Если он грешен

Глава 11

День уже клонился к вечеру, и в какой-то момент Пенелопа поймала себя на том, что щурится, читая книгу. Подняв глаза, она заметила, что мальчиков нет поблизости. На мгновение ее охватила паника, но она тут же вздохнула с облегчением, услышав смех, доносившийся со стороны кустов слева от скамейки. С ее воспитанниками все было в порядке, и оставалось лишь надеяться, что они никого не беспокоили своим смехом и своими криками. Конечно, они были хорошими мальчиками и взрослыми не по годам, но при этом все-таки оставались детьми. За годы, что она заботилась о них, Пенелопа твердо усвоила: мальчишки непременно найдут себе какие-нибудь приключения, а если вдруг не найдут, то тогда приключения найдут мальчишек.

Пенелопа подняла глаза к небу и увидела, что облака закрыли солнце. Дождь вроде бы не собирался, однако солнце почти закатилось за горизонт. Но неужели она столько времени провела в парке? Что ж, тогда понятно, почему парк уже опустел. Все ушли домой ужинать или готовиться к вечерним развлечениям. К тому же в парке после наступления темноты было небезопасно. Ей давно пора собирать мальчиков и возвращаться домой.

«Нет, посижу еще немножечко», — решила Пенелопа, невольно улыбнувшись. Ей очень не хотелось покидать этот мирный зеленый уголок, где можно было без помех насладиться покоем. Возможно, когда-нибудь у нее будет собственный дом с большим садом, где она сможет сидеть столько, сколько захочет. А еще лучше — большой дом в деревне, где мальчики могли бы бегать на свежем воздухе в хорошую погоду и где за них не придется беспокоиться, потому что за ними будут приглядывать слуги — ее собственные слуги.

«Ах, какая прекрасная мечта!» — подумала Пенелопа со вздохом. И эта мечта была бы еще сладостнее, если бы в ней присутствовал ее, Пенелопы, муж. Он мог бы сидеть с ней в саду или играть с мальчиками. Возможно, у них был бы и свой ребенок, даже двое детей. Только едва ли ей стоит мечтать о том, что лорд Радмур в один прекрасный день станет ее мужем. Возможно, ему все-таки удастся расторгнуть помолвку с Клариссой, но он не сможет избавиться от долгов, пока не раздобудет денег. А деньги могла принести ему только богатая невеста. Увы, она, Пенелопа, никогда не сможет стать достаточно богатой для него, даже если ей удастся получить во владение дом, который оставила ей мать.

Голоса мальчиков и их смех становились все громче. Пенелопа постаралась отогнать ненужные мысли. Осмотревшись, она увидела бежавших к ней мальчишек, а следом за ними… Пенелопа нахмурилась, увидев маленькое пушистое существо, бежавшее за мальчиками. Когда же они остановились перед самой скамейкой, странный зверек остановился вместе с ними. «Скорее всего это собака», — подумала Пенелопа. Она стала рассматривать странную находку. Собака была маленькой и грязной, и едва ли можно было определить, какой она породы. Внимательно посмотрев на детей, Пенелопа тяжко вздохнула, прекрасно зная, какой вопрос сейчас услышит.

— Можно, мы возьмем его с собой? — спросил Олуэн.

— Мы нашли его в кустах. Он там прятался, — сообщил Джером.

— Я всегда хотел собаку, — заявил Пол.

Пенелопа допустила ошибку, снова посмотрев на мальчиков. В их глазах — голубых и зеленых, карих и серых — была мольба, и эти невинные, широко распахнутые глаза смотрели на нее с надеждой, способной растопить даже каменное сердце. А у Пенелопы сердце было далеко не каменное.

Она опять взглянула на животное. Даже грязные свалявшиеся клочья шерсти не могли скрыть выразительности этих огромных печальных глаз, смотревших Пенелопе прямо в душу. И она не сумела сказать «нет». Вместо этого она спросила:

— А вы уверены, что это «он»? И, что еще важнее, вы уверены, что это действительно собака?

— Конечно, собака! — воскликнул Пол. — Мы думаем, что его выбросили на улицу, потому что он не такой, как все.

И эти слова мальчика словно ножом пронзили сердце Пенелопы. Ведь каждого из ее воспитанников выбросили точно так же, как этого щенка.

— У него все кости можно пересчитать, когда его гладишь, — продолжал Пол.

— Я бы предпочла, чтобы вы его не гладили, пока мы его как следует не отмыли.

Пенелопа достала из корзинки хлеб. К ее удивлению, щенок сел перед ней и приподнял уши. Песик не отводил глаз от хлеба, когда она отщипывала кусочек, но при этом не лаял и не торопился схватить угощение. Когда же Пенелопа швырнула щенку кусочек, тот ловко поймал его налету. И это привело мальчиков в такой восторг, что стало понятно: упущен последний шанс — теперь уж никак не запретишь мальчикам взять в дом собаку.

— Позволь мне его покормить! — закричал Пол. — Ну пожалуйста!..

Пенелопа протянула хлеб Полу.

— Только не отрывай большие куски, а то он может подавиться, — предупредила она.

— Так что же?.. Мы можем взять его домой? — спросил Олуэн.

— Только с одним условием: вы будете о нем заботиться, И если он, например, напачкает в доме, то убирать придется именно вам. И еще… Я не позволю ему ни шагу сделать по дому, пока мы не отмоем его дочиста.

Мальчики радостно закричали и стали по очереди бросать псу кусочки хлеба. Пенелопа улыбалась, глядя на них, хотя и понимала, что теперь в доме появился лишний рот, а ведь она и так с трудом сводила концы с концами.

Снова взглянув на заходящее солнце, она решила, что позволит мальчикам поиграть еще несколько минут, перед тем как отправиться домой. Потом взгляд ее скользнул к небольшому пруду, и она невольно нахмурилась — ей показалось, что она заметила там какое-то движение. Поднявшись со скамьи, Пенелопа направилась к пруду, чтобы посмотреть, что именно привлекло ее внимание. И тихо выругалась, узнав туманный силуэт. В Лондоне было полно привидений, они постоянно ей досаждали, куда бы она ни пошла. Скопление призраков в столице было еще одной причиной, по которой она мечтала о доме в тихом провинциальном городке.

Немного помедлив, Пенелопа приблизилась к призраку. И туманный силуэт стал обретать более отчетливые очертания. «Еще одна молодая женщина», — подумала Пенелопа со вздохом. Ей всегда становилось грустно, когда она встречала призраки тех, кто умер молодым. Увы, чаще всего смерть заставала молодого человека или девушку совершенно неожиданно, и дух покойного отказывался верить, что с ним случилась такая беда. В таких ситуациях было очень трудно убедить призрак освободиться от цепей, связывавших его с земным миром.

«Берегись».

— Но почему?! Почему вы все так со мной говорите? Кого именно я должна остерегаться? Когда? — Пенелопа сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Какой смысл злиться на призрака? — Почему ты все еще здесь?

«Из-за любви. Любовь держит меня здесь. Любовь должна быть со мной».

— Твой любовник тебя утопил?

«Моя любовь вернется, и он снова будет со мной».

Пенелопа вздрогнула при этих словах.

— Значит, ты именно поэтому здесь? Чтобы отомстить? Я не думаю, что у тебя что-нибудь получится. — Она окинула привидение пристальным взглядом. — На тебе одежда, которую носили лет пятьдесят назад, не меньше. Держу пари, что твой любовник уже давно мертв. И если он действительно убил тебя, то сейчас наверняка жарится в аду. Разве тебе этого мало? Отпусти его. Оставь мысль о возмездии. И тогда ты обретешь покой.

«Берегись».

Не в первый раз в жизни у Пенелопы возникло желание дать призраку затрещину.

— Пе-не-ло-па!

Она резко обернулась, услышав громкий крик Пола. Но с мальчиком вроде бы все было в порядке. И он бежал к ней со всех ног. Однако это вовсе не означало, что не случилось ничего страшного. Что-то могло произойти с другими мальчиками, А может, малыш и сам не знает, чего испугался?..

Пенелопа шагнула к Полу, строго отчитав себя за страх. Ведь Пол, в конце концов, всего лишь пятилетний мальчик, пусть даже и очень смышленый. Он, как и все его сверстники, был подвержен детским страхам. Так что не стоило тревожиться раньше времени.

— Падай! — крикнул Пол.

Пенелопа нахмурилась. Какое нелепое требование… Но другие мальчики уже бежали следом за Полом и тоже кричали «падай!». Страх внезапно перерос в раздражение, и Пенелопа, нахмурившись, уже собралась спросить у мальчишек, что за глупую игру они придумали. В этот момент пес вдруг бросился к березовой рощице на берегу пруда, и Пенелопа почему-то подумала, что мальчишки бежали именно за ним. В следующее мгновение среди берез промелькнула яркая вспышка, и что-то сильно ударило Пенелопу в плечо. Так сильно, что она, не удержавшись на ногах, упала на спину.

И в тот же миг какой-то мужчина громко закричал — словно от боли. «Как странно, — подумала Пенелопа. — Почему кричит он, когда больно мне?» Не веря собственным глазам, она смотрела на свое плечо. Кровь стремительно просачивалась сквозь платье. Значит, кто-то только что в нее стрелял. «Но кому пришло бы в голову стрелять в женщину, гуляющую в парке с мальчишками и со странным зверьком, похожим на собаку?» — удивлялась Пенелопа. У нее кружилась голова, и все происходящее казалось совершенно нереальным.

Но боль с каждым мгновением усиливалась, и Пенелопа, превозмогая ее, приподнялась и обняла подбежавшего к ней Пола. Потом, обращаясь к остальным мальчикам, закричала:

— Падайте! Сейчас же! Все на землю!

К счастью, все они тут же улеглись, и Пенелопа мысленно возблагодарила Бога за то, что в нужный момент ее воспитанники проявили послушание. Она посмотрела в сторону деревьев, но ничего не увидела. От боли уже шумело в ушах, но она все же уловила какой-то звук, походивший на стук копыт. А еще через несколько секунд из рощи выбежал щенок. Песик мчался прямо к ним, и было заметно, что он что-то держит в зубах.

— Пен, ты вся в крови, — дрожащим голосом проговорил Пол.

Пенелопа отпустила малыша, снова легла на спину и сделала несколько глубоких вдохов в надежде таким образом облегчить боль. Напрасно. Однако ей следовало как можно быстрее отвести детей домой, туда, где они будут в безопасности. Увы, она не была уверена, что сможет это сделать. Повернув голову, она посмотрела на привидение, которое медленно исчезало, растворяясь в вечернем тумане, уже поднимавшемся над прудом. Сделав над собой усилие, Пенелопа спросила:

— Неужели так трудно было сказать: «Берегись, в роще человек с пистолетом»?

«Это еще не все».

— Спасибо. Вот уж помогла… — пробормотала Пенелопа. Ее обступили мальчики, и она им сказала: — Позвольте мне отдохнуть несколько минут, а потом мы пойдем домой.

Но мальчики, судя по всему, ей не поверили. Да и она сама не очень-то себе верила.

Гектор посмотрел на кровь, струившуюся из ее раны, и заявил:

— Пен, тебе срочно нужна помощь. Лорд Радмур живет совсем рядом. — Он указал в направлении дома Эштона. — Пол, ты пойдешь со мной. Радмур нам поможет.

Пенелопа хотела возразить, но не успела — Гектор с Полом, не дожидаясь ее ответа, уже побежали к дому Эштона. А песик по-прежнему сидел рядом с ней, и Пенелопа, повернув голову, посмотрела на предмет, который он держал в зубах. «Кажется, это похоже… Да ведь это обрывок гульфика от бриджей! — воскликнула она мысленно. — Что ж, тогда понятно, почему я услышала тот вопль», — подумала Пенелопа, невольно улыбнувшись.

— Пен, что мы можем сделать? — спросил Олуэн, опускаясь рядом с ней на колени и поддерживая ее голову.

— Один из вас пусть найдет обрывок чистой ткани, чтобы зажать рану, — пробормотала Пенелопа, с трудом превозмогая дурноту. В глазах у нее потемнело, и она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. — А потом, как только кровь остановится, мы сможем уйти отсюда. — Она прекрасно знала, что это ложь, но дети казались очень испуганными и ей хотелось хоть как-то их приободрить.

Джером побежал к скамейке, где всего несколько минут назад Пенелопа читала, наслаждаясь покоем в зеленой тиши парка. Вернувшись с корзинкой в руках, мальчик снял с нее льняную салфетку и прижал ее к ране Пенелопы. И тотчас же плечо ее пронзила острая боль. Она стиснула зубы, но все же не удержалась от стона.

— Я делаю тебе больно?! — воскликнул Джером, отстраняясь.

— Нет-нет, не останавливайся. Что бы ты сейчас ни делал, мне все равно будет больно. — Пенелопа снова застонала. — Но кровотечение обязательно надо остановить. Ох черт, как больно…

— Лорд Радмур скоро придет и нам поможет, — сказал Олуэн, похлопав ее по руке.

Пенелопа попыталась улыбнуться мальчику, но ее улыбка скорее напоминала гримасу. Земля была сырой, и вся одежда ее пропиталась сыростью, однако Пенелопа знала, что ее бьет озноб не только потому, что ей холодно лежать на земле. Она потеряла слишком много крови. А боль все разрасталась и, казалось, шевелилась в ней словно живое существо. Она знала, что у нее не хватит сил увести мальчиков из парка, и ей оставалось лишь молиться, чтобы Эштон оказался дома.

Суматоха в холле прервала разговор об инвестициях, который вели Эштон с Александром. Виконт поднялся с кресла, намереваясь выйти в холл и выяснить, что произошло, но в этот момент дверь его кабинета распахнулась и в комнату влетели Гектор с Полом, а следом за ними — запыхавшийся Марстон. Мальчики подбежали к Эштону и схватили за руки. И только тут он заметил кровь на одежде Пола.

— Подожди, Марстон! — крикнул виконт дворецкому. Присев на корточки, он осторожно взял мальчика за плечи. — Где у тебя болит, малыш?

— Это не моя кровь, — ответил Пол. По его грязным щекам текли слезы, оставляя бледные полоски. — Это кровь Пен.

Эштону показалось, что сердце его вот-вот остановится.

— Пенелопа ранена?

— Да. В парке. Кто-то стрелял в нее. Я пытался предупредить ее и кричал, чтобы она легла на землю, но я, наверное, опять что-то не так сделал. У нее в плече рана, и она всего меня намочила кровью. А наша собака побежала за тем человеком, который в нее стрелял, но он сбежал и… — Пол захлебнулся словами, когда Эштон приложил палец к его губам.

— Но она жива? — спросил виконт, стараясь говорить спокойно.

Пол кивнул.

— А где она сейчас?

— В парке. Возле пруда, — ответил Гектор.

— Алекс, быстро готовь экипаж, — сказал Эштон брату. — Поедешь с одним из мальчиков и привезешь доктора Прайна. — Виконт вышел из комнаты, и мальчики тут же последовали за ним.

— Куда ехать? — спросил догнавший их Алекс.

— Мальчик, который поедет с тобой, покажет дорогу. Марстон, передай виконтессе, что я уехал по срочному делу и не знаю, когда вернусь.

Выйдя из дома, Эштон побежал, и ему было наплевать, что подумают о нем соседи, если увидят его. Он остановился только на мгновение, чтобы взять на руки запыхавшегося Пола. Увидев Пенелопу, лежащую на земле в окружении мальчиков, виконт в ужасе замер. И в эти секунды он твердо решил: как только узнает, кто это сделал, непременно убьет мерзавца. Но будет убивать его медленно — пусть помучается.

Подбежав к Пенелопе, Эштон осторожно отодвинул мальчика с бледным лицом, прижимавшего к ее левому плечу пропитанную кровью тряпку.

— Ты отлично справился, парень, — сказал он, отшвырнув тряпицу и заменив ее своим носовым платком.

— Прости, что доставляю столько неприятностей, — сказала Пенелопа, едва узнав собственный голос — он был очень слабым и отчего-то дрожал.

— Глупенькая… — пробормотал Эштон.

Он знал, что неминуемо причинит Пенелопе боль, но выхода не было. Собравшись с духом, он осторожно приподнял ее, чтобы посмотреть, была ли рана сквозной или придется удалять пулю. Увидев, что пуля прошла насквозь, он испытал такое облегчение, что едва не закричал от радости и сдержался лишь потому, что прекрасно понимал: подобные крики сейчас были бы совершенно неуместны.

Эштон оторвал лоскут от нижней юбки Пенелопы, сложил его несколько раз и прижал к ране, после чего перевязал ей плечо своим шейным платком. Она терпела боль, стиснув зубы. К тому времени как он закончил перевязку, Пенелопа была такой же бледной, как ее привидения. На лбу у нее выступили бисеринки пота, когда она едва слышно прошептала:

— Эштон, забери у щенка лоскут.

Виконт посмотрел на грязную собаку, сидевшую рядом.

— Ты уверена, что это именно собака? — спросил он и с изумлением услышал, что она засмеялась. — Щенок выдрал это из штанов того ублюдка, да? — Эштон забрал у щенка лоскут, потом вдруг воскликнул: — Да это же от гульфика! А пуговицы — серебряные… — Он внимательно посмотрел на щенка и, увидев немного крови у того на морде, с усмешкой пробормотал: — С такой раной долго в засаде не просидишь.

— О, жестокий ты человек… Не заставляй меня смеяться. Мне больно… — прошептала Пенелопа и тут же нахмурилась, увидев, что за спиной виконта появился еще один мужчина. — Похоже, я потеряла слишком много крови, Эштон, потому что у меня в глазах двоится. Виконт оглянулся и посмотрел на Алекса.

— Это всего лишь мой брат Александр. Где карета? — спросил он у Алекса.

— Карета позади меня, — ответил тот.

— Ах, приношу свои извинения. Я так увлекся, любуясь тобой, что не заметил карету.

Эштон обрадовался, услышав смех мальчишек. Раз они могли смеяться, значит, им было уже не так страшно. Он перевел взгляд на Пенелопу.

— Боюсь, что тебе сейчас будет больно.

— У меня и так все болит. Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Поднять тебя с земли, — сказал он, подхватывая ее на руки.

Пенелопа знала, что Эштон старался делать все как можно осторожнее, но все же ей было ужасно больно. Боль была такой сильной, что она, не удержавшись, выругалась. Сейчас, в эти мгновения, ей больше всего на свете хотелось провалиться в темноту беспамятства, которое подарило бы облегчение, или хотя бы закричать, но она не могла себе этого позволить — боялась испугать мальчиков.

— Эштон, — прошептала она, когда он нес ее к карете, — если я умру…

— Ты не умрешь.

— Просто пообещай мне, что ты проследишь, чтобы о мальчиках позаботились.

Он хотел сказать ей, чтобы она не говорила глупости, но решил, что не стоит с ней спорить. Спорить сейчас было бы бессмысленно. Невольно вздохнув, Эштон тихо сказал:

— Обещаю.

— Спасибо. Они все знают, кто их отцы, и тебе это должно помочь.

— Да, конечно. Я уже пообещал, что позабочусь о них, и больше не хочу об этом говорить.

Пенелопе тоже не хотелось думать о смерти, но она знала, что должна сейчас все решить. И обещания Эштона оказалось вполне достаточно, потому что у нее не было сомнений в том, что виконт — человек слова. И теперь, когда эта забота свалилась с ее плеч, она наконец-то вздохнула с облегчением — и провалилась в спасительную тьму.

Эштон вздрогнул, почувствовав, как Пенелопа обмякла у него на руках, и внимательно посмотрел на нее. Грудь ее медленно поднималась и опадала, и его панический страх отступил. Он был даже рад тому, что она потеряла сознание. Тряска в карете, а потом перенос в спальню и укладывание на кровать — все это неизменно причинило бы ей сильную боль, как бы он ни старался не причинять ей лишних страданий. А сейчас, лишившись чувств, она не ощущала боли.

— Рана не должна быть смертельной, — сказал доктор Прайн, тщательно отмывая руки. — Надо только хорошенько за ней присматривать. У нее может начаться жар. Но она молодая и здоровая, и это должно ее спасти.

— Что мне делать, если у нее действительно начнется жар? — спросил Эштон.

— Что вам делать? Вы хотите сказать, что сами будете ухаживать за раненой?

— Да, я буду ухаживать за ней. — Эштону было все равно, что подумает доктор, — он решил, что не покинет Пенелопу до тех пор, пока не удостоверится, что она пошла на поправку.

— Первым делом пошлите кого-нибудь за мной. Тогда я вам скажу, что нужно делать. Но вы можете погубить ее репутацию, если останетесь здесь с ней. Вы об этом знаете?

— Сэр, у нее в доме живет десяток незаконнорожденных, о которых она заботится. С точки зрения общественного мнения ее репутацию уже ничто не спасет. Во всяком случае, именно так считают многие люди.

— Лицемерные болваны, — проворчал доктор.

— Да, совершенно верно. Не стану с вами спорить. Так вот, здесь с ней живут только мальчики. Больше за ней ухаживать некому. Может, они смышленые мальчики и куда взрослее своих сверстников, но они все же дети. И почти все они, за исключением ее братьев, относятся к ней как к своей матери.

Доктор Прайн сокрушенно покачал головой:

— Да, в этом вы правы. Ну что же… Постарайтесь как можно лучше кормить ее. Побольше еды и питья. Например бульон, тосты с джемом… Ей потребуется обильное питание, чтобы набраться сил. — Доктор Прайн как бы невзначай прикоснулся к грязному платью Пенелопы, которое Эштон повесил на стул, когда раздевал ее. — Почему оно такое мокрое?

— Она пролежала довольно долго на сырой земле, пока я не приехал. Это плохо, верно?

— Да, это очень нехорошо. Но, как я сказал, она молодая и здоровая женщина. Знаете, кто в нее стрелял? Это не было случайностью. Не пытайтесь меня обмануть. Кто хочет смерти этой девушки? А ее хотели именно убить. Ведь если бы пуля попала чуть правее, то ей бы прострелили сердце.

Эштон прекрасно понимал, что доктор прав. Тяжело вздохнув, он пробормотал:

— Я пока не могу точно сказать, кто на нее покушался. Конечно, у меня есть кое-какие подозрения, однако… Я не стану указывать на этого человека пальцем до тех пор, пока не узнаю все наверняка. Могу лишь сообщить, что я не один пытаюсь найти ответ на этот вопрос. Нас много, и все мы непрестанно ищем доказательства. Но если этот человек что-то заподозрит, то все доказательства его виновности, которые нам так нужны, исчезнут вместе с ним.

— Да, понимаю, — кивнул доктор. — Что ж, удачи. — Он покосился на Пенелопу и со вздохом пробормотал: — Сначала — разбитая голова, а теперь — пулевое ранение. До сих пор ей везло, но нельзя до бесконечности искушать судьбу.

Когда дверь за Прайном закрылась, Эштон сел на стул возле кровати и взял Пенелопу за руку. Поцеловав ей ладонь, он прижал ее к щеке. Она не подавала никаких признаков того, что почувствовала его ласку. Более того, она не издавала ни звука все то время, пока доктор осматривал рану, промывал и обрабатывал. И все же она должна была хоть что-то чувствовать — Эштон был в этом уверен.

К тому времени как вернулся Септимус, в его болеутоляющих прикосновениях уже не было нужды. Казалось, Пенелопа не осознавала ничего, что происходило вокруг, и Эштон был рад тому, что она не чувствовала боли. И все же ее полная неподвижность заставляла его нервничать.

Когда в спальню Пенелопы зашли ее братья, виконт неохотно уступил им место возле кровати. Он решил, что может пока поговорить с Алексом и раздобыть кое-что из еды. Эштон мало что смыслил в медицине и в уходе за больными, но догадывался, что выходить Пенелопу будет не так-то просто. Алекса он застал в гостиной, где тот сидел с остальными мальчиками и с Септимусом. Эштон передал им все, что сказал врач. Вскоре мальчики и гувернер ушли, и они с Алексом остались одни. После недолгих поисков они нашли бутылку вина, и виконт налил немного себе и брату. А вскоре к ним зашла соседка миссис Стак. Она принесла хлеба, холодного мяса и сыра. Эштон поблагодарил ее и дал ей побольше денег, чтобы хватило на продукты, которые должны были понадобиться им всем в ближайшие несколько дней.

— Слишком уж ты озабочен для человека, которому только что сказали, что рана не смертельна, — сказал Алекс, когда миссис Стак ушла.

— Пенелопа по-прежнему без сознания. Мне не нравится, что она так долго не приходит в себя. — Эштон пожал плечами. — Но очень может быть, что это к лучшему. Насколько я могу судить, она совсем не чувствовала боли, когда доктор обрабатывал ее рану. Когда вернулся Септимус, он сказал, что ей совсем не больно и что его помощь не требуется. — Тут Эштон вкратце объяснил, в чем, по слухам, заключаются особые таланты Септимуса. — Я не очень-то верю, что он действительно может снимать боль, но здесь все в это верят. Что же касается Пенелопы, мне кажется, она сама спасает себя от боли. Я лишь боюсь, что она может зайти слишком далеко, если ты понимаешь, о чем я.

— Да, понимаю. Но я думаю, не стоит волноваться из-за того, что она по-прежнему без чувств, Эштон. Волноваться следует по другому поводу. Кто-то хочет, чтобы она умерла. И этот случай, насколько я помню по твоему рассказу, уже второй. Первый раз ее пытались переехать каретой.

— Да, верно. Я думаю, что инцидент с каретой — на совести миссис Крэтчитт. Но кто стоит за сегодняшним покушением? Полагаю, что на сей раз это работа Хаттон-Муров. Сам ли Чарлз пытался ее убить или для этого нанял кого-то другого — не имеет значения. Сдается мне, Чарлз уже почуял, что под него копают. Разве для него не лучший способ избавиться от любых проблем, устранив Пенелопу?

— Неужели он готов убить ее ради того дома? Эштон пожал плечами:

— Многие убивают за пригоршню монет. Однако на кону, возможно, не только дом. Не исключено, что родители завещали ей не только это. Но всем ее наследством пока что распоряжается Чарлз. И разумеется, он не хотел бы, чтобы его уличили в воровстве.

— Леди Пенелопа тебе небезразлична, верно? Может, Чарлз узнал об этом?

— Да, возможно, — кивнул виконт. — Пенелопа считает, что он ничего не знает об этом доме.

— Пенелопа может ошибаться.

Скорее всего так и есть, подумал Эштон. Да, вероятно, Пенелопа заблуждается, считая, что Хаттон-Муры ничего не знают. Правда, Чарлз не приходил сюда и не мешал ей навещать мальчиков, но это вовсе не означало, что Хаттон-Муры не знали, куда она ходит и зачем. И если Чарлз знал об этом ее тайном убежище, то наверняка знал и о том, когда и какой дорогой возвращается Пенелопа домой. Следовательно, ему не составляло труда устроить ее похищение, чтобы передать потом миссис Крэтчитт. При этой мысли Эштон выругался сквозь зубы. Да-да, конечно же, все было именно так! Как он раньше не догадался?! Чарлз все знал, просто не видел смысла сообщать ей об этом. Возможно, у него есть основания не мешать Пенелопе навещать мальчиков так часто, как она хочет.

— Я уверен, что он все знает, — сказал Эштон брату. — Этот ублюдок скорее всего точно знал, куда она ходит. Знал с самого начала. А Пенелопа думает, что он ничего не знает, поэтому считает, что здесь она — в безопасности. Но мы-то теперь понимаем, что это не так.

— Но если наша догадка верна, если за обоими покушениями на ее жизнь стоит Чарлз, то леди Пенелопе нужна защита. А у нее даже горничной нет.

— На горничную у нее нет денег. Я бы послал сюда, несколько своих слуг, но не уверен, что Пенелопа разрешит. Она очень гордая.

— Мы с тобой ее понимаем, не так ли? Однако придется ей поступиться своей гордостью. Надо заставить ее понять, что в опасности не только ее собственная жизнь.

— Да, верно. И это станет моим главным аргументом в споре с ней.

Виконт вздрогнул, когда в комнату влетел Артемис. Одного взгляда на бледное лицо юноши было достаточно, чтобы понять: что-то случилось.

— Что с ней? — Эштон вскочил на ноги.

— У нее жар.