Фаворит смерти 2

Глава 1

— Каков же твой выбор, Вяземский? — повторил вопрос Бартынов, глядя на отца.

Тот молчал. И в этом молчании ощущалась такая тяжесть, что ноги мои едва не подкашивались. Неужили он сделает выбор?

— Хорошо, — Бартынов потянулся к лежащему на столе револьверу. — Я помогу тебе.

И поднял оружие. Я помнил его — тяжелый, но элегантный, настоящее произведение искусства.

Хозяин дома крутнул барабан револьвера, открыл его, проверяя каморы под патроны. С сухим щелчком закрыл.

Произнес:

— В нем одна пуля. Возьми оружие.

Вяземский не шелохнулся.

— Взял оружие, я сказал! — рявкнул Бартынов так, что задрожали стекла в окнах.

Вяземский повиновался.

— Хорошо. Теперь просто сделай выбор. Это не так сложно, как тебе кажется. Сделать выбор. Приставь револьвер либо к своей голове, либо к голове своего сына. И нажми на спусковой крючок. Я жду.

Вяземский посмотрел на оружие в своих руках так, словно видел его в первый раз. Прошептал:

— Никого убивать я не буду.

— А вот это зря, Вяземский. Глупо с твоей стороны. Я думал ты умнее.

— Я никого убивать не буду! — с нажимом повторил отец.

— Тогда это сделаю я!

— Постойте, — произнес я. — Дайте мне все объяснить!

— Заткнись, щенок! — прошипел Бартынов. — Тебе право голоса никто не давал!

И повернулся к Вяземскому.

— Я жду. Ну же.

Ситуация с точки зрения боя была мной оценена сразу же, едва начался этот разговор. Я мог вырубить правого охранника, попытаться одолеть рядом стоящего бойца. Но судя по всему, это едва ли. Боец был не простой, с развитым атрибутом и уровнем подготовки, с каким мне даже тягаться не стоит. Завяжется драка и Бартынов успеет уложить нас.

Тогда, может быть, напасть на самого Бартынова?

Дерзкая идея, но нет, охрана одолеет нас так быстро, что я даже не успею прикоснуться к нему. Расклад хуже некуда.

Да и вообще зачем нападать на него? Тогда точно шанса объясниться не будет.

В пыльных лучах солнца, бьющих сквозь жалюзи, тотем нашего рода отбрасывал причудливые блики. И было в этих бликах что-то незримо печальное.

— Просто. Сделай. Выбор. — Прошептал Бартынов интонацией, от которой у меня пошли мурашки. — Или его сделаю я. И тогда в живых никого не останется.

— Это какое-то нелепое недоразумение! — вновь начал я. — Тотем рода оказался на месте убийства случайно! Я пока не знаю как именно, но это какая-то ошибка. Я не убивал вашего сына! Не убивал!

Бартынов повернулся ко мне. Взгляд его горел огнем.

— Не убивал?

— Не убивал! — лихорадочно закивал я. — Никита был моим другом, единственным, кто меня поддерживал всегда, с кем я мог откровенно поговорить. Зачем мне его убивать?

Бартынов долго смотрел на меня, изучая, приглядываясь — не вру ли? Я не врал, говорил чистую правду. И смерть Никиты меня самого выбила из колеи.

Наверное, он прочитал это в моих глаза.

— Тогда кто это сделал? Кто его убил? — спросил Бартынов словно бы у самого себя.

— Герцен, — вдруг выдохнул я.

— Что?! — одновременно произнесли Бартынов и Вяземский.

— Это он, — мысли мои работали так быстро, что я едва поспевал за ними. — Это он убил Никиту! И надо было догадаться об этом мне гораздо раньше.

От той уверенности и напора, что я источал, присутствовавшие явно растерялись.

— Это сделал Герцен.

— Это очень серьёзное заявление, Максим, — шепнул мне Вяземский.

Но я не обратил на него внимание.

Я вдруг вспомнил Званый ужин, вспомнил Герцена, явившегося туда без приглашения и его слова касательного того, что Вяземский еще пожалеет обо всем.

Вспомнил и еще кое-что.

Я начал тараторить, понимая, что времени у меня совсем нет, но сказать нужно многое.

— Герцен был на Званом ужине. Отец, ты помнишь? Тогда-то он и украл тотем у меня, когда подошёл к нам. Он специально так сделал — начал устраивать там скандал, чтобы отвлечь внимание от главного. Провернул все как профессиональный фокусник, отвел внимание так, что даже я ничего не заметил.

Бартынов вопросительно посмотрел на меня. Я пояснил:

— Герцен сделал мне замечание по поводу того, что тотем висит не на той стороне груди. Нужно было на левой, под сердцем, а у меня он висел на правой. Тогда-то он и стащил тотем. Ловко пальцами стянул — я даже не почувствовал. А потом уже не до этого было — меня в школу в тот же день отправляли. А Герцен подбросил тотем, когда все провернул.

— Зачем ему это делать? — после паузы спросил Бартынов.

— Чтобы устранить конкурента, — хмуро ответил за меня Вяземский, тоже наконец поняв весь коварный замысел Герцена. — Вот ведь ублюдок!

— Ты мне не был конкурентом до сего момента, — холодно заметил Бартынов.

— Тебе — нет, — кивнул Вяземский. — А вот я Герцену — да. Это классический способ устранения конкурентов чужими руками. В Нижнюю палату самим государем рекомендован граф Григорьев. Эта новость всем известна. А значит Григорьев наверняка туда попадет — кто посмеет перечить Императору? Следовательно кого-то из действующих бояр нужно убрать — ведь мест в Нижней палате ограниченное количество. Герцен и я — самые слабые звенья. Вот он и подстраховывается, чтобы не вылететь. Вся ставка на месть с вашей стороны.

Бартынов рассмеялся. Его смех был страшным, не живым, словно ветер задул в канализационный люк.

— Вы вправду в это верите?! Герцен мой друг. Он крестным был Никите…

— Поэтому и смог проникнуть в его комнату без лишний подозрений, — резонно заметил я.

Это остудило пыл Бартынова. Он глубоко задумался.

— Ведь Никита был в своей комнате, когда произошло… непоправимое? — осторожно спросил я. — И следов борьбы наверняка нет?

Бартынов посмотрел на своего охранника и тот едва заметно кивнул.

Хозяин дома трясущимися руками достал из кармана пачку сигарет, закурил. Из ноздрей вырвались клубы сизого дыма, заполнили собой почти все пространство комнаты. Запахло терпким дорогим сортом табака.

— Не верю, — наконец могильным голосом произнес Бартынов, делая глубокую затяжку и гася недокуренную сигарету в мраморной пепельнице. — Вы сейчас передо мной что угодно будете петь, лишь бы не подохнуть. Я вам не верю.

— Дайте нам доказать это! — тут же выдохнул я, чем весьма сильно удивил Вяземского.

— Доказать? — задумался Бартынов.

— Да. Я докажу, что это сделал не я. И найду убийцу потому что Никита был мне другом и это дело принципа.

Хозяин комнаты долго и с любопытством меня разглядывал, словно увидел впервые.

И внезапно согласился:

— Хорошо. Докажи это. У тебя есть ровно три дня. Потом… — он кивнул на оружие. — Ты знаешь, что будет потом. И не пытайся меня обмануть или сбежать. От меня невозможно сбежать. Я полагаю ты не настолько глуп, чтобы пытаться это сделать?

Я покачал головой.

— Три дня, — заключил хозяин комнаты.

Я не поверил сказанному и продолжал стоять, глупо смотря на него.

— Что-то еще? — спросил Бартынов, намекая на то, что разговор окончен.

— Пошли-пошли-пошли! — зашипел в самое ухо Вяземский, хватая меня за локоть.

— Да, кое-что еще, — произнес я.

Вяземский обреченно замычал.

— Что же? — спросил Бартынов.

— Можно ли мне получить подробную информацию по смерти Никиты?

— Парень, ты действительно этого хочешь? — усмехнулся хозяин дома.

Я кивнул.

— Это поможет выйти на след.

— Хорошо, мой помощник отправит тебе документы. Помни о конфиденциальности, если что-то утечет в прессу или на всеобщее обозрение — договор отменяется. Я тебя лично топором нарублю в мелкий фарш!

— Я понял, — выдохнул я, понимая, что слова про фарш — это не в переносном смысле. Действительно нарубит, на самом деле.

— У тебя ровно три дня.

— Хорошо.

Мы попятились назад, не смея повернутся к Бартынову спинами. Казалось, едва так сделаем, как в нас начнут стрелять.

Так и вышли из комнаты.

В прошлой своей жизни, когда я был инвалидом, я умел радоваться простым вещам: добрался до кухни — отлично, смог перебраться с коляски на кровать — здорово, вышел на улицу — великолепно.

Но сегодня я радовался просто тому, что могу подставить свое лицо солнцу. Ощутить дуновение ветерка. Почувствовать, как он треплет волосы. Насладиться пением птиц. Даже в прошлой жизни это не могло меня осчастливить. А тут — как доза концентрированного серотонина в голову.

Вяземский-старший тоже жадно дышал и не мог надышаться.

Так мы и стояли, глядя в небо, пока не подъехала наша машина.

Мы сели на задние места и долго молчали, просто слушая урчание двигателя. Так и доехали до дома, в молчании.

— Я подключу лучших своих сыскарей, — наконец произнес отец.

И сморщился.

Я глянул на Вяземского.

— Все в порядке?

— Сердце пошаливает. Ерунда, скоро отпустит. Я подключу лучших своих сыскарей. Как только поступит информация от Бартынова, они все внимательно изучат и найдут убийцу.

— Нет, я сам, — ответил я. — Я сделаю это сам. И убийцу искать не надо — он и так известен. Нужно только доказать это.

— Ты не сыскарь, мой мальчик. Этим должен заниматься профессионал. Ты сегодня показал себя как никогда отлично. Ты практически вытащил нас из лап смерти. Дал отсрочку на три дня. Мы сможем… мы сможем за это время спрятаться. Если все же сыскари не справятся.

— ЧТО?!

— Спрятаться, сынок, — было видно, что говорить это Вяземскому было крайне тяжело. — Нам нужно уехать как можно дальше, на окраину Российской Империи. Например, в Усть-Абаканск. У меня там есть хорошие друзья. Фамильные деньги помогут обустроиться, обжиться.

— Бежать?! Я не собираюсь бежать!

— Ты не понимаешь. Иного выхода нет. Карательная машина уже запущена. Наш род обречен. Бартынов не будет говорить остальным аристократом, что его сына убил Герцен, даже если мы сможем это доказать. Это может всколыхнуть очень неприятные последствия — разборки в парламенте и, возможно, полную смену всех палат — Нижней и Верхней. Император давно намекает на то, что бояре распоясались вконец. А тут такое — убийство! Терпеть такое никто не будет. Всех погонят грязной метлой. Нет, до добра это не доведет. Бартынов это понимает и потому ему проще оставить нас крайними и тихо убрать.

— Что за чушь?!

— Это не чушь, ты абсолютно ничего не смыслишь в клановых интригах и играх! — не выдержал Вяземский. — Это как паутина, только задень одну ниточку и она потянет за собой другие.

— У Герцена не те козыри, чтобы воевать с Бартыновым.

— Герцену и не надо с ним воевать. Все наши доводы и улики он не примет. Скажет, что мы просто хотим убрать его самого. Вот и все. Нам не надо в это залезать — только хуже себе сделаем. Лучше уедем, тихо-мирно, и никто нас не кинется.

— Нет, я останусь!

— Ты что, умереть хочешь? Бартынов не остановится ни перед чем.

— Я докажу, что Никиту убил не я, а Герцен!

— Лучшие сыскари не смогли!

— Не смогли — потому что косвенные улики показали на меня. Зачем искать дальше? Но ведь я знаю, что это сделал не я. Поэтому и найду его!

— И вновь ты споришь со мной… Ох!

Отец вновь схватился за грудь.

— Тебе плохо?

— Колит сердце. Это от нервов. Никогда так не нервничал, даже когда на прием к Его Величеству Императору ходил, так не переживал. Ничего, все хорошо, выпью лекарств, отпустит.

— Отец, эта просьба покажется слегка страной для тебя, но я прошу показаться тебе Стахановой.

— Это еще зачем? Из-за сердца? Не переживай, пустяк.

— В башне, помнишь, мы с тобой… слегка повздорили.

— Повздорили?! — усмехнулся отец. — Подрались — это правильней будет сказать.

— Верно. И я невольно воспользовался атрибутом.

Повисла пауза.

— Я знаю, — наконец ответил Вяземский.

— У тебя остался след на груди?

— К чему ты все эти вопросы ведешь? Я тебя не понимаю.

— К тому, что твое здоровье надо проверить.

— Без твоих советов разберусь. Пошли, мы уже приехали.

— Отец, у меня есть еще одна просьба.

— Какая?

Вяземский глянул на меня.

— Я прошу не мешать мне в расследовании.

— Да чего тебе это расследование?! — не вытерпел отец. — Я же сказал, что мы…

— Ты можешь бежать, если тебе будет так угодно. Я — остаюсь. И я выполню то, что обещал. Прошу лишь об одном — просто не мешай мне и не суй палки в колеса. Просто обещай мне это.

— Хорошо, — хмуро ответил он. — Но знай, мы все равно отсюда уедем. Сегодня и завтра мне понадобятся на то, чтобы оформить все необходимые документы и собрать деньги для подушки безопасности. Потом ты едешь вместе с нами.

— Неужели ты готов все бросить? Свое имение? Свою работу? И всю оставшуюся жизнь прозябать где-то на окраине, боясь агентов Бартынова?

Отец ничего не ответил, махнул лишь рукой, мол, без тебя разберусь. И вышел из машины.

Я же продолжал сидеть внутри, погруженный в думы. Потом, когда отец отошел от машины на пару шлагов, я бросил водителю:

— Поехали!

И машина рванула вперед.

— Эй! — раздался позади крик Вяземского. — Куда ты? Выбрось эту дурь из головы!

Нет, это была не дурь. Герцен затеял игру по-взрослому, значит играть будем соответствующим образом.

Но сейчас я ехал не к Герцену. Я мчал к Агнете. Не ради встречи — хотя и это хотелось тоже, — но для важного дела.

Машина остановилась возле знакомого дома. Именно отсюда меня и похитили отцовские бойцы, прямо из кровати вытащили.

Я вышел из авто, водителю приказал встать где-нибудь рядом, в закутке, не отсвечивая сильно. Не хватало еще, чтобы машину Вяземских заметили на чужой территории.

Некоторое время я стоял у дверей, не смея войти внутрь.

Агнета жила не в фазенде, а в простом, хоть и элитном, многоквартирном доме. Ряд кнопок с номерами квартир и видеокамера располагались слева от входа и я долго смотрел на заветную белую цифру «53», не смея ее нажать.

— Зачем ты пришел? — внезапно раздалось из динамика и я аж вздрогнул.

Агнета, ее голос.

— Я… поговорить с тобой хотел, — ответил я, глядя зачем-то в камеру — мне казалось, что говорят именно оттуда.

— О чем нам говорить? Мне кажется, что совсем не о чем.

— Послушай, в ту ночь я не сбежал от тебя, там… послушай, можно мне войти? Не хочу у порога все выкладывать. Тебя хочу увидеть. Поверь, не от меня зависело то исчезновение.

В ответ — тишина.

Потом дверь сухо щелкнула и открылась. Я вошел внутрь, быстро забежал на нужный этаж.

Агнета стояла снаружи, все такая же красивая, в пижаме. Спала?

— Чего тебе надо? — выдохнула она, едва я подошел к ней.

И отвесила звонкую пощечину.

— Козел!

— Послушай, прежде чем обвинять…

— Не хочу тебя слушать! Сбежал, как… как…

— Я не сбегал. Меня похитили.

— Похитили? — глаза Агнеты округлились.

— Да, стражи моего отца. По его же приказу. Я как на поводке у него.

Девушка не стала упрекать меня в моих словам — для нее они были весьма убедительными.

«Видимо и сама на таком же поводке у своих родителей», — понял я, вспоминая слова сестры о том, что девушку сосватали с Герценым без ее воли, просто потому, что так можно поправить положение рода и укрепиться в аристократическом поле.

— Так я войду? — спросил я, потирая щеку — она горела от звонкой пощечины.

— Входи, — выдохнула Агнета и запустила меня внутрь.

— Дома никого не… — только и успел произнести я.

Девушка напрыгнула на меня, начала страстно целовать. Ее уста были горячими, влажными. Агнета скучала, Впрочем, как и я.

Одежда быстро полетел в стороны. Мы направились в спальню.

Я жадно вдыхал пьянящий запах ее тела и не мог им надышаться. Цветочный аромат.

Девушка обвила мой торс ногами, я же ласкал Агнету ладонями, распаляясь все больше и больше.

Боже, как же приятно!

Мы повалились в кровать, утонули в ней. Нагое молодое тело беззащитно раскинулось на простынях, обнажаясь, открываясь, распахиваясь полностью мне. Отдаваясь в мою безраздельную власть.

Я вошел в нее и не смог сдержать стона. Агнета тоже застонала, хоть и закусила губу. Мы слились в единое целое — белый мрамор ее тела и медный колосс меня.

Ее упругие груди подрагивали в такт моим движениям, темные волосы раскинулись по подушке. В этот миг Агнета была подобна богине и я смотрел на нее завороженно, не в силах оторвать взгляда от изгибов тела, от малиновых сосков и низа гладкого живота.

Взорвались мы одновременно.

Обессилено упали на кровати и некоторое время просто молчали, слушая дыхание друг друга и разглядывая потолок.

— Ты в школу поступил? — наконец спросила Агнета.

— Да, — ответил я. — Но это не важно.

«Потому что через три дня меня убьют», — хотел добавить я, но сдержался.

— Почему же не важно? Важно. Я вот тоже хотела бы в школу дарованных поступить, но нет способностей.

— Агнета, послушай, — начал я разговор, который не сулил ничего хорошего. Я и сам это понимал, но должен был его начать — иначе бы и не приехал сюда.

Девушка глянула на меня, игриво простонала:

— Давай еще раз?

— Что? — я слегка удивился ее просьбе- не ожидал. — Конечно, но чуть позже. У меня к тебе разговор.

— Ну, хорошо, давай поговорим, — она вновь откинулась на кровати.

— Понимаешь, случилась трагедия — моего друга убили.

— Ужас какой! И кто же это сделал?

— В этом вся и загвоздка, — мне было тяжело подбирать слова. — Все думают, что это сделал я.

— ЧТО?!

— Не переживай, я его не убивал! Правда!

Агнета немного успокоилась.

— Тебя лжеобвинили?

— Верно. Истинный убийца… у меня пока нет доказательств, но я почти в этом уверен… в общем, Агнета, истинный убийца, я думаю, это Герцены. Кто-то из них.

— С чего ты так решил?

— У него есть очень веские поводы это сделать.

Девушка задумалась. Спросила:

— Ты ведь не просто так мне это сейчас говоришь?

— Верно. Агнета, я прошу тебя мне помочь. Мне дали три дня, чтобы найти истинного убийцу — в противном случае наказание понесу я.

— Чем же я могу тебе помочь?

— Скажи, в недавние дни ты виделась с Герценым?

— Да, конечно, — сухо ответила девушка, хоть и было видно, что ей это неприятно говорить.

— Он что-нибудь говорил по поводу Бартынова?

Агнета задумалась.

— Не припомню такого. Он обычно со мной о таких вещах не говорит — про политику и друзей. Да и вообще я хочу уйти от него.

— Уйти? А это возможно? — я пристально посмотрел на девушку — серьезно ли она это? — А как же договоренность ваших семей? Ты уже говорила со своим отцом по этому поводу?

— Нет, ни с кем я разговаривать не буду — бессмысленно. Просто уйди — и все!

План конечно был так себе. Но тем не менее я сказал:

— Если я могу тебе хоть чем-то помочь в твоем побеге, то обращайся.

Агнета кивнула.

— Спасибо.

— А пока попытайся вспомнить — может, все-таки, что-то было? Какие-то разговоры вскользь? Может, он договаривался о встрече с кем-нибудь?

Девушка вновь задумалась.

— Были конечно встречи — ему постоянно кто-то звонил. Вот из последних, совсем недавно, звонил ему какой-то Кондор.

— Кондор?

— Ну да, Григорий так к нему обращался при разговоре. Они вроде должны были встретиться где-то.

— А где именно?

— Не знаю. Он не сказал. Просто пару фраз сказал: «Привет, Кондор. Надо встретиться. Там, же где и в первый раз. Дело важное». Вот и все.

— Когда это было? Агнета, попытайся вспомнить, мне очень это важно.

— Позавчера было, днем.

Позавчера. А Никиту убили вчера, ближе к вечеру. Что же это за Кондор такой?

— Погоди. Мы же ведь потом поехали с Герценым в магазин — мне нужно было кое-что по косметике прикупить. А потом я осталась с подругами в кафе, а он поехал дальше. Так и сказал, что по делам. Наверное, куда, на встречу с этим Кондором, и поехал.

— А куда именно?

— Да откуда же мне знать? Водитель мой знает, Леша, он в тот раз нас возил.

— Агнета, мне бы с Лешей твоим встретиться.

Я поднялся, начал натягивать штаны.

— Что, прямо сейчас?!

— Да, времени у меня совсем мало, Агнета. Ты пойми, каждая минута дорога.

— Ну хорошо, — растерянно произнесла девушка. — Я сейчас позвоню, он подъедет к входу. Да он всегда напротив стоит, у него красный «барс», машина, которую мне папа подарил на день рождения. Сейчас…

Девушка достала телефон из ящика прикроватного шкафчика и принялась звонить водителю.

— Странно, не отвечает.

Я выглянул в окно. Красная машина и в самом деле стояла напротив дома, возле кафе «Бублики и баранки».

— Ладно, я сам к нему подойду. Если дозвонишься до него, то предупреди, что к нему должен от тебя человек подойти с вопросами.

— Хорошо. Наверняка как всегда плюшки уминает за обе щеки и телефон на беззвучный поставил — всегда так делает! Сколько раз ему замечание делала!

— Как он выглядит?

— Пухленький такой парнишка, белобрысый.

— Ладно, найду.

Я обнял девушку, поцеловал.

— Ты вернешься? — с надеждой в голосе спросила Агнета.

— Вернусь. Обязательно вернусь. Но чуть позже. Не сегодня.

— Запиши мой телефон, — засуетилась девушка. — Напиши, как поедешь ко мне. Сегодня тебе повезло — никого дома нет и я сама дома, хотя собиралась по магазинам.

— Повезло, — улыбнулся и кивнул я.

Вновь поцеловал девушку и пошел к выходу. Агнета осталась звонить водителю.

Выходя из подъезда, я уже не сомневался, что встреча Григория и загадочного Кондора была не простой. Какие-то важные дела там обсуждались. Уж не убийство ли Бартынова? И если удастся узнать, где прошла эта встреча, то будет гораздо легче разузнать и саму тему беседы. Все-таки если это кафе, то официанты за дополнительную плату могут много чего интересного поведать.

Я вышел из подъезда, быстрым шагом, оглядываясь по сторонам — нет ли кого подозрительного? — направился в кафе.

Заведение полностью оправдывало свое название. Тут аппетитно пахло булочками, ванилью, сладостями. И кофе. Черт, я бы пол жизни отдал бы за чашечку хорошего крепкого кофе. Как же я давно его не пил!

За столиками было полно народу — сказывалось обеденное время.

Пухленького белобрысого паренька я заприметил у дальнего столика. Он понуро и неподвижно сидел над чашкой кофе, словно бы о чем-то задумавшись.

Я прошел вглубь заведения. Ко мне тут же подскочила официантка. Даже не дождавшись момента, пока я присяду за столик, начала как из автомата строчить:

— Рады приветствовать вас в нашем заведении «Бублики и баранки»! Мы можем предложить вам самую свежую выпечку — яблочный пирог, штрудель, пирожки, пончики, заварные шарики, булочки с корицей, и множество видов кофе — черный, взбитник, пенный, кофе по-челябински, кофе по-княжеский, кофе по-императорски. Особенным клиентам скидки! — официантка соблазнительно посмотрела на меня, подмигнула. — Вам сделаем самую большую скидку!

— Спасибо, я к знакомому зашел, — я кивнул на сидящего водителя Агнеты.

— Хорошо, как вам будет угодно. Но если чего-то захотите, то меня зовут Оксана, я рада буду вам помочь, — официанта вновь подмигнула мне и и ушла, словно бы случайно задев своей грудью мой локоть.

Я улыбнулся, подошел к сидящему.

— Алексей, добрый день! — произнес я.

Парень не ответил. Он продолжал понуро сидеть, отсутствующим взглядом взирая на стол. Бледный вид мне его не понравился. Словно бы заболел чем-то. Руки совсем белые.

— Алексей… — я тронул парня за плечо и тот завалился на бок.

Я удивленно глянул на него. Пьяный что ли?

И только сейчас понял в чем дело. В затылке Алексея была воткнула по самую рукоять отвертка. Парень был мертв.