— Простите, что? — переспросил Александр, когда тишина, казалось, была уже оглушительной.
— «… Максиму Петровичу Вяземскому», — вновь прочитал адвокат. — Тут так написано. Можете в этом убедиться сами.
Он показал документ — там действительно значилось мое имя.
— Это какая-то шибка! — Александр встал с места, глянул на меня, вновь на адвоката.
— Нет, ошибки никакой нет, — спокойно ответил Эммануил Рудольфович. — Все верно. Отец назначил наследником рода Максима Петровича.
Все невольно обратили на меня взоры.
Я же сидел, не зная что сказать. И лишь выдохнул:
— Почему я?
Адвокат улыбнулся, сказал:
— Таков его выбор, мудрый и неоспоримый.
— Постойте, — Александр вновь сел, закурил. — Ну это же бред какой-то! Вы это сами понимаете.
— Почему бред? — не понял адвокат. — Все с юридической точки зрения верно и не конфликтует с законом. Верно я говорю, Нестор Максимович?
Нестор Максимович покивал лысой головой.
— Там еще что-то есть, в завещании? — спросил Александр, дрожащими руками держа зажжённую сигарету.
— Верно, написано, — кивнул Эммануил Рудольфович и принялся читать дальше: — «Второе. В случае, если названный мною наследник умрет до открытия наследства или одновременно со мной, не примет наследство или откажется от него, либо не будет иметь право наследовать или будет отстранен от наследования как недостойный, все мое имущество я завещаю своему старшему сыну — Александру Петровичу Вяземскому».
— Откажется? — зацепился за слова Александр. — То есть если он отказывается, то наследство переходит мне?
— Верно, — сдержано ответил Эммануил Рудольфович.
— Ты же отказываешься от наследства? — Александр повернулся ко мне. Его лицо было перекошено от гнева. — Ну же, болван! Ты отказываешься от наследства? Говори!
— Господин Александр Петрович! — произнес адвокат, деловито покашляв в кулак. — Давайте соблюдать приличие и регламент!
— Заткнись! — рявкнул на него тот. И вновь повернулся ко мне. — Отказывайся от наследства, ушлепок!
— Саша! — одернула его Ольга.
— Подожди! — отмахнулся тот.
— Почему я должен отказываться? — спросил я, стараясь держать себя в руках.
— Потому что это мое! Все это, — он окинул рукой комнату, — мое! Я должен был быть наследником рода, а не ты!
— Отец посчитал иначе, — парировал я.
— Что?! — зашипел сквозь зубы Александр.
И бросился на меня.
— Парни! Вы что?! — подскочил Эммануил Рудольфович.
Но помощь мне не требовалась. Я с легкостью отразил атаку, сделал подсечку.
Александр неуклюже растянулся на полу.
— Сука!
— Успокойтесь! — стукнул по столу кулаком Щедрин. — Возьмите себя в руки! Как дети малые! Вы сегодня хоронили своего отца — и ведет сейчас себя так… мерзко! Отец на том свете морщиться, наверное, и плюется сейчас, видя все это!
Это возымело действие. Александр поднялся, красноречиво посмотрел на меня, но ничего не сказал, сел обратно на свое место.
— Продолжайте, — попросил Щедрин адвоката.
— «Третье, — продолжил чтение завещания адвокат. — Содержание статьи 1149 Гражданского кодекса Российской Империи мне нотариусом разъяснено. Четвертое. Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса. Пятое. Право наследования определить с даты оглашения завещания. Итоговое. Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан мною. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Москвы Тиховского Нестора Максимовича, а другой экземпляр выдается завещателю Максиму Петровичу Вяземскому. Подпись завещателя имеется.»
Адвокат протянул мне документ.
Я взял его, еще раз перечитал первый пункт. Действительно, никаких ошибок. Все как есть. Мое имя.
— Эммануил Рудольфович, — обратилась Ольга к адвокату. — Вы вначале говорил еще про письмо.
— Да, что там за письмо? — поддержал ее Александр.
Вид у него был страшный — посеревшее лицо, красные усталые глаза, дрожащая нижняя губа.
— Верно, письмо написал ваш отец в продолжение завещания, как я понимаю, — подтвердил адвокат. — Прощальное письмо.
Он поднял со стола вторую бумагу, начал читать:
— «Дорогие мои дети! В этот прискорбный час, когда эти строки зачитывает вам мой дорогой друг и помощник Эммануил Рудольфович, меня с вами уже нет. Я умер. По какой причине — мне не ведомо, но так ли это важно? Я хочу сказать вам, что я вас очень сильно люблю. Эти главные слова я, наверно, при жизни говорил вам не так часто, как хотел бы, но поверьте — это действительно так.
Предполагая, что чтение завещания вызовет у вас некоторые вопросы, я и составил это дополнительное письмо с пояснениями.
Во-первых, я хотел бы извиниться перед моим старшим сыном Александром. Ты действительно достойный сын и я всю жизнь готовил тебя к передаче наследования рода. В первой версии моего завещания именно твое имя стояло в первом пункте — Эммануил Рудольфович не даст соврать.
Но жизнь — изменчивая штука. И произошло то, о чем мы все так долго мечтали. Максим, самый младший сын, стал обладателем атрибута. Эта радостная новость окрасила мои будни в яркие цвета. Как же долго я об этом мечтал! Бессонными ночами я молил бога только об одном — чтобы он даровал наш род атрибутом. И это случилось! Это значит, что наш род — род Вяземских, — еще чего-то да стоит!
Александр, ты должен понять, ведь ты умный парень — «зеленый» свет в высший свет есть только у дарованных. остальным — дорога закрыта. Поэтому завещание было изменено — чтобы вы все могли во главе с Максимом пойти за ним вперед, а не окончательно уйти в небытие, растеряв то, что так долго копилось нашими предками.
Максим, обращаюсь к тебе. Я знаю, что для тебя это будет полной неожиданностью. Но так необходимо. Поверь моему опыту. Именно ты способен вывести наш род на более высокий уровень, спасти его от неминуемого многолетнего падения вниз. И понял я это тогда, когда мы с тобой поссорились в сторожевой башне. Ты так яростно оспаривал мое решение касательно заключения Анфисы под стражу и требовал честного и справедливого суда! Тогда я вдруг понял — ты также будешь стоять за каждого из членов нашей семьи, биться до конца, не смотря на того, кто будет против тебя. Именно в этом твоя сила. Ты справишься, я верю в тебя.
Тогда же я и решил исправить завещание. Скажешь, что это было импульсивно? Возможно. Но Щедрин не даст соврать — все мои импульсивные и эмоциональные решения были самыми правильными и верными в конечном итоге. Кстати, он сейчас с вами? Щедрин, собака ты такая, хватит постоянно жрать у меня дома! А если серьезно, то и тебе спасибо большое, дружище, за то, что ты просто есть. За поддержку. За помощь. Тебе я переведу небольшую, но приятную сумму от доходов с железной дороги. Документы в банке уже готовы — ждут только команды адвоката. Ты этого достоин.
Ольга. Моя родная доченька. Не горюй, я знаю, что ты будешь плакать, пожалуйста не плач. Не расстраивайся, я знаю, что оставляю тебя с надежными людьми — они помогут тебе и не бросят в беде. Ты справишься, мой сильный малыш.
Егор. Тебе тоже хочу сказать, чтобы ты держался. Знаю, что тебе не интересно ничего, кроме компьютерных игр. Но иногда выходит из виртуального мира и будь со своими близкими.
Еще раз всех люблю, обнимаю, целую. Ваш Петр Вяземский.«
Эммануил Рудольфович закончил чтение, отложил бумагу на стол.
Ольга рыдала. Я пребывал в каком-то странном состоянии, будто меня ударили пыльным мешком по голое.
Александр обхватил голову руками и сидел недвижимый.
— На этом процедуру оглашения завещания считаю со своей стороны выполненной, — подытожил Эммануил Рудольфович, закрывая папку с бумагами. — Прошу всех расписаться в протоколе.
Александр остервенело бросил на стол зажигалку, вышел прочь.
— Александр Петрович! — крикнул ему вслед адвокат. — Необходимо расписаться. Постойте! Куда же вы?
Но тот никак на это не отреагировал. Громко хлопнул дверью своей комнаты — так, что было слышно даже внизу.
— Ну что же, Нестор Максимович, будем оформлять отказ от подписи, — вздохнул Эммануил Рудольфович. — Ничего страшного. Как по протоколу — «в присутствии лиц от подписи отказался…» и дальше. Ну вы знаете процедуру.
Лысый мужичок кивнул, достал из папки другую бумагу, что-то быстро там заполнил и протянул нам.
Мы расписались.
— Каково же будет твое первое решение в качестве главы рода? — в полу шутку спросил Щедрин, возвращая ручку Нестору Максимовичу.
— Освободить Анфису, — ответил я.
На следующий день обстановка в доме была адской. Казалось, только чиркни спичкой — и все воспламениться.
Александр не выходил из своей комнаты, еду ему носил Нианзу прямо туда. Порой оттуда, из-за дверей, доносилась ругать, порой — гулкие удары по стене. Потом, ближе к обеду, Александр и вовсе уехал из дома.
Китаец лишь смущенно улыбался и говорил, что господин Александр не в духе.
Еще бы! Не дождался того, к чему так долго стремился.
Я тоже не находил себе покоя. Случившееся все не укладывалось в голове — я вертел это и так, и эдак, не понимая, как же быть дальше. Как же школа? Как учеба? Как я буду управляться со всем? Может быть и вправду отказаться от наследства?
Но сомнения мои быстро развеял Эммануил Рудольфович, явившийся на следующий день утрясти какие-то формальности.
— Отказаться от наследства не получится, — пояснил он. — Даже если ты захочешь — этого сделать невозможно.
— Почему?
— Потому что твою кандидатуру на замену персоны в Нижнюю палату утвердил сам государь Император. Письмо уже ушло.
— Как это… — только и смог промолвить я. — Мне ведь всего лишь пятнадцать лет!
— Ну и что? — удивился Эммануил Рудольфович. — Юридически ничего тут противозаконного нет. Пятнадцать лет — это тот возраст, с которого можно назначать на такую должность. Конечно это редкость, я бы даже сказал уникальность — ты на моей памяти пока единственный такой молодой. Конечно был семь лет назад еще такой парень Владимир Николаенко, которого тоже по завещанию поставили во главу рода и в Нижнюю палату, но ему было тогда вроде семнадцать лет. Он правда из окна выкинулся вскоре.
— Охренеть!
— Но это не из-за этого — он просто в карты все свое наследство проиграл, еще должен оказался какую-то дикую сумму. Вот и решил таким образом избежать уплаты.
— Эммануил Рудольфович, ну какой с меня политик?!
— Утверждение на должность — это формальность. Там много нюансов, которые, впрочем, всех устраивают. Ты не переживай. У каждого боярина есть свита помощников — окольничьи, стольники, держатники, думские, мозговые. Они по факту и ведут все дела бояр Нижней палаты. У Вяземского была очень мощная команда, поэтому твоя роль в заседаниях будет формальной. Где надо они подскажут что делать.
Это немного успокоило меня.
— А как же дом?
— А что дом? — пожал плечами Эммануил Рудольфович. — В кабинете твоего отца есть все документы — формуляры, протоколы, векселя. Полистай — разберешься. Там ничего сложного. Это только на первый взгляд тяжело. По факту — легко. Ну и я тебе помогать буду где понадобится.
— Да это же не ученическими тетрадями шуршать! Это важные государственные дела! Если что не так сделаю — мало ли что может случился? А если бед каких наворочу?
— Послушай, — впервые за все время фирменная улыбка Эммануила Рудольфовича сменилась усталым выражением лица. Он вдруг сразу постарел — лет на пять. — Петр Вяземский очень мудрый человек, поверь мне. Он все сделал правильно, назначив тебя главой рода. Александр, не смотря на все свои заслуги и знания, человек эмоциональный, вспыльчивый. И это его недостаток. Его злость — его слабость. За ней он не видит очень многого. Да ничего вообще не видит! А нынче все по-другому. Это раньше было — злее укусишь, больше боятся будут. Сейчас не так. Сейчас вот тут, — он поступал пальцем по виску, — должно быть что-то, кроме пустоты. Сам, наверное, видишь какие интриги ныне творятся.
— Вы про Герцена?
— Про него в том числе.
— А вы и про тоже него знаете?
— Конечно. Петр рассказывал, делился мыслями. Ты мальчик смышлёный, хоть и тоже не лишенный импульсивности. Постарайся сейчас откинуть все эмоции, разобраться во всем и сделать так, как просил и велел отец — сохранить род и вытащить его из ямы. Главное — не поддавайся на провокации.
Я кивнул.
— Спасибо вам большое.
— Ты можешь обращаться ко мне, если возникнут какие-то вопросы.
— А что же школа? Я должен уйти из нее?
— От чего же? — улыбнулся Эммануил Рудольфович. — Учебу бросать не надо — это Вяземский постоянно повторял, даже мне. А уж тебе, наверное, все уши прожужжал, хех! Перейдешь просто на укороченную свободную программу — это когда можно при необходимости государственных дел отлучаться от учебы. Вполне удобно.
Я вновь поблагодарил Эммаунила Рудольфовича и пошел к себе — голов апухла от мыслей.
В комнату постучали. Я открыл дверь и увидел на пороге Анфису.
С нашей последней встречи она изменилась — черные круги под глазами исчезли, на щеках выступил румянец. Она была вновь той красавицей, которую я встретил тогда в первый раз.
— Максим… — выдохнула девушка, быстро заходя внутрь и запирая за собой дверь. — Спасибо тебе большое!
Анфиса кинулась мне на шею, крепко обняла, заплакала.
— Спасибо! Ты освободил меня. Спасибо и… извини.
— За что?
— За то, что шантажировала тебя. Грозилась рассказать о нас отцу, если ты не освободишь меня. Я просто была тогда в отчаянии.
— Нет никаких «нас», — ответил я.
— Что?! Но ведь…
— Анфиса, послушай.
Предстояло как-то объяснить то, чего я еще ни разу не делал.
— У меня появилась девушка, поэтому…
— Девушка? Эта та, Агнета которая? — сморщилась Анфиса. — Да она же невеста Герцена! Ты что, с ума сошел?! Никакая она не твоя девушка, очнись!
— Откуда ты знаешь про нее?
Анфиса прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего.
— Откуда знаешь? Ольга рассказала?
Судя по суетливому прыгающему взгляну, я понял, что попал верно.
— Твою мать!
— Максим, послушай! Забудь про Агнету. Она твоей не будет. Она другому роду принадлежит. Чем хуже я? Теперь, после смерти Петра, что нас удерживает? Не надо ни от кого прятаться.
Анфиса вдруг скинула халат. Под ним, как оказалось, совсем ничего не было.
— Вот видишь! — девушка рассмеялась. — Не надо никого теперь бояться.
— Ты чего? Оденься быстро!
Я подхватил халат, подал его Анфисе.
Но та и не думала его принимать.
Девушка прильнула ко мне, схватила меня за пах.
— Нам никто теперь не закон! Мы сами теперь власть тут!
— Да оденься же ты!
— Не оденусь! — игриво произнесла девушка.
— Одевайся давай!
Анфиса вновь схватила меня за пах — а схватиться уже было за что все-таки формы Анфисы пробуждали в мужчине все его животные инстинкты.
— Не буду одеваться! Лучше ты давай раздевайся! Ну! Снимай же одежду! Хочешь — сзади? А хочешь я буду сверху? Ну же, не молчи! Как ты хочешь? Давай, я исполню любое твое желание, даже самое грязное!
— Перестань вести себя как…
В комнату постучали. И еще до того, как я разрешил войти, двери распахнулись — их никто не запирал.
На пороге была Ольга и Нианзу.
— Там пришли… — начала сестра, но увидев голую Анфису, сбилась на полуслове.
— К вам посетитель, Максим Петрович, — как ни в чем не бывало произнес Нианзу, сделав такое выражение лица, словно ничего удивительного не произошло.
— Хорошо, — только и смог вымолвить я. — Сейчас спущусь.
Ситуация была настолько глупая, — я в комнате с голой мачехой, которая держит меня уж точно не за руку, — что я начал наливаться краской.
— Вас понял, я сообщу что вы скоро подойдете, — тем же невозмутимым голосом и с каменным лицом произнес Нианзу и закрыл дверь.
Ольга так и осталась стоять с открытым ртом, едва не получив по лбу дверью.
— Да чтоб тебя… — только и смог вымолвить я. — Что же теперь подумают?
— Пусть думают что хотят, — ответила Анфиса. — Пусть знают, что мы теперь вместе.
— Мы не вместе! — сквозь зубы произнес я. — Сколько раз тебе это говорить? Да оденься же ты уже наконец!
Анфиса хмыкнула, но оделась. Потом так же молча вышла из комнаты, оставляя меня одного.
Как же глупо вышло!
Ладно, как видимо предстоит непростой разговор с Ольгой… и Нианзу. Но это позже. Сейчас надо узнать кто там пожаловал.
Я спустился вниз.
Там, в гостиной, на диване, на самом его краешке, сидел невзрачный мужичок, лет пятидесяти. Одет он был в пыльного цвета пиджак, а в руках держал кожаный старинный портфель, каких, наверное, уже и не найдешь больше нигде.
Рядом с гостем сидела девушка лет тридцати, зажатая, сильно нервничающая. Сальные редкие волосы были схваченный на затылке в тугой хвост.
Напротив гостей сидел Александр, вальяжно раскинувшись на кресле. Где-то вдали шел телевизор. Ведущая новостей торопливо рассказывало о последних событиях на первом круге Барьера и об очередном прорыве. Кажется, наши войска не справлялись с атакой.
Завидев меня, мужичок с портфелем оживленно привстал, протянул руку.
— Позвольте, так-сказать, представиться — Сан Саныч Боронкин. Это моя помощница, Анна Захаровна.
Я пожал руку.
— Максим Вяземский. Чем обязан?
— Мы, так-сказать, хотел с вами поговорить, — представившийся Сан Санычем начал тереть пальцем свой портфель, потом неуклюже сел, кряхтя и шумно сопя, начал переминаться.
— О чем же поговорить?
— Тема беседы будет интересна с точки зрения медицины. Понимаю, что вы теперь человек, так-сказать, занятой, поэтому много времени отнимать я у вас не буду.
— Может есть необходимость пройти в кабинет? — предложил я.
— Нет, что вы! — улыбнулся гость. — И тут, в кругу, так-сказать, близких, — он кивнул на Александра, — вполне сойдет.
Гость мне не понравился — я и сам не знал почему. На уровне подсознания не вызывал он доверия.
— Хорошо, давайте тут, — согласился я, присаживаясь рядом с ними на диван.
— Прежде всего я бы хотел сказать, что я являюсь квалифицированным специалистом. У меня есть необходимые лицензии, все подтверждено сертификацией, заверено печатями, все как полагается.
— Специалистом — в чем? — спросил я.
— Медицинских наук.
— У нас уже есть семейный доктор, который лечит всю нашу семью, — ответил, предполагая, что Сан Саныч хочет навязать свои услуги нам.
— Да, я знаю его, это Стаханова, прекрасная, так-сказать, женщина, специалист высокого уровня. Мне удавалось с ней даже в пору своей молодости поработать. Но сейчас немного не об этом, так-сказать, речь.
— А о чем?
— Господин Александр Петрович сообщил нам, что есть некоторые моменты, о которых стоит, так-сказать, побеспокоится.
— Какие еще моменты? Я не совсем понимаю о чем вы говорите.
Сан Саныч вновь начал сопеть носом и покряхтывать.
— Максим Петрович, подскажите, были ли у вас недавно травмы головы? Может быть, нервное напряжение? Переживания?
— Переживания? — улыбнулся я. — Конечно же были — у меня отец умер!
— Это печальное событие! — вздохнул Сан Саныч. — Примите, так-сказать, наши соболезнования. Горе, действительно горе! А травмы головы? Вы ведь недавно в аварию попадали?
— Попадал, — кивнул я. — Только я до сих пор не понимаю к чему вы ведете?
— Максим Петрович, — гость подвинулся на самый краешек дивана. — Понимаете, есть ряд факторов — психическое расстройство, наличие серьезного заболевания, алкоголизм и наркомания, наследственные, так-сказать, предрасположенности, — которые могут повлечь за собой не способность человека отдавать отчет своим действиям и поступкам.
— И?
— Поэтому мы и пытаемся узнать не было ли чего-нибудь, так-сказать, такого, что могло…
— Подождите, — вдруг понял я. — Вы сейчас что, пытаетесь меня в неадекватные записать?
— Ну почему же сразу в неадекватные. Просто выясняем…
— Это что, шутка какая-то? — я повернулся к Александру.
— Тебе нужна помощь, — улыбнулся тот. — За последнее время столько всего приключилось с тобой — смерть брата Олега, авария, тюрьма, смерть отца. Это колоссальное душевное напряжение. Тут не каждый взрослый может выдержать. А что уж говорить о подростке?
— Уходите прочь, — я встал, показал гостям на дверь.
— Максим Петрович… — начал Сан Саныч.
— Выйдите прочь из этого дома! немедленно!
Сан Саныч вопросительно глянул на Александра. Тот встал, подошел ко мне.
— Максим, послушай. У меня есть серьезное опасение за твое душевное здоровье.
— Это с какого момента ты о моем душевном здоровье забеспокоился? Когда завещание прочитали? Уводи прочь своих докторов. Немедленно! Пусть они тебе душевное здоровье проверяют.
— Прошу обратить внимание, уважаемые гости, что пациент крайне буйно реагирует на окружающее, — холодно заметил Александр. — Это еще раз подтверждает мою теорию, что мальчик находится в крайнем расшатанном состоянии.
Сан Саныч одобрительно закивал.
— Вон я сказал! — рявкнул я.
— Думаю, больше никаких доказательств не нужно, — подытожил Александр. — Больше не смею никого задерживать.
— Всего доброго! — кивнул Сан Саныч и они вместе со своей спутнице живо шмыгнули из дома.
— Это что еще за номер такой? — стараясь сдерживать себя, спросил я у Александра.
— Это — врачебная комиссия, Максим Петрович. Которая установила, что ты являешься недееспособным. Простыми словами — не можешь управлять родом, а следовательно, согласно пункту два завещания, должен уступить мне место.
— Это мы еще посмотрим кто из нас недееспособен! — злобно ответил я.
Мне хотелось испепелить его — и я это мог с легкостью сделать, — но я держался. Нельзя было на любые проблемы применять огненную магию. Так за любую провинность вскоре буду шмалять налево и направо.
Александр, словно прочитав в моих глазах эти намерения, отшатнулся.
— Зря ты это затеял, — немного успокоившись, сказал я Александру.
Тот лишь хихикнул.
— Это мы еще посмотрим — зря или не зря.
И ушел из дома.