

За ласковым, как отец, доктором Ватсоном.

Ватсон опустился на колени, убрал ослабленную удавку с шеи и воскликнул:

— Что за бессердечный зверь пытался удушить маленькую нищенку?! Роуз, — обратился он к горничной, — зови полицию!

Роуз ничего не ответила: ей было дурно.

Шерлок протянул другу бренди и сказал:

— Это не нищенка. Взгляните на ее зубы. За ними хорошо ухаживали всю жизнь.

Ватсон принял бокал.

— Посмотрите на кожу, на черты лица. Наша гостья — леди, — продолжил мой брат.

— Тогда почему на ней обноски, как на...

— Это загадка, — властно прервал его Шерлок.

Он обернулся и посмотрел на меня словно коршун. Я стояла в дверном проеме футах в десяти от него. Пристальный взгляд серых глаз упал на мой балахон, и Шерлок вскинул брови:

— Это что, кровь?

Скорее всего, ведь подол волочился по грязной улице, а в свете газовых фонарей сложно было различить, какого цвета мокрые пятна.

— Кровь! — Ватсон оглянулся и резко выпрямился. — Мадам, вы ранены?

Мне в самом деле было больно: лицо саднило и ныло после удара кулаком. Но я отрицательно помотала головой.

Опять же, я могла убежать, мне следовало убежать, но странная тяга пригвоздила меня к порогу.

— Почему вы молчите? — спросил доктор Ватсон.

— Насколько мне известно, «сестра улиц» немая, — объяснил Холмс за меня, но взгляд его все еще впивался в мою вуаль.

— Или она онемела от боли и потрясения, — возразил доктор Ватсон. — Вы правы, мой друг, это кровь. И ее много.

— У нас недостаточно сведений для достоверных выводов, — заявил Шерлок и шагнул ко мне.

Я выхватила из ножен кинжал.

Мой брат застыл на месте футах в шести от меня. Казалось, время остановилось, когда я навела на него острое лезвие. Даже часы не тикали. В библиотеке стояла полная тишина.

Серебристый кончик моего кинжала окутывала красная пелена.

Тишину нарушил Ватсон.

— Полагаю, это не ее кровь, Холмс, — сдавленно произнес он.

— Тогда хотелось бы знать чья, — пробормотал великий детектив. А потом поднял руки, словно предлагая мир, и добавил, то ли умасливая меня, то ли возражая: — Дорогая моя сестра. ..

Его дорогая сестра.

Как же странно на меня подействовали эти слова!

— Не снисходи до меня! — Я еле узнала свой собственный, специфический и аристократичный, голос, льющийся из-под вуали. — Мне не нужна помощь. А вот достопочтенной Сесилии, — я махнула кинжалом в сторону девочки, все еще лежащей без сознания на диване, — дочери сэра Юстаса Алистера, она жизненно необходима.

Правда, ее тайной личности левши нечего было ждать помощи. Но полиция, вероятно, уже спешила к нам, и времени пускаться в объяснения у меня не оставалось. Я продолжила:

— Злодей, который пытался ее удушить...

Мой брат прервал меня, недоверчиво прошептав:

— Энола?

Лицо его стало белым как мрамор.

— Слушай меня и ничего не говори, — попросила я. Мне было не до драмы; я спешила все ему рассказать. — Запомни все, что я скажу. Преступник — Александр Финч, юноша, который сначала подружился с достопочтенной Сесилией, а затем загипнотизировал и похитил ее. Он маскируется под оратора для недовольных рабочих и выступает под именем Кэмерона Шоу. На улице неподалеку валяются его парик и накладная борода. А он сам, скорее всего, у какого-нибудь врача или в больнице, залечивает раны, которые я нанесла ему своим кинжалом.

Оставалось только надеяться, что доктор Ватсон все запомнил, потому что мой брат был явно не способен воспринимать информацию. Он тихо повторил:

— Энола?

Я сделала все, что могла, для восстановления справедливости и теперь понизила голос.

— Любезный брат, пожалуйста, не волнуйся обо мне. Ты нашел половинку луковицы, завернутую в носовой платок, у себя в столе, откуда я взяла брошюрку с шифрами?

Видите ли, я пыталась подсказать ему, что мои рыдания были наигранными. Чтобы он не тревожился.

Но Шерлок, похоже, совсем не понимал, к чему я клоню. Он подался вперед и заговорил с жаром:

— Энола, одумайся! Не можешь же ты и дальше жить одна, без покровителя, и вести себя так глупо и своенравно!

Доктор Ватсон наблюдал за нами разинув рот. Я боялась, что он заговорит, и он в самом деле собирался высказаться, но тут леди Сесилия пошевельнулась и застонала, чем отвлекла его внимание.

Она оправится. У меня защемило сердце. О дружбе больше и мечтать нечего; остается радоваться, что Сесилия в безопасности.

И надеяться, что рано или поздно она обретет свободу.

Как обрела ее я.

— Шерлок, — обратилась я к брату тихим и серьезным голосом, — благодарю, но я и одна прекрасно справляюсь.

— То есть у тебя все в порядке?

— Более чем. Разве что переживаю за мать: она так и не ответила на мое последнее объявление.

— Скажи, где она сейчас, и я ее найду!

Ага! Все-таки он не все выведал!

— Она была бы против, не важно, какие у нее обстоятельства, — ответила я.

— А ты, Энола? Хочешь последовать ее дурному примеру? Вдруг с тобой что-нибудь случится и ты попадешь в беду?

— Дорогой мой Шерлок, — ласково ответила я, все еще держа в руках кинжал, — для меня нет большей беды, чем лишение свободы, вынужденное существование в золотой клетке и замужество.

— Ты же это не всерьез? Любая достойная леди должна занять свое место в обществе.

Он шагнул ко мне.

Я направила на него лезвие:

— Лучше не подходи ко мне.

На самом деле я бы не посмела его ранить, но брат плохо меня знал и замешкался.

— Я не верю ни единому твоему слову, сестренка. Покажи мне свое лицо, — умоляюще попросил он.

Его просьба была невеликой, но и ее я не могла удовлетворить; вдруг доктор Ватсон узнал бы во мне Лиану Месхол?

— Нет. — В ту же секунду я поняла, что это уловка: так он пытался избавиться от оружия; вуаль легче поднимать обеими руками. — Нет, мой хитрый братец, не покажу. — Говорила я все так же мягко и надеялась, что он слышит в моем голосе нежность. — Я пойду. Передавай привет Майкрофту...

Меня прервал шум шагов за спиной. Я спрятала кинжал и выбежала из библиотеки ровно в тот момент, когда горничная с констеблем вошли в парадную дверь.

— Хватайте ее! — крикнул Шерлок. Но горничная, все еще потрясенная недавними событиями, потянула констебля в библиотеку, к леди Сесилии. Не успел мой брат повторить свою просьбу, как я обогнула их и выбежала из дома.

— Хватайте ее! — крик Шерлока разносился по темной улице словно рев сигнальной трубы. Я слышала за собой тяжелые шаги полицейского и легкие — брата.

Словно зверь, бегущий от погони, я перемахнула через железную ограду, спрыгнула в подвал для слуг, а оттуда попала в коридор сараев, мастерских и загонов за жилыми домами. Потеря свободы для меня означала верную смерть, и я бежала, спасая свою жизнь. Укрытие в каретнике подарило мне небольшую передышку. Оттуда было слышно, как мой брат разговаривает с констеблем, как последний останавливается у телефонной будки на углу.

Прекрасно. Скоро все полицейские Лондона будут висеть у меня на хвосте.

— Принесите фонарь, — потребовал мой брат, обращаясь к неизвестно кому. — Она не могла далеко уйти.

Я вышла в дальнюю дверь каретника и побежала куда глаза глядят. Мысли в голове путались. Шерлок Холмс обыщет каждую конюшню, каждый коровий сарай, каждый закоулок и канаву, а по улицам будет рыскать полиция; спрятаться негде.

Черный балахон и вуаль выдавали меня с головой, и от них необходимо было избавиться.

Но как быть дальше? Побежать домой в моем красном фланелевом нижнем белье?

Чтобы преобразиться и избежать преследования, мне потребуется надежное укрытие.

Но куда пойти, когда все против меня?

И даже женщины меня не укроют — ведь они подчиняются мужчинам.

Неужели так будет всегда? Жизнь в бегах, то одна маскировка, то другая, игра в прятки? Энола, одинокая.

Я не стала отвечать себе на этот вопрос и задумалась о том, как быть сейчас. Выбежав на оживленную улицу, я увидела знакомые дома...

Бейкер-стрит.

Ну разумеется!

Очевидно, мои ноги были умнее меня, ведь они принесли меня в то место, куда брат и не подумал бы заглянуть.

Я поспешила к дому 221 и оббежала его. Еще в прошлый раз я заметила, что в небольшом заднем дворике растет дерево с узловатым стволом и раскидистой кроной, известное под названием «платан кленолистный». Я с легкостью вскарабкалась по толстому стволу и осторожно спрыгнула на крышу над кухней.

И как раз вовремя. Только я села на черепицу перевести дыхание, как на другой стороне улицы послышались шаги двух констеблей.

— Девчонка, наряженная монашкой, так сержант сказал, — сообщил первый.

— Ага, да еще и с ножом, как я слыхал, и не в себе. Верится с трудом, но, говорят, она того — опасная, — поделился второй.

— Истерия, — тоном всезнайки отозвался его напарник. — Обычная болезнь для ее пола.

Неужели такой меня видел Шерлок? Опасной? Истеричной?

Вероятно.

Я сняла сапожки, чтобы они не стучали по крыше, и осторожно спустилась к окну, которое, по моим расчетам, должно было вести в комнату брата. Как я и надеялась, оно не было заперто и легко поддалось. Все-таки Шерлока воспитывала та же мать, что и меня, и он знал, как свежий воздух полезен для здоровья.

Я скользнула внутрь и затворила за собой окно. Я знала, что у Шерлока хранится много костюмов для маскировки, и собиралась порыться в его шкафу. Ведь, если верить рассказам доктора Ватсона, ему приходилось притворяться старушкой. А значит, там найдутся юбка, шаль и шляпка.

Потом я пережду, пока не уляжется суматоха и не хлопнет входная дверь, и сбегу как пришла — через окно.

И больше никогда не буду переодеваться в сестру милосердия.

Безопасен ли образ Лианы Месхол? Нет, наверное, нет. Холмс непременно обсудит случившееся этой ночью со своим другом, и Ватсон сознается, что посещал «доктора Рагостина».

Удастся ли мне снова увидеться с достопочтенной Сесилией?

Вряд ли.

Чтобы сохранить свободу, я должна отвечать значению своего имени. Энола. Одинокая.

Затапливая камин в комнате на Бейкер-стрит, я думала о том, что мое горе скрашивает лишь одно: мой брат Шерлок, знает он это или нет, хочет он этого или нет, а предоставил мне укрытие.

Все той же холодной зимой Февраль, 1889

На рассвете великий детектив поднимается по лестнице в свои комнаты, тяжело шагая от усталости и отчаяния. Много часов он искал черную бабочку, которая упорхнула от него в ночь будто призрак; вот только его сестра не призрак, а худенькая девочка без крыльев, и не могла она незаметно улететь из серого Лондона! Куда же она пропала? Почему не удалось ее найти?

Детектив заходит в гостиную — поникший, согнувшийся под тяжестью неудачи — и затворяет за собой дверь.

Как странно: в комнате тепло, словно ее топили всю ночь. Но этого не может быть.

Или может? Его охватывает тревога. В камине все еще весело пляшет огонь. Неужели сюда кто-то проник?!

Детектив включает газовое освещение и осматривается. Даже без улик он уже знает ответ, и его сердце пронзает досада, острая, как лезвие кинжала; стиснув кулаки и сдерживая желание громко выругаться, он присматривается к камину. Там догорает черная ткань — балахон бывшей сестры милосердия. Скорее всего, из шкафа с костюмами пропало несколько предметов одежды. Слишком смекалистая сестра детектива переждала ночь в его комнатах, там, где ему и в голову не пришло бы ее искать, и сбежала в новой маскировке.

— Какая наглость! — шипит он, стиснув зубы. — Вот нахальная, бесстыдная, невероятно дерзкая девчонка!

Детектив нехотя признает, что сестра в очередной раз его обхитрила, и расслабленно опускает плечи, а его тонкие губы расплываются в улыбке. Он закидывает голову и заливается искренним, чуть ли не радостным смехом.

В «Пэлл-Мэлл Газетт» и других газетах появилось следующее объявление:

«Моей Хризантеме: первая, третья и шестая буквы простоты, третья — утонченности, первая — тоже утонченности, третья или шестая — невинности, снова первая — утонченности, шестая — чистоты и еще раз первая — утонченности. А у тебя? Твоя Лиана»

Отправительница долго думала, насколько надежен шифр, очевидно указывающий на василек, орхидею, маргаритку и ландыш, и сочла его вполне безобидным, поскольку не так давно нашла в письменном столе своего дорогого противника — старшего брата — лист бумаги со следующими записями:

Доброта Чистота Невинность Восхищение ??? истинная любовь

Верность Нежность Д, О, Г, А» И, О, В или Н?

Поразительно, как великий детектив не разгадал шифр, который девочке казался одним из простейших? Ведь если бы он расшифровал это послание, то уже охотился бы за цыганами, а не бродил по Лондону!

Поэтому она без страха отправила матери сообщение «все хорошо», поскольку догадывалась — и надеялась, что догадка эта верна, — почему мама до сих пор ей не ответила.

Бюро доктора Рагостина, научного искателя, на время закрылось. «Доктор Рагостин» еще не определился, насколько безопасно продолжать здесь работать. Девочке хотелось бы тратить свободное время на помощь несчастным беднякам в Ист-Энде, но она догадывалась, что там ее будут высматривать даже днем. Поэтому она пока сидит в своей съемной комнате, ждет, когда пройдет синяк на лице и размышляет, как быть дальше.

Газеты молчали о том, что случилось с достопочтенной Сесилией — эту историю успешно замяли. В колонке уголовных дел упомянули об аресте Александра Финча. Его обвиняли в «нападении с намерением совершить тяжкое убийство».

Но кое-что интересное в периодических изданиях все же появлялось. Через несколько дней после инцидента и в «Таймс», и в «Морнинг Пост», и в «Ивнинг Стандарт» в разделе с объявлениями опубликовали загадочное сообщение:

«Э.Х.: Пожалуйста, будь благоразумна. Клянемся честью семьи за все простить и не задавать вопросов. Выйди на связь. Ш.Х. & М.Х.»

На следующее же утро в тех же газетах появился ответ:

«Ш.Х. & М.Х.: Ни за что. Э.Х.»

Если занять свое место в обществе (в доме с благородным супругом, уроками вокала и пианино в гостиной) — это призвание любого достойного существа женского пола, она предпочитает быть недостойной. Или, правильнее говоря, позором для семьи.

А еще через несколько дней она заметила в колонке объявлений «Пэлл-Мэлл Газетт» любопытное послание:

«Ясьш еа моле еныт от чалан зЯщюлп йынт оп орзеб ена ьтсонж едан»

Ей не составило труда его расшифровать: надо было всего лишь прочитать фразу с конца, не обращая внимания на пробелы между «словами». Все-таки она правильно угадала, почему не получила ответа на мольбы о помощи: мама не хотела или не имела возможности ее выручить. Но напрямую отказаться тоже не могла. И эксцентричная пожилая дама ответила на этот призыв по-своему: молчанием.

Которое теперь нарушила.

Девочка печально улыбнулась, вспоминая, как часто слышала в детстве похожие слова.

«Надежность а не безропотный плющ Я знала что ты не сломаешься»

Иначе говоря:

«Дочка, я знала, что ты одна прекрасно справишься»

Все хорошо?

Я соврала. Ничего не хорошо. Совсем наоборот.

«Но непременно будет», — заверила себя девочка, которой именем было предречено одиночество.

Однажды.

Потому что она об этом позаботится.