Если он грешен

Глава 10

— Когда вы с Радмуром поженитесь?

«Спокойно», — сказала себе Пенелопа, продолжая шить. Но про себя она отругала Артемиса за его вопрос, заданный с грубой прямотой. Заканчивая аккуратный ряд стежков на детской рубашке, Пенелопа обдумывала ответ. Наконец, подняв глаза от рукоделия, она внимательно посмотрела на юношу, однако и на сей раз промолчала.

Казалось бы, Эштон сделал все возможное, чтобы выскользнуть из дома незамеченным, причем ушел он еще до рассвета. Но Пенелопа знала, что его усилия были напрасными — ведь в доме, где жили Уэрлоки и Боны, нельзя что-либо сохранить в тайне. Пенелопа хотела ему об этом сказать, хотела, чтобы он вернулся в постель, где они могли бы и дальше лежать в обнимку, но почему-то промолчала. А он поцеловал ее и ушел.

Почти все мальчики собрались сейчас в гостиной, и, судя по выражению их лиц, ее деланно невинный взгляд никого из них не ввел в заблуждение. Она решила, что попытается отвлечь их от этой темы, но лгать им не станет. Не станет хотя бы потому, что обмануть их она все равно не сможет. Кроме того, своей ложью она могла бы обидеть детей, желавших ей только добра.

— Но почему вы решили, что его сиятельство должен на мне жениться? — спросила Пенелопа. — Насколько мне известно, он уже обручен.

Артемис еще больше помрачнел.

— А я думаю, виконт должен был понимать: укладываясь в постель с девственницей и дочерью маркиза, он перечеркивает все свои прежние обязательства.

— Артемис, может, я и была девственницей, но я взрослая женщина. Другие женщины в моем возрасте уже давно обзавелись собственными детьми. Кое-кто мог бы даже назвать меня старой девой.

— Это не дает ему права тебя соблазнять.

— Даже если я сама хотела, чтобы меня соблазнили? — спросила Пенелопа и тут же поняла, что этим своим вопросом ужасно разозлила Артемиса и других мальчиков.

Теперь все они смотрели на нее с явным осуждением.

— Но твоя репутация… — заговорил Стефан.

— Нет у меня никакой репутации, — перебила Пенелопа. — Меня никто не знает, за исключением членов нашей семьи. Но если даже обо мне узнают в светском обществе… Поверьте, как только станет известно, где я живу, вопрос о моем добром имени будет закрыт. Так что мне нет смысла заботиться о своей репутации.

— Нет смысла из-за нас, — проворчал Артемис. — Из-за того, что все мы бастарды.

— Думаю, это несправедливо, — пробурчал Олуэн, нахмурившись; сейчас он очень походил на своего отца Аргуса.

— Да, верно, несправедливо, — кивнула Пенелопа.. — Как несправедливы и многие другие неписаные правила и устои общества. А если бы все в этой жизни было устроено по справедливости, то мы могли бы встретиться с лордом Радмуром на каком-нибудь балу или на званом вечере. Мы бы заметили друг друга, познакомились, немного пофлиртовали, потанцевали, и, возможно, он начал бы за мной ухаживать, проникся ко мне нежными чувствами и, наконец, предложил бы мне руку и сердце. Но все случилось так, как случилось. У меня ничего нет, а ему нужны деньги, чтобы спасти семью от долговой тюрьмы. Может, ему удастся выскользнуть из тисков Клариссы, но в конечном итоге ему все равно придется жениться на богатой.

Немного помолчав, Пенелопа вновь заговорила:

— Я люблю его и знаю, что дорога ему, что он считает меня желанной. Да, с его стороны это не просто легкомысленное увлечение. Так неужели вы считаете, что нам следовало бы отказаться друг от друга из-за жестокой прихоти судьбы? Я искренне верю, что он женился бы на мне, если бы не острая необходимость спасти свою семью. Он сам мне об этом сказал. — «Вернее — пытался сказать», — мысленно добавила Пенелопа. Она решила, что не станет говорить мальчикам о том, что всякий раз останавливала его. — Но мне достаточно и того, что он меня любит.

— Может, ты считаешь, что судьба будет к нему благосклонна и наполнит его кошелек? И тогда он сможет на тебе жениться? — спросил Артемис.

— Нет-нет, я вовсе так не думаю. — Пенелопа на мгновение потупилась и покраснела. — Я сказала только то, что сказала. Он делает меня счастливой, и мне этого достаточно. Возможно, идиллия долго не продлится, но я хочу хоть немного пожить для себя. Не хочу упускать своего счастья.

Надолго воцарилось молчание. При этом мальчики обменивались хмурыми взглядами, значение которых было не вполне понятно Пенелопе. Наконец Стефан вздохнул и проговорил:

— Выходит, ты не хочешь, чтобы Артемис вызвал его на дуэль, защищая твою честь?

— Нет, ни в коем случае! — Пенелопа в сердцах отругала себя за глупость.

Как могла она не предвидеть подобных последствий?

— Мне не нравится, как он с тобой поступил, — заявил Артемис. — С его стороны бесчестно пользоваться тем, что ты его любишь.

— Он об этом не знает, — ответила Пенелопа. — А свои чувства Эштон называет «безумием, наваждением». Он боится, что ведет себя так же дурно, как его отец, который постоянно изменял жене, пустил по ветру все состояние и умер, оставив семью без средств. И если честно… — Пенелопа вздохнула. — Если честно, то я даже не хочу, чтобы Эштон меня полюбил. Не хочу, чтобы он страдал из-за того, что не может поступать по велению сердца.

«А может, Артемис прав? — спросила себя Пенелопа. — Возможно, судьба действительно будет к Эштону благосклонна и даст ему все, в чем он нуждается, чтобы быть свободным в своем выборе. И если ничто не будет препятствовать нашему браку, то я действительно постараюсь внушить ему, что наши чувства друг к другу — гораздо глубже, чем временная страсть или умопомрачение». Мальчики снова переглянулись, потом Артемис спросил:

— А что ты будешь делать, если он все же женится на другой?

— Я перенесу эту боль и излечу себя от этого безумия. Я не стану любовницей женатого мужчины. Но Эштон и сам не стал бы просить меня об этом, поскольку на самом деле он человек глубоко порядочный. Сейчас он не чувствует себя связанным обязательствами, поскольку руки Клариссы не просил. О помолвке объявили, даже не поставив его в известность и, разумеется, не дождавшись официального предложения. Но если Эштон даст женщине слово, что будет ей верен, то слова своего не нарушит.

Пенелопа видела, что мальчики по-прежнему осуждали и ее, и Эштона, однако обещание, что она никогда не станет любовницей женатого мужчины, как бы этого мужчину ни любила, судя по всему, немного их успокоило. Все они родились в результате адюльтера, поэтому чувствовали себя изгоями, хотя и не были виноваты в том, что произошло еще до их рождения. И конечно же, они не хотели, чтобы Пенелопа повторяла ошибки их матерей. Ведь в результате этих ошибок каждый из них всю жизнь будет нести на себе пятно позора. Пенелопа всех их очень любила и была благодарна им за заботу и участие. Но они не должны решать за нее судьбу и указывать, как ей жить.

Внезапно внимание ее привлекло какое-то движение в дальнем темном углу. Присмотревшись, Пенелопа разглядела призрак полной женщины средних лет. Заметив, что Конрад пристально смотрит в тот же угол, она тихонько вздохнула. У Конрада был такой же дар, как и у нее.

— Это наша покойная соседка миссис Петтибоун, — сказала Пенелопа, окинув взглядом мальчиков. Отложив корзину с шитьем, она подошла к призраку.

«Одна. Я одна».

— Это долго не продлится, миссис Петтибоун, — ответила Пенелопа. — Если вы отпустите телесный мир, то вскоре окажетесь в лучшем месте и присоединитесь к тем, кто покинул этот мир раньше вас.

«Одна. Я совсем одна».

Пенелопа нахмурилась. Довольно часто те, кто ушел из этого мира совсем недавно, пребывали в состоянии беспомощности. Но сейчас у Пенелопы сложилось отчетливое впечатление, что женщина говорила о чем-то очень для нее важном. Покосившись на старшего из мальчиков, она тихо сказала:

— Знаешь, Артемис, я думаю, миссис Петтибоун говорит о том, что ее тело до сих пор так никто и не нашел. Ведь она умерла совсем недавно… Кажется, у нее было три дочери, верно?

— Ее дочери сейчас живут за городом, — ответил юноша. — Их не будет еще неделю, а то и дольше. Точно не знаю.

Пенелопа немного помолчала, потом проговорила:

— Тогда придумай, что сказать караульному, чтобы он счел своим долгом навестить Петтибоун-Хаус. Не хватало еще, чтобы бедные девочки вернулись домой и обнаружили, что их мать уже неделю как мертва. И вот еще что… Если ты сможешь выяснить, куда именно поехали ее дочери, я отправлю им записку с просьбой приехать в Петтибоун-Хаус как можно быстрее.

Чтобы решить проблемы, связанные со смертью миссис Петтибоун, потребовалось всего несколько часов. Однако призрак не желал уходить, и Пенелопа решила, что этой женщине по-прежнему что-то нужно от живых, возможно — от дочерей. И она согласилась, чтобы какое-то время призрак провел у них в доме. «Хижина Уэрлока» считалась, как говорили у них в семье, «чистым домом», то есть свободным от духов и того, что тетя Олимпия называла «нехорошими энергиями». Но время от времени здесь все же появлялись призраки, и Пенелопа смирилась с этим. Поэтому она решила, что потерпит у себя и призрак миссис Петтибоун.

Ее братья, а также Дариус и Септимус выступили по просьбе караульного в качестве понятых и присутствовали при выносе тела бедной миссис Петтибоун. Пенелопа же осталась дома с семерыми младшими. Их бурная энергия вскоре утомила ее, и она, решив, что такой славный денек нельзя терять, сидя взаперти, собрала всех малышей на прогулку в парк. Пенелопа решила отвести их в парк, который находился как раз напротив дома Эштона, но сказала себе, что это всего лишь совпадение. Она прекрасно понимала, что лжет самой себе, но признаваться в том, что место для прогулки выбрано ею не случайно, все равно не хотела. «В конце концов, я просто постараюсь как можно убедительнее изобразить удивление, если Эштон обнаружит нас в парке», — подумала Пенелопа, выходя из дома.

Эштон вошел в гостиную Хаттон-Муров и по выражению лица Клариссы тотчас же понял, что она сейчас закатит скандал. Но после нескольких часов, проведенных в жарких объятиях Пенелопы, наполнивших его радостью, он не слишком расстроился. Да и глупо было бы огорчаться из-за этих людей. Ведь Кларисса обманом заставила его стать ее женихом. А негодяй Чарлз шантажировал его векселями отца. Следовательно, ни Кларисса, ни ее братец не заслуживали уважения. Что же касается векселей, то Эштон твердо решил, что постарается вырваться из этих тисков как можно быстрее. И сейчас он впервые всерьез задумался: не продать ли ему часть принадлежавшей ему земли?

— Кажется, вы обещали прийти ко мне вчера, Эштон, — сказала Кларисса, усаживаясь на кушетку и жестом приглашая его сесть с ней рядом.

Оставив дверь в гостиную широко открытой, Эштон присел на стул напротив Клариссы. В гостиной не было ни компаньонки, ни горничной, так что вполне можно было ожидать, что ему готовили ловушку. Но зачем Клариссе эта игра? Ведь они уже и так считались женихом и невестой… Возможно, она собиралась его соблазнить, но вовсе не потому, что питала к нему безумную страсть. Следовательно, оставалось единственное разумное объяснение ее поведению: Кларисса хотела еще крепче связать его обязательствами, хотела затянуть цепь, на которой потащит его к алтарю. Но если судьба будет к нему благосклонна, то он непременно порвет эту цепь, чтобы обрести свободу.

— Дело в том, что возникли непредвиденные обстоятельства. Только поэтому я не смог вчера прийти, — ответил Эштон.

Ему показалось, что Кларисса сейчас плеснет ему в лицо горячим чаем, но она всего лишь спросила:

— Обстоятельства настолько срочные, что вы даже не могли прислать мне записку?

Виконт со вздохом пожал плечами:

— Я все равно не смог прийти к назначенному времени, поэтому решил, что вы не станете меня дожидаться. Но если честно, то я не помню, чтобы обещал прийти к вам на чай. Поэтому мне и в голову не пришло сообщать, что я не приду.

Эштон неспешно попивал чай, с интересом наблюдая за невестой, отчаянно пытавшейся взять себя в руки. Было совершенно ясно: Клариссе очень хотелось стать виконтессой и породниться с семьей, имевшей приличную родословную. В перспективе же она вполне могла бы когда-нибудь стать и герцогиней. Но сам по себе Эштон ей не нужен как вообще муж — она желала заполучить послушную собачонку. Но даже если Клариссе и ее братцу каким-то образом удастся принудить его к браку, все равно у нее ничего не получится! Он никогда, ни за что на свете не станет мальчиком на побегушках. Да, промотавшийся отец вынудил его выставить себя на продажу, но это еще не означало, что он готов продаться в рабство. К тому же сделка пока что не состоялась…

— Могу я спросить, в чем состояли ваши срочные обстоятельства? — спросила Кларисса, сделав попытку придать своему голосу любезность. Увы, эта попытка не увенчалась успехом — справиться с гневом ей так и не удалось.

— Я увидел молодую женщину, выбежавшую из вашего дома с багажом. Впрочем, должен признаться, что багаж ее состоял из одного саквояжа. Вполне естественно, что, будучи джентльменом, я вызвался ей помочь. Представьте мое удивление, когда я обнаружил, что эта женщина — ваша сестра.

— Сводная сестра, — пробормотала Кларисса, побледнев.

Эштон же как ни в чем не бывало продолжал:

— Ваша сестра, которая, оказывается, жила здесь все время. Как же случилось, что я ни разу ее не встретил?

— Она очень… застенчивая девушка. И немного странная, — ответила Кларисса, скосив глаза влево. — Видите ли, она всегда избегала общества и отказывалась посещать даже самые скромные вечеринки. И вот сейчас, узнав, что я вскоре выйду за вас замуж и стану виконтессой, она решила сбежать. Вы ведь понимаете, что я буду вынуждена принимать у себя в доме ваших многочисленных знакомых и устраивать званые вечера? Пенелопа же испугалась многолюдных приемов, поэтому и…

— Тогда вы должны вернуть ее и успокоить, — перебил Эштон с любезной улыбкой.

Он очень надеялся, что ему весьма убедительно удается разыгрывать роль благодушного, но твердого в своих убеждениях джентльмена.

Кларисса взглянула на него с искренним удивлением:

— Что вы имеете в виду? Как же я могу ее успокоить?

Виконт снова улыбнулся:

— Скажите ей, что мы будем большую часть года проводить в загородном поместье. Боюсь, мои земли пребывают в весьма плачевном состоянии. И для того чтобы привести их в порядок, потребуется много времени. Пока же я буду заниматься своими землями, моя жена должна находиться рядом со мной. Видите ли, в поместье ужасно много дел, так что на развлечения времени почти не останется. И уж конечно, не придется ездить в Лондон и обратно. — Эштон прекрасно знал: за эти слова его можно было назвать лицемером и коварным лжецом. И все-таки он уже давно не получал такого удовольствия от общения с Клариссой, как сейчас.

— Но вы же понимаете, что нам придется приезжать в столицу во время сезона. Ваши сестры должны найти себе мужей, — заявила Кларисса со злорадным торжеством.

— Моя мать об этом позаботится, — парировал виконт. — Так что вам не стоит беспокоиться на сей счет. У вас и без того хватит забот, особенно когда появятся дети.

— Я, конечно, понимаю, что должна родить наследника, но…

— Не только наследника. Не забывайте о том, что один-единственный наследник не обеспечит надежного продолжения рода. У меня очень большая семья, и я хочу стать родоначальником такого же семейства.

Кларисса нахмурилась и со стуком опустила чашку на блюдце.

— Кажется, я знаю, что за игру вы ведете, милорд. Вы говорили очень убедительно, но все же я вас раскусила. Вы хотите меня напугать, хотите, чтобы я отказалась выйти за вас замуж.

Эштон весело рассмеялся:

— У вас разыгралось воображение, моя дорогая. Я всего лишь говорю правду. — И в каком-то смысле так оно и было. Он действительно говорил правду и лишь чуть-чуть передергивал, чтобы позлить Клариссу.

Она вскочила с кушетки и принялась расхаживать по комнате. Потом вдруг повернулась к виконту и решительно заявила:

— Я не собираюсь жить в поместье! И не желаю становиться вашей племенной кобылой!

«Теперь пора действовать решительно», — подумал Эштон. И тотчас же проговорил:

— Я не уверен, дорогая, что у вас в этом вопросе есть право выбора. — Он взял с тарелки лимонное пирожное и принялся жевать его с таким видом, словно ничто на свете не могло бы помешать ему наслаждаться божественным вкусом сладковатого теста.

— Я не позволю растрачивать мои деньги на коров, овец и дома для арендаторов, — проворчала Кларисса.

— Ваши деньги? — Виконт изобразил удивление. — Как только мы поженимся, дорогая, это будут уже мои деньги.

— Тогда мой брат устроит так, чтобы вы не получили полный контроль над ними.

Эштон ухмыльнулся и утер губы салфеткой; сейчас он походил на кота, закусившего канарейкой.

— А разве вы не читали наш брачный контракт? В нем выдвигается только одно условие, ограничивающее меня в правах распоряжаться вашими, вернее, моими, деньгами. Это значит, что я не имею права тратить ни пенса из вашего приданого до тех пор, пока нас не обвенчают. А после венчания все средства переходят в мое полное и безраздельное распоряжение. Вам следовало высказать свои пожелания до того, как документ был составлен, или хотя бы до того, как вы поставили под ним свою подпись. Но вам, как я полагаю, не терпелось стать виконтессой, не так ли?

По выражению лица Клариссы Эштон понял: она не прочла ни слова из контракта. Очевидно, она целиком положилась на брата, уверенная в том, что он защитит ее интересы.

— Контракт можно изменить, и вы подпишете новый вариант. Разве не так?

Эштон молча пожал плечами, сделав вид, что действительно обдумывает это предложение. Затем решительно покачал головой:

— Нет, не согласен.

И тут уже Кларисса не сдержалась.

— Я прекрасно знаю, что вам нужны мои деньги, заносчивый ублюдок, — прошипела она в ярости. — Вы не посмеете расторгнуть нашу помолвку, потому что ваша семья в шаге от долговой тюрьмы. Только я могу дать вам деньги, чтобы спасти их. Но помните, милорд, мне плевать на их судьбу, а вам — нет.

Виконт пристально смотрел на Клариссу. В глазах ее появился металлический блеск, а щеки пылали от гнева. «Как странно, что даже в таком состоянии она все еще способна выглядеть красивой», — промелькнуло у Эштона. Но как же он сразу не понял, кто она такая? Почему не рассмотрел в ней самого главного? Что ж, он сам во всем виноват. Он добровольно бросился в капкан, который расставили для него Хаттон-Муры. Разумеется, он с самого начала догадывался, что Кларисса не очень-то добрая женщина, но все оказалось гораздо серьезнее. Теперь уже он нисколько не сомневался: тот несчастный, который женится на ней, повесит себе на шею тяжеленный камень. Эта женщина — настоящая фурия, и Эштон поклялся, что сделает все возможное — только бы не стать этим несчастным.

Виконт поднялся со стула, давая понять, что считает чаепитие законченным. Взглянув на невесту, он спросил:

— Моя дорогая Кларисса, с чего вы взяли, что это вы устанавливаете правила игры? Игру ведет ваш брат. И он не сделает ничего такого, что могло бы поставить под удар наш с вами брак. Чарлз слишком много усилий приложил к тому, чтобы этот брак состоялся. Вы можете сколько угодно топать ножкой и проклинать его на все лады, но он не позволит вам диктовать условия.

— Глупости! Мой брат…

Эштон громко рассмеялся:

— Ваш брат хочет добиться успеха в обществе, того положения, которое гарантировало бы ему власть и влияние. Он желает заниматься политикой. Но для этого он должен сделать себе имя, если можно так выразиться. Так вот, после того как мы с вами поженимся, это будет мое имя. Поверьте, дорогая, в контракте учитываются только эти его интересы. Согласно условиям договора, я обязуюсь поддерживать вашего брата и выступать его поручителем. Если же я откажусь от выполнения этих обязательств, мне грозят довольно неприятные санкции. А что касается вас, милая Кларисса, то ни вы, ни ваши смехотворные претензии вообще в расчет не принимаются.

Он успел вовремя перехватить ее руку, когда она замахнулась на него. Теперь уже, после истории с Гектором, виконт прекрасно знал, чего можно ожидать от невесты в подобных ситуациях.

— Я у вас на крючке, в этом нет сомнений, — продолжал Эштон. — Но не вы подцепили меня на этот крючок. Как ни печально, дорогая, но вы являлись всего лишь наживкой. А я, глупец, проглотил наживку, не удосужившись сперва попробовать на вкус. Увы, мясо для наживки оказалось с душком. — Эштон отбросил ее руку и направился к двери. Обернувшись, добавил: — Встретимся на балу у Хендерсонов, если я найду время.

Виконт не удивился, услышав, как что-то с треском ударилось о дверь с другой стороны через мгновение после того, как он закрыл ее за собой. Покинув дом невесты, Эштон велел кучеру отвезти его домой. И он был очень собой доволен, ведь он сделал то, что давно хотел сделать, — настроил брата и сестру друг против друга. Возможно, эта размолвка будет недолгой, но начало положено. К тому же Эштон надеялся выиграть время. Брат с сестрой будут разбираться, кто из них прав, а кто виноват, и Чарлз, возможно, не обратит внимания на то, что кое-кто задает о нем много вопросов.

Весело насвистывая, Эштон вошел в свой дом. Передав дворецкому плащ, шляпу и перчатки, он спросил, где мать и все остальные родственники. Никого из них дома не было, зато в кабинете его ждали друзья. «И наверное, они пьют мое бренди», — подумал Эштон с улыбкой.

— У тебя подозрительно жизнерадостный вид, — заметил Брант, когда виконт, переступив порог кабинета, направился к буфету, чтобы налить себе бренди.

— Надеюсь, вы пришли сюда, чтобы еще больше поднять мне настроение. — Эштон уселся на мягкую кушетку рядом с Корнеллом. — Полагаю, у вас для меня есть новости. Не могу поверить, что вы собрались здесь лишь для того, чтобы полюбоваться моей необычайной красотой.

Друзья засмеялись, после чего Корнелл сказал:

— Что ж, кое-что из того, что мы хотим тебе сообщить, действительно заставит тебя улыбнуться, но я не уверен, что все новости одинаково приятны. Нотариус леди Пенелопы, мистер Хорас Эрншоу, определенно был подкуплен.

— Либо его шантажировали, — добавил Виктор. — Мы пока что точно не знаем, какое из этих двух предположений соответствует действительности.

— А может, его и подкупили, и шантажировали? — пробормотал Уитни. — Сначала этого прохвоста подкупили, а потом шантажировали.

— Как шантажировали? Чем именно? — спросил Эштон.

— Не знаю, на какой вопрос отвечать в первую очередь, — пробурчал Корнелл. — Мы следили за этим субъектом два дня и две ночи. Так вот, мистер Эрншоу, как выяснилось, либо не настолько благоразумен, чтобы скрывать свои пороки, либо так долго грешит, что уже утратил бдительность. Во-первых, он азартный игрок, но, увы, невезучий. Он задолжал очень крупную сумму. Но мне кажется, что главная беда не в этом. Дело в том, что он почти каждую ночь ходит в Доббин-Хаус.

Эштон едва не поперхнулся своим бренди. Всем было известно, что Доббин-Хаус пользовался очень дурной репутацией. Ходили слухи, что там клиентам предлагали детей, в том числе — симпатичных маленьких мальчиков. Однако власти не делали никаких попыток закрыть это заведение. Всего лишь несколько раз по инициативе блюстителей морали в заведении устраивались проверки, но они ничего не выявляли — бордель официально считался обычной гостиницей, в которой горничные за несколько лишних монет готовы были оказывать клиентам интимные услуги. Решено было, что все это мелочи, которые не стоили того, чтобы тратить на них время и средства, необходимые для судебного преследования. Но слухи не утихали. И люди этим слухам верили. И если бы клиентам Эрншоу стало известно, что он посещает Доббин-Хаус, то они тут же перешли бы к другому нотариусу. В результате он мог бы очень быстро лишиться практики. И вполне возможно, что ему грозила бы виселица, поскольку за содомию в некоторых случаях полагалась смертная казнь.

— Даже не верится… — пробормотал Эштон. — Мне кажется, что отец Пенелопы был очень неглупым человеком, хотя и не самым добропорядочным. Странно, что он нанял себе такого нотариуса. Неужели он ничего не знал о его пороках?

— Возможно, в то время, когда маркиз нанимал Эрншоу, последний не был замечен ни в чем предосудительном, — ответил Корнелл. — А потом маркиз просто забыл о своем нотариусе.

— А может, этот нотариус — сын того человека, с которым когда-то имел дело маркиз? — предположил Виктор. — Впрочем, сейчас нам в первую очередь следует подумать о том, как заставить его сказать нам всю правду о наследстве Пенелопы.

Брант откашлялся и проговорил:

— Главное, что мы уже точно знаем: этот человек злоупотребляет доверием своих клиентов в угоду собственным порокам. А узнать, ответит ли он на наши вопросы или нет, мы сможем только при встрече с ним.

Эштон утвердительно кивнул:

— Да, разумеется, только при встрече. Но прежде чем встречаться с нотариусом покойного маркиза, нам следует побольше узнать о самом маркизе и его финансовом положении. Тогда мы поймем, как надавить на этого Эрншоу. Кто-нибудь из вас имеет достаточные основания полагать, что маркиз был богат? Увы, из-за скандалов, связанных с именем моего отца, моя мать долгие годы не общалась со своими знакомыми. Она знает о маркизе лишь одно: он постоянно изменял своей жене. Но о том, что он, возможно, сорил деньгами, ей ничего не известно. Кстати, у его жены тоже имелось немалое состояние. Титул и закрепленные за титулом земли перешли к его племяннику. Кроме этого имущества у него была еще недвижимость плюс деньги.

— Именно это мы повсюду и слышали, — сказал Уитни. — Судя по всему, маркиз и впрямь задирал юбки всем подряд. Многие пожилые джентльмены в клубе готовы часами рассказывать о его похождениях, но при этом все они утверждают, что с деньгами он обращался очень аккуратно. Его даже называли прижимистым. И все, что не отчуждается с титулом, должно было перейти к его жене, а затем, что вполне логично, к дочери. Насколько я знаю, кое-что было отложено и для его сыновей. Судя по всему, он признал их своими детьми.

— Похоже, что в этой семье не принято прятать побочных детей, — сказал Эштон. — Может, я и не одобряю того, что вся забота о них свалена на Пенелопу, но они по крайней мере пытаются о них заботиться. Лишь очень немногие люди нашего круга делают для своих бастардов хотя бы это. Так в чем же состоят ваши хорошие новости?

— Согласись, и эта новость очень даже неплохая, — заметил Брант. — Правда, мы пока не знаем, удастся ли нам получить необходимую информацию от нотариуса, но все же… Но есть еще одна хорошая новость. Хотя наши инвестиции были сделаны совсем недавно, мы, похоже, получим прибыль гораздо раньше, чем рассчитывали. И прибыль эта обещает быть весьма приличной. Уже сейчас за груз, что должен доставить корабль, дают очень большие деньги.

— Тогда давайте молиться, чтобы корабль не затонул. В данный момент я мечтаю только об одном — поскорее расплатиться с долгами отца по векселям, которые держит у себя Чарлз. И если мне удастся расплатиться, то я буду свободен от Клариссы.

— Кстати о Клариссе… — Корнелл выпрямился. — Боюсь, что твоя невеста совсем не та милая девственница, какой притворяется. Может, она и холодна, но, очевидно, не прочь использовать свою прекрасную плоть для получения всевозможных выгод.

— Вы и за ней следили? — удивился Эштон.

Корнелл с улыбкой кивнул:

— За ней следил мой человек — Пилтон. Я не могу ни о чем сказать наверняка, поскольку Пилтон не видел самого процесса совокупления, но она провела большую часть прошедшей ночи у сэра Джеральда Таплоу. Поскольку же я сильно сомневаюсь в том, что речь тут идет о страсти или о любви, то подозреваю совсем иную причину… Может, хочешь, чтобы я выяснил, что это за причина?

— Выясни, если сможешь. Лишнее оружие в войне никогда не помешает. — Эштон ненадолго задумался. — Да, ты прав, едва ли Кларисса безумно влюблена в Джеральда Таплоу. Я просто не представляю, как она может любить кого-либо. Однако она очень честолюбива, и ей жизненно необходимо повсюду чувствовать себя королевой. К тому же она обожает роскошь и драгоценности. Возможно, Таплоу делает ей дорогие подарки. Хотя не исключаю, что есть какая-то другая причина… Но в любом случае мы должны узнать, что это за причина. Возможно, тогда мне будет проще избавиться от этой женщины.

— Ты ведь не намерен доводить дело до свадьбы, верно? — Корнелл улыбнулся и добавил: — Если бы ты все же решил на ней жениться, то сильно бы рисковал получить наследника, в котором не было бы ни капли твоей крови.

— Нет, я ни в коем случае не женюсь на ней, — заявил Эштон. — Я даже готов продать часть своего имущества, чтобы выбраться из этой ловушки. А потом придумаю, как возместить утрату, чтобы мои братья и сестры не пострадали.

— Если ты решишься продать что-то из своей собственности, я первый на очереди, — сказал Корнелл. — Поверь, я буду счастлив стать владельцем любого из твоих поместий.

— Тогда я тебе первому сообщу о своем окончательном решении. Хотя все же надеюсь, что до этого не дойдет. Я очень рассчитываю на наши инвестиции и верю, что они помогут мне выбраться из долгов, которые сейчас, однако, тянут меня ко дну. Мне хочется обеспечить всех моих братьев и сестер. Я хочу сделать то, что должен был сделать наш отец.

— Не беспокойся за нас, Эштон! — раздался голос с порога. — Мы сами что-нибудь придумаем. Ужасно неприятно будет сознавать, что ради нас ты связал свою жизнь с женщиной, которая тебе совсем не по душе.

Эштон улыбнулся своему брату Александру. Затем встал, подошел к нему и крепко обнял. Виконт не видел брата уже несколько месяцев. Он был старше Александра всего на три года, поэтому в детстве между ними появилась особая близость, которая сохранялась и сейчас. Да и внешне они походили друг на друга.

Виконт тут же усадил брата в кресло и налил ему бренди, а друзья принялись вводить его в курс дела. Эштон немного удивился тому живому интересу, что проявил Александр к расследованиям Корнелла. Но он нисколько не удивился бы, узнав, что Алекс путешествовал по Европе вовсе не как праздный турист. Более того, Эштон догадывался, что в правительстве имелись люди, тайно собиравшие информацию как о союзниках Британии, так и о ее врагах. И он вполне допускал, что Александр являлся одним из секретных агентов правительства.

— Выходит, ты влип в неприятную историю, брат, — резюмировал Александр, выслушав рассказ. — И вся эта история развернулась вокруг леди Пенелопы, если я не ошибаюсь. Она ведь хорошенькая, верно?

— Думаю, что да, — ответил Эштон, проигнорировав усмешку брата. — И я также думаю, что Хаттон-Муры ее бессовестно надувают. К сожалению, ей некого попросить о помощи.

— Именно этот вопрос сейчас и обсуждается на собрании благородных рыцарей, не так ли? — Алекс снова усмехнулся и добавил: — Что ж, считайте меня одним из вас. Но даже если бы речь не шла о прекрасной даме, которую надо спасать, то я бы все равно пришел тебе на помощь. Не хочу лишать себя удовольствия помочь тебе в выборе жены, братец Эштон. Что с того, что наш отец был мотом и распутником? Это еще не повод выставлять себя на продажу словно племенного жеребца.

— И последнее, о чем осталось сообщить… — проговорил Брант. — Через две недели в дом миссис Крэтчитт будет доставлена очередная партия вина. А виноторговец, очень симпатичный парень по имени Такер, выказал горячее желание нам помочь. Похоже, у него дочь на выданье, и наш рассказ о том, каким образом миссис Крэтчитт вербует своих девушек, ужаснул его и разозлил. И еще он сказал, что не так давно в том районе, где находится известное нам заведение, пропали две девушки. Так вот, он нисколько не удивится, если окажется, что миссис Крэтчитт приложила к этому руку. Он заявил, что хочет положить конец коммерции этой мадам. Знаете, похоже, за одной из пропавших девушек ухаживал его старший сын.

— Но как же мы могли не замечать, что происходит в этом доме? — пробормотал Эштон. — Как могли мы ходить туда и не ведать, что некоторые девушки, обслуживающие нас, совсем не хотели такого заработка?

— Боюсь, что эти девушки… — Брант пожат плечами. — Думаю, у них не остается выбора, после того как их знакомят с новой для них профессией. Они боятся возвращаться домой, поскольку дома их ждет позор и презрение близких. Хуже того: если миссис Крэтчитт действительно совершила убийство, то удерживает их в этом доме не только страх позора, но и страх за свою жизнь. Именно этот страх и заставляет их молчать. — Брант поднялся на ноги. — Мне пора уходить. Я обещал бабушке, что приду к ней на ужин, а затем поеду с ней на бал к Хендерсонам. Эштон, ты будешь там?

— Если мама захочет поехать. Они с леди Хендерсон давние подруги.

Вскоре и остальные друзья уехали, оставив виконта наедине с братом. Эштон задал Алексу несколько вопросов о его путешествии по Европе, но мысли его сейчас занимало совсем другое — обдумывал то, что рассказали ему друзья. Эштон почти физически ощущал, как рвутся цепи, которыми сковали его Хаттон-Муры, однако говорил себе, что еще рано торжествовать — еще не время.

Алекс вдруг посмотрел на него с веселой улыбкой и проговорил:

— Значит, инвестиции, принуждение к помолвке и шантаж… Кроме того, мадам убийца и хорошенькая молодая женщина, которую лишили наследства путем гнусных махинаций. Выходит, ты не сидел сложа руки, пока я странствовал. И если я правильно тебя понимаю, то ты предпочел бы видеть прекрасную Пенелопу своей невестой, не так ли?

— Да, конечно. Если бы я был свободен в своем выборе, то именно она была бы моей невестой. Но даже если нам удастся разоблачить Хаттон-Муров, всех проблем это не решит. — Эштон рассказал брату об Уэрлоках, а также о том, что Пенелопа якобы видит призраков и общается с ними. Напомнил и о том, что если его инвестиции не принесут желаемой и стабильной прибыли, то вопрос о деньгах останется открытым.

Алекс внимательно его слушал, потом воскликнул:

— Видит призраков?! Как занимательно! А что касается денег, то продавай все, что не отчуждается вместе с титулом. Ты не обязан ради нас жертвовать собой. Никто из нас не захочет принимать от тебя такую жертву. Да, было бы неплохо выбраться из долгов, не распродавая то, чем владеешь, но мы в состоянии жить и тем, что приносят поместья без права отчуждения. И мы непременно найдем способ пополнить семейную казну.

— Но девочкам нужно приданое, — пробормотал Эштон со вздохом. — Их необходимо вывести в свет, чтобы они нашли себе мужей. А это стоит немалых денег. Белинде уже двадцать три. Она не может ждать еще несколько лет, пока я соберу сумму, необходимую хотя бы для скромного приданого. А Хелен?.. Ты предлагаешь Хелен ждать до тех пор, пока я не выдам замуж Белинду, чтобы потом собрать деньги ей на приданое? — Эштон снова вздохнул. — Увы, в данный момент я должен сосредоточить все силы на том, чтобы как-то выскользнуть из-под пяты Чарлза Хаттон-Мура.

— Тогда, я думаю, настало время созвать семейный совет, чтобы решить, каким образом мы можем собрать необходимую сумму. Хватит с нас браков по расчету, Эштон. Мы не хотим, чтобы ты ради нас лишился своего счастья. И мне кажется, что ты не учел одно весьма существенное обстоятельство.

— Что именно?

— Если твою леди Пенелопу лишили наследства обманным путем, то она, получив это наследство, может оказаться той самой невестой, которую ты ищешь, то есть невестой с хорошим приданым.

Эштон уставился на брата, раскрыв рот, потом с улыбкой воскликнул:

— Черт побери, ты ведь читаешь мои мысли!