— Боронкин? Сан Саныч? — первым делом переспросил Эммануил Рудольфович, после моего телефонного звонка ему и краткого пересказа случившегося. — Знаю это человека — жулик еще тот. За деньги любую справку выдаст. Но у него вес имеется, поддержка. Так что там к справке не подкопаться будет. Все по высшему разряду. Он за свои услуги дорого берет.
— Вот такие дела, Эммануил Рудольфович, — вздохнул я, соображая как же поступить дальше.
Просто проигнорировать эту выходку Александра? Чуяло сердце — это еще аукнется мне.
— Это что же, Александр в открытую пошел против тебя? — словно бы у самого себя спросил адвокат. — Это зря! Позорит только честь семьи! Ну да ладно, не мне его судить.
— И что же, вот так вот просто они смогут меня признать дураком?
— А ты, Максим Петрович, не переживай. Любой гражданин Российской Империи может быть признан недееспособным только по решению суда и при наличии предусмотренных законодательством оснований. То, что эти докторишки там написали — всего лишь бумажка. Она пока не может быть основанием. Скорее всего следующим шагом будет обращение в суд Александра с этой бумажкой. Заявление, обращение, заключение — все как положено.
— Суд?
— Верно. Только он, как я уже говорил ранее, может окончательно признать человека недееспособным. Вот он и решит — дурак ты или нет. Но тут конечно может случится одна загвоздка.
— Какая? — насторожился я.
— Если дело попадет к нужному судье.
— Что значит — к нужному?
— Прикормленному, — едва разборчиво ответил Эммануил Рудольфович. — Ты ведь уже взрослый, должен понимать, что не все судьи кристально чистые. Есть некоторые — их конечно же меньшинство и позор им на их седые головы, но они все же есть, — которые могут повязку объективности со своих глазок подспустить чуток и решение принять в нужную сторону, если ты понимаешь о чем я?
— Догадываюсь.
— Подожди… — в трубке послышалась возня. — Ага, вот.
— Что такое?
— Смотрю сейчас по базе — есть ли что-то с твоим… ага, ну вот, как я предполагал, уже подали в суд на признание недееспособным. В канцелярии уже сидит заявка, на регистрации.
— Так быстро?! — удивился я.
— Куй железо пока горячо, Максим. У них уже все было готово, нужно было только медицинское заключение, которое этот Сан Саныч состряпал на коленке за пять минут. Вот ведь паршивцы какие! Подсуетились! Извините конечно, Максим Петрович, что я при вас так вашего брата называю, но более мягких слов у меня нет для него.
— Что же теперь делать?
— Остается только надеяться на лучшее.
— Но готовиться к худшему, — угрюмо закончил я.
— Верно, — не весело усмехнулся Эммануил Рудольфович. — Максим, ты не переживай. Я буду держать тебя в курсе дела, сейчас своих людей пошлю в канцелярию, пусть вынюхают что да как, кому планируется отписать заява и прочие канцелярские дела. Все будет нормально. Я еще позвоню тебе.
— Спасибо.
Я положил трубку, задумался.
Вот ведь гадство то какое получается! То тюрьма грозит, то психушка.
Минут через пять на сотовый телефон позвонили. Номер был незнакомый.
— Алло?
— Максим Петрович Вяземский? — голос был женским, строгим, словно у учителя.
— Да, это я. С кем разговариваю?
— Меня зовут Наталья, я с канцелярии Его Величества.
— Чем обязан? — я немного удивился такого абоненту — не ожидал.
— Надворный советник господин Аксенов Вадим Денисович получил письмо касательно вашего назначения и желает увидеться с вами лично для знакомства. Вам удобно будет подъехать сегодня во второй половине дня к Вишневому Дворцу?
Отказывать во встрече третьему человеку после Императора было верх глупостью, поэтому я тут же ответил:
— Конечно же мне будет удобно. В какое время необходимо подъехать?
— Я запишу вас на 15.00.
— Хорошо.
— Прошу вас, не опаздывайте.
— Я буду во время.
В трубке раздались быстрые гудки.
Встреча с надворным советником это хороший повод завести нужные знакомства. Я позвал Нианзу, попросил приготовить мне какой-нибудь строгий деловой костюм, в котором можно будет показаться в Вишневом Дворце.
Услышав про Дворец, китаец удивился, сказал:
— Это очень важная встреча, Максим Петрович! Господин Вадим Денисович очень влиятельный человек.
— Я понимаю. Постараюсь быть максимально любезен. И еще… — я повернулся к китайцу. — Нианзу, я хотел с вами поговорить насчет того случая, с Анфисой.
— О, Максим Петрович! Знайте, что я не сую нос в чужие дела. Все, что видят мои глаза, остается при мне и никуда больше не уходит.
— Спасибо, — кивнул я. — Но чтобы ты знал, между нами с Анфисой ничего нет. Это просто случайность. Глупая случайность.
— Просто случайность, — кивнул китаец и низко поклонившись, вышел.
Вскоре костюм был готов. После обычной одежды — джинс, футболки, кед, — было необычно надевать его. Но едва пиджак сел как влитой на плечи и точно обтянул талию, я не мог налюбоваться собой. Черт возьми! Совсем другое дело!
С зеркала на меня смотрел уже не подросток, а солидный парень, серьезный, статусный. Черные прямые брюки, приталенные, удобные, пиджак, выгодно подчеркивающий фигуру, белоснежная рубашка под ним, галстук.
Я едва не пищал от удовольствия. Стиляга! Что тут еще сказать?
Машину я попросил подать за час до встречи. Все-таки опаздывать и в самом деле не стоило, тем более к такому высокому человеку. Уж лучше прийти пораньше и подождать.
На всякий случай взяв с собой зеленый пропуск, который мне дал Бартынов, я направился к выходу.
Путь от дома до Вишневого Дворца занял пол часа. Оставшееся время я оформлял пропуск в сам Дворец, пройдя семь кругов ада. Казалось, проще выучить китайский язык, чем попасть на прием к человеку, который тебе и так назначил встречу.
Сначала пришлось оформлять пропуск в отдельном здании, где меня записали, расспросили о цели визита, выдали бумажку с квадратной печатью. Потом я пошел к проходной, где меня тщательнейшим образом досмотрели. Потом пришлось звонить в приемную надворного советника чтобы оттуда спустили формуляр по допуску. Формуляр спустили. Но как оказалось не той формы — нужно было на разовое посещение, а дали на собеседование. Получил нужную форму. Заполнил. Пошел к другому окошечку, где мне поставили круглую печать. Охрана вновь меня обыскала, поставила треугольную печать, пропустила в Дворец. В самом Дворце пришлось долго ждать сопровождающего — ей оказалась та самая женщина, которая мне звонила. Пройдя металлоискатель, мы вошли в коридор, в небольшом окошечке проставили дату и время захода во Дворец. Вошли наконец в лифт.
Ожидая, что и в лифте с меня начнут требовать каких-нибудь допусков, я заметно нервничал.
— Успокойтесь, — видя мое состояние, произнесла секретарша. — Вадим Денисович сегодня в хорошем настроении.
Мы поднялись на пятый этаж, вышли в просторный коридор, застеленный ковром. Настоящим ковром. Не паласом, не каким-то ковролином. А, мать его, настоящим индийским джайпурским ковром! Определил я это сразу — по качеству ворса, по ручному плетению узла, по характерному рисунку. Да и секретарша, не скрывая гордости, подтвердила мои догадки, сообщив откуда именно привезено дорогое покрытие.
Вдоль стен стояли огромные китайские вазы, такой искусной работы, что я невольно остановился возле одной и некоторое время рассматривал причудливый витиеватый рисунок. На стенах картины — двух метровые, трех, с эпичными сюжетами битвы Его Величества Императора на белом коне против черного дракона — собирательным символом всех врагов.
От одного только вида всего этого богатого и масштабного убранства, я почувствовал себя совсем крохотным ничего не значащим человечком. Было боязно наступать на ковер — не дай бог замараю туфлями, проходить мимо ваз — а если ненароком задену? И чувство того, что я тут лишний все больше крепло внутри.
— Вот кабинет Вадима Денисовича, подождите немного в приемной, я сообщу что вы подошли.
Я остался ждать, а секретарша, до этого вальяжно вышагивающая по индийскому ковру, вдруг в один миг превратилась в какую-то ссутулившуюся тень, тихо постучала в массивную дубовую дверь, бочком вошла внутрь.
Вышла такая же, задумчивая, серая. Шепнула:
— Проходите. Он ждет.
Видя такую резкую смену на лице секретарши, я и сам невольно начал нервничать.
Кабинет надворного советника был просторным, даже слишком просторным. Было светло, свет проникал сквозь белые жалюзи, мягко рассеивался, играя бликами на лакированных изгибах стульев.
Приятно пахло терпкостью — коньяком, дубом, имбирем, сигарами. Пахло статусом, властью, силой.
Стол стоял у дальней стены и идти до него пришлось семнадцать шагов.
За столом сидел мужчина, лет сорока, подтянут, гладко выбрит. Лицо загорелое, почти медное, лоб прорезан двумя глубокими морщинами.
— Добрый день, — произнес я, глядя на сидящего.
Надворный советник что-то писал, не обращая на меня внимания.
Терпеливо дождавшись, когда он закончит свое дело, я повторил:
— Добрый день!
— Здравствуйте, Максим Петрович! — мужчина медленно поднялся, протянул мне руку.
Я поприветствовал его, попутно отметив насколько сильно его рукопожатие.
— Присаживайтесь.
Он указал на стул.
Я сел.
— Хотите чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо.
Хозяин кабинета внимательно меня рассмотрел, без стеснения, словно товар на витрине магазина. Потом сказал:
— Я получил от вашего рода письмо касательно той трагедии, что приключилась. Примите мои искренние соболезнования. Господин Петр Вяземский был хорошим человеком, я его знал лично и нареканий к нему у меня не было. Соболезную из-за его кончины.
— Спасибо, — ответил я.
— Но, тем не менее, жизнь продолжается и насколько я знаю, теперь вы являетесь представителем рода Вяземских? Петр в завещании упомянул именно вас.
— Верно, — сдержанно кивнул я.
— Поэтому хочу поздравить вас с назначением. Хотел увидеть вас лично, посмотреть на вас, познакомиться.
Вадим Денисович вновь пожал мне руку.
— Спасибо за поздравления! — ответил я, вновь ощущая как его рука с хрустом сжимает мою.
Не надо было быть опытным магом, чтобы почувствовать насколько силен надворный советник — не физически, но магически. Один его взгляд мог обрушить многоэтажный дом — захоти советник этого. Каждая клетка его тела была наполнена мощью, от которой становилось страшно — словно сидишь перед атомной бомбой.
Пытаться магически прощупать и выяснить что за атрибут у него (а может быть не один?) имеется я не стал — поостерегся творить тут заклятия.
— Вы все-таки у нас рекордсмен — один из самых молодых бояр Нижней — да и Верхней, наверное, тоже, — палаты, кто вступил в столь высокую должность. Поздравляю!
— Еще раз спасибо! Постараюсь оправдать возложенное доверие.
— Как вам первые дни в новом статусе?
— Пока сложно сказать, — уклончиво ответил я. — Не все вопросы и дела еще удалось изучить.
— Это верно, слишком много дел у нас. Но вы изучайте, внимательно изучайте. Вопросы тут все важные, не важных не бывает — сами понимаете что все-таки это государственная служба, на благо народа работаем и трудимся.
— Понимаю, — кивнул я.
Вадим Денисович откинулся на кресле, закинул ногу на ногу.
— Вопросы, которые решал Петр Вяземский касались, в том числе, железнодорожных поставок некоторых материалов. Сейчас это как никогда актуально — на носу очередной прорыв, первый круг взят, а там и не далеко до Барьера. Сами понимаете какой риск. И в это трудное неспокойное время поставки железной дорогой необходимого провианта, материалов, оружия, людских ресурсов, в конце концов — это очень важный момент.
— Согласен, — вновь кивнул я. — Вопрос важный.
Чутье подсказывало — чем меньше слов я сейчас буду говорить, тем лучше будет для меня. Любая фраза, невольно брошенная, может в итоге обернуться против меня. Все-таки в политических дебатах я был еще не подкован. Молчи — так больше шансов показаться умным.
— Ну вот видите! — радостно хлопнул в ладони Вадим Денисович. — Вы уже понимаете нужные и важные моменты! Все-таки молодость — это еще не показатель неопытности. В вас чувствуется хватка. Думаю, вы в итоге станете очень хорошим и умелым боярином, профессионалом своего дела.
Надворный советник пристально на меня посмотрел, заставив смутиться. Я вновь поблагодарил его. Но почувствовал, что тот не просто так нахваливает меня, а ведет к какой-то определенной теме.
— Но в нашем деле еще и важно понимание, — Вадим Денисович сделал долгую паузу, словно пытаясь сформулировать дальнейшее предложение. — Понимание общей цели. Общих принципов. Общих точек взаимодействия. Мы все — я имею ввиду бояр и госаппарат в целом, — один единый механизм, который должен работать слажено. Если выйдет из строя одна шестерня, то и весь механизм остановится. Понимаете? А этого нельзя допустить. В особенности в таком направлении как железная дорога.
— Согласен, — скупо ответил я.
— С этого направления работы идут большие деньги, Максим Петрович. Налоговые сборы, акцизы, платежи за особые виды груза — это только малая часть. А ведь есть еще поступления из госбюджета — топливо, оборудование, ремонты, дотации, да множество разных статей, которые в своей сумме дают очень большие объемы вливаний.
— В финансовые вопросы я пока еще не углублялся.
— Это ничего страшного. У вас есть отличная слаженная команда — она в курсе всех текущих вопросов. Я просто хотел сказать вам, что глупо будет с вашей стороны что-то менять, я имею ввиду кардинально менять. Ведь механизм налажен, все идет хорошо. Поэтому будьте разумны, не лезьте не разобравшись.
Последнее прозвучало с едва уловимой угрозой. Или мне показалось?
Я присмотрелся к Вадиму Денисовичу. Тот широко улыбнулся.
— Помните про то, что неисправную шестеренку проще заменить на другую, чем пытаться перестроить весь механизм под ее кривое неправильное движение.
— Вадим Денисович, я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
— Ничего страшного, Максим Петрович, — вновь улыбнулся надворный советник. — Я думаю, вы занижаете свои возможности. Вы все прекрасно поняли, просто стесняетесь это признать. Не надо стесняться. В нашем деле — это только мешать будет. Главное чтобы тут, — он постучал пальцем по виску, — остались мои слова. Они пусть всегда будут звучать у вас в голове — при каждой сделке, которую вы будете подписывать, при каждом авансовом или расчетном перечислении денежных средств.
Надворный советник поднялся с кресла, протянул мне руку.
— На этом не смею вас задерживать — у вас наверняка найдется множество дел. Да я и сам скоро на совещание должен идти — Его Величество Император Российский вызывает.
— Приятно было познакомиться, — натягивая на лицо улыбку, ответил я и пожал ему руку.
— И мне.
Я вышел из кабинета со странным чувством будто меня макнули в грязь. Я все прекрасно понял, на что размыто намекал Вадим Денисович. Скользкий тип. Механизм, шестеренки, денежные средства. Теперь понятно откуда такие дорогие ковры и китайские вазы. Надо как можно скорее встретиться с помощниками, с которыми работал Вяземский-старший и понять как именно идут эти денежные потоки. Наверняка этот Вадим Денисович имеет оттуда долю — поэтому и пригласил сегодня на беседу, обеспокоенный тем, что сменился человек, доставляющий ему его долю.
За мной увязалась секретарша — что-то тарахтела, но я отмахнулся от нее как от назойливой мухи.
Вышел наконец, после очередной проверке на проходной, на улицу.
Машины нигде не было.
Звякнул телефон.
— Максим Петрович! — это был водитель. — Я чуть подальше отъехал, тут нигде нельзя стоять — говорят только для работников Вишневого Дворца.
— Ты где?
— Я вас вижу — вы вышли. Я под деревом стою, метрах в десяти от вас, гляньте прямо. Да, вот в эту сторону. Я машу вам рукой!
Я увидел машину.
— Иду.
Погруженный в свои думы, я двинул к авто. Все не выходил из головы разговор с господином надворным советником.
Что-то ужалило в плечо — я дернулся, попытался отогнать насекомое. Но не смог — рука не слушалась.
А следом пришла боль.
Я мелком глянул на место укуса и с ужасом увидел, что там зияет дыра, из которой течет кровь.
Еще до конца не поняв что произошло, я рухнул на землю, интуитивно, спасая себя.
Весьма вовремя.
Еще одна пуля пролетела в миллиметре над головой.
Стреляли, кажется, со стороны стоянки.
Я рванул на корточках вперед, вновь растелился, наконец спрятался за одну из машин.
Закипевший в крови адреналин не дал закричать от боли — она попросту еще пока не ощущалась.
Стрельба посреди улицы не вызвала ажиотажа только лишь потому, что никого не было. Три часа дня — еще не конец рабочего дня, но уже и не обед. Жара, все сидят в кабинетах и молятся на кондиционеры. Да и оружие, кажется, было с глушителем — вместо звуков выстрела раздавались сухие хлопки.
Твою мать, опять влип!
Я оглядел рану. Наложил скрепляющее заклятие — и сморщился. Пули были не простыми. Сквозь красную туманящую боль я почувствовал тугой магический пучок. Сквозь хаотичное сплетение заклятий удалось расшифровать элементы отравляющих основ.
Еще раз выругавшись, я обезвредил заклятие, подпитал рану обезболивающими субстратами.
Стало легче.
Теперь найти стрелявшего.
Кто это? Кондор? Или кто-то другой?
Шальная мысль о том, что моя смерть будет на руку не только Герценым, но и родному брату Александру, обожгла разум. Нет, так низко пасть он не может.
Или может?
Попытка высунуться из укрытия чуть не стоила мне жизни. Пуля звякнула о капот авто, едва не снеся мне половину головы.
Ну и где же хваленые люди Бартынова, которые должны, как он уверял, сразу же схватить Кондора, едва он появится на горизонте?
Что-то никто не хватает стрелка.
Я начал выискивать ходы отступления. Их было не так много, а если признаться, то только один — идти назад, ко входу в Вишневый Дворец. Там есть охрана, они не допустят стрелка внутрь. Да только идти придется через просматриваемый и значит обстреливаемый квадрат.
Достаточно быстро стало понятно как стрелявший смог пробраться к стоянке незамеченным — потянуло магическим субстратом морока. Толково сделано, даже удалось обойти ловушки.
Придется отступать. Рискованно, но вариантов нет. Или… есть?
Чем я теперь рисковал? Ничем. У меня есть зеленый пропуск, и я могу в открытую кастовать заклятия.
Чем я и занялся.
Злость, замешанная на боли, помогли выплести тугую магическую спираль.
Досчитав до пяти, я высунулся из укрытия и тут же швырнул снаряд в сторону, откуда шла стрельба.
Не прогадал.
Создавая в воздухе что-то похожее на рябь, магическое заклинание стрелой полетело в стоявшего.
Удар оказался для него ожидаемым — заклятие отбросило противника, но не уничтожило. Какая-то хитрая защита была заранее накинута на врага. Причем специфичная, с учетом индивидуальных параметров того, кто будет его атаковать. То есть кто-то знал меня и мой подчерк в магии, учтя это в защитном заклинании.
Становилось все интереснее.
Хватило одного взгляда на противника чтобы понять — это был Кондор. И он подготовился к нашей второй встрече.
Я вытащил телефон, начал трясущимися пальцами набирать номер Бартынова — чтобы он как можно скорее отправлял сюда своих бойцов и живым задержал гада.
Бартынов ответил с третьего гудка.
— Слушаю? — голос был злой, словно его отвлекли от важного занятия.
— Срочно нужно… — договорить я не успел — что-то обжигающее, давящее обрушилось на меня, заставляя подскочить.
«Электромагнитная шапка»! Твою мать! Заклятие, позволяющее поджарить мозги. Если бы не защита, я бы уже корчился в предсмертных муках на асфальте. Но мне повезло. А вот телефону — нет. Он вздулся, и начал искрить.
Очередная порция ругательств невольно навернулась на уста.
Я вновь начал выплетать сеть, которая в прошлый раз хоть на время, но все же задержала Кондора. Правда на этот раз я учел все свои ошибки и добавил в магический фон немого глушащей магии. Против того, кто обладает навыками звуковой магии, это будет проблемой, с которой придется повозиться.
Атаковать сразу не получилось — наложенная блокировка на раненную руку начала таять. Пришлось подкреплять.
Драгоценные секунды были упущены. Кондор успел сделать обманный маневр и зашел ко мне со спины.
Все кончилось бы за мгновение — Кондор находился в десяти шагах от меня.
Направить оружие.
Нажать на спусковой крючок.
Пуля пробивает черепную коробку, превращает мой мозг в кисель.
Мгновенная смерть.
Но мне повезло.
— Нет! Не стреляйте! — закричал я охранникам Бартынова, которые оказались рядом словно по мановению волшебной палочки.
Но они это понимали и без меня — Кондор единственная ниточка, связывающая убийство Никиты Бартынова с Герцеными. И потому он должен быть во что бы то ни стало живым доставлен Бартынову-старшему.
Здоровяки были подготовлены не только физически. Их магическим умениям мог позавидовать любой, по крайней мере в части боевой магии.
Просто один едва уловимый взмах — и Кондор растелился на асфальте. Еще один взмах — и невидимая волна придавила противника, не давая тому сделать хоть одно движение. Оружие отлетело под одну из машин.
Кондор заскрипел от злости зубами, попытался вырваться, но не смог — слишком тяжелая сила придавила его. Тогда он скастовал что-то вроде звукового резака и одним выкриком перерезал удерживающие его заклятия.
Поднялся.
Но атаковать не успел — охранники одним ударом в челюсть выбили из него всю дурь.
Кондор вновь упал, схватился руками за челюсть.
— Отлично сработано! — выдохнул я.
Бартыновские охранники скупо кивнули. Потом подняли Кондора. Крысиное лицо противника вопреки поражению светилось от счастья. Сомкнутые челюсти едва заметно шевелились — словно он рассасывал леденец.
— Его надо доставить вашему шефу, — сказал я.
Меня всего трясло.
— Доставим, — кивнул один из охранников.
— Не успеете! — процедил сквозь зубы Кондор.
И вдруг начал дергаться, словно его прошиб озноб.
— Что это с ним?
Приступы усилилась, изо рта полезла белая пена, глаза закатились назад.
— Он съел что-то! — запоздало понял я.
Один из охранников схватило Кондора за челюсть, разомкнул ее. Вместе с пеной на щеке схваченного блеснуло стекло.
— Ампула с ядом! — сквозь зубы процедил второй.
— Сожрал когда на асфальте был! — предположил второй.
— Скорее! На землю! Надо его спасти! — крикнул я.
Кондор выгнулся дугой, захрипел. Потом обмяк.
«Поздно, — спокойно произнесла Смерть, появившись за спинами охранников. — Он уже в моих владениях».
Кондор, единственный человек, который мог спасти меня от гибели, был мертв.