Еврейские народные сказки. Том III. Сказки евреев арабских стран - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Дан Бен-Амос (ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ТОМУ) #3

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ТОМУ

Те, кто рассказал нам эти сказки, родом из арабских стран, куда входят: Сирия, Ливан и Ирак к северу и северо-востоку от Израиля, к югу — Египет и Йемен, к юго-западу — Ливия, Тунис, Алжир и Марокко (североафриканское побережье Средиземного моря и Атлантического океана). Евреи селились в этих землях в библейские и после-библейские времена — иногда по собственной воле, иногда спасаясь бегством от преследований. Они находили там убежище и в более поздние исторические периоды, например, после изгнания из некоторых европейских стран (особенно следует отметить изгнание евреев из Испании в 1492 г.).

В арабских странах еврейские общины процветали вплоть до XIX в., затем наметился спад. Последний удар им нанесло основание государства Израиль в середине XX в., что спровоцировало массовый отъезд евреев в Землю обетованную и на Запад. Переселенцы принесли с собой особую манеру рассказывать сказки, которую многие поколения их предков оттачивали долгими летними ночами на освещенных луной крышах и ветреными зимними вечерами, когда в дом набивались желающие послушать истории.

Сказки рассказывали дома, в семейном кругу, на церемонии обрезания, когда присматривали за женщиной, которая вот-вот должна родить, когда приходили выразить соболезнование, в праздники и в шабат (особенно после третьей трапезы); когда мужчины шли на рынок и с рынка, они тоже рассказывали друг другу истории. Главными героями историй и легенд были праведники, а основными событиями — совершенные ими чудеса. С каждым праздником был связан особый круг легенд и преданий. Истории о противостоянии евреев и неевреев рассказывали обычно на Пурим, воскрешая таким образом историю из Книги Есфирь и фигуры Мордехая и Амана. На Песах рассказывали легенды об Илие-пророке, а в тяжелые и горестные времена — истории о святых людях, еврейских святых могилах и о чудесах, которые там произошли… Эти сказки обрамлялись фиксированными формулами. Начинались они с фразы: «Бог был везде, Он не покинул ни землю, ни какое-либо место на ней, Бог — Он был там» и заканчивались так: «Наша история течет вместе с бурной рекой, а мы остались вместе со славными» [1].

В некоторых странах сказки рассказывались при других обстоятельствах:

Рассказавший нам много сказок Яфет Швили, серебряных дел мастер, который ходил в Йемене по деревням и изготавливал, чинил и продавал украшения, говорил, что обычно он рассказывал сказки в будние дни во время работы. Руки у него были заняты работой, а рот — сказками. Другие ремесленники рассказывали сказки при таких же обстоятельствах, пока работали на одном месте и если работа была не шумной. Если в числе слушателей (они же покупатели) оказывались арабские сказители, они охотно рассказывали известные им истории и сказки, когда предоставлялась такая возможность. Так еврейский и арабский сказочные репертуары обогащали друг друга. Еврейские рассказчики узнавали мусульманские истории, а арабские рассказчики — еврейские. А те, чье ремесло не требовало странствий по округе, рассказывали истории дома — членам семьи и соседям [2].

Воспоминания и свидетельства не заменяют этнографических описаний. Воспоминания по природе своей исполнены ностальгии, прошлое в них идеализировано, а конфликты, кипевшие в уже покинутых ныне местах, затушеваны. Однако, если воспоминания рассказчика дают смутное представление о жизни евреев в арабских странах, то истории, относительно редко рассказываемые в естественном для них контексте, а чаще в ситуации намеренной просьбы, обязательно обнаруживают, как непросто жилось евреям в арабских странах в условиях постоянных конфликтов и явной и/или скрытой враждебности.

В мусульманских странах евреи находились в статусе зимми — защищенных законом чужаков, статус этот был унизительным, однако евреям за отсутствием выбора приходилось с ним соглашаться:

В мусульманских законах и законодательной практике отношения между мусульманским государством и немусульманскими общинами, которые мусульманское государство было готово терпеть и иногда защищать, регулировались договором (зимма). Тех, на кого распространялось действие этого договора, называли ахль аль-зимма, люди договора, или просто зимми. Согласно этому договору общины получали статус зимми, если они безоговорочно признавали превосходство ислама и власть мусульман. В некоторые исторические периоды зимми активно занимались торговлей и были задействованы в финансовом секторе, поскольку эти сферы деятельности считались презренными в обществе, которое привыкло чтить героев-воинов. В другие исторические периоды, особенно что касается недавнего прошлого, зимми занимались так называемыми «грязными ремеслами», например, чистили выгребные ямы и высушивали их содержимое, которым потом можно было топить печи. Это занятие было типичным еврейским ремеслом в Марокко, Йемене, Ираке, Иране и Средней Азии. Евреев также брали дубильщиками, мясниками, палачами или использовали их труд на других неприятных или презираемых работах.

Еще большее психологическое значение имели законы, ограничивавшие зимми во многих сферах. Эти законы призваны были подчеркнуть, что зимми не принадлежат к высшему, то есть мусульманскому, сословию. Зимми разрешено было ездить верхом только на ослах (но не на лошадях) и использовать при этом не обычное мужское седло, а некоторое подобие дамского. Но самое серьезное ограничение состояло в том, что зимми не имели права владеть оружием, поэтому кто бы ни решился на них напасть, они всегда были в их власти. Хотя вооруженные нападения на зимми были достаточно редки, зимми всегда ощущали опасность, к тому же это было вечным напоминанием об их неполноценности, ведь они были лишены права ношения оружия в обществе, где таковое было общепринятой нормой [3].

Истории и сказки, которые запомнились выходцам из арабских стран, приехавшим в Израиль, прямо или косвенно выражают гнев и негодование, вызванные унижениями, оскорблениями и запретами, которые пришлось претерпеть евреям в арабских странах. Сказки хранят эмоции, которые не может стереть даже налет ностальгии, поскольку эти чувства появились вследствие разделения общества на враждебные друг другу этнические группы. Однако несмотря на этнические и религиозные различия, евреи и арабы не жили изолированно друг от друга: они взаимодействовали между собой, говорили на одном языке, заимствовали друг у друга обычаи и ценности, копировали поведение друг друга.

Описывая, как еврейская и арабская культуры повлияли друг на друга и как это влияние отражалось в культуре, фольклоре и языке, Ш. Гойтейн отмечает, что «правильнее говорить о великом еврейско-арабском симбиозе, поскольку речь идет о существенном вкладе обеих сторон и о влиянии, которое культурные элементы одной цивилизации оказали на автономную духовную жизнь другой. Таким было влияние иудаизма на творение Мухаммада и на последующее развитие ислама, и так же арабская мусульманская цивилизация повлияла на иудаизм и даже на литературу на иврите» [4]. Ш. Гойтейн доказывает это, исследуя лингвистические аспекты еврейско-арабского симбиоза, взлет и расцвет еврейской философии, мистицизма, поэзии и фольклора в средневековой мусульманской цивилизации, а также рассматривая влияние исламских законов на статус женщины в еврейском обществе [5].

Однако концепция симбиоза размывает и без того трудноразличимые пути влияния культур друг на друга, поскольку симбиоз затрагивает лишь некоторые элементы культуры, а другие, наоборот, его избегают. Рассказывание историй — избирательный процесс. Нарраторы выбирают, о чем говорить, а что исключить из своего репертуара. Еврейская и мусульманская культуры здесь не исключение. Коран и хадисы, к примеру, включают в себя библейские нарративы, но очень кратко касаются тем еврейской постбиблейской истории и раввинистической традиции, которые стали основным компонентом еврейской культурной идентичности в Средние века. Точно так же евреи рассказывают библейские истории в том виде, в котором они существовали в арабской устной традиции, но редко обращаются к эпосу об арабских героях, таких как, например, «Сират бани хилаль» (эпос бедуинского племени бану хилаль), хотя этот эпос широко известен по всему арабскому миру от Персидского залива до побережья Атлантики.

В еврейских сказках арабских стран из Израильского фольклорного архива (ИФА) можно выделить три нарративные стратегии, которые рассказчики используют, чтобы справиться с враждебным социальным окружением. Во-первых, они углубляются в собственные традиции, «активизируя» еврейских героев, святых, святые места, реликвии и чудеса, связанные с ними, которые в разное время и при разных обстоятельствах защищали евреев и еврейские общины. В этом случае обычаи и религия поддерживают этнические границы еврейской общины и культурно защищают их от агрессии извне, что укрепляет веру слушателей и их доверие к еврейским ценностям (см., например, сказки № 1–7, наст. т.).

Во-вторых, рассказчики обращаются к мусульманской традиции, выбирая расширенные версии библейских историй (в исламе они называются исраилият) и заново включая их в еврейскую нарративную традицию. Эти истории демонстрируют превосходство собственно еврейских библейских традиций, подчеркивая еврейские корни популярных библейских героев. На Аравийском полуострове еврейская культура оказала серьезное влияние на формирование ислама, снабдив его необходимым культурным «фундаментом». В свою очередь, арабские пересказы Библии повлияли на еврейские средневековые истории. Например, жена Потифара, которая в Библии осталась безымянной (Быт. 39:1-20), в мидрашах получила имя Зулайха [6]. Мидраш позаимствовал это имя из мусульманских интерпретаций Библии, описывавших встречу Иосифа и жены Потифара. Точно так же постисламские еврейские источники называют безымянную в Библии царицу Савскую (3 Цар. 10:1-13) Билкис, заимствуя это имя из арабской традиции [7]. Библейские истории переплетались с историями из мидрашей, которые бытовали также и в арабских странах. Арабские традиции обогащали древние еврейские истории деталями, сюжетными линиями и стилистикой, которые изначально были характерны только для арабских комментариев (см., например, сказки № 21 и 57, наст. т.).

В-третьих, есть истории, повествующие о явной конфронтации, когда еврейский и арабский герои сражаются друг с другом и еврейский герой выходит из этой схватки победителем. «Оружием» в таких сражениях обычно являются магия и смекалка (см., например, сказки № 34, 35 и 37, наст. т.), еврейский и арабский герои пользуются ими по-разному, и это позволяет продемонстрировать, чем соперничающие стороны отличаются друг от друга — как с точки зрения моральных качеств, так и в плане поведения. Магия применяется либо в состязании, либо при конфликте. Первая форма представляет собой демонстрацию магического превосходства; во втором случае агрессор наносит физический вред еврейскому святому, святому месту или реликвии. Объект посягательства отвечает не физическим, а магическим способом, демонстрируя свое магическое, духовное и моральное превосходство (см. комментарии к сказке ИФА 5993, № 11, наст. т.). Когда герои состязаются в смекалке, евреи обычно принимают вызов, а не провоцируют состязание. Еврейским героем в этом случае часто оказывается молодой член общины или женщина, что придает факту выигрыша дополнительный оттенок оскорбления, поскольку еврею, обладающему низким социальным статусом в силу происхождения, а также, в данном случае, в силу возраста/пола, удается обхитрить арабского старца, наделенного более высоким социальным статусом.

Когда еврейские нарраторы рассказывают истории, где присутствует насилие, то их субъектом всегда выступает арабская семья, а не еврейская. Если члены семьи в истории явно еврейского происхождения, то их отношения характеризует не жестокость, а сострадание и внимание друг к другу. Таким образом, арабские семьи отражены в историях как злые и жестокие, а еврейские семьи демонстрируют любовь, сострадание и взаимопонимание.

Еврейские рассказчики проводят разграничение между евреями и арабами на двух уровнях. Во-первых, на уровне самого сюжета, когда в центре повествования находится конфликт между евреями и арабами. Во-вторых, на уровне репертуара нарратора, который, обращаясь к широко известным сюжетам, выбирает, в каких из них речь пойдет о евреях, а в каких об арабах. Таким образом, нарраторы создают образы еврейской и арабской семей и отношений внутри них. Еврейская семья исполнена любви, а арабская — насилия. Обратите внимание, читая сказки этого тома, что только отцы-арабы (или же отцы, этническая принадлежность которых не определена) хотят жениться на своих дочерях, изгоняют их или издают указ, предписывающий их убить. Ни один отец-еврей не совершает подобного, а мужья-евреи всегда верны и преданны своим женам.

Большая часть историй в этом томе — это современные пересказы сюжетов, распространенных по всему миру и присутствующих в еврейской традиции начиная со Средних веков, а некоторые документированы даже в эпоху поздней Античности. Однако большинство нарраторов узнали эти истории не из письменных источников и текстов, упомянутых в комментариях, а из устного предания, пересказывавшегося в семье, кругу друзей и в общине. Это свидетельствует о живой традиции устной передачи, которая существовала в еврейских общинах в арабских странах.

1 Elfassy, Y. From the Alleyways of the “Melach”: Folk Tales of Moroccan Jewry (ивр.) (Jerusalem: Yerid ha-Sefarim, 2002). См. также сказку ИФА 16445 (№ 40, наст. т.). Еврейские нарраторы из Марокко начинали и заканчивали истории процитированными выше формулами. Нарраторы из других арабских стран могли использовать другие формулы.

2 Noy, D. The Folktale (ивр.) // Yemen (Ed. H. Saadoun. Jerusalem: Ministry of Education and Ben-Zvi Institute, 2002), 95.

3 Lewis, B. The Jews of Islam. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1984, 21, 28, 36.

4 Goitein, S. D. Jews and Arabs: Their Contacts through the Ages (New York: Schocken Books, 1974), 127–128.

5 Ibid, 131–210.

6 Ginzberg, L. The Legends of the Jews (7 vols. Philadelphia: Jewish Publication Society, 1909–1938), 2:42–58; 5:339–341. Гинцберг называет жену Потифара Зулайхой в своем нарративном синтезе из литературы Талмуда и мидрашей, но указывает (5:339, η. 113), что это анахронизм и что это имя впервые появляется в еврейских источниках только в «Сефер га-яшар», которую датируют периодом от XI до XVI в. Это имя не появляется в суре Юсуф (12-я сура). Оно, вероятно, персидского происхождения и начинает использоваться только в комментариях к Корану.

7 Ibid. 4:142–149, 6:289–291, 389–390 n. 21.