Этот Очень Дикий Запад отец и его сын

Глава 4

Их караван из шести повозок неторопливо тащился по выжженной солнцем прерии. Когда они выехали из Вирджиния Сити, то верхом проехали пару часов. Потом плавно переместились в повозку к Миган. Та не возражала. Долгое время ехать верхом тоже надо уметь. Артём старался почаще находиться в седле, а Славка больше ехал в повозке. Миган болтала с ним, а он ей отвечал, волей-неволей отвлекаясь от грустных дум. И всё равно Артём хотя бы два раза в день заставлял сына ехать верхом.

В первый же дневной привал Артём занялся доставшейся двустволкой. К ней было ровно десять патронов с латунной гильзой. Он расковырял один патрон. Вытряхнул на ладонь снаряд – восемь крупных картечин, надрезанных и связанных между собой грубой ниткой.

- Вязаная картечь – пробормотал он – страшная штука и кучность высокая. Только через кусты стрелять противопоказано.

Собрал патрон обратно, запыжевал и залил воском. А затем предложил сыну стрельнуть на пробу.

- Только плотно приклад к плечу прижимай, а то лягнётся – советовал он.

Сын выстрелил. Благополучно, громко и мимо. А потом умудрился при захлопывании стволов прищемить кожу на пальце. До крови.

- Ну как? Как ты умудрился? Ладно, заживёт быстро, а ты умнее будешь – говорил ему отец.

Но злой Славка, отдал ему ружьё:

- На, не нужно оно мне! – и раздражённо отошёл в сторону.

Отец только сокрушённо покачал головой.

В их небольшом караване две повозки принадлежали семейству Тёрнеров, с которыми и ехали попаданцы. Две другие – семейству Кларков и две остальных – какому-то мелкому толстяку с замашками торговца. Возглавлял караван на своей телеге старший мистер Кларк – седой старик с лошадиным лицом. Про себя Артём прозвал его Орангутангом. Он всё делал как-то медленно, словно по два раза обдумывая любое своё действие. Но Артёма бесило, что Кларк и лошадьми управляет также медленно. И они ехали со скоростью пешехода. Хотя по опыту прежнего перехода Артём знал, что вполне можно катить и вдвое быстрее. Многие их спутники так и шли пешком возле своих телег.

- Тормоз! – злился он на старика - Насрал в штаны и боится растрясти.

Пару раз Артём подъезжал с сыном к голове колонны и обращался к Орангутангу с вопросом, почему так медленно едут и не пора ли прибавить скорость. Но был сначала демонстративно проигнорирован, а во второй раз удостоился лишь презрительного маха рукой. Такое отношение бесило. А ещё настораживала чрезмерная религиозность некоторых новых спутников. Те дружно читали молитвы перед едой и перед сном.

Вообще Артёма напрягало в этой поездке всё. Но больше всего напрягала отрешённость сына. От непривычной еды тот воротил нос и ничто его не радовало. Однажды на вечерней стоянке Славка молча направился в кусты.

- Ты куда? – спросил его отец.

Но сын не ответил.

- Эй, ты куда? – уже крикнул ему Артём.

- Посрать – мрачно ответил тот.

- Возьми ружьё!

Но сын лишь раздражённо отмахнулся.

Дождавшись, когда Славка начал скрываться за кустами и деревьями, Артём осторожно пошёл за ним, не желая оставлять пацана без пригляда. Славка отошёл подальше от лагеря и, найдя себе удобное место, присел. Незамеченный им Артём, скрывшись за кустом, контролировал сына метров с 20. И тут он увидел, как справа в траве в направлении Славки мелькнула жёлто-коричневая спина. Пума! Она не неслась галопом, а целенаправленно быстро рысила к мальчишке. Артём даже испугаться за сына не успел – потом испугается – он молниеносно совершил три действия одновременно: встал, передёрнул цевье и вскинул ружьё к плечу. А в конце своего движения сразу выстрелил. И попал. Эффект попадания был зрелищным – пуму перевернуло в воздухе через голову. Она рухнула без движений. Артём быстро подошёл к пуме. Тяжёлая пуля попала ей в спину прямо в позвоночник и вырвала крупный кусок плоти. Показалось, что кровавая рана даже парит. Открытые глаза пумы стали стеклянными. Из влажной пасти хищно выглядывали острые клыки.

Подошёл Славка и потрясённо спросил:

- Кто это?

- Пума. Хотела тобой поужинать. Я же тебе не спроста говорил взять ружьё и быть внимательным. Хочешь ещё пожить – будь готов к борьбе за каждый день жизни.

Видимо произошедшее впечатлило сына, потому что он с тех пор стал отходить от лагеря только с оружием.

В лагере Грэйс спросила почему он стрелял. Артём рассказал и в сторону убитой пумы ушло несколько человек. Через некоторое время они принесли её шкуру и развесили на фургоне торговца.

Этим же вечером лёжа у костерка Артём в который раз говорил сыну:

- Славка, нельзя сдаваться. В любой момент может произойти всё что угодно. И даже если нам суждено умереть через месяц, то лучше это пусть будет через месяц, а не сейчас и не в пасти хищника, который тебя начнёт есть, когда ты ещё жив.

- А почему ты говоришь, что мы умрём вместе? – спросил сын.

- Да потому, сынок, что мне здесь без тебя делать нечего! Если с тобой это случится, то я без тебя жить не собираюсь. Незачем! За тобой уйду. Тебя я не оставлю.

- И что ты сделаешь? Убьёшь себя?

Артём задумался. И вправду, что он сделает? Просто выстрелит себе в сердце? Он вспомнил своё детство. Родной двор своего микрорайона. Вспомнил, что когда он был учеником начальной школы, в соседнем доме проживал высокий худощавый парнишка - десятиклассник. Все звали его Чиса. Как оказалось, это была его фамилия. Вёл себя он немножко нелюдимо, ни с кем близкой дружбы особо не заводил. А в один солнечный весенний день Артём, выйдя на улицу, заметил толпу людей у соседнего дома. Побежал посмотреть. И услышал:

- Чису хоронят!

Что? Как? Я же его на днях видел! В толпе уже во всю об этом говорили, мол он признался в любви своей однокласснице, а та посмеялась над ним, да ещё и сказала, что он еврей. Тогда Артём ещё не знал, что еврей – это просто такая национальность, а вовсе не оскорбление. В общем Чиса взял отцовское охотничье ружьё и выстрелил себе в сердце. И теперь на похоронах стоит она (у, змеюка) эта его одноклассница – виновница в смерти. И на лице её не видно никакого горя.

Глядя на то, как убивается мать Чисы над гробом мёртвого сына, как каменной мумией рядом стоит его осунувшийся и посеревший отец, Артём дал себе клятву, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не убьёт себя сам. Пусть весь мир рушится в труху, но сам себя он не убьёт, тем более из-за какой-то девки. Он не может допустить, чтобы его мать убивалась также, как мать Чисы.

И вот теперь пришло время исполнить клятву. Он не будет убивать себя сам. Он совершит какой-нибудь теракт, например, устроит массовую бойню в салуне и хоть так отомстит этому долбаному, проклятому, ненавистному миру. Но признаваться сыну в этом почему-то не хотелось, было тут что-то не совсем правильное и где-то немного постыдное. И он просто сказал:

- Я сделаю так, что меня убьёт кто-то другой.

День за днём караван тошнотворно медленно тащился по прерии. Даже Миган с Грэйс возмущались этой черепашьей скорости, но отделяться от каравана не рисковали. Как-то Артём одним выстрелом мелкой картечью свалил сразу двух куропаток из попавшейся им в чахлой траве стайки. Вечером из грудок куропаток и риса сделал специально для сына что-то похожее на плов, а себе пожарил на шампурах ножки. Им хватило и на ужин, и на завтрак. Хватило даже немного угостить своих спутников. Те в свою очередь делились с ним кукурузными лепёшками, которых Артём ещё не научился делать.

На одной стоянке Артём решил опробовать свои револьверы. Пострелял, понравилось. Жаль мало патронов. Настоял, чтобы сын тоже отстрелял барабан со своего револьвера. Тот старательно побабахал. Артём с удовлетворением отметил, что на лице Славки не заметил отрицательных эмоций. За их стрельбой наблюдали несколько попутчиков и один из них вдруг предложил Артёму попасть из револьвера в брошенную шляпу. Артём согласился – почему бы не попробовать? Мужик встал метрах в пяти в стороне, снял с себя шляпу, сплюснул её и подбросил, словно метательный диск. Артём выстрелил, шляпа дёрнулась. Попал значит. Подумал мгновенье и, пока шляпа не упала, выстрелил ещё. Та снова дёрнулась. Зрители восторженно закричали. Когда владелец шляпы подобрал её и показал две дырки, окружающие стали с восхищением жать Артёму руку. Было приятно.

Очередным вечером они выбрали место для стоянки недалеко от берега узенькой, всего метра на три – четыре, речушки. Берега её были покрыты неширокой полосой леса, а в этом месте имелась ровная низинка метров пятьдесят на сто, прикрытая с трёх сторон возвышенностями, а с четвёртой деревьями и рекой. Встали в низинке, разместив фургоны дугой.

Каждым вечером Артём извлекал из подствольного магазина своего ружья пять оставшихся пулевых патронов, а на их место вставлял семь обычных с крупной картечью. По утру делал всё в обратном порядке. Зачем? Сам себе толком объяснить не мог. Видимо подсознательно искал любое отвлечение от мрачных мыслей.

Ночью Артём долго не мог заснуть и, остановившимся взглядом смотря на сидящего у костерка спиной к реке и клюющего носом дежурного, думал о том, что их ждёт в ближайшем будущем. Точнее старался не думать об этом, гнал от себя эти похоронные мысли.

- Наверное я трус, раз не могу решиться обдумать как похороню сына и что сделаю с собой – сказал он себе.

Сонные лошади что-то оживились. Артём не обратил на это внимания. И тут до его заторможенного сознания дошло, что дежурный вдруг медленно завалился лицом прямо в свой небольшой костёр. А из спины его торчало оперение стрелы.

Глаза широко раскрылись, сон и хандру смахнуло рукой, сердце замолотило. Верное помповое ружьё лежало тут же под боком. Он его приподнял и лёжа, почти со скоростью пулемёта, отстрелял весь магазин в сторону реки и деревьев, откуда прилетела стрела. Заржали кони, вскочили и закричали люди, раздались первые выстрелы переселенцев. А Артём, крикнув проснувшемуся сыну, чтобы он не двигался, откатился в сторону и высадил веером барабан «Недосмита» по кустам. Не вставая с земли, стал набивать патронами Ижик, ожидая в любую секунду нападения индейцев. Но нападения всё не было. Выстрелы прекратились. Переселенцы с оружием в руках пристально вглядывались в тревожную темноту. Кто-то догадался вытащить убитого из костра, а то уже потянуло запахом палёной плоти. До утра уже никто не спал. Сжимая оружие, все находились на чеку.

С первыми лучами Солнца сообща пошли осматривать окрестности. Обнаружили только пятна подсохшей крови в той стороне, куда стрелял Артём. И больше ничего, кроме четырёх стрел, одна из которых убила охранника, другая не смертельно ранила в спину одну из лошадей Орангутанга, а ещё две просто впились в телеги. Погибший был из числа людей торговца. Артём помнил его как нескладного доходягу лет тридцати. А вот лицо не запомнил. Но теперь смотреть не хотелось – тот здорово обгорел.

Не выспавшийся и встревоженный Славка в меру своих возможностей переводил разговоры. А говорили люди, что это напали молодые индейцы, которые проверяли свою удаль и пытались вырезать путников по-тихому. Найденные стрелы переходили из рук в руки. Их осматривали и спорили:

- Это стрелы сиу.

- Нет, это были шайенны.

- Какие шайенны? Такие стрелы бывают только у кроу.

Довольно настырно голосил один парень, похожий лицом на Кларка, что он точно подстрелил индейца в промежутке между телегами. На вопрос, куда же делось тело, отвечал, что его очевидно унесли дружки нападавшего.

После скорых похорон убитого и быстрого завтрака стали собираться в путь. Вдруг к Артёму подошла взволнованная Миган и через Славку начала с возмущением ему говорить, что семейство Кларков хочет потребовать у Артёма одну лошадь, так как их раненая пока не может идти в упряжке. Артём не прочь был согласиться отдать лошадь на время. Но Миган пояснила, что у Артёма лошади более дорогие, верховые и их в повозку не впрягают. А ещё Кларки легко могут подразгрузить одну свою повозку и тянуть её оставшейся лошадью, всё равно движемся очень медленно. Или и вовсе идти рядом с повозкой пешком. Так и не решив, что ответит Кларкам, Артём пошёл седлать лошадей. И тут к ним заявилась целая делегация во главе с Орангутангом. С ходу они повели себя весьма дерзко. Младший Орангутанг, тот, который хвастался, что подстрелил индейца, полез осматривать лошадей Артёма, а старший Кларк заявил, что Артём должен дать им свою лошадь.

Артём тут же вскипел. Он им должен! Щаз, два раза! Оттолкнув от своих лошадей наглеца, он, злобно чеканя каждый звук, сказал:

- Иди ты на хер! Вот просто иди на хер!

А стоявший рядом Славка перевёл эту фразу одним словом:

- Ноу!

Раздались возмущённые выкрики, но Орангутанг, пожевав губами и мстительно сощурившись, увёл родственников к своим телегам.

До полуденного привала время тянулось бесконечно. Артём ощущал возникшее напряжение и ловил косые взгляды родни Кларка. Со стороны людей торговца наблюдалось полное безразличие.

- Сколько нам ещё ехать? – обратился он к Миган и получил ответ, что ещё дня два, а может три.

На привал остановились рядом с родником на опушке леса, начинавшегося у подошвы длинного холма. Артёму сразу не понравилось движение в лагере. Какая-то нервозность, недовольные голоса и косые взгляды.

- Напои лошадей и пусть пасутся – велел сыну. А сам стал разводить костёр и кипятить воду. Предчувствие чего-то нехорошего заставляло быть настороже. Думал:

- Как плохо не понимать языка окружающих!

Так и есть, предчувствие не подвело - раздались недовольные крики и группа Кларков, увеличенная ротозеями торговца, направилась в его сторону.

Подойдя ближе, старик ткнул в Артёма палец и начал недовольно бубнить. С разных сторон стали раздаваться выкрики. Артём видел, что их с сыном спутницы активно возражали. Разрастался спор. Подошедший Славка старался переводить хотя бы часть этих криков:

- Они говорят, что мы не христиане, не молимся перед едой и перед сном. Не говорим на их языке. Не уважаем старшего в караване.

- Про лошадь что-нибудь говорят?

- Нет. Про лошадь молчат. Только, что мы не такие, как они и что это мы могли навести на них индейцев.

- Понятно – подумал Артём – Эти скоты не мытьём, так катаньем будут добиваться своего. И гадить, гадить. Как это по-американски! Даже религию сюда приплели, твари.

- О, вот и про лошадей заговорили – продолжал Славка – Говорят, если мы лошадь не дадим, можем убираться к своим индейцам.

Но в подошедшей компании больше всего напрягал Артёма младший Орангутанг. Потому что в руках держал дробовик, положив его стволы себе на плечо.

- Зачем ему сейчас ружьё? Зачем он пришёл с оружием? – точила мысль.

Внешне Артём оставался спокойным, хотя нервы его были натянуты как тетива. Всё внимание он уделял этому типу с ружьём. Настал момент, когда младший Кларк выкрикнул короткую фразу со знакомым словом «фак» и сбросил стволы ружья с плеча себе в левую ладонь. Что он хотел сделать затем – нацелить ружьё на Артёма с сыном или просто устал держать его на плече, Артём гадать не стал. Скрытое напряжение, раздражение, страх внезапно прорвались и он мгновенно выхватил «Недосмит», направил его в голову противника, одновременно приставным шагом уходя с линии возможной стрельбы. Кто-то из женщин взвизгнул и повисла тишина. Младший Кларк замер как вкопанный, глаза его расширились.

- Патроны, аммо, катридж – произнёс Артём, вспоминая обозначение боеприпасов по-английски и указал взглядом на ружьё.

Его поняли и младший Кларк, медленно переломив ружьё, извлёк из стволов два патрона.

- А теперь гоу нахер отседа! – махнул пальцами, словно брызнул Артём. Мужик с ружьём медленно попятился, а потом развернулся и непрерывно оглядываясь, ушёл к своим телегам. Следом за ним рассосались и остальные, недовольно ворча и злобно стреляя взглядами.

- Всё, к чертям этих пиндосов, надо валить – сказал сыну – Сейчас заварю тебе бичпакеты, по-быстрому ешь и уезжаем. Сами доберёмся до города.

- О, «дошик»! Ура! – обрадовался Славка и на его лице, первые за последнее время появилась улыбка.

Артём заварил сыну оба оставшихся пакета вермишели быстрого приготовления и стряхнул туда пол банки ветчины. Славка попытался отказаться от мяса, но отец был непреклонен. Сам пообедал оставшейся ветчиной и кружкой кофе. Закончили и собрались ещё до того, как остальные путники приготовили себе еду. Артём решил попрощаться. Подошёл к Патрику, сидевшему на дышле своего фургона. Похудевший, с длинными усами мужчина, серьёзно смотрел на Артёма. Тот протянул Патрику руку.

- Гуд бай, Патрик.

Рукопожатие оказалось крепким. От костра поднялась Миган. Артём подошёл к ней и как в фильмах, взял да поцеловал её руку. Миган зарделась.

- Спасибо тебе – сказал он – Сэнкью. Гуд бай.

Миган заговорила, но перевести было некому, поэтому Артём повторил:

- Гуд бай, Миган, может увидимся – прощально кивнул смотрящей на них Грэйс, помахал рукой детям и решительно направился к лошадям, которых собрал Славка.

Они рысью устремились прочь из лагеря, ощущая кожей направленные на них взгляды. Пока не отъехали на пол километра, мнительный Артём так и ожидал выстрела в спину и старался двигаться наискось от возможной линии прицеливания. Когда устали трястись, перевели лошадей на шаг.

- Отъедем подальше – говорил Артём сыну – Найдём укромное местечко, переночуем. Обойдёмся без долбанных пиндосов.

Ближе к вечеру выехали к речке, текущей здесь строго с севера на юг вдоль цепочки холмов. Продвигаясь в пределах видимости русла, нашли место, где река становилась широкой и мелкой. Там перешли на другой берег. Вдоль реки проехали ещё пару километров и в пойменном лесу нашли очень удобную полянку, закрытую практически со всех сторон.

- Вот здесь и остановимся на ночь. Разгружаемся, организуем ночлег, поим - кормим лошадей, ну, а потом костёр и готовим себе – озвучил план действий отец. Ещё по светлу он умудрился подстрелить зайца и теперь, разделав тушку, отделил мясо от костей и залил его в котелке подсолённой водой, чтобы приготовить по утру.

На ночь решили обойтись без дежурства, положились на чутьё лошадей. Да и сам Артём спал в пол уха - пол глаза, постоянно просыпаясь. Перед сном Славка достал спрятанный от греха подальше смартфон и немного поиграл в него.

Ночь прошла без происшествий и путники даже позволили себе поваляться дольше обычного. Потом, пока сын поил - кормил коней, отец готовил зайца. Тушёная зайчатина с рисовой кашей показалась ему очень вкусной. Но Славка опять ел без аппетита.

Уже сильно за полдень, когда искали место для стоянки, взобравшись на очередной холм, увидели правее город. Город раскинулся в долине и на склонах холмов. Хотя городом это поселение было трудно назвать. Сколько ни присматривался, Артём не смог увидеть улицы как таковые. Разнообразные постройки казалось располагались хаотически, безо всякого порядка.

- Как львы – подумал про жителей Артём – где насрали там и будет их дом.

- Ну, вот и процветающий город – сказал сыну – Поехали искать пристанище.

Отель обнаружили быстро. Он выделялся своими размерами над окружающими лачугами, сараями, лавками, магазинчиками и складами. Этот отель от своего собрата в Вирджинии-Сити отличался не сильно. Но что-то иное, поприличнее, искать с дороги не хотелось. Тем более им пообещали организовать тёплый душ в закутке во дворе.

Решили вымыться и постираться. Поесть столовской пищи и хорошенько отоспаться, а уже завтра погулять по городу и окрестностям.

Хозяин, с мордой будто не просрался, взял с них деньги за два дня вперёд и препоручил заботам портье. А уже тот помог устроить лошадок, провёл в номер и показал душ. Он же сообщил, что по городу запрещено открыто носить заряженное оружие.

После того, как закончили все свои дела, чистый Славка остался в номере играть в своём смартфоне, выжимая из батареи и пауэрбанка последние проценты энергии. Артём же направился заказывать еду и пиво один. Заходя в салун нос к носу столкнулся с выходящим из него бухим франтом. Франт мазнул по Артёму мёртвым взглядом и пошёл дальше.

- Взгляд как у киношного злодея из фильма ужасов – подумал Артём. Впрочем, сколько он реальных злодеев перевидал. Те были непреклонны и ужасны только когда имели силу и власть над кем-нибудь. А лишь попадали в руки власти, то как правило сразу становились мокрыми курицами. Особенно Артёму запомнился пресловутый Тракторист. Зверски пытавший и убивавший русских пацанов - срочников, попавших в ичкерийский плен. А попался в наши руки, так готов был лизать нам сапоги. И взгляд у Тракториста сразу стал заискивающе преданным.

- Это не я, я не виноват – повторял он – меня подставили, журналисты сфабриковали.

Противно было смотреть на этого обоссавшегося слизняка.

Тем временем следом за «злодеем» вышел здоровенный рыжий кот с хвостом, поднятым трубой.

- У, скотина американская, разожрался – подумал Артём – Из такого воротник на фуфайку хороший получится. Жаль только цвет какой-то элгэбэтэшный будет.

Тут Артёму показалось, что «злодей» обратился к поджидавшему его, чопорно одетому негру, словами: «грёбаный ниггер». Артём остановился и прислушался. Нет, говорили те по-английски. Да и откуда тут возьмутся его соотечественники, да ещё и с его эпохи? А когда обратно вышел из салуна, «злодея» и «грёбаного ниггера» уже не было видно.