Я посмотрел по сторонам, пытаясь понять — слышу ли я один это смех?
Все, кто был вокруг, все, кого я увидел, были отвлечены на раненных и, казалось, ничего вокруг не замечали.
А смех тем временем грохотал.
Он сотрясал землю, небо, Барьер. Он проникал в каждую клеточку моего тела, вызывая в ней неимоверный первозданный страх.
Казалось, что даже сама Смерть съежилась от этого жуткого инфернального гогота.
«Что это?» — только и смог произнести я.
«Станет ли тебе легче от того, что я назову его имя?»
«Ты его знаешь?!»
«Знаю», — кивнула Смерть.
«Это какой-то демон?» — я не находил название тому, что сейчас ликовало.
«Демон? — словно пробуя на вкус слово, произнесла Смерть. — Пожалуй, да, демон. Могущественный демон. И он хочет увидеть тебя».
«Зачем? Чтобы убить?»
«Нет, если бы хотел убить — уже давно бы убил, и я даже я бы тут не помог».
«Тогда зачем?»
Смерть не ответила.
Смех начал таять, растворяясь в воздухе, отравляя его. Сидящие на самой верхней точке Барьера птицы тревожно вспорхнули, полетели прочь.
«Зачем я этому демону?» — вновь повторил я вопрос.
Смерть вновь не ответила.
— Вяземский! — раздался крик.
Я оглянулся.
протискиваясь сквозь идущих, ко мне шел Гамильтон.
Черт, только его тут еще не хватало!
«Убей его, — буднично произнесла Смерть. — Убей. А я сожру его душу, она черна. А я голодный. Ты ведь этого хочешь? Признайся самому себе».
— Вяземский!
Гамильтон шел пошатываясь, противно ухмыляясь.
Мятая одежда, взъерошенные волосы — Гамильтон словно только что отстоял смену и еще не успел привести себя в порядок.
«Хотя, какая к черту смена? — ухмыльнулся я. — Только проснулся видимо».
— А я смотрю издалека — ты ли это? Дай, думаю, подойду, поговорю с приятелем. Тем более повод есть.
Повод имелся. Еще какой. Например, подстава с магическими конструктами. Замечательный повод, чтобы проверить на прочность челюсть этого урода.
Я напрягся.
«Спокойно, Макс, — начал я себя успокаивать. — Только не здесь».
— Ты думаешь я не догадался? — прошептал Гамильтон, подойдя ближе.
Он был пьян.
Его качало и от него разило спиртным, дешевым, гадким, прокисшим. Какая-то самодельная брага, не иначе. Что-то относительно нормальное тут навряд ли можно достать, если только за большие деньги.
— Кажется, тебе пора отдохнуть, — ответил я, оглядываясь по сторонам — не идет ли где охрана?
Если Гамильтона поймают в таком состоянии, то он точно не отделается сутками карцера. За такое дают наказание более суровое. Например, могут отправить вне очереди за Барьер.
— Думаешь, вокруг тебя все такие дураки? — Гамильтон ухмыльнулся. — Нет, есть и умные ребята.
— Например, ты? — едва сдерживаясь, спросил я.
— Верно, — кивнул тот, сверкнув глазами.
Кулаки мои невольно сжались.
— Зачем забраковал магические боевые конструкты? — сдерживая гнев, спросил я. — Они же ведь были в полном порядке — и ты это прекрасно знаешь. Или ты тоже заодно с моим братцем?
— Твой брат хороший парень, — внезапно честно признался Гамильтон. — Нет, правда. Отличный парень. Он все правильно говорит. И к тому же щедрый. Отличный человек! А вот ты полное… — собеседник задумался, не зная какое слово подобрать покрепче.
Так и не определившись, продолжил:
— В порядке, не в порядке, хорошие конструкты, или никуда не годятся — это все не важно. Думаешь там, за Барьером, хоть кто-нибудь воспользовался этими бесполезными стекляшками? Это все, — Гамильтон кивнул в сторону гарнизона, — полная ерунда. Шелуха. Так, чтобы хоть чем-то занять вояк. Пусть ковыряются на участках, делая всякую ерунду, чтобы не думать о том, как они сдохнут за Барьером.
— Тем не менее из-за этой, как ты выразился, ерунды, меня и мою команду перевели в другой полк.
— А какая разница? — хмыкнул тот. — Что в гарнизоне штаны протирать, делая стекляшки, что тут сапоги изнашивать. Все равно все там будем, — Гамильтон кивнул в сторону Барьера. По слогам повторил: — Это все — е-рун-да! Не ерунда только «кисляк». Знаешь что такое «кисляк»?
Гамильтон аж закатил глаза от удовольствия.
— О! Это такая штука — закачаешься! Тоже наш гарнизон делает. Единственное, что действительно стоит делать, а не вот эти вот все магические конструкты.
Я вновь оглянулся. Вдали показалась охрана — надзиратели по режиму, — следящая за порядком в частях, но она была слишком далеко. Если меня увидят вместе вот с этим пьяных идиотом, то не будут разбираться кто прав, кто виноват. Обоих под суд отдадут.
— «Кисляк» — это такой порошок, — продолжал Гамильтон, — который помогает бойцам справиться со страхом, когда он за Барьер заступает. Придает сил, избавляет от ненужных эмоций, которые могут помешать в бою, бодрит.
Гамильтон достал из кармана небольшой прозрачный пакетик, в котором виднелся желтый порошок, сыпнул себе на палец и шумно снюхал.
— Хочешь попробовать?
— Нет необходимости — я не испытываю сейчас страха.
Гамильтон криво ухмыльнулся.
— А вот это вот зря! Ведь я все знаю!
Я он погрозил мне пальцем, на котором еще оставалась желтая пыль «кисляка».
— Зря не боишься! Я все знаю!
— Чего ты заладил — знаю, знаю? Иди лучше отдохни, пока охрана не увидела тебя и не задержала.
— Мне плевать на охрану. У меня везде есть связи. А вот тебе не поздоровится, когда начальство узнает, что у тебя в бригаде есть девка!
Гамильтон вновь ухмыльнулся.
Я насторожился.
Высоко над головой протяжно завыл ветер, принося с собой запах гари — на южной части Барьера жгли костры и топили гудрон, чтобы просмолить участок казарменной крыши. Вонь долетала даже до сюда.
— Кажется, ты перебрал с «кислым», — произнес я, украдкой оглядываясь — не услышал ли кто нас?
— Думаешь, я дурак? Нет! Я все понял. Не сразу, но понял. Так что тебе не отвертеться. Подумать только — девка! В бригаде Вяземского!
— Ты что-то перепутал — у меня нет в бригаде девушек.
— Ха! — Гамильтон дернулся, едва при этом не выронив пакетик из рук. — А вот я так не думаю. Девка есть. Самая настоящая! И ты, чтобы я не рассказал об этом начальнику гарнизона, будешь делать все, что я скажу. Или отправишься под трибунал. Ведь такое нарушение — это тебе не норму запороть. Тут наказание суровее будет. Так что ты у меня на крючке!
— Уверен? — усмехнулся я.
— Конечно! — кивнул тот. — Не хочешь под суд — будешь делать все, что скажу. Для начала, принесешь мне пять — нет! — десять тысяч коинов! Прямо сегодня! До вечера.
Гамильтон начал раскачивать головой, словно погружаясь в глубокий транс. Глаза его начали закатываться — кажется порция «кислого» дошла до мозга.
— Десять тысяч. Можно переводом, — повторил гортанным голосом Гамильтон, облизывая пересохшие губы. — Десять тысяч.
Собеседник вновь отсыпал порошка на палец и снюхнул. Сморщился, закатил глаза.
— Твою мать! Забористая штука.
Из носа тонкой струйкой потекла кровь, но Гамильтон даже не обратил на это внимание.
— Я знаю, ты сынок богатенький, деньги найдешь. Для тебя это не проблема. Десятка — вот теперь твоя новая норма! Ха!
— А что не миллион то сразу? Чего так мелочишься?
Гамильтон внезапно вытянулся в лице, соображая над вопросом. Растерялся. От слова «миллион» у него аж заискрилось в глазах. Он понял, что сглупил. Потом, опомнившись, он кивнул.
— Это только начало. Каждый день мне будешь по десятке носить!
— Ничего я тебе носить не буду, — тихо ответил я. — А ты иди лучше проспись.
— Ты что, не понял, что ты у меня на крючке?
Гамильтон схватил меня за плечо, потянул к себе, намереваясь ударить.
Не получилось.
Я ловко выскользнул из захвата.
— Не дури. А не то…
— А не то — что? — хищно спросил собеседник.
— Хуже будет.
Гамильтон рассмеялся. Потом вдруг сделал резкий выпад вперед.
Я успел увернуться.
И контратаковал.
Не сильным тычком ударил того локтем в бок.
Гамильтон вздрогнул, застонал. Потом сквозь зубы зашипел:
— Сучоныш! Я все начальнику гарнизона расскажу! Он твою шлюху — Женя, ее так, кажется, зовут? — в карцер запрет. А потом мне на растерзание отдаст! Мы ее все участком попользоваться возьмем на пару деньков!
Парень не блефовал. И это было плохо. Он знал про Евгению, а значит нужно было что-то срочно решать.
— Ну что, струхнул? — ухмыльнулся тот. — По глазам вижу, что струхнул. Деньги на стол — и все у тебя будет в порядке со своей подругой. Будешь дальше ее пользовать, или для каких ты там ее целей сюда приволок?
— Не будет тебе никаких денег, даже и не думай!
— Вот упрямый! — зарычал Гамильтон и вновь двинул в атаку.
На этот раз выпад был хорошим, с обманным финтом.
Я лишь успел увидеть как кулак полетел в самое лицо — и в следующее мгновение небо. Боль растеклась по носу, лицу.
— Твою деваху пустят по кругу, а тебя засадят в карцер и будут держать до тех пор, пока не сожрут клопы с крысами.
Гамильтон схватил меня за грудки и резко поднял. Тряхнул так, что у меня клацнули челюсти.
Я попытался вырваться. но не удалось. Схватил Гамильтона в ответ, пытаясь перейти в борьбу. Парень отказался крепким малым. Так мы и стояли, словно намереваясь станцевать страстный танец. Выглядели, наверно глупо, потому что на нас начали озираться, посмеиваться.
— Думал обдурить меня? Нет, у меня взгляд пытливый — я тебя сразу раскусил. Богатенький сыночек.
Гамильтон резко дернул меня в перед и я едва не потерял равновесие. Только в последний момент успел выровняться и и даже тюкнуть противника в лоб.
Гамильтон зарычал, начал меня мутузить по голове.
Кто-то из солдат отчетливо произнес: «бухие что ли?»
Если эти парни подскажут охране что мы тут деремся, проблем не избежать — ни Гамильтону, ни мне.
— Надо делиться, — прошипел противник. Его глаза стали красными, стеклянными. — Это главное правило нашей жизни. Хочешь спокойно жить — делись. Вот и ты делись, чтобы я твою девку не сдал.
— Обломишься! — крикнул я и резко выкинул кулак вперёд.
Удар пришелся в грудь, Гамильтон свернулся в калач, начал сквозь стон материться.
У меня был прекрасный шанс добить его — простой удар в висок, и противник в глубоком нокауте.
Но я не стал этого делать.
Возня и так привлекла несколько ненужных взглядов, и потом будет трудно оправдаться, говоря что я бил его в целях самозащиты.
Нет, тут надо хитростью. Нокаут быстро проходит, а проблемы остаются. Здесь же нужно поступить иначе. Лучшая защита — нападение. И эта тактика тут будет в самый раз.
— Охрана! — крикнул я. — Сюда!
Двое надзирателей по режиму, услышав мои крики, двинули в мою сторону.
— Я тебя… — зашипел Гамильтон, но я придавил его к земле коленом.
— Сюда! — повторил я, показывая в свою сторону.
Ко подошли двое крепких парней, с любопытством стали рассматривать нас.
— Что случилось? — спросил одни из них, поглядывая на скрючившегося Гамильтона. — Ему плохо?
— Да, плохо, — кивнул я. — Он украл из стратегических складских запасов какой-то химический препарат. Принял его и теперь бредит — говорит про какую-то девушку. Кажется, у него не все в порядке с головой.
Эта информация весьма заинтересовала охранников, они живо подскочили к Гамильтону и, не особо церемонясь, обыскали его.
— «Кислый», — произнес второй охранник, доставая из кармана Гамильтона пакетик с желтым порошком. Потом, как следует тряхнув задержанного, спросил: — Где достал?
— Не мое! — только и смог произнести тот.
— Это залет, боец! — произнес первый охранник. — Влип ты. Как фамилия?
Тот не ответил.
Охранник схватил задержанного за карман, вывернул подшивку. «Гамильтон Л.Ф., заготовочный участок». С гарнизона. От туда и стащил видимо «кисляк». Завтра же пойдешь штрафником за Барьер, вне очереди.
— Что?! — только и смог вымолвить Гамильтон.
Хмель в глазах мгновенно улетучился.
— Ты че, совсем крышей поехал?! Отпусти меня!
Но охранник и не думал отпускать его.
— А ну…
— Тише! Не бузи, — второй охранник легонько тюкнул Гамильтона в шею и тот сразу же обмяк.
С трудом поднимая на меня взгляд, прошептал:
— Ты покойник, Вяземский!
Охранники скрутили руки парню и потащили прочь. Я проводил их взглядом, размышляя — стоит ли сообщить еще и Сергею Марковичу? Думаю, и этого достаточно.
Сейчас важно другое.
Я вновь рванул к Карасику, думая, о том, чтобы позвонить опять сестре или Бартынову. На худой конец отправить SMS-ку. Чутье подсказывало — не долго нам праздно шататься здесь, скоро вызовут к Барьеру.
Карасика на месте не оказалось.
Я выругался. Решил поискать в округе — вдруг где-то рядом бегает? — но не прошел и пяти метров, как странный шум остановил меня.
Звук разносился со стороны Барьера.
Я оглянулся.
И даже не удивился, поняв, что загадочные сущности вновь подали о себе знать. Они вновь беззвучно звали меня и от этого мне стало страшно.
Я почувствовал, как холодок прошелся по спине, а ужас начал смыкаться на шее.
Стараясь не смотреть в сторону Барьера, я поскорее ушел прочь.
«Карасик, твою мать! Ну где же ты шатаешься? Где ты, когда тебя так не хватает?!»
Вскоре выяснилось, что Карасика вызвало к себе начальство. Рискуя, я пошел туда, затаился возле строения, карауля парня. Но как назло тот все не выходил. У одного из бойцов, вышедшего из штаба, я осторожно уточнил — да, Карасик был, но уже ушел.
— Куда ушел? — спросил я, едва не ругаясь.
— На склад, — сообщил паренек. — Срочно направили туда.
— А на какой именно?
— Да откуда мне знать?! — раздраженно ответил то. — Иди и у подполковника узнай, раз так надо найти его.
Складов было много и искать по всем Карасика было просто бессмысленно. Да и опасно. Меня могли в любое время кинуться и отправить на какой-нибудь штрафной участок, и тогда уже точно не получится дозвониться до родных.
Оставался еще крохотный шанс подойти к Карасику вечером, после отбоя. Он наверняка будет у себя. И тогда связаться с Ольгой или Бартыновым.
Немного успокоившись, я побрел в полк.
Однако задуманному не суждено было сбыться.
— Срочный сбор! — сказал Карасик, едва войдя в часть. — На плац! Живо!
Увидев парня, я подскочил от радости, рванул к нему, намереваясь договориться о звонке — не сейчас, но вечером, да хоть бы и ночью. Хоть когда — лишь бы совершить долгожданный звонок и решить вопрос с Барьером.
Но Карасик был явно не в духе.
Едва увидел меня, рявкнул:
— Я же сказал — все на плац! Срочный сбор!
Видимо и в самом деле что-то из ряда вон выходящее. Ладно, после сбора переговорю.
Мы быстро собрались, выскочили на улицу.
Там уже собрался весь полк. Все были напряжены, чувствовалась тревога. Что-то нехорошее зрело. Между рядами ходило только одно слово: «приказ, приказ, приказ».
Что это за приказ такой я не имел понятия, но судя по бледным испуганным лицам понял, что ничего хорошего от него можно не ждать.
Не прогадал.
Перед строем вышел мордатый подполковник и начал зычно говорить. Его фразы были рубленными, короткими, как одиночные выстрелы автомата. Подполковник явно привык отдавать приказы в бою, чем говорить длинные речи на плацу.
— Приказ вышел, ебана. От командования. Усиление. Война идет, ебана. Знаете. Второй круг того. Непростая ситуация. Надо усилить части, находящиеся за Барьером. Внеочередное формирование боевых групп, ебана.
Среди рядов бойцов началось перешёптывание — все понимали, что сейчас объявят список тех, кому уже сегодня вечером предстоит выйти за Барьер. А вот войти обратно… это как удача повернется.
— Прямо сейчас пойдем, этсамое, — подполковник глянул на часы. — На сборы — час. Отправка сразу пяти групп. Нужна поддержка, ебана. Не справляются, ебана.
Эта новость застала врасплох солдат. По рядам прошелся шорох.
— Тихо там! — рявкнул военный. — Да, прямо сейчас. Приказ такой, ебана. Не обсуждается. Группы сформированы. Я читаю — вы выходите. Потом сразу на склад — получать оружие. И пойдем. Рейд, ебана. Надо выходить.
Подполковник глянул на приказ, начал зачитывать фамилии.
— Кравченко. Елеев. Астахов. Бялко. Дьядков. Сафронов. Шарафут… тьфу, ебана! Шарафутдинов! Веерченко. Гудеев. Грибов. Тихонов. Носов. Это первая группа. Командующий группой — Рябой.
Бойцы понуро вышли вперед.
— Чего встали? — подполковник кивнул. — На склад. Живо. Сбор — у санитарного поста. Обработка, ебана. Потом к Вратам.
Те двинули в сторону санпропусника.
— Дальше поехали, — подполковник послюнявил палец, перелистнул приказ.
— Бойко. Шилов. Троицкий. Манякин. Березин. Баджибаев. Полищук. Колмагоров. Метте. Волков. Андреев. Это вторая группа. Командующий группой — Огнев. Шаг вперед!
Бойцы вышли.
— Живее!
Отряд ушел к санпропуснику.
— Еркимбаев. Все трое, — подполковник глянул на строй. Узбеки вышли. — Ага. Вижу. Дальше. Бобков. Бердичевский. Ар… Ар-Ра… Ар-Рауд… — с трудом выговорил он, вновь глядя на строй. — Татарин что ли?
Из строя вышел Раш.
— О какой! — удовлетворенно кивнул подполковник, видя габариты парня. — С Кубани? Кубанский? Там все такие. Кровь с молоком, ебана! Молодец, тебе двойную коробку боеприпасов дадим — тащить будешь. Вон какие Так, дальше. Журавлев. Рябов. Ходун. Шталин. Вяземский… и Гамильтон. Командующий группой — Карасик.
Что?!
Я не мог поверить собственным ушам.
Карасик тоже вопросительно глянул на подполковника — все-таки Гамильтон был не из его части и включение его в боевую группу было странным. Но поднимать этот вопрос был бессмысленно — приказ подписан и оспаривать его нельзя. А подполковник, судя по его заплывшим сонным глазам, разбираться в этом вопросе желал в последнюю очередь.
«Ладно, — успокоил себя я. — Может быть, так даже и лучше — не проболтается в штабе про Женю. Держи, как говориться, врага ближе к себе».
Слабое утешение, но все же.
— Выйти из строя! — приказал подполковник.
Мы вышли. Гамильтон злобно зыркнул на меня. Взгляд был точно таким же, как и в тот раз, когда его задержали охранники с «кислым». Ничего хорошего он не предвещал.
— Карасик. Принимай своих.
— Есть! — отчеканил тот.
Мы двинули к санпропуснику.
На складе нам выдали оружие — каждому по автомату. Пару магазинов с патронами. Гамильтон при этом радостно улыбнулся.
— Без моего приказа не заряжать! — рявкнул Карасик. — В нарушителя имею полное право согласно Уставу стрелять. И поверьте мне — этим правом я обязательно воспользуюсь.
Стало понятно сразу — Карасик не блефует.
Помимо оружия также выдали фонарик, который можно было закрепить на голове, не занимая рук; одну аптечку; пластмассовую фляжку с водой; сухпай.
— Опять гастрит даете? — проворчал Карасик, осматривая пакет.
— Что есть, — пожал плечами кладовщик.
— Выдай нашим парням нормальное питание — от этого быстрее загнемся, чем от вражьей пули.
— Говорю же — все, что есть!
Карасик принялся живо спорить с кладовщиком, выбивая хорошие сухпаи, а мне было все уже безразлично. Я понимал, что не успел сообщить ни Ольге, ни Бартынову, ни Воцлаву о том, что меня отправляют за Барьер. И теперь ничего уже не сделать.
Сухпаи выбить удалось — не другие, хорошие, а только двойную норму каждому.
Получив нужное, двинули к Барьеру.
…Мы стояли в пропускной зоне, напряженно молчали, не зная что сказать. И даже Карасик был молчалив, не травя своих черных анекдотов и не задавая мозговзрывные загадки.
Лишь только Гамильтон то и дело косился на меня и недобро сверкал глазами. Пойти в открытую против меня ему мешал Карасик. Гамильтон фыркал по собачьи, потом принимался гладить автомат, не двусмысленно поглядывая на меня.
Оглянув всех тяжелым взглядом, Карасик сказал, что будет стрелять в каждого, кто посмеет бежать или нарушит дисциплину.
Стоящий рядом мордатый подполковник одобрительно кивнул, сказал:
— Верно. Военное время, ебана. Стрелять можно. Не осудят. Ссыкливых лучше сразу в расход. Они только мешать будут, ебана.
Среди боевой бригады повисла гнетущая тишина.
Карасик кивнул, едва слышно произнес:
— Один на примете точно есть. Посмотрим как поведет себя. Надо будет — пристрелю.
— Верно, — кивнул подполковник.
— Охренеть! — только и смог вымолвить Клим. — Вы что, в своих стрелять будете?!
— Разговорчики в строю! — рявкнул Карасик.
Он словно бы изменился. От было веселого парня не осталось и следа. Теперь это был сосредоточенный солдат, готовый выполнять любой приказ. Готовый убивать. Словно сжатая пружина, он был напряжён, сосредоточен. Не хотелось бы мне увидеть, как эта самая пружина выскочит из своих тисков.
Зазвучала сирена. Громко, пронзительно, страшно.
Врата начали медленно открываться. И в каждом движении ощущалось величественность. Барьер был словно огромным хтоническим монстром, а Врата его ртом. Еще мгновение — и он проглотит нас.
Чернота, показавшаяся между створок, росла, обнажая первозданный космический мрак, давящий на сознание своим отсутствием дна.
— Господи Иисусе! — выдохнул Шталин, испугавшись.
Я тоже струхнул, впрочем, как и все остальные.
Повеяло холодом, леденящим, пронзающим.
— Зажечь огни! — приказал Карасик.
Мы включили фонари. Но те едва ли смогли разбить тьму — настолько она была плотной.
Низкий раскатистый стон вырвался из зева пасти Барьера. Остап невольно отпрянул назад. Врата и в самом деле напоминали огромную пасть. Добровольно идти туда не у кого не было желания.
— Давай, сынки! — внезапно по доброму произнес напутствие подполковник. — Не дрейфь!
— Первая группа — пошла! — крикнул Карасик. — Вторая группа — пошла! Третья группа — пошла!
Выход за Барьер был открыт и мы вошли во тьму.
КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА