Сквозь переохлажденный металоновый туман проступает лицо.
Нейросоединение выжигает его очертания в моем мозгу. Это лицо. Я знаю это лицо…
Я пробираюсь сквозь свои кошмары. Царство полувоспоминаний, лабиринт сумрачного абсурда.
Вот я один, уличный беспризорник, дрожащий в нищете и темноте главного улья. Вонь от куч химических отходов жжет мои ноздри так же, как когда-то.
Я фыркаю и оказываюсь уже тощим юнцом, вокруг толпа и давка: идет вербовка в Имперскую Гвардию, вокруг шепчутся о великой войне, надвигающейся на Проксима Апокрифис. В ней Апокрифской Горте уготована выдающаяся роль. Я три дня простаиваю в беспокойной очереди, только для того, чтобы услышать издевательский смех младшего офицера и его прислужника-сержанта. Я разворачиваюсь и ухожу.
Я несусь прямо в какофонию выстрелов. Подулье, я бегу вместе с Кровавыми Молниями. Ощущаю медный привкус возбуждения от перестрелки, мимо проносятся пули, в прорехах ржавого ограждения мелькают блестящие клинки стилетов. Это Спуск Тритуса. Мы на территории Охотничьих Собак — и под «мы» я имею в виду меня и Счастливчика. Я помню жар, с которым пуля предателя вошла мне в спину, звук его убегающих шагов, когда он бросил меня умирать. Оставил меня Охотничьим Собакам. Жестокому судье Коркорану и его силовикам из улья. В переполненной инкарцетории, где я заключен в тесной камере, где можно только стоять. В тяжелом труде, выполняемом командами по строительству шпиля.
После высоты и вызванной ей гипоксии — снова плен. Я продан и брошен в клетку. Клетку для рабов. Загон для одной из множества гладиаторских ям главного улья. Теперь я одно из животных, существующих лишь для того, чтобы нести смерть другим. Животное, которое попалось на глаза некоему барону Кравиусу Блюмолотову — обрюзгшему племяннику такого же обрюзгшего старшего планетарного лорда-губернатора. Он приходит к моей клетке ночью — когда заканчивается моя кровавая работа — и запускает свои жирные пальцы в мои слипшиеся от крови волосы. Благодарность выродка. Милость изверга.
— Мой верный раб, — шепчет он успокаивающе.
Но вот еще раз моя кровь и плоть в цене. От предложения иномирца даже гнусный барон не может отказаться.
Далеко-далеко во тьме я вновь испытываю такой страх в агонии и осквернении плоти, о причинении которого любой боец из гладиаторских ям или бандит подулья даже не могли мечтать. Я обрел… Клада и их мучительный дар нового бытия. Моё тело стало произведением их темного искусства: хирургический шедевр генетической и кибернетической аугметики. Гипертрофированная мускулатура, наложенная на сломанную, переконструированную, а затем укрепленную раму экзоскелета. Для них я — воплощение химического оружия. Во мне столько боевых наркотиков и препаратов, что сворачивается кровь и горят вены; эти сильнодействующие средства вызывают зависимость, и я уже не смогу без них жить. Психологическая обработка окончательно уничтожает то, что еще оставалось от моей личности в этом чудовищном создании Клады. Я — катастрофа. Я — холодная ярость. Я — беспричинная жестокость, чистая и направленная. Я — живое оружие, всегда готовое к бою.
Я — эверсор.
Только после этого я встречаюсь с тем, по чьему замыслу рождаются подобные мне чудовища. Они зовут его Сигиллит. Он прививает моим мультисердцам глубокую любовь к Императору и бездонную ненависть к его врагам. Из его губ я слышу свое имя, кажется, впервые за целую вечность.
— Ганимус…
Через нейроканал он показывает мне это лицо. Лицо, которое мне знакомо.
— Ганимус… — говорит Сигиллит. — Теперь этот человек стал нашим врагом. Он — пешка Воителя. Безбожный еретик. Ты должен с ним покончить, Ганимус, — и со всеми, кто его поддерживает.
Переохлажденный металоновый туман рассеивается.
Небытие криосна само становится сном. Я слышу вой, с которым спусковая капсула падает сквозь атмосферу, я лечу словно бомба, словно молния, словно месть Императора сквозь небеса цвета расплавленного свинца. Толчок отвлекает меня от моего полета-кошмара. Передача данных на кору мозга завершена. Моё задание — это подавляющий разум контроль, которому я не в силах противиться. Моя цель для меня всё — она тянет меня с непреодолимой силой притяжения звезды. Неутолимый гнев — это всё моё естество.
Я прорываюсь наружу сквозь листы капсулы, словно из металлического чрева. Костюм-перчатка цвета полуночи плотно обтягивает тело, наполненное ужасным потенциалом. Накачанный до чудовищности — гротеск, вылепленный из плоти и ненависти, — я вновь ступаю на пепел Проксимы Апокрифис. В тень главного улья и холодный мрак, что когда-то я называл домом. Вытаскиваю из поясной кобуры свой «Палач» и вытягиваю пальцы, обтянутые начиненной токсинами нейроперчаткой.
Сквозь оптику черепа-шлема я вижу, что на шпилях дворца развеваются знамена Хоруса. Глаз Воителя, наблюдающий за приближением убийцы. Шаг за шагом — все быстрее, скорость и ярость нарастают — вперед, через наполненные отбросами трущобы. А затем убийство начнется. И его не остановить.
Я питаюсь смертью. Жители улья, фабричная чернь и враждующие группировки — все умрут на моем кровавом пути. Я утоляю свою страсть к разрушению. Падают дымовые трубы, рушатся фабричные здания, полыхают пожары. Словно зверь, я прорываюсь сквозь силовиков, посланных остановить меня, прежде чем в сражение вступят предатели из Третьей Апокрифской Горты. В городских кварталах я устраиваю для них ту самую войну, которую они ждут, вырезая простых солдат как скот, прежде чем вырвать сердца их командиров-еретиков. Я не оставляю Воителю ничего, кроме ошеломленных юнцов и мертвых трусов. Я врываюсь на территорию дворцового шпиля словно монстр, поднимающийся из глубин. Я проливаю благородную кровь, расчленяю сильных мира сего одного за другим и, в конце концов, добиваюсь аудиенции у верховного лорда-губернатора.
То самое лицо. Это лицо я знаю.
— Я верный подданный Императора, — блеет Кравиус Блюмолотов, бывший барон.
— Нет, — шепчу я. — А вот я — да.
Мой голос дрожит. Мне теперь не до слов. Я больше не могу сдерживать кровавую ярость и даю ей выход. Я эверсор. И я стал местью.