Благодаря таланту и сообразительности Азазеля лекарство было приготовлено в считанные сроки, а после роздано населению для скорейшего выздоровления. Могу совершенно точно, без переносного смысла сказать, что данное зелье я выстрадала, и в некотором роде ныне селяне лечатся моими аристократичными розовыми слезами. Я плакала так долго и так сильно, что мои глаза болели ещё два дня, а тереть их было вовсе невозможно – кожа воспалилась и жутко зудела. Но это малая жертва за решенную проблему, ведь цветочная болезнь миновала, и даже пожары стали тише, а после и вовсе сошли на нет стараниями поданных, вернувшихся в строй. Наступил очередной период затишья, после которого, как я уже поняла, вновь последует очередное испытание моей помотанной нервной системы. Обычно, после черной полосы наступает белая, будто бы в поощрение за потраченные труды, однако, у нас она была серой – после всех трагедий мы вступали в трудовые будни, в которых не менялось ничего, кроме количества производимого товара.
Сегодня был тоскливый день. В небе, затянутом мрачными, почти черными, тучами, сверкала молния, и норовивший вот-вот сорваться дождь знаменовал полное окончание лесных пожаров. По округе пронесся раскатистый гром, и селяне на площади ускорили шаг, чтобы добраться до домов раньше ливня. Единственная деревенская лошадь испуганно ржала, пытаясь сорваться с места вместе с телегой, но Кирка, чью могучую фигуру я могла разглядеть даже из окна спальни, успокаивающе хлопал животное по шее. Рядом с ним играючи носились дети, но одного взгляда на них было достаточно, чтобы душа преисполнилась жалостью: в изношенных, зачастую порванных одеждах, босые, растрепанные они весело смеялись, используя в качестве игрушек палки и камни.
Я позвала Ольху, спросила у нее, есть ли в замке ненужные ткани, однако, подобного излишка на складе не оказалось, и я без зазрения совести приказала сорвать несколько огромных штор, что своей громоздкостью давно мусолили мне глаза. Жена Кирки и Ольха пообещали изготовить из них детскую одежду, и, поймав удовлетворение в собственном решении, я отправилась в купальни, чтобы после упасть в мягкую и вкусно пахнущую кровать.
Купальню я любила во многом потому, что она была мраморная, а ещё очень большая, походя на круглый бассейн, окруженный колоннами и статуями нимф. Здесь не было розового цвета, не было стопок документов, не было людей с их постоянными претензиями и недовольствами, и, находясь в одиночестве, тревожные мысли улетучивались, очищая разум. Купальня была единственной прихотью, которую я выказала, будучи Императрицей, ведь её нужно было ежедневно чистить и ежедневно заполнять горячей водой, пары от которой заполняли всю комнату, делая её похожей на хамам. Ольха любезно вбрасывала в бассейн лепестки садовых цветов, и каждое принятие «ванны» превращалось в нечто поистине волшебное и долгожданное.
Скинув с себя всю одежду в небольшой комнатке перед купальней, я вбежала в окутанное паром помещение, упав в воду бомбой. Сегодня здесь пахло жасмином, и, вынырнув на поверхность, я шумно вдохнула в себя горячий влажный воздух, отплывая к бортику. Впрочем, не было части замка, где не было бы проблем, и даже в моем личном райском саду она была – рабочая купальня для аристократов была лишь одна, а потому все фавориты посчитали себя достаточно знатными, чтобы покуситься на эти владения. И не только фавориты…
– Знаешь, Сисиль, теперь я понимаю, почему у тебя грудь плоская – если столько раз в воду подобным способом входить, всё, что есть, сплющится.
Плотный пар чуть развеялся, и на противоположном конце я увидела два черных рога, пламя между которыми временно потухло. Азазель облюбовал купальню в самый первый день своего прибытия, и сколько бы я ни старалась выпихнуть его прочь, он приходил вновь и вновь. Спешу признаться, что долго я не старалась, ведь в присутствии Азазеля была своя польза – из-за врожденных способностей он невольно поддерживал температуру воды постоянно высокой. Своего рода мой личный мощный нагреватель.
– Если сидеть в воде столько, сколько ты, можно стать овощем на пару, – не менее язвительно ответила я, усаживаясь на бортик и свешивая ноги в воду – сегодня вода оказалась слишком горячей. Кругом был белый пар, поэтому стеснения я не испытывала, а даже, если бы его не было, фигура Сисиль не стоила того, чтобы её можно было жадно разглядывать.
– Слишком горячо? – спросил Азазель, очевидно, услышав всплеск воды с моей стороны, и я согласно угукнула. – Вот и хорошо.
– Эй, сделай чуть прохладнее. Я выгляжу, как рак!
– Такая же красная, странная и с клешнями?
– Азазель, ты сейчас себя описал.
Он усмехнулся и замолчал. Я же повернулась в поисках мыла, но не нашла ни его, ни мочалки. Едва я попыталась встать, чтобы обойти помещение и поискать пропажу, как мне в лицо прилетело что-то мягкое. Моя розовая мочалка.
– Ты что, мылся ей? Это же моя!
– У меня пока нет своей мочалки, – ответил он совершенно невозмутимо, хотя я и не видела его лица. Послышался всплеск воды – надеюсь, он выходит отсюда!
– И это значит, что надо пользоваться моей?! Давай, я обо все твои вещи оботрусь?
Вынырнув из воды рядом со мной, Азазель вдруг схватил рукой мою лодыжку и утянул обратно в бассейн. Быть может, ему казалось, что это весело, но я без промедления выплюнула воду изо рта прямо ему в лицо. Ифрит нахмурился, но в сторону не отплыл, наоборот, придвинулся так близко, что спиной я врезалась в бортик, а грудью почувствовала его грудь. Без малейшего колебания он наклонился к шее и впился в нее жестоким поцелуем, блуждая руками по телу и пытаясь коленом раздвинуть мне ноги. Что, вот так просто? Без конфетно-букетного периода и таинственных заигрываний? Без предварительных ласк и признаний? Может, разум и в шоке с моего распутства, вот только гормончики в кровь уже попали, а руки Азазеля были такими горячими, что даже в окружавшем нас кипятке, я отчетливо чувствовала их на коже. Он дышал тяжело и даже хрипло. Едва я прикоснулась к нему руками, как ифрит вздрогнул всем телом, прижимаясь ко мне ещё ближе.
– Что бы вы там ни делали, мы с Хароном входим! – раздался веселый голос из комнатки, и мы с Азазелем тут же отпрянули друг от друга. Внутрь чуть ли не вприпрыжку вошли два моих фаворита, с насмешкой взглянув на, полагаю, третьего…
– Раз нам пока не дозволено, то и ты впереди дракона не беги, – сказал Лайм, входя в воду, хотя я вообще не поняла, что он имел в виду.
– Один за всех и все за одного, – расплылся в улыбке Харон, – в нашей общине принято разделять страдания.
– Завистники-неудачники, – ответил им Азазель, тогда как я неистово пыталась понять хотя бы удаленную суть разговора. Они поссорились? У них был какой-то спор?
Как бы то ни было, а в купальне стало слишком много посетителей, и это не приносило никакого удовольствия. Сославшись на сонливость и усталость, я быстро покинула бассейн, поймав вдруг на себе три пары внимательных взглядов, – тут-то мне неловко и стало. Даже хрупкое плоское тело Сисиль стыдливо сжалось в комок и быстро обернулось махровым полотенцем, исчезнув в комнатке. Что им нужно-то вообще? Неужели моя фигура настолько странная?
***
– Мама, смотри, я сделала венок из ромашек!
– Сисиль, не занимайся глупостями. Как будущая Императрица ты должна много знать, но сегодня я ни разу не видела тебя за учебниками!
Это была невысокая и горделивая женщина. За её пышную, совершенно не идущую ей юбку держались ещё двое детей, так не похожих на Сисиль. Один из них – мальчик с удивительными лиловыми волосами – исподтишка пытался наступить на ногу так похожей на него сестре. Кажется, эти двое были двойняшками, перенявшими от матери если не характер, то уж внешность точно.
– Но я просидела за ними всё утро, – упрямо возмутилась девочка, но стоило матери скривить лицо, как вся уверенность улетучилась, оставив за собой скрюченный испуганный комок.
– Госпожа, – этого мужчину я знала. Подсолнух мало изменился с тех времен, лишь приобрел пару морщин да благородную седину. – При всем уважении, но девочке всего лишь десять лет, не стоит лишать её детства…
– Тебя наняли, чтобы ты присматривал за ней и обучал. Кажется, я не говорила, что мне нужны советы какого-то слуги.
– Прошу прощения за дерзость…
– Мама…
– Ну, что ещё? Ты сегодня изматываешь моё терпение!
– Я…Не хочу быть Императрицей…
Двое детей, что разыгрались позади с кошкой, замерли, подняв взгляды на женщину. Лицо её в одночасье стало невероятно мрачным, исказившись жуткой гримасой. Она взмахнула рукой, а после раздался громкий шлепок. На щеке остался красный след, а широко раскрытые глаза от испуга позабыли о слезах.
– Твоя участь уже решена. Породнившись с нашим семейством, новый Император простит долг и измену твоего никчемного отца. Ты должна быть горда тем, что исправляешь его ошибку.
Сисиль знала, что папа не придет. Теперь я это тоже знала. Её мать возглавила род и вышла замуж во второй раз, родив двойняшек. Всё свободное время уделялось им, тогда как Сисиль сидела в комнате над книгами. Она ни в чем не нуждалась, росла в роскоши среди благородного окружения, получала множество подарков от нового Императора, но лицо её всегда было грустным и взволнованным. Глубокая пропасть с каждым годом отделяла её от матери, что, кажется, всеми силами пыталась избавиться от прошлого, где был первый муж, восставший против старого Императора, и дочь, негласно привязавшая её к нелюбимому мужчине. У этой женщины теперь была своя жизнь, и для Сисиль, что всё чаще и чаще крутилась в высших кругах, там места не было.
Я открыла глаза. Из узкой щели между шторами пробивался луч света, и Ольха вместе с Азазелем настороженно вглядывались в моё лицо. Ладонь фрейлины нежно коснулась моего лба, и тонкие брови тотчас сошлись на переносице, формируя глубокую складку.
– У вас сильный жар, Госпожа…
На самом деле, жарко мне не было. Лишь тело изнывало от жуткой усталости, да свинцовые веки были вот-вот готовы закрыться вновь.
– Ну, что? – услышала я встревоженный голос, принадлежавший Лайму, но не было даже сил повернуть голову.
– Лихорадка…Но это не цветочная болезнь.
– Она много работала в последнее время и сильно переживала. Наверное, переутомление.
– Госпожа не жалеет себя.
– А где Подсолнух? – наконец, спросила я, облизав сухие губы и прикрыв глаза.
– Он в холле, Госпожа. Там прибыли…
– Не говори, дура, – грубо прервал её Азазель. – Сисиль, там селяне про кости дракона спрашивали. Мы всё решим. Позвать Подсолнуха?
– Да…Подсолнух – это моя мама…
– Она бредит?
– Да, наверное. Лихорадка все-таки.
– Со мной всегда только он был…Он мне, как мама…
– Госпожа, вот, попейте воды. Вам сейчас надо поспать.
И я послушно уснула. В этот раз мне ничего не снилось.