— Все азиаты — сумасшедшие, — произнес один из охранников.
— Тем более те, кто в ранге Терракотового Адепта, — поддержал его другой, безучастно смотря на тело Кондора.
— Слышал, у них там отношение к собственной жизни как у самураев — в любую минуту готовы умереть. Их там, в кишлаках и храмах, учат принимать смерть без страха — выдают каждому по ампуле и заставляют выпить — мол, одна из доз отравленная. Кто зассал — на мороз гонят, розгами до полусмерти лупят, позорят.
— Судя по тому, что произошло — слухи не врут, — кивнул первый. — Видел как басурманин легко отраву проглотил?
— А то!
— Его надо спасать! — не унимался я, накладывая заклятие за заклятием — вытягивающее, заживляющее, блокирующее, рассеивающее.
Но все было бессмысленно — даже мой разум это понимал. Кондор мертв. Окончательно.
Заклятия упирались в холод неживого и тухли, не выполнив своей функции.
— Оставь его в покое, — сказал первый охранник. Потом кивнул своему напарнику: — Давай тело в багажник закинем — и рвем отсюда, пока из Дворца охрана не вылезла.
Труп ловко закинули в машину. Мне сказали ехать к Бартынову — чтобы объясниться. Я согласился.
Так мы и двинули с трупом в багажнике к боярину Верховной палаты.
— Мертв, говоришь? — вновь переспросил Бартынов, поглядывая на меня.
Я кивнул.
Охранники подтвердили.
Вновь я был в кабинете Бартынова и этот поход в гости не доставил мне удовольствия.
— Он раскусил ампулу с ядом, — пояснил я, глядя как Бартынов затачивает карандаш — не точилкой, ножом, умело орудуя лезвием и срезая стружку за стружкой.
— То есть он не сможет нам что-то сказать по поводу нашего дела? — продолжил расспрос Бартынов, рассматривая кончик карандаша со всех сторон — острота показалась ему не достаточной и он продолжил заточку.
— Не сможет, — нехотя ответил я. — Но мы можем осмотреть его одежду — карманы, сотовый телефон, вещи. Наверняка что-то найдем. Хоть какую-то ниточку, которая сможет привести нас к заказчику.
Бартынов глянул на охранника. Тот подошел к столу, положил ключи и пачку сигарет.
Хозяин комнаты рассмотрел вещи. Сказал:
— Думаю, это не о многом нам расскажет.
— А телефон? — в отчаянии спросил я. — У него должен быть телефон — как-то же он связывался с Герценым!
— Телефона, как видишь, нет.
— Надо вновь осмотрел одежду — тайные карманы, подкладку, все, куда можно спрятать вещи!
Бартынов вновь посмотрел на острие карандаша, удовлетворенно кивнул.
Потом поднялся.
— Зря мы затеяли все это, Максим, — вздохнул он, подойдя к окну и задумчиво глядя наружу. — Зря.
— Нет, постойте! Не хотите же вы…
— Сегодня ездил в магазин ритуальных услуг, — задумчиво произнес Бартынов. Говорил он это словно бы самому себе и не ждал от меня какого-то ответа. — Покупал гроб для своего сына. Оказывается очень большой выбор различных гробов есть — дубовые, из красного дерева, из амаранта, из кедра, даже из бакаута есть. Знаешь как еще называют бакаут? Дерево жизни. Странная какая-то ирония. Я из клена выбрал. Красиво смотрелось. Еще титановые и даже золотые предлагали гробы, но я не стал. В них же холодно будет!
Бартынов повернулся ко мне, посмотрел таким взглядом, полным смертельной тоски, что мне стало не по себе.
— Я надеюсь ты понимаешь, что смерть твоего отца не исправит ситуацию — она не может быть засчитана за смерть моего сына.
— Подождите! У меня есть еще два дня, вы же сами сказали!
— Что толку? — Бартынов вновь отвернулся к окну. — Смысла в дальнейших действиях я не вижу. Мне нужны доказательства причастности Герценых в убийстве Никиты. А ты мне что несешь? Труп азиата с ключами от машины в кармане и пачкой дешевых сигарет? Мне это считать доказательством? Может быть, просто поверить тебе на слово?
— Я докажу, — твердо произнес я, но и сам еще не знал как.
Бартынов усмехнулся. Потом, немного подумав, сказал:
— Я дал тебе три дня — я держу свое слово. Потом — сам придешь ко мне и… знаешь что сделаешь.
Я кивнул.
Руки мои тряслись. Я знал, что хотел от меня Бартынов в случае не выполнения задания.
— За свои слова надо отвечать. И ты за них ответишь. И подтвердишь свою невиновность, либо предстанешь перед небесным судом. Это будет по честному.
Я хотел уже было выйти, как что-то заставило меня остановится.
— Можно задать вам один вопрос? — наконец насмелившись, произнес я.
Бартынов взглянул на меня как на букашку. Но кивнул, снисходительно, делая одолжение.
— Задавай.
— Вы знаете что за организация такая — «Красные Казематы»?
Вопрос повис в воздухе как заноза.
Бартынов долго сверлил меня взглядом, от которого мне стало не по себе. Охранники тоже напряглись.
Наконец боярин спросил:
— Откуда тебе о них известно?
— Слышал, — уклончиво ответил я.
— Слышал он! — хмыкнул Бартынов. — Официально такой организации нет, она не зарегистрирована ни в одном реестре.
— Есть, — с нажимом ответил я, чувствуя, что Бартынов тоже это знает, просто не хочет говорить. — «Красные Казематы» существуют. Пусть и не официально.
— Максим, послушай, — аристократ достал сигарету, закурил. — Лучше не лезь туда. Ничего хорошего тебе это не сулит.
— И все-таки, кто они такие?
— Любопытство — это конечно хорошо, но не всегда оно играет на руку. «Красные Казематы» — это раковая опухоль Российской Империи. Она проросла метастазами практически во все направления правительства. И не только там. Их цели неизвестны. Про их лидеров и вовсе ходят какие-то нереальные легенды.
— Какие?
— Что они вовсе и не люди.
— А кто же?
— Не знаю, — пожал плечами Бартынов. — Призраки, фантомы, искусственный интеллект, маги, достигшие каких-то иных высот, за пределами людского сознания и возможностей — выбирай из этого любую версию, которая тебе понравится. «Красные Казематы» преследуют какие-то свои, порой не поддающиеся логике, цели. То они устраивают взрыв правительственного поезда, то финансируют строительство второго Дома управления. То убивают несколько высокопоставленных чиновников — министров, то устраивают самую большую благотворительную акцию. Впрочем, любое из этих действ и участие в нем «Красных Казематов» — лишь ничем не подтвержденные версии. Прямых доказательств нет. Лишь слухи, и в основном не самые хорошие.
— А вы сами — сталкивались с ними, с «Красными Казематами»?
Бартынов прищурил глаза, губы его стиснулись в одну тонкую едва видимую ниточку.
— Ты задаешь слишком много вопросов, хотя просил ответить всего лишь на один. Я ответил на него.
Бартынов нещадно раздавил сигарету в пепельнице.
— И, насколько я помню, у тебя только два дня осталось, а не целая жизнь. Время идет, стремительно, неумолимо. Не трать его на глупые вопросы.
— Но…
— Хватит! — рявкнул Бартынов. — Или я передумаю насчет своего обещания.
Охранники выпроводили меня из кабинета.
Я поспешил прочь.
Вышел на улицу и на мгновение замешкался — возле машины лежало тело Кондора, которое другие охранники уже успели вытащить. Но даже не это заставило меня остановиться. Смерть, присев на корточки, словно зверь, высасывала из головы азиата что-то черное, похожее на дым. Чавкая и постанывая от удовольствия, она зыркнула на меня, усмехнулась.
— Чего встал? — пробасил один из охранников, подталкивая меня вперед.
Смерть вновь принялась за трапезу, пожирая остатки души убийцы.
Стараясь не смотреть на этот ужас, я пошел к воротам.
Назад ехал в задумчивости. Была мысль позвонить Агнете, но я не стал — хотелось побыть одному.
Как теперь искать связь между Герцеными и убийством Никиты? Я не знал. Последняя нить в виде Кондора уничтожена.
Дома было тихо. Как сообщил Нианзу Александр уехал в город. Ольга гуляла в саду. Анфиса была у себя в комнате. Размеренная жизнь аристократов, у которых нет абсолютно никаких забот. Тех, чьим жизням не угрожает опасность.
Я попросил у китайца чашку чая, сам пошел в кабинет отца — нужно было срочно придумать новый план действий.
Но только вот никаких идей как назло не шло в голову. Ситуация была дрянной. Очень дрянной. И выхода, казалось, найти из нее просто не имелось.
Этот день можно было с легкостью назвать днем плохих новостей.
Позвонил Эммануил Рудольфович. Голос его был, вопреки обычному, предельно сосредоточен, серьезен.
— Максим Петрович, — произнес адвокат. — Плохи наши дела.
— Слушаю, — ответил я, готовясь к самому худшему.
— Сейчас мои люди выяснили кое какие моменты насчет предстоящего суда, который инициировал ваш старший брат Александр. В общем дело передали Нелли Федоровне Штерн.
— Кто такая эта Нелли Федоровна? — не понял я.
— Горгона — так мы ее зовем. Неприятная женщина. Из анонимных источников известно, что на нее есть выход. Но только не у меня.
— Что это значит?
— Что Александр, скорее всего, вышел на нее через нужных людей — думаю, тут помогли связи и знакомства из финансовой школы, — и готовит удар. Дата заседания назначена на ближайшую субботу. Это слишком скоро в таких делах, что только подтверждает мою теорию о уже решенном вопросе.
— То есть мне реально светит дурка?
— Насчет дурки это вы конечно преувеличиваете, — усмехнулся Эммануил Рудольфович. — Но отстранение от завещания вполне реально.
— Нет, не преувеличиваю, — ответил я.
Я не сомневался, что конечная цель именно такая. Врага надо добивать, а не оставлять под боком. Александр так и поступит — раздавит, посадит в самую суровую и дальнюю психиатрическую больницу, без права выписки и реабилитации.
— И какие наши дальнейшие шаги? — спросил я.
— Мы сейчас готовим встречный иск и ходатайство о смене судьи.
— Встречный иск?
— Верно. Будем оспаривать заключение Сан Саныча. Будем настаивать на том, что процедура выполнена в нарушение норм. Будем подключать другую экспертизу, которая признает вас вменяемым. Если надо, будем писать государю Императору о том, что идет наглая фальсификация с целью смещения с места законного наследника. Будем шум поднимать! Этого никто не любит.
— И каковы шансы, что все получится?
Адвокат начал что-то неопределенное мычать.
— Эммануил Рудольфович, я прошу вас — сделайте так, чтобы я не оказался в местах, где мне светит лоботомия. Я вам доверяю — больше мне из адвокатов доверять некому, потому что и знакомых адвокатов то нет. Но отец долгое время работал с вами — а это значит, что на вас можно положиться.
— Не переживайте, Максим Петрович. Я не раз говорил это вашему отцу — скажу и вам. Я отрабатываю каждый коин.
— Спасибо! Держите меня пожалуйста в курсе.
— Непременно! Вы главное не переживайте — все будет хорошо.
Хотелось бы в это верить.
Я положил трубку. Включил телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься от информации, сказанной адвокатом — прямо сейчас даже не хотелось об этому думать. Слишком гадко было на душе. Слишком… подло. И это родной брат? Не Герцен, не какой-нибудь безликий враг. А близкий человек.
— …пятый корпус вынужден был отступить на три километра вглубь. Напоминаем, что ожесточенные бои идут и днем и ночью. Установить контроль над первым кругом до сих пор не удалось. Сейчас столкновения идут в районе Железных Холмов. Как сообщают анонимные источники, близкие к военному штабу, противник осуществляет массовый переброс войск в район Низовья и Седьмицы. На наш официальный запрос ответа от пресс-службы Министерства войны Российской Империи так и не поступало. Мы будет держать вас в курсе новостей и сообщать…
Я выключил телевизор.
Вновь наступила тишина. Я некоторое время пялился на стену, пытаясь собрать мысли в кучу. Что делать? Как поступить? Куда идти? Сбежать, как изначально предлагал Вяземский? Нет. Убежать не получится.
Постучали.
— Войдите, — сказал я, отрываясь от лицезрения стены и узоров дорогих обоев.
В комнату вошла Ольга. Очень короткие шортики — заканчивающиеся на середине попы и толком ничего не закрывающие, обтягивающий топик, сквозь который выделяется все, что он должен закрывать. Я с трудом перевел взгляд в сторону.
Сестра посмотрела на меня, сидящего на кресле отца, улыбнулась.
Я почувствовал себя неловко.
— Я просто…
— Не надо оправдываться, теперь это твое законное место. Отец любил сидеть на этом кресле. Теперь будешь ты.
— Хотел подумать кое над какими вещами, а это единственная комната, куда…
— Не заходит Анфиса? — по лисьи улыбнулась сестра.
— Ольга, послушай, там такая ситуация случилась…
— Да вполне понятная ситуация, — махнула она рукой.
— Нет, правда!
— Про тебя с Анфисой я давно догадывалась. Ты парень видный, она молодая, у обоих кровь горячая.
— Догадывалась?
— Конечно. Я — девушка, такие вещи за километр чувствую.
— Я бы не хотел продолжать эти отношения, — хмуро произнес я. — Ошибкой и сиюминутной слабостью это все было.
— Дело твое, — безразлично пожала плечами сестра. — Я в твою жизнь не лезу, поэтому тебе решать.
— А ты что-то хотела? — осторожно перевел я разговор на другую тему.
— Да. Максим, надо поговорить, — сказала Ольга, зайдя в кабинет и запирая за собой дверь.
— О чем?
— Об Александре, — сестра села напротив, на стул, закинула ногу на ногу.
— Не переживай — ничего плохого я ему делать не буду. Если конечно это устроенное с его стороны представление, не перейдет определённые границы. Я понимаю, что он наш брат, но всему есть предел.
— Я пришла не заступаться за Александра.
— Правда? — этот ответ поставил меня в тупик. — А тогда зачем?
— Хотела предупредить тебя, — Ольга глянула на дверь, словно боясь что там кто-то стоит. — Пока тебя не было, Александр разговаривал со мной.
— И о чем же?
— Он предлагал мне сделку.
— Сделку? Какую?
— Пытался переманить меня на свою сторону. Сказал, что тебя надо лишить во что бы то ни стало наследства. Долго убеждал меня, что отец в последнее время был не в себе, поэтому и поступил так не обдуманно, завещав все тебе. Но на самом деле это все по праву принадлежит ему и должно было перейти после кончины отца. Уговаривал принять его позицию в обмен на часть наследства.
— Что?!
— Сказал, что если я подтвержу в суде то, что ты не в себе, — девушка покрутила пальцем у виска, — то он отпишет мне дом.
Задница моя полыхала от злости. Я поднялся с кресла, вновь сел, сжал кулаки, готовый разбить что-нибудь в дребезги.
— Успокойся, — поспешно произнесла Ольга. — Я конечно отказала ему — сказала, что не играю во все эти подковерные игры. Поэтому и пришла к тебе сейчас — предупредить. Ты мой братик и я переживаю за тебя.
— Спасибо.
— Знай, что такое предложение от Александра, скорее всего, поступит и Егору, и даже Нианзу.
— Нианзу? — удивился я.
— Да. Он тут полвека работает, знает всех нас как облупленных. Поэтому его показания будут обладать определенным весом. Возможно, будет кто-то еще привлечен к этому, из близких людей, возможно даже Щедрин. Так что будь осторожен.
— Твою мать! — стараясь не сказать еще чего-нибудь покрепче, прошипел я.
— Я попыталась переубедить Александра — чтобы он успокоился, смирился и принял выбор отца. Но братик даже слушать меня не хочет. Для него отец теперь что-то вроде предателя.
Сестра вздохнула.
— Александра можно, наверное, понять. Все-таки отец ему долго вдалбливал, что тот должен стать после его смерти новым главой рода. И у нас у всех не было в этом сомнения. Мы тоже так думали. Но лишь потому, что не было в семье Вяземских дарованных. Это понимал и сам отец. Не обижайся, Максим, но на тебя очень мало шансов ставили насчет получения дара. Все-таки ты самый младший, все другие. старшие братья, не получили атрибута. Отец, я думаю, и сам это в глубине души понимал. Поэтому и отправил Александра в финансовую школу — чтобы тот учился управлять делами. Однако ситуация сменилась. У тебя, к общей нашей радости, появился дар. И я полностью согласна с выбором отца. Он логичен. Только дарованные должны унаследовать все и вести род дальше.
Ольга смахнула с глаз упавшую прядь волос.
— Кстати, а ты знал, что раньше так и было? Семьдесят лет назад только дарованные могли перенять родовую власть аристократии. Если в семье не было дарованных — то и место у власти им не полагалось. Потом отменили этот закон. Но память осталась. Многие, у кого мельчать начал род и дарованных нет, как на иголках. Отец тоже места себе не находил. Наверное, из-за этого сердце и угробил себе.
Глаза сестры заблестели — навернулись слезы. Но она сдержалась.
— Я согласна с отцом, он все правильно сделал.
— Только вот Александр Петрович с ним не согласен, — едко заметил я.
— Тяжело потерять то, что тебе было обещано. Александр зол. И зная его характер, могу сказать, что успокоится он еще не скоро.
Ольга затихла, словно о чем-то размышляя. Потом добавила:
— Александр побаивается тебя, точнее твоего дара. Но у него против этого есть какой-то козырь — какой именно он не сказал. Просто в разговоре похвастался, что и на магическую силу найдется сила иная, способная ее победить.
— Он меня в психушку хочет упрятать, — произнес я, предполагая, что это именно тот козырь, о котором упоминал старший брат. — Вот его козырь.
— Что?! — настала очередь удивляться Ольге. — В психушку?
— Именно. Признание недееспособным — это только часть плана. Сработал он быстро, остается только похвалить! — я злобно улыбнулся. — В эту субботу уже суд состоится, будут рассматривать дело.
— Да это… я ему… — у сестры не хватало слов чтобы выразить все эмоции. — Я ему по голове сейчас настучу!
Она поднялась, двинула к выходу.
— Постой, — остановил ее я. — Не стоит. Это не поможет.
— Так что же — просто так сидеть будем что ли?!
— Мы — да. Потому что делом этим заняты адвокаты.
— Эммануил Рудольфович?
— Он самый. Он сейчас готовит все необходимые документы, чтобы оспорить заявление Александра.
— Он — хороший адвокат, — кивнула Ольга. И вновь вспыхнула: — Подумать только! Что удумал!
— Не трать понапрасну сил и нервы. Успокойся.
Сестра вязал себя в руки, кивнула.
— Я как-то могу тебе помочь?
— Только поддержкой, — ответил я. — Спасибо тебе за информацию.
Я поглядывал на стоящий у дальней стены бар с алкоголем. Теперь понятно почему он тут. Невольно начнешь стресс в алкоголе топить.
Надо будет убрать, от греха подальше.
Ольга подошла ко мне, обняла.
— Я всегда буду тебя поддерживать.
— Еще раз спасибо!
Сестра пошла к себе, а я вновь остался один.
Вот уж действительно этот день можно назвать днем плохих новостей. И день ведь еще не заканчивался!
Что же это теперь получается — никому верить нельзя?
Вот так завернулось все! Через два дня грозит смерть. Есть не иллюзорный шанс загреметь в психушку. Родной брат устроил настоящую войну против меня.
Я встал, начал ходить из угла в угол. В какой-то момент поймал себя на мысли, что и Вяземский-старший так делал, когда я был в тюрьме, а он пришел ко мне. Гены?
Подошел к окну. На улице было пасмурно, тучи заволокли небо, предвещая дождь.
Вновь сел за стол. Невольно задел коленкой выдвижной ящик и тот на удивление легко поддался, открывшись.
Взгляд упал на содержимое ящика. Взглянуть было на что. Пачка денег — коинов, похожих на синие фантики. Несколько пакетиков с белым порошком, похожим на муку. Блокнот. И пистолет. Черный, под тип «беретты».
Я взял оружие, зачаровано начал рассматривать его, чувствуя приятную тяжесть. Оружие лежало в ладони как влитое.
«Возьми его себе», — прошептала Смерть.
«Возьму», — внезапно согласился я.
Смерть довольно захихикала.
«Что это было там, в доме Бартынова? Что ты делала с Кондором?» — спросил я, глядя как Смерть прохаживается по кабинету отца.
«Его душна черна — люблю такие. Он убил много людей и каждая из его жертв отдала его душе частичку своей боли. Это очень вкусное блюдо! Ни с чем не сравнимое!»
Я прицелился в Смерть.
Смерть глянула на меня, рассмеялась.
«Лучше убей Александра — ведь ты этого хочешь, не так ли? Просто убей — и решишь массу проблем».
«Действительно — решу одним выстрелом много проблем, — кивнул я. — Но не буду этого делать. Я — не ты».
«Уверен?» — с сарказмом спросила Смерть.
Я вопросительно глянул на нее.
«Разве позабыл как убил двоих бедолаг в переулке города?»
Я скрипнул зубами.
«Это были не бедолаги!»
«Какая разница? Они мертвы»
«Это ведь твоих рук дела на самом деле? Я помню лишь черное марево, которое подернуло глаза. Моими руками управляла ты».
Неплохое оправдание своим поступкам!" — улыбнулась смерть и вдруг прыгнула на стену — прямо на портрет отца, где и растворилась.
«Стерва!» — выругался я, глядя — не появится ли вновь?
Не появилась.
Я начал прокручивать события последних дней у себя в голове. Встреча с Агнетой… Приятная истома подкралась от одного только воспоминания. Потом Водитель Агнеты, убитый словно по закону подлости ровно перед моей встречей с ним, словно кто-то знал, что я буду его искать. Потом Кондор, также словно подгадавший мое появление. Да, возможно, он следил за мной, как я захожу в кафе. Но вот только… как он узнал, что к этому времени я поеду к Агнете? Как?
Это вопрос застрял в голове как заноза и ответа на него я не находил.
Герцен. Убийство Никиты. Наследование рода. Война со старшим братом. Все это кружило в голове как рой пчел.
И словно бы одна из этих пчел укусила меня, вызвав прозрение.
Твою мать!
Я шлепнул себя по лбу. Надо было догадаться сразу!
Я схватил городской телефон, трясущимися пальцами набрал номер.
Ответили не сразу.
Бартынов был по обыкновению своему хмур.
— Слушаю?
Не потрудившись даже поздороваться — не до этого сейчас было, — я воскликнул:
— Я нашел ниточку, ведущую к убийце Никиты!