Эрлик в тумане

13

О том, что произошло на плато Наска, Ганзориг знал потому, что имел прямое отношение к последнему году странной войны между Легионом с его южноамериканскими союзниками и колдунами Треугольника, их противниками из Северной Америки. Его оперативная эскадра стояла в нейтральных водах у побережья Перу. До морских сражений не дошло, но продемонстрировать силу Легиона было необходимо: американцы тоже привели свои корабли.

Из Штаба Ганзориг получал странные приказы. Ему не объясняли их смысл, а он не спрашивал, однако понимал: Легион что-то готовит. Он простоял на одном месте почти полгода. Его корабли служили портальными для переброски солдат, когда на суше начались полноценные бои, и несколько раз его навещали люди из Штаба. Он не знал, что происходило в ночь, принёсшую Легиону победу, пока не вернулся в Дахур.

Эта внезапная победа стала неожиданностью, поскольку силы сторон были относительно равны. Но Ганзориг не думал, как именно Легион победил, пока не оказался в Штабе. Там его нашёл генерал, старый приятель по Академии, и пригласил в свой кабинет. «Ты должен знать, — сказал он тогда. — На всякий случай».

Потом Ганзориг размышлял об этих словах. Что это был за «случай», в котором ему могли понадобиться такие знания? Возможно, ему просто хотели сказать: смотри, на что мы способны. Или: смотри, а вдруг однажды понадобится и тебе?.. Или что-то совсем другое?

— Ты наверняка понимал, что мы готовим операцию, — сказал ему приятель. — И ты со своей эскадрой нам очень помог. Угроза должна быть весомой и реальной. Почти три года мы собирали их в одном месте. Три года, Имедей. Они не дураки. Они бы поняли, что их заманивают, если б сперва мы их не перессорили, и они перестали друг другу доверять. Вот здесь, — он указал на точку на карте Перу, — они встретились. Они должны были оказаться там в один день, чтобы никто не ушёл.

— Понятно, — сказал Ганзориг. — Вы решили накрыть всех одновременно. Но я не представляю, как вам это удалось. Наши войска не могли пробиться к городу. Вокруг плато и на нём самом — сплошные лабиринты и ловушки.

— Войска туда не входили, — ответил генерал. — Точнее, они вошли, но уже после. В городе и окрестностях стояли два полка Треугольника. И те три десятка человек, которых мы там собрали. Поверь, это была адова работа.

Ганзориг верил.

— Что же вы сделали? — спросил он. — Ты ведь об этом хотел рассказать?

— Да, — сказал генерал. — И нет. Дело не в желании. Рассказывать о таком не слишком хочется. Это непросто, Имедей. Но я считаю, ты должен знать. На всякий случай.

Он открыл папку и выбрал файл. Ганзориг смотрел, как по улицам городка разлетаются зонды. Фильм был смонтирован из десятков записей, но тех двух минут, что он шёл, оказалось более чем достаточно.

В городке, куда Легион заманил своих врагов, не осталось никого живого. Ни военных, ни гражданских. Никому не удалось сбежать или защититься. Здесь не было колдовских боёв. Не применялось автоматическое оружие или снаряды. В домах и казармах, на улицах и во дворах лежали мертвецы — без лиц, без голов, без рук, с разорванными животами, с развороченными грудными клетками, словно по городу прошлась стая безумных тиранозавров, уничтожавшая на своём пути всё живое. И думая так, Ганзориг не был далёк от истины.

Его приятель-генерал не объяснил, кто именно добыл им победу, уничтожив всех идеологов, весь высший командный состав, финансистов, которые им платили, и тех, кто зарабатывали на этой войне. Он только показал, как это было сделано.

А теперь Ганзориг узнал, кто привёл Легион к победе.

Он представлял, как из-под земли появляются десятки свинцово-серых существ, и как в мгновение ока они сеют в городе панику, потому что взялись ниоткуда, пройдя сквозь все защитные барьеры; потому что слишком быстры для того, чтобы люди успели на них отреагировать; и потому, что неуязвимы для известного им колдовства. Они возникли во всех местах одновременно, роя свои подземные ходы в темноте и молчании, и никто не мог себе представить, что опасность была прямо у них под ногами, что живые существа способны рыть в скалах норы.

Пхуги происходили от древних рептилий, как птицы и крокодилы; их предки успешно пережили триасовое вымирание, а ко времени палеогенового завершили эволюцию, развиваясь и процветая в мире, лишённом разумных конкурентов. Свои позиции они усилили способностью заимствовать полезные гены у других особей или чужих видов, встраивая их в свой геном. Если бы их психика была подобна человеческой, у древних обезьян не было бы шанса стать теми, кем они стали в конце концов.

Но пхуги были другими. Они не создавали цивилизаций, не строили городов, не изобретали машин. Они отдали поверхность людям, не заявив на неё никаких прав, и ушли в толщу коры. Человеческие страсти их не интересовали. И всё же здесь они почему-то встали на сторону одной из воюющих сил. Ганзориг понимал: такое могло произойти только благодаря Кану, человеку, воспитанному пхугом.

Они ничем не рисковали. Их магия была иной, и незнакомые с ней люди не могли сопротивляться. Вариант был беспроигрышным. Как только Легион заручился поддержкой подземных хищников, остальное превратилось в дело техники, на которое можно было потратить три года войны.

Ганзориг мысленно видел бойню, итог которой сняли зонды. Он мог представить, как серокожие рептилии бродят среди погибших, не испытывая ни сожаления от содеянного, ни радости от убийств. Но что там делал Кан? Ганзориг не мог себе этого представить. Впрочем, если его симбиоз с одним из пхугов — правда, от человека в нём осталось немного.

Несмотря на то, что мысли Ганзорига были в прошлом, от настоящего было не уйти. Через день после того, как Саар отправила Вальтера на ту сторону, Ганзорига вызвали братья.

В аппаратной оказался и Вальтер, который, по мнению адмирала, после своего путешествия стал слишком самоуверенным.

— Полагаю, вы уже знаете, что с той стороны полным полно Соседей, — обратился к нему Франц.

Ганзориг кивнул. Эту запись он увидел раньше Вальтера, когда физики обрабатывали данные.

— У нас появилась ещё одна съёмка, — сказал Франц. — На этот раз почти двадцать секунд. Посмотрите и скажите своё мнение.

Запись пропустили через фильтры, и теперь Соседи не просто летали в пространстве, лишённом каких бы то ни было структур, но меняли свою светимость в оттенках фиолетового.

Ганзорига тревожило такое обилие Соседей и их близость к кораблю. В их владениях «Грифон» будет уязвим гораздо больше, чем здесь. Какие бы шаги не предприняли братья Морган и медики, им не удастся полностью контролировать взаимодействие, если оно случится.

— Эти цвета, — сказал Вальтер, вглядываясь в экран. — Что это? Вы вроде говорили, что они не светятся.

— Они не светятся в оптике, — ответил Джулиус. — Это гамма-излучение. Такая перемена интенсивности может быть языком?

Вальтер молчал. Потом сказал:

— Свет и цвет — язык подводных организмов. Но я не знаю, о чём говорят Соседи. Они слишком другие. Если они общаются, то людям это может быть в принципе непонятно.

— Я бы не удивился, — ответил Франц. — Но давай предположим, что они реагируют на то, что внезапно оказалось в поле их… восприятия, если угодно.

— Я только хочу заметить, — вмешался Ганзориг, — что Соседи не радиоактивны. Они не испускают ни гамма-лучей, ни рентгеновского излучения.

— Может, на Земле какой-то другой вид? — предположил Вальтер. На это Ганзориг счёл нужным промолчать. — Я не могу ответить вам сходу. Посмотрю в каюте, если вы выложите в сеть.

Когда он ушёл, Франц обратился к адмиралу.

— Вы говорили, что Соседи нередко преследовали самолёты, особенно военные. Часто бывали крушения или поломки?

— Когда Соседи приближаются к самолётам, они влияют на приборы, — ответил Ганзориг. — Но они никогда не проявляли явной агрессии. Не нападали специально, не таранили, не стреляли… в общем, ничего похожего. Скорее, они любопытны.

— Или голодны, — сказал Джулиус. — Может, они ищут энергию, которая кажется им питательной или приятной? К беспилотникам они пристают?

Ганзориг медленно покачал головой, внезапно ощутив бегущий по спине неприятный холодок.

— Значит, Соседи интересуются не техникой, — сказал Франц. — Они интересуются людьми.

— Достоверных свидетельств интереса Соседей к людям нет, — заметил Ганзориг. — Истерические личности, которых якобы похищали зелёные человечки, и сами эти человечки не имеют к Соседям никакого отношения.

— Допустим, люди как таковые их действительно не интересуют, — сказал Франц. — А что если им интересны люди в механизмах? Или механизмы, которые управляются людьми? Скажите, адмирал, Соседи выходят в космос?

— Дальше Луны их никогда не видели. На Марсе их нет. И они всегда возвращаются на Землю.

— А к спутникам они подлетают? Или к космическим станциям?

Ганзориг кивнул.

— Пожалуй, вы правы — голые механизмы им не слишком интересны. Я подумаю об этом, с вашего позволения.

— Только недолго, адмирал, — сказал Джулиус. — «Эрлик» может появиться на горизонте в любой момент, и тогда у нас останется мало времени на подготовку.

— Могу я задать тебе вопрос? — спросила Саар.

Несколько долгих секунд Кан не отвечал. Он лежал, глядя в тёмный потолок, по которому шла голубовато-серая полоса от прожектора «Грифона». Он никогда не засыпал у неё в каюте и уходил рано утром, оставляя её одну.

— Попробуй, — наконец, ответил он.

— Откуда ты знаешь Вальтера?

— Я украл его у бандитов.

— Это какая-то авантюрная история? — заинтересовалась Саар. — Расскажи.

— Ничего авантюрного. Легион должен был забрать его от Источника, но опоздал — Вальтера уже выкрали. Думаю, ради выкупа. Глава общины Источника попросил меня его освободить. Потом… — он на мгновение замолчал, — потом я отвёз его к моему отцу. Он военный и знал, что Легион от него хочет. Ну и от меня заодно. А почему ты спрашиваешь?

— Он ухлёстывает за глупой девчонкой. Мне это не нравится.

— Тома не глупая.

Саар усмехнулась:

— Была бы умная — не поощряла бы такого остолопа.

— Она не поощряет. Просто Тома не знает себя. Она живёт чужой жизнью. Надеюсь, это не ты её такой сделала?

В его словах Саар послышалось осуждение.

— Нет, Кан, не я. Поверь, мне тоже не нравится её пассивность. Я взяла её в ученицы, когда ей было пятнадцать. Вряд ли ты можешь себе вообразить, что такое интернат для незрячих детей в тех местах, откуда она родом. Меня не удивляет, что она такая запуганная. Но я не сумела её изменить. Правда, теперь у неё появилась идея. Она мне все уши прожужжала этим Источником. Говорит, если вернёмся, чтобы я её туда отвела.

— Интересно, — сказал Кан. — Она ведь должна знать, вернёмся мы или нет.

— По-моему, ты плохо представляешь, как действует её дар, — Саар привстала на локте и заглянула ему в глаза. Он продолжал смотреть вверх. — Обычно она видит несколько вариантов развития событий и вероятность, с которой каждое из них произойдёт.

— Значит, она видела такие исходы: мы погибнем, мы вернёмся, и мы останемся здесь. — отстранённо проговорил Кан.

— Только не это, — Саар покачала головой. — Уж лучше погибнуть.

— Ты тоже так считаешь? — Он впервые посмотрел на неё. Саар вздрогнула.

— Нет, нет конечно! Лучше, если мы вернёмся живыми и здоровыми. Кан, зачем ты так говоришь?

Он отвернулся. Она провела пальцами по его плечу.

— Почему ты так сказал?

— Потому что мне незачем возвращаться.

— А твои родные? Они тебя не ждут?

— У меня очень большая семья. К тому же, это не они меня воспитывали.

— Тогда понятно, — сказала Саар.

— Что понятно?

— Понятно, почему ты ни к кому ничего не чувствуешь.

В ту же секунду она поняла, что говорить эти слова было нельзя. Атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Но Саар не успела ни сказать, ни даже мысленно сформулировать свои извинения. Через секунду её спина и затылок ударились о стену рядом с кроватью, а его рука пережала трахею так, что она не могла вздохнуть. От шеи в голову распространилась отупляющая боль. Мысли метались в панике. Она видела перед собой расплывающийся силуэт, который исчез во тьме, когда она потеряла сознание.

Через десяток секунд Саар очнулась, лёжа на кровати и с шумом втягивая в себя воздух. Она даже не успела толком испугаться, так внезапна и стремительна была его атака. Но сейчас, тяжело дыша и пытаясь наполнить лёгкие, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы ужаса.

В каюте был кто-то ещё, какое-то неизвестное существо — высокое, длинноногое, оно взад-вперёд расхаживало по тесному помещению. В темноте она не могла его разглядеть, а когда оно выходило на освещённый прожектором участок, виднелся только чёрный силуэт. Саар зажмурилась, словно ей было четыре года, и она опять напридумывала себе чудовищ из ветвей ночного дерева.

Когда она вновь открыла глаза, никакого существа не было. На кровати сидел Кан, пристально всматриваясь ей в лицо. Увидев, что она очнулась, он сжал её руки. У Саар не было воли сопротивляться.

— Пожалуйста, — произнёс он, и по его интонациям ей стало ясно, что нападать он не собирается. — Пожалуйста, не делай так больше. Я тебя прошу. Я ненавижу себя в такие минуты. Просто не делай. Не давайте мне повода, ладно?

Саар не понимала, о чём он говорит, но была готова согласиться с чем угодно. Она не могла ответить — слишком болело горло, — и только слабо кивнула. В ту же секунду она почувствовала движение магии, и боль исчезла. Кан вернулся в постель и начал целовать её, будто извиняясь. Саар сделала вид, что всё в порядке, и она его прощает. Но когда он покинул каюту, она не заснула, приводя в порядок свои чувства и размышляя, что же случилось, и как сделать так, чтобы он больше не застал её врасплох.

Сигнал коммуникатора не смолкал, и Балгур мягко разбудил Джулиуса. Близнец включил звук.

— Слушаю.

— У нас опять ЧП, — сказала Ева.

— Матросы — это к капитану…

— Нет, Джулиус, это не матросы. Но даже если они — сколько ещё вы двое будете игнорировать очевидное?

— Мы не…

— Кан напал на Саар. Он чуть её не задушил. Я не успела ничего сделать, меня саму разбудила тревога, и он почти сразу её отпустил. Но это было самое настоящее нападение!

— Ева, сейчас ночь.

— Вот именно.

— Может, у них — ну не знаю — вкусы такие.

— Душить?!

— Ты удивишься.

— Нет, Джулиус, вкусы тут не при чём. Я смотрю данные — вот они, прямо передо мной. Тебе прислать? Они не занимались сексом. Они просто разговаривали. А через секунду она уже задыхалась!

Джулиус молчал. Потом сказал:

— Ладно. И чего ты хочешь? Что предлагаешь?

— Ты знаешь, что я предлагаю. Мы можем прекратить все эти эксцессы. Больше никаких драк и агрессии…

— А, так ты решила, что на него влияет среда?

— Конечно, я так решила. Она на всех влияет. За последние трое суток было уже восемь стычек! Мы будем ждать, пока передерутся все?

— Ева, на него ничто не влияет. Он в принципе такой, — вздохнул Джулиус. — Ты же проводила с ним собеседование. У тебя достаточно информации, чтобы сделать все выводы. Мы ведь объясняли, почему его берём. И мы не можем включить твоих микроботов. Нам не нужны здесь тупые зомби с абсолютным повиновением. К тому же, конкретно с Каном этот номер может не пройти, а если он узнает, что сидит у него внутри, то разозлится на самом деле, и сегодняшний эксцесс покажется тебе детской игрой.

— Поверить не могу, что ты мне это говоришь! — воскликнула Ева. — У нас на борту психопат, а ты утверждаешь, что мы не должны его контролировать?

— Он, конечно, психопат, но он на нашей стороне. Не переживай, он никому не причинит вреда, — ответил Джулиус. — Лучше поговори с Саар. Она его чем-то спровоцировала…

Ева отключилась.

— Вот это ты зря сказал, — заметил Франц. — Что за ретро.

— Но она его действительно спровоцировала. Это правда.

— И правда, что он может причинить вред. Не только ей. Кому угодно. Никто не знает, когда и на чём его переклинит.

— Просто не надо говорить с ним о личном, — ответил Джулиус, — и всё будет хорошо.

Саар никогда не боялась мужчин. Невозможно бояться тех, кто так тебе необходим. Она не привлекала к себе людей, склонных к жестокости. Совсем наоборот. Её мужчины были внимательными, весёлыми, серьёзными, стеснительными — разными. Но не жестокими. Никто не поднимал на неё руку и никто не пытался убить. Теперь, учитывая, сколько мужчин у неё было, Саар понимала: всё это время ей везло. В какой-то момент статистика должна была повернуться против неё.

Однако утром случившееся начало казаться ей скорее нелепостью, чем драмой. Не стоило говорить ему такое, это действительно было грубо. И не стоило забывать, почему братья его наняли. Силовое решение проблем. Кто знает, чем он занимался раньше и что повидал? Возможно, он чувствовал, но история этих чувств закончилась плохо…

Саар осадила себя. Что с ней происходит? Он чуть её не убил, а она пытается его оправдать?

— Дура, — сказала Саар, мрачно глядя на себя в зеркало. — Он чокнутый мальчишка. Вот и всё.

Но потом она спросила: а что будет, если сказать ему «нет»? Какой реакции ожидать тогда? Ей хватит сил и способностей ему сопротивляться, но в скорости и реакции он её превосходил.

Саар вздохнула.

Зря она не ложилась спать.

На стене запищал коммуникатор. Она вышла из ванной и секунду помедлила.

— Кто это?

— Саар… — Говорила Ева, и Саар с облегчением вздохнула. — Не могли бы вы сегодня ко мне зайти?

— Когда?

— Когда вам удобно. Но чем раньше…

— Хорошо, — ответила Саар. Она была не голодна, но прежде, чем отправиться в медотсек, всё же заглянула в столовую.

— Помните, на «Цзи То» вам под кожу вставили имплант? — спросила Ева. Её напарника не было, они сидели одни: Саар — на диванчике, Ева — напротив, за столом. Она казалась усталой и встревоженной.

На этот вопрос Саар ответила молчаливым кивком.

— Знаете, зачем он нужен?

— Что-то медицинское. Я не сильна в современной технике.

— Это фабрика микроботов. Она производит крошечные датчики, которые распространяются по организму и посылают информацию в имплант. А он шлёт мне сведения о вашем самочувствии.

На Саар это не произвело впечатления.

— Сегодня ночью вас чуть не убили, — сказала Ева. — Я узнала об этом потому, что имплант начал посылать сигналы тревоги. Он загружал в компьютер всё, что происходило в вашем организме. Не только в вашем, разумеется. В его тоже. Саар, на вас обратил внимание очень опасный человек. Не думайте, что я лезу в вашу личную жизнь… — она вздохнула. — Ладно, можете думать. Но это никогда не заканчивалось добром. Вам надо знать, кто он такой.

Внутри Саар одна эмоция сменяла другую. Ей хотелось разозлиться и сказать Еве, чтобы та не совала нос в чужие дела. Но здоровье экипажа было её делом. Ей хотелось встать и уйти, но одновременно хотелось остаться и узнать, что скажет медик. И ей не хотелось знать, что она скажет, из опасения разрушить магию окружавшей его тайны. Ева терпеливо ждала ответа, но Саар не знала, какой выбрать. Наконец, она собралась с мыслями и сказала:

— И кто же он такой?

— Представьте, что вы держите в руке гранату и не знаете, когда она взорвётся. Не знаете, что может спровоцировать её взрыв. Это может быть всё, что угодно. Один такой человек до смерти избил жену после того, как она подала ему за обедом ложку вместо вилки. Не из-за ложки, конечно. Это действие что-то включило в его мозге, замкнуло значимые цепи. Вы не знаете, какие значимые цепи есть у Кана, и не знаете, что их замыкает. Сегодня он вас только наказал, и больше вы на эту территорию не вступите. Но есть и другие территории. Это может быть самый невинный с вашей точки зрения вопрос или поступок.

— Откуда вы знаете? — спросила Саар. — Откуда вы знаете, что это подходит к нему?

Ева грустно улыбнулась:

— Видите, вы уже начали его защищать.

— Я его не защищаю! — возразила Саар.

— Могу поспорить на что угодно: через минуту после того, как вы очнулись, он уже просил у вас прощения. Они всегда так делают, причём, как им кажется, совершенно искренне. Но в следующий раз они опять не смогут себя сдержать. Они никогда не могут.

— Он застал меня врасплох. В этот ваш следующий раз ему мало не покажется.

— Я верю, что вы способны себя защитить. Но только не от него. Они выбирают себе либо тех, кто намного слабее, чтобы унижать и не возиться, либо тех, кто в чём-то их превосходит. Я не имею в виду, что он сидит и строит планы. Это бессознательный выбор. Вы ему интересны, он вас уважает, но тем сильнее его желание вас подчинить. Наверняка он вам нравится, и за этот раз вы его уже простили.

Саар стало не по себе.

— Чего же в конечном итоге он хочет?

— Сломать вас, — ответила Ева. — Сделать так, чтобы вы подчинялись ему полностью и беспрекословно. Чтобы вы по тем или иным причинам не могли без него жить. Возможно, чтобы полюбили его, хотя это не обязательно. Такие люди не садисты в прямом смысле слова. Они не выискивают предлогов для издевательств. Но насилие — единственный способ для них ощутить человеческие эмоции. Он будет вас бить, потом искренне жалеть и извиняться, но не сможет посочувствовать, если боль вам причинит кто-то другой.

— Мне кажется, вы всё усложняете. Мы можем здесь погибнуть или никогда не вернуться назад. Сомневаюсь, что он строит такие долговременные планы…

— Он не строит планов. Он действует по обстоятельствам. Поймите, это неосознанное поведение. Это вроде программы, с которой он родился или которую в него кто-то вложил. Вы не сможете его переиграть, несмотря на весь ваш опыт. Вы ведь никогда ещё таких не встречали?

Саар не ответила.

— На Земле я бы посоветовала вам уйти от него, как только вы покинете мой кабинет. Но здесь бежать некуда. Единственное, что я могу вам сказать — будьте начеку. Всегда. Постарайтесь изучить его лучше, чем он — вас. А если нам всё же удастся вернуться, то как только у вас появится возможность, сделайте так, чтобы он исчез из вашей жизни навсегда.

Воистину Соседи были другими. Чем дольше Вальтер смотрел записи, тем необычнее себя чувствовал. По экрану летали светящиеся точки, хаотично, без заметной системы — по крайней мере, углядеть её за такое краткое время было невозможно, — но какая-то информация в этом полёте и огнях всё же была. Рассудком он не понимал её, но телом чувствовал. Окружающий мир начинал казаться странным, менее реальным, чем картинка на экране коммуникатора, и ему приходилось периодически отвлекаться от просмотра, чтобы восстанавливать связь с привычной средой.

Но он не узнал о Соседях больше, чем знал до сих пор. Чем бы они ни были, эти двадцать секунд не дали ему ничего.