Фолклендский коммандо

Глава 10 Операция «Брюэрс армс»

Стив Хойланд и я вернулись из Фокс-Бей 26 мая на «Интрепид» абсолютно разбитыми. Но по прибытии нас вызвали в кают-компанию, к Джонатану Томпсону, у которого на длинном полированном обеденном столе лежала гора карт. Он набросал план, предполагающий, что мы снова отправимся в путь немедленно. «Наши сердца умерли внутри нас» (как сказал один уроженец тихоокеанских островов в одной из моих детских книг, после того, как начальник округа попытался заставить их играть в крикет).

Существовала теория, что группа из аргентинских частей специального назначения по рации руководила воздушными налетами «арджи» откуда-то из района Маунт-Розали. Находясь на западе, сразу за Фолклендским проливом, Маунт-Розали возвышалась над входом в Сан-Карлос-Уотер. Мы должны были переправиться туда на лодке, высадиться, найти их (с помощью нашего тепловизора), обстрелять и захватить или справиться с ними как-то иначе.[26]

Это надо было сделать пять минут назад и это был хороший пример того, как штаб бригады придумал то, что они считали хорошей идеей, приказал нам это сделать, а затем больше не думал об этом, помимо упреков, что мы этого не сделали. Я понял, что если мы хотим избежать невыполнимых задач, которые рано или поздно приведут к катастрофе, мне придется тщательно обдумывать все, что мне скажут.

С этой конкретной идеей было несколько проблем, помимо моего нежелания бросаться во что-то без надлежащей подготовки. Мы не знали, сколько врагов может находиться в районе Маунт-Розали, плюс мы знали, что там уже несколько недель находились в длительном патрулировании SAS. Но они перестали выходить на связь… Таким образом, мы не могли открыть огонь по кому-либо, не рискуя подойти достаточно близко, чтобы полностью быть уверенными кто они в пределах досягаемости стрелкового оружия… Наше присутствие в этом районе будет неизвестно патрулю SAS, который, если увидит нас первым, откроет огонь, а потом будет задавать вопросы.

Тем не менее в рекордные сроки мы подготовились для недельного выхода. Но после нескольких часов холода и сырости в десантном катере, который доставил нас на «Фирлесс», включая сомнительное удовольствие наблюдения за воздушным налетом из середины Сан-Карлос-Уотер, стало темно и операция на Маунт-Розали была отложена. Мы остались на «Фирлессе», который был переполнен и должны были спать в дизельных парах на танковой палубе.

Некоторое разочарование сквозит в письме, написаном мною домой с «Интрепида» в это время (через два дня после рейда на Фокс-Бей), в ожидании и беспокойстве за Ника и Деса в Порт-Говарде.

«В настоящее время ситуация несколько затруднительна главным образом потому, что нет ничего определенного, все постоянно меняется. Какое же это облегчение, в каком-то смешном смысле, получить «работу»!

Сейчас трудно представить себе «нормальную» жизнь, хотя, подозреваю, это естественный защитный механизм. Кажется, он отфильтровывает все неприятные моменты. Мне только что позвонил Тим Бедфорд один из моих помощников который получил очень дорогое оборудование для ночного наблюдения и хотел знать, кто должен «расписаться за него».

После паузы я сказал: «Слушай Тим, распишись за него, и если мы его потеряем, я его спишу». Он только усмехнулся на другом конце провода и я сказал: «Ты же знаешь, что это война. На самом деле, это не имеет значения».

Несколько человек услышали мои слова и расхохотались, я тоже. Что за нелепость была сказана.

Но здесь у нас нет никаких реальных забот вроде выплат по ипотеке или споров с профсоюзами. Наш забавный маленький мир начинается утром и заканчивается, когда можно снова лечь спать. Постоянный и непрекращающийся хаос представляет собой большую интеллектуальную проблему, чем многие могут себе представить, но при условии, что вы не позволяете разочарованию и чувству беспомощности слишком сильно овладеть вами. Вы всегда можете (а) продолжать делать то, что считаете нужным, несмотря ни на что; (б) подчиниться последнему приказу; или (в) абсолютно ничего не делать. Любое из трех, кажется, работает!»

Я сошлюсь на своего младшего брата Питера, лейтенанта из саперов-парашютистов, тоже на Фолклендах.

Типично для Пита было попасть на лайнер «Королева Елизавета 2», а не на десантный корабль, куда отправили меня. Я ездил несколько раз на «Канберру» на о. Вознесения, и это было действительно странно. Все они пили экзотические коктейли, были стюардессы и все обычные круизные атрибуты, вперемешку с фалангами солдат, бегающих по прогулочным палубам и дежурным сержантом, в тщательно отглаженной выходной униформе.

«Мы просто читаем подробный документ о зарплате в армии я думаю, что получаю два фунта дополнительно в день, 1,70 фунта надбавки за подразделение специального назначения, плюс огромные 50 пенсов за привилегию быть здесь! Кроме того, они придумывают какую-то причину, чтобы забрать часть этого, то есть, потому что мы слишком наслаждаемся собой или что-то в этом роде!

Ну, я надеюсь, что все идет хорошо и что наша кровожадная пресса и телевидение не раздувают из мухи слона, как они это делали до сих пор. Кое-что из того, что я видел в старых газетах, действительно ужасает. Это вовсе не похоже на то, что здесь. Это действительно приводит в бешенство, вся та чушь, которую они пишут, чтобы продать тираж! Не беспокойтесь слишком сильно о нас (тут нет никаких машин, чтобы попасть под колеса).»

На следующий день, пережив очень шумную и удушливую ночь на танковой палубе «Фирлесса», мы вернулись на «Интрепид» и узнали, что полет «Уэссекса» с тепловизором ничего не показал на Маунт-Розали.

В Сан-Карлос также не было воздушных налетов. В море «Супер Этендары» атаковали флот и уничтожили с помощью ракет «Экзосет» корабль «Атлантик Конвейр». Второй облет вертолетом с тепловизором по-прежнему ничего не показал на Маунт-Розали. Тем не менее, мы провели еще один день в суете, готовясь отправиться туда, чтобы уничтожить таинственного передового авианаводчика.

При всем при этом мы понятия не имели, что делает патруль SAS. Казалось, несмотря на более чем религиозную необходимость спецназа проверять радиосвязь, они вообще не общались возможно ждали, пока не получат важную информацию. Только через некоторое время штаб SAS признал, что их патруль был вне доступа.

Поэтому я заявил, что до тех пор, пока не будет восстановлена радиосвязь с патрулем, это слишком рискованное задание, и отказался идти. Здесь было всего пять групп ПН и все они были задействованы в операциях. Терять нашу группу ПН или патруль SAS в перестрелке на очевидно пустой горе было неразумно. Из этой пары, мы, определенно, были более ценными…

Связи с группой SAS так и не добились. Так что идея была окончательно отложена, по крайней мере, для нас. Операция на Маунт-Розали действительно несколько раз была повторена другими, и на одном из выходов Крис Браун действительно попал в патруль. Но обыскав все вокруг, он обнаружил, что тот, кто мог там находиться, давно исчез.

Так закончились два дня бардака — самого классического из военных действий. Он начался сразу же после нашего возвращения из Фокс-Бей, замерзших, мокрых и измотанных, а нам дали всего десять минут на подготовку к двухдневной операции отмены которой мы добились…

Одновременно с нашими персональными приключениями планировалось высадить на берег все части специального назначения, с горами нашего разообразного снаряжения, чтобы очистить «Интрепид» для прибытия 5-й пехотной бригады из Великобритании.

Эта замечательная идея штаба бригады была квинтэссенцией тотального логистического кошмара. Детальное планирование и подготовка специальных операций не могут быть выполнены адекватно из стрелковых щелей под проливным дождем.

Решение ПГН-1 для этой последней проблемы заключалось в том, чтобы упаковать наше снаряжение в водонепроницаемые сумки и расположить его в том порядке, в котором, как мы думали, оно может нам понадобиться. Но, фактически, это было невозможно, так как мы понятия не имели, какие операции могут быть запланированы.

В конце концов эта дилемма была предугадана планированием операций SBS, которые должны были вывести нас с кораблей в поле и как можно дальше. 3-я бригада коммандос должна была вырваться с плацдарма, а мы будем двигаться впереди.

За пределами моего маленького мира и его проблем остальные люди были очень заняты. 2-й парашютно-десантный батальон сражался у Дарвина и Гус-Грина, 45-е коммандо приближалось к концу своего длинного пути к Дугласу, а 3-й парашютно-десантный батальон очень быстро двигался к поселку Тил-Инлет.

В будущем план предусматривал выдвижение 3-й бригады коммандос к Тилу. Группа SBS уже завершила разведку прибрежной зоны и двигалась вспять, на запад, чтобы встретиться с 3-й ПДБ. И вести их или сообщить, где находится противник, чтобы батальон мог атаковать.

SBS тоже был очень занят. Мой друг из Оксфордского университета, лейтенант Дэвид Хивер, готовился перебросить весь свой отряд на десантных полужестких катерах («Риджер Рэйдерс») на Грин-Айленд в южной части Сальвадор-Уотер, чтобы подготовиться к перемещению всей 3-й бригады коммандос на восток. Операция Дэвида в глубине северного фланга была мастер-классом по навигации и скрытным действиям на лодках. Они получили результат не будучи обнаруженными, двигаясь ночью в очень сложных водах.

Еще один отряд SBS был предупрежден о начале длительной подготовки к нападению на аргентинские суда в порту Порт-Стэнли. Это была более традиционная задача для SBS, включающая высадку с корабля, подводной лодки или каноэ, дальний, максимально близкий к поверхности воды заплыв по компасу, затем движение на большей глубине, чтобы разместить мины-липучки на корпусе корабля-цели. Это проделывается ночью и требует очень большого навыка подводного плавания и огромной выносливости. А еще исключительно точной навигации, мужества и целеустремленности.

ПГН-1 должна была отправиться с лейтенантом Энди Эббенсом и его отрядом из трех разведгрупп по четыре человека и небольшого штаба. Минимум на десять дней, в течении которых мы должны были проникнуть в район Маунт-Брисбен к северу от Стэнли и зачистить его на юг до залива Баркли. Как только это будет сделано, будет свободен путь для пересечения пролива и выхода на возвышенности непосредственно к северу от Стэнли. Это должно было называться операция «Брюэрс Армс».

Безумная идея выгрузить все наши запасы на берег все еще нависала над нашими головами, как невообразимый кошмар. В конце концов, приказы проделать все это были проигнорированы, потому что это было просто слишком сложно. У нас были тонны хрупкого снаряжения, плюс огромная куча различных боеприпасов. Одно только снаряжение, без боеприпасов, составляло 130 грузовых паллет. Если бы мы не базировались на корабле, наши проблемы с эвакуацией раненых и радиосвязью были бы непреодолимы.

Мы должны были иметь надежную базу, на которой можно было планировать и управлять операциями и восстанавливаться после них, не говоря уже о подготовке к следующей миссии. И мы приняли твердое решение игнорировать проблему и пренебречь приказом, а затем, «о чудо», ничего не произошло и проблема исчезла.

На берегу была большая активность, много перемещений снаряжения, рытье траншей и неразбериха. ВВС аргентинцев сумели положить бомбу в ПТОБ (пункт тылового обеспечения бригады), убив четверых и ранив остальных. Еще одна бомба попала в мясокомбинат, который использовался как ОПП (основной перевязочный пункт), но, к счастью, не взорвалась. Хирурги продолжали оперировать, а специалист по разминированию положил рядом с ней свой спальный мешок, чтобы поднять боевой дух тех, кто сомневался в своей безопасности.

Однажды нас предупредили об операции «Брюэрс Армс» — названной в честь любимого паба Энди Эббена в Пуле и игнорирующей правило МО об использовании следующего очень скучного имени в их списке случайных имен[27], после чего разброд прекратился. Мы даже смогли провести день на берегу на подходящем стрельбище и пристреляли свое оружие.

Мы покинули «Интрепид» на десантном катере ранним прекрасным, хотя и очень холодным, солнечным утром. Пока мы шли по спокойным водам Сан-Карлос, рулевой получил по рации предупреждение о воздушном налете. Мы взвели затворы и направили оружие под углом 45 градусов к борту десантного катера, наблюдая за горизонтом. И снова реактивные самолеты аргентинцев с ревом пронеслись над склонами холмов, скользя над водой, отчаянно уворачиваясь от ракет и выстрелов с кораблей.

Вертолеты, занятые перевозкой боеприпасов на берег, срочно укрылись в долинах и держались вокруг якорной стоянки, спрятавшись в складках местности, насколько это было возможно, с винтами на холостом ходу. Наш рулевой, который к этому времени уже несколько дней мотался с корабля на берег во время воздушных налетов, ухмыльнулся нам и стал держать еще ближе к берегу, чем прежде. В этот раз нам не удалось никого «прижучить».

Мы высадились на шаткой пристани в поселке Сан-Карлос, который представлял собой гудящий промокший улей. Шеренги солдат с винтовками и пистолет-пулеметами за плечами тащили рулоны колючей проволоки вверх по очень грязным тропкам, которые тянулись между обшитых сайдингом фермерских домиков. Другие тащили набитые песком мешки к строящимся траншеям. У самой кромки воды был ряд очень продуманных окопов, ощетинившихся едиными пулеметами, с перекрытиями из мешков с песком и стенками, выложенными оцинкованым железом.

Мы пробирались по густой грязи, мимо тракторных сараев и низких частоколов, окружавших дома с крышами из гофрированного железа. Трактора с прицепами, заваленными колючей проволокой, металлическими кольями и веселыми грязными солдатами, уцепившимися за борта, деловито двигались взад и вперед по грязи.

За поселком склоны холмов были усеяны солдатами, раздетыми до жилетов и рубашек, копавшимися как землекопы, в торфянике; знакомые лица, грязные и потные. Они провели свой первый день на берегу, перемещаясь с одной оборонительной позиции на другую, каждый раз заново окапываясь. Их «бергены», оставленные на кораблях во время первой высадки, не смогли добраться до них и они провели несколько очень холодных ночей без спальных мешков и укрытия. Неудивительно, что все стремились продолжать войну.

Я поговорил с несколькими жителями Фолклендских островов, застенчивыми людьми со старомодными взглядами, чья сдержанность напомнила мне меннонитов, которых я встречал в Белизе. Высадка их обрадовала, но не удивила, и они были совершенно уверены, что скоро снова смогут делать покупки в Стэнли. Один парень сказал, что почти никогда там не бывал, но обязательно приедет, когда все закончится. После того, как мы объявили о нашем присутствии в штабе 3-го ПДБ, расположившемуся со своими рациями во флигеле одной из ферм, нам показали небольшую долину у кромки воды, где мы могли пристрелять свое оружие.

Очень важно было привести оружие к нормальному бою, настроив прицел так, чтобы то, что вы видите в отверстии прицела, когда вы спускаете курок, было тем, куда вы попадете. На корабле это было невозможно сделать, а даже небольшой удар может сбить настройку. Для скорострельных «Армалайтов», которыми были вооружены большинство из нас, это на самом деле было не так критично. Снайперам, с их тяжелыми винтовками с деревянными ложами и телескопическими прицелами, нужно было потратить некоторое время на эту задачу. Процесс стрельбы с последующей регулировкой (с помощью тонкой отвертки) повторялся до достижения совершенства. Мы собрали стреляные гильзы, затем каждый снайпер аккуратно уложил свое оружие обратно в деревянный футляр и мы ушли. На обратном пути к пристани я столкнулся с приятно знакомой фигурой. Капитан Род Дженкинс из 29-го коммандо, который будучи спрошен о состоянии его здоровья, угостил меня рассказом о том, как он отправился с лопатой и винтовкой по зову природы, но во время этого занятия услышал странные звуки и в итоге поймал заблудившегося аргентинского офицера. Он признался, что все прошло не без некоторого взаимного смущения. Это был отличный день для нас, с прекрасной солнечной погодой и парой беззаботных часов на стрельбище.

Когда мы возвращались на десантном катере к «Интрепиду», внезапно поднялся ветер, и волны начали захлестывать нос, заливая нас. Промокший насквозь, я вышел из наполненного выхлопными газами темного трюма к ЦАО[28], чтобы получить информацию о происходящем. Наверху, прямо под мостиком, в нервном центре корабля, массивные стальные переборки «территории старшего офицера» были украшены полированными дубовыми поручнями и латунной арматурой. Узкий проход в ЦАО, обычно «надраенный» до блеска, как стекло, был завален моряками в капюшонах, лежащими на полу у своих боевых постов, пьющими чай и читающими книги или старые газеты. Извинившись, я перешагнул через них и вошел в ЦАО.

На карте жировыми карандашами были нанесены стрелки атак 2-го парашютно-десантного батальона на Дарвин и Гус-Грин, которые начались накануне вечером. Радио издавало треск и иногда неразборчивые звуки, которые приковывали всеобщее внимание. Десантники находились под артиллерийским и минометным огнем аргентинцев. С самого рассвета они были прижаты огнем станковых пулеметов противника с дальней дистанции на зеленой открытой пустоши.

Когда я спросил, что происходит, кто-то коротко мне ответил: «Мы проигрываем войну». Наземная операция скатывалась к возможной катастрофе. Каждый день «Канберра» спасалась от потопления тем, что казалось чередой чудес. Атака на Дарвин была первой пробой сил в сражении с противником, и в ней мы должны были выиграть, чтобы «подтолкнуть» оставшихся сдаться, когда придет время. Провал десантников, нашего «кольчужного кулака», примерно в двадцати милях к югу, стал бы катастрофой.

Затем пришло сообщение «Луч солнца погас», означающее, что командир десантников, полковник «Эйч» Джонс, убит. Штаб продолжал свою работу, атмосфера в ЦАО была душной, усталой и мрачной. Я немного посидел в углу и ушел, оставляя грязные следы на линолеуме.

Потом к югу от нашей стоянки началось что-то необычное. Смерть Джонса и возможно, страх неудачи казалось, оживили батальон. Опытные ротные командиры десантников и заместитель командира батальона Крис Кибл собрали всю чудовищную боевую мощь своих солдат и с неумолимой силой начали охват аргентинских оборонительных позиций, прикрывавших поселок.

Еще до рассвета капитан 148-й батареи Кевин Арнольд, спокойный и рассудительный командир ПГН-5, вызвал удар с воздуха тремя «Харриерами» по восточной оконечности полуострова Гус-Грин. Это была преднамеренная, очень угрожающая демонстрация огневой мощи, направленная на позиции артиллерии и зенитных орудий. ПГН-5 провела беспокойную и очень холодную ночь без укрытия среди тлеющей травы. Рано утром следующего дня (29 мая) противник предложил официальную капитуляцию. Они настаивали, чтобы офицер такого же ранга, как и их командир, присутствовал на официальном смотре. Их настойчивое требование официального смотра казалось странным и нелепым. Ник Аллин сказал, что младшего бомбардира, вероятно, было бы достаточно.

Важность этой победы невозможно переоценить. Если бы десантники при нанесении удара понесли тяжелые потери или даже потребовались подкрепления, чтобы выполнить приказ, наш моральный дух мой конечно пострадал бы очень серьезно. Противник, напротив, мог бы воодушевиться.

Атака десантников на рассвете захлебнулась, боевой порыв сошел на нет, поскольку обороняющиеся смогли использовать дневной свет, и вступили в бой со своим более дальнобойным оружием прямой наводки против легковооруженных десантников при отличной видимости на очень открытой местности.

У них были тяжелые пулеметы, которые превосходили по дальности все, что было у десантников. Личная атака «Эйч» Джонса успешно вывела ситуацию из тупика жертва, которая по праву принесла ему Крест Виктории.

Близкая к катастрофе ситуация, была результатом того, что десантников значительно превосходили численностью. Но еще в большей степени из-за недостаточной огневой поддержки, от которой всегда зависит быстрая атака с легкой экипировкой. Их корабль поддержки, фрегат «Арроу», не мог оставаться на позиции до рассвета из-за риска атаки с воздуха, и, вдобавок, страдал от неисправностей. На рассвете 28-го мая атаку поддерживали только собственные минометы батальона, разрывы мин которых, в основном, поглощалась торфом и всего три легких 105-мм орудия единственный взвод из 8-й легкой батареи коммандос «Альма», моего старого подразделения. Поскольку вертолетов было недостаточно, чтобы перебросить на юг для поддержки атаки больше орудий и боеприпасов, десантники действовали самостоятельно.

Джонс прекрасно понимал, как важно, чтобы его атака увенчалась успехом и именно поэтому, в соответствии с традициями парашютно-десантного полка, он находился на передовой, где мог оказывать наибольшее влияние. Его решение занять пулеметную позицию было принято в этом контексте с очень четким представлением о риске. Он был уверен, что батальон будет продолжать действовать, независимо от того, что с ним случится. Его самопожертвование было действием, соответствующим моменту, предпринятым очень храбрым человеком сознательно и во благо всей наземной операции.

Для операции «Брюэрс Армс» требовалось упаковать много снаряжения: боеприпасы и продовольствие на десять дней в наши «бергены», плюс еще семидневный запас в мешки, чтобы заложить в схрон, как только сойдем на берег. Это склад должен был содержать большой запас боеприпасов. Мы ожидали, что у нас будет много дел и пополнения запасов не предвиделось. Наша задача оказалось простой: зачистить от противника очень большую территорию, не привлекая части 3-й бригады коммандос. Патрули частей специального назначения, которые находились в этом районе до высадки, отмечали регулярную активность противника.

Мы должны были высадиться целым отрядом: около двадцати человек из трех групп SBS, плюс ПГН-1 и небольшой штаб, а затем обосноваться в районе лагуны Волунтир. Это означало окопаться, сделать подземные укрытия, выкопать и замаскировать схрон, выслать патрули для обнаружения противника.

Как только позиции противника будут обнаружены, мы должны были атаковать и ликвидировать их, используя ОПКА (огневую поддержку корабельной артиллерии). Эти атаки должны были проводиться ночью, так как боевые корабли не могли покинуть безопасную зону ПВО вокруг группы «Гермес» — «Инвинсибл» до наступления темноты. «Шатлен» (тепловизор) тоже следовало взять с собой.

Наше внедрение оказалось неожиданно захватывающим.

Нас должны были доставить к группе «Гермес», на ее позицию к северо-востоку от Плимута, а затем перебросить на фрегат «Эвенджер», который будет двигаться на юг до тех пор, пока мы не окажемся достаточно близко, чтобы долететь до зоны высадки. Предыдущее патрулирование показало, что прибой в этом районе был слишком бурным и непредсказуемым, чтобы можно было использовать лодки. Поэтому корабельному вертолету «Рысь» предстояло совершить несколько рейсов.

Однако, пока нас на десантном катере перебросили с «Интрепида» на «Плимут», который отправился от флота на 100 миль, или около того, на север от Восточного Фолкленда, а затем на «Эвенжер», мы потеряли темное время. Моя оценка времени давала нам только 30 минут на то, чтобы оборудовать схрон и спрятаться самим до рассвета что было неприемлемо.

Я знал капитана «Эвенжера», Хьюго Уайта, с прошлого Рождества, когда он был в Белизе на стрельбах ОПКА. Я провел несколько недель на корабле, двигавшемся по Карибскому морю. Кульминацией стал незабываемый визит в Новый Орлеан, и мне очень понравилось общество экипажа. Было очень приятно встретиться снова. Хьюго Уайт был архитипичным героическим капитаном пиратов, полностью расслабленным и дружелюбным, никогда не выходящим из себя, веселым и заражающим весельем, и всегда абсолютно профессиональным. Я маячил на мостике, когда мы ночью шли под всеми парами от Мексиканского залива по извилинам устья Миссисипи через Белл-Шассе, Меро и Марреро к нашему причалу ВМС США в центре города.

Но медленно движущиеся танкеры заблокировали нам путь, ставя под угрозу график, по которому на следующее утро мы должны были пересечь линию между офисом американского адмирала и нашим причалом в 09.00 по местному времени. Как я заметил, к этому сроку отнеслись очень серьезно. Лоцман из Нового Орлеана сидел в кресле вахтенного офицера, сдвинув бейсболку на затылок и попивая кофе. Казалось, ничего нельзя было сделать пока капитан Хьюго не потерял терпение и не приказал идти полным ходом, используя попеременно оба двигателя, чтобы проскочить мимо танкера, оставаясь в границах канала и не врезавшись в берег. Вахтенный офицер на мостике танкера была поражен, когда его догнал британский военный корабль, который шел слишком быстро для водных лыж, проносясь мимо, задрав нос, и с кормой, низко сидящей в бурлящей воде. Пересечение адмиральской линии прошло секунда в секунду, штурман щурился в визир компаса и отсчитывал ярды.

Когда капитану Хьюго объяснили всю сложность нашего теперешнего положения, он согласился, что мы не отправимся туда этой ночью, а подождем 24 часа. Нам очень помогло, что он пошел против наших приказов и, хотя в этом не было никакой необходимости, он сам предложил отменить наши инструкции.

Наши многочисленные перемещения с корабля на корабль без предупреждения и очень часто, без понимания, где может быть наша конечная цель, сбивали нас с толку и конечно, никто другой не мог последовать за нами. Множество заблудших душ, так же как и мы, кружили по флоту, оставляя за собой след из пожитков. Даже моряки из корабельных экипажей, которые управляли кораблями и шли на них в Южную Атлантику, оставаясь на одном корабле, могли в любой день оказаться на другом, сопровождая документы, или припасы и так далее. Таким образом, когда корабль бомбили или топили, было чрезвычайно трудно получить окончательный список жертв и определить, кто пропал без вести или погиб.

Из-за этой проблемы каждые 24 часа каждый корабль должен был посылать список «душ на борту» на «Фирлесс», точно сообщая, кто был на корабле в определенное время. Если вы покидали корабль через пять минут после отправки списка, вы оказывались в списке жертв, если этот корабль был потоплен в течении следующих 24 часов. Вы даже могли оказаться в более чем одном списке «душ на борту». Долгие паузы, которые возникали после потоплений или катастроф, подобных Блафф-Коув[29], прежде чем МО публиковало списки жертв, были вызваны отчаянным отслеживанием всех, кто, как и мы, перемещался по флоту, чтобы убедиться, что только те, кто действительно был убит, ранен или пропал без вести, были названы в списках потерь. Просто удивительно, что при таких обстоятельствах больше людей в целости и сохранности не попали в списки потерянных.

Несмотря на очень плохую погоду и на то, что «Эвенжер» качало тяжко и весьма тошнотворно, я сумел написать это письмо домой и отправить с корабля прежде, чем нас высадили на берег:

«Ничего особенного сообщить не могу я побывал на нескольких разных кораблях и жизнь идет в своем обычном русле. Сейчас я на «Эвенжере», с которым ходил в Белиз и Новый Орлеан на прошлое Рождество. На борту много дружелюбных лиц, включая капитана, который является особенно хладнокровным и способным представителем флота. Он приветствовал меня на своем мостике, как одного из своих самых необычных капитанов 3-го ранга (вспомнив маскарад в морской форме, который я устраивал на нескольких коктейльных вечеринках на его корабле, имея только свою полевую форму).

Всемирная служба[30] только что объявила о сдаче Гус-Грина после довольно осторожной паузы со стороны МО. Я очень надеюсь, что это станет началом крушения аргентинского «карточного домика». Я говорю это потому, что все пленные, которых мы захватили, убеждены что мы собираемся убить их и поэтому сражались за свою жизнь. Их система дезинформации вбивает им в головы, что хотя мы и подписали Женевскую конвенцию, но не соблюдаем ее и не берем пленных. Надеюсь, что публичная церемония сдачи и т. д. в Гус-Грине снимет этот барьер и сделает нашу работу намного проще.

У меня есть чувство, что это будет последнее письмо, которое я напишу, прежде чем вся эта морская болезнь закончится. Я оптимистичен, но с учетом времени, которое потребуется, чтобы доставить почту в Великобританию, и потому, что я некоторое время буду вне контакта, я надеюсь, что мое следующее письмо будет в расслабленном посткризисном настроении и что даже к тому времени, когда вы получите это письмо вероятно через несколько недель все придет к завершению. Теперь, когда эти идиоты решили, что их псевдопрусский военный кодекс действительно позволяет им сдаться, они могут начать вести себя разумно.

Войны, конечно, разные, но на самом деле без них можно обойтись. Но даже с удивительно полезной маской, которую носят квартирмейстеры в военное время, это не оправдывает всей этой морской болезни. Я полагаю, что как только пыль осядет, они вернутся к нормальному состоянию и начнут задавать острые вопросы типа «где именно вы потеряли то, или это» или «нет, ты не можешь войти сюда и помочь себе», даже если ты делал это вчера.

Вчера вечером я ел отличный филейный стейк на борту «Плимута»[31].

По-видимому, так сказал мне их офицер снабжения, они приобрели полтонны этой штуки и теперь едят сэндвичи со стейком в качестве закуски и сыты им по горло. Он также рассказал мне, что когда они транспортировали несколько отрядов (SAS) на Южную Георгию, те пошутили, что хотят оленины. На следующий день прилетел вертолет и сбросил одного, выпотрошенного, но в остальном целого. Они повесили его на некоторое время, а потом съели. Голова и шкура были неприятной неожиданностью на верхней палубе. Неожиданная в ночной темноте встреча с холодным мокрым окровавленным носом это очень неприятно. Надеюсь, что все идет хорошо и что приятные летние дела идут тоже хорошо. Надеюсь, у вас не кончится лето до моего возвращения.

30-го мая был очень плохой день, и разделить его с экипажем «Эвенжер» было едва ли не единственной хорошей вещью в этой ситуации. Погода была суровая и узкие фрегаты типа 21 очень резко двигались вверх и вниз и раскачивались с борта на борт. У меня была морская болезнь, и большую часть времени я провел в горизонтальном положении на запасной койке.

В течение всего дня были обычные предупреждения о «красном» уровне воздушной тревоги. Поскольку на время операции мы оставили наши спасательные жилеты, противоожоговые капюшоны и гидроскостюмы на «Интрепиде», то чувствовали себя очень уязвимыми. Мы находились в зоне полного отчуждения с группой «Гермес» — «Инвинсибл» и должны были покинуть их после наступления темноты, чтобы направиться на юг к Восточному Фолкленду, к точке нашего вылета.

Во второй половине дня, после нескольких воздушных налетов, мы снова услышали «Воздушная тревога красный». На этот раз штурман Питер Хэтч (которого капитан Хьюго лаконично называл «лоцман») спокойно сообщил по рации, что они засекли на радаре отметку от «Супер Этендара» совершающего одиночный облет.

Это не нуждалось в дальнейших объяснениях, так как к настоящему времени мы узнали хрестоматийное указание на готовящуюся к запуску ракету «Экзосет»: единственным вариантом было захватить цель, не подставляя себя ракетам с радиолокационным наведением.

В следующем объявлении сообщили, что радары засекли запуск «Экзосета» на пеленге в нашем направлении. К этому моменту мы с Энди Эббенсом уже лежали лицом вниз на ковре в кают-компании, вместе с бригадой первой медицинской помощи, находившейся там же.

Корабль немедленно резко развернулся, маневрируя для уклонения. Орудия снаряд за снарядом начали разбрасывать серебрянную фольгу дипольных отражателей, чтобы запутать радар приближающейся ракеты. Это тщательно отрабатывали на учениях. Упражнение, рассчитанное на то, чтобы «убедить» «Экзосет», что дипольные отражатели это корабль и атаковать их вместо него.

«Супер Этендер» запустил свой «Экзосет» с дистанции в 28 миль, а затем отвернул домой. Однако перед ракетой было еще нечто вроде двух «Скайхоков» А4, которые «наезжали» на нее, добавляя неразберихи.

При скорости в 1,2 скорости звука, не требуется много времени для преодоления 28 миль, и поэтому следующее объявление было ужасающим: «Удар неизбежен через 12 секунд. Товсь, товьс, товьс.»

Мы тщательно изучали плетение ковра в кают-компании и безуспешно пытались не думать о «Шеффилде».

«Экзосет» запрограммирован на попадание в середину радарного силуэта корабля, в девяти футах (2,74 м) ниже верхней части его силуэта. Ракета выпущенная по «Шеффилду», попала точно в это место. Как далеко находится кают-компания от оперативного центра точки наведения? Недостаточно далеко.

Я никогда не был так напуган, как в этот момент. Остальная часть моей группы поднялась на летную палубу со своими пулеметами, потому что они хотели что-то сделать что угодно, а не спускаться в низы отсиживаться. Неотвратимая угроза жизни и невозможность с ней что-либо поделать, делали эти мгновения такими ужасными. Другие моменты были, возможно, более опасными, чем этот, но вовсе не пугали, потому что мы были в своей стихии на суше и могли что-то предпринять. Но на военном корабле, даже таком мощном как «Эвенжер», вы полностью зависите от других. Мои самые страшные моменты были в самолете в качестве пассажира, или пассивного участника воздушных налетов. С ковра кают-компании мы отсчитывали секунды, слушая рычание взлетающих одна за другой ракет «Си Дартс», пронзительный треск наших пулеметов, глубокий и медленный ритм зенитных «Эрликонов» и грохот большой 4,5-дюймовой пушки.

Затем раздалось объявление Хьюго Уайта:

«Говорит капитан. Похоже, мы шлепнули «Экзосет» из нашей пушки. По правому борту болтается отвратительное масляное пятно, которое, похоже, является остатками «Скайхока». Он пролетел над нами и тоже был шлепнут. Возможно, вам будет интересно узнать, что «Экзосет» был всего в 9 километрах от нас, когда мы в него попали. Мне не нужно вам говорить, что на 1 МАХ это не слишком много секунд. Я говорил вам, когда мы отходили из Гуза, что я везунчик и вот вам доказательства. Все вы молодца за очень крутые и профессиональные действия».

«Экипажу шлюпки собраться по правому борту. Мы собираемся обследовать обломки.»

После таких эпизодов все тяжело выдыхают и начинают оживленно болтать всякую чушь. Я закурил сигару. Мы с Энди покачали головами, глядя друг на друга.

Еще одно объявление:

«Усем на борту. Это штурман. Мы только что подняли нашу шлюпку с командой, и несколько фрагментов того, что подтверждено как обломки «Скайхока» А4. Ящик с документами уже доставлен и будет хранится в матросском кубрике. Была найдена нога в комплекте с ботинком от летного костюма с книжкой в кармане. Это все.»

Перед тем, как мы отправились на операцию «Брюэрс Армс», босс SBS Джонатан Томсон доверительно сообщил мне, что, когда мы вернемся, все, вероятно, закончится. Нас всегда держали в стороне от планирования других операций, не имевших отношения к нашим, особенно перспективных. В случае попадания в плен мы были очень плохим источником сведений. Эта маленькая деталь с большим намеком была лучшим утешением в долгих днях впереди.

Мы знали, что десантники уже захватили Дарвин и Гус-Грин, что Тил-Инлет был взят и 45-е коммандо шло маршем через пересеченную местность Дугласа. Несмотря на немалые потери, 45-ое было готово двигаться дальше.

Воздушные атаки все еще считались вероятными, хотя и были направлены на корабли и крупные соединения, а не на нас. Специальные подразделения были развернуты далеко впереди, чтобы ликвидировать вражеские НП (наблюдательные пункты) и обеспечить фланги. Мы были частью этих операций.

Последнее донесение разведки из нашего района собщало о подразделении, примерно из 40 человек, на горе Брисбен и в районе горы Игл. У них был радар на острове Датчменс, на севере, и там имелось много вражеских вертолетов. Их оборонительные позиции выглядели как неглубокие линии траншей, через которые было легко проникнуть. Британцы расположились бы в глубине, делая проникновение и атаку намного более трудными.

Существовала серьезная угроза атаки противника после занятия нами позиции. У них было несколько больших вертолетов «Чинук, идеально подходящих для полетов звеном с достаточно большим отрядом быстрого реагирования. При хорошем командовании они разобрались бы с нами без проблем.

В ночь на 30-е мая «Эвенжер» покинул группу «Гермеса» и в одиночку направился на юг, чтобы высадить нас на берег. На борту был вертолет «Рысь» и экипаж с другого эсминца «тип 21», «Эмбушкэйд», так как собственный вертолет «Эвенжера» вышел из строя. К сожалению, у них не было приборов ночного видения для полета в кромешной темноте, поэтому, строго говоря, им пришлось бы включить фары для посадки. Поскольку эта территория была занята противником, я не обрадовался.

Пока мы шли вдоль побережья Восточного Фолкленда, я решил обстрелять предполагаемого противника на Макбрайд-Хед и радар на о. Датчменс. Эти цели уже обстреливали в предыдущие ночи. Если «Эвенжер» продолжит спорадический обстрел побережья, он сможет обстрелять гору Брисбен, не вызывая никаких особых подозрений. Этот обстрел будет очень тщательно рассчитан, чтобы снаряды упали, когда вертолет приблизится к месту посадки и, таким образом, замаскировали высадку.

Мне было интересно находиться в оперативном центре во время боевой стрельбы без каких-либо ограничений мирного времени. Без корректировки огня по цели одним из нас на земле, использовался корабельный радиолокатор, чтобы рассчитать траекторию снарядов и примерную зону поражения. О точности говорить не приходилось, и, как в философском споре «действительно ли пушка производит взрыв в пустыне, если ее никто не слышит», не было никакого способа сказать, попадаете ли вы вообще во что-нибудь, но я должен сказать что…

Весь корабль содрогался от каждого снаряда, уходящего в ночь. В темной комнате царила тишина, слышны были только команды канониров. Зеленое свечение экранов радаров освещало склонившиеся над ними фигуры в белых капюшонах. Мы с Энди стояли с винтовками в руках, с совершенно зачернеными лицами, наблюдая за происходящим.

Оператор компьютера на фрегате типа 21 вбивает координаты и тип боеприпаса, затем орудие наводится на цель, удерживая наводку с постоянной подстройкой из-за качки корабля и изменений его курса, и стреляет автоматически. Когда человек на земле отправляет по рации поправку, оператор вносит ее на своем пульте, пока орудие перезаряжается.

Точность стрельбы зависит от возможности удержания наводки высокомобильной огневой системы в море на известную позицию на суше. Серьезная проблема, с которой не сталкивается полевая артиллерия. Это делается с помощью фиксации радаром «Маяка РКМ» с известной позицией (маяк индикации радиолокационной карты), что гарантирует отсутствие смещения точки прицеливания. Штурман должен очень тщательно рассчитать свое местоположение, следить за ним и вычислять приливной дрейф, внося данные в компьютер, который должен автоматически учитывать все поправки.

Поддержание в рабочем состоянии этого маяка РКМ в течении последней недели войны стало проблемой и привело к трагическим последствиям.

В 01.00, 31 мая, группа обеспечения зоны высадки с лейтенантом Джимом Сирайтом и мной, плюс наш тепловизор, взлетела с качающейся летной палубы «Эвенжера». Джим был братом одного моего знакомого артиллерийского офицера, который погиб в автомобильной катастрофе в Белизе, чуть более двух лет спустя. Когда разразился Фолклендский кризис, Джим находился на заключительном этапе отбора и обучения в SBS. Джонатан Томсон решил, что ему нужен каждый человек в SBS, которого он сможет найти и операция «Корпорация» станет их последним испытанием. Это было гораздо более реалистично, чем кто-либо мог себе представить. Джим наслаждался жизнью рядового морского пехотинца в патруле, которым командовал один из пугающе способных старших сержантов SBS.

Стояла кромешная тьма. Луна была скрыта облаками. «Рысь» была облегчена от всего, кроме двух передних кресел экипажа. Дверей тоже не было. Мы мрачно сгрудились в корме, прижавшись друг к другу и куче снаряжения, возвышающейся между нами. Мы сидели в тревоге, свесив ноги в темноту и сжимали в онемевших пальцах оружие.

Пилоты вели очень низко и быстро, несмотря на отсутствие приборов ночного видения. Когда мы приблизились к земле, луна вышла из-за облаков, так что пилот смог очень осторожно приземлиться без использования огней. Я испустил глубокий вздох облегчения, так как наша высадка вряд ли была замечена из основного расположения противника на горе Брисбен.

Вертолет приземлился, мы спрыгнули вниз и я вместе с Джимом побежал в темноту с тепловизором, чтобы проверить, свободна ли местность от противника. Уолли П. и группа прикрытия заняли огневую позицию рядом с вертолетом и выгрузили снаряжение. Снаряды с «Эвенжера» ритмично падали на гору Брисбен каждый раз, когда летел вертолет, и точность была достаточной для наших целей. Это было рассчитано заранее в оперативном центре. «Эвенжер» стрелял каждый раз, когда вертолет пересекал линию на радаре, ранее определенную мной, и прекращал огонь, когда вертолет снова пересекал ее, возвращаясь. Потребовалось шесть рейсов «Рыси», чтобы перебросить нас со всем снаряжением, а, потом, в большой сетке, груз для закладки в схрон. Мы с Джимом двинулись вперед, к горе Брисбен, чтобы получше ее рассмотреть, но я не мог ничего разглядеть достаточно хорошо, чтобы быть уверенным. Я не нарушал радиомолчания, так как снаряды ложились точно, а еще потому, что мы находились достаточно близко, чтобы 155-мм орудия противника могли обстрелять нас из Стэнли. Мы знали что у них есть радиопеленгационное оборудование, и я очень старался не афишировать наше присутствие, отправляя КВ-передачи (обеспечивают большую дальность связи, но легко обнаруживаются) если только это было абсолютно необходимо.

Некоторые люди не понимали этого, и когда необходимость минимизировать передачи сопровождалась метеорологическими трудностями, делающими невозможным установление связи, возникали последующие недоразумения с кораблями, рискующими самостоятельно выходить на огневые позиции, когда открывать огонь не требовалось. Я был удивлен, а, иногда, и рассержен отсутствием понимания в штабе, ответственном за координацию этих действий. Иногда мне казалось, что опасности крайне изолированного и уязвимого положения в 20 милях в тылу врага не были всеми осознаны.

Ночь была очень ясная и очень холодная. ПГН-1 была частью охраны периметра, пока сооружали схрон. Мы лежали в мшистой траве, лед хрустел у нас под локтями и коленями. Время от времени мы не могли сдержать дрожь и лязгали зубами от холода. С того момента, как мы забрались на борт вертолета на «Эвенжере», все оружие было взведено и поставлено на предохранитель. Но затем, в лунной тишине, один из парней выстрелил, с шокирующей и пугающей внезапностью. Я убедился, что никто не пострадал, и мы стали ждать. Если поблизости есть вражеский патруль, они наверняка проведут разведку.

Кроме того, основная часть нашего патруля, копавшая схрон, теперь будет находиться в максимальной боевой готовности на своих огневых позициях, готовая иметь дело с любым движением а мы были перед ними. Если я попытаюсь пойти обратно и рассказать им, что произошло, меня, вероятно, застрелят. В конце-концов пришел Энди Эббенс, очень обеспокоенный тем, чтобы никто не пострадал. Он догадался, что произошло, и пришел проверить лично. Работа над схроном продолжалась.

Эти «небрежные разряжания», как они описаны в руководствах по военному праву, очень опасны и часто приводя к серьезным ранениям или смерти. Обычно в таких случаях виновного обвиняют в совершении преступления, а затем сурово наказывают. Поскольку нам предстояло отсутствовать больше недели, и виновный не только сознавал последствия своей ошибки, но и испытывал отвращение к самому себе, я немедленно сказал ему, что он должен мне выпивку и забыть об этом. В таких тревожных обстоятельствах одно лишнее беспокойство, каким бы маленьким оно ни было, может оказаться слишком большим и поставить всех на край пропасти. Он все еще должен мне выпивку…

Оставшиеся часы темноты мы провели, копаясь в торфяном склоне, затем разложили наши пончо и камуфляжные сети поперек ямы. Построив торфяные стены и покрыв их дерном, мы укрылись на болотистой местности.

Следующий день был ужасно холодным, мы провели его, дрожа и трясясь, на торфяном склоне, не имея возможности выбраться из наших холодных мокрых нор до наступления темноты. При таких обстоятельствах время течет очень медленно, и необходимость вылезать из спального мешка и каждые несколько часов валяться в грязи в качестве часового это удручающе скучно.

На закате, после подъема, мы, наконец, собрали снаряжение и двинулись в сторону горы Брисбен. Группа, обязанная следить за позициями противника, поднялась на гору, где они должны были окопаться для наблюдения в течении следующего дня. А потом вернуться к нам с докладом, что гора свободна от противника или с информацией для организации атаки следующей ночью.

На следующую ночь было еще холоднее и на нашей новой позиции земля была полностью промерзшей. Мы со Стивом Хойландом пытались выкопать яму на двоих, но она обвалилась и нам пришлось начать все сначала. Это совершенно безнадежное чувство, когда мелочи идут не так, в это время и при таких обстоятельствах было довольно катастрофичным. Затем последовал еще один очень холодный день на торфянике.

В ту ночь мы получили зашифрованное сообщение от нашей координирующей ячейки на «Фирлессе» и решили отложить дальнейшие действия до дешифровки. Это оказалась свежая информация о противнике в нашем районе, и предупреждение не трогать никакого аргентинского снаряжения, которое мы можем найти, так как оно, вероятно, заминировано. (Кто-то видимо подорвался и это было общее предупреждение). Группа на НП перешла на новую позицию на горе.

2-го июня был еще один очень холодный день, с постоянным дождем, превратившим торфяное болото в берег реки. Я чувствовал себя персонажем из «Ветра в ивах».[32] Теперь здесь было умопомрачительно скучно и холодно. Мы решили послать все три группы на разведку позиций противника одновременно. Когда гора Брисбен была зачищена, мы исключили из нашей операции ключевой участок суши. Мы надеялись, что «арджи» уже улетели в Порт-Стэнли, оставив наш район.

Мы снова переместили штаб патруля — на этот раз на позицию для нашей возможной эвакуации, расположенную выше зоны высадки. Мы очень глубоко зарылись в торф и поставили палатку на двоих, прикрыв ее дерном так, что можно было находиться рядом и не знать, что мы здесь. Теперь, когда нас внутри было четверо, стало относительно тепло и сухо и мы могли провести долгий день болтая и заваривая чай.

На случай, если наши три секции о чем-нибудь сообщат, рация была настроена на частоты патруля, Погода «за окном» менялась от проливного дождя до мокрого снега, сопровождаемого густым туманом. Холод был постоянным и всепроникающим. По ночам или в период густого тумана, мы выползали из своих нор по зову природы, присаживались на корточки поближе друг к другу и шепотом беседовали. В нашем четырехместном приюте мы рассказывали истории о том, как провели прошлое Рождество, прикидывали, где собираемся напиться, когда вернемся домой, говорили о том, что нас больше всего смущало и так далее. Я заочно познакомился с каждым пабом и баром в Мидлсборо, родном городе Стива Хойланда. Я чувствовал, что могу пойти туда, узнавая каждое место и чувствовать себя как дома.

Эти тоскливые мысли были привычными воспоминаниями людей, привыкших находиться вдали от дома и семьи, разговоры о чистом эскапизме, когда у каждого был свой рассказ и другие ему задавали вопросы, даже напоминали о деталях, которые он упустил так как все мы слышали эти истории по нескольку раз, разгружаясь психологически. Временами совершенно забывалось о мокрых стенах палатки и грохоте артиллерийского огня.

По ночам мы слушали Всемирную службу. «Арджи» выкладывали новости, но почему-то только в десять вечера. Этот странный период в нашей жизни совпал с цензурой новостей по Экспедиционному корпусу, которая, как я позже узнал, была введена, когда боевое обеспечение переправлялось из Сан-Карлоса в горы для подготовки к последнему штурму Стэнли.

Каждую ночь мы надеялись получить известия о большом наступлении, но говорилось только об «укреплении» на горе Кент или сбросе на войска аргентинцев агитационных боеприпасов с призывами о сдаче на испанском. Каждый вечер мы спорили (как делали постоянно на протяжении всей кампании) о том, когда же наконец они обретут здравый смысл и сдадутся.

Позже, когда мы плыли домой, я поговорил с Робертом Беллом, говорящим на испанском и он пояснил, что листовки, сбрасываемые «Харриерами» были на «испанском Би-Би-Си», который мало кто из аргентинских солдат мог понять. По его словам, если бы кто-то это и сделал, он нашел бы фразеологию забавной, а не пугающей, внушающей благоговейный трепет или подрывающей моральный дух.

Днем и ночью мы слышали звуки непрерывного обстрела, особенно больших 155-мм полевых орудий противника. Кроме того, была высокая активность авиации, судя по звукам реактивных самолетов и зенитного огня, доносившихся со стороны Стэнли (мы надеялись, что это британские «Харриеры» на бомбежках). В нашем районе, который, как мы знали, был занят противником, вертолеты летали днем и ночью. Несколько раз 155-миллиметровки противника выпускали в нашу сторону несколько снарядов, но недостаточно близко для серьезного беспокойства.

Мы потеряли со всеми радиосвязь. Наши патрули могли с нами разговаривать, но сохраняли молчание. Обычная ситуация — они не передавали информацию, пока у них не было чего-нибудь для сообщения. Мы не могли связаться с «Фирлесс» даже используя азбуку Морзе, так как условия местности в отношении радиосвязи были скверными и радист на борту мог принять только обрывки наших сообщений. Мы проводили ночь за ночью, бродя по округе, пытаясь установить связь с разных точек.

С КВ-радиостанциями было чистой удачей, когда вы случайно натыкались на место, где можно было наладить связь. Двадцать шагов могли превратить шумящее месиво в четкую, похожую на колокол, передачу. Радиостанции на земле были гораздо ближе к нам, чем «Фирлесс», использовали те же радиостанции, что и мы, и мы знали, где они (приблизительно) находятся, чтобы сориентировать антенны. Возможно, они стали намного четче от того, что мы подошли ближе. В конце концов, мы смогли установить связь. К сожалению, у нас не было правильных кодов для работы с ними, но они пересылали наши зашифрованные сообщения на корабль. С помощью этого хитроумного метода мы смогли передать информацию, что, по нашему мнению, район чист от противника, и когда мы будем в этом уверены, мы сообщим дополнительно.

Патрули не нашли абсолютно ничего, поэтому мы отозвали их обратно, предположив, что аргентинские вертолеты, которые мы слышали, должно быть вывезли свои войска в аргентинскую «крепость Стэнли». Патрули нагрянули в следующую ночь и опустошили тайник, так как исчерпали запасы провизии. Наше сообщение о том, что мы завершили передислокацию и район чист, было закодировано и отправлено вместе с запросом на эвакуацию.

Нагрузка на вертолеты, используемые для переброски припасов, особенно артиллерийских снарядов, была так велика, что нам пришлось ждать три дня, прежде чем они прибыли за нами. Мы съели всю нашу еду и представляли себе горячий душ и еду на тарелках, пока сосали наши последние ириски «Ролло» и грызли галеты «АБ».

Вертолеты, наконец, прибыли, но сели в 1500 метров к северу от нас. Когда мы не появились, они ушли. Только благодаря крепким словечкам по рации в адрес центра управления полетами вертолетов, переданным по извилистой коммуникационной цепочке обратно на корабль, мы убедили их сделать еще одну попытку забрать нас. К счастью за это время, те же вертолеты вернулись, дозаправившись, иначе мы могли спокойно прождать еще три дня. Как только звук винтов стал слышен вдалеке, мы плюнули на осторожности и любые попытки сохранить скрытность и зажгли оранжевые дымы, чтобы привлечь их внимание.

Прибыли два «Си Кинга», на одном из которых был командир эскадрона SBS Джонатан Томсон и его сержант-майор, а также другие бойцы SBS. Энди и еще несколько человек, не считая их «бергенов», были без всяких объяснений взяты на борт и «Си Кинг» улетел. Остальные начали грузить снаряжение и людей на второй вертолет, который поднялся вверх и дрожал на высоте плеч, зависнув у земли.

Я вскарабкался на борт третьего «Си Кинга». Он взлетел и с воем помчался на север, держась очень-очень низко, ныряя в каждую долину и огибая холмы. Мы понятия не имели, куда направляемся на корабль в море, в бомбоубежище, или в траншею, или в палатку в Сан-Карлосе или в Тил-Инлет. Кто-то (очень осторожно) привлек внимание пилота. Он сказал «Сан-Карлос», так что мы надеялись, что это означает «Интрепид» — душ, стирку и горячую еду, а не береговое базирование. Я очень рад был увидеть его знакомые очертания, плоскую корму и диспетчера на рулежке, машущего нам снизу.

Полет над Сальвадором и Тилом занял 30 минут. Когда мы уходили на операцию «Брюэрс Армс», все эти районы были заняты противником и летать над ними можно было только ночью на бреющем. Теперь вертолеты летали днем. Так что, хотя война еще не закончилась, как мы надеялись, мы явно продвинулись вперед.

Те же знакомые дружелюбные лица, как обычно, торчали у иллюминаторов центра БЧ-6, выходящих на летную палубу. С нее нам помахал рукой и поприветствовал нас Рой Лейни. Но наше счастье было недолгим. Таинственный «Си Кинг», который первым забрал Энди и нескольких ребят, направлялся для похорон в поселок Сан-Карлос с гробом на борту. «Киви» Хант, один из самых опытных командиров SBS, был убит в ходе другой операции и они подобрали его ближайших друзей, чтобы отвезти их на прощальную церемонию. Это был горький момент, особенно когда мы узнали, как это произошло. Группа Киви была высажена флотским вертолетом не в том месте. Пытаясь выйти в свой район, они попали в засаду патруля SAS.

В эту ночь, в разореной оружейной «Интрепида», превращенной в узел связи, мы попытались устроить поминки по Киви. На самом деле, это не сработало. Мы все слишком устали, чтобы сделать больше, чем выпить банку или две пива каждый. Энди попросил тишины.

«Я не знаю, что сказать… Я никогда не делал этого раньше и надеюсь, мне не придется делать этого снова. Тост, пожалуйста… за отсутствующего друга, Киви Ханта.»

На несколько долгих секунд воцарилась полная тишина. Потом кто-то сказал мне: «Ну и на каком корабле ты возвращаешься домой, босс?» Я твердо сказал в тишине: «На «Королеве Елизавете 2». Никаких сомнений». Пока я говорил, а это было настоящей пыткой — попытаться выдавить жалкую шутку, вокруг спонтанно вспыхнули разговоры.