Формула мудрости

В СТАРОСТИ НАДО ДЕЛАТЬ БОЛЬШЕ

В ноябре 1939 года С. А. Чаплыгин становится начальником аэродинамической лаборатории, носящей его имя. Назначению на новую должность предшествовал ряд обстоятельств.

Новый ЦАГИ не мыслился без проектирования больших аэродинамических труб, отвечающих возросшим запросам самолетостроения. В числе их ярых сторонников — Б. Я. Кузнецов, начальник конструкторской группы экспериментально-аэродинамического отдела. Важную инициативу в этом направлении проявили А. И. Некрасов и А. Н. Туполев. Руководителем проекта стал К. К. Баулин, его заместителем Г. Н. Абрамович. Силы при проектировании труб распределились следующим образом. Абрамович отвечал за аэродинамику и контуры труб, Ушаков за вентиляторы и энергетическое оборудование, Мусинянц и Миклашевский за весы, Сабинин за электротехническую часть; Черемухина назначили главным технологом, по сути, главным инженером проекта.

Туполев предложил сравнить отечественные разработки в этом направлении с лучшими зарубежными образцами. Ведь речь шла о создании перспективной трубы больших скоростей — весьма сложного сооружения. Баулина и Мусинянца на длительный срок командировали в США. Первый работал у Кармана в Лос-Анджелесе, второй на фирме «Толидо скейл компани». Согласно достигнутой договоренности проекты трубы одновременно делались в СССР и Америке, чтобы затем сравнить и выбрать лучший. В ЦАГИ за это отвечал Абрамович, за океаном инженер Петерс — ученик Кармана и Прандтля.

Тщательным образом взвесив все «за» и «против», выбрали советский проект. Единственно заимствовали у американцев оригинальную конструкцию сотового радиатора для охлаждения воздуха.

К тому времени основные подразделения института переехали туда, где полным ходом строились новые трубы. Чаплыгинская лаборатория осталась на старом месте. В лаборатории решались многие актуальные вопросы, выдавались практические рекомендации самолетостроителям.

Несмотря на преклонный возраст, Чаплыгин продолжает нести немалый груз общественных обязанностей. Воистину прав Гёте, считает ученый, «в старости надо больше делать, чем в молодости». Сергей Алексеевич по-прежнему возглавляет ученый совет ЦАГИ, ведет работу в Академии наук, с увлечением трудится на поприще упорядочения научных и технических терминов. Руководимый и вдохновляемый им комитет технической терминологии решает полезнейшие задачи. Терминология видится Сергею Алексеевичу самостоятельной дисциплиной, где требуется установить общие принципы и реальные методы развития языка науки и техники.

Начиная с 1933 года и до последнего дня жизни Чаплыгина, то есть почти за десять лет, под его редакцией опубликовано свыше пятидесяти трудов комитета. Они касаются разработки терминологии в механике и гидродинамике, электротехнике и машиноведении, горном деле и металлургии... Сергей Алексеевич привлекает к этому делу выдающихся лингвистов. Всего в работе участвуют 150 ученых различных областей знания, сотрудники кафедр крупнейших вузов и втузов, ряда промышленных объединений и научно-исследовательских учреждений. Чаплыгинский размах!

В «Известиях Академии наук» он совместно с Д. С. Лотте публикует статью «Задача и методы работы по упорядочению технической терминологии». Она представляет собой фрагмент их отчетного доклада на заседании отделения технических наук АН СССР.

Системы терминов в различных областях знаний, в технических дисциплинах и отраслях техники страдают своеобразными весьма существенными недостатками, пишут авторы. Значительное число терминов является многозначащими даже в пределах какой-либо одной дисциплины; каждый из таких терминов обозначает два и более понятий, иногда весьма близких, иногда же совершенно разнородных; скажем, «рама», «ферма». «Подъемная сила» — это и «составляющая аэродинамических сил, перпендикулярная к скорости движения», и это же «вертикальная составляющая сил давления жидкости или газа, действующих на погруженную часть тела».

Ряд терминов является синонимами; другими словами, одно какое-либо понятие обозначают через два или несколько терминов. Другой недостаток — наличие терминов, не имеющих одного или нескольких твердо фиксированных значений. Так, произвольно употребляются «шкворень», «штанга», «лопасть»...

Группы терминов являются недостаточно точными или вовсе неточными.

Наконец, громоздкость, неудобопроизносимость ряда слов.

«Терминология, являющаяся одним из значительнейших слагающих технического языка (и не только технического, а и вообще языка современности в целом), вследствие своих недостатков начинает препятствовать этому языку быть могущественным орудием технического общения и научного прогресса», — справедливо замечают авторы статьи.

Немаловажный вопрос «состоит в том, следует ли мириться с существованием в русской технической терминологии иностранных, вернее, иноязычных терминов и следует ли вводить таковые вновь. Нам кажется, что этот вопрос вообще сформулирован неправильно в таком общем виде. Вопрос об иноязычном термине может быть решен лишь в каждом отдельном случае, в зависимости от происхождения термина, его правильности и от требований понятности, удобопроизносимости, специфичности... Введение без всякой необходимости иноязычных, к тому же еще искаженных терминов следует решительно осудить... Также решительно следует осудить тенденцию «русифицировать» существующую терминологию во что бы то ни стало, без каких-либо веских оснований».

Из статьи видно, каких грандиозных усилий потребовало установление порядка в научной и технической терминологии. Усилий, устремленных в будущее, ибо их плодами пользуются и поныне.

В последние предвоенные годы в «Трудах ЦАГИ» появляется фамилия «Чаплыгин», но с другими инициалами — Ю. С. Юрий, сын Сергея Алексеевича от второго брака, обещал вырасти в большого ученого. Помешала тяжелая болезнь...

Учась в МГУ, он отличался несомненными способностями, прекрасной памятью (в отца). Окончив университетский курс, Юрий взял темой кандидатской диссертации один из случаев глиссирования. Тогда этими проблемами занимался в ЦАГИ Леонид Иванович Седов. «Механическая сущность явления глиссирования имеет много общих черт с аэродинамическими явлениями», — подчеркивал он. Юрий опубликовал две серьезные работы по глиссированию.

Сергей Алексеевич любил Юрия особой любовью, видел в нем продолжателя своей научной стези. Не раз он говорил о нем с В. В. Голубевым, А. А. Космодемьянским, Л. С. Лейбензоном, Л. И. Седовым, преподававшими Юрию в университете, его научными наставниками. Радовался, когда слышал высокое мнение о сыне — молодом специалисте. В день защиты Юрием диссертации он волновался, как никогда. Попросил члена ученого совета ЦАГИ В. С. Ведрова информировать его о ходе защиты.

— А вы разве не пойдете? — поинтересовался Ведров у Сергея Алексеевича.

— Нет, не пойду.

Дело тут было не только в переживаниях. Чаплыгин, председатель ученого совета, не хотел «давить авторитетом», оказывать какое-либо влияние на коллег, решавших судьбу сына.

Ведров звонил Сергею Алексеевичу каждые полчаса, а когда защита успешно закончилась, рассказал ему подробности. Лицо Чаплыгина светлело с каждой минутой...

После защиты диссертации Юрий начал заниматься тем же, что было многие годы объектом исследований для Чаплыгина-старшего, — теоретическими поисками эффективных профилей крыла. За несколько месяцев до кончины отца была опубликована их совместная работа «Новые теоретические профили крыльев и винтов». По их мнению, отчетливо выраженному в этой публикации, улучшение аэродинамических характеристик профилей крыльев и винтов — это еще не до конца использованный резерв в борьбе за рост скоростей. Таким резервом авторы считают, например, более широкое, чем прежде, применение профилей, найденных теоретически. «...В самое последнее время, — пишут отец и сын, — удалось получить новые теоретические профили, аэродинамические качества которых позволяют надеяться на широкое их применение в недалеком будущем».

ЭХО «ГАЗОВЫХ СТРУЙ»

Если попытаться изобразить путь научного поиска Чаплыгина, он будет напоминать своеобразную спираль. Делая теоретические открытия в молодости, он возвращался к ним спустя много лет, приковывая свое внимание и внимание коллег, чтобы решать новые задачи с учетом современных потребностей науки и техники. Великолепная иллюстрация этого — приход Сергея Алексеевича к руководству проблемной комиссией по газовой динамике (октябрь 1940 года).

Возглавив комиссию, Сергей Алексеевич словно бы вернулся в свою молодость.

...Летом 1901 года Чаплыгин с женой и шестилетней дочерью приехал в Крым и поселился в окрестностях Ялты. Морской простор с силуэтами редких пароходов и рыбачьих шаланд, раскинутые полукругом по горным склонам и холмам безмятежные белые домики, разлитая в воздухе голубизна создавали ощущение умиротворенности и покоя.

С самого первого ялтинского дня Сергей Алексеевич подчинил свою жизнь неукоснительно соблюдаемому распорядку, полностью отключился от внешнего мира и погрузился в работу над исследованием, которое решил назвать «О газовых струях». Когда он работал, постороннее отступало, как морская пена в часы отлива. Он жил в абсолютной гармонии с собой. Он редко покидал уютную веранду санатория, продуваемую легким бризом, мало купался, хотя превосходно плавал, почти не греб, несмотря на просьбы дочери «покатать ее на лодочке». Единственное дозволяемое себе удовольствие — прогулки по кипарисовым аллеям парка и то потому, что во время ходьбы хорошо думалось.

Как возник интерес ученого к струйной теории? Был ли он случаен или диктовался тягой к доселе мало изученной проблеме?

Ничего случайного в творчестве Чаплыгина не существовало. Ни в тот период, когда он только входил в число московских ученых-механиков, ни позднее, когда его имя уже стало авторитетным и почетным. Каждое звено научного поиска существовало не само по себе, а в единой цепи. Не был исключением и научный подход Сергея Алексеевича к струйному обтеканию тел газом. Он родился из исследований его учителя и, как говорили в старину, духовного пастыря Николая Егоровича Жуковского. Николай Егорович активно занимался изучением законов движения тел в жидкости... Занимался весьма успешно, создав метод решения задач о струйном обтекании твердого тела потоком несжимаемой жидкости.

Сергей Алексеевич пошел по стопам учителя и дополнил, развил созданные им методы. В 1895 году он впервые выступил в Московском математическом обществе с докладом «О движении газа с образованием поверхностей разрыва». Четырьмя годами позже в том же математическом обществе он вновь предстал перед коллегами, сделав доклад «К вопросу о струях в несжимаемой жидкости». Иными словами, в Ялте Сергей Алексеевич в известной степени итожил длительные и серьезные размышления о струйной теории.

Не случайными они были еще и потому, что на рубеже столетий в московской школе механиков как раз и происходили поиски новой тематики, сулящие более широкие перспективы. Н. Е. Жуковский стал все больше заниматься задачами, связанными с техникой и прежде всего с теорией полета. Особое значение приобретали вопросы гидродинамики. Одна из попыток разгадать законы летания и исследовать силы, действующие на тело в полете, привела к теории струйных течений. Интересы Чаплыгина также были обращены к струйным течениям...

Сергей Алексеевич написал работу «О газовых струях», как он сам однажды выразился, в один присест. Домашние, в свою очередь, заметили, что он в Крыму сильно похудел. Возможно, из-за многочасового неустанного труда.

Математически убедительно Чаплыгин доказал: если скорость потока относительно находящегося в нем тела значительно уступает скорости звука, скажем, вдвое или больше, то воздух можно считать несжимаемой жидкостью. Сжимаемость его настолько мала, что практически ничтожной величиной можно пренебречь. А коли так, то все сводится к уравнениям движения жидкости, а они куда проще уравнений течения газа.

Чаплыгин сделал блестящий по глубине и логичности вывод. Если известно математическое решение задачи для движения несжимаемой жидкости, то решение подобной задачи для течения газа может быть написано в виде такого же ряда, все члены которого получат лишь некоторые поправочные коэффициенты. Таков общий метод, разработанный ученым.

В конце своей работы он показал приближенный метод, куда более простой в применении к частным задачам.

Исследование «О газовых струях» Чаплыгин представил для защиты в качестве докторской диссертации. А через несколько месяцев после возвращения из Крыма он принял участие в XI съезде русских естествоиспытателей и врачей. В секции математики и механики Сергей Алексеевич сделал доклад «О струевых течениях газов», вызвавший оживленную дискуссию. Выступавшие отмечали оригинальность идей яркого представителя московской школы теоретических механиков.

Работа Чаплыгина вышла затем отдельным изданием. 26 февраля 1903 года в Московском университете состоялась защита докторской диссертации. Официальными оппонентами выступили Н. Е. Жуковский и Б. К. Млодзеевский. Они были близкими друзьями, но в оценке чаплыгинской диссертации кое в чем разошлись. Жуковский говорил, насколько умело диссертант преодолел весьма серьезные математические трудности. Млодзеевский, положительно оценив представленную работу, тем не менее отметил недостаточность рассуждений по поводу разделения свойств течений в случае дозвуковых и сверхзвуковых скоростей.

Чаплыгину была присуждена ученая степень доктора прикладной математики. После защиты к нему подошел Климент Аркадьевич Тимирязев. Поздравляя Сергея Алексеевича, он сказал:

— Я не понимаю всех деталей вашего исследования, которое лежит далеко от моей специальности, но я вижу, что оно представляет вклад в науку исключительной глубины и ценности.

Много воды утекло с той поры, но сейчас, в 1940‑м, Сергею Алексеевичу казалось, будто все события произошли вчера. Бежали годы, текли десятилетия, как ни парадоксально, увеличивавшие интерес к «газовым струям». В исследовании, сделанном на заре двадцатого века, когда до первого полета братьев Райт продолжительностью пятьдесят девять секунд оставалось целых два года, ничего не устарело. Печать времени словно бы и не коснулась его. В определенном смысле неповторимый феномен.

«Работу «О газовых струях» постигла интересная судьба... — писал М. В. Келдыш. — Она осталась почти незамеченной. Ни сам Сергей Алексеевич, и никто другой не продолжили развитых в ней идей, и никто не придал работе исключительного значения. В то время исследование газовых течений со скоростями, приближающимися к скорости звука, не было актуально для техники. Аэродинамика долгие годы могла удовлетворяться изучением движения газа со сравнительно малыми скоростями, когда сжимаемость воздуха пренебрежимо мала. Только через тридцать лет... когда авиация начала подходить к скоростям полета, близким к звуковым, и вопросы изучения газовых потоков с большими скоростями стали актуальнейшими вопросами, было раскрыто все значение этой работы. Оказалось, что многочисленные попытки изучения газовых потоков, сделанные в то время, были основаны на методах, которые давали значительно меньшие результаты, нежели методы С. А. Чаплыгина, развитые еще в начале столетия.

Работа Чаплыгина стала в центре многочисленных исследований аэродинамиков».

И как тут не вспомнить выражение французов: auteur d’un seul livre — «автор одной книги». Переводя на язык науки — автор одного великого открытия, благодаря которому ученый остается в истории. К Чаплыгину выражение французов, казалось бы, не имеет отношения. Он выполнил немало блестящих исследований, заслуживших мировое признание. И все же... Судьба «Газовых струй» настолько необычна, работа эта сыграла такую роль в развитии авиации больших скоростей, что вольно или невольно произносишь, ничуть не умаляя заслуг Чаплыгина: auteur d’un seul livre.

Открылась она миру спустя много лет, по сути, в новую научно-техническую эру. Сергей Алексеевич с большим интересом познакомился с материалами Международного конгресса, созванного в октябре 1935 года Академией наук Италии. Конгресс был посвящен вопросам больших скоростей в авиации. В зале присутствовали видные западно-европейские ученые, среди них Прандтль, Карман, Тейлор, Феррари, Пистолези. Один за другим поднимались на кафедру докладчики, в каждом из выступлений рисовались заманчивые перспективы. Авиация пока еще только подошла к порогу скоростей, близких к пятистам километрам в час, а ученые обсуждали проблемы не только околозвуковых, но уже сверхзвуковых скоростей.

Под сводами зала часто звучала фамилия Чаплыгина. Выступавшие ссылались на него, цитировали его труд «О газовых струях», с уважением говорили о даре провидения русского математика.

— Чаплыгин сделал крупный вклад в разработку теории, учитывающей силы сопротивления тел, движущихся со скоростью, близкой к звуковой.

«Задача о движении газовых струй, блестяще решенная русским ученым, может многое дать для практического самолетостроения» — таков рефрен многих выступлений.

Высоко оценили труд Чаплыгина выдающиеся аэродинамики.

— У меня создалось впечатление, что не все возможные применения метода Чаплыгина в достаточной мере уже использованы, — высказал свое мнение профессор Карман. — В частности, он может быть, по-видимому, приложен к смешанным случаям движения, при которых скорости частично имеют значение выше скорости звука.

— Мы лишь недавно ознакомились с этой работой... — сожалел профессор Прандтль.

И вот теперь, в 1940 году, актуальные вопросы газовой динамики будут обсуждаться на заседаниях проблемной комиссии.

Сергей Алексеевич в своем основополагающем труде указал рубеж скорости, более чем вдвое уступающей звуковой, не говоря уже о сверхзвуковой. А скорости в авиации резко возросли. Потребовались иные методы решений дифференциальных уравнений газовой динамики. Этим весьма успешно занялся Сергей Алексеевич Христианович, будущий академик, привлеченный Чаплыгиным в коллектив аэродинамиков ЦАГИ. Мысливший смело и глубоко, блистательный математик-аналитик Христианович, несмотря на молодость, добился всеобщего признания. Ершистый, задиристый характер в ту пору только помогал ему справляться с проблемами невиданной сложности. На семинарах ТГ он дважды выступал на тему обтекания тел газом при больших дозвуковых скоростях. Затем он опубликовал свой труд и получил за него вторую премию на конкурсе имени Н. Е. Жуковского.

Христианович вывел новые уравнения движения газа, показал, как с их помощью можно рассматривать газовый поток вокруг крыла и симметрично-осевой поток около тела вращения, скажем, фюзеляжа. Следующий шаг молодого ученого, преемника идей Чаплыгина, — изучение перехода от дозвука к сверхзвуку. Здесь характер обтекания крыла резко менялся.

Трудно переоценить значение теоретических открытий Христиановича, подтвержденных экспериментально. Вскоре его назначили руководителем лаборатории больших скоростей ЦАГИ — эра реактивной авиации надвигалась.

Газовая динамика привлекала созвучностью практическим целям и других ученых — М. В. Келдыша, М. А. Лаврентьева, Л. Н. Сретенского, Л. И. Седова... Надо ли в этой связи лишний раз подчеркивать роль проблемной комиссии по газовой динамике! Вопросы, которые она поднимала и решала, вытекали из новейших теоретических и экспериментальных достижений, без которых авиация не могла развиваться. А тон в обсуждениях задавал Чаплыгин.

Проходит еще несколько лет. Интерес к чаплыгинскому труду не ослабевает; наоборот, подогревается появлением реактивных двигателей и ракетного оружия. Специальный американский журнал «Технические записки» публикует «Газовые струи» на английском языке.

Сергей Алексеевич не смог увидеть это и другие подобные издания, появившиеся уже после его смерти. Да и сама книга на английском попала в научно-мемориальный музей Н. Е. Жуковского с большим опозданием. В марте 1968 года ее привез из США профессор (ныне академик) О. М. Белоцерковский. Это был дар музею профессора Калифорнийского университета Э. Лайтона. В левом верхнем углу издания сделана надпись: «В знак моего глубокого уважения к великому ученому передаю этот английский перевод его монументальной работы музею Н. Е. Жуковского. Э. Лайтон».

В канун столетия со дня рождения С. А. Чаплыгина С. А. Христианович вместе с О. С. Рыжовым подготовил статью, в которой чаплыгинский труд оценен с позиций современного развития газовой динамики. Оценивают очень высоко. Чаплыгин изучал скорости потока, когда сжимаемостью воздуха можно пренебречь. Мост, ведущий от аэродинамики малых скоростей к современным задачам сверхзвуковой авиации, зиждется на учете сжимаемости движущейся среды. С увеличением скорости полета влияние сжимаемости воздуха становится все большим, а с приближением к скорости звука и при переходе через нее — решающим, совершенно меняющим картину обтекания. При таких скоростях господствуют новые закономерности, принципиально отличные от тех, которые были открыты Чаплыгиным. Появляется так называемое волновое сопротивление.

И однако именно «с началом бурного развития газовой динамики с полной очевидностью выяснилось огромное значение исследования С. А. Чаплыгина», — утверждают авторы.

Чаплыгин преобразовал уравнения газовой динамики, упростил их, заложил так называемый метод годографа, признаваемый во всей мировой литературе методом Чаплыгина.

«Оценивая работу Чаплыгина с позиций второй половины двадцатого века, необходимо иметь в виду, что изменились не только задачи, выдвигаемые перед наукой развитием новой техники, но и способы их исследования... И тем не менее идеи Чаплыгина продолжают жить и на новом этапе развития науки... Вклад в газовую динамику, который по праву принадлежит нашему выдающемуся соотечественнику С. А. Чаплыгину, во многом определил ее дальнейшее развитие, увенчавшееся покорением космического пространства» — так пишут С. А. Христианович и О. С. Рыжов, завершая статью.

МГНОВЕНИЕ — ВЕЧНОСТЬ

Началась Великая Отечественная война. Над страной нависла смертельная опасность. Советские ученые выступили по радио с заявлением.

«Советская интеллигенция, — говорилось в нем, — несет сегодня большевистской партии и Советскому правительству свои пламенные патриотические чувства, свою беззаветную готовность отдать все силы, знания, а если понадобится — и жизнь на защиту Отечества».

Первый среди ученых Герой Социалистического Труда Чаплыгин в числе подписавших заявление. Он остро переживает неутешительные сводки с фронтов.

— Когда же мы кончим отступать? — с болью спрашивает Чаплыгин тех, кого считает лучше себя информированным о ходе войны.

С великой радостью воспринимает весть о разгроме гитлеровцев под Москвой. В декабрьские дни сорок первого у него праздничное настроение.

В конце июля нарком А. И. Шахурин настаивает на отъезде Сергея Алексеевича в санаторий в Наволоках под Кинешмой. Налеты вражеской авиации на Москву делают небезопасным пребывание ученого в столице: уже одна бомба упала буквально в двух шагах от дома Чаплыгина в Машковом переулке. Сергей Алексеевич не соглашается. Убедить его смог только один аргумент: ему будет предоставлена постоянная телефонная связь с аэродинамической лабораторией ЦАГИ.

Менее чем через две недели после начала войны было принято решение частично перебазировать ЦАГИ на восток для организации филиала института. 11 июля в пункт назначения отбыл первый эшелон с сотрудниками и их семьями.

Однако проходит не так много времени, и Г. М. Мусинянц и начальник управления капитального строительства института В. В. Порфирьев вылетают в глубь страны для создания там научно-исследовательской базы ЦАГИ. Затем туда отправляются вагоны с оборудованием четырех аэродинамических труб. Вскоре туда же переезжает и семья Чаплыгина.

26 декабря Сергей Алексеевич сообщает Шахурину: «В филиале ЦАГИ находится около 500 сотрудников... в их числе 60—70 ведущих ученых и кадровых инженерно-технических работников; установлена связь с авиазаводами востока для участия в доводке и совершенствовании серийных и опытных боевых самолетов; строятся современные аэродинамическая и прочностная лаборатории для обслуживания авиазаводов...

В настоящее время наряду с задачей организации работающего центра мы поставили перед собой вопрос, который скоро станет актуальным, — это план предстоящего в ближайшем будущем возвращения некоторых наших подразделений в Москву».

Такую надежду вселяет в Сергея Алексеевича успешное контрнаступление советских войск, отогнавших врага от стен столицы.

Он выступает на различных собраниях, участвует во многих совещаниях. К этому его, кроме всего прочего, обязывает новая выборная должность — председатель комитета ученых. К нему часто обращается первый секретарь обкома партии, заботящийся о том, чтобы скрасить москвичам пребывание вдали от дома. И Сергей Алексеевич нередко звонит первому секретарю, чувствуя его поддержку и душевную расположенность...

Но силы уже на исходе. Он чувствует это по многим признакам. Сами собой всплывают слова Вернадского, старого университетского товарища, с которым часто встречался последние годы: «У меня отсутствует всякий страх перед уходом из жизни...»

Он продолжает переписку с А. И. Шахуриным. Сергей Алексеевич предлагает наркому сделать одной из ведущих задач ЦАГИ создание самолета с реактивными двигателями. Скоростной машине пригодятся новые профили крыльев, теоретически найденные им и его сыном Юрием.

Эта проблема занимает мысли Чаплыгина. Он понимает: наступает эра реактивной авиации. В августе 1941 года в аэродинамической трубе ЦАГИ было проведено испытание самолета БИ конструкции В. Ф. Болховитинова. 15 мая 1942 года летчик Г. Бахчиванджи совершил первый полет на советском реактивном истребителе БИ‑1. Все это было подтверждением предвидения Сергея Алексеевича о будущем реактивной техники. И не случайно в ноябре 1942 года (Чаплыгин уже не застал этого) в лаборатории его имени в Москве организовался реактивный отдел ЦАГИ. Его руководителем стал Г. Н. Абрамович. Затем реактивный отдел был передан другому научно-исследовательскому институту. Активную работу проводили здесь М. В. Келдыш, Г. И. Петров...

В конце сентября 1942 года Чаплыгин сообщает в Наркомат: состояние работ по строительству аэродинамической трубы позволяет обеспечить ее пуск в ближайшее время. Это стало последним письмом Чаплыгина. 8 октября он скончался.