Факультет некромантии имени меня покойного

6

Кажется, я уже стал скучать по своему замку. Увязаться за компанией принца была плохой идеей. Времени на себя нет категорически. Хотя все не так скучно.

Я шел быстро, сосредоточенный на том, что собрался делать, отбросив детство, вновь заигравшее в жопе, и показную беззаботность. Так что выйти в хорошо освещенную комнату полную подростков, сидящих на стульях по краю и одному на троне у стены, было неожиданно.

Отреагировали на меня странно. Все тут же вскочили. Но пока мысли вернулись из заоблачных далей, половину комнаты я уже прошел. А вот напротив второй разделяющей коридор на части стенки стоял импровизированный трон — мой любимый стул!

— Потом занесу, — выдернул стул и прошел с ним сквозь стену.

Выругался на себя и все же остановился посмотреть, что там творится за дверью.

А там была такая паника! Галдели все! Основной вопрос был один: кто это был — точнее, от кого он был?

Призраки, преподы, недостойные, возжелавшие войны с лигой превосходства.

Узнавать, кого именно превосходит эта лига, не стал. Взял стул и ускорил шаг. Поставлю потом их стул под моим портретом. Пусть думают.

Тайная комната в подвале была особенной. Она имела угол! То есть комнат с углами было много. И в каждой от одного и до десяти углов. Но вот, чтобы в подвале и так, чтобы из одной половины до поворота нельзя было увидеть вторую, такая была только одна.

В последний момент вспомнил про зеркало и, буквально, спер его из женского отхожего места. Хорошо, что никого там не застал.

Зеркало в угол, стул рядом. Девяносто семь золотых из кольца гномов вывалил прямо на колени и стал по одному кидать в заранее определенные места. Гадательные ритуалы темных гномов и раньше не были особенно популярны.

Свободно крутясь в воздухе очень определенными последовательностями, залегли мои монетки. Лесенка спадала вниз. Неровные ряды имели свое значение. Каждое место несло определенное значение. Темные гномы читать не умели, но их гадания были очень сложны. А то, что условно можно было бы назвать рунами, были составными и как бы залегали между буквами. Закорючка один и закорючка два давали вместе одно значение. Но следующее значение читалось из закорючки два и три.

— Солнцеликая, — позвал я. Не имя. Прозвище. И не для всех. Его мало кто знал. Чтобы темная магичка раскраснелась, девушка должна была очень расстараться.

Взял стул и сел за стену, смотря в зеркало.

Солнцеликая проявилась сразу, как я зашел за поворот. Долго она не ждала, и монетки стали бешено вращаться в воздухе, перебирая возникавшие рядом с ними символы. Мертвые говорят на любом языке. И этот не станет для подруги трудным. Пусть она его и не знала, про гадание я ей рассказывал.

— Смерть, неволя, господин, запрет.

Тайна, лес, сокрыта, давно (гномское давно — это вам не пара сотен лет).

Немертвый. Неживой. Начало из конца.

Будь осторожен. Воительница все знает.

Монеты бешено закрутились и, останавливаясь по одной, сплетались в бесконечные строчки: «Немертвые тут. Все это обман. Беги».

Не успел я ничего спросить, как монеты сорвало с мест и швырнуло за угол прямо мне в руки. Только успел убрать в кольцо, как почувствовал другого призрака.

— Мозарин, вас ждут на тренировочной площадке.

Это был все тот же призрак глашатай. Но сейчас я уже чувствовал, воли в нем нет. И разницы, где меня найти, тоже.

Выматерился так, что сам чуть не покраснел. Ну чего опять? Может, и неплохо шататься с Крысенышом черти где? Опять же, бал и визит аристократии, особенно малолетней — это колоссальные проблемы именно принимающей стороны. Не мои! Не зря папа старался держаться подальше от гадюшника.

Зеркало отослал обратно одним заклинанием перемещения. Стул захватил с собой и, уйдя на тропу теней, что было злости, полетел по потайным ходам. Так будет куда быстрее. Опять же, настроение вернется к обычному.

Уже выставив стул под своим портретом и заморозив обычный золотой между миром теней и людей в двух метрах от пола в центре залы, остыл. И подумал, а, может, и хорошо, что у меня не было время спросить? Мало ли? Может Солнцеликая должна докладывать о каждом вопросе к ней? Тут никогда не угадаешь, какая фантазия у хозяина.

То, что золотой висящий в центре комнаты, отвлечет собратьев надолго, я знал точно. Не так-то легко уходить на тропу теней и еще тяжелее оставаться сразу между двух миров. Так что забрать монетку сможет только очень талантливый некромант, способный рассчитать и почувствовать, между какими слоями реальности я ее заложил. А для демоноводов будет большим сюрпризом охранный знак! Конечно, демонолог и некромант могут скооперироваться, но это уже не так интересно. Там всего-то золотой.

Тренировочная площадка, к ужасу моей покойной бабушки, располагалась в ее личном цветнике. И судя по тому, что трупов там все еще было много, площадку использовали и некроманты, хотя сами цветы остались только по краю, очень игриво оттеняя место потопролития. Уверен, не одна сотня девочек смотрела сквозь невысокие розы на бои интересующих мальчиков.

На площадке были только отстающие штрафники и лучшие бойцы, оставленные совершенствоваться.

— Мозарин! Встать в строй! — не люблю военных. Пока не узнают о том, что ты маг, относятся как к коровьему навозу. Зато, как узнают, берегут, словно последнюю катапульту в бою. Этот конкретный разумный прекрасно знал, кто мы. Но относился все равно как к навозу.

— Молокосос! В строй! — первый год других слов от него слышали немного.

— Мне не назначали отработку!

— МОЛОКОСОС! ВСТАТЬ В СТРОЙ!

Встал по росту. Не в самый конец, но сразу, как кончились здоровые парни. Дальше шли явные некроманты-прогульщики, не отличающиеся габаритами.

— Тренировочное оружие взять! — вдоль строя пробежал очень веселый парнишка, волочивший за собой больную ногу. Уверен, что он ее себе сам сломал, чтобы только другие шею не переломали.

— На первый-второй! — строили нас еще долго.

Передо мной оказался парень, явно выше и сильнее меня. На вид. Но несильно.

— Начали!

Следующие полчаса я невнятно отмахивался сперва от одного громилы, а потом и от второго, честно стараясь свести движения к минимуму и атаковать уже совсем в крайнем случае, когда противник полностью открывался. Меня, разумеется, ни разу не коснулись.

— Мозарин! Ко мне!

Доковылял до препода и встал со скучающим видом. Эта смесковая рожа, в создании которой принимали участие, в том числе, возвышенные эльфы, имела манеры типичного человеческого солдафона!

— Мозарин по вашему приказанию прибыл.

— Почему весь год скрывал, что обучен бою на мечах? — это я-то скрывал?

Покопался в памяти. И правда скрывал. Но только от препода.

— Чтобы на каникулах, как этих, не оставили, — кивнул в сторону местных будущих гениев махания большой железкой.

— МОЛОКОСОС! Ты и минуты против них не простоишь!

— Этих десятерых, что ли? Спорим на кружку пива?

Препод побледнел, позеленел и выразил недовольство криком:

— МОЛЧАТЬ! — но эти десять уже подтягивались ко мне. Еще раз пришел к выводу, что умудренные прожитой жизнью мужи — это просто мальчишки, которым очень трудно бегать. И я дурак ничем не лучше. — Задайте ему хорошенько!

Спустя минуту, а потом и пятую, я все еще стоял, а бедолаги были сильно побиты. И не потому, что я поднял меч на детей, а потому, что шоблой на одного их драться не учили. Мне оставалось только уклоняться, пока парни отбивали друг другу бока, пальцы и лбы.

— МОЛОКОСОС! ДЕРИСЬ!

— Вы же сказали, что надо простоять минуту.

— МОЛЧАТЬ!

Очень аккуратно, правильными академическими приемами разделал каждого по одному. Остальные даже перестали нападать, когда я, закрывшись от всех одним противником, наконец-то вступил в бой. Особо тоже не усердствовал. Аккуратный блок, сразу удар и следующий. Если начинали крутить финты или бросались в бой, тупо отходил в бок, пропуская противника за спину, и тут же пристраивался к другой стороне толпы.

— Мозарин! За мной!

Меня отвели до другой части площадки и оставили. Тут ребята были постарше и явно поопытнее. А еще с ними был он — темный эльф! Редкая диковина в наших местах. До их земель можно добраться, только перейдя земли светлых, что очень проблематично.

Эльф сделал пару шагов, и я понял, что он — это она. С маленькими сиськами и в штанах. А так, кто их эльфов разберет, особенно темных, с их страстью к побрякушкам и шикарными прическами.

— Ты правда побил лучшего из щенков барона Свакк?

— Не знаю. Но дрался я только с одним докур саим, — не чистокровным ублюдком на темно-эльфийском. К счастью, светлое и темное наречие отличалось только в произношении. — Не думаю, что его обучали ремеслу.

Преподша пропустила слова родной речи мимо ушей.

Зато я очень заинтересовался тем, кто меня сдал.

— Лерик, — парнишка из старших подошел и встал напротив меня, доставая меч.

Команды Лерик не дождался и атаковал сразу. Пришлось ставить блок. Потом еще и еще. Но все равно очень много ударов удавалось просто пропустить мимо. Пару раз Лерик открывался, но это была ловушка. Так что атаковал я только для того, чтобы сбивать нарастающую скорость атак от противника.

— Почему ты не дерешься?

— А что мне за это будет? Тренировки обязательные назначите?

— Ну, — темная крутанула мечем, — позволю показать свое мастерство со мной.

— Знаете, я, конечно, хорош, но не думаю, что моего опыта хватит на вас. Еще опозорюсь.

— Вас всех на это не хватит. Но опыт будет потрясающий.

Я аккуратно тукнул Лерика по мечу, как раз, когда он его отдергивал. Так, что тот сам себе заехал в лоб.

— Ы. Не считается. Он сам себя побил.

— Баронесса говорила о твоем мече. Кажется, он особенный. Достань его и дерись, а то я выпорю тебя, как мальчишку.

— Вы там, что ли, встаньте по двое в шеренгу. Так, чтобы приз оказался как раз в конце, — я скинул на стол школьную железку, доставая Истеричку.

— Выполнять! По три шага между парами! — я аж глаза вытаращил. — Ты слишком самонадеян, мальчик.

— Я не мальчик! Я темный! И это магический меч. Сам сделал! — понял, что на мне все еще мантия и глаза подведены. И смотрюсь я тут более чем дурашливо. Прям заигравшийся мальчишка.

Смех темной напоминал колокольчики.

— Ну хорошо. Против меня можешь смело использовать любую магию, которую знаешь. Против них свой ободочек для волос и кинжалы.

Сердце пропустило удар. Глаза расширились, сжимая зрачок в узкую полоску. Рука с мечем замерла. Истеричка увидела ее приз — темную эльфийку в конце строя.

Вой в голове, переходящий в рычание, сменился полной тишиной. И минимум половина из ребят его слышали.

— ВЗЯТЬ! — Истеричка перехватила управление левой рукой и метнула кольца так сильно, что я всерьез испугался за темную, хотя до нее было тридцать шагов.

Только два меча махнули позади песиков. Эльфийка успела отбить оба диска. Смотреть, как они вернутся к ней, мне уже было некогда. Истеричка рванула вперед.

С разбегу присел и крутанулся, подрезая мечем обоих. Даже не остановился и побежал вперед. Истеричка не подсказывала, не вела, как марионетку. Она была оружием! Она нападала, уверенная в том, что я и сам знаю, как управляться с оружием.

Меч в долю секунды превратился в посох с лезвиями, как раз тогда, когда два противника впереди, напали. Быстрый разворот, проворот, удар — и оба отлетают в стороны.

Бегу. Легкий тонкий клинок одним росчерком проходит по груди обоих. Двоих передо мной срезают мои собачки. Хорошие песики. Подхватил и надел на голову. Еще пригодятся.

Крылья вонзаются передо мной, защищая от удара. Рывком бросаясь между ними сразу после, и успеваю хорошо задеть двухсторонней косой. Размахиваюсь, как посохом, и груз на цепи сбивает с ног еще двоих. Быстро не встанут. Бросаю собачек по сторонам и перекатываюсь в ноги. Я! Лорд! Перекатываюсь! Оба уже корчатся, обоим досталось двухсторонним копьем.

Встаю. Отряхиваюсь. Два последних сильны. Это видно. Истеричка победно урчит. Здоровенный клинок выше меня ростом и толщиной с меня вибрирует, разнося звук по округе. Эльфийка в очередной раз отмахивается от моих собак. И Истеричка срывается вперед. Кручу меч. Это не легко. Надо уметь управлять массой своего тела, хорошо знать меч. Но этих как сдуло. От ударов увернулся.

Меч обрушивается с разворота на клинок темной. И это все еще тот огромный меч!

Второй, третий меч ударяются в след за ним!

Сам в шоке. Эльфийка даже отпрыгнула. Магия воздуха! Истеричка призвала воздушные клинки! Только теперь они состоят из теней и стихии ветра! Надо же. Маг воздуха и жизни! Мастер меча. Да кем же она была? И пусть магия воздуха, как и другая, в некромантии частично используется, создать воздушный клинок может только магистр ветров!

Поднимаю меч одной рукой и вижу, как тени оплели мои руки, словно демоны одержимую.

Удар — и, кроме Истерички, в препода летят три клинка. А за ними и лапа с когтями. Щит темной еле держит. А уж энергии он сожрал из нее!

Замечаю, что и ее руки оплетены. Демоновод! Раньше я этих тварей видел только из мира теней.

Демоны, не теряя времени, сплетаются, образовывая клинок. Направляю собачек и перерезаю сплетающихся тварей у основания. Эльфка бросает щит, отпрыгивает и тянет на себя клинки. Удар! Еще удар! Еще! Темная еле успевает подставить обрубки. Она в шоке, но еще не в панике. Демоны, застрявшие в обрубках, не могут выбраться, но другие вплетаются, удлиняя клинки. Выглядит круто! Клинки отрастают, словно отрезанная рука у магистра целителя.

Чувствую, как ветер бьет в спину, как тени, повинуясь, тянут руку вперед. Истеричка тупо рвется к цели, как кошка в холщовый мешок за мышами. Клочки щитов летят во все стороны. Больше всего страшно не эльфийке, а мне! Я не контролирую Истеричку! Я с ней за одно! Мне в первые за долгое время весело! Сам бы я эльфийку победил, но Истеричку нет. Это я знал точно. Даже без магии с одним оружием мертвым. Ее приемы разнообразнее, поступки непредсказуемы, а атаки быстрей. Я некромант, а она воительница! Но ни темных, ни светлых эльфов она часто в бою не видела.

Пробую перетянуть инициативу на себя, нанося удары так, как эльфы не любят. С разной скоростью в промежуточные и неудобные для атаки места. Истеричка легко уступает, помогая усиливать атаки. Воздушные клинки бьют не там же, где основной. Выбираю момент и призываю собачек.

Печенька отлетает, а Пятнышко влетает аккурат в спину.

Выдохнул. Руки дрожат. Меч еле держу. Истеричка мурчит. И только одна мысль: пусть она не заостряла кромку! Боги! Пусть Истеричка еще понимает, что такое тренировочный бой.

Оборачиваюсь.

Все лежат, стонут, но море крови нет. Смертей не чувствуется. Хотя у многих черные синяки и даже рассечения.

Печенка и Пятнышко подкатились уже по земле. Сил поднять руку нет. На голову закидываю их силой некромантии. Переваливаю Истеричку через плечо и, пока тени еще оплетают мое тело, медленно иду с тренировочной площадки. Вокруг мертвая тишина. За розами стоит Крыс и его команда.

Свернул к ближайшему выходу из бабушкиного розариума. Аккурат к черному ходу, а там и до лестницы недалеко.

Но пройдя дверь, почувствовал, что сил почти не осталось. Плюнул на все. И так уже подставился. Если сейчас будут ловить, я ничего не смогу им противопоставить. Так что свернул сразу к моему тайному убежищу. Оно тоже было недалеко от бабушкиного цветника. И почти с той же целью. Только бабушка закапывала, а я выкапывал.

К удивлению, в большой комнате не было ничего моего. Совсем. Только одна скамейка в углу. На нее и сел.

Истеричка все так же имела форму большого меча. Очень большого. И хоть магия в нем уже ушла и весил он столько же, сколько маленький при создании…

— Ну же! Уменьшайся! Стань меньше! Как я буду тебя хранить! Блин! Ну давай не сейчас, а? Ну, пожалуйста, уменьшайся!

Открытие светлого портала встретил обреченно фаталистично. То есть никак. Буду все отрицать до конца. И врать. А если и узнают правду, то мало им не покажется. Я же, блин, тот самый основатель их долбанного лучшего факультета некромантии во всех соседних королевствах.

— Ну что? Давай показывай свой писюн, — из телепорта вышел лекарь. Тот самый.

— Зачем?! — даже не нашелся, что сказать.

— Не заговаривай зубы! Снимай штаны и показывай его мне.

— Вы знаете, сейчас для этого не лучшее время, — и место. Мы, блин, в тайной комнате. В которой меня быть не должно!

— Я лучше знаю! Снимай штаны, а то усыплю и сам сниму.

— Не надо!

Лекарь разминал пальцы, готовя заклинание.

— Что вы делаете?

— Готовлю заклинание, чтобы уменьшить твой писюн. Сам он не уменьшится.

— Я буду защищаться!

— У меня было много боевых магов. Буйных, застрявших мыслями на полях боя. Жертв своей же магии. Торопыг, — лекарь посмотрел на меня, — еще никто не уходил без лечения.

— Но я не болен!

— А кто только что плакал, что он не уменьшается? Дилетанты и дураки! Перед первой девкой надо пить вино, а не укрепляющий мужской отвар. Еще несколько часов, и твой писюн почернеет и отвалится. И даже некромант не поднимет.

— Не пил я никакой отвар!

— На этих стенах стоят заклятия! После второго такого дурака поставили. И месяца не проходит, чтобы не нашлось слишком стеснительного пациента. Слишком вы ценны, чтобы дать так просто лишиться потомства и цели в жизни. Думаешь, темному магу легко отрастить обратно такой нежный орган?

— Да с чего вы взяли, что у меня проблемы с моим нежным органом?!

— А кто плакал, что «он не уменьшается»?

Я не расхохотался. Я грустно и плаксиво похихикал.

— Я не о органе. О мече! Это мой меч! Там внутри лич! Мертвая девушка! Но меч не хочет уменьшаться! Куда мне с такой дурой?

— Не болтай чепухи! Сейчас же показывай или я тебя усыплю!

— А, любуйтесь! — снял штаны до колена и задрал мантию с рубахой по самую грудь. — Вот, видите, как беднягу распирает!

— Все же надеюсь, что действительно промашка вышла. Если это распирает, то мне тебя жаль!

— Я тебе покажу, как его распирает! — напрягся и направил свои мысли к нему. Писюн, не думая, тут же встал. Не скажу, что зрелище было величественное, но ситуация со стороны глупая.

С громким хлопком, Истеричка приняла первоначальную форму. И, кажется, покраснела до кончиков ушей. По крайней мере, я видел ее именно так.

— Ух ты! Твой меч уменьшился!

— Вот что х*й животворящий делает!

Док покраснел и перевел взгляд, а я надел штаны обратно.

— Тогда я пойду. Не балуйтесь зельями. В неумелых руках они опасны.

Куда ж ты, блин, пойдешь! Тут и выхода то нет!

— А перенесите лучше меня в больничное крыло. Я после боя даже ходить не могу. И сил совсем нет. Может, даже истощение. Еле с улицы ушел.

— Пошли. Проверю за одно, как ты.

Целитель открыл светлый портал, и я с трудом доковылял в него.

На выходе из портала чуть не упал. Меня позорно поймали за шкирку.

— Да ты, брат-боец, смотрю, совсем на ногах не стоишь. Кто же тебя отпустил в таком виде?

— Да как-то никто и не останавливал, пока уходил.

— Девочки, проводите Мозарина в мою палату. У меня срочный вызов на полигон.

— Кто сам ушел, тот и победил! — целитель глубоко вздохнул и открыл портал.

Девочки, хихикая, подхватили под руки и повели в знакомую палату.

Одежду с меня снимали вдвоем. Из всех сил делал вид, что уже не могу шевелиться. Правда, все же прошелся по тряпкам заклинанием чистоты, переложил все в кошель и надел его на шнурок.

— А рубаху надеть? — лекарка краснела и смотрела на мой смотрящий прямо на нее орган.

— А обтереть? А расслабляющий массаж? У меня все мышцы сводит после боя.

Когда в палату вошел некромант, кажется, наш наставник, Лепс и почему-то леди Миге, то я все еще лежал голым, а обе девочки водили по мне руками с расслабляющими заклинаниями.

— К-хм. Чествуете победителя?

— У него очень сильное переутомление. Мышцы чуть себя не съели. Могут быть очень болезненные спазмы, — и такое серьезное лицо было у лекарки, только что надрачивавшей мой орган, что я сам поверил, как мне плохо.

— Я сам ему помогу.

Обе девушки тут же вышли из палаты.

— Бить будете?

— Почему бить? — спросил лекарь.

— Меня нельзя исключить. Я сирота на попечении короны.

— Я пересмотрел твои характеристики из приюта, — начал Лепс. — Даже связался с твоим учителем фехтования, надзирательницей и библиотекарем.

— У нас нет библиотекаря. Только дежурные.

— Есть. Только, как оказалось, ей было лень выполнять свои обязанности, и все книги были в полном доступе учеников. Как она сказала: «Наши дети живут книгами, и следить за тем, как они читают, нет необходимости». Вот учитель фехтования подтвердил, что самый маленький мальчик был на его личном попечении. И сражаться учился исключительно на боевых магах старше и больше себя. Старик переживал, что с такой никудышной силой и размерами тебя пристукнут в первой же боевой стычке, — на фразе про никудышную силу стоящий рядом с Лепсом некромант поморщился, выражая все свое мнение о магах других направлений.

— А я думал, ему просто нравилось меня гонять до кровавых синяков. Я же не боевой маг, а все равно был к нему приписан.

— Главная надзирательница приюта охотно подтвердила твою лживость, изворотливость и полную беспринципность. А еще страшную лень, которую только палкой и можно выбить.

Вот это была наглая ложь. Главная нянька не то, что не помнила всех воспитанников, она и не видела большинство из них.

— Можете спросить ее про поведение Тауша Дескураут. Она вам и не такое расскажет. Прибить эту суку мало. Она только и делала, что клянчила денег на приют, тряся нами перед высокородными, как пугалом. Одевала в обноски и выставляла как на паперть стоять с грустными ржами, пока все жрали, — видимо, поэтому и кормили как на убой, и книги закупали, и учителей хороших после ковенов подбирали. Но дети этого не понимали. И честно ненавидели ее.

— За младших к тебе претензий нет. Хорошее мастерство уличной драки станет им уроком. Они слишком привыкли к поединкам. На войне так не бывает. А за то, что подверг опасности учителя и старших учеников, использовав неизвестный некроартефакт, тебя ждет неделя в карцере, — это говорил наш главный некромант.

— Грегг, сможешь осмотреть одержимый меч? Мозарин, достаньте оружие.

Аккуратно извлек из кошелька Истеричку. Вот, за кого я точно не переживал.

— Ее зовут Истеричка. А меч я сам создал. Леди Миге подтвердит.

— Леди Миге уже все, что надо, рассказала. Грегг, осмотрите.

Некромант раскрыл ладони в сторону меча. Истеричка проснулась и перевела на него взгляд. Выглядела она не то красивой девушкой, переплетавшей косу, не то огромной сытой кошкой, греющейся на солнце. Оба образа виднелись одновременно. А вокруг цвела весна, тянулись к свету цветы. Некоторые сами вплетались в волосы.

Некромант поежился, а моя рука сама собой нашла рукоять. Кошка перевернулась на живот, подтянув лапы, а девушка негромко зарычала.

Зуб даю, Миге и Некромант это видели.

— Интересный экземпляр. Как ты ее пленил?

— Он ее не пленил. Она его как-то признала хозяином, — Миге смотрела не менее завороженно.

— С девушками такое бывает. Нашла плохого парня и влюбилась, — лекаря одарили по-женски недобрым взглядом сразу Миге и Истеричка в двух образах.

— Насколько она опасна? — спросил Лепс.

— Чуть больше, чем полностью. Она безумна. Ближе к зверю, чем к человеку. С природниками такое бывает. Перебрала силы перед смертью в лесу и не справилась с ней. Не при юном некроманте будет сказано, но такие призраки не редкость. Выйти с ними на контакт почти невозможно. Но и разорвать свой контакт с некромантом она не сможет. Будет его защищать, как… как зверь хозяина. То, что конкретно эта природница была Воительницей, только специализирует ее как духа мечника. Но даже без этого она могла бы нападать, как зверь. Лепс, она дух лича, заключенная в оружие и считающая себя хранителем по доброй воле. Отобрать ее так просто не получится. Перепривязать тоже. Даже оставлять в комнате без хозяина не стоит.

— Это законно? А можно как-то ей управлять?

— Законно, — Грегг пожал плечами. — Некроартефакторика дипломного уровня, если бы мальчик мог описать ритуалы, заклинания, принципиальные схемы. А управлять… Конечно, можно. Но ребенок с этим справится вряд ли. Что, собственно, и произошло. Вот с собачками другой разговор. Там силы мальчика хватило полностью.

— Собачками? — Лепс нехорошо так посмотрел на меня.

— Диски. Там тоже заперто по духу. Я бы такое раньше третьего года не доверил даже подержать. Но тут, видимо, врожденный талант к определенной магии. Сам понимаешь, сила воли в нашем деле все.

Миге припала на колени и негромко зарычала. Истеричка тут же встрепенулась и уставилась на Миге. Так они и смотрели друг на друга. То есть Миге куда-то сквозь меч, лежащий у меня на пузе, а Истеричка в моей голове куда-то в сторону.

— Наш всезнайка прав. Девочка влюбилась. И уважаемый Грегг тоже. Но все же она не совсем безумна. Скорее, зверь с памятью человека.

— И только тот, в чьем сердце холод, сильнее, чем в ночь смерти лютого зверя… — начал я.

— Бабушкины сказки, — отмахнулся Грегг, — этого недостаточно. И убил ты явно меньше, чем воительница, хотя от тебя и пахнет смертью. Один? Два? Десяток разбойников? Совсем ни о чем, — усмехнулся некромант.

— Допустим, но что делать дальше? — спросил Лепс.

— Отработка! Предлагаю после недели в карцере назначить отработку!

— И все? Грегг! Он подверг опасности преподавателя и почти два десятка учеников.

— Мальчик учится. Кому какое дело до одержимой и нескольких стихийников? У мальчика дар скульптора! Посмотри только на этот меч! Даже боевые диски получились идеальной круглой формы! Две недели сортировать кости будет достаточно.

— А если он кого-то еще поранит?

— Разуй глаза! Она никого не убила! Поигралась одержимой и все. А из всех нас никто не привлек ее внимание. На тебя она даже не смотрит. Не считает опасным. А за пару лет мальчик найдет с ней общий язык.

— Предлагаю оставить Мозарина у меня в палате. Голыми стенами приютского мальчишку не напугать, а холод и голод ему сейчас не полезны. У меня тоже нет проблем с изоляцией.

— Хорошо. Так и решим. Все свободны. Мозарин, я предупредил библиотекаря про ваш доступ в библиотеку. Так что можете заказать себе в камеру книги из закрытой секции.

Пока я пытался понять, получил ли я несправедливое наказание или нет и зачем весь этот фарс, все вышли.

Воительница! Ну конечно! Вот, кто такая истеричка! Вот, о ком могла говорить Солнцеликая. Вот теперь у меня будет чем заняться эту неделю.

Пока через стенку в общей палате кипела работа по обработке синяков и ран, через другую восстанавливали магические повреждения и истощение. Темная материлась, как заправская солдафонка, обучая девочек новым словам на трех языках сразу. Взрослое тело переносило такие встряски куда как хуже. Парой заклинаний и даже массажем не обойтись. Там сейчас наверняка работало еще и зелье. Очень премерзкое, скажу я вам. Чистый топленый жир, в котором растворялась магия трав. От одной мысли стало воротить.

Сел на подушку, положив ее в центре кровати, накинул одеяло на себя и положил руки на Истеричку. Читать память духов, тем более личей, теоретически было можно. Практически — очень вряд ли. В любом случае требовалась ночь и некоторые зелья, расширяющие возможности.

Закрыл глаза и попытался успокоиться. Уметь быть спокойным — практически, основное требование к некромантам старше ста лет. Тишина — основа всего серьезного.

Первые полчаса упорно чесался нос и пятка. Но я сидел. Вторые полчаса тело болело во всех местах, хотя спину я выпрямил и сел удобно. Даже на подушку.

Еще час лезли воспоминание о детстве. О том, какая это пытка — просидеть хоть пять минут без дела. Тем более впасть в транс.

К третьему часу сидел и смотрел в пустоту, подмечая, как стареет пространство вокруг. Сильно мешало только то, что Истеричку я тоже стал ощущать лучше. Но вот она никакого дискомфорта от недеяния не испытывала. Сидела в той же позе, положив руки на коленки, и, словно котенка, поглаживала свой деревянный тренировочный меч.

К концу четвертого часа дверь слетела с петель и в палату ворвались пять человек. С оружием. Вот тогда и понял, что состояние покоя достигнуто. Мне было совершенно все равно.

Они что-то орали, махали мечами, стараясь вывести меня из себя и заставить напасть. Несколько раз клинок останавливался у самого лица. Но я чувствовал, как замедляется оружие в конце удара. Как напрягается пространство. Пока один не охренел в конец.

Рывок — ухожу от самого кончика меча, вскакиваю на постели и с ходу ныряю на тропу теней. Все одним смазанным движением.

Рывок — я стою за десять шагов в соседней комнате. Если эти тут, то лекарей тут сейчас нет.

Ингредиенты валяются кучей. Разжигаю огонь под котелком, ставлю купол, чтобы пар не уходил и скидываю по очереди все, что нужно. На это уходит минут пятнадцать. Переливаю все в маленькую закрывающуюся оловянную фляжку для лекарств, коих тут валяется множество.

Рывок — я в комнате на кровати. Внимания на меня не обратили. Кругом драка. Лепс с неизвестным мне стихийником, преподом со старших классов, пеленает моих гостей и по одному выпроваживает из комнаты.

Мне что-то говорят, но я все также сижу. Удивительное ощущение покоя в первый раз всегда пьянит, как вино. Я это понимаю, но мне все равно.

Все уходят, но скоро возвращается наш бытовик и Грегг. Грегг смотрит удивленно, но ничего не делает. Бытовик ставит дверь обратно.

Быстрый удар. Очень быстрый. Быстрый, как я. Не уклониться. И сознание плывет. Я отключаюсь. Грегг стоит, потирая ушибленный палец и держась за руку.

Проснулся, когда еще была ночь. Или уже. Голова болела, и там было пусто. Все же не рассчитал. Тело не было готово к тому, что разум проходил не один раз. Значит, все же тело влияет очень сильно, как бы не хотел я обратного. Придется быть осторожным.

На столе лежит еда и пара книжек по основам самоконтроля и по созданию своих форм немертвых.

Есть особенно не хочется. Да и нельзя. Состояние покоя требует отрешение от телесных надобностей.

Встаю в стойку. Чуть магии. И как в детстве с самого начала все шаги искусства Шии — боевой тишины.

Удар рукой, знак пальцами, замысловатое движение, еще удар.

Сила должна напитать тело. Уход в тишину не должен быть шоком.

Наклон, приседание, подъем, удар, знак!

Выдох — удар! Вдох — знак!

Руки медленно скользят, сплетая знаки Шии и выплескивая энергию с каждым ударом по пустоте.

Удар! — нога впивается пальцами в пол. Больно, но это не важно. Касание ступней — выдох.

Половина часа прошла незаметно. Тело болело. Энергия струилась по каналам, перетекая из одного сосуда в другой.

Протянул поток через себя вверх, прочистив мысли и голову. Стало легче.

Только сел на пол, достал меч и положил перед собой, как дверь открылась. Еще несколько минут, и я бы ушел сознанием глубоко-глубоко. Нет, нужно место поспокойнее. Или хотя бы дверь заклинить.

Грегг молча вошел, сел рядом совершенно не в позу и, обняв за плечи, притянул к себе.

— Тяжело было в приюте?

— Да так, — пожал плечами.

Меня потрепали по макушке.

— Первый раз в карцере я метался все три дня. Не знаю, как с ума не сошел. Там было очень холодно, постоянно капала вода и бегали крысы. Потом я стал тренировать в себе тишину. Как-то раз отец открыл дверь, а я сижу в позе, и вся еда не тронута. Вот тогда я смог первый раз его побить голыми руками. Это было быстро. За эти два дня я похудел так, что всю одежду пришлось перешивать. А мышцы были как каменные. Лекарь две недели разминал их и ставил примочки.

— В приюте в карцер больше чем на пару дней не сажали. Находили другие способы. Но в карцере было нормально. Только скучно и холодно.

Грегг поднял руку, и с потолка свалилось нечто прямо на ладошку.

— Что это? — я уставился на маленький мертвый комочек шерсти.

— Это мои глаза и уши. Мышь — архилич. Сам убивал, сам поднимал, сам выращивал. Еще в школе.

Мышь гордо расправил костяные крылья и выпучил светящиеся зеленью глаза.

— Его бы в женскую, в банный день. Такой переполох будет!

— На кладбище переполох тоже получился не меньше. У него потрясающая сопротивляемость атакам и до определенной степени самовосстановление.

— Кажется, вы не были тихим и спокойным ребенком.

— Никогда! И эту школу годами разносил по кусочку, пока не закончил. Да и потом пару раз, когда меня путали с учеником и приглашали на пьянку.

— Постараюсь так не делать.

— Монету зачем повесил?

— Какую монету?

— Ту, за которую передрались лига превосходства и мои мальчики.

— Не знаю я не про какую монету.

— Зато я знаю. Охранный знак от демонов сохранил твою силу.

— А чего там лига забыла?

— Чтобы работать с монетой, наши подтащили к ней какой-то старый стул, случайно оказавшийся троном лиги. Те не очень оценили, что на их троне стоят ногами.

— Совершенно не представляю, о чем речь!

— Нет ничего странного, что тебе хочется, чтобы тебя заметили. Ты сильнее и талантливее многих учеников, при этом тебя даже похвалить некому. Даже заметить, — Грегг еще раз покрепче прижал и потрепал волосы. — Как выйдешь, тебя ждет работа по сортировке костей. Мне нужен скульптор, который способен собрать костяного дракона.

— А магов вы где на него взяли?

— Да так, накопал. Говорят, ты знаешь команды погонщика и даже читал, как на них правильно летать?

— Я много, что читал.

— Поможешь с драконом?

— Почту за честь… но что мне за это будет? Сортировать и сращивать кости длительная и изматывающая работа. Причем ошибаться нельзя. Это не собачек собрать.

— Если ты поможешь, сможешь на нем покататься.

— А если я попрошу что-то другое?

— Что?

Вынырнул из объятий, выложив на пол нож, средство для заживления ран со стола и, отстегнув крылья от Истерички, повернулся спиной, снимая рубаху.

— Я сам не смогу. Нужна помощь. С меня сборка всего дракона. Даже призыв, если надо.

— Так уверен в себе?

— Абсолютно. Могу хоть сейчас на память перечислить каждую косточку, из чего делается и куда ставится. Я всю схему наизусть заучивал.

— Я про крылья. Это больно. И опасно.

— Если боитесь ошибиться…

— Дурак великовозрастный, — выругался на себя Грегг. — Давай девять ключей тишины и начнем.

Выпрямил спину, поднял руки перед собой и сложил все девять ключей по очереди.

Грегг несмело провел по спине ножом. Я даже не дернулся. Второй разрез был глубже.

Больно было, но я не обращал внимания. Ши очень интересная техника. Грегг резал, отгибал кости лопаток, соединял живую и мертвую плоть. Я направлял силу, принимая чужеродную ткань и вживляя в себя. Подсоединяя каналы, управляющие нити, наносил заклинания. Тончайшие кости крыльев оставались сверху кожи, складываясь, как мозаика, в подобие вторых лопаток.

— Все, — сказал Грегг, намазывая последний разрез мазью. — Теперь тебе нужно поспать.

— Спасибо!

— Постарайся не делать глупостей.

Мышь так и уехал на голове некроманта. А я остался. Лег на кровать спиной к верху. Только рубашку надел, чтобы не заметили ничего.

Два дня пролетели, как один. В скуке и чтении. Всего полезного, что сделал: так только активационные амулеты разрядил, пока все спали. Делать глупости просто не было сил. Адаптация к изменениям организма шла быстро, но все равно медленно. Еду доставляли с кухни прямо в палату. Осматривали меня всего раз, но ничего особенно плохого не нашли. Крылья лекарь видел, но ничего не сказал.

— Подними руки, расправь крылья. Ноги на ширину плеч и замри, — не мудрствуя с заклинаниями, лекарь просканировал всего меня разом выставив ладонь. — Три дня постельного режима и последствий не останется. Удивительно даже.

— Что удивительного?

— У тебя стойкость к повреждениям, как у хорошего целителя. Все быстро зарастает и восстанавливается. При этом и капли целительского в тебе нет. Но с возрастом это проходит. Не волнуйся.

Стоило целителю уйти, как решил проверить крылья. Раз все в порядке, то можно и помахать. Махнул раз, второй и сложил обратно. Чтобы не повредить! И все! Дела кончились.

Закончив подрезать ногти ножом, лежал на кровати в неестественной позе, закинув ногу к самому лицу. Я уже почти хотел заказать в библиотеке пару новых книжек, как вдруг стукнуло! Ну вот прям сейчас! Так что, отложив кусок сладкого пирога и сняв с головы книгу, которая там лежала уже добрые полдня, понял, что в моем послесмертии что-то пошло не так — даже больше, чем у Истерички. И если раньше с книгой я бы и месяца не заметил, то вот теперь скучно.

Истеричка смотрела на меня с недоверием. Вот прям как кошка, которую решили потискать против ее желания и теперь медленно подкрадываются.

Лег поудобнее, положил меч на грудь вот прям как на ложе высокородному в последний день. Даже одеяло подогнул красиво. И закрыл глаза.

Заклинание буркнул второпях. И угадал. Покой? Да какой там покой! Меня распирало от скуки, как самонадеянную девку на тролле! И чесалось в том же месте, в заднице!

Неожидающая такого подвоха Истеричка открылась, и я смог получить контакт. Наугад ткнул в воспоминание раннего детства.

Сознание медленно отделялось, проваливаясь в пучину чужой жизни. Мертвые не умеют хранить тайн. Не зря столь часто некромантам заказывали именно провести усопшего к воротам забвения, чтобы даже вызови его с того света, он бы уже ничего не смог рассказать.

Сотня запахов, блики солнца, радостный смех и чувство эйфории от осознания красоты этого мира и чудесности момента накрыли с головой. Истеричка в простом легком платье хохотала, тиская леманского мирку — животное с очень дальнего юга, чем-то отдаленно похожего на странного маленького человечка, только волосатое и очень любопытное. Всего с ладонь ростом. Мирку ел сладкий сушеный виноград и смешно подпрыгивал каждый раз, как Истеричка давала ему новую ягоду.

— Линьриньяръна! — позвал звонкий девичий голос.

Мирка завопил, смело бросился вперед, выхватил из кулачка столько, сколько смог, и бросился прочь. Истеричка закинула остаток себе в рот.

— Мрьяръна! Я думала, ты не придешь! — красивая юная орчанка в традиционных шкурах на самых нескромных местах цветом кожи только чуть-чуть отличалась от свежей травы.

— Как я могла пропустить наши тренировки.

— Мата все еще отказывается взять меня, — Истеричка погрустнела. Было понятно, что, куда бы ее не отказывались взять, ее это сильно расстраивало.

— Смотри, что я тебе принесла! — орчанка протянула деревянный меч. Простой, но в этой простоте очень красивый. Прямой, под длинную рукоять и заточенный только с одной стороны.

— Где ты взяла железное дерево?

— Один воин подарил.

— Ты с ним легла?

— Конечно! Зачем еще они нужны?! Держи меч. Сможешь побить меня, и Мата не откажется тебя взять.

Истеричка хмыкнула, взяла меч и, положив на него обе руки, проверила ровность, посмотрев вдоль него в даль. Прошлая деревяшка с пояса полетела в кусты.

Магия теплая, как солнце, и прохладная, как сырая земля, прокатилась по спине. Цветы и травы потянулись вверх, переплетая волосы в длинную косу. Истеричка прокрутила меч на вытянутой руке слева от себя, справа и довольно кивнула.

Орчанка отстегнула от пояса свой деревянный меч.

— Ты очень быстро учишься, Линьриньярън. Особенно для мага.

— Мрьяръна, если бы не твои тренировки, я бы ничего не смогла. Человеческие девочки не созданы для войны.

— Не говори глупости! Ты не похожа на этих слабачек.

Истеричка перехватила меч обратным хватом и бросилась вперед. Не к орчанке, а рядом.

Земля несла ее, словно ветер пушинку. Трава расступалась и сходилась вновь. Меч двигался так быстро, что ветер свистел, разрываемый его кончиком. Техника была потрясающе красива и необычна. Обратным хватом Истеричка срезала ударами представляемые ей атаки. Красивыми выпадами и мельницей идя на противника.

Орчанка вплелась в танец. Ее удары были скорее мужскими. Резкими, сильными, открытыми. Девочки сходились, словно ветер и скала. Истеричка протекала мимо, обмениваясь серией ударов. И все это время ее меч не переставал вращаться. Казалось, она танцует, а не дерется. Но орчанка не могла и коснуться. Деревянный меч, подчиняясь магии, менял форму. Удлинялся, утончался, становился кривым или просто огромным. Дерево в руках мага жизни жило! Самая твердая древесина, тверже железа, текла и менялась, как вода.

Из тени дерева вышла Мати. Полуорчанка, полудреада. Мати покачала головой, развернулась и пошла обратно. Истеричка села на землю и разрыдалась.

Вынырнул из воспоминаний, только чтобы глотнуть воздуха, как провалился вниз, словно земля исчезла под ногами.

Холодно, неимоверно холодно. На душе тяжело, и хочется орать и рвать волосы. Слезы текут по лицу, смывая кровь. Но этого никто не видит. Спокойная, как каменный истукан, Истеричка танцует с мечем в руках, убивая всех, кто попадется на пути. В левой руке зажата коса Мрьяръны. Этой косой она задушит того, кто посмел отнять жизнь подруги.

Словно ветер, она проходит сквозь строй, чтобы развернуться и пройти еще раз. Все заклинания шамана бесполезны против мага. Ее сила уже обратила землю против его слуг. Корни оплетают ноги, трава щекочет пятки. А ветер свистит вслед за клинком, впитывая предсмертные крики, полные ужаса. Ее зовут Мстящий ветер. Ей уже пугают детей по кибиткам. Свист уже стал дурным знаком. Свистеть бояться, чтобы не накликать ее. Она та, кто в одиночку посмел бросить вызов целому народу, целой расе. Ни один из тех, кто встал на ее пути, больше не жил.

И реки крови не остановятся, пока отец, покаравший дочь за своеволие, не умрет. Вот только главный шаман равнинных южных орков нижних земель никогда не хотел умирать. И вот новый отряд встречает свою смерть под мелодичный свист и шелест.

Клинок резко удлиняется и находит цель. Шаман повержен. Копье безошибочно нашло гнилое сердце. И она узнает в нем того, кого искала. Отца подруги, отнявшей ее жизнь. Никогда солнце не будет прежним. Никогда трава не будет так зеленеть. Никогда Мати не скажет ей, что она слишком добрая для войны. И никто не скажет, если хочет жить.

Руки все еще сводило от ощущения чужой сдавливаемой шеи. Глоток воздуха, и снова вниз. Я уже успел трижды пожалеть, что рискнул полезть в память мертвой. Да я уже успел очнуться и повзрослеть. Вспомнить, кто я. И вновь из-под ног пропадает опора. И вновь полет. Бесконечные сражения, смерти, бойни. И только быстрый вздох перед новой порцией воспоминаний. Сотни три лет пролетели за сотню вздохов. Последняя война. Нам было тяжело чистить землю от мертвых. Им было в сотни раз тяжелее устилать ее мертвецами.

Он появился неожиданно. Сперва начал мелькать в случайных сценах, потом появляться все чаще. Я не знал, как его зовут, но мечница Мрьяръна, как звала себя Истеричка, называла его стариком. Это был маг. Светлый маг в весьма почтенном возрасте. Война его отвлекала от исследований, но манила новым материалом для них. Днем Старик сражался со всеми плечом к плечу, а ночью допрашивал пленных. И те все ему рассказывали еще до конца первой свечи. Но крики часто не кончались до утра. Старик почти не спал, не ел и практиковал какую-то особую магию. Зато он не боялся общаться с магичкой-мечницей, одним свистом повергавшей в бегства целые отряды. Были и другие. Около пяти человек. Тех, кто убивал лучше, быстрее и больше. Каждый держал свой участок строя и только вечером приходил к Старику. Некромант всегда прятал лицо. Его поднятые пробирались в лагерь врага и вырезали командиров. Никакая магия не опознавала в них нежить. Одержимый призывал на поле сражение тварей сотнями. Иногда твари шли вперед сами, иногда одевали солдат, как мясной костюм. Стихийник топил, сжигал, замораживал и развеивал врага. Вот, кто был настоящим боевым магом. Артефактор творил чудесные вещи. Купола, защиты, оружие. Все это могли носить даже люди. Его жена, зельеварка, готовила бомбы. Те взрывались, травили ядом, насылали проклятья. Иногда зельем опаивали самих солдат, и тогда они сражались без устали, телами выстилая дорогу в победе. Позже стал появляться проклятийник. Хмурый тип, от одного взгляда которого люди начинали болеть, а мечи тупиться. Он старался не выходить из шатра без крайней необходимости.

И я с ужасом узнавал тех, кого видел со стены. Кого видел в воспоминаниях Моза и мертвой девушки. Основателей школы и первых учителей.

Я стоял и смотрел на себя. Настоящего и еще живого. Пепельные волосы свалялись, как на подзаборной собаке. Кожа грязно серая, под глазами синяки. Глаза невыразительно сероватые с зеленым и болезненным блеском. В руке кружка пива, жопа на стойке. Мантия не первой свежести. Кожаная куртка, штаны и сапоги давно не чищены. Колесная лира через плечо.

— Это он? — Истеричка не то удивилась, не то расстроилась. Но любопытство толкало вперед.

— Он-он.

— Я как-то иначе его представляла, — с Истеричкой была зельеварка и Старик. И именно он указывал ей на меня.

Рой вопросов кружил в голове, не унимаясь. Но воспоминание несло вперед.

— Ну пообтрепался мужик. Ну так не в суп же? Если бы не муж, сама бы под него легла. Ты посмотри, сколько силы в руках. Какая власть в глазах. Не некромант — сказка. Говорят, и мечем владеет сызмальства. Почитай, под триста с полтиной лет как. Свезло тебе девка, — ведьма подтолкнула Истеричку и, взяв Старика под руку, вышла прочь.

Истеричка долго мялась, прежде чем решилась подойти.

— Эй, шут! — властный взгляд одарил меня. От ответного по телу Истерички пробежали мурашки. — Сыграй мне, что ли, про героев! — на стол полетел серебряный.

Я поднял, попробовал на зуб — вот совсем не помню такого!

Моя рука пошарила за стойкой, выуживая жреца. Вот его помню. Пройдоха и пьянь. Месяц с ним пили по всем кабакам, пока ехали на войну. Опоздал я тогда знатно.

Я вручил серебряный жрецу, прокашлялся и, проверив колесную лиру, ударил по рукояти.

— О павшихгерояхсветлойпомолимся, светлойпомолимся! — запел жрец, даже сонных глаз не открывая. Его молитвы иной раз портили выступления знатным бардам. В след запел и я: поминальную на старолюдском.

По спине и внизу живота Истерички прошла волна. Слышать свой голос со стороны было очень странно. Бархатные низкие ноты резонировали, резали воздух, сотрясали стены. Высокие взлетали, словно в каменном большом зале. Звон голоса лучше серебра лютни умасливал слух.

Истеричка открыла рот. И млела. Купалась в звуке мужского голоса, как в властных объятьях мужчины. Терлась всем естеством, как кошка об кота, о ласково обволакивающие нежные куплеты.

Ох уж эти бабы. Все у них не так. Ее можно было брать прям тогда. Что она только не услышала в старом песнопении. И ласку матери, и власть отца. И посулы любимого и зазывания подруг со двора.

Нарочито распевал «волной», протягивая строки и заворачивая «барашка», как говорил жрец. Его-то петь учили при храме. Я-то умных слов таких до него и не знал. И петь учился по кабакам.

Из оцепенения Истеричка вышла, только когда почувствовала магию жизни. От некроманта.

Цвет лица выровнялся и стал вполне живой. Синяки под глазами превратились просто в тени. Глаза смотрели выразительно, ясно и требовательно. Волосы лучились серебром лунного света и золотым блеском. Несколько быстрых бытовых заклинаний, и уже одежда выглядела прилично. Это не я, это она меня так видела. А я всего-то снял похмелье и привел себя в порядок.

В зале корчмы звучали слова кратких молитв и сопричастия. Кружки взмывали вверх и опрокидывались в глотки в память ушедшим друзьям и славу богов.

— Почем народ печалишь, дева? — пьяная заплаканная морда с пустой кружкой сердито уставилась на Истеричку.

— Так я о героях просила, — растерялась Истеричка.

— Так о героях и спели, помяни светлая их краткую жизнь.

— АкихонийМиролусЛиродааАаАААааААааан — жрец, не открывая глаз, запел поминальную. Все сто три сопричастных имени, коими нарекали во храме, он помнил наизусть и пропевал всякий раз, когда разговор заходил об усопших. Всяко каждого помянет к радости собравшихся.

Истеричка стояла и молча слушала. События шли совсем не туда, куда она планировала. Легко снять меня не получалось. Но это она так думала. Я уже подсел к ней поближе и подал бармену условный знак.

Я этого не помнил, но по тому, как двигались мои глаза, как менялись жесты, я понял, что девочку раскусил. Магиня, воительница и явно сильная. От того и спесивая.

— Вина? Эльфийские. С моей родины.

— Не откажусь.

Смотреть на себя же с серьезной рожей, отвешивающего комплименты, и чувствовать, как девушки на них реагируют, было странно.

— Может, сходим на свежий воздух? Позади таверны чудесное поле.

— И стога сена? — Истеричка готова была сама туда меня отнести, но… девушка она приличная.

— И мой дракон, — ну не мой, а друга. Я только ехал набирать материал для своего дракона.

— Дракон? — «Лучше бы кровать с балдахином», — отчетливо подумала Истеричка.

— С чешуей и крыльями. А как гарцует! — это потому, что кости оживили духом пегаса.

— Здесь и правда душно.

Спустя пятнадцать минут, мы уже парили в небе на драконе, а Истеричка думала о том, что мечтала лишиться невинности на поляне единорогов. Пары приходили туда вдвоем в доказательство своей чистоты. И там, когда стадо единорогов, ничего не подозревая, паслось рядом, лишались невинности. Дружное ржание и топот испуганных внезапным появлением не девственников рядом животных было подтверждением особенности момента. Тогда Истеричка так и не была ни с кем на плато. Первые мужчины в ее жизни были воины, солдаты. А последние отваживались подойти к ней, только утаив ложку зелья Ведьмы, делавшее воинов бесстрашными. И вот, лежа на драконе высоко в небе в объятиях мужчины, пусть не первого, но в такой момент…

— Сними кольцо, — голос Истерички был хриплым, и говорила она полушепотом, — я хочу чувствовать тебя, а не эту мерзкую магию.

— Я хоть и младший, но сын лорда. Если случатся дети…

— Я дочь вождя вольных людей юга. Третья по старшинству. И я маг жизни. Дети случатся, только если я захочу.

— А если захочешь?

— Все в твоих руках, некромант.

Истеричка откинулась в моих руках. Чешуя дракона сильно мешала. Но Истеричка часто забывала о неровности под спиной. И в миг, когда я наконец-то разрядился… магия. Я почувствовал магию. Магию зачатия. Истеричка сознательно зачла от меня сына! А я этого не помню!

Месяц. Ровно столько мы провели в этом сарае. Воспоминания накатывали кусками. Смотреть на них я не мог. Я чувствовал то же, что и Истеричка. А она чувствовала, как в ней растет новая жизнь.

Зелье. Истеричка держала зелье и с недоверием смотрела на него. Ведьма обещала, что мужчина после него не будет проблемой. Не будет докучать и приставать. Она не верила. Маг жизни, она могла понимать любой отвар из трав. Это непрофильная часть магии жизни. Понимать отвары и создавать зелья с любым действием. Был бы хоть немножко похожий отвар. Сок лебеды в руках мага жизни может стать ядом, а вода с ромашкой — эликсиром долголетия. И чем более подходящий отвар, тем его легче преобразовывать.

Истеричка направила все силы на склянку и яд, а это был яд, преобразовался. Налив в кубок, Истеричка спустилась вниз, в зал. А, спустя полчаса, я пробежал мимо нее, даже не заметив. С вещами и тут же улетел на драконе. Вот это я уже помнил. Я проснулся и понял, что страшно опаздываю на войну. Подумал, что пил слишком много.

Вдох, и следующее воспоминание. И следующее. Старик говорил об особой миссии, тайных знаниях, которые он несет. А еще погиб некромант. Ему отрезали голову. Никто так и не видел его без маски. Истеричка родила. Мальчика назвали Кздешик. Прям, как моего прадеда. Ее больше не интересовали сражения. Все время Истеричка проводила с нашим ребенком. А я в это время даже не знал об этом и ловил мертвых далеко-далеко. Зато сейчас в перерывах между вздохами ловил счастливые воспоминания. Мальчик был очень на меня похож. И очень шебутным. Особенно доставалось проклятийнику, с которым Кздешик любил играть в гляделки, смущая мага, не привыкшего смотреть в глаза. Как не странно, но у сына был светлый дар. Светлый дар королевского рода с такой особенностью, как темные проклятья, которые получались у ребенка просто феноменально пакостные.

Из неги меня вывел мой замок. Шатер стоял там, где я его и запомнил. Бой был в разгаре. А вот я тогда еще не подоспел.

— Где он?

Истеричка стояла гордо. Конфликт со Стариком рос каждый день. Он хотел представить мальчика наследником. А Истеричка хотела уберечь ребенка от всего этого. К тому же, Старика очень раздражало, что мой сын оказался светлым. Ни я, ни Истеричка этого не понимали.

— Я отправила его к деду. Домой, — Истеричка врала. Но и куда она отправила нашего сына, в ее воспоминаниях я не видел.

— Глупая девка! Замок после захвата должен был остаться в прежнем роду! Роду некромантов!

— Ты сам говорил, что Кздешик не некромант, и весь план переработаем без его участия. А с дедом мальчику будет лучше.

— Мы могли женить его на некромантке. Нанять ей лучших учителей. Устроить доступ в библиотеку для некромантов за небольшую плату. Тут бы было много темных. Этого бы хватило!

— Усынови мальчика с нужными способностями. Это не будет для тебя проблемой. Или найди учеников.

— Я светлый! А нам нужны некроманты. Или ты хочешь на костер раньше времени?

— Ты умный. Вот и придумай! А сына я отослала домой! Нечего втягивать его в наши дела.

Вдох, и я встаю с кровати. Ноги непривычно коротки, тело низкое. Все непривычно и неудобно. Лег, попробовал еще раз проникнуть в воспоминание.

А, какой там! Меня просто выкинули! Истеричка чуть лапой по морде не дала!

ААА!! Как я зол, кто бы знал!

Метнулся в тайный проход и в свой кабинет. С ходу зафигачил шар тлена в стену! Еще и еще! И молнии! ДУРА! ЧЕРТОВА ДУРА! ПОЧЕМУ?? А?! Нет, НУ ПОЧЕМУ!!! ИДИОТКА!

Я метался по комнате, напитывая стены магией, просто швыряя в них ее. Простой коридор давно бы уже разлетелся. Остановился, только когда замок стало трясти.

Дура! Сел и просто заплакал. Где мне искать ребенка? Жив ли он? Что эти уроды на самом деле делали в замке под видом школы?

Схватился за меч, как за соломинку, и стал изливать злость туда. Поток получился не меньше, чем тогда на поляне. Все резервы Истеричка восстановит. Вот оживлю и буду пытать, пока не расскажет.

Отрубился я в тайной комнате от потери сил.