На седьмой день урагана и тринадцатый день похода пароход вынесло к высокому горному острову. Ветер уже был слабее, а под прикрытием острова было почти спокойно.
Пошли становиться на якорь и ударились кормой о риф. Толчок был легкий, пассажиры не обратили на него внимания.
— На правом винте сломаны две лопасти. Левый вал погнут, сломан кронштейн. Пароход отсюда никуда не может двинуться,- мне говорил штурман,- докладывал Волков Джессике и Мише на следующее утро.
Ураган прекратился так же внезапно, как начался. Было синее море и синее небо, яркое солнце и непривычная тишина. Они ходили по палубе, засыпанной обломками дерева и обрывками тросов.
— Это остров Мэдисон. Принадлежит Англии, но необитаем,- продолжал Волков: — семьсот шестьдесят миль к югу от Гавайского архипелага… Грот-мачта упала на радиорубку и сделала сплошную кашу из радиотелеграфиста и отправителя. Это ему возмездие. Помощь вызвать нельзя, а винты без дока не починить. Сегодня вышлют две шлюпки, чтобы как-нибудь связаться с внешним миром.
— Пойдем на одной из шлюпок — заявил Миша.
— Куда пойдем, олух. Видал, какой здесь ветер бывает? Хочешь попробовать пересечь Тихий океан на шлюпке. -
— Глупости,- возмутилась Джессика:- Майк прав, второй бури не будет. Нам надо двигаться…
— А куда двигаться?- спросил Волков.
— Куда? Ясно, что в Австралию. Там вас не ждут и оттуда через Индию вам близко до дому. Конечно, не прямо на шлюпке до Сиднея,- рассуждала Джессика. До ближайшего населенного острова, а оттуда-как придется… Нет, Майк совершенно прав, на пароходе нам оставаться нельзя.
— Нам надо двигаться,- вслух подумал Волков.- Почему она сказала: нам?
— Потому что ей придется двигаться с вами. Нельзя мальчишек пускать одних в океан… Сверхъестественные дурни: разбрасывают тысячи долларов и портят кинофабрики… Конечно, нужна нянька! Еду в Москву,- вдруг решила Джессика:- хочу увидеть Потемкина и Чухновского. Еду на свои девятьсот долларов.
— В Москву? — Волков от удивления сел в палубное кресло.- Но ведь…- и неизвестно почему кончил:- Чухновский живет в Ленинграде.
— Значит, до Ленинграда… Они мне надоели!- вдруг крикнула она:- пусть убираются в пекло со своими королевами, принцессами и императрицами! Пусть сами снимаются в трико и целуются в диафрагму! Я буду работать у вашего Эренбурга или Мандельштама.
— Эйзенштейна,- угадал Волков и встал. Мише вдруг показалось, что солнце вспыхнуло вдвое ярче. Острый свет ударил в глаза, а горизонт задрожал, как струна, и готов был лопнуть .